Воля Огня

      Крошечные точечки света вторгались в черноту, медленно становясь ярче и ярче, пока всё не стало ослепительно белым. Послышался звук: слабый, пульсирующий гул, слишком смутный и отдалённый, чтобы его можно было распознать. Она умерла? Сакура слышала о белом свете от пациентов, переживших предсмертный опыт.       Но она не могла быть мертва. Если бы она умерла, ей не было бы так больно.       Сакура крепко зажмурилась, отгораживаясь от жгучего света и боли в собственном теле. Её рука горела. Всё болело. Она попыталась расслабиться, заставила себя дышать глубоко и ровно. Когда её разум выполз из бездны забытья, она осознала несколько вещей. Она больше не была снаружи: было слишком тихо и спокойно, воздух был слишком тёплым для осенней ночи, и этот жужжащий звук был почти наверняка электрическим по своей природе. Как только её чувства пришли в норму, она осторожно открыла глаза.       Сакура была привязана за запястья и лодыжки к металлическому стулу, одна, в комнате для допросов. Она знала потому что уже бывала здесь раньше, оказывая медицинскую помощь в некоторых слишком агрессивных случаях. Ослепительный свет исходил от направленной прямо в лицо флуоресцентной лампы, жар которой с каждой минутой становился всё более неприятным. Машинный гул издавала стоявшая в другом конце комнаты электрошоковая машина, которая почти никогда больше не использовалась из-за доступности более эффективных методов, но держалась под рукой как запасной вариант. Сакура видела, что здесь происходит, и поэтому имела некоторое представление о том, что с ней будет, когда вернутся поместившие её сюда люди.       Но было кое-что, чего она не понимала.       Почему она не мертва?       Она подумала, что яд на тех сенбонах, должно быть, был транквилизатором. Она всё ещё была под действием снотворного, сонная и рассеянная, её чакра текла по каналам так медленно, что была почти неподвижна. Даже не пытаясь её использовать, она знала, что не сможет, этого они и добивались. Это вещество часто использовалось на допросах: оно притупляло чувства и реакции, но всё же позволяло чувствовать боль.       Вспоминая битву и предшествовавшую ей погоню, она поняла, что её враги хоть и обнажили оружие, но использовали его только для самозащиты. Они с самого начала намеревались её захватить, но Сакура была в ярости и отчаянии, сражаясь на чистом инстинкте выживания, и не обратила на это достаточно пристального внимания. Она потеряла голову — ужасная и, как правило, роковая ошибка.       Но это не объясняло того, что случилось с Ино. Неужели она всё ещё там, в лесу, одна, истекающая кровью и нуждающаяся в помощи? Нет, Сакуре пришлось с болью признать это. Она видела свою подругу достаточно чётко, чтобы понять, что ей уже ничем не помочь.       Она, как смогла, осмотрела себя. Кто-то перевязал ей рану, но не удосужился смыть с руки кровь и грязь. Две костяшки на правой кисти распухли и побелели: вероятно, сломаны. Когда во время битвы её чакра начала ослабевать, тонкий барьер, защищавший её от вещей вроде дробления плотных валунов, исчез, отчего на ней сказались удары. Костяшки чертовски болели, но сломанные кости были наименьшей из её проблем.       Раньше, когда в её венах бурлил адреналин и она была всего в нескольких секундах от смерти, у неё не было времени думать, пребывать в смятении или страхе. Всё сгустилось в инстинктивную, твёрдую, как алмаз, потребность выжить. Но теперь, в тишине пустой комнаты её наконец настигла реальность того, что сегодня произошло.       Коноха пала.       Гадюка в траве наконец-то обнажила свои клыки, и ночью многие ниндзя Листа были убиты своими же братьями по оружию. Сакура понятия не имела, где её товарищи, друзья, сокомандники. Не имела понятия, кто был жив, а кто — мёртв. Не имела понятия, продолжается ли бой или переворот Данзо завершён. Хокаге, вероятно, была заключена в тюрьму, как Сакура, или, возможно, мертва. Ино, её друг детства, иногда соперница и самая близкая подруга… определённо была убита.       Руки Сакуры задрожали, дыхание стало неглубоким и частым, когда поток горя, страха и бессильной ярости стал угрожать захлестнуть её. Она крепко зажмурилась и до крови прикусила губу, чтобы сдержать слёзы. Если бы они увидели, что она плачет, то подумали бы, что это просто страх.       Ей было страшно. Испуганная, в чистилище допросов, она беспомощно ожидала, что будет дальше.       