Mannar-Liv

      Йоль был необычной порой. Праздник, один из важнейших в году, который чтили и любили не только смертные в Мидгарде, но и боги. Объединял он семьи, и много шумных банкетов гремело в чертогах асов, что собирались вместе. Именно в Йоль вспоминались связи, и было большим оскорблением проигнорировать традиции.       Не то чтобы Улль не любил их, однако и восторженным назвать его было сложно. Кровью с огромной семьёй Одина он был связан очень отдалённо, а потому с большим трудом мог считать себя её частью. Однако он всё-таки был полноценной частью семьи Тора-громовержца, который с почтением и смирением относился к установленным порядкам. Улль не мог подвести его, а потому всегда терпеливо сносил встречи родственников, почти убеждая себя в том, что он действительно часть семьи. Делать это было несложно, если учесть, что даже родные братья, сыновья Одина, по большей части держались друг с другом и своим отцом скорее как боевые товарищи, чем родственники.       Улль хмыкает себе под нос, собираясь в дорогу. Вся многочисленная родня всегда собиралась в Бильскирнире, просторных палатах отца, и Улль стремился прибыть хотя бы на день-два раньше, чтобы провести время с семьёй, с которой редко встречался на протяжении года. Мысли, меж тем, текли неспешно, снова и снова возвращая Улля в воспоминания давности.       Йольские гуляния были громкими и пышными. Под хмелем любая неловкость и оковы спадали, и Бильскирнир сотрясался от громогласного смеха и братских состязаний, в которых мужчины мерились силой и умениями. Улль редко был заинтересован в них, но случалось, что и его втягивали, пусть и неохотно — тягаться с удачливейшим из числа асов всегда было проигрышной затеей. — Но странное дело, — вспоминая традиции, протянул Улль, задумчивым взглядом скользя по Хёду, с которым и делился воспоминаниями. — Кажется, я ни разу не встречал на этих пирах тебя.       Хёд на это горько улыбнулся, и Улль без лишних слов понял, что скрывается за этой улыбкой. В тихом гневе сжал кулаки и скрипнул зубами, когда возлюбленный его равнодушно выдохнул: — Мне всегда ненавязчиво намекали, что слепец будет лишь мешаться под ногами, а потому лучше было оставаться дома, чтобы никому не мешать. — Иди со мной, — сжав его руку, серьёзно произнёс Улль. — Ты часть семьи — если желают отрицать твоё кровное родство, то не посмеют выступать против меня в моём сердечном родстве с тобой. — Не самое разумное это решение, — Хёд тем не менее благодарно улыбнулся, в ответ сжав руку Улля. — Не самое разумное решение избегать тебя и отбрасывать, словно бешеного лиса, — мрачно отозвался лучник. — Ты такой же сын Одина, как и другие. Ты силён и умел, и тебя не за что стыдиться. Они должны принять это; они должны смириться. Ты один из них, ничем не хуже их, а то и лучше.       Улль тряхнул головой, отгоняя мимолётное наваждение. Улыбнулся сам себе, выдвигаясь в дорогу, держа путь в палаты названного отца. В этом году всё кардинально меняется. И в дом своей семьи Улль придёт не один, о чём он и предупреждает встречающую его матушку да сестру. — Надо же, Улль приведёт с собой девушку? — Магни появляется из бокового коридора, фыркает насмешливо и вскидывает бровь, окидывая названного брата пренебрежительным взглядом. — Надеюсь, ты не сам её себе слепил из снега, брат? А то будет очень неловко, если она растает, — голос его так и сочился ядом, а холодные глаза горели насмешкой: даже в предпраздничную пору Магни не скрывал свою неприязнь к Уллю.       Тот в ответ сдержанно усмехнулся уголками губ, даже и не думая обижаться на слова брата. Их отношения всегда были соперническими и натянутыми, так что чужие слова едва ли способны задеть лучника. Он лишь прищурился, сдержав смешок, когда заслуженную оплеуху заносчивый братец получил от воинственной Труд, которая терпеть не могла, когда братья поддевали друг друга. — Не бойся, Магни, — спокойно отозвался Улль. — Никто не станет позорить тебя тем, что посчитает за счастье растаять, чем находиться с тобой в одной компании, — он вернул брату любезность, и серые глаза его сверкнули холодным блеском.       