Mannar-Liv

      Знакомство их было уже достаточно долгим. Удивительны были хитросплетения судьбы и переплетение нитей, что для них спряли норны. Пересечение двух абсолютно разных дорог, что в итоге превратились в один путь, по которому слепец шёл вместе с лучником.       Встречи их каждый раз становились чаще и дольше предыдущих. Снова и снова Хёд приходил в заснеженный Идалир, в котором Улль встречал его с теплом и радушием, искренней радостью и гостеприимством. Сам же Хёд с каждым новым визитом чувствовал себя так, будто возвращался домой, и это ощущение вызывало лёгкое удивление и неловкость.       Впрочем, ничего странного в нём не было. Хозяин тисового чертога принимал гостя как равного себе. Более того, кажется, даже больше его самого верил в него и видел в нём то, что сам Хёд никогда не считал присущим себе. Улль был добр и терпелив, и единственный, он ни разу не упрекнул слепца в его недостатке, словно и не существовало его для него.       Улль с большой охотой и желанием учил Хёда, и к своему удивлению, он демонстрировал поразительные успехи. Научился полагаться на слух, видеть с его помощью и с помощью других чувств так, будто не было вечной тьмы и пелены перед его глазами. Улль научил его различать ходу животных, и Хёд действительно слышал эти отличия, точно зная, кому принадлежат какие движения. — Человек мало чем отличается от животного, — наставлял его друг, и слепец слушал слова его. — Как можешь ты по шагам отличить отца от матери, а брата от невестки, так и с лёгкостью услышишь отличие вкрадчивой ходы лисы от прыгучих шагов зайца.       Слова друга и наставника особенно запоминаются Хёду, и на ассоциациях и параллелях с лёгкостью постигает он его науку. Учится смотреть и видеть без помощи слепых глаз своих, и чёрная вечная пелена перед ними наполняется красками и образами. И это меньшее из того, что Улль готовится отдать ему.       Он принимается и за другую науку, обучая друга стрельбе из лука, и Хёд учится управляться с оружием, запоминая верную стойку и механику действия лука. Пробует без помощи искусного лучника, без его направления стрелять, не уверенно и совершенно не метко, но стоящий всегда рядом Улль отчего-то был уверен, что подобный результат временный. Ведь Хёд умелый и усердный ученик, а спешка в любой науке никогда никому не идёт на пользу. — Я слеп, — безмятежно улыбаясь, возразил на чужое молчаливое убеждение Хёд. — Я по умолчанию не смогу стрелять так же точно, как ты. — Сможешь, — в голосе Улля вновь послышалась та твёрдая уверенность, которой всегда хватало на двоих. — Почему ты так считаешь? — друг его в любопытстве склонил голову вбок, повернув голову на его голос и одарив его взглядом закрытых глаз. — У тебя есть преимущество, — невозмутимо и терпеливо отозвался лучник. — Способности, которые компенсируют твой недуг. И именно к ним я хочу обратиться.       Хёд вопросительно вскинул брови, слыша, как под ходой Улля хрустит снег — тот приблизился к другу и взял его за руку. — Я мало смыслю в рунах, — произнёс он. — Но перед тобой они открыты и тебе доверили свои тайны. Против любого врага станут они хорошим оружием. — Ты хочешь, чтобы совместил я магию с тем, чему учишь меня ты? — понимая, к чему друг и учитель клонит, уточнил Хёд. — Именно, — уверенно отозвался тот. — Но не только. Ты можешь заговаривать оружие и расставлять ловушки, но также я хочу, чтобы ты управлялся с магией в чистом её виде. Увы, здесь мало чем я могу помочь — за помощью следовало бы тебе обратиться к великим родителям своим. Однако я понимаю, что едва ли они согласятся научить тебя. Поэтому в моём чертоге ты можешь тренироваться сам. Я же чем смогу, тем помогу тебе, и вместе мы точно справимся со всеми трудностями, — бодро закончил мысль Улль, улыбаясь.       Удивление, которое всё ещё постоянно отражалось на лице Хёда, когда друг его говорил и предлагал подобные вещи, медленно сменялось тёплой ответной улыбкой. Вера Улля и его энтузиазм разжигали в сердце Хёда огонь, и силы вместе с уверенностью растекались по его жилам. Не сомневался он более в том, что сможет, знал точно, что с поддержкой друга сможет одолеть любое испытание и достичь любых высот.       Ничем не хуже он других асов, и вправду. Так же силён и умел он, так же способен учиться и противостоять врагам своим, как и другие. А значит, воплотит и разовьёт он свои умения. И докажет всем, кто насмехаются над ним, как ошибаются они...       