Аленький цветочек

— Девчонка ещё совсем мала, а на улицу выпускаете ее без сопровождения, — в голове оглушительный шум бил изнутри, а веки, налившись свинцовой тяжестью, никак не могли подняться. Джиён ощущала, как дышать было тяжело, как руки болели, а горло саднило, однако несмотря на дискомфорт, мысли все равно в беспорядке гуляли в голове, никак не собираясь в единую картину. Потому понять, что происходило, где она находилась, и о чем шла речь — было трудно, сложно и почти невозможно. Так, что плакать ей хотелось в бессилии, по привычке, как в детстве, уткнуться в грудь Пак Чимина и наслаждаться его нежными объятиями и касаниями к непослушным волосам. — Да кто же госпожу отпускал! Не уследили, сама вышла, — девушка почувствовала, как лица коснулась чья-то сухая рука, нежно убрала волосы с её щеки, а затем поменяла тряпку, которую она до этого момента даже не замечала, на более мокрую. — Моя маленькая, глупая девочка. Как же мы не сберегли?.. Дрожащий голос для Джиён с каждой секундой становился более знакомым. Он цеплял собой, заставлял бороться с беспокойным сном и быстрее пробуждаться. Девушка пыталась избавиться от шума в ушах, мотала головой, морщась от света многочисленных свечей и холодного уличного воздуха, который проникал в комнату через открытое нараспашку окно, холодил мокрый лоб и так навязчиво навевал неприятные воспоминания. — Проснулась! — громко воскликнула Мари, своим голосом неприятно кольнула твой слух и вызвала ещё одну вспышку боли. Однако юная госпожа не поморщилась, лишь бровью слегка дернула и полуприкрытыми глазами проследила за тем, как служанка быстро вскочила с коленей и побежала из комнаты, оставив её в одиночестве. Наедине с обрывистыми воспоминаниями и мрачными думами. — Госпожа? Как вы себя чувствуете? — Джиён вздрогнула, испугавшись, заставила сердце своё в тревоге ёкнуть и мурашки разогнать по коже. Однако глаза тут же нашли Чон Хосока, который сидел в кресле напротив кровати, смотрел на неё серьёзно, чуть нахмурившись и сжав свои губы в тонкую полосу. В глаза вдруг бросились его растрёпанные волосы, порванная рубашка и красные следы на ней. Девушке вмиг захотелось спросить обо всем, но сил у неё было мало, а смелости для подобных вопросов — не больше, потому она молчала, душа любопытство внутри. Совсем бестактно, явно пользуясь своим положением Джиён скользила взглядом по мужчине, игнорируя его угрюмые смешки и способы отвлечь её внимание. Госпоже было отчего-то совестно, потому что вдруг в красках вспомнилось, что произошло перед тем, как твоё сознание покинуло тебя. Не хотелось почему-то ни нервничать из-за пережитого, ни плакать от испуга или боли. Не испытывать ничего. Кроме стыда за то, что попалась в такую ситуацию, заставила многих переживать и смотреть на свой наверняка не самый лучший вид. — Все хорошо, — прозвучало хрипло и неуверенно, будто она сама спрашивала у господина, все ли на самом деле так. Однако исправиться ей нужно было быстро, ведь, она была уверена, что негоже было так гостя заставлять волноваться, самой глупо выглядеть и создавать о себе отвратительное впечатление в мужских глазах. Потому сильной нужно было казаться, пусть голову одолевала болючая пульсация, щеки горели от удара, а колени были разбиты в кровь. — Прошу прощение за мой неподобающий вид. Буду сердечно вам благодарна, если расскажите, что именно вы застали после моего беспамятства. Чон Хосок на просьбу только странно усмехнулся, уже не так весело и не так серьёзно на девушку глянул, заставив напрячься сильнее, молча встал и подошёл совсем близко к кровати. Джиён ничего не говорила. Волновалась и не могла пошевелиться. Потому что господин вдруг показался уже не таким легким и весёлым человеком, какое мнение о себе сложил в самом начале. Он почему-то выглядеть стал на десятки лет старше, опасения внушал более сильные, чем будущая помолвка еще совсем юницы, а энергией, что тенью свалилась на девушку сверху, пока мужчина уверенно наклонялся к её лицу, придавливал к кровати. Джиён хотела зажмуриться, отвернуться или воскликнуть, чтобы прибежали служанки, выгнали странного господина из комнаты