Песнь пятнадцатая
18 марта 2021 г. в 12:09
Им предстояло определённо тяжёлое и непростое путешествие. Хельхейм был самым нижним миром, миром мёртвых, так что чтобы попасть в него, необходимо было преодолеть немало трудностей.
— Ещё раз, — поморщившись и устало потерев виски, произнесла Лив, — мы должны отправиться в Хельхейм, чтобы попытаться вызволить Хёда... отца, — девушка запнулась, но быстро исправилась, — потому что, помимо Одина и Фригг, он — единственный, кому по силам противостоять Локи?
— И при этом нам до сих пор неизвестно, что именно он задумал, — скрестив руки на груди, недовольно добавил Форсети.
— Он собирает союзников, — спокойно ответил Хеймдалль. — Очевидно, он намерен выступить против Асгарда и начать Рагнарёк намного раньше положенного времени.
— А если нет? — Форсети упрямо поджал губы и прожёг Стража Богов хмурым взглядом. — Мы лишь впустую потеряем время.
— Не потеряете, — ненавязчиво, но уверенно возразила Фригг. — Пока вы будете в своём путешествии, мы тоже не будем сидеть сложа руки. Я попытаюсь выяснить, что Локи задумал, и если наши умозаключения сейчас окажутся ошибочными, я пошлю вам вести об этом.
— Однако помощь Хёда нам всё равно не помешала бы, — вздохнув, признал Улль. — И нет, Бальдров сын, я говорю это не потому, что скучаю по возлюбленному своему, — поймав хмурый взгляд Форсети, спокойно парировал он. — Хёд действительно умён и умел, чарам и колдовству Локи, что бы тот ни задумал, Одинов сын смог бы дать достойный отпор.
— Уж если Бальдра, прекрасного отца моего, Хель отказалась отпускать, то едва ли согласится она на то, чтобы отпустить его брата-убийцу, — жёстко отрезал Форсети, по-прежнему держа руки скрещенными на груди и одарив Улля мрачным взглядом. Лив от его слов настороженно свела брови на переносице, с удивлением посмотрев на кузена.
Интересно, он был так недоволен потенциальным нарушением баланса и усталенных правил или всё же его уязвляло унижение его отца, которого Хель отказалась отпускать?
— В любом случае, пока мы не попробуем, мы не узнаем, согласится ли Хель помочь нам, или же нет, — дипломатично и мудро изрёк Фрейр, тем самым ставя точку в споре. — В сложившейся ситуации мы можем либо бездействовать, либо пробовать делать хоть что-то. Если не хотим, чтобы судьбу твоего отца, судья, повторил кто-либо ещё.
Форсети стушевался под словами Фрейра. Он подался назад, оперевшись спиной о стену, и не развёл скрещенные руки. Напряжённым взглядом посмотрел куда-то в потолок, и вся его фигура была средоточием этого самого напряжения. Однако больше он не ввязывался в спор, лишь продолжая слушать разговор других.
— Для живых есть лишь одна дорога, по которой раньше времени они могут пройти в царство Хель, — меж тем произнесла Фригг, и Лив вновь сосредоточила своё внимание на ней. — Путь ваш будет лежать через Ётунхейм, а это опасный и мрачный мир, в котором едва ли сможете вы найти дружелюбный приём. Поэтому перед этим непростым походом вас всем необходимо хорошо подготовиться. Задержитесь на несколько дней в моих палатах, чтобы отдохнуть и пополнить припасы.
— Благодарим тебя, Всематерь, — поклонился ей Улль. — Однако за оружием моим необходимо мне вернуться в Идалир.
— Я тоже должен наведаться в Глитнир, — вздохнул Форсети, немного успокоившись. — Всё, необходимое в пути, находится у меня там.
— Хорошо, — Всематерь кивнула. — Однако возвращайтесь после сюда. Уважьте меня перед своим отправлением и разделите со мной пир проводов, который на удачное путешествие организую я.
Улль и Форсети поблагодарили хозяйку за её гостеприимство, и чтобы не терять время зря, решили разойтись по своим вотчинам прямо сейчас. Лив, неловко переминаясь с ноги на ногу, всё же решилась подойти к Уллю, прежде чем тот покинул дом. Стоило ей приблизиться к нему, как лучник одарил её слегка удивлённым взглядом.
— Лив? Ты что-то хотела? — осторожно поинтересовался он, на что девушка кивнула.
— Я подумала, — отчего-то смутившись, произнесла она. — Я могла бы пойти в Идалир с тобой. Мои вещи так-то при мне, так что мне всё равно, где завершать остальные приготовления.
Взгляд серых — точно таких же, как у самой Лив — глаз заметно потеплел и смягчился, и Улль благодарно улыбнулся.
— Спасибо, — он прикрыл глаза, кивнув. — Не подумай, что я не хочу провести с тобой время, однако я вернусь сюда этим же вечером. Не хочу утомлять тебя лишним переходом, как и задерживаться в своём чертоге — за столько лет он мне порядком надоел, — Улль вновь улыбнулся, и Лив понимающе кивнула.
— Тогда я буду ждать тебя здесь, — она улыбнулась в ответ, на самом деле почувствовав от отказа облегчение.
Улль слегка кивнул и развернулся, выходя на улицу. Лив проводила его спину задумчивым взглядом, а после выдохнула, тряхнув головой. Находиться в компании отца ей всё ещё было неловко, поэтому недолгие мгновения вынужденного расставания сулили ей возможность немного отдохнуть и попытаться привести мысли в порядок.
Вновь тряхнув головой, девушка отвернулась от двери, возвращаясь обратно в медовый зал. Там как раз Хеймдалль прощался с Трюггви. Лив решила не мешать им, лишь краем глаза заметив, как страж богов отдал сыну свой меч. А после обхватил руками его лицо, заглядывая прямо в глаза и что-то говоря. Лив не вслушивалась в речи отца сыну, тактично удалившись в гостевой зал, где она встретила задумчивого Фрейра.
— Ты остался? — удивилась девушка, глядя на вана. — А как же твоё оружие? Ты, вроде бы, прибыл без него? Или ты надеешься, что нам повезёт обойтись без него?
