Аленький цветочек

Пестрота событий не прекращала мелькать перед глазами, вынуждая смиренно поджимать губы и полностью отдаваться быстрому течению. Для Джиён время стало настоящей пыткой. Оно днём пролетало за одно мгновение, оставляя всю себя для ночи, когда она за болезненными размышлениями и предвкушением чего-то непонятного и неуютного, устало смотрела в потолок, ощущала, как минуты тянулись долго, мучительно и выматывающе. Девушка от бессонницы выглядела изнурённой. От переживаний — ещё хуже. И потому скрыть все хотелось: пудрой спрятать следы усталости тела и души, не показывать свою слабость и немое подчинение, не давать Пак Чимину приближаться из-за сильного волнения к себе. Ведь тогда она всю себя теряла, позволяла в своём беспамятстве времени бежать быстрее, а греху на сердце становиться тяжелее. Слуги каждый день бегали с раннего утра до поздней ночи, заставляли учить слова клятвы и шаги в танце, мерить подвенечное платье и смахивать шелковым платком слёзы, вызванные сожалениями, потому что не должно было одеяние невесты являть собой алый цвет, не должно было оно дарить ей статус кровавой графини, не должно оно было так явно показывать её принадлежность дьяволу. — Вы так бледны, госпожа. Неужто грядущее венчание вас совсем не радует? — Чон Хосок был совсем незаметен. Присел с девушкой рядом, заставив едва вздрогнуть от испуга, ведь застеклённый балкон, в котором они оба оказались, позволял услышать каждый шорох платья и стук каблуков обуви. — Могу ли я как-то вас развеселить? — Одно ваше присутствие, господин, поднимает мне настроение, — ответила совсем продрогшая дева, тепло улыбнувшись и попытавшись скрыть от внимательных глаз своё смятение. — Безумно счастлив это слышать, ваше сиятельство. Джиён смутилась подобному обращению, позволила щекам показать свой румянец, а Чон Хосоку — премило рассмеяться так, что мурашки побежали по вмиг согревшемуся телу. — Знаете, буду честна. С первым минут нашего знакомства я верила, что выйду замуж за вас, а не за своего опекуна. — Вы бы были рады такому исходу? — Да. У девушки сердце вдруг подскочило. Разве могла она с таким спокойствием говорить другому мужчине о своих чувствах, в которых сама никак не разбиралась? Разве могла она представлять себя супругой Чон Хосока, когда через три комнаты к грядущему венчанию готовился глубоко уважаемый ею Пак Чимин? Разве могла она своей неопределённостью и распутными мыслями пасть ещё ниже? Могла. Джиён на себе чувствовала удивлённый взгляд господина, старалась избежать встречи с ним, потому не отрывалась от бледного зимнего солнца, которое давно уже не грело ни постоянно обнаженные плечи, ни надежды на иной исход. — Не позволено невесте вести подобные речи накануне своей свадьбы. Но вы можете считать меня своим другом и верным слугой, — совсем хрипло выдохнул Чон Хосок и тоже отвернулся к стеклянной стене. — Если граф причинит вам боль — скажите мне. — Зачем вы в этом поместье, господин? — девушке сложно было реагировать на слова мужчины. Тяжело было осознавать, что к нему душа тянулась сильнее, хотелось больше провести времени за беседами или совместными прогулками, ещё раз ощутить шершавость его ладони, которая лишь однажды без перчатки коснулась её, и посмотреть прямо в его совершенно не алые — глубоко-карие глаза. — Вы господин, но внешностью не так... ярки, нежели мой опекун. Ваши статусы равны, но вы во всем слушаетесь графа. Почему? — Почему я должен быть ярок как Пак Чимин, госпожа? — мужчина по-доброму усмехнулся, явно понимая, о чем дева спрашивала, однако, только взглянув на её не погасший в глазах вопрос, вмиг вернул свою былую серьёзность. — Вы думаете, что чистая кровь имеет... особую внешность? — Меня этому учили с детства. Хозяин объяснял, что истинность господ можно понять по их душе, отраженной в глазах, — Джиён смотрела на удивлённого Чон Хосока прямо, вновь убеждаясь во вранье своего опекуна, который с детства не давал ей увидеть других людей высокого сословия, не позволял сравнить и заставлял верить и жить по его правилам. — А клыки помогают разобрать хищную натуру и хладный темперамент? — ирония, прозвучавшая из уст мужчины, заставила девушку поёжиться. Она чувствовала себя наивным дитём, который изо всех сил пытался показать свою образованность перед мудрецом. — Госпожа, я не смею давать вам советы без просьб, однако, прошу вас, ознакомьтесь с некоторыми талмудами в темной секции вашей библиотеки. Я их уже просмотрел. Почти в каждом есть ответ на ваши размышления. Джиён в ответ лишь кивнула, не стала давить на господина с просьбой рассказать все самому, потому что так было бы неправильно. Если правда окажется нежеланной, то лучше ее узнать самой, нежели от человека, к которому по-неправильному начинаешь испытывать доверие. Однако вопросов она задала несколько, а ответ не получила ни на один из них. Потому девушка вновь взглянула на Хосока, явно показывая своё желание послушать продолжение, на что тот вновь тепло улыбнулся и прикрыл глаза. — Мой младший брат сильно провинился перед графом. Так, что господин намеревался его растерзать, — юная госпожа недоуменно смотрела на ушедшего в свои мысли мужчину, никак не могла представить своего опекуна в состоянии сильного гнева, потому что уважителен он был ко всем — и к нарушившим его правила, и к самодурно устанавливавшим свои законы для него. — Но Пак Чимин сохранил брату жизнь, наказал его своей «истинностью», отдал в руки дьяволу и заставил бояться Бога взамен на мое подчинение. — Вы служите графу?.. — девушка наблюдала за тем, как господин горько поджал губы, понимала, что вопросы о более подробных моментах в истории пока задавать не стоит, ведь это могло бы ранить Хосока, а она того ему не желала совсем. И вдруг обидно стало за нового друга. Не должен он был лишаться своей воли ради чьей-то ошибки, совершенной перед всегда добрым господином. Дева хотела узнать, о какой «истинности» говорил граф Чон, как провинился его брат и сколько он ещё должен был подчиняться Пак Чимину, однако голова затуманилась так же быстро, как солнце ушло за тучи, опустив мрачную атмосферу на балкон. Джиён молча смотрела на мужчину, коленками, спрятанными за пышными юбками, касалась его ног, а руками тянулась к его рукам, сложенными на маленьком столике. Девушке было страшно, сердце стучало невыносимо громко, а ладони дрожали, намеревались выронить мужскую пясть удивлённого, нахмуренного и с поджатыми губами Чон Хосока, который, взглядом не отрываясь от розовых щёк напротив, нехотя тянул свои руки обратно к себе, не позволяя госпоже дотронуться до его шершавой кожи. Однако Джиён все равно коснулась его губами, на мужской ладони оставила влажным след от помады и слюны, а затем провела по нему большим пальцем, заставляя впитаться все в кожу, совершенно не жалея о собственной глупости, из-за которой она точно теперь несла вину перед будущим супругом. — Госпожа... что же вы делаете?.. — прохрипел господин, собираясь что-то ещё произнести, однако распахнувшаяся дверь на балкон его перебила, а тебя заставила подскочить на месте и со страхом взглянуть на потревожившего их беседу человека.