Лив резко распахнула глаза. Уставившись тут же в тёмный сводчатый потолок, она даже не удивилась, что ночью вновь видела воспоминания своих отцов. Не спеша подниматься, девушка продолжала долгим задумчивым взглядом смотреть во тьму гостевого зала над собой. За окном едва-едва светало, отчего в светлице ещё было темно, и Лив слегка повернула голову сначала в одну сторону, а затем и в другую, натыкаясь взглядом на спящих по обе стороны от неё кузена и отца. Фрейр и Трюггви, расположившиеся чуть в стороне, очевидно, тоже ещё спали, так что Лив должна была вести себя тихо, чтобы никого не разбудить.       Обстановка была определённо ей на руку. Тишина, покой и темнота позволяли размышлять в спокойствии, и Лив, не желая упускать такую возможность, вновь вернулась мыслями к увиденному сну.       Она уже почти не удивлялась тому, что видела. Наоборот, наблюдала с интересом за тем, как строились и развивались отношения её родителей, что в итоге привели Улля к возможности выносить и родить ребёнка. Однако лёгкую настороженность вызывала частота приходящих воспоминаний — если до непосредственного знакомства с одним из своих отцов сны могли являться ей через ночь или две, то теперь буквально каждый период отдыха сопровождался ими.       «Наверно это связано с тем, что я пытаюсь привыкнуть к правде и вспомнить хоть что-то самостоятельно», — всё также глядя в потолок, подумала Лив. В этом был некоторый смысл, тем более что вечернее взаимодействие с роднёй оставило на девушке действительно глубокий и неприятный след. Прежде чем уснуть, она долго ворочалась, размышляя о столь значительных отличиях в отношении родственников у асов и смертных. Ей было дико и непонятно, как боги, которые по умолчанию во всём лучше и совершеннее людей, могут с таким пренебрежением относиться к своей семье.       Впрочем, Лив в принципе много чего не понимала в мировосприятии и поведении богов. Ей определённо предстояло ещё многое осознать и постигнуть, поэтому в конце концов она отпустила тяжёлые мысли, погружаясь в сон, который вновь приоткрыл перед ней завесу прошлого её родителей.       Лив мысленно вновь вернулась к увиденному. Наблюдая за отношениями своих родителей, она также лучше узнавала их, знакомясь с их характерами и поведением. Узнавала, какими личностями они были, с самого начала прослеживая путь их знакомства и дружбы, что в итоге перетекла в столь крепкую и глубокую любовь.       Это было удивительно. В некотором роде волнительно, но в то же время в сердце Лив после каждого нового сна поднималась волна любопытства, что же было дальше. Пока что она видела дружбу своих отцов и их постепенное сближение, и вопрос того, в какой момент они осознали свои чувства и как именно продемонстрировали это друг другу, отзывался нетерпением.       Рядом послышалось копошение, и Лив незаметно скосила на него глаза, выходя из задумчивости. На соседней лавке проснулся её отец, и девушка беззвучно вздохнула. Мужчина двигался тихо и ловко, никому не мешая своими сборами. После он вышел из гостевого зала, и Лив, подумав несколько мгновений, решила последовать его примеру.       Осторожно ступая по ещё тёмному коридору, девушка вышла в медовый зал. Тот был удивительно пуст и тих, и даже убранные столы, не иначе как с помощью магии, ибо после разгрома, который устроили Тор с Вали и подключившимся к ним Фрейром, Лив не представляла, как ещё можно было быстро убрать их, не напоминали о празднике, проходившем минувшим вечером. Лив слегка замешкалась, оглядывая светлицу, которая сейчас казалась особенно неживой и безжизненной, а после несколькими широкими шагами пересекла её, выходя на улицу.       Прохладный влажный воздух, особенно отчётливо пахнувший болотом и тиной, ударил в нос. Однако Лив даже не поморщилась от него, наоборот, втянув полной грудью. Рассветная прохлада бодрила, отгоняя остатки сонливости и вялости, заставляя окончательно проснуться. Зажмурив глаза, Лив с удовольствием потянулась, хрустя позвоночником, вытягиваясь вверх и заламывая за спиной руки, растягивая мышцы. Тело жаждало движения, предвкушая новое приключение, и заряд бодрости накатывал неспешными лёгкими волнами, постепенно полностью наполняя Лив собой. — Не спится? — сбоку раздался негромкий мужской голос, и Лив повернулась на него, качнув головой. — Выспалась, — она небрежно пожала плечами, подходя к бочке с водой, возле которой стоял её отец, пристальным внимательным взглядом глядя на него.       