Песнь восьмая
28 января 2021 г. в 16:28
Реальность и сон — всё смешалось в одно. Яркие образы мелькали перед глазами, стремительно сменяя друг друга так, что Лив перестала их различать. Ощущение было, словно она была одновременно нигде и везде, и от этого её голова разрывалась и была ясной как никогда.
Граница между мирами, воображаемым и реальным истончилась, почти стёрлась, отчего одно смешивалось с другим, перетекая из формы в форму. Лив одновременно была и в непроглядном мраке и пустоте, и яркий свет слепил её, врезаясь в глаза даже сквозь закрытые веки. Она беспомощно оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, где находится и куда должна идти. Хотелось всё бросить и просто исчезнуть, но почему-то она всё равно продолжала оставаться.
Лив чувствовала: что-то тяготило её. Тянуло куда-то вниз, хотя в этом непонятном месте трудно было понять, где находится низ, а где верх. И тем не менее она отчётливо ощущала эту тягу и что-то, что не давало ей уйти.
Однако понять, что это было, Лив всё никак не могла. Не могла истолковать собственные ощущения, что они значили, откуда взялись и куда тянули её. Не знала, что должна была делать, куда идти и как вернуться туда, куда её так настойчиво звало это чувство.
«Борись, Лив, будь сильной. Держись и будь стойкой. Хель не ждёт тебя в своих чертогах; место тебе среди живых. Открой глаза, дитя моё, и отсрочь встречу нашу до других времён»
Знакомый голос раздавался будто бы отовсюду и в то же время из ниоткуда. Он успокаивал нарастающую в груди девушки панику, умиротворял её и помогал собрать рассеянные мысли в кучу. Откуда-то сами собой взялись силы, наполняющие её тело, и Лив почувствовала прилив бодрости и уверенности.
Теперь она точно знала куда идти, и первые неуверенные шаги сменились бегом, от которого развевались распущенные, хоть и не слишком длинные русые волосы. Лив уверенно бежала сквозь тьму и яркий свет, и широкая улыбка медленно расползалась по её губам.
Она знала, что должна была делать, и от этого знания внутри разливалась радость. Главное было успеть, и она бежала, бежала, бежала...
***
Лив с трудом приоткрыла глаза. Всё вокруг плыло, взгляд никак не мог сфокусироваться. Тело ломило так, словно все кости в нём были сломаны и сращены неправильно. Острая боль, расходящаяся от живота, иглами прошила все мышцы, и Лив по ней поняла, что жива.
Она тихо простонала, несчастная и страждущая. Слабо повела головой, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд и рассмотреть хоть что-то. Откуда-то сбоку до неё долетали обрывки голосов — чудилось ей, словно женщина спорит с мужчиной. Однако стоило Лив оповестить, что она пришла в себя, как голоса их стихли, но зашуршала ткань юбок, и спустя мгновение на кровать к девушке присела та самая женщина.
От неё пахло лекарскими травами, сухим сеном и горной прохладой — эти запахи напомнили Лив о Ланде, и она против воли судорожно выдохнула, чувствуя, как в горле застревает ком.
— Ну-ну, деточка, — чистым, словно горный ручей, ласковым голосом обратилась к ней женщина, и Лив заставила себя сфокусировать на её фигуре плывущий взгляд. — Рано тебе ещё покидать нас.
Лив нахмурилась — постепенно картинка перед её глазами приобретала чёткие очертания, и девушка хотя бы немного смогла рассмотреть женщину перед собой. Она выглядела очень молодо, но смотрела на Лив спокойным взглядом каре-зелёных глаз, в которых читалась мудрость не одного поколения. Длинные рыже-каштановые волосы свободно спадали по её плечам и спине так, как женщины редко позволяли себе их носить. Она приветливо улыбалась, дотронувшись прохладной рукой до лба Лив, и от всей её фигуры веяло покоем и умиротворением, которым хотелось поддаться, что Лив и сделала, на мгновение прикрыв глаза.
— Вот так, — одобрительно произнесла женщина, поглаживая девушку по плечу. — Раны от заговорённого оружия всегда затягиваются дольше и болезненнее обычного. Даже у богов, — на этих словах женщина недовольно нахмурилась, и Лив посмотрела на неё с удивлением.
В её голове толкалось слишком много вопросов. Однако разум всё ещё был словно заполнен густым туманом, отчего мысли путались и шли очень туго.
— Где... я? — всё же смогла глухо прохрипеть она самый насущный вопрос, всё также глядя на женщину, сидящую подле себя.
— Ты в моём доме, — с другой стороны раздался приятный мужской голос, и Лив повернула на него голову.