К счастью или нет, ждать пришлось недолго.       Открылась тяжёлая металлическая дверь — единственный вход и выход из комнаты. Неторопливо в полном облачении Хокаге вошёл Данзо, выглядя таким самодовольным и самоуверенным, что, если бы Сакура могла пошевелиться, она разорвала бы его на части голыми руками, с чакрой или без. Она было открыла рот, чтобы дать волю своему гневу, но слова замерли у неё в горле, когда в комнату за своим командиром проследовали четыре агента Корня, таща почти бессознательную Шизуне. Сакура в немом ужасе наблюдала, как они привязали Шизуне к другому стулу, а один из мужчин в масках схватил её за волосы и дёрнул назад, подставляя её ослепляющему свету. Сакура ахнула, увидев, как сильно было избито её лицо.       — Ублюдок! — разбушевалась она, безуспешно пытаясь рвануться к Данзо. — Как ты мог так поступить с Конохой!       В отличие от прошлого раза, когда она задала тот же вопрос членам Корня, пришедшим захватить её, Данзо ответил.       — Коноха нуждалась в этом многие годы, задолго до твоего рождения, — спокойно сказал он. — Ваше мягкосердечное поколение не помнит того величия, что мы потеряли.       В Шимуре Данзо не было ничего откровенно злого. Он всегда казался Сакуре высокомерным, пугающим и подозрительным, но Сакура столкнулась лицом к лицу с Учиха Мадарой и знала, что такое зло. Данзо не был злом. Он был солдатом, военачальником до мозга костей: это было основой его личности и диктовало каждую его мысль и действие, определяло всё, что он отстаивал. Он искренне верил, что заботится о благе Конохи и спасает народ. Но он ошибался. Невероятно ошибался, и то, что он сделал, было непростительно.       — Величие? Какое величие в разжигании войны?!       Данзо невесело улыбнулся.       — Ты так мало понимаешь, но я думаю, что тебя нельзя за это винить. Ты — продукт своего воспитания.       — И ты тоже, — прорычала она. — Но мир уже не так устроен!       — Мир всегда был так устроен, — сказал он, становясь всё суровее. — Это единственный способ, который понимает мир шиноби. Это то, что Сарутоби и ему подобные всегда отказывались видеть. Проблема, — он сделал шаг ближе, — исправляется прямо сейчас.       Сакура не стала спрашивать, что случилось с Цунаде или Наруто. Если он подтвердит её худшие опасения, она не думала, что сможет с этим справиться.       — Что тебе от нас нужно? — рявкнула она вместо этого, сосредоточившись на гневе, позволяя ему питать себя и давать силы, чтобы пережить этот кошмар.       — Как медики, вы являетесь одним из самых важных активов Конохи, — объяснил он. — Я не мог просто позволить вам сбежать.       — Неужели? Твои люди убили Ино! — она натянула путы и почувствовала, как их кожа врезается в запястья. Сидевшая рядом с ней Шизуне пришла в себя и зашевелилась.       На краткий миг на немолодом лице Данзо проявилось недовольство тем, что его приказы не были выполнены должным образом. Но прежнее выражение быстро вернулось.       — Несчастный случай, — сказал он. — По правде говоря, её мастерство было в лучшем случае посредственным. Вы же обе будете бесценны в будущих начинаниях Конохи.       Сакуру потрясли его бессердечное пренебрежение к жизни её подруги и намёк на то, что он собирается начать военную кампанию.       Шизуне достаточно оправилась, чтобы начать вырываться из собственных пут.       — Ты должен знать, что мы никогда не последуем за тобой, — сказала она. — Мы убьём тебя при первой же возможности!       Данзо повернулся к ней.       — Очень жаль, что вы так чувствуете. Сотрудничество в ваших интересах.       — Да пошёл ты! Мы не предатели! — парировала Сакура.       Он склонил голову набок, сардоническая улыбка углубила морщины вокруг его рта.       — Формально, так оно и есть. Моя позиция в качестве Хокаге санкционирована Даймё Огня.       На долгое мгновение повисло ошеломлённое молчание, прежде чем Шизуне сказала:       — Как, чёрт возьми, ты это провернул?       — У нас взаимный интерес.       — Другими словами, взятка, — выплюнула она.       Сакура снова начала вырываться.       — Убей нас сейчас же, чёртов ублюдок, мы никогда не будем тебе преданны!       Старческая ухмылка стала шире, и Данзо повернулся, чтобы уйти. Его агенты последовали за ним.       — Нет, — протянул он, не глядя на них, уходя. — Будете.       Дверь закрылась, засов скользнул на место, и они остались одни.

