Воля Огня

      Война приближалась. По правде говоря, она уже началась: краткие стычки за последние несколько недель были лишь малыми частями большого целого. Скоро она полностью к ним придёт — две недели, самое большее месяц. На краю коллективного осознания маячила реальность: многие не доживут до того, чтобы увидеть окончание этой войны. Многие из них отдали бы свои жизни в борьбе за спасение дома, который они никогда больше не увидят. Зная это, мятежные шиноби деревни Листа делали единственное, что могли.       Они праздновали.       Сегодняшняя их победа была небольшой, но значимой. Они полностью разгромили врага и сами не понесли никаких потерь, даже ранений, о которых стоило бы говорить. Это был столь необходимый подъём морального духа после неудач и понесённых ими потерь. Бегать больше не придётся. Здесь, в Храме Огня, они начнут давать отпор.       В центре тренировочного двора пылал костёр. Мятежники Листа выбрали самое большое открытое пространство и сложили небольшую гору из древесины, и в качестве последнего штриха поместили на верхушке двенадцать белых масок побеждённых агентов Корня: символическое подношение воинов для обозначения их намерений и обязательств, возможно, даже просьба о милости с небес. Маски всё ещё виднелись на вершине костра, искривляясь в пламени.       Столы и скамьи были перенесены из обеденного зала и расставлены неровным полукругом вокруг огня, и шиноби сидели группами, пили, кричали и веселились. Некоторые монахи задержались допоздна, чтобы присоединиться к ним, и щедро снабдили их несколькими бочонками сладкого дынного вина. Некоторые даже принесли музыкальные инструменты и играли для них. По двору разносился шумный ритм барабанов и звуки флейт, и несколько полупьяных гуляк прыгали и танцевали вокруг костра. Каменные статуи, выстроившиеся вдоль противоположной стороны двора, отбрасывали мерцающие тени, которые, казалось, вместе с ними танцевали неистовый танец воинов.       В углу двора, вдали от шума и яркого света, на низкой осыпающейся каменной стене сидели Наруто и Хината.       — Мне так жаль, — виновато сказала она. — Вы только что прибыли сюда, а я выдала ваше местоположение. Я была так осторожна… Я... я пыталась запутывать следы и не видела никого на много километров вокруг. Я думала...       — Всё в порядке, Хината, — сказал он. — Они, вероятно, знали, что ты будешь высматривать их, и держались подальше от радиуса действия Бьякугана. Или они просто обнаружили, что ты ушла, не так быстро, как ты от них ожидала: в конце концов, они отстали от тебя почти на двенадцать часов, — он слегка пожал плечами. — Они всё равно скоро найдут нас, и нам пора перестать прятаться, — он окинул взглядом двор и жестом указал на участников веселья. — Оглянись вокруг: все так думают.       Он улыбнулся ей так, что внутри у неё всё перевернулось. Как и всегда. И всё же трудно было пребывать в праздничном настроении. Что-то в обстоятельствах путешествия сюда её не устраивало. Она в очередной раз мысленно пробежалась по деталям своего побега.       — Должно быть, Неджи предал меня, — заключила она сердито и печально. — Он казался таким искренним, будто действительно имел в виду то, что говорил. Сначала я что-то заподозрила, но потом… Наверное, я просто очень хотела ему поверить, — ей в голову пришла ужасная мысль. — А что, если Данзо уже знал о Мориоке и приказал Неджи «помочь» мне бежать, чтобы я привела их прямо к вам?       — Мы не получим ответов, пока не вернёмся в Коноху, — сказал Наруто, слегка нахмурившись. — Но если Неджи действительно предатель, он будет привлечён к ответственности вместе с остальными.       Хината посмотрела на кожаный фолиант, лежавший у неё на коленях. Стоило ли содержимое этой папки того, чтобы Неджи поймал её и, возможно, донёс на неё Данзо? Да, решила она. Оно стоило всего. Она подняла её и размотала веревку, удерживавшую верхний клапан.       — У меня для тебя кое-что есть, — сказала она. — На самом деле несколько вещей. Первое… — она вытащила толстый манильский конверт и протянула ему.       Наруто вытащил файл, просмотрел первую страницу, пролистал ещё несколько и улыбнулся.       — Это о моих родителях…       — Да. Я искала что-нибудь в секретных архивах и нашла коробку, полную информации о них. Твоя мать, Узумаки Кушина, а твой отец—       — Намикадзе Минато. Четвёртый Хокаге, — непринуждённо сказал он. — Да, я знаю.       Хината растерялась.       — О-откуда?       — Он мне сказал. Я разговаривал с ним в… ну, в каком-то видении, наверное. И с мамой тоже. Они запечатали часть своей чакры в печать Кьюби, чтобы защитить меня, как предохранитель на случай, если я когда-нибудь потеряю контроль. Это случилось, когда на Коноху напал Пейн… — он замолчал, думая о том, что случилось в тот день, что заставило его потерять контроль. Хината смотрела на него широко раскрытыми глазами, поэтому он запнулся. — Во всяком случае, я уже кое-что подозревал. Я же каждый день вижу себя в зеркале, верно? — он рассмеялся.       