и не пускали его больше к ней. Однако она все равно молчаливым бойцом продолжала смотреть в глаза напротив и храбро отвечала на непонятные и совершенно немые реплики в чужом взгляде. Но опасения о том, что ударят, начнут душить или раздевать не оправдались. Госпожа едва слышно, но очень глубоко вздохнула, почувствовав настоящее облегчение, когда Чон Хосок лишь снял с её лба тряпку, смочил её в тазе и вновь положил на горячий лоб, тыльной стороной руки невесомо коснувшись девичьей щеки, наверняка в желании проверить температуру. — На улице... — господин выпрямился, чуть прокашлялся и направился к окну, чтобы закрыть его и распустить шторы. — На вас напал охранник. Хорошо, что мои люди были в этот момент во дворе. Они подоспели вовремя. — Что с охранником? — Он мёртв, — девушка вдруг ощутила себя неуютно. Сознание заполнялось противоречивыми чувствами, потому что только злость она могла испытывать к этому аморальному, потерявшему всякое достоинство, человеку. Но смерть ей казалась неподходящим, довольно жестоким наказанием. А может, наоборот, слишком мягким... — Отчего же на вас кровь, господин? — она не смогла перебороть любопытство, прикусила губу в смущении и страхе поставить господина в неудобное положение, едва ли заметила, как мужчина замешкался и украдкой глянул на свою рубашку. — Помогал вас нести, госпожа. Скажите, вам что-то нужно принести? — девушка помотала головой, на что Чон Хосок кивнул и низко и совсем несоответствующе его статусу поклонился, только заметив, как забежала в комнату Мари с помощниками, которые держали новые тазы и чистую женскую одежду в руках. — Тогда прошу прощения, но мне все же нужно идти. Поправляйтесь скорее. Джиён не обращала внимания на мельтешения слуг. Раздражалась только от их громких разговоров, потому что мешали, отвлекали от мыслей и желания спросить господина о чем-то ещё. Однако, едва она открыла рот, найдя в себе силы повысить голос, мужская спина мелькнула в дверном проеме и быстро скрылась в темноте коридора. — Мы вас быстро поставим на ноги, госпожа. Господин по прибытию застанет только ваш цветущий вид, будьте уверены, — услышала Джиён среди всего гомона слова одной из служанок, которая даже головы не поднимала, копалась в тряпках и говорила все подряд, совсем не замечая, как сияющая своей бледностью во мраке комнаты девушка цеплялась за слова. Потому что тяжело внезапно стало. На душу давили переживания, жалость к себе и ненависть к тому охраннику, что позволил себе такую вольность и поплатился за нее жизнью. Госпоже не было жаль его, прекрасно понимала — заслужил. Но осознание того, что если бы в поместье был господин, ничего бы подобного не случилось — ударило вдруг по щекам и заставило сильнее заскучать по мужчине. От которого девушка всегда чувствовала защиту, опеку и возможность обратиться с проблемой, зная, что обязательно помогут. И потому в желании скорее увидеться с Пак Чимином в душу юной госпожи на своё место вернулась верная скука. Бродить по пустым коридорам — вновь вернулось в привычку. Джиён несколько раз останавливалась напротив комнаты господина. Хотела зайти туда, вспомнить стены, которые видела в детстве, когда опекун забирал к себе ночью из-за детского давнего страха темноты, укладывал у себя и рассказывал истории. Девушка на секунду снова хотела почувствовать тот запах персиков и вишни, увидеть мягкое зелёное покрывало и большой книжный шкаф, в котором всегда на нижней полке стояли её несколько любимых сказок, принесённых для неё господином из библиотеки. С трудом держалось в узде желание дернуть ручку двери и погрузиться в полумрак комнаты, окна которой выходили на лес и город, однако сама госпожа не решалась. Проходила мимо и радовалась этому, потому что иначе она бы вряд ли оттуда так быстро вышла. Девушка тосковала по господину, пока приходила в себя и только начинала выбираться из комнаты, игнорируя восклицания служанок, которые просили хотя бы предупреждать о том. Джиён порой, совсем не замечая присутствие всегда улыбчивого Чон Хосока, мыслями возвращалась только к своему опекуну, именно к его улыбке и звонкому смеху, интересным историям