***

      Хинате было плохо — от шока, от страха, от гнева. С каждым проходящим мгновением, с каждой вспышкой огня в небе над Конохой, с каждым грохотом разрушения и звенящим звоном металла о металл, болезненно поющим в холодном ночном воздухе, внутри неё росло скручивающее внутренности отвращение к себе.       Её отец, Неджи и старейшины стояли молча, выражения их лиц варьировались от самодовольных до угрюмых. Сестра держала её руку так крепко, что ту сводило судорогой, её юное лицо побледнело от страха. Хинате казалось, что она выглядит точно так же.       Она лихорадочно думала о своих товарищах по команде, о Куренай-сенсее и её маленькой дочери. Она подумала о Наруто. Неужели они там сражаются? Конечно, да. Они будут сражаться за свою деревню до последнего вздоха. А она сидела здесь и ничего не делала. В то время как её вероломный, корыстный отец держал её в заложниках. На мгновение Хинате показалось, что её сейчас вырвет. У неё закружилась голова, скручивающаяся спираль внутри неё напряглась, и в следующее мгновение что-то внутри неё оборвалось. Она вскочила на ноги.       — Нет! — выкрикнула она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я не могу быть частью этого!       Словно ртуть она скользнула вокруг испуганного охранника, дважды ткнув его в туловище и отключив два его ключевых чакроканала. Ханаби последовала прямо за ней, вырубив второго стража, и они побежали к воротам лагеря.       Им бросились наперерез, но на этот раз сестры были готовы и отбились, лишив двоих сознания и ослабив движения остальных, прежде чем снова бежать. Хината за долю секунды приняла решение сменить направление и перелезть через ближайшую стену. Ханаби развернулась и без вопросов последовала за ней. Они знали, что так легко им не выбраться, но были готовы сражаться сколько придётся, чтобы спастись.       Перед ними оказались Неджи и Хиаши. Сестры настороженно остановились. Неджи изчез, и внезапно Ханаби оказалась в болезненном ограничительном захвате, из которого она не могла выбраться, не сломав себе руки.       Ханаби пнула его в колено, но сопротивление усилило боль.       — Отпусти меня, ты, лизоблюд! — Неджи сжал её крепче.       Хината не думала, что когда-либо в жизни была так зла. На её пути стоял её собственный отец, чья чакра угрожающе вспыхивала. Ей придётся бороться с ним, чтобы пройти, и она знала, что в этой борьбе ей не победить. Хината расслабилась, но её неповиновение никуда не ушло. Она не могла победить его в бою, но она не боялась его. Уже нет. В своей жизни она сталкивалась с вещами гораздо страшнее, чем Хьюга Хиаши, включая лидера Акацуки. Открывшийся таким, каким он был на самом деле, её отец теперь казался незначительным, презренным и совершенно недостойным ни уважения, ни страха.       — Отец, — сказала она, удивлённая суровостью своего голоса. — Отпусти нас. По крайней мере, позволь мне позаботиться о раненых.       — Я не позволю этого, — сердито ответил Хиаши. — Ты слишком часто позорила меня, Хината. Я не позволю тебе разрушать будущее этого клана.       Она сжала кулаки.       — Как ты можешь жертвовать столькими жизнями только для того, чтобы спасти свою?       Хиаши сузил глаза с величайшим презрением.       — Дело не во мне. Твоя неспособность понять такие вещи — вот почему ты никогда не возглавишь Хьюга, — не отводя от неё взгляда, он обратился к Неджи: — Проследи, чтобы сегодня вечером они не доставили больше никаких неприятностей. У меня нет времени разбираться с их идиотской дерзостью. У меня встреча с Данзо, — он повернулся и быстро зашагал к воротам владений, его телохранители догнали его по пути.       