Улль стоял с обнажённым верхом и, очевидно, до прихода Лив умывался, так как по шее и груди его скатывались капли воды, да и лицо всё ещё было влажным, как и короткие, топорщащиеся в стороны русые волосы, которые от воды и в рассветных сумерках казались и вовсе тёмно-каштановыми. Вопреки обычаю, хозяин Идалира не отпускал как другие мужчины волосы, и Лив было любопытно, с чем это связано.       Мысленно она решила, что обязательно спросит отца об этом, ведь даже в воспоминаниях, что она видит, был он всегда коротко стриженным. Пока же, не спеша нарушать затянувшуюся паузу, девушка скользнула взглядом ниже вдоль крепкой сильной шеи отца на его плечи, грудь и спину — Улль стоял к ней полуповёрнутым боком, поэтому девушка могла рассмотреть его со всех сторон.       Тело её отца было крепким. Тренированные мышцы выдавали в нём физическую силу и особенную подготовку, без которой явно было непросто выжить в суровом морозном чертоге. Глядя на него, сложно было поверить и представить, что когда-то выносил и родил он ребёнка — от тех дней не осталось ни единого видимого напоминания.       Лив продолжала не слишком вежливо, но с любопытством разглядывать родителя. Глубокие длинные шрамы рассекали его спину, несколько их виднелось на груди и животе. Сплетались они, впрочем, с тёмными узорами татуировок, которыми была украшена грудь, спина и руки аса-лучника. Сложная руническая вязь и сакральные символы переплетались друг с другом, и Лив могла лишь догадываться, для чего нужны они и что означают.       Улль наблюдал за разглядывающей его дочерью с лёгкой улыбкой. Та, словно поймав себя на том, что она невежливо пялится на собственного родителя, вдруг спохватилась и залилась краской, ярко пылающей на щеках, которую уже можно было рассмотреть в первых белых рассеянных лучах встающего солнца. — Прости, — она отвела смущённый взгляд в сторону, однако отец её и не думал злиться на проявление любопытства дочери. — Когда ты была маленькой, тебе нравилось подолгу рассматривать татуировки на моих руках и руках Хёда, — всё также улыбаясь, произнёс Улль, и от его слов румянец на щеках Лив стал ярче. — Кажется, за столько лет ничего не изменилось, — он беззлобно негромко рассмеялся, и дочь одарила его возмущённо-смущённым взглядом. — Я просто... — неловко пробормотала она, старательно отводя взгляд в сторону. — Просто, глядя на тебя, до сих пор с трудом верится, что ты родил меня, — поделилась терзавшей её мыслью, на что Улль прикрыл глаза. — Прошло много лет, — мягко ответил он. — Следов действительно не осталось. Но поверь мне, дитя моё, я действительно привёл тебя в этот мир. — Как? — не удержавшись, выпалила Лив. — Не думаю, что должен объяснять тебе, как это происходит, — со снисходительным весельем откликнулся Улль, скрестив руки на груди. — Уверен, твоя мидгардская мать рассказывала тебе хоть раз, как дети рождаются на этот свет. — Но то у женщин, — резонно возразила Лив и скептично окинула взглядом отца сверху-вниз. — А ты... ну, не совсем женщина.       Улль на это вновь негромко рассмеялся, довольно прикрыв глаза. После же посмотрел на дочь абсолютно весёлым взглядом, и у Лив отлегло от сердца, ибо переживала она, что своими вопросами разгневает отца или вызовет у него неловкость. — Понимаю, в это трудно поверить, — смешно фыркнул он. — Но твоё рождение ничем не отличалось от того, как если бы тебя рожала женщина. — И каково это? — не в силах сдержать любопытство, задала следующий вопрос Лив. — Вообще всё это? Ты же мужчина, и сам сказал, что даже для асов это ненормально, когда мужчина рожает от другого мужчины. Что ты чувствовал? — и видя, как на лице отца отразилась лёгкая озадаченность, девушка торопливо добавила: — Прости, что спрашиваю об этом. Я просто пытаюсь понять... и принять своё происхождение. Возможно, если бы я осталась с тобой, мне было бы легче смириться и пережить осознание, что вместо матери у меня ещё один отец... А так сейчас я пытаюсь переосмыслить всё, что знала до этого, чтобы понять и принять себя. — Я понимаю, — Улль согласно кивнул. — Ни я, ни Хёд не ожидали, что наша близость может дать плоды. Признаться, я считал, что только незавершённость природы Локи позволяет ему, мужчине, рожать детей. Поэтому когда я осознал, что жду дитя, я был обескуражен и растерян, — он мазнул по дочери задумчивым взглядом. — Но совершенно точно я никогда не жалел об этом. Было... непросто, непривычно... странно, но в глубине души я был рад, — Улль мягко улыбнулся Лив. — Я любил твоего отца, но оба мы были мужчинами — как ты понимаешь, ни о браке, ни о детях не могли мы и мечтать. И когда я понял, что ношу ребёнка, к радости прибавилась надежда. Хотя дать тебе жизнь было сложно, это правда.       