Возле стола, скрестив руки на груди, стоял статный молодой мужчина. Он был невероятно красив, хоть и красота эта была несколько непривычна для северных краёв, в которых жила и выросла Лив. Кожа мужчины была смугловатого оттенка; пряди длинных светлых волос обрамляли его лицо, сочетаясь с яркими живыми голубыми глазами, смотрящими на Лив искрящимся приязненным взглядом. Плавные правильные черты лица были слишком мягкими как для мужчины, однако обвинить его в женовидности язык всё равно не поворачивался. От всей фигуры мужчины расходилось почти осязаемое умиротворяющее тепло, к которому хотелось прильнуть поближе и никуда от него не уходить.
— Кто ты? — девушка слегка нахмурилась, силясь перед хозяином дома приподняться на локтях и принять хотя бы полусидящее положение. Однако резкая боль разошлась от живота, парализуя все мышцы, и Лив прикусила губу, чтобы сдержать вскрик.
— Лежи! — строго приказала женщина, за плечи буквально силой опустив Лив обратно на постель и одарив её суровым взглядом. — Рана ещё слишком свежа! Даже моих умений не хватит на то, чтобы мгновенно затянуть её!
— Лучше не зли Эйр, — добродушно посоветовал мужчина, так и не ответив на вопрос. — И не спорь с ней, — видя, что Лив от удивления открыла рот, желая что-то сказать, добавил он. — Она лучшая целительница во всех девяти мирах — Скирнир специально привёл её, когда принёс тебя сюда.
— Меньше слов, Фрейр, — проворчала Эйр, но Лив заметила, что слова мужчины всё-таки немного польстили ей. — Девочка ещё слишком слаба, чтобы воспринимать столько информации сразу.
Эйр, в общем-то, не ошиблась. От обилия навалившегося Лив почувствовала, как у неё начала кружиться голова. Она плохо помнила, что было после того как Локи ударил её, и обилие деталей поднимало в груди волну паники, отчего осознание того, что она в доме Фрейра — самого любимого и доброго бога из всех, кому поклонялись смертные, померкло и смазалось, отходя на второй план.
— Я... я всё ещё в Альвхейме? — нахмурившись, уточнила она, на что Фрейр недовольно поморщился.
— Твоё состояние было весьма печальным, — признался он. — Поэтому пришлось оставить тебя в моём доме в Альвхейме.
— Да, кажется, Локи говорил, что ты здешний конунг, — заторможено кивнула девушка, и тут же лицо её скривилось, стоило ей вспомнить о своём спутнике. — А что с Эйкинскьяльди? С двергом, который был с нами? — поспешив перевести тему, быстро спросила она.
— Ему уже ничем нельзя было помочь, — Фрейр помрачнел. — Скирнир вызвался оповестить конунга Мотсогнира о случившемся.
— Да, теперь если Локи вновь покажется в Свартальвхейме, конунг точно с него три шкуры спустит, — мрачно произнесла Лив, и в душе её после этих слов разлилось такое же мрачное торжество.
Фрейр посмотрел на неё с любопытным интересом, явно желая расспросить побольше, но в его намерение уверенно вмешалась Эйр.
— Так, все разговоры оставьте хотя бы до вечера, — сварливо произнесла она, недовольно глядя на Фрейра. — Лив нужно отдохнуть и набраться сил, — тот поднял руки в примирительном жесте, сдаваясь, однако саму Лив такой расклад мало устраивал.
Она чувствовала себя приемлемо, хоть всё тело до сих пор болело. Но боль в теле не мешала ей задавать вопросы, которых в голове было слишком много и которые требовали свои ответы прямо сейчас.
— Все вопросы вечером, — видя, как Лив открыла рот, намереваясь поспорить со словами целительницы, строго припечатала та тоном, совершенно не терпящим возражений.
Показательно встав и подойдя к Фрейру, она чуть ли не силой вытолкала его из комнаты, оставляя Лив в одиночестве. Девушка от этого недовольно нахохлилась, глядя в сводчатый потолок, деревянные балки которого были украшены дивной резьбой. Однако делать было нечего, так что она тяжело вздохнула и прикрыла глаза.
Боль волнами растекалась по её телу. Вместе с ней пришла также слабость, будто Лив тренировалась до упаду несколько суток подряд. Со слабостью пришла также сонливость, и не в силах противостоять ей, девушка провалилась в глубокий сон.
В тисовой роще тихо. Снег переливается, искрится под лучами яркого зимнего солнца. И лишь одинокий житель этого места вмешивается в неспешную размеренную статичность.
Высокий крепкий мужчина, чей торс был обнажён, являя миру тёмные узоры татуировок, управлялся с повседневными делами возле небольшой деревянной хибарки, которую звал он своим домом. Перебрасывал он дрова, откладывая особенно крупные поленья в сторону, чтобы разрубить их на несколько меньших частей. Твёрдо стоял он на земле, и непростая работа, кажется, вовсе не утомляла его.
