Маленькая девочка со взглядом волчицы, Я тоже когда-то был самоубийцей…
Арсений бегло оглядел себя в зеркале, мысленно отмечая, что челку все-таки стоило уложить привычно набок, а не слушать Шастуна с его заверениями, что небольшая небрежность на голове ему идет. Пальцы нервно прошлись по мягкой ткани рубашки, стремясь расправить невидимые складки, а телефон, потревоженный пришедшим на него сообщением, коротко завибрировал в кармане брюк. Вот он и снова в работе. Непредвиденный перерыв, образовавшийся из-за проблем со здоровьем и личной жизнью окончился так же неожиданно, как и начался, поэтому с утра мужчина проснулся от сообщения Матвиенко о том, что тот принесет с собой в кофейню очередной пакет сумасшедших идей на обсуждение. Впрочем, как раз вовремя, потому что начало весны подразумевает собой что-то новое, а от Арсения в этом плане в последнее время никакой пользы. В последний раз взглянув на свое отражение, мужчина удовлетворенно кивнул сам себе и, медленно выдохнув, вышел из спальни. Впервые за долгое время в квартире витал запах приготовленного в ней завтрака, и с кухни доносилась музыка, изредка перебиваемая лязгом посуды и голосом подпевающего ей человека. От мысли о том, что, возможно, в этом у Шастуна все-таки есть сходство с Аленой, болезненно сжалось сердце. Все-таки забыть ее он, наверное, не сможет уже никогда. Почти беззвучно пробравшись на кухню, мужчина увидел сидящего за столом парня, пытающегося совместить завтрак с просмотром ленты в телефоне, и невольно улыбнулся. Тот сидел к нему спиной и заметил чужое присутствие лишь в тот момент, когда макушки коснулся поцелуй. Антон от неожиданности даже на секунду замер. — Ты точно успеешь собраться? — тихо поинтересовался Арсений, глядя на то, как Шастун неторопливо пережевывает собранный им же бутерброд и, кажется, вообще не собирается вылезать из стащенной из шкафа мужчины одежды. Парень в ответ лишь согласно угукнул, запрокинул голову назад, чтобы разглядеть стоящего за спиной Попова и вытянул губы трубочкой, выпрашивая поцелуй. Арсений сдержанно рассмеялся. Чуть подавшись вперед, он мягко коснулся чужой щеки, едва заметно пахнущей лосьоном для бритья и, встретившись с разочарованным взглядом зеленых глаз, усмехнулся. — Давай жуй, не отвлекайся. Через пятнадцать минут буду выходить, не сможешь собраться — останешься. — Ой-ой-ой, — Антон показательно закатил глаза, в один глоток осушил свою чашку с чаем и вскочил на ноги. На нем до сих пор была одежда Арсения, выданная ему на ночь, а спутанные руками мужчины русые завитки больше были похожи на гнездо, чем на прическу, но парень упрямо сверкнул глазами и улыбнулся: — засекай. Не то, чтобы Шастун не хотел бы остаться дома вместо того, чтобы в семь утра ехать куда-то через полгорода, чтобы что-то там делать, но… Находится в чужой квартире в одиночестве было немного неловко. А о том, чтобы спуститься на этаж вниз и вернуться домой, и речи не шло. От одной только мысли в груди будто бы что-то сжималось. Да и в окружении людей дурные мысли лезут в голову гораздо реже. Открыв в кране воду, Антон подставил под теплые струи ладони и, бегло стряхнув с них воду, провел пальцами по непослушным волосам. Те упорно не хотели поддаваться хозяйским махинациям и вместо того, чтобы чуть пригладиться, наоборот, распушились еще больше. — Антон, ты скоро? — среагировав на слова мужчины тихим согласием, парень, наконец, раздосадовано фыркнул и, бросив попытки что-то сделать с отросшим ворохом кудряшек на голове, торопливо направился в прихожую. Арсений был уже полностью одет и оставался на пороге лишь потому, что ждал парня. — Надо же, успел, — усмехнулся Попов, мельком взглянув на наручные часы. Про то, что вместо выделенных пятнадцати минут, Антон провозился все двадцать пять, он решил промолчать. Несмотря на внешнее спокойствие, в душе Шастуна с самого утра поселилась мрачная буря, и Попов это чувствовал. Замечал в чуть рваных движениях, неосознанных вымученных улыбках и излишней болтовне