Её лицо вытянулось, и на щеках появился лёгкий румянец.       — Конечно. Ты очень похож на него. Теперь уже, должно быть, все знают.       Наруто понял, как небрежно прозвучало сказанное им, особенно учитывая, что узнать своих родителей было одним из самых больших — и счастливых — сюрпризов в его жизни. Он быстро пошёл на попятную.       — Это не значит, что я не ценю это, — заверил он, сжимая конверт в руках. — Ценю. Очень.       Он ещё раз просмотрел содержимое. Там были записи о миссиях, детали рутинных обследований Кушины, как предыдущего джинчуурики, а также личные документы: свидетельство о рождении его матери за границей и иммиграционные документы, а также свидетельство о браке его родителей. Последним в конверте оказался маленький фотоальбом. Наруто жадно листал страницы, впитывая каждое изображение с заворожённым благоговением. Он слегка повернулся, чтобы Хината тоже могла видеть.       Это была история отношений. Совместные прогулки пары по знакомым ему местам, забавные и непринуждённые моменты дома. Его фаворитом мгновенно стало фото, которое Минато, должно быть, сделал рано утром: Кушина перед зеркалом в ванной, повернувшись в удивлении, смотрела в камеру с торчащей изо рта зубной щёткой, а вокруг головы — дикая масса огненных волос. Глядя на этот снимок во всей его откровенной бесславности, он каким-то образом чувствовал, что знает, почему его отец влюбился в его маму.       Они все были такими… нормальными. Такими реальными. Минато и Кушина. Его родители. На этих фотографиях они существовали, и они были влюблены.       На последних кадрах живот Кушины был круглым и раздувшимся. Он прижал палец к защитной плёнке.       — Это я там! — прохрипел он.       — Твоя мама была красавицей, — сказала Хината, мягко улыбаясь. — У неё такие красивые волосы.       Он ухмыльнулся.       — Правда же? Но я слышал, что у неё был чертовски вспыльчивый характер.       Пара не была на каждом снимке вместе, так как один или другой, должно быть, фотографировал. Но на одном, который особенно выделялся, были. Его мама и папа стояли рядом, его руки обнимали её за плечи, а она его — за талию, к нему прижимался её большой живот. Они касались друг друга головами и оба улыбались, как идиоты. Должно быть, фото было сделано за несколько недель до его рождения. Они были так счастливы. И вот он, зажатый между ними в животе матери, в безопасности в коконе любви. Это было самое близкое к семейному портрету из того, что он когда-либо имел.       — Ух ты, — тихо пробормотал он. В течение долгой минуты Наруто не мог поднять глаз: он был опасно близок к тому, чтобы разрыдаться, как ребёнок. Когда он наконец посмотрел на Хинату, в его глазах стояли слёзы. — Это действительно здорово, — выдавил он. Она позволила ему заглянуть в его семью, и он был благодарен ей больше, чем когда-либо мог выразить. — Большое тебе спасибо.       Она застенчиво улыбнулась, её щеки вновь порозовели.       — Не за что, — тихо ответила она. Она вертела в руках фолиант. — Это ещё не всё. Это, конечно, не такое, но… — она обеими руками протянула ему фолиант.       Он взял его и просмотрел документы, разоблачающие коррупцию и незаконные сделки Данзо. Его глаза расширились, когда он читал, рот медленно открылся. Брови поползли вверх, а затем нахмурились в чередующихся моментах удивления и возмущения.       — Вот ублюдок, — пробормотал Наруто себе под нос. Он поднял на неё глаза. — Ты всё это раскрыла? — она кивнула. Он удивлённо покачал головой. — Кое-что из этого… то, что ты сделала, было очень опасно.       — Я могла бы сделать больше, если бы Данзо не раскрыл меня, — сказала она печально.       — Может, перестанешь винить себя? — выпалил он в ответ. — Иногда случается то, что находится вне нашего контроля. Например… думаешь, в самом начале я не задавался вопросом, что бы я мог сделать, если бы не сбежал из Конохи? Но я знаю, что сделал единственное возможное, помимо того, чтобы умереть и стать бесполезным. Ты тоже поступила правильно. Всё, что мы можем сделать, это двигаться вперёд, — он ободряюще улыбнулся ей. Хината покраснела и посмотрела на свои коленки, и несколько прядей блестящих чёрных волос упали ей на лицо, скрывая его в тени. Было забавно и мило, как легко она краснела. — Ты рисковала всем, чтобы добраться сюда, — продолжал он. — Ты действительно храбрая, Хината.       Она испустила вздох, который был очень похож на усмешку.       — Едва ли. Я всё время боюсь.       — Это и есть мужество: действовать вопреки страху.       Её губы тронула кривая улыбка.       — Я думала, это называется безрассудством.       Наруто рассмеялся.       — Но я серьёзно. Как ты сделала в тот день — встала против Пейна, когда я был беззащитен, — он замолчал, не уверенный, куда это его заведёт.       