Грубые ладони оставшегося охранника схватили её сзади за руки и потащили. Неджи тянул за собой Ханаби лишь немного мягче. Их завели обратно в дом, через крыло для прислуги на кухню и вниз в винный погреб, где грубо уложили на холодный цементный пол. Человек, державший Хинату, развернулся, чтобы выйти, но Неджи остался, глядя на них с непроницаемым выражением лица.       Ханаби бросилась на него, но, как бы ни была одарена младшая дочь Хиаши, она не могла сравниться с Неджи. Он ударил её ладонью в грудь, сбив с ног, и она лежала, задыхаясь и хватаясь за грудь. Хината в ярости вскочила на ноги. Этот же приём, подкреплённый чакрой, остановил её сердце и почти убил её во время первого экзамена на чуунина. Неджи понятия не имел о том, что такое чересчур. Она попыталась оттолкнуть его, но он блокировал её руки.       — Успокойся, — резко сказал он. — Просто оставайтесь здесь и помалкивайте, пока всё не уляжется.       — Ты себя слышишь? — воскликнула она. — Неужели в этом клане не осталось чести? Неужели тебе всё равно, что там происходит? С Тентен, Ли и Гай-сенсеем? Ты же знаешь, что они не стали стоять в стороне, пока Коноху захватывают предатели. Предатели, Неджи! Это именно то, чем стал клан Хьюга, допустив это!       Неджи ничего не ответил. Его глаза были широко раскрыты, кулаки сжаты, костяшки пальцев побелели. Видеть такую смелую агрессию от милой, робкой Хинаты определённо было удивительно. Но Хината была сыта по горло и испытывала отвращение к своему клану, в особенности к отцу и Неджи. Ей надоело быть милой: никто из них не заслуживал её доброты.       — Не могу поверить, что когда-то смотрела на тебя снизу вверх.       Неджи дал ей пощёчину.       Хината приняла её молча. Её больше не удивляло ничто из того, что он делал. Почувствовав вкус меди, она вытерла рот тыльной стороной ладони и сердито посмотрела на Неджи. Он был бледен и дрожал от гнева и чего-то ещё… разочарования, сожаления? Она видела, что противоречия его преданности разрывают его надвое. Но жалости к нему Хината не испытывала.       — Ты трус, — холодно сказала она.       Она подумала, что он может ударить её снова, но Неджи лишь смотрел на неё в течение мучительно долгого момента. Затем он повернулся и стремительно вышел. Охранник, почти забытый до сих пор, последовал за ним и запер дверь подвала. Тусклая голая лампочка осталась единственным источником света.       Хината повернулась к сестре, всё ещё пытавшейся восстановить дыхание. Она опустилась на колени рядом с ней и осторожно направила небольшое количество чакры в её грудь, чтобы облегчить восстановление. Она не очень хорошо разбиралась в медицине, но кое-что умела. Сейчас она могла бы быть снаружи, помогая.       Через минуту Ханаби сумела сесть и выдохнула:       — Мудак.       Хината ошеломлённо уставилась на неё. Она никогда не слышала, чтобы сестра говорила такое. Впрочем, она вообще нечасто слышала, чтобы сестра говорила. Ханаби смотрела на неё широко раскрытыми умоляющими глазами, как молодая девушка смотрит на свою старшую сестру, когда дела идут плохо. Она не смотрела на неё так очень давно, с тех пор как они были маленькими детьми: так долго, что Хината даже не могла вспомнить.       Всё ещё слабая и слегка хрипящая Ханаби наклонилась и положила голову на плечо Хинаты.       — Хина… что мы можем сделать? — её голос был тихим: голос тринадцатилетней девочки, которую только что предала и заключила в тюрьму собственная семья. — Частью чего нас делают?       Хината обняла её.       — Мы не часть чего-либо, — сказала она. — Это требует пособничества.       Ханаби кивнула.       — Но что мы можем сделать? — повторила она.       — Не знаю, — прошептала Хината, чувствуя себя безмерно потерянной. — Но мы что-нибудь придумаем. Обещаю.