в попытках отвлечься. Антон даже целых полчаса проболтал с новенькой бариста, принятой на место недавно уволившейся Ирины, и помогал Сереже принимать поставку, хотя, очевидно, до сих пор побаивался его тяжелого взгляда. — Ты, может, еще и вместо курьера к Егору сгоняешь? — недовольно фыркнул мужчина, отбирая у мальчишки коробку с пакетами кофейных зерен, которую тот рефлекторно таскал за собой уже несколько минут, не зная, куда поставить. — Шаст, честное слово, ты просто мешаешься. — А вот и сгоняю, — Антон нахмурился и, скрестив руки на груди, мрачно глянул на мужчину с высоты своего роста, но быстро сдался под насмешливым взглядом армянина, чье физическое превосходство было слишком явным. — Я реально схожу, только адрес кинь. И прежде, чем Арсений смог вставить хоть слово, Матвиенко уже сопроводил его парня в путь-дорогу, не удосужившись даже дать время на то, чтобы одуматься. Впрочем, наверное, Шастуну будет даже полезно прогуляться наедине со своими мыслями. По крайне мере, Попов на это надеялся, молча провожая взглядом фигуру Шастуна, спешно покидающего кофейню. Выудив из кармана телефон, Антон скользнул пальцами по экрану, выискивая подходящий для такого настроения плейлист из тысячи других, добавленных в порыве момента. Полпути и так было пройдено в наушниках, но без музыки. До боли знакомый бит впился под кожу не хуже смертельной инъекции, поднимая из груди что-то давно забытое, но оставшееся на подкорке, словно тавро* на шкуре лошади. Почти незаметное, но болезненно-красивое. Все-таки свои корни не забудешь просто так. Я тоже лежал в окровавленной ванне И молча вкушал дым марихуаны. Антон медленно вдохнул влажный утренний воздух и поднял глаза на небо. Взгляд скользнул по нежно-синему цвету на горизонте, смешавшемуся с едва различимыми разводами розовых облаков. Несмотря на активно проезжающие мимо машины и общественный транспорт, пешеходов на улице было еще не так много, чтобы стало некомфортно. На самом деле, в последний раз такой пустой городскую улицу парень видел лишь в тот день, когда возвращался домой после пьянки у Макара. В то утро ему сообщили о смерти отца. Кажется, на том месте, где сейчас стояла панельная новостройка, тогда еще была кондитерская. В ней продавали те не очень вкусные, но спасительные для Шастуна вафельные трубочки с вареной сгущенкой. Тесто было размякшим, а начинка и хрустела на зубах, но ее приторно-сладкий вкус отвлекал от желания заплакать. Это было важно. Мы вырвем столбы, мы отменим границы, О, маленькая девочка со взглядом волчицы! Парень резко мотнул головой, сбрасывая наваждение ностальгии. Кажется, в этом городе у него совсем нет счастливых воспоминаний. Вся его жизнь будто состояла из бега. Из бега от дома к дому, ни один из которых не был для него по-настоящему родным, и бега от самого себя, в попытках перекроить этого чувствительного мальчишку, на котором так легко оставить следы. Шастун грустно улыбнулся. Оглядываясь назад, хотелось бы ему сказать тому потерянному пацану, что все мечты все равно пойдут прахом. Не чтобы бросал, нет, чтобы поберег время и силы. Повернув за угол, парень остановился перед рядом серых домов, выставленных в несколько одинаковых улиц, и обреченно вздохнул. Мельком взглянув на таблички с номерами домов, он мысленно отметил, что нужного здесь нет и, наверное, ему нужно было идти чуть дальше. Парень хмыкнул. Как-то все это запутанно. Нет, определенно было тяжело, но ведь он выкарабкался, да? Не совсем, конечно, но уже почти. Словно если бы он стоял у вершины горы, на которую так долго взбирался. Еще не конец, но опустошительное чувство победы уже сидит где-то на задворках сознания. Потому что после самой темной ночи, несомненно, наступает рассвет*, но долгое его ожидание приводит к абсолютно потере какого-либо смысла. Да и ночь иногда оказывается полярной. Спи сладким сном, не помни о прошлом. Дом, где жила ты, пуст и заброшен. Егор жил не так далеко от кофейни, как Шастуну показалось сначала. С каким-то