В своей жизни он всего трижды был действительно близок к смерти. Возможно, три раза было много для кого-то моложе двадцати, но для ниндзя это было решительно мало. В первый раз это случилось, когда Джирайя сбросил его с обрыва в надежде, что он сможет совершить призывающее дзюцу от полной безысходности. Авантюра сработала, но он несколько дней злился на этого старого извращенца. Второй раз был, когда он сражался с Саске в Долине Завершения. Ему больше не хотелось об этом думать (он думал об этом слишком много). А третий раз — когда он сражался с Пейном. Он был повержен: валялся в пыли, пронзённый и беспомощный, в нескольких секундах от смертельного удара… Затем появилась она  — спиной к нему, длинные волосы развевались на ветру, — дерзкая и непримиримая, она защищала его. Он запомнил этот момент навсегда.       — Ты спасла мне жизнь, — наконец продолжил он. — Потом столько всего произошло… Не думаю, что когда-либо благодарил тебя за это.       Хината извинила его, слегка пожав плечами.       — У тебя и впрямь не было такой возможности, — сказала она, не глядя на него. — Как ты и сказал, после этого многое произошло…       Это было не совсем так. Он был потрясён её признанием и своей пугающей потерей контроля после того, как увидел, что она чуть не умерла за него. Он попросту не знал, что сказать, и избегал её, как трус. Но разве он не поклялся больше не уклоняться от этого?       Он потянулся к её руке, держа её между своих ладоней.       — Ну, я говорю это сейчас, — её рука была нежной и бледной в его загорелых мозолистых ладонях, но он чувствовал в ней и силу. — Спасибо, Хината. За всё.       Мгновение она просто смотрела на свою ладонь в его руках, медленно моргая. Наруто держал её за руку. У неё закружилась голова, и она не могла не подумать обо всем, через что ей пришлось пройти, чтобы попасть сюда. Он называл её храброй, но она помнила только, что каждый день боялась. Прав ли он, действительно ли храбрость — это преодоление страха? Наруто был самым храбрым человеком, которого она знала. Она спросила его:       — А ты… ты хоть когда-нибудь боишься?       Он на мгновение задумался и иронически улыбнулся.       — Раньше никогда не боялся, — сказал он. — Но теперь… постоянно.       Она была удивлена, услышав это.       — Почему?       Он посмотрел через двор на радостных шиноби, которые последуют за ним к победе или смерти. Затем он посмотрел на её руку, идеально соединённую со своей.       — Потому что мне есть что терять.

***

      Сакура с усмешкой наблюдала за пьяными попытками своих товарищей в акробатике. Изумо и Котецу заключили пари на то, кто сможет выше всех перепрыгнуть костёр, и через несколько минут в этом была замешана уже половина остальных мужчин. Она полагала, что было лишь вопросом времени, когда кто-то загорится и понадобятся её медицинские навыки.       Если, конечно, она сможет встать. Она уже давно не пробовала и была не слишком уверена в своих шансах.       Взглянув на глиняный кувшин со сладким дынным вином, она попыталась вспомнить, какой это был по счёту. Она поделилась одним из них со своими друзьями. Потом Ли каким-то образом сделал глоток-другой, пока никто не видел. За эти годы его терпимость к алкоголю не улучшилась, и когда он попытался затеять драку с Кибой из-за какого-то предполагаемого оскорбления — или, может быть, вообще без причины — Тентен ударила его по голове пустым кувшином и потащила своего бессознательного товарища по команде в его комнату. Значит, разбитый кувшин был первым. А этот, стало быть, второй. Она подняла его и лениво взболтала содержимое, определив, что он заполнен чуть меньше, чем наполовину.       Сакура вздохнула. Топить свои печали было плохой идеей — она достаточно часто видела, как это делала Цунаде, чтобы знать, что это никогда не помогало. Как и все остальные, она просто хотела немного развлечься для разнообразия, отвлечься от вещей, которые тяготили её последние пару недель.       — Не хочешь поделиться?       «Помяни чёрта», — подумала она, напрягаясь, когда Какаши скользнул на скамью рядом с ней. Он оперся локтями о столешницу и посмотрел на неё с ровным выражением лица, которое абсолютно ничего не говорило ей о мотивах его приближения к ней. Она неохотно протянула ему бутылку.       — Полагаю, хочу…       Он сделал большой глоток прямо через маску. Сакура мимолетно задумалась, насколько это гигиенично. Она наблюдала за его профилем, за тем, как отблески огня падали на кончики его серебристых волос, заставляя их подсвечиваться, но вскоре отвела взгляд. Находиться рядом с ним, разговаривать с ним было почти труднее, когда между ними что-то было, чем не видеть его вообще. Но в последнем случае ей хотя бы не приходилось притворяться.       — Поздравляю, — сказала она, стараясь звучать дружелюбно.       Его бровь слегка приподнялась.       — С чем?       Она неопределённо махнула рукой в сторону гуляк и костра, где двенадцать белых масок медленно чернели, превращаясь в пепел.       — За твою оглушительную победу.       Он пожал плечами.       — Это всё Наида, в основном. Я не особенно люблю массовую бойню.       Он произнёс это так, словно их миссия была скорее жестокой и зверской, чем доблестной и достойной восхищения.       — Звучит так, будто всё прошло не хорошо, — осторожно подтолкнула она.       — Зависит от того, кого ты спросишь, — он сделал ещё глоток. — АНБУ всегда были безжалостны, а уж злопамятные АНБУ…       Она изучала его скрытое наполовину выражение.       — Так ты поэтому ушёл?       — Меня перевели. Сандайме подумал, что я стал слишком отрешённым, поэтому выбрал меня в качестве джоунина-сенсея. Великий человек, но у него не всегда были великие идеи.       — Тебе это не понравилось.       — Очень, — без колебаний подтвердил он. Затем встретился с ней взглядом и ухмыльнулся. — Поначалу.       — Так вот почему ты провалил все команды генинов до нас? — она взяла у него бутылку и выпила, не заботясь о том, что он только что прикасался к ней губами. Для неё это не было в новинку.       Он выхватил бутылку, как только та оторвалась от её губ, и сделал большой глоток, пользуясь моментом, чтобы сформулировать ответ.       — Представь, что ты больше десяти лет была частью группы хорошо обученных элитных солдат… а потом устроилась на работу в качестве восхваляемой няньки.       Она искоса взглянула на него, когда он вернул бутылку.       — Немного жёстко, но, думаю, я понимаю твою точку зрения. Кучка наивных двенадцатилеток, должно быть, казалась несуразной знаменитому Копирующему ниндзя.       Какаши моргнул.       — Я не это имел в виду.       Она твёрдо выдержала его взгляд.       — Это.       Он покачал головой, и его тон стал мягче.       — Нет, Сакура. Я имел в виду, что… АНБУ функционирует на основе личной компетентности и абсолютной эффективности. Руководство и обучение команды неопытных генинов требует сострадания и бесконечного терпения. Я никогда не был подходящим человеком для этой работы.       Она молча обдумывала его слова. Опыт научил её, что Какаши был глубоко сострадательным человеком, иногда даже испытывающим сострадание к врагам. Он просто не хотел этого показывать. Терпение? Не так уж и много. Заботливый и мягкий подход к обучению, который завоёвывал доверие и восхищение маленьких детей? Смехотворно. Она мягко улыбнулась.       — По-моему, мы нормально справились.       — Лучше, чем нормально, — ответил он. — Чертовски потрясающе.       — Значит, в конце концов тебе это не так уж не нравилось.       Его глаза прищурились в улыбке.       — Лучшая ошибка в моей жизни.       Сакура рассмеялась и сделала глоток. Ей ужасно не хватало его. Разговоров с ним, подшучиваний, смеха и вот так совместно проводимого времени. Больше, чем близости, которую они ненадолго разделили, ей не хватало своего друга. Может быть, именно поэтому он сел рядом с ней сегодня вечером — потому что ему тоже её не хватало?       Какаши наклонился и потянулся за вином, и на этот раз, когда она передала его ему, их пальцы соприкоснулись у горлышка. Мозолистые кончики его пальцев, слегка влажные от конденсата на бутылке, медленно скользнули по костяшкам Сакуры, и по её руке пробежал крошечный разряд тока. Было немного смешно, как такая маленькая, обыденная вещь может быть такой волнующей. Он почему-то придвинулся ближе, и теперь, когда он коснулся её, его близость была предельно очевидной. Она чувствовала жар между ними, мягкое, пульсирующее дополнение к теплу огня и благоухающей ночи. Ей показалось, что он тоже это почувствовал, потому что не спеша откинулся на спинку и остался в её личном пространстве. Сакура не могла сказать, что возражала. Вообще-то всё было настолько наоборот, что она не осмеливалась взглянуть ему прямо в глаза.       Он сделал большой глоток и откашлялся.       — В любом случае, став вашим сенсеем, я ушёл из АНБУ, и я этому рад.       — Почему?       Он уставился во двор, по сути ни на что не глядя.       — Ты идёшь на это, ожидая, что почти все, кого ты знаешь, в конце концов будут убиты. Это статистический факт. Так что никто не сближается. Уважение и восхищение — да. Но дружба — никогда. Я думал, что это то, чего я хотел после… но я никогда не чувствовал себя более одиноким. Если бы не Сандайме, я, вероятно, остался бы там до самой смерти и был бы втайне несчастен всё это время.       Сакура всегда удивлялась, когда он так открывался. Особенно сейчас, учитывая нынешнее состояние их отношений. Она подумала, что, возможно, он сожалеет об их последнем разговоре и пытается загладить свою вину, не извиняясь напрямую. Какова бы ни была причина, сегодня вечером разрыв между ними неожиданно уменьшился, и она была рада этому.       Какаши лишь пожал плечами, в очередной раз отмахнувшись от редкого момента откровенности с годами отработанной небрежностью.       — И, как я уже сказал, это жуткое место. Оказывается, в глубине души я любовник, а не боец.       Сакура фыркнула, лишь слегка развеселившись его попыткой пошутить.       — Поверю в это, когда увижу.       Взгляд, которым он одарил её, был безошибочно заряжен.       — Ты могла бы.       Она уставилась на него ровным взглядом, всё веселье исчезло. Он всерьёз пытается флиртовать с ней прямо сейчас? Он так много выпил, что забыл о последних двух неделях? Не получил ли он сегодня вечером тупую травму головы, которая привела к кратковременной потере памяти? Удивительно, но в её голосе не было злобы, когда она напомнила ему:       — Я уже пыталась. Припоминаю, что, кажется, была отвергнута.       