Рутина была привычна и приятна. Не давала она рукам ослабнуть, закаляла тело да приносила пользу для хозяйства. Поэтому закончив перебрасывать дрова, мужчина схватил топор, воткнутый в широкую толстую доску, и поставив на неё полено, сильным резким движением расколол его надвое.
Именно за этим занятием хозяина и застал внезапный и нежданный гость.
— И чем же обязан я твоему приходу, брат моего отца? — отбрасывая к другим дровам расколотое полено, мужчина поднял взгляд на своего гостя.
То был статный молодой муж, высокий и худой. Одетый легко, но не мёрзнущий из-за того, что в вечном движении пребывал он, бегая между мирами и разнося по ним вести.
— Всеотец зовёт на Идавёль-поле всех неженатых мужчин Асгарда, — откликнулся тот. — Собирает он тинг, Улль, и тебе до́лжно присутствовать на нём.
— Для чего отцу моего отца собирать неженатых мужчин? — удивился Улль, вгоняя отточенным движением обратно в доску топор. — Неужто вздумал он каждому из нас подобрать невесту? — он ухмыльнулся, на что гонец хмыкнул.
— Почти, — отозвался тот. — Из холодного Ётунхейма идёт дева-мстительница, чей отец пал залогом свободы прекрасной Идунн. В качестве откупа Всеотец пообещал отдать ей в мужья любого неженатого мужа, которого она сама себе выберет.
Улль недовольно скривился. Его холостая жизнь вполне устраивала. Он не горел особым желанием менять тишину и одиночество Идалира на супружеские палаты. Да и в принципе, если быть уж совсем откровенным, ни разу ни одна девушка не заинтересовала его настолько, чтобы захотел он назвать её своей женой... или хотя бы любовницей.
Впрочем, возможно, ётунхеймская воительница как раз могла всё кардинально изменить — кто знает? Противиться воле Всеотца Улль всё равно не мог, так что ему оставалось лишь покорно последовать приказу вместе с другими асами, что до сих пор не связали себя узами брака.
— Хорошо, Хермод-глашатай, — нехотя, но смиренно произнёс Улль. — Неси эту весть другим. Я же приду на Идавёль-поле, как тому обязывает меня обычай.
Хермод быстро кивнул, разворачиваясь и стремительным шагом покидая Улля. Тот не стал дожидаться, пока гонец уйдёт, скрываясь внутри своей лачуги. Без особой охоты ему следовало собраться на тинг, присутствие на котором было бы ему особенно в тягость.
Дорога до Идавёль-поля заняла достаточно времени. Место сбора асов на собрания располагалось в самом центре божественной вотчины. Чертог Улля же занимал место на самом отшибе, находясь в отдалении от всех домов асов — добираться до него потому всегда было долго и трудно. Как и покидать его, собственно.
— Что, Улль, даже тебя, затворника, воля Всеотца заставила покинуть Идалир? — едва появился он на Идавёль-поле, как сбоку раздался каркающий насмешливый голос.
Улль повернулся на него, мгновенно замечая плечистого высокого хмурого аса, на плече которого сидел белый ворон. Он склонил голову набок и лукаво сверкал глазами-бусинами, глядя на Улля. Тот усмехнулся, подходя ближе, здороваясь с его хозяином.
— Как и тебя, Видар, — без особой радости подтвердил он, а после отвернулся, окидывая взглядом всех собравшихся. — Вижу, в основном претенденты на сердце ётунской девы — твои холостые братья?
— Ну отчего же, — вместо Видара откликнулся ворон и недовольно потоптался когтистыми лапами по плечу хозяина, — твоим братьям тоже не повезло.
— Смотря с какой стороны посмотреть, — Улль ухмыльнулся. — Уверен, и Магни, и Моди нашли бы прекрасно общий язык с великанской невестой.
Ворон каркнул, словно смеясь; скупая усмешка тронула и губы Видара. На этом, правда, короткий разговор между ними закончился, так как к Видару подошёл однорукий Тюр. Не желая мешать братьям, Улль отошёл в сторону, глядя на присутствующих и практически сразу замечая своих братьев в компании Хермода, который хоть и был глашатаем, также должен был разделить участь остальных.
Улль стоял без радости и энтузиазма и надеялся, что выбор Скади — так назвалась угрюмая великанша — падёт не на него. Тем более что выбирать она будет не по лику и уж тем более не по заслугам: Один поставил условие, что супруга себе должна она выбрать по одним лишь ногам, и Скади, на удивление, согласилась на такое странное требование.
Впрочем... Один иногда поражал всех откровенно странными приказами.
Ноги же Улля, как ему казалось, были ничем не примечательными. Жилистыми и сильными от постоянного бега на лыжах да ходьбы сквозь вечные сугробы Идалира, в котором зима царила круглый год. Вряд ли они впечатлят деву, пусть даже она и приходит как суровая воительница. Размышляя подобным образом, Улль продолжал скользить взглядом по другим кандидатам и с удивлением увидел среди них того, что стоял, взирая на мир со странной растерянной отстранённостью.