***

      С того момента, как Данзо ушёл, Сакура не могла перестать думать о его зловещих прощальных словах.       — Как думаешь, что он имел в виду? — спросила она Шизуне, поворачиваясь, насколько позволяло ей кресло. — Он был абсолютно убеждён. Есть ли что-то, что он действительно может сделать, чтобы заставить нас? — при этой мысли её желудок сжался от страха.       — Такое возможно, — простонала Шизуне. Казалось, ей было очень больно.       — Ты в порядке?       Она кивнула и устало заверила:       — Повреждения поверхностные.       — А что значит «такое возможно»?       Шизуне попыталась сесть прямее.       — Когда Данзо арестовали, все его документы были изъяты прежде, чем его агенты успели обчистить его дом и кабинет. Отдел шифрования потратил на них два дня, и среди прочих незаконных вещей они обнаружили протоколы оценки и вербовки Корня. Настоящие, а не липовые, что он передал для официального отчета, — она мрачно посмотрела на Сакуру. — Это была программа внушения на уровне подсознания. Промывание мозгов. Вот почему все члены Корня такие беспрекословно преданные и—       — Странные, — закончила Сакура, нахмурившись. Она бы и сама услышала обо всем этом, если бы не… Но она отказывалась думать об этом. — А когда Цунаде-сама узнала?       Шизуне ответила не сразу.       — Она приказала немедленно расформировать Корень и провести психиатрическую экспертизу всех его членов, — наконец тихо произнесла она. — Всё это случилось сегодня.       — Ублюдок идеально подгадал время, — сухо сказала Сакура. Ещё больше ему повезло в том, что большинство элитных джоунинов ушли из деревни на миссии. Переворот дался ему почти без усилий. Она тяжело вздохнула. — Значит, ты думаешь, что он попытается применить внушение.       — Вероятно, — отстранённо ответила Шизуне, будто ей было всё равно.       Сакура внимательно изучала её. Может её раны и были поверхностными, но она была далеко не в порядке.       — Что случилось? — мягко спросила она. — Как они тебя захватили?       Её лицо было помятым, покрытым темнеющими синяками, портившими её бледную кожу. Что-то держало её на грани нервного срыва. Шизуне крепко зажмурилась, резко покачала головой и сказала:       — Они вернутся с минуты на минуту. Как твоя чакра?       — Возвращается, — Сакура на мгновение сосредоточилась. — Медленно.       — Как думаешь, сможешь вырваться?       Ремни были сделаны из толстой кожи. Она проверила и почувствовала, как разошлась часть шва. Как и всегда, способность медиков быстро метаболизировать чужеродные ингибиторы — вроде транквилизаторов — была недооценена. Особенно медиков уровня Сакуры и Шизуне. Они действительно должны были снова вколоть им дозу, если хотели, чтобы они оставались на месте.       — Да, через пару минут.       — Хорошо. Будь готова.       Сакура кивнула и сосредоточилась на том, чтобы накопить в руках чакру. Они понятия не имели, сколько времени потребовалось агентам Корня, чтобы вернуться, но казалось, что прошло не меньше двадцати минут. С каждой секундой Сакура и Шизуне становились всё сильнее.       Когда дверь наконец открылась, их было только двое. Один держал поднос с двумя шприцами и пузырьком жидкости неизвестного происхождения, а другой нёс странное устройство, похожее на проектор. Агент поставил его на столик на колёсиках, подключил к розетке и включил. Лампочка начала медленно мигать, и Сакура поняла, что это за устройство. Огни мигали с разной частотой и скоростью, постепенно гипнотизируя. Что бы ни было в этих шприцах, оно ещё больше раскроет их подсознание для внушения. Индоктринация на сублиминальном уровне.       