Какаши замер, в его глазах появилось раскаяние.       — Сакура…       Сакура отвернулась и сделала ещё один глоток, больше для того, чтобы скрыть выражение своего лица. Она тут же подумала о том, чтобы уйти, но ей очень не хотелось. Она не хотела возвращаться к избеганию и напряжённому молчанию. Она хотела, чтобы между ними снова всё было хорошо.       — Интересный поворот событий, — задумчиво произнесла она с притворной небрежностью, кивая в сторону подражателей циркачей. Один из них только что был на волосок от смерти и теперь яростно похлопывал себя по тлеющему заду, а его приятели смотрели и смеялись. — Удивительно, что сегодня все так возбуждены.       Какаши наблюдал за этим зрелищем с той же маской безразличия, что и она, и медленно, отчётливо вздохнул.       — В военное время всегда так было, — сказал он, его слова подпитывали годы опыта. — Сегодня они не просто празднуют победу. Они празднуют саму жизнь, бросая вызов смерти и боли, поджидающим за углом. Во время последней войны Сандайме часто говорил нам: «Познавайте жизнь в каждом вздохе и живите без сожалений».       Сакура многозначительно посмотрела на него.       — Мудрая философия.       Он выдержал её взгляд.       — Так и есть.       Она повернулась к нему.       — Тогда почему ты в неё не веришь? — на этот раз она не смогла сдержать обиду в голосе.       Его глаза блуждали по её лицу, изучая каждую деталь. Его ответ был таким тихим, что она не услышала бы его за гулом вечеринки, если бы он не сидел так близко.       — Я начинаю.       Сакура не ответила, опасаясь, что чего бы она ни сказала или ни сделала, её реакция будет слишком бурной. Если он действительно имел в виду то, о чём она подумала, он бы сделал что-нибудь, так ведь? А если нет, что ж, она не будет выглядеть дурой, бросаясь ему на шею. Секунды тянулись так долго, что она почти заставила себя отвести взгляд. А потом её внимание было насильно отвлечено, когда подошёл Сай и сел на скамью напротив них.       — Ну разве вы не выразительная парочка пьяниц, — весело заметил он.       Он явно подслушал их разговор, по крайней мере частично, и стал свидетелем того, что произошло между ними. Он переводил взгляд проницательно прищуренных глаз с одного на другого — такое выражение появлялось у него, когда он собирался что-то разгадать.       Сакура была рада отвлечься, но Какаши был менее восторжен и не потрудился это скрыть. Он цинично приподнял бровь, глядя на своего товарища по команде, и решительно сказал:       — Твои навыки наблюдения сегодня на высоте.       Сай пожал плечами и поднёс бутылку к носу. Иногда было трудно сказать, действительно ли он ничего не замечает или только притворяется.       — Я никогда не понимал, почему люди пьют алкоголь, — задумчиво произнёс он. — Это заставляет их делать самые нелепые вещи.       — Ты никогда его не пробовал? — спросила Сакура.       — Пробовал. Я даже попробовал немного вот этого, — он наклонил кувшин, заставляя жидкость внутри плескаться. — Неплохо, но последствия ужасны. Несколько часов веселья, о которых ты всё равно можешь пожалеть, не стоят головной боли, обезвоживания и общего недомогания на следующий день.       Сакура попыталась представить его пьяным и решила, что хорошо, что ему это не нравится. У Сая и так почти не было никаких запретов. Сай под воздействием алкоголя будет представлять угрозу для общества.       — Каждому своё, — сказал Какаши, потянувшись через стол, чтобы забрать бутылку и сделать ещё глоток.       Сай ошеломлённо посмотрел на него, как и Сакура. В него определённо что-то вселилось сегодня. Сай выглядел так, будто собирался прокомментировать это, когда к ним подошла Ханаби.       — Вот ты где, — сказала она с придыханием, будто бегала вокруг в поисках. Она посмотрела на Сакуру и Какаши и улыбнулась. — Привет.       — Привет, — ответила Сакура. Какаши лишь кивнул. Ханаби в любом случае было всё равно, её интересовали не они.       — Пойдём со мной, — сказала она Саю, наклоняясь, чтобы схватить его за локоть. — Хочу тебе кое-что показать, — Сай встал, одарил товарищей по команде лёгкой прощальной улыбкой и позволил Ханаби увести себя.       Сакура фыркнула.       — Спорим на десять рё, я знаю, что она хочет ему «показать».       — Заметила, да?       — М-хм. Он понятия не имеет, во что ввязывается.…       — Я уверен, ему будет приятно узнать.       В его глазах снова появилось то же выражение, от которого ей захотелось увести его в темноту. Сакура отвела взгляд, пока собственные глаза её не выдали. Между ними воцарилось молчание, пока она делала вид, что интересуется происходящим вокруг. Снова игра в притворство.       Затем она почувствовала ладонь Какаши на своей ноге. Его пальцы слегка коснулись её бедра, медленно поднимаясь выше. Она повернулась к нему, широко раскрыв глаза.       — Что ты делаешь?       — Прикасаюсь к тебе с намёком, — бойко ответил он.       Её попытки сохранить самообладание и дистанцию быстро рассыпались в прах под его лёгким прикосновением, но голос был удивительно спокоен.       — Это совершенно очевидно. Но… почему?       Какаши посмотрел на свою блуждающую руку и, казалось, искренне задумался над вопросом.       — Из-за этих маленьких шортиков, которые ты с таким упорством носишь каждый день, — кончики его пальцев скользнули чуть ниже края плотной ткани, оттянули и отпустили со слышимым щелчком.       Сакура уставилась на него с открытым ртом.       Он ещё не закончил.       — Знаешь, у тебя потрясающие ноги. Меня сводит с ума невозможность прикоснуться к ним… — он вздохнул с преувеличенной тоской.       Сакура наконец собралась с мыслями и нахмурилась.       — Это было твоё решение, — напомнила она.       — Даже ваш прославленный командир время от времени совершает ошибки, — его тон оставался лёгким и игривым, но в нём чувствовалась серьёзность, говорящая ей, что он не шутил.       И всё же Сакура не могла не развеселиться.       — «Прославленный»? Тебе действительно нужно поработать над самооценкой… — его ладонь вновь скользнула по её ноге к внутренней части бедра, и вес и жар его прикосновения почти заставили её выпрыгнуть из кожи. Она стукнулась коленом о стол.       — Какаши! — прошипела она. — Нас могут увидеть!       Его взгляд медленно поднялся, и она ощутила его жар на каждом сантиметре своего тела, куда тот падал.       — Тогда пойдём куда-нибудь в другое место.       Каждая клеточка её существа была в противоречии. Она должна сказать «нет». Должна встать, уйти и запереться в своей комнате. А ещё лучше — найти шумную толпу и позволить той поглотить себя. Но ей очень, очень хотелось сказать «да».       Так она и сделала. От нервного предвкушения у неё едва ли не кружилась голова, она схватила кувшин с вином и последовала за ним прочь со двора. Звуки музыки и веселья стихли, пока они бесцельно брели к тёмным внутренностям храма. В темноте, отбрасывая таинственные тени на окружающие каменные стены, мигали несколько бумажных фонариков.       Какаши снял повязку и потёр глаз, затем спустил ткань, закрывавшую его лицо, слегка скривившь.       — Маска мокрая…       Сакура посмотрела на него.       — Интересно, почему? — пока они шли, она поймала себя на том, что пялится на него, упиваясь видом этого красивого лица, которое не видела уже две недели.       Она споткнулась о торчащий корень и чуть не упала лицом вниз.       Какаши открыто рассмеялся и поймал её за плечи, поддерживая сзади. Его руки, лежащие на её плечах, были тёплыми и желанными. Ей хотелось снова прижаться к нему.       Он протянул руку и взял кувшин с вином.       — Ладно, думаю, с тебя хватит.       Она игриво толкнула его.       — Ты мне не начальник.       — Вообще-то, начальник.       Она решительно покачала головой и смело взяла его под руку, наслаждаясь упругостью мускулов под рукавом.       — Технически, это не так. Ты руководитель среднего звена. Технически, у нас один и тот же начальник. И это—       — Наруто, — закончил он за неё.       Сакура расхохоталась.       — Страшно подумать!       Они прошли под одной из арок под деревьями.       — Осторожнее, — поддразнил Какаши, — тут много корней.       — Заткнись, — раздражённо сказала она, но тут же снова рассмеялась.       — Руководитель среднего звена… — задумчиво произнёс он, — Не думаю, что когда-либо слышал, чтобы моё звание и должность описывались так… скучно.       — Быть лидером команды джоунинов очень похвально, — беззаботно ответила она. — Ты должен гордиться.       Он пожал плечами.       — Это неблагодарная работа, но кто-то должен её делать.       — Какая разница! Все практически боготворят тебя.       — Да. Все, кроме моих товарищей по команде.       — Это неправда, — она собиралась сказать что-то серьёзное и искреннее, но в последний момент решила не усложнять. — Если и так, то лишь потому, что мы знаем, какой ты на самом деле некрутой.       Он бросил на неё обиженный взгляд.       — Я вовсе не некрутой…       Сакура наблюдала, как качнулся его кадык, когда он сделал ещё один глоток, а затем захлебнулся смехом, когда наклонил бутылку слишком далеко и выплеснул немного вина на подбородок.       — Да, это было очень круто… — она протянула руку и вытерла струйку, её большой палец мягко скользнул по его нижней губе, затем вниз по шраму. Она посмотрела на слабый блеск влаги на большом пальце и поднесла его к губам, чтобы слизнуть липкую сладость.       Какаши поймал её руку прежде, чем она успела её опустить. Она подняла глаза, встречаясь с ним взглядом, и от напряжения в них у неё перехватило дыхание. Они были очень близко, почти грудь к груди, её рука всё ещё была связана с его. Он придвинулся ещё ближе, и она запрокинула голову. Крошечное пространство между ними словно дрожало от электричества.       