Лив слушала слова отца, даже незаметно для самой себя затаив дыхание. Он говорил о произошедшем так спокойно и естественно, словно это было нормально, и всякий муж мог, если захочет, родить ребёнка. Это вызывало двоякую реакцию. С одной стороны, непринятие внутри немного успокаивалось под влиянием того, что Лив видела в чужих воспоминаниях и слышала в рассказах отца. Однако с другой — сама мысль о том, что её породил мужчина, всё ещё казалась дикой. Тем более крепкая и сильная фигура Улля, из чрева которого она вышла, никак не вязалась с беременностью, вызывая в восприятии Лив немалый диссонанс.       Нет, всё-таки ей понадобится ещё какое-то время, чтобы смириться с правдой о своём происхождении.       В противоречивых чувствах и мыслях девушка вернулась обратно в гостевой зал, чтобы закончить приготовления. Остальные спутники её уже проснулись, так что Лив могла не опасаться разбудить кого-либо из них. В отрешённой задумчивости она повесила на пояс меч и подхватила сумку вместе с колчаном, луком и щитом, выходя в медовый зал, где собиралась компания, отправляющаяся в поход, и Фригг с Фуллой, провожающие их. — Прежде чем отправиться в путь, возьмите это, — кивнув служанке, произнесла Фригг, и Фулла подошла к Трюггви, протягивая ему небольшой гладкий камень.       С благодарностью он принял его, но тут же поднял на Всемать удивлённый взгляд, не понимая, в чём ценность артефакта и почему был он вручён именно ему. — Юный страж, тебе предстоит стать в будущем хранителем Асгарда, — с мягкой снисходительностью ответила на немой вопрос Фригг. — Докажи, что достоин того, став хранителем отчаянной надежды твоих спутников, — и переведя взгляд с Трюггви на остальных его спутников, пояснила: — Камень, что я дала вам, зачарован. Заговорён он могучими рунами и сослужит службу тогда, когда будет вам совсем худо. В отчаянной ситуации, когда будете чувствовать вы, что не справляетесь сами, призовёт на помощь рунический камень того, в ком более всего будете нуждаться. Однако будьте осмотрительны и мудры: даже моё колдовство не безгранично. — Благодарим тебя, великая, за гостеприимство твоё и помощь, — за всех ответил Фригг Фрейр, поклонившись, на что та лишь легко улыбнулась уголками губ, покачав головой. — Увы, это меньшее, что я могу для вас сделать, — произнесла она. — Пусть сокрыты сейчас от меня дороги судьбы, чувствую я, что путешествие ваше сопряжено будет с тысячей опасностей. — Добрая компания, верные товарищи да твой неусыпный взор помогут нам преодолеть их, — Фрейр вновь поклонился, и Фригг улыбнулась явственнее. — Да будет так, — согласилась она. — А сейчас вам стоит подкрепиться и набраться сил — в путешествии они вам понадобятся, — жестом Всематерь пригласила компанию разделить с ней утреннюю трапезу, и никто не стал отказываться от такого щедрого приглашения.       В путь, таким образом, пятеро спутников выдвинулись сразу же после скромного завтрака. Солнце уже окончательно встало, начиная свой ход к середине небосвода, когда путники покинули Фенсалир и болота, войдя в просыпающееся поселение и пересекая его. Дорога лежала их в сторону одной из окраин Асгарда — мрачной пустоши, отделяющей дома асов от одного из лесов, коими щедро окружена была божественная вотчина. — Как мы доберёмся до Хельхейма? — вступив на тропу через пустошь, поинтересовалась Лив у своих спутников, не обращаясь, тем не менее, ни к кому из них конкретно. — Фригг говорила, что живых туда ведёт только одна дорога? — Так и есть, — отозвался Улль. Следуя зову своего проклятия, каждый год в Йоль вёл он Дикую Охоту, а потому как никто из присутствующих был знаком с нравами мёртвых, отчего именно он и стал негласным проводником компании. — Царство мёртвых не жалует ещё не ушедших гостей, поэтому если кто-то из живых и набирается смелости пробраться в него, то должен перед тем преодолеть он испытания и трудности пути, что ведёт в него. — И долго нам предстоит идти? — подхватив интерес Лив, спросил Фрейр, который, по всей видимости, тоже не был знаком с тонкостями преодоления пути до Хельхейма. Впрочем, он был солнечным богом, подателем жизни — смерть не входила в сферу его компетенции, более того, была её полной противоположностью. Так что ничего удивительного в его неведении не было вовсе. — Сначала мы должны добраться до места перехода, — задумчиво ответил Улль. — Как долго Ётунхейм будет скрывать его от нас, я не ведаю, но надеюсь, что найдём мы его скоро. А после девять дней и девять ночей предстоит нам