В молодом муже, блуждающем пустым взглядом по верхушкам виднеющихся усадьб в божественных чертогах, Улль узнал черты Бальдра, которым восторгалось всё живое и с которым самому Уллю доводилось несколько раз видеться. Но не Бальдр это, точно нет, ведь Бальдр недавно лишь женился, как рассказывал Тор, захаживая к пасынку в гости, а значит...
— То Хёд-слепец, — над ухом его раздался невозмутимый голос Хеймдалля, что как всегда видел и слышал то, что ускользает от взора и слуха других. — Близнец нашего прекрасного брата.
— Зря Один поставил его средь нас, — покачал головой Ньёрд, подошедший к ним, поглядывая с сочувствием на слепого. — Уж если дева выберет его, не станет она возиться со слепцом, как и не станет он утешением ей.
Улль не стал спорить, но вместо этого нахмурился, не отводя глаз от Хёда. Один он стоял, в отдалении, словно прокажённый, а не слепой, и все будто намеренно сторонились его, игнорируя и не замечая...
Впрочем, Улль не успел как следует подумать об этом: только он дёрнулся в сторону слепца, желая подойти к нему, как на Идавёль-поле вышел Один. Хугин и Мунин, верные во́роны его, сидели на плечах Всеотца, пока сам он внимательным цепким взглядом окинул всех девятерых претендентов на руку Скади, а после удовлетворённо кивнул, двигаясь с места.
Он по очереди подходил к каждому из девяти мужей, сажей рисуя на их лбах руну Дагаз — скрывающую руну, которая должна была спрятать от великанши лица и фигуры потенциальных женихов. Лишь когда действие это было завершено над каждым, позволил Всеотец Локи провести ётуншу на тинг.
— Как и обещал я тебе, — указывая рукой на стоящих позади мужчин, произнёс Один, — неженатые, доблестные мужи ждут твой выбор. Тот, кого выберешь ты, станет твоим мужем, даже если сам того желать не будет.
Скади, суровая и холодная, одарила Всеотца тяжёлым тёмным взглядом, но ничего не ответила. Лишь гордо расправилась, вскинув подбородок, и решительно приблизилась к Одину, внимательно разглядывая девять пар босых ног.
В итоге выбор великанши пал на сетовавшего Ньёрда, что не могло не радовать Улля, сохранившего свой статус холостяка. Он и думать забыл о сватовстве и грядущей свадьбе, чувствуя от этого небывалое облегчение, вот только... Кое-что всё-таки ему не давало покоя.
Быстро оглянувшись по сторонам, Улль захотел найти слепого Хёда. Тот по-прежнему стоял в стороне и растерянно озирался, пытаясь сориентироваться, где он и в какую сторону ему идти. Улль подошёл к нему и замер рядом, сам не зная, что сказать, чувствуя при этом какую-то странную растерянность.
Хёд, впрочем, услышал, что к нему кто-то подошёл. Тело его напряглось, хоть и не повернул он голову на чужака. Однако на губах его появилась безмятежная улыбка, и Улль понял, что пути назад у него больше не было.
— Я слышу твои шаги и тяжёлую поступь, воин, — слепец произнёс слова тихо, наконец-то повернув к Уллю голову и впиваясь в него взглядом подёрнутых дымкой глаз. — Я не вижу тебя, но знаю, что ты рядом.
— Я — Улль, сын Сив от покинувшего её мужа, которого Тор принял как одного из своих кровных сыновей, — представился тот, зачем-то кивнув, и улыбка Хёда, по-прежнему безмятежная, стала шире.
— Очень приятно, Улль, пасынок Тора... Моё имя, очевидно, тебе уже известно... — Хёд замолчал вдруг и тяжело вздохнул, одарив Улля на сей раз печальным взглядом слепых глаз. — Не знаю, какое желание толкнуло тебя завязать знакомство со мной — ты редкий собеседник, помимо моего прекрасного близнеца, что по своей воле начал со мной разговор. Не проведёшь ли ты меня к палатам моего брата и не станешь ли их гостем вместе со мной? — приглашение это прозвучало внезапно, и странным образом Улль не захотел ему отказать, хоть и не был при этом большим любителем испытывать чужое гостеприимство.
— Для меня будет большой честью стать гостем прекрасного Бальдра, — осторожно коснувшись Хёда, который тут же цепкой хваткой вцепился в его плечо, произнёс Улль. — Но лишь потому, что ты приглашаешь меня.
Искреннее недоумение отразилось на лице слепца, но в словах его провожатого не было ни малейшего намёка на лукавство. Он говорил искренне, тогда ещё даже не подозревая, насколько судьбоносным было это знакомство.