Магни в ответ мгновенно вспыхнул, в то время как Улль ловко увернулся от подзатыльника Труд, направленного теперь в его сторону. Лишь ухмыльнулся довольно и пожал плечами: — Хотя бы потому, что я приду не с девушкой. А со своим... другом.       Магни фыркнул, недовольно скрестив руки на груди. Смерил брата угрюмым взглядом и пренебрежительно обронил: — Уж надеюсь, не нашего дядю-слепца ты сюда притащишь — весь Асгард поражается тому, как хорошо вы спелись. — А иначе что? — в спокойном голосе Улля послышались холодные металлические нотки, и взгляд обжёг Магни морозом. — Да, Хёд слеп, но отчего ты решил, что это делает его беспомощным и жалким?       От внезапного тихого гнева, который ложился на плечи тяжестью под пригвождающим к месту холодным взглядом, Магни натурально растерялся, не зная, как и что ответить. Тяжёлая неловкость, что от одной искры могла обратиться в опасную вражду, зависла между братьями, и тогда ситуацию очень удачно спас Моди. — Магни удивляется тому, ведь нас ждёт наше традиционное йольское сражение, — вставая между братьями, примирительно произнёс младший из сыновей Тора. — Хоть ты и удачлив, брат мой, но не поставь себя в заранее проигрышное положение, выступая со своим другом против нас.       Улль сдержано фыркнул, скрестив руки на груди. Напряжение, исходящее от него, поубавилось, но не исчезло полностью. Однако он действительно был благодарен Моди за то, что тот выступил посредником примирения несмотря на то, что, как и Магни, имел не слишком близкие отношения со старшим братом.       Остатки напряжения и неловкости схлынули тогда, когда во дворе залаяли собаки, оповещая хозяев о приходе чужака, и все трое братьев, не сговариваясь, вышли во двор встречать его. — Дядя? — глядя на гостя палат Тора, с лёгкостью держащего на плече увесистое ясеневое йольское полено, удивился Моди, вышедший впереди братьев.       Им оказался Хёд-слепец, стоящий с закрытыми глазами, но держащийся уверенно и твёрдо. Без особых проблем и усилий обеими руками придерживал он дар, с которым пришёл в чертог своего брата, и терпеливо ждал, когда пригласят его. Братья, глядя на крепкую уверенную фигуру слепца, переглянулись друг с другом, а Хёд повернул голову чуть в сторону. Он улыбнулся, и Магни с Моди проследили за направлением его движения, тут же взглядами натыкаясь на Улля, уверенно подошедшего к гостю. — Я смотрю, ты не с пустыми руками пришёл, друг мой, — приблизившись, он в дружеском жесте сжал его плечо и заглянул в бледное лицо. — До меня дошли слухи, что в очаге моего брата-громовержца до сих пор нет полена, что следует зажечь. И я подумал, что его сыновья не откажут в его отсутствие принять от меня этот подарок, — отозвался он, и Улль нехотя посмотрел на братьев, ожидая их решение.       Отказываться, впрочем, было плохой приметой, да и в принципе невежливо. Поэтому Магни позволил внести Хёду, которого провожал Улль, йольское полено к очагу, возле которого суетились Сив и Труд со служанками, которые тут же принялись украшать его. — Значит, ты не шутил, — оценивающим взглядом окидывая Хёда, осторожно опускающего на пол рядом с очагом полено, пробормотал Магни. — Идти в бой со... слепцом? — он презрительно скривился, на что Улль вновь одарил его предостерегающим блеском глаз. — Мы с Моди победим вас на раз-два, — ухмыльнулся хищно и самоуверенно, и Улль ответил ему тем же. — Ну попробуйте, — довольно произнёс лучник, и вместе с заинтересованным Хёдом поспешил следом за братьями на улицу. — Идти в бой? — негромко уточнил Хёд, и в