идти по междумирью, чтобы попасть в царство Хель. — Долго, — слегка нахмурившись, лаконично резюмировал Форсети. — Хоть мы всё ещё живы, однако должны проделать весь путь мёртвых духов, чтобы Хель приняла нас, — в ответ пожал плечами Улль, и Лив одарила его любопытным взглядом. — Мёртвые тоже блуждают по Ётунхейму, а потом девять дней идут до Хельхейма? — спросила она, на что Улль покачал головой. — Покидая тело, дух сразу оказывается в начальной точке пути междумирья, — пояснил он. — Нет у него ни времени, ни возможности блуждать по вотчине ётунов в поисках места перехода. Ведь ждёт его девять дней и девять ночей непростого пути очищения и избавления, прежде чем Хель примет его в своём царстве. — Я всегда думала, что умерев, дух сразу же оказывается в чертогах мёртвых, — растерянно пробормотала Лив. — Время относительно, помнишь? — напомнил сестре Форсети. — В каждом мире оно течёт по-своему, и девять ночей путешествия междумирьем в других мирах воспринимаются как мгновение или всего лишь несколько часов, — Улль согласно кивнул, подтверждая слова племянника, и Лив поморщилась, потерев лоб. — Как же у вас здесь всё сложно, — недовольно проворчала она, удосужившись в ответ лёгких снисходительных улыбок Форсети и Фрейра.       Меж тем за разговором спутники пересекли пустошь и вошли в лес. Он встретил их тёмным мраком, дышащим морозным холодом, проникающим под самую кожу, иглами прошивающим мышцы. Чувство опасности неприятно засосало у Лив под ложечкой, и она настороженно осмотрелась по сторонам.       Лес был абсолютно неподвижен и неестественно тих. От чёрных стволов искривлённых деревьев в разные стороны расходились ветки, напоминающие скрюченные пальцы страшных ведьм из детских сказок, которые Лив рассказывала мидгардская мать. Редкая листва замерла на них, словно зачарованная, и чудилось Лив, словно притаилось в ней нечто зловещее, пристально следящее за передвижениями непрошеных гостей бесконечным множеством не мигающих очей.       В химерных тёмных тенях, скрывающихся за деревьями, казалось, будто прятался кто-то невидимый, и всё то же бессчётное количество глаз наблюдало за идущими. Мрачная угнетающая атмосфера, которая царила в этом лесу, кардинально отличалась от подобной атмосферы Свартальвхейма, который просто был скучен и уныл. Здесь же каждый шаг сопровождало не покидающее сердце ощущение опасности, и Лив против воли сжала в руке тетиву верного лука, висящего на плече. — Никогда бы не подумала, что в Асгарде есть настолько пугающие и неприветливые места, — поведя плечами, с лёгкой тревогой в голосе произнесла она, снова оглядываясь по сторонам. — В Асгарде их и нет, — рядом раздался мрачный напряжённый голос Фрейра. — А вот в самом сердце Ётунхейма их полно. — Мы в Ётунхейме? — слегка приподняв брови, удивилась девушка, и Фрейр скосил на неё глаза. — А ты разве не почувствовала, как всё переменилось? — вместо него отозвался Форсети. — Это место не принадлежит Асгарду; как и не принадлежит ни одному другому верхнему миру. — Мы вступили в преддверие, — негромко и серьёзно произнёс Улль. — Ётунхейм самый обширный из нижних миров и самый коварный. Если Локи удалось склонить сородичей своих на свою сторону, то непросто будет нам пройти по нему. Должны быть мы готовы к противостоянию, даже если не желаем того.       Лив нахмурилась, сильнее сжав тетиву лука. Вторая рука её опустилась на висящие сбоку ножны, и нащупав пальцами твёрдую поверхность, обтянутую кожей, девушка крепко сомкнула их, немного успокаивая себя. К бою она всегда была готова и никогда не бежала от сражения, коли то было неизбежно.       Наблюдающий за реакцией дочери Улль одобрительно усмехнулся уголками губ. В жесте поддержки он положил руку ей на плечо, несильно сжав его, и девушка ответила ему лёгкой благодарной улыбкой. — А что скажешь нам ты, Хеймдаллев сын? — к удивительно тихому и молчаливому Трюггви обратился Форсети, посмотрев на него, чуть прищурив глаза. — Отец твой говорил, что можешь распознать ты козни того, из чьего чрева вышел. Что скажешь нам на это? — Замыслы лжеца сокрыты даже от благородного отца моего, — спокойно и с достоинством отозвался Трюггви. — Не ведаю их и я. Но могу распознать его за тысячей личин, если рискнёт он появиться перед нами. — Хеймдалль готовит из тебя своего преемника, — не отступая, продолжил Форсети. — Значит, должен ты уметь то, что умеет твой отец. Иначе какая от тебя польза даже в нашем походе? — от этих слов у Трюггви вспыхнули уши, а сам он весь напрягся, вытянувшись, словно струна. — Ты несправедлив, судья, — за парня вдруг вступился Фрейр, на что Форсети недовольно нахмурился. — Юноша ещё слишком молод и многого не знает в силу своего юного возраста. Вспомни себя в его годы — тем более что были они не так давно — разве мог ты тогда судить беспристрастно и справедливо каждого, обращающегося к тебе за помощью? Или, быть может, были случаи, когда сложно было тебе принять верное решение, ибо ситуация была не так проста и однозначна? — от слов солнцеликого вана молодой ас стушевался, поджав губы.       