В темноте раздались голоса, громкие и разнузданные. Небольшая группа гуляк решила перенести вечеринку в другое место. Они вышли из-за угла на другом конце двора, смеясь и спотыкаясь, не обращая внимания ни на что, кроме собственного приятного времяпрепровождения.       Сакура попыталась отойти от Какаши, но он обхватил её за талию и притянул к себе. Мир начал вращаться и исчезать. Она ощутила знакомое чувство головокружительной невесомости, и в следующее мгновение они уже стояли в его комнате.       Сбитая с толку, она ахнула и снова чуть не споткнулась.       — Ого, — она прислонилась к Какаши, который крепко держал её. Печати. Он всегда оставлял маркеры в своей комнате, чтобы исчезать, когда захочет — привычка, которую он, должно быть, перенял у своего сенсея. В конце концов её голова перестала кружиться, и глаза осмотрели небольшое жилое пространство. Кровать была наполовину застелена, покрывало натянуто неровно. Его оружие и снаряжение было беспорядочно разбросано на комоде и вдоль стены.       Она вдруг осознала дилемму пребывания наедине с Какаши в его комнате, и того факта, что он ещё не отпустил её.       Он обнял её и зарылся лицом в розовые волосы.       — Ты невероятно пахнешь, — пробормотал он, ещё ниже опуская голову и вдыхая её запах.       — От меня пахнет вином, — ошеломлённо произнесла она. — И от тебя тоже.       — Не только. Ты пахнешь как… Сакура, — его руки скользнули по её талии к пояснице, пока он утыкался носом в её шею. — Я не знаю, что это, но… иногда, когда ты проходишь мимо меня, это всё, что я могу сделать, чтобы остановить себя и не затащить тебя в тёмный угол, чтобы сделать с тобой то, что хочу.       Его дыхание овеяло её шею, за ним последовали его губы, и она едва справлялась с тем, чтобы дышать. Её руки сжались в складках его рубашки. Что происходит?       — …Ты что, пьян?       — Хм, — он поцеловал её в шею, потом ещё раз, медленно двигаясь к уху. — Ты когда-нибудь видела меня пьяным?       — Нет… — выдохнула она. — Но всё когда-нибудь случается в первый раз.       Его руки скользнули под её майку, чтобы погладить её обнажённую кожу, и он крепко прижал её к себе и прорычал:       — Несомненно.       Сакура ахнула от удовольствия, когда он прикусил её чуть ниже уха. Её руки, казалось, двигались сами по себе, пробираясь под его верхнюю тунику, чтобы почувствовать твёрдые плоскости его груди и живота. Её голова начала казаться лёгкой и далёкой. Она так устала отрицать свои чувства к нему, так устала притворяться. Она хотела этого. Боги, она так хотела этого, и всё же… какая-то часть её всё ещё была достаточно связной, чтобы осознать нелепость этой ситуации.       И она не собиралась позволять ему заполучить всё и сразу. Она толкнула его в грудь, заставляя немного отодвинуться.       — Какаши, ты сказал, что не хочешь этого. На самом деле, ты чертовски ясно дал это понять.       — Я никогда не говорил, что не хочу, — пробормотал он тоном, который можно было назвать только надутым. — Только то, что мы не должны. И это всё ещё правда. Но в одном я ошибался.       — В чём?       — Ты — не отвлекающий фактор. Ты — наваждение.       Сакура медленно моргнула, не совсем понимая, как это воспринимать.       — Ясно…       — Это ещё не всё, — его руки снова обняли её, и он просто держал её, положив подбородок ей на плечо. — Было неправильно думать, что быть вместе повредит нашей работе, — тихо сказал он. — Быть без тебя вредит моей работе. Я не могу сосредоточиться. Я всё время думаю о тебе. Тебе и твоих шортах.       Сакуре захотелось рассмеяться. Или заплакать. Вместо этого она прижалась лицом к его плечу и крепко обняла. «Скажи мне, что ты серьёзно», — мысленно взмолилась она. — «Скажи, что не оттолкнёшь меня снова, когда протрезвеешь».       Его руки неспешно скользнули вверх по её спине, в волосы. Его пальцы медленно пробежались по прядям, по голове, посылая мурашки по спине. Он обхватил её голову руками и приподнял её лицо к своему.       — Какаши… — тихо прошептала она. Потом его губы прижались к её губам, и она пропала. Её руки сжались в его волосах. Вкус вина на его губах и во рту чувствовался как сладкий нектар, которым она не могла насытиться.       Они не теряли времени. Они знали, чего хотят, почему они вместе пошли в темноту и почему они сейчас здесь. Губы Какаши скользнули по изгибу её шеи, и она наклонила голову, тихо постанывая, когда каждое скольжение языка и укус воспламеняли её чувствительную кожу. Он повёл её к своей кровати, не нарушая момента, пока его руки стягивали с неё одежду. Эти скрывающие, мешающие кусочки ткани были помехой и должны были немедленно исчезнуть. Его руки блуждали по её ягодицам, обхватывая их, проскальзывая под шорты и спуская те до середины. Он рывком расстегнул молнию на её рубашке, чуть не сломав ту в спешке, чтобы обнажить больше её тела для своих жадных прикосновений.       