потаенным разочарованием парень снял один из наушников и, остановившись у нужного подъезда, нажал на кнопку домофона с номером квартиры. Подул ветер, и только сейчас Антон почувствовал, что продрог. Дождавшись, когда ему откроют входную дверь, парень быстро проскочил внутрь, чтобы укрыться от холода. Взгляд невольно уперся в ровно выкрашенную стену, больше напоминающую декорацию из кукольного домика, чем реальный жилой дом. Даже цвета были подобраны какие-то утопичные: нежно-сиреневый и белый. Антон хмыкнул. И когда из моды вышел классический блевотно-зеленый? Еще раз бегло сверившись с СМСкой от Матвиенко с номером квартиры, парень обреченно вздохнул. Подниматься придется на целых пять этажей вверх, а лифта, несмотря на весь внешний подъездный лоск, в этом доме не было. Кажется, эта одна из тех ситуаций, когда Антон всерьез начинал задумываться о вреде курения, и в кудрявой голове даже проскочила мысль о том, чтобы бросить. К тому же, на лестничной клетке почти не ловил интернет, из-за чего музыка в наушниках начала играть с перебоями и ее пришлось отключить насовсем. — Я ожидал сегодня курьера, но ты на него, кажется, не очень похож. — Парень улыбнулся и чуть склонил голову набок, оглядывая Шастуна с головы до ног. Под пристальным взглядом темно-голубых глаз стало почти неуютно. — Ты проходи, не стой, — он усмехнулся и отодвинулся от дверного прохода, позволяя Антону шагнуть внутрь, — подождешь ещё немного, я почти закончил с партией. Не дожидаясь ответа, Егор бегло махнул рукой, зазывая за собой парня, и направился куда-то вглубь квартиры. Шастун хмыкнул. Было что-то в нём такое… отталкивающе. Будто бы он был персонажем какой-нибудь мелодрамы, у которого на лице с первых секунд на экране можно было понять, что он подлец. С опаской скользнув взглядом по фигуре парня, Антон прошел на кухню. Сквозь занавешенное прозрачным тюлем окно проникали мягкие лучи рассвета, освещая небольшую комнату в желтоватый свет. Лак на деревянном гарнитуре переливался в нем радужными бликами. В нос ударил приятный аромат выпечки. — Подождешь пару минут, мне нужно закончить еще партию, — Егор хитро улыбнулся и, подмигнув парню, отвернулся к духовке, чтобы проверить готовность теста. На столе уже ровным рядом стояли готовые капкейки, украшенные шапочками из нежно-розового крема, на верхушке которых красовались мармеладные вишенки. Шастун невольно присвистнул. Выпечка действительно выглядела, как произведение искусства, и он, кажется, осознал, что кофейню парня наняли совсем не за красивые глазки. Хотя с таким талантом ему бы податься на какое-нибудь шоу на ТВ, где блюда оцениваются не только на вкус, но и на цвет, симметрию и прочие никому не нужные штуки, потому что сделанное Егором — это ебаное совершенство. — Нравится? — парень поймал на себе восхищенный взгляд зеленых глаз и улыбнулся. Стянув с себя кухонные рукавицы, он отложил их в сторону и, привалившись бедром к столешнице, скрестил руки на груди. На лице Егора застыло что-то неясное, будто бы в этот момент он впервые разглядел собеседника, и увиденное его удивило. Неясно хмыкнув чему-то своему, он чуть склонил голову набок и, улыбнувшись, произнес: — слушай, а ты ведь не курьер, да? Работаешь на кофейню? — А, ну, — Шастун растерянно моргнул и невольно опустил глаза в пол, отчего-то смутившись заданному в лоб вопросу, — мы с Арсом типа… друзья, — уклончиво протянул он и сам же усмехнулся на свои слова, — я сегодня зашел к ним в кофейню, вот и получил задание. — А, Арсений Сергеевич, — на губах парня появилась нежная улыбка, отчего Шастун невольно фыркнул. Его плечи невольно напряглись, а на лице появилось нечитаемое выражение, — такой красивый мужчина. Давно хотел спросить, но никак к слову не приходилось, есть ли у него кто-нибудь. Ты случайно не знаешь? Надоедливый парень в сознании Антона будто бы стал каким-то другим. Вроде бы и стоял он перед ним в все той же розовой футболке и шортах в цвет, светил принтом черно-белого единорога на радуге, на