Шизуне тяжело задышала и бросила на Сакуру многозначительный взгляд. Агенты готовились и не обращали на неё внимания, вероятно, думая, что она задыхается от страха, но Сакура знала, что на самом деле Шизуне увеличивала объём легких. Она знала, что сейчас произойдёт.       Агент со шприцами сперва подошёл к Шизуне. Она извивалась, чтобы избежать его прикосновения, и он схватил её за подбородок, откинул её голову назад и наклонился над ней, поднося к шее иглу. Шизуне тяжело выдохнула, выпустив облако густого фиолетового дыма прямо ему в лицо. Поднос упал с громким металлическим лязгом, и мужчина отшатнулся, схватившись за горло и задыхаясь от ядовитого газа, всё ещё клубившегося вокруг его головы. Он упал на землю и стал биться в конвульсиях.       Со скрипом рвущейся кожи Сакура вскочила со стула и бросилась на другого агента, схватив его за горло, прежде чем он успел напасть. Она повалила его на пол, но у неё было не так много сил: она не могла раздавить его трахею. Но даже с минимальным уровнем чакры Сакура всё равно была сильнее мужчины вдвое больше себя. Она отпустила его руку, пытавшуюся схватить упавший шприц, и поднесла другую свою ладонь к его подбородку, сильно надавив. Его шея хрустнула, и он замер.       Шизуне освободилась от оков с большим трудом, чем Сакура: она не была так же искусна в преобразовании чакры в силу. Она склонилась над отравленным агентом, используя его собственный кунай, чтобы убедиться, что он больше не встанет.       Дверь распахнулась, и с оружием наготове вбежал стоявший снаружи в качестве охранника третий агент, встревоженный звуками борьбы. Он пошёл на Сакуру, которая была к нему ближе, делая рубящие движения кунаем. Сакура знала, что у него был приказ не убивать, но он мог серьезно ранить её. У неё не было оружия, и она была вынуждена уклоняться, отползая назад в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия.       Она наткнулась на столик на колёсиках и нашла это: схватила гипнотическое устройство и запустила ему в голову. Он споткнулся, и тут на него набросилась Шизуне, вонзив украденный кунай ему в затылок.       Женщины переглянулись. Шизуне подбежала к открытой двери и быстро закрыла её, пока никто не заметил.       — Пробей внешнюю стену, — сказала она Сакуре.       В комнатах для допросов не было окон, но и Сакура, и Шизуне знали, какая стена им нужна. Была лишь одна проблема.       — Не думаю, что прямо сейчас смогу пробить её в одиночку.       Шизуне подошла к ней с выражением смирения на лице. Они посмотрели на северную стену.       — Я не очень хороша в этом, но думаю, что вместе мы сможем прорваться.       — Мы должны, — мрачно сказала Сакура. — Готова? — Шизуне глубоко вздохнула, фокусируя поток чакры, и кивнула. — Раз… два… три!       Их кулаки одновременно врезались в бетонную стену. По ней паутиной расползлись трещины, но она не поддалась.       — Проклятье! — зарычала Сакура. — Ещё!       Они снова ударили. Сакура вложила больше силы в удар, чем в защиту кисти, чтобы наверняка прорваться наружу, и когда стена поддалась, её левую руку пронзила боль. Теперь повреждены были обе. Шизуне тоже обхватила свою руку, кожа на костяшках её пальцев была разодрана и кровоточила. Если они будут быстры и очень удачливы, им больше не придётся сражаться.       Отверстие было достаточно большим, чтобы они могли проскользнуть в него, и они, не теряя времени, спустились по стене здания и помчались к самой неосвещённой части деревни. Они держались в тени в переулках и крытых тротуарах и никого не видели по пути. Точнее, не видели ничего, кроме тел.       Бой был окончен. Костры гасли, дым рассеивался в атмосфере. Было ужасающе тихо.       