Сакура ответила тем же, расстегнув пояс его туники и стянув её на плечи, чтобы почувствовать упругую гладкость его рук. Резкими, нетерпеливыми рывками она расстегнула облегающую нижнюю майку. Когда оба предмета одежды, наконец, исчезли, она, не теряя времени, откровенно ощупала всё восхитительно твёрдые мускулы, на которые столько раз тайком пускала слюни. Его тело походило на выветренную скульптуру: изящно сложённое, но потрёпанное шрамами и годами тяжелого использования, ещё более прекрасное из-за своих недостатков.       Они добрались до кровати прежде, чем успели раздеть друг друга, и Сакура толкнула Какаши на толстый футон. Он обнял её, притягивая к себе. Она нетерпеливо оседлала его, положив руки по бокам от его головы. Его разные глаза были тёмными от пламени, полыхавшего лишь для неё. Его тело простиралось перед ней, как страна, которую она жаждала исследовать, карта, которую нужно было изучить. Она наклонилась и поцеловала его, быстрой, дразнящей пробой, прежде чем переместиться ртом к солёной коже его шеи, а затем ниже, к месту над ключицами и гладким пространством его груди. Его руки запутались в её волосах, плотно обхватывая, и с его приоткрытых губ сорвался ободряющий вздох.       Но Какаши не хотел довольствоваться тем, чтобы лежать на спине и предоставить ей всё веселье. Всего через несколько мгновений он снова начал действовать, в том, как он прикасался к ней, была почти животная настойчивость. Его руки беспрерывно блуждали по её телу, по спине, сжимая бёдра, снимая на ходу остальную одежду. Их губы были повсюду одновременно, их поцелуи были лихорадочными и упорными. Каждый мускул его тела напрягся, когда он приподнялся, притянул её под себя и скользнул сверху одним плавным движением.       Его руки нашли её груди, идеально обхватив их, сильные пальцы крепко прижались к затвердевшим соскам. За ними последовал его рот, нетерпеливо сомкнувшись вокруг упругого бутона сквозь тонкую ткань её лифчика. Сакура ахнула и выгнулась ему навстречу. Одной рукой он потянул ткань вниз, открывая её для полного ощущения своих губ и языка, в то время как другая скользнула под неё и щёлкнула застежкой опытным движением пальцев. Затем барьер исчез, и он пленил её, как голодный мужчина. Короткая щетина на его подбородке и щеках щекотала с неуловимой гранью удовольствия и боли, которая заставляла её дрожать. Каждое прикосновение его пальцев к её обнаженной коже подталкивало её чувства чуть ближе к краю. Она изо всех сил старалась не отставать, расстегнув его штаны и спустив их по бёдрам так далеко, как только могла. Какаши позаботился об остальном. Каким-то образом всё до последнего клочка ткани исчезло, пока между ними не осталось ничего.       Он всем своим весом навалился на неё, его эрекция упиралась в её лобок. Он не собирался тянуть время, да она и не хотела этого: она была более чем готова и практически сходила с ума от желания. Она крепко схватила его за плечи, ободряюще царапая. Их глаза встретились впервые с тех пор, как он поцеловал её, и она почти растаяла. Напряжённость и сосредоточенность, которые она хорошо знала по сотне совместных сражений, теперь были направлены на неё в форме неподдельной страсти. Это опьяняло сильнее любого спиртного. Она чувствовала тщательно сдерживаемую силу в его теле, пока они зависли, подвешенные на грани чего-то неизвестного, опасного, волнующего.       А потом он оказался внутри неё, и всё, казалось, одновременно стало острее и исчезло. В этом не было ничего ласкового или нежного, только чистое, горячее, необузданное желание. Предвкушение вознаграждено. Похоть удовлетворена. Полная капитуляция.       Какаши двигался сильно и быстро, и она поднималась навстречу каждому напористому толчку. Их тела стали скользкими от жары ночи и тепла, что они создавали вместе. Они впивались друг другу в губы и оставляли крошечные красные следы зубов везде, куда могли дотянуться их рты. Он раздвинул её бедра ещё шире, вонзился ещё глубже. Сакура скользнула ладонями по его потной спине, крепко обняла его, впиваясь ногтями в кожу, и прижалась к нему бёдрами, требуя освобождения.       Оно пришло подобно взрыву. Сакура, словно закручиваясь, поплыла на волне блаженства, пока не перестала понимать, где кончается она и начинается он. Из её горла вырвался резкий, задыхающийся крик, но Какаши заглушил его поцелуем. Их языки переплелись, неосторожно и неистово. Он оторвался от её губ и с приглушённым рычанием уткнулся лицом ей в шею. Он входил в неё с силой, и снова, и снова, и снова, пока она не подумала, что может умереть от наслаждения. Он напрягся, вздрогнул и рухнул через край, пульсируя внутри неё.       Когда он снова двинулся, то лишь для того, чтобы убрать с неё весь свой вес, а затем снова погрузиться в её объятия. Его рука медленно обвилась вокруг неё, и он тихо вздохнул. Казалось, он вот-вот уснет.       Сакура закрыла глаза и уткнулась лицом в непослушную копну его серебристых волос. Тяжёлая дремота навалилась и на неё, отягощая её конечности, она едва могла ими шевелить. Будто все ощущения просто покинули её с последним взрывом экстаза, и она осталась плавать, опустошённая и довольная.       Она почувствовала, как он лениво поцеловал её в плечо, и сонная улыбка тронула её губы, прежде чем она уснула.