руках у него был все тот же черный однотонный маникюр, и те же брекеты, которыми он не стеснялся светить, улыбаясь во все тридцать два, но бесить вмиг начал чуть сильнее, чем до этого. Особенно раздражали его эти чересчур яркие серо-голубые глаза. Стараясь придать голосу как можно больше небрежности, парень неопределенно хмыкнул, отвернулся к коробкам, и продолжив погружать пирожные в коробки: — Говорят, он собирается женится. Не знаю, правда или нет, но как-то в последнее время много от него вопросов про кольца, цветы и всякое такое. Антон произнес это легко, но тело напряженно замерло, выжидая чужую реакцию. Будто бы от того, что ответит на это Егор, действительно могло зависеть, останется ли Арсений с ним или… Парень невольно усмехнулся. Ревность для него почти приговор. Патология, заставляющая сердце судорожно сжиматься. Почти до боли, до замирания легких. — Жаль. — Егор отозвался почти мгновенно, но в словах его не прозвучало той искренности, которую Антон ожидал услышать. Он поднял глаза на парня, с лица которого даже не пропала улыбка, и невольно поморщился. — Он явно не из тех, кто ищет развлечений на стороне, да? — Наверное. — Неопределенно пожал плечами Антон, но с губ невольно сорвался облегченный вздох. Повезло, что этот Егор оказался хоть и запавшим на его мужика педиком, но педиком не очень настойчивым. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться. Потому что конкурировать за право состоять с кем-то в отношениях ему еще не приходилось. Обычно он предпочитал уступать, когда речь шла об одновременном увлеченности девчонкой им и его другом. Да и не испытывал он ни к кому и половину тех чувств, которые испытывает к Арсению, если честно. Антон обреченно вздохнул и на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Не верить в взаимность со стороны Попова не было никаких причин. Но глупая ревность почему-то продолжала скрести коготками где-то внутри, заставляя глядеть на Егора с подозрением, будто бы на реального соперника. А к обеду только что вышедшее из-за горизонта солнце плотно закрыло тучами, откладывая рассвет еще на несколько часов. Темно и холодно. Антону снова темно и холодно.***
— Ты знал, что Егор педик? Арсений отвёл взгляд от ноутбука и вопросительно приподнял бровь, едва сдержав насмешливую улыбку. Он с самого возвращения парня в кофейню заметил, что Антона что-то беспокоит. На самом деле, Попов просто связал это с конфликтами в семье, и решил не вмешиваться до тех пор, пока Антон сам не начнет разговор, но… Его правда все это время волновала ориентация Булаткина? Серьезно? — Не знал, — коротко ответил мужчина и хотел вновь вернуться к экрану ноутбука, но, заметив замешательство на лице парня, вопросительно повел подбородком. Антон фыркнул. Парень сидел перед ним на кровати, подобрав ноги под себя, и молча сверлил взглядом зеленых глаз, будто бы ожидая от Арсения чего-то кроме скупого ответа. Наконец, устав сидеть в тишине, он ударил руками по одеялу, чтобы хоть как-то выплеснуть энергию, и произнес четко, словно под присягой: — Ты ему нравишься. На губах мужчины появилась понимающая улыбка. Едва сдержавшись от того, чтобы не рассмеяться, он отложил в сторону ноутбук и, скопировав позу замершего в ожидании Антона, вздохнул. Тот продолжал чего-то выжидать, и внутри него будто бы бурлил вулкан эмоций, не нашедших выхода. — И что ты предлагаешь? Пригласить его к нам третьим? Антон медленно выдохнул и невольно опустил взгляд, с силой сжимая кулаки. Ревность перестала скрестись. Она начала биться всем телом о прутья клетки, в которую ее запер хозяин, безуспешно пытаясь спрятать от чужих глаз. Она шипела и злилась, как последняя дрянь, нашептывая парню очевидную правду: он Егору не ровня. Красивый, спокойный, уверенный еще и талантливый до жопы, будто бы сама разлука перевоплотилась в человека, чтобы поиграться с чужими судьбами. И все, что Шастуну остается — это злиться. Злиться, как маленький мальчик, не способный рассказать о своей проблеме из-за