Тем не менее, агенты Корня всё ещё патрулировали, доводя дело до конца. Сакура и Шизуне не могли двигаться достаточно быстро и боялись, что в любую секунду раздастся сигнал тревоги, возвещавший об их побеге.       — Шизуне, — прошипела Сакура. Они остановились, чтобы перевести дух, в переулке, вдоль которого стояли мусорные баки. — Может, нам поискать других? — она знала, как это рискованно, и также знала, что сейчас они вряд ли кого-нибудь найдут, но она не чувствовала себя вправе оставлять кого-то, кто был ей дорог. — Ты думаешь, Наруто—       Шизуне покачала головой.       — Ты же знаешь, что мы не можем. И Наруто почти наверняка уже ушёл, — она заметила обеспокоенное выражение лица Сакуры и добавила: — Прости. Но он — наша самая большая надежда вернуть Коноху. Кто бы ни был с ним, он бы несомненно убедился, что Наруто сбежал. Они не стали бы ждать. Мы сами по себе, — на последних словах её голос дрогнул.       Сакура боялась за своих друзей, за себя, за неопределённое будущее. Но если её поймает Корень, у неё никогда не будет шанса что-либо сделать. Она взяла себя в руки, отгораживаясь от всего, кроме насущных потребностей.       — Тогда идём.       Они помчались прямо к тёмному пустому складскому сектору на восточной окраине деревни, не замедляя хода и не останавливаясь, пока не оказались за внешней стеной. Они бежали через лес с головокружительной скоростью, не заботясь о том, чтобы прикрыть своё бегство, отдавая предпочтение расстоянию, а не скрытности. Граница страны Птиц — бывшей территории Звука — находилась менее чем в ста километрах и была сплошь покрыта лесом. Они могли бы добраться туда до рассвета, если бы приложили к этому все усилия.       Они пересекли границу как раз в тот момент, когда небо посветлело от серого до сиреневого и розового, но не останавливались, пока их измученные, избитые тела больше не позволили им продолжать. Их побег наверняка уже обнаружили, но вряд ли за ними следили. Корень не сможет искать до самого рассвета, а прошлой ночью слишком многие сбежали во всех направлениях — отличить их следы было невозможно. Корень не будет знать, с чего начать. Пока что они были в безопасности, им посчастливилось найти давно заброшенную медвежью берлогу, и они, тяжело дыша, завалились внутрь.       Шизуне стянула свои босоножки на каблуках и с отвращением отбросила их. Она склонилась над покрытыми волдырями кровоточащими ступнями и использовала немного чакры, устало проклиная себя и клянясь, что никогда больше не наденет каблуки. Сакура хотела позаботиться о своей руке, но она мало что могла сделать. Вся чакра, которую она и Шизуне восстановили, непрерывно расходовалась во время их бегства. Им нужно было поесть, но они слишком устали, чтобы охотиться. У них не было никакой провизии, лишь надетая на них одежда да украденное оружие, не было даже денег. Но самое главное — они нуждались в отдыхе.       Но они не могли уснуть.       В древних лесах бывшего Звука было темно и тихо, сквозь густой полог едва пробивался солнечный свет. Они долго молчали, глядя вдаль и вновь переживая свой личный ад ночи, когда пала Коноха.       Наконец Сакура не выдержала. Она боялась заговорить об этом, потому что не сомневалась в том, что услышит, но агония незнания была намного хуже, чем сопутствующая правде боль. Она посмотрела на Шизуне, и та поглядела на неё в ответ. На лицах обеих читалось понимание. Сакура очень тихо сказала:       — Расскажи.       Прошла долгая минута, прежде чем Шизуне смогла подобрать слова.       — Она была первой мишенью, — неуверенно начала она. Её глаза были затравленными и блестели в темноте. — Они пробрались в её покои. Она проснулась и стала сражаться с ними — потому башня Хокаге в руинах — но их было так много… и она всё ещё не полностью оправилась от комы, и… — ей пришлось прерваться на несколько мгновений. — Как я уже сказала, башня… меня разбудили шум и тряска, и я побежала в её комнату… Когда я пришла, она уже была… — она начала плакать, её речь была наполнена судорожными всхлипами. — Я пыталась ей помочь, но они набросились на меня. Здание начало рушиться от повреждения конструкции. Я сражалась с ними до тех пор, пока… — она замолчала: продолжать было незачем. Сакура тоже заплакала, подползла к Шизуне, и, объединённые горем, они обнялись.       Учитель, наставник, вторая мать, человек, по образцу которого Сакура скроила себя, когда её жизнь нуждалась в переменах. Ушла. Навсегда. Она знала, что когда-нибудь это случится, но не так. У неё не было возможности поговорить с ней. Она даже не видела её несколько дней. То же самое и с Ино.       Такова смерть... она не даёт второго шанса. Кого ещё она потеряла ночью, даже не зная об этом?       Прошло много времени. Небо снаружи пещеры посветлело. Высоко в кронах деревьев птицы начали петь свои утренние приветствия.       В конце концов, не отстраняясь, Шизуне прошептала:       — А что случилось с тобой?       Сакура сделала глубокий вдох. Было почти невозможно рыдать ещё сильнее.       — Они пришли ко мне домой. Но Ино предупредил её отец, и она пришла как раз вовремя, чтобы вытащить меня. Мы добрались до тренировочного полигона прежде, чем они нас поймали. Ино… Я не знаю, как это случилось. Только что мы сражались вместе, а затем… — она сердито откинулась назад, позволив тёмным чувствам вновь захлестнуть себя. Это было гораздо лучше, чем быть потерянной и напуганной. — Я даже не знаю, как вообще всё это произошло! — она уходила из деревни и вернулась только чуть больше недели назад, настолько поглощённая ситуацией с Саске и Учиха Мадарой, что не до конца осознавала политический климат в Конохе. — Данзо арестовали четыре дня назад: как он мог спланировать всё это за столь короткое время?       Шизуне вяло пожала плечами.       — Возможно, план у него был уже давно. Он знал, что как только Цунаде-сама поправится, у него будут большие неприятности. Особенно после его поведения на собрании Каге.       Об этом Сакура знала, потому что была неподалёку. Саске появился на собрании в поисках Данзо, но в итоге сражался с другими Каге, в то время как Данзо сбежал. Пресытившись всеми его предательствами, Сакура решила самостоятельно убить Саске и выследила его, когда он преследовал Данзо. Теперь она жалела, что перехватила его. Ей хотелось, чтобы Саске догнал ублюдка и разрубил его на куски.       Сакура посмотрела на свои колени и коротко, уныло рассмеялась.       Шизуне взглянула на неё.       — Что?       — У меня всё ещё дрожат руки, — они не останавливались с тех пор, как она была привязана к стулу. Это могло быть из-за стресса, а могло быть и потому, что они были чёрно-синими. Ей было не до мыслей об этом.       Шизуне нечего было ответить, и вскоре она вновь уставилась в пространство.       Знакомая им жизнь ушла. Было невыносимо думать о том, что ждёт их завтра или послезавтра. Пока что они пребывали в подвешенном состоянии. Сакура была рада, что она здесь с Шизуне. Её единственное маленькое утешение: она была не одна.       — Это ещё не конец, — прошептала Шизуне, пытаясь утешить не только Сакуру, но и саму себя.       Сакура кивнула, шмыгнула носом и вытерла лицо грязной, ноющей рукой. Выражение её лица было потерянным, но глаза горели огнём.       — Да, — согласилась она. — Мы как-нибудь вернём себе наш дом.       Они улеглись на холодную землю, прижавшись друг к другу спинами, чтобы согреться, и молчали, пока их, наконец, не одолел сон.