— Отдал я свой меч отцу Герд, — неохотно на это откликнулся Фрейр. — Только тогда согласился он отдать её за меня замуж. А другого оружия не держу я в своём доме, предпочитая решать тяжбы более мирным путём.
Лив задумчиво почесала подбородок. После же ловким движением она вытащила из петли на поясе, которую даже в мирной обстановке носила просто по привычке, свой боевой топорик и без лишних слов протянула его опешившему Фрейру.
— Меч отдать не могу, — решительно произнесла она, скосив глаза на лавку, у которой стояли её вещи, а на покрывале лежало оружие. — Но надеюсь, ты умеешь управляться с топором. Глупо идти на родину Локи и в царство мёртвых совсем безоружным, а там по пути, может, что-нибудь придумаем.
Фрейр благодарно прикрыл глаза, принимая оружие из рук девушки. Топорик оказался добротным и лёгким, и Фрейр на пробу перекинул его из руки в руку.
— Хороший, — кивнул он. — Врагов должен рубить с лёгкостью.
— Так и есть, — согласилась Лив. — Он прошёл со мной не один бой.
Фрейр ещё раз благодарно кивнул, пряча оружие за пояс. После он удалился, оставляя Лив в одиночестве. И стоило ему уйти, как девушка почувствовала, что голова её становится тяжёлой и чугунной, а перед глазами всё плывёт. Схватившись одной рукой за голову, она благоразумно подошла к своей лавке. Враз ослабевшими руками отложила оружие, освободив себе место, и опустилась на неё. Стоило Лив прилечь, поджав ноги, как она почувствовала, как почти до тошноты закружилась её голова. Девушка судорожно выдохнула, сжав похолодевшими пальцами одежду на своей груди. И стоило ей закрыть глаза, как чёрное небытие тотчас поглотило её.
Встречи их с каждым разом становились чаще. Улль никогда не прогонял своего гостя, наоборот, кажется, особенно был рад видеть его каждый раз, как тот приходил. И Хёд снова и снова наведывался в тисовый чертог, скрашивая и своё, и чужое одиночество.
Вегвисир, который Улль нанёс на его запястье, указывал верный путь, и больше Хёд не боялся заплутать и заблудиться в тисовых зарослях, так и не дойдя до дома своего друга. Впрочем, Улль и без того всегда подстраховывал его, ещё на подступах слыша чужую ходу и встречая в тишине и холоде родного чертога.
Вместе они проводили много времени. В основном занимали его долгими беседами — Улль рассказывал о себе и своих приключениях, коих хоть было не так много, как у его братьев да сестры с отцом, но которые всё же были памятны и удивительны; Хёд же рассказывал о своей жизни с Бальдром. Не мог он похвастаться ничем особенным и знаковым, ибо всякий и каждый взирал на слепца как на калеку. Никто не воспринимал его всерьёз, и всегда был он в тени, забытый всеми и отверженный.
Улль наблюдал за своим другом с проницательной внимательностью. О своей невыразительной жизни Хёд говорил спокойно как тот, кто давно смирился с собственной участью и принял её как данность. Чужое мнение, чужое недовольство, преследуемое его с рождения, было для Хёда нормой, а потому верил он в оценку других и принимал как истину, не считая себя способным выступать со здоровыми на равных.
Улль, однако, считал иначе. Глядя на своего друга и наблюдая за ним, он видел то, что иные желали не замечать. Он видел силу и скрытый потенциал, могущество и способности, в которых Хёд не уступал, а подчас и превосходил здоровых. В нём были скрыты великие таланты, таилась нерастраченная энергия — Хёд мог бы быть великим колдуном, уверенным в себе травником, да и просто уважаемым асом, благородным и добрым, таким, каких в Асгарде было меньшинство. Миролюбивый и спокойный нрав его мог послужить на благо всех девяти миров, если бы хоть кто-то поверил в него.
Сжимая кулаки, Улль чувствует, как жгучее негодование горит в его сердце. Пусть даже обратит против себя он весь Асгард, однако он был готов и он хотел стать для Хёда тем, кто вдохнёт в него уверенность в себе и докажет, что он ничем не хуже здоровых асов. А значит...
— Я научу тебя, — спокойно, но решительно произносит он, когда Хёд обращается к нему, и с этих слов начинается непростой путь, на который слепец ступает с опаской, но интересом.
Он сам изъявляет желание научиться слышать ходу и движения животных — то, с чего всё и начинается. Обратить свой слух в своё оружие так, как тому научился Улль, лучший и самый умелый из охотников. Раз глаза его бесполезны, то стоит научиться использовать другие чувства, чтобы видеть — и Улль как никто знает, как это сделать.
Сам он при этом за мимолётное робкое желание друга хватается, словно тонущий за остов разбитого корабля. Он не намерен отступать и вкладывает в свою науку всё, что знает, и даже больше. Ведь Хёд как никто заслуживает того.
Улль обучает его азам. Начинает с простого, терпеливо и охотно поясняя элементарные вещи, и Хёд внимает им с усердием и вниманием. Учится он быстро, и первые успехи поднимают в душе его робкую радость. Пока Улля переполняет гордость и жгучее желание показать другу, что он способен на большее, гораздо большее.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — в голосе Хёда послышались сомнения, пока пальцы его осторожно прошлись по гладкой отполированной древесине лука.
Никогда не думал он, что может управляться с оружием, однако Улль настоял на том, чтобы попробовал он себя в стрельбе. Хёд вовсе не был против того — сам не до конца то осознавая, но он отчаянно хотел чувствовать себя таким же, как все, и уметь владеть хоть каким-то оружием, просто чтобы не чувствовать себя ущербным и никчёмным. И когда Улль предложил свой любимый лук... Хёд решил рискнуть.
— Разумеется, это хорошая идея, — не сомневаясь ни мгновения, ответил Улль.
Хёд поднял на него задумчивый и сомневающийся взгляд слепых глаз, и лучник терпеливо выдохнул. Он уверенно подошёл к другу и опустил ему руки на плечи, глядя серьёзным взглядом прямо в незрячие глаза.