глупого страха показаться Попову каким-то не таким. — А если бы… — Антон поднял глаза на мужчину и взглянул с какой-то потаенной тоской, чуть приподняв уголки губ в попытке улыбнуться. — Если бы он предложил тебе что-то гейское, ты бы согласился? Арсений недоуменно приподнял брови. С губ его все-таки сорвался смешок, но скорее не от самого вопроса, а от его формулировки. Потому что парень перед ним выглядел так, словно готов был сорваться с места и сбежать неизвестно куда, лишь бы не слышать ответа на заданный им же вопрос. И это пугало настолько, что у мужчины кровь в венах застыла от беспокойства. Чуть подавшись вперед, он потянулся, чтобы взять чужую ладонь в свою, но Шастун невольно отшатнулся. Стыдно. Ему было попросту стыдно обняться с тем, кого он так до чертиков ревнует, ведь ревность — значит недоверие. Но Антон ведь доверят. Доверяет настолько, насколько вообще может. Он же на самом деле не ревнивец. Точнее, Шастун ведь не хочет запереть мужчину в подвале или привязать его к себе наручниками, чтобы он принадлежал ему одному. Но одна только мысль о том, что Егор может занять его место рядом с Арсением, поднимала в его груди жгучую ненависть. Тупую, необъяснимую ненависть и желание показать Попову себя с еще лучшей стороны, лишь бы тот даже и не думал его оставить. Потому что Попов он же… он его дом. А без дома дожидаться рассвета как-то совсем тоскливо и одиноко. — Антон, у тебя же все на лице написано, — Попов обреченно вздохнул и все-таки схватил парня за руки, чтобы потянуть на себя и, прижав ближе, упасть вместе с ним на подушки. Шастун тут же уткнулся носом куда-то в чужую ключицу, чтобы не видеть этого пронзающего нежного взгляда синих глаз, не чувствовать на себе это бесконечное понимание. Это пугает и бесит. Пугает, потому что Антона никто никогда не понимал. И бесит, потому что… Потому что сознание упрямо не хочет принимать за факт то, что кто-то в этом мире может любить его любым. Даже умирающим от ревности. — Я вообще не ебу, что со мной происходит, — тихо, почти на грани слышимости прошептал парень, прижимаясь ближе, словно пытаясь раствориться в Арсении. А с Антоном ведь явно что-то происходит. Что-то холодное, страшное, как если бы от его плоти оторвали кусок и он медленно умирал от потери крови, свернувшись калачиком где-нибудь в темном углу. — Просто… — Антон медленно выдохнул и, перевернувшись на спину, уперся взглядом в потолок, — у меня, кроме тебя, ничего не осталось. Даже места, куда я могу вернуться, понимаешь? Наверное, я просто боюсь остаться один. — Антон, — голос Попова прозвучал приглушенно, даже как-то прерывисто, словно произнесенное парнем ударило его под дых. Ладони мужчины прошлись по тонкой спине, поглаживая, будто бы не зная, как еще выразить свою поддержку. — Я же тебя люблю, а не Егора, ты чего? Страх не уходит. Он лишь временно успокаивается, забираясь куда-то в незаметное место, чтобы однажды вернуться вновь. Потому что Шастун и вправду до смерти боится этого зверя, от которого бежал всю жизнь, отчаянно пытаясь найти спасение в осколках разбитой семьи, друзьях, диких, выбивающих душу, конфликтах и даже в Арсении. Наверное, этот жгучий страх перед одиночеством и заставил его начать общаться с странноватым новым соседом. Будто бы он вечность бежал от монстра по пустому коридору с сотнями дверей, стучал в каждую из них и не слышал ответа, пока, наконец, его не впустили в одну из комнат. А внутри, помимо спасителя, еще один монстр. Только этот не по его душу. — Обязательно станет легче, — тихо обещает Арсений, целуя куда-то в шею, ключицы, губы, лишь бы вытащить парня из круговорота его собственных мыслей. Лишь бы тот вновь улыбнулся в привычной своей манере, но встречает лишь слабый обреченный вдох. — Я знаю. Даже после самой темной ночи наступает рассвет, но ждать его почти невыносимо мучительно. А не ждать еще хуже. И все, что остается Антону — это прикрыть глаза в надежде однажды наконец почувствовать отрезвляющий предрассветный воздух.