Фрейр же, пристыдив Форсети, добродушно улыбнулся и ловко возник между ним и Трюггви, опуская руки им на плечи. — Я могу понять твои сомнения, — произнёс он. — Тем более тогда, когда Трюггви так поразительно похож на того, кто породил его. Но подумай сам, стал бы Хеймдалль ручаться за своего отпрыска и отправлять его с нами, если бы, помимо внешности, он унаследовал от Локи и его скверный нрав? Я уверен, мы должны дать парню шанс, и он ещё проявит себя, сослужив нам хорошую службу, — с Форсети Фрейр перевёл взгляд на Трюггви, покровительственно улыбнувшись ему.       Тот заметно смутился, растерявшись — по всей видимости, подумала Лив, из-за его внешности и происхождения многие и вправду относились к нему с предубеждениями, отчего ему и было несколько непривычно и, в некоторой мере, неловко получить чужую поддержку. Форсети, меж тем, тяжело вздохнул, прикрыв глаза, признавая свою неправоту, и сдержано кивнул. — Ты прав — иногда категоричность дяди, вырастившего меня, напоминает о себе, — согласился он и посмотрел прямым взглядом на Трюггви. — Я был слишком резок — это моя ошибка. Не стоит недооценивать не только своих врагов, но и союзников.       Трюггви, по-прежнему обескураженный, не слишком уверенно кивнул, принимая чужие извинения, однако Лив всё равно продолжала ощущать исходящие от него волны напряжения. Парень перевёл взгляд вперёд и не мигающим взглядом ярких зелёных глаз впился в сумеречную даль. При этом он явно неосознанно сжал в одну линию тонкие губы, а тело его натянулось, словно тетива, с которой вот-вот должна была сорваться стрела. Очевидно, слова Форсети немало задели его, и теперь Трюггви готов был приложить все усилия, чтобы доказать ему, что он не бесполезный балласт. — Не принимай слова Форсети так близко к сердцу, — скосив глаза на паренька, замечая его напряжение и неловкость, мягко произнёс Фрейр.       Несмотря на внешность и происхождение юноши, солнцеликий ван, по какой-то неведомой Лив причине, с первых же мгновений начал проявлять к Трюггви свою благосклонность. Он был хорошим парнем — Фрейр чувствовал это, и Лив мысленно поддерживала его в этом ощущении. Да и кроме того, девушка также была твёрдо убеждена, что каждого судить нужно по делам его, а не по внешности или происхождению. Поэтому, пожалуй, если бы Фрейр не вмешался, она сама попыталась бы приободрить юного спутника, отправившегося с ними и автоматически ставшего им товарищем. — Отец учил меня, что я должен быть силён и стоек, — также негромко отозвался Трюггви, крепко сжав кулаки. — Он учил меня, что я должен делами защищать свою честь — я не могу подвести его и опозорить. Какая слава пойдёт о великом Хеймдалле, если сын его окажется ни на что не годным балластом? — Разумеется, твой отец хорошо обучил тебя, — Фрейр похлопал парня по плечу. — Ты не станешь балластом, Трюггви, равно как и не обязан ты никому ничего доказывать. Не позволяй глупым предрассудкам затмить самого себя. Не потеряй себя и всегда помни, кто есть ты сам. Злые языки всегда будут; не раз они припомнят тебе твоё происхождение и деяния твоего родителя. Однако не забывай, что ты — не он, парень. Ты — это ты, поэтому будь сильнее и выше — уверен, именно этому Хеймдалль хотел научить тебя в самую первую очередь.       Напряжённое тело Трюггви заметно расслабилось, и он кивнул. В ярких зелёных глазах его мелькнула благодарность, и он едва заметно неуверенно улыбнулся. Фрейр ответил ему отеческой улыбкой и в жесте поддержки снова похлопал по спине.       