— Хёд, послушай меня, — твёрдо произнёс Улль. — Твои глаза не делают тебя хуже других. Они не делают тебя отличным от других. Они не делают тебя неполноценным. Ты взрослый, сильный, доблестный муж, и ты можешь противостоять на равных как своим врагам, так и друзьям. Отсутствие зрения — это не слабость. Наоборот, ты можешь обернуть её на преимущество и стать великим воином. Ты умён и силён, и ты не должен чувствовать себя униженным только потому, что глупцы недооценивают тебя и считают слабым. На самом деле, это они все слепцы, раз не видят, как много силы и умений скрыто в тебе. И я не хочу, чтобы ты потерял весь свой потенциал из-за них.
Искреннее изумление отразилось на худом бледном лице Хёда. Сам он никогда не считал себя умельцем, да и в принципе практически всю свою жизнь провёл он в тени, осмеянный, отверженный, забитый, и никто никогда не верил в него так, как поверил Улль. Никто не видел в нём талантов и потенциала, которые видел Улль, и это одновременно смущало и вселяло странную уверенность.
— Прошу, доверься мне, — Улль чуть сильнее сомкнул пальцы на плечах Хёда. — Я помогу тебе. И я научу тебя.
Хёд не мог отказать ему. Не мог, но самое главное не хотел. Рядом с Уллем было спокойно, он внушал уверенность в себе и собственных силах, и Хёд чувствовал себя свободнее и лучше, чем когда-либо. И действительно верил в то, что сможет стать подобным здоровым асам.
— Что я должен делать? — сжав в руках лук, который ему дал Улль, решительно произнёс он, не видя, с какой гордостью улыбнулся друг и учитель.
— Для начала расслабься, — Улль обошёл его, встав со спины и похлопав по рукам, чуть ниже плеч. — Прислушайся к себе и к окружающей обстановке. Ты не можешь осмотреть её глазами так, как делают это другие, поэтому позволь ей говорить с тобой посредством звуков и ощущений. Открою тайну — так ты куда лучше сможешь осмотреть её и понять, чем если бы смотрел глазами.
— Но я могу упустить и не заметить что-то важное. Что-то, что могут увидеть только глаза, — скептично отозвался Хёд, на что Улль невозмутимо ответил:
— Последнее дело в охоте и стрельбе полагаться на зрение. Оно обманчиво и едва ли действительно может помочь. Даже зрячие закрывают глаза и верят другим чувствам, которые куда лучше рассказывают о происходящем вокруг. Прислушайся и скажи мне, что ты видишь?
Хёд послушно замер. Расслабил тело и сделал глубокий вдох. Холодный чистый морозный воздух лесной свежестью и тисовой хвоей окутал лёгкие. Впустил он в себя покой зимнего Идалира и слился с ним воедино, став одним целым. Где-то вдалеке острый слух уловил хруст веток под лапами пугливого зайца; где-то с ветки резко вспорхнула птица; в хвое у самых верхушек старых тисов запутывался ветер. Идалир жил, дышал и двигался, и размеренность его отзывалась в один ритм с биением сердца самого Хёда.
Смотреть и видеть было не одним и тем же — так, по крайней мере, говорил Улль. Хёд не был уверен, что до конца понимал, о чём он говорит, но каждый раз вслушиваясь в окружающую обстановку, прислушиваясь к себе и терпеливо принимающему его Идалиру, он видел его всё более и более отчётливо. Словно действительно смотрел и наблюдал своими глазами, забывая в такие моменты, что слепы они были от самого его рождения.
— Отлично, — Улль над ухом довольно улыбнулся, и в голосе его послышалась гордость. — А теперь приготовься, сделай вдох, — он взял в свои руки руки Хёда, поднимая их и ставя в правильное положение локти. После скользнул ладонями ниже, хлопая его по бёдрам, в правильной стойке выставляя ноги. — Натяни стрелу, — накрыв горячими мозолистыми ладонями холодные ладони своего ученика и друга, Улль вёл его. Хёд поддавался этим движениям, прислушиваясь к ним, запоминая... и чувствуя, как в груди волнами разливается сладостное тепло. — И отпускай, — стрела со свистом сорвалась с оттянутой тетивы и уверенно врезалась в ствол тиса, растущего прямо по траектории её полёта.
Улль отстранился, и лёгкое разочарование мигнуло и тут же погасло внутри Хёда. Не видел он, но ощущал, как улыбается тот, и неуверенная улыбка тронула губы и самого слепца, что крепче сжал лук в своей руке.
— Для первого раза отличный выстрел, — бодро и со знанием дела произнёс Улль, кивая сам себе. — Если захочешь продолжить тренировки, то сможешь научиться стрелять не менее метко, чем зрячие.
Всё внутри Хёда замерло от этих слов. Сколько знал он себя и помнил, столько внушали ему, что из-за слепоты своей не способен он ни на что и не может ничего добиться. Слова же Улля противоречили им... И странным образом, Хёд верил им куда больше и сильнее, чем злым языкам, преследующим его с детства.
— Если ты не откажешься продолжать обучать меня, — он уверенно кивнул, закрытыми глазами посмотрев на замершего друга. — То и я продолжу учиться.
Хёд не видел, но серые глаза Улля вспыхнули радостью и тут же погасли. На губах его появилась гордая улыбка, и сам он уверенно хлопнул слепца по плечу. У него уже было несколько идей, как совмещать одни тренировки с другими, чтобы максимально раскрыть возможности и потенциал Хёда и более того, совмещать их с его врождёнными умениями, а это значит, что отказываться Улль совершенно точно намерен не был.
После внезапного недомогания, обернувшегося очередным сном-воспоминанием, в себя Лив пришла поздним утром следующего дня. Голова её была тяжёлой и словно забитой густым туманом. Девушка недовольно поморщилась, приняв сидячее положение, и попыталась упорядочить мысли и разогнать туман.