и даже строгому взгляду, появляющемуся в моменты её же непослушания. Даже так глубоко засевшие где-то внутри обиды, которые она ощущала наравне с предательством, на то, чтобы выдать за кого-то замуж её хотели — уже не так были важны. Потому что тревога из-за затянувшегося отсутствия мучала, заставляла нервничать и вспоминать только любимые и крепкие объятия. Которых все же не так долго пришлось ожидать. — Так соскучилась, Джиён? — такой родной голос сладкой патокой ложился на слух, поднимая настроение и заставляя крепче обнимать мужчину, который, тоже будто позабыв о всех нормах приличия и этикета, сжимал девушку крепко в своих руках, совсем искренне смеясь неожиданным приливам нежности и проявлениям привязанности. — Ну же, Джиён, я же ещё не успел переодеться с дороги. Совсем холодный, а ты с голыми плечами на меня бросаешься. Деву одолело смущение. Не бросалась же совсем, а просто заскочила в рабочий кабинет господина, едва узнала от слуг о том, что он прибыл в поместье. Скоро подбежала и обняла, руки скрестив на мужской талии, тут же почувствовав чужие ладони на собственной спине. Совсем же не бросалась, просто поддалась эмоциям и обняла. — Вы так задержались, господин! Столько всего случилось за ваше отсутствие. Вам уже доложил дворецкий Хван? — девушка все ещё ощущала холодные руки на своей спине, их ласковые и едва заметные поглаживания, которые морозец и легкую щекотку пускали по коже, вынуждая невольно отдаляться от нее и поддаваться грудью ближе к мужчине. Джиён прижималась животом к господину, глубоко дышала от бега, на приподнятую в корсете грудь открывала совсем бесстыдный вид, а сама смотрела прямо в красные глаза, постепенно понимая, насколько смущающе и чересчур близко они с господином друг к другу стояли. Девушка, позволив щекам налиться розовым румянцем, вмиг попыталась отпрянуть от Пак Чимина, перестать так откровенно и неподобающе для юной девы себя вести. Ей захотелось увеличить дистанцию и по-правильному опустить глаза в пол, показывая почтение и уважение к опекуну. Однако чужие руки удержали на месте, сильнее подтолкнув к себе и заставив ладони положить на мужскую грудь. Сердце вдруг застучало немыслимо быстро, ноги задрожали, а ком в горле отказывался исчезать, мешая и размеренно дышать, и спросить, наконец, о том, что происходит. — Что случилось, Джиён? Почему от тебя пахнет кровью? Твоя женская неделя же должна была пройти, — господин заговорил вдруг совсем тихо, вновь вгоняя девушку в краску подобными и довольно откровенными разговорами. Она не хотела ему говорить о полученных травмах, специально скрыла рану возле виска за волосами, чтобы не злить и не расстраивать хозяина, однако он сам так легко обо всем догадывался, что дева вновь ощущала себя глупой и наивной девочкой. Такой слабой и совсем безвольной, что воспротивиться и возмутиться у неё не получалось, желание оттолкнуть от себя Пак Чимина не перебороло желание верной куклой в его же руках дрожать от переизбытка чувств. Джиён тихо выдохнула, сама испугалась такого бесстыдного звука, но сразу же сильнее вцепилась в одежду господина, едва ощутила, как мужчина носом провёл по её волосам, вдыхая глубоко и выпуская воздух, пощекотавший нежную кожу. Джиён мысли все растеряла, пыталась только держаться на подгибающихся ногах, руками хватаясь уже за крепкую шею хозяина и в ответ ощутив, как сильнее к себе прижимали и совсем медленно носом водили по волосам вниз. Пак Чимин остановился возле почти зажившей и скрытой за волосами ранки, издал совершенно странный рык, страхом и трепетом отразившимся у девушки в груди, а затем быстро губами опустился к шее, вновь пустив по ней струи горячего воздуха, заставившие тело в его руках дернуться. — Что случилось, Джиён? Отвечай мне, — девушка вздрогнула ещё раз, только услышав хриплый голос и почувствовав чужой мокрый язык на своих ключицах. Ощутила, как необычно длинные зубы господина немного царапали ей кожу, которую мужчина следом же зализывал, держа в объятиях крепко, ладонями по спине спускаясь все ниже и полностью игнорируя испуганные и совсем не активные попытки девы отстраниться. — Господин...