Лив наблюдала за ними с лёгким любопытством. В словах и поведении Фрейра скользила отеческая мудрость и участие, и девушка вспомнила своё пребывание в чертоге солнцеликого вана. Тот вёл себя с неожиданной гостьей аналогичным образом, и это наталкивало Лив на определённые мысли. — У Фрейра есть дети? — глядя в спину ушедшего чуть вперёд вана, ввязавшегося в какой-то шуточный спор с Форсети, негромко поинтересовалась у идущего рядом отца Лив. — У него был сын, — кивнул тот, проследив за взглядом дочери. — Был он людским конунгом и сотворил много славных деяний. Однако норны наградили его смертностью, и погиб он не самой благородной смертью. Почему ты спрашиваешь? — отец с лёгким интересом посмотрел на дочь, и та неопределённо повела плечами. — Он ведёт себя как если бы был отцом Трюггви, — протянула она. — И когда я была в его чертоге, принял он меня словно родную дочь. Сдаётся мне, есть у Фрейра острая потребность вновь почувствовать себя отцом. — Ты быстро заметила это, — Улль удовлетворённо улыбнулся на внимательность дочери. — Ещё до заточения моего в Асгарде ходило много слухов о заботливости Фрейра и его любви к детям. Всем своим племянницам, дочерям прекрасной Фрейи, заменил он отца, что покинул мать их. Да и где бы ни появлялся он, коли были дети там, с радостью возился он с каждым, словно с родным.       Лив вновь посмотрела на спину солнцеликого вана — на этот раз задумчиво. Ничего не ответила она на слова отца, но про себя подумала о том, что, должно быть, это было очень тоскливо, когда всё естество желает дарить любовь и заботу своим детям, однако норны по какой-то жестокой причине отказывают в милости этой.       Меж тем, медленно, но верно спутники двигались вглубь мрачного зловещего леса. Постепенно вокруг начало темнеть ещё сильнее, отчего становилось понятно, что на Ётунхейм опускается ночь. Вместе с сумерками опускалась и температура, так что от дыхания путников ввысь вился сизый пар. Над землёй клубился туман, поднимаясь выше и уплотняясь, и судя по насторожившимся взрослым богам, это был недобрый знак. — Нужно искать место для ночлега, — без особой радости произнёс Улль, серьёзно глядя вперёд, где дорогу преградила плотная туманная завеса. — В ночи Ётунхейм ещё опасней и коварней.       Целый день спутники шли скорым шагом без остановок. Ётунхейм был опасен, зловещ и неприветлив, и надеялись боги, что сумеют добраться до места перехода до заката солнца. Однако просто так коварный нижний мир отпускать своих посетителей явно не собирался. Так что остановка в столь неприветливом и откровенно пугающем месте хоть и была неприятной, но всё же была желанной.       Целый день ударного перехода так или иначе сказывался на всех, усталостью и голодом стягивая мышцы. Лив, которая, вообще-то, считала себя достаточно выносливой и неприхотливой в походах, отчётливо чувствовала, как яд голода ноющими спазмами скручивал живот, а всё тело, словно тяжёлые кандалы, отягощала изнурённость. Девушка недовольно хмурилась, пытаясь понять, что с ней происходит — даже во время первых своих походов, будучи ещё совсем юной воительницей, никогда не чувствовала она себя такой уставшей. Тем более после всего лишь одного дня пути. — Ётунхейм — нижний мир, — видя отразившуюся на лице кузины усердную работу мысли, протянул Форсети. — Берёт он особое мыто с жителей верхних миров, беспощадно вытягивая из них силы и жизненную энергию. Лишь Тор, убийца турсов, может сопротивляться ему — иначе почему, ты думаешь, лишь он один способен сражаться с ётунами на их территории. Даже у полукровок, рождённых ётунскими женщинами отцам-асам, верх берёт Тепло и Жизнь, практически вытесняя Холод и Смерть, делая их уязвимыми перед влиянием родины их матерей. — Это может значительно усложнить наше путешествие, — пропыхтела Лив, двигаясь следом за отцом, свернувшим с тропинки, и продираясь сквозь заросли сухих чёрных кустов. — Мы будем в очень невыгодном положении, если на нас нападут, не только оттого, что находимся на территории врага, но и потому, что территория врага ещё и ослабляет нас. — Поэтому так важно как можно скорее найти место перехода, — откликнулся Улль, продолжающий пробираться сквозь заросли в поисках подходящего для ночлега места.       Поблуждав в зарослях голых мёртвых деревьев и кустов ещё немного, всё же спутники выбрались на небольшую поляну, отделённую от леса скрюченными, но покрытыми листвой деревьями. Влажная, словно едва прошёл дождь, тёмно-зелёная трава так и манила опуститься на себя и отдохнуть, что без долгих размышлений уставшие путники и поспешили сделать. — Здесь всё чисто, — напряжённо и внимательно осмотревшись по сторонам, вглядываясь в одному ему видимую даль, произнёс Трюггви. — Враги, даже если они и прознали о нашем появлении, здесь не подстерегают нас. — Хорошо, — Улль кивнул и повернулся к Фрейру. — Сможешь развести огонь? — В такой сырости сделать это проблематично, — тот почесал заросший негустой бородой подбородок. — Но я попробую.       Разбить небольшой костёр удалось, к счастью, лишь со второй попытки. Уставшие, голодные и успевшие под ночь продрогнуть путники поспешили кучно разместиться вокруг него, вытягивая навстречу руки в слабой попытке согреться, отгоняя от себя влажный туман, неприятно липнущий к коже и одежде. Достав припасы и скромно поужинав, они также кучно разместились на накидках. Расточительно тратить драгоценное время относительного покоя и безопасности было крайне неразумно, поэтому самым оптимальным вариантом было посвятить его сну и восстановлению сил. — А ты? — укладываясь на свой кусок ткани, взятый ещё из Ланды специально для подобных нужд, удивлённо посмотрела на оставшегося сидеть у костра отца Лив. — Я прослежу, чтобы ночью никто не напал на нас, — ответил он, выставив к огню ладони. — Не беспокойся обо мне, утром я буду в порядке, — мягко улыбнувшись на отразившийся на девичьем лице скепсис, лучник добавил: — Я пятнадцать лет в Йоль вёл Дикую Охоту. Взаимодействие с мёртвыми ни для кого не проходит бесследно, так что на меня Ётунхейм не влияет так пагубно, как на вас.       Скепсис Лив всё равно никуда не делся, но девушка решила не спорить, доверившись отцу и его пониманию того, что он делает. Опустившись на свою подстилку, она мгновенно провалилась в глубокий сон без сновидений и проснулась от него лишь утром, когда вставали и остальные её спутники.       Ночь прошла на удивление спокойно, и едва горизонт начал светлеть, путники были готовы продолжать своё путешествие. Позавтракав и собрав вещи, они двинулись в путь, вновь следуя за Уллем, который вывел их из зарослей на тропу.       Лив в этот раз шла в самом конце, плетясь следом за всеми своими спутникам. Странное смутное беспокойство бродило на её сердце, и девушка долгим задумчивым взглядом смотрела в спины идущих впереди мужчин. Ей казалось, они не успели пройти слишком много, однако мрачное, затянутое тяжёлыми тучами небо окончательно просветлело, что говорило о том, что прошло с начала их пути уже несколько часов.       Лив была привычна к долгим изнурительным переходам. Редко когда от них чувствовала она слишком сильную усталость, однако сейчас, всего лишь спустя пару часов движения, она почувствовала неприятную тяжесть, что словно огромный камень опустилась ей на плечи, придавливая к земле. Мир перед глазами начал слегка покачиваться и плыть, а потом и того вовсе резко потемнел. В ушах зазвенело, а на тело сокрушительной волной накатила слабость. Ноги подкосились, и резко закружилась голова, отчего к горлу подкатил ком тошноты. Холодный пот пробил девушку, и она судорожно вдохнула, остановившись и уперевшись рукой в тёмный ствол ближайшего дерева. Её спутники продолжили путь вперёд, и Лив хотела окликнуть их, чтобы они остановились и подождали её. Однако из груди её вырвался лишь тихий стон, и Лив закрыла рот внешней стороной ладони, чувствуя, как ком рвётся наружу.       Мир под ногами и вокруг расплывался и шёл кругами, словно отражение в реке, в то время как девушку качало словно на штормовых волнах. До побеления костяшек впилась она пальцами в шершавую кору, сошкрябывая её короткими ногтями, слыша, как громко и быстро стучит в груди и висках сердце. Перед глазами плясали чёрные пятна, и Лив через силу заставила себя сделать глубокий вдох, в надежде хоть немного прийти в себя. — Лив? — обеспокоенный голос раздался у неё над головой, и от него всё внутри сжалось в комок. Чувство опасности подняло в груди волну паники, и иррациональный страх захлестнул её с головой, отчего на глаза против воли навернулись слёзы.       Она почувствовала аккуратное прикосновение к своему плечу и резко подалась на него, прижимаясь к сильной широкой груди и дрожа. Улль, который заметил отставание дочери и подошёл к ней, инстинктивно обхватил её руками, крепче прижимая к себе. В глазах его читалась искренняя растерянность и беспокойство, с которыми он смотрел на русую макушку дочери. — Милая, что случилось? — ненавязчиво поинтересовался он, но Лив лишь замотала головой, всхлипнув и судорожно выдохнув.       Она сильнее прижалась к отцу, чувствуя, как неведомая сила упрямо и уверенно тянет её сознание во тьму. Девушка пыталась сопротивляться ей, вырваться наружу, сбросить с себя оковы оцепенения и преодолеть недомогание, однако сил её оказалось недостаточно, и чёрное небытие поглотило её.       Последнее, что она запомнила, прежде чем окончательно лишиться сознания, как обмякло её тело в сильных руках отца, и тот с лёгкостью подхватил его, прижимая Лив к себе, оберегая её в её слабости.