Когда в голове немного прояснилось, она встала с лавки, выходя в общий зал, где суетились служанки Фригг. От них девушка узнала, что её отец вернулся в Фенсалир ещё вечером, как и обещал. Однако Форсети, в отличие от него, всё ещё оставался в собственном доме. Лив поблагодарила их за информацию и хотела вернуться обратно в гостевой зал, чтобы привести себя в порядок и закончить со сборами, как в дом как раз вошёл её кузен, о котором она только что вспоминала. Однако был он не один, а шёл в сопровождении крепкого широкоплечего, но низкорослого, словно дверг, аса и стройной, словно берёза, рыжеволосой асиньи. При этом выглядел он в их компании изрядно смущённым, в то время как его спутники негромко переругивались друг с другом. Однако их вниманием достаточно быстро завладела Фригг, вышедшая из бокового коридора, и все трое втянулись в беседу с ней, даже не заметив Лив, которая наблюдала за ними со стороны.
Не желая мешать и вмешиваться, девушка бесшумно скрылась в коротком коридоре, возвращаясь в гостевой зал. Там по-прежнему было пусто, и девушка подошла к своей лавке, на которой провела ночь, наклоняясь к сумке с вещами. Умывшись водой из стоящего рядом кувшина, Лив выудила из сумки гребень, расчёсывая волосы и убирая их в удобную причёску, собирая в косички пряди на висках и длинную чёлку, а после закрепляя их на затылке. Погрузившись в задумчивость, она закончила возиться с волосами и взяла в руки уголь, желая слегка подвести им глаза. И когда она растушёвывала подводку, в размышления её осторожно вмешалась чужая фигура.
— Не помешаю? — поинтересовался Улль, потревожив погружённость дочери в себя. Та едва заметно вздрогнула от неожиданности и подняла на отца удивлённый взгляд.
— Нет, всё в порядке, — она улыбнулась, качнув головой, и Улль подошёл ближе, опустившись на лавку рядом с Лив.
— Вчера вечером, когда я вернулся, мне сказали, что ты уже легла, так что я не стал тебя беспокоить, — с лёгким беспокойством произнёс он, проницательным взглядом глядя на девушку.
— Я в норме, — натянуто ответила та. — Я просто устала — никак не могу влиться в божественный ритм, — она неловко криво улыбнулась, солгав. Признаваться в том, что в беспамятство она впала из-за вновь нахлынувших воспоминаний родителей, Лив не очень хотелось.
Улль недоверчиво прищурился, внимательно глядя на дочь. Однако она стойко вынесла его взгляд, и лучник удовлетворённо кивнул, кажется, поверив в её слова. Несколько долгих минут после этого они молчали, не зная, как нарушить неловкую тишину, повисшую между ними. Пока Лив не вздохнула, наконец-то спрятав подводку обратно в сумку.
— Кто были эти асы, что пришли вместе с Форсети? Ты видел их? — как бы невзначай поинтересовалась она, из-под слегка опущенных ресниц посмотрев на отца.
— То Вали, сын Одина, воспитанник Видара, мстящий за смерть Бальдра, — нехотя ответил Улль, всё же поддерживая тему, заданную дочерью. — И тётушка Идунн, супруга Браги, лучшего из скальдов, сестра Нанны, матери Форсети. Оба они по смерти родителей твоего кузена взяли на себя заботу о нём и опеку. И прибыли сегодня, очевидно, чтобы провести его в путешествие.
— Кажется, между собой они не слишком ладят, — Лив повела плечами и слегка нахмурила брови. — Но тётушка? Идунн не кажется настолько старой, честно говоря.
— Она хранительница яблок вечной молодости, — улыбнулся Улль. — Что не мешает ей быть в Асгарде одной из самых старших и опытных асиней.
— И потому её все зовут «тётушкой»? — девушка скептично усмехнулась, на что Улль качнул головой.
— Не все, — ответил он. — А только те, кому она действительно по крови приходится ею, — и видя отразившееся на лице дочери изумление, терпеливо пояснил: — Я никогда не знал своего отца, но всегда знал, что у него было две сестры. И Идунн одна из них.
— У вас в Асгарде всегда так? — Лив нервно рассмеялась. — Кого ни встреть, а он тебе родственником приходится? — Улль с интересом посмотрел на дочь и усмехнулся, пожав плечами.
— Родственные связи и вправду связывают многих, — просто ответил он. — Но едва ли они играют важную роль.
— Почему? — Лив в удивлении слегка склонила голову набок. — Разве асы не чтят кровные узы? У нас в Ланде, например, родственники, даже дальние, всегда заступаются за своих как за самих себя.
— Значит, в Ланде живут хорошие люди, — внимательно глядя на дочь, кивнул Улль, когда та замолчала. — Жаль, что в Асгарде всё не так просто,— он вздохнул, прикрыв глаза.
— А что же тут сложного? — вновь удивилась Лив. — Родная кровь на то и родная кровь, чтобы разделять с близкими трудности и горе.
— Возможно, у кого-то из асов действительно так, как ты говоришь, — Улль пожал плечами, и горечь мелькнула в его усмешке. — Но моя семья никогда не отличалась близостью и крепостью уз. Даже с тётушкой, раз уж говорим мы о ней, у нас в принципе никогда не было близких и тёплых отношений, а после смерти Бальдра я потерял и то немногое, что было. Неудивительно, впрочем, ведь всё внимание её переключилось на осиротевшего Форсети, который в ту пору был ещё совсем ребёнком. Ему нужна была поддержка и забота, и Идунн явно было не до разбирательств, кто в чём виноват, а кто нет.
— А я? — задалась вполне закономерным вопросом Лив. — Почему меня забрали аж в Мидгард?
— Я не знаю, — Улль с сожалением покачал головой. — Могу лишь предполагать. Хёда убили, ведь именно от его руки погиб Бальдр. Я же виноват оказался косвенно — за такое смерти меня предавать не стали. Но я должен был разделить наказание, ведь некогда именно я научил Хёда стрелять из лука и именно я изготовил стрелу из омелы, не подозревая, для чего она нужна. Моим наказанием стало одиночество в заточении — тебя забрали у меня, и первой оспаривать опекунство в таком случае стала бы моя младшая сестра. У нас всегда были с ней крепкие и близкие отношения, поэтому, вероятно, Фригг думала о том, что Труд может попытаться вернуть тебя мне... Ну или хотя бы иногда она могла бы приводить тебя ко мне, чтобы мы были вместе. Как ты понимаешь, в условиях моего наказания это было невозможно.
— И поэтому меня закинули куда подальше от тебя, — ледяным тоном резюмировала девушка, непроизвольно сжав кулаки.
— Возможно, это решение было продиктовано лучшими побуждениями, — Улль горько усмехнулся. — Я ведь уже сказал тебе, что родственные узы в среде асов не играют решающей роли. И какой бы большой ни была моя семья, из неё, на самом деле, от меня не отвернулась только мать и младшая сестра — лишь они одни изредка нарушали моё одиночество в Идалире. Лишь они всегда принимали меня и не отвергли и в этот раз. В глазах же остальных я так и остался пособником хладнокровного убийцы, что заслуживает лишь вечного осуждения и презрения. И едва ли их отношение к ребёнку, зачатому братоубийцей и вышедшему из чрева его любовника, было бы лучше. Тебя возненавидели бы не только за твоё происхождение, но в принципе за твоё рождение — как и сказал Хеймдалль, в Асгарде не принято мужчине рожать от другого мужчины.
От слов отца Лив недовольно нахмурилась. Однако бог рядом с ней выглядел абсолютно спокойным и почти безмятежным, словно уже давно смирился с происходящим и принял его. Глядя на него, Лив с горечью подумала о том, что за столько лет одиночества и давления чужого осуждения со всех сторон сломаться может даже самый стойкий духом. Девушка прикусила изнутри губу и снова нахмурилась. Ей предсказуемо совершенно не нравилось такое положение вещей, а значит, она должна была сделать всё, что в её силах, чтобы его изменить.
— Локи говорил, — тряхнув головой, произнесла она, — что тебя никто не обвинял в том, что ты рожаешь детей.
— Я просто делаю это не так часто, — Улль иронично ухмыльнулся, посмотрев на дочь. — У Локи в принципе сложные отношения с асами, — он неприязненно хмыкнул. — Да и ему не нужен лишний повод, чтобы воспылать к кому-нибудь ненавистью.
— И тем не менее он родил Трюггви, — задумчиво протянула девушка. — Но отомстить решил тебе.
— Так получилось, что природа Локи не завершена, — ответил Улль. — Многие асы за это презирают его и считают себя вправе вести с ним... не слишком благородно. Связи, почти всегда нежеланные, оставляют по себе плоды, и лишь норны ведают, как Локи избавляется от них. Он озлоблен оттого; долгое время он в принципе был единственным в Асгарде, с кем происходило подобное. А потом я понёс тебя, единственный раз, единственное дитя, от единственного любовника, с которым меня связывала та связь, о которой Локи не мог и мечтать в близости с другими. Поверь, асы и на меня смотрели косо, шептались за моей спиной и клеймили ублюдком. Но мы с Локи всё равно были слишком разными и находились в слишком разных условиях.
— Кажется, я понимаю, — Лив медленно кивнула, когда Улль замолчал.
— А что до Трюггви, — он неопределённо повёл плечами. — Ему просто повезло, что Хеймдалль признал его, нашёл, забрал и принял в своём доме — возможно потому в итоге он оказался единственным выжившим ребёнком Локи, покинувшим его чрево.
Лив вздрогнула. Всё это было слишком жестоко и отчасти даже мерзко, так что девушка могла понять, откуда в Локи взялось столько ненависти и боли. Однако одно дело если бы мстил он непосредственно тем, кто заставляют его страдать, и совсем другое — вымещать свою злобу на других, тех, кто могут считаться лишь косвенно причастными к его бедам. Она поджала губы, снова прокручивая в голове рассказ отца, однако прежде чем смогла что-то ответить, в зал вошла служанка.
— Господин, — поклонившись Уллю, обратилась она к нему, чем вызвала лёгкое удивление у лучника, — к тебе пришли.
Тот бросил быстрый взгляд на вопросительно вскинувшую брови Лив, а после кивнул. Лёгким цельным движением он поднялся на ноги, и Лив последовала его примеру. Вдвоём они последовали за служанкой в общий зал, и стоило им выйти в него, как Лив мгновенно против воли напряглась, наткнувшись взглядом на супружескую чету, которую радушно принимала Фригг.
Девушка инстинктивно почувствовала, что ей лучше замереть в тени и никак не проявлять себя. Со стороны она наблюдала за происходящим, и лёгкая тревога медленно, но верно нарастала в её сердце, пока почти физически осязаемые волны напряжения начали исходить от отца девушки, стоило ему взглянуть на очередных гостей Фенсалира. Однако внешне он продолжал сохранять спокойствие и невозмутимость, медленно расправившись, и прямо бесстрашно посмотрел на рыжеволосого бога, который в свою очередь прожигал лучника тяжёлым хмурым взглядом.
— Всеведающие норны, сын мой, как я рада, что ты наконец-то смог покинуть Идалир! — женщина же, и вправду не скрывая свою радость, отделилась от своего супруга и бросилась к Уллю, заключая его в объятия. Тот, если и оказался смущён её порывом, никак не показал того, в ответ осторожно, но крепко обнимая богиню за талию и прижимая к себе.
— Я тоже рад, мама, — сдержано ответил он, прикрывая веки и открывая их вновь, когда асинья отстранилась, беря лицо сына в руки и заглядывая ему в глаза.
— Я всегда знала, что это ошибка, — голос её надломился от горечи, но в светлых глазах отчётливо читалось облегчение и некая гордость. — Я знала, что ты ни в чём не виноват.
— Я виноват в том, что не смог уберечь свою семью, — Улль тоскливо усмехнулся. — А это самое тяжёлое преступление.
Мать поджала губы и снова, поддавшись порыву, крепко обняла сына. Лишь после отстранилась, отойдя в сторону, и Улль остался один на один с могучим рыжеволосым асом, который по-прежнему смотрел на него тяжёлым и хмурым взглядом.
— Я знаю, что ты разочарован, — Улль устало вздохнул, первым нарушая гнетущую тишину. — Я и сам в себе разочарован. Мне не за что оправдываться перед тобой, однако, как видишь, у меня появился шанс очистить своё имя и имя того, кого я не смог уберечь. Так что, возможно, из всех детей Тора-громовержца я всё же не самый безнадёжный, — он ухмыльнулся, со странной мальчишеской дерзостью посмотрев на собеседника.
Несколько мгновений тот продолжал прожигать лучника всё тем же взглядом. Однако льдисто-голубые глаза его всё же едва-едва заметно потеплели, а на губах появилась скупая сдержанная улыбка.
— Докажи это, — пробасил он, и голос его показался Лив похожим на громовой раскат. — Сделай всё для того, чтобы я мог гордиться тобой.
Улль хмыкнул с горьким весельем и скосил глаза на тень, в которой, словно желая слиться с ней, стояла Лив, наблюдая за происходящим, затаив дыхание. Бесконечное множество сожалений пронеслось в его серых глазах, прежде чем он протянул к девушке руку, молча подзывая её к себе. Лив, хоть и внутри ей было немного боязно выходить, всё же бесстрашно подошла к отцу, встав рядом с ним, и открытым взглядом его глаз посмотрела на чету богов, глядящую на неё в ответ с изумлением.
Лив неловко повела плечами, не зная, что сказать. Перед родственниками, ещё и такими великими, она чувствовала себя до крайности неловко после стольких лет разрыва, а потому лишь смутно догадывалась, как стоит себя вести.
— Должно быть, ты Лив? — первой тишину вновь нарушила мать Улля. Она приветливо улыбалась девушке, которая лишь неловко кивнула, выдавив из себя в ответ кривую улыбку. — Надо же, как ты выросла, — улыбка богини стала чуть шире и мягче, и Лив почувствовала, как к щекам приливает кровь. — Мы давно не виделись с нашей последней встречи.
— Я... Честно говоря, я едва ли помню те дни, — прокашлявшись, призналась Лив, бросив осторожный взгляд на хмурого Тора.
— Понимаю, — супруга его кивнула с лёгкой грустью во взгляде. — Я — Сив, мать Улля, а это Тор, муж мой.
— О твоих деяниях много говорят люди в Мидгарде, — Лив обратилась к Тору. — Твои приключения у всех на слуху.
Тот усмехнулся, слегка склонив голову набок, с интересом глядя на девушку. Скользил по ней внимательным взглядом, сравнивая её со стоящим рядом Уллем, выискивая схожие черты.
— Поразительно, как, на первый взгляд, ты похожа на моего брата и как мало в тебе от моего пасынка, — хмыкнув, произнёс он. — У норн забавное чувство юмора.
— Почему ты здесь? — прервав Тора, вмешался Улль. — Сомневаюсь, что ты решил благословить меня в долгий путь, — Тор недовольно нахмурился, скрестив руки на груди, и пасынок его вздохнул, прикрыв глаза: — Ты всё ещё разочарован и злишься на меня — едва ли так легко и быстро ты примиришься со мной... Если вообще когда-нибудь захочешь сделать это.
— Ты прав, — не желая лукавить, пробасил Тор, и Сив перевела взволнованный взгляд с него на сына. — Я пришёл, чтобы отправиться с вами — я ведь главный враг ётунов и турсов, сражающийся с ними. Кроме того, долгие годы Локи был моим другом и напарником — кто, как не я, знает о нём и его повадках?
— Но Всематерь отговорила тебя? — понимающе уточнил Улль, на что Тор коротко кивнул.
— Она сказала, что нужен я в Асгарде, — неохотно ответил он. — Что вотчину нашу возможно придётся защищать от пособников Лофта, и никто лучше не справится с заданием этим, чем я. Да и к тому же, — тут Тор покосился на пасынка странным нечитаемым взглядом, — сказала она, что не моя это битва. Должен ты да дочь твоя, да сын Бальдра взыскать с лжеца и убийцы.
— Так и есть, — согласился Улль. — Всё, что могу сделать я для моего бедного возлюбленного, — очистить его имя и наказать того, кто принёс в семью нашу столько горя и страданий. Меньшее это, что могу я сделать, на самом-то деле.
Тор сжал губы в тонкую линию, тяжёлым взглядом глядя на невозмутимого пасынка. Сив и Лив наблюдали за ними с опаской и волнением, однако, кажется, мужчины не были намерены сражаться и враждовать друг с другом. Не сейчас и не в этом месте, а потому громовержец скупо кивнул и отвёл взгляд, посмотрев на вышедшую к беседующим Фригг.
— Я рада, что на время забыли вы свои тяжбы и горечь, — покровительственно улыбнулась Всематерь, глядя по очереди на отчима и пасынка. — Это значит, что сможете разделить вы друг с другом трапезу и с весёлым сердцем провести ужин перед завтрашним путешествием.
И Тор, и Улль поклонились хозяйке дома. Та загадочно сверкнула глазами и увела с собой Сив и Лив, прося их помощи в организации пиршества. Лив колебалась несколько мгновений, с опаской поглядывая на оставшихся один на один мужчин. Видя её волнение, Сив мягко дотронулась до плеча девушки.
— Всематерь права, — негромко обратилась она к Лив. — Мальчикам нужно побыть вдвоём.
— Они будут в порядке? — девушка нахмурилась. — Кажется, они злятся друг на друга.
— Пусть по крови они не родня друг другу, но всегда были они друг для друга словно родные отец и сын, — твёрдо ответила Сив. — Поэтому я знаю, что рано или поздно они примирятся, хоть поведение моего супруга не красит его.
Лив скептично скривилась, но всё же поддалась увещеваниям Сив, позволив увести себя. С тяжёлым сердцем ушла девушка за богинями из медового зала, надеясь на то, что мужчины и вправду не станут выяснять отношения кулаками да дракой.
К счастью, опасения Лив так и остались опасениями, и к вечеру все гости чертога Фригг собрались за общим столом. Хоть компания получилась не слишком большая, однако была она шумной в достаточной мере, чтобы казаться самым настоящим сборищем минимум небольшого поселения.
Проводы в чертоге Фригг были не менее пышными и громкими, чем проводы в Ланде. Вспоминая их, Лив думала о том, что, казалось, прошла целая вечность с её прощания с родным селением и знакомством с Локи. Всё это было словно в прошлой жизни и не с ней, и наблюдая за происходящим сейчас, Лив чувствовала внутри себя странный диссонанс. Словно бы не было её сейчас на этом празднестве, а наблюдала она за ним со стороны, как в одном из своих снов.
Несмотря на то, что присутствующих в медовом зале было не так уж и много, в нём было достаточно шумно и душно. Служанки Фригг разливали гостям дорогое питьё Фенсалира, другие подносили к столам новые блюда. Лив окинула взглядом обстановку, подпирая рукой щёку — сама девушка сидела чуть в стороне, лениво потягивая мёд из своей кружки и наблюдая за присутствующими.
Сив о чём-то переговаривалась с Фригг и Идунн. Женщины совершенно точно нашли общие друг с другом темы и теперь в приятной компании проводили время. Фрейр шуточно заигрывал со служанками Фригг, и девицы сновали туда-сюда, смущённо хихикая. Рядом с солнцеликим ваном сидел Трюггви, и Фрейр то и дело хлопал его по спине, явно пытаясь обучить мальчишку азам соблазнения противоположного пола. Судя по тому, как у Трюггви горели уши и он отчаянно пытался скрыть свою неловкость за кружкой питья, наука Фрейра давалась ему непросто.
Лив весело ухмыльнулась, наблюдая за смущённым, не знающим, куда себя деть, Трюггви. Судя по скованному поведению, в подобной обстановке тот бывал нечасто, отчего Фрейр и пытался растормошить его.
— Не против, если я помешаю? — над ухом Лив раздался весёлый голос Форсети, и девушка подняла на него удивлённый взгляд.
— Да нет, — она неопределённо пожала плечами, подвинувшись, и кузен охотно плюхнулся на лавку, тут же приложившись к своей кружке и делая из неё большой глоток.
— Еле сбежал, — пожаловался он, и Лив улыбнулась, глядя, как скривилось лицо Форсети. — Иногда дядя бывает тем ещё занудой.
— Он беспокоится, — девушка снова пожала плечами, отпив из своей кружки. — Было бы странно, если бы он вёл себя иначе.
Форсети проворчал что-то не слишком разборчивое, и голос его утонул в громоподобном смехе Тора. Лив подняла на него глаза и увидела, что громовержец в компании своего брата двигался в сторону сидящей девушки и присоединившегося к ней юноши. С любопытством она следила за ними и даже не удивилась, когда её скромная компания вдвоём с Форсети стала конечной точкой короткого путешествия мужчин по медовому залу.
— Я вроде выпил не настолько много, чтобы у меня в глазах начало двоиться, — пробасил Вали, опускаясь на лавку напротив племянника и племянницы.
— Неужто ты пытаешься шутить, дядя? — бессовестно ухмыльнулся в ответ Форсети. — На тебя это не похоже.
— Воин должен быть серьёзен в бою и на тинге, — наставительным тоном отозвался тот. — Но на пиру и тем более в компании девушки должен он быть весел и дружелюбен.
— Ой, дядя, — Форсети сверкнул глазами, — главное не забывай, что говоришь со своей родственницей. Не то об этом тебе напомнит Улль. Своими кулаками.
— В этом нет необходимости, — хмыкнув, вмешалась в диалог Лив, и как Форсети, сверкнула глазами. — Я и сама могу постоять за себя. Даже в тяжбе с родственниками.
Вали в ответ разразился одобрительным смехом. Перегнулся через стол и от души хлопнул Лив по руке чуть ниже плеча. Девушка в ответ сдержанно усмехнулась, вновь прикладываясь к выпивке.
— Хороша, — одобрительно пробасил дядя и по очереди обернулся по сторонам, будто выискивая кого-то. — А где отец-то твой? С ним бы я тоже потолковал.
— Не думаю, что он был бы рад этому разговору, — вместо Лив отозвался Тор, и лицо его заметно помрачнело. — Ты убил нашего брата, его любовника, хоть и было то заслужено, но едва ли Улль смог смириться с этим.
— Считаешь, смерть Хёда была справедлива? — чуть склонив в интересе голову вбок, поинтересовалась Лив.
— Он убил Бальдра — за это поплатился своей жизнью, — одарив девушку в ответ тяжёлым взглядом, сдержанно ответил Тор. — Уллю не следовало доверять словам Локи, а быть может, не следовало и обучать Хёда тому, благодаря чему смог свершить он страшное преступление. Тогда едва ли могло свершиться то, что свершилось.
Лив поджала губы и крепко сжала в руке кружку. Твёрдым тяжёлым взглядом несколько мгновений смотрела в широкое мрачное лицо Тора. Его слова неприятно резанули сердце и тут же подняли волну воспоминаний о последнем видении, над которым за всем сумбуром дня девушка даже не успела толком поразмышлять. Она видела в нём, сколько уверенности в себе и покоя было в забитом Хёде, которого убеждали в том, что он ничтожество, сколько внутренней силы... Улль определённо правильно поступил, что поверил в него.
— Пойду поищу отца, — сохраняя каменное выражение лица, бесцветным ледяным тоном произнесла Лив, резко встав.
Расправив плечи и сохраняя своё достоинство, она вышла из-за стола, прошла мимо прекративших беседу женщин, поймав на себе встревоженный взгляд Сив, и вышла из медового зала наружу, тут же оказавшись в плену опустившейся ночи. Прикрыв на мгновение глаза, Лив глубоко вдохнула свежий, влажный, пропахший болотом воздух, а после двинулась в сторону, обходя дом по периметру.
Как она и предполагала, отец её обнаружился на заднем дворе. Он сидел прямо на земле, запрокинув голову и устремив взгляд на ультрамариновое небо.
— Пятнадцати лет одиночества в Идалире тебе оказалось мало, и ты решил его продлить ещё и здесь? Или же так привык к нему, что не представляешь более без него своей жизни? — с беззлобной насмешкой произнесла Лив, и Улль лениво повернул голову к ней, вопросительно вскинув бровь.
— Мне там нечего делать, — спокойно произнёс он. — Вот никому и не хотел портить вечер. А ты почему здесь? — лучник слегка округлил в удивлении глаза, посмотрев на дочь, решительно опустившуюся на корточки.
— Мне там делать тоже нечего, — невозмутимо заявила она, опускаясь на землю рядом с подвинувшимся родителем. — Мы не сошлись во мнениях с родственниками по поводу некоторых вопросов вины и наказания.
— Вот как, — Улль улыбнулся, прикрыв глаза. А после открыл их, снова устремив взгляд в стремительно чернеющее небо. — А может они правы, откуда ты знаешь? Не зря же пятнадцать лет я провёл в заточении Идалира.
— Ты спрашивал, почему давеча вечером я так рано ушла спать, — Лив насупилась, говоря ровным тоном. — Так вот, на меня снова нахлынули видения, и я видела воспоминания, — она сжала губы в тонкую линию и крепко сжала кулаки. На мгновение замолчала, а после продолжила всё тем же уверенным ровным голосом: — Тор говорит, что зря ты научил отца стрелять из лука, зря научил его и другим умениям. Но я видела, каким счастливым и уверенным твоя наука делала его. Тогда получается, если ты зря обучил его, значит, зря поверил в него? Зря вдохнул в него жизнь и надежду? Зря позволил ему быть живым, равным другим и нужным? Скажи мне теперь, действительно ли это всё было зря? — она впилась в отца требовательным горящим взглядом.
Тот опешил от её натиска и слов, но в следующее же мгновение взгляд его значительно потеплел, и мужчина улыбнулся.
— Я сожалею о многих вещах, — негромко произнёс он, и в его голосе Лив уловила нескрываемую нежность. — Но никогда я не жалел о том, что смог зажечь свет в душе твоего отца. Никогда не жалел я и никогда не пожалею обо всём, что было между нами, и уж тем более никогда не будет в душе моей сожалений о том, что смог я подарить ему уверенность в себе и своих силах.
Лив на это молча кивнула и, поддавшись спонтанному, тянущему порыву, вдруг приблизилась ещё больше, опустив голову Уллю на плечо. Словно котёнок, прильнула она к тёплому боку родителя, подтягивая к груди колени и обнимая их. Отец, вопреки мимолётному опасению, не оттолкнул её, а лишь притянул ближе, немного неуверенно обнимая одной рукой. Несколько долгих уютных минут они так и сидели в тишине, наслаждаясь моментом некогда отобранной, а теперь вновь обретённой близости.
— Они все считают, что это ваша вина, — тишину в конце концов нарушила Лив, и в её голосе послышались нотки горькой, детской обиды, которая часто бывает иррациональной и которая просто есть. — Даже твой отчим верит в это.
— Отчасти так и есть, — Улль тяжело вздохнул и крепче прижал к себе дочь. — Необходимо было быстро найти виноватых, и козла отпущения сделали из нас с Хёдом. Бальдр убит, его не вернуть — никто не будет разбираться, кто виноват в смерти лучшего из нас, а кто нет. И я принимаю это. Потому что действительно виноват.
— Но... — Лив дёрнулась, намереваясь возразить, но отец не выпустил её из своей хватки, продолжив свою мысль:
— Я виноват, — с нажимом повторил он, — но не в смерти Бальдра. Я виноват в том, что не сумел разгадать жестокий замысел. Я виноват, что предал клятву; что не смог уберечь и защитить тех, кого любил. В конце концов, я виноват в том, что у меня забрали тебя.
Лив поджала губы. Крепче прижала к себе колени и в то же время сильнее прижалась к Уллю. Всё это было так неправильно и глупо, что в груди девушки поднималась волна негодования и гнева. Однако ничего сделать с ней она не могла — лишь проглотить боль и обиду.
— Мы обязательно справимся, — упрямо буркнула она. — И никто больше не посмеет обвинить тебя или отца в этом дурацком преступлении.
Улль ничего не ответил, мягко и тихо рассмеявшись. Лив же чувствовала себя полной сил и решимости во что бы то ни стало добиться торжества правды и справедливости. Энергия била из неё ключом, и девушка чувствовала себя способной свернуть горы. Ей было обидно, невероятно обидно за все те страдания отца и его боль, в которых он жил эти годы и груз которых продолжал нести до сих пор. Это было несправедливо сваливать столько печали на одно сердце, к тому же ещё и совершенно незаслуженно, отчего только из-за этого Лив хотелось крушить всё на своём пути и вопить о том, как всё было на самом деле.
И что злило её сильнее всего — бездействие родственников, их равнодушие и то, что они отвернулись от Улля без долгих колебаний и сомнений. Это шло вразрез с моральными ценностями Лив, которой мидгардские родители ещё в детстве привили простую, но такую важную истину.
Семья — это оплот, это поддержка, это место, в которое всегда можно вернуться и найти утешение и помощь, что бы ты ни сделал. Родственники должны стоять горой друг за друга и всегда выручать друг друга в беде — в небольшой Ланде, где каждый знал друг друга, люди только так и поступали. И даже в тяжелейших преступлениях родственники не бросали преступника один на один с виной и наказанием за неё.
Семья для Лив всегда была образцом поддержки и тем, на что всегда можно положиться. И то, что она наблюдала среди богов... это было неправильно. Это было несправедливо. Это было... нечестно.
Девушка снова поджала губы — упрямо и обижено. Ничего, она свою семью просто так не бросит. Она для своей семьи сделает всё, что в её силах. Она докажет, что её семья ни в чём не виновата. А даже если бы и была — один на один с осуждением и нуждой она больше не останется. Пока сама Лив живёт и дышит, никогда не будет этого.
Преисполненная решимости и гнева, девушка даже не обратила внимания на то, что впервые подумала о кровном отце как о своей семье. Вместо этого сосредоточилась на собственной злости и чувстве несправедливости, ощущая, как сила и энергия переполняют её до краёв. И принимая самое важное и твёрдое решение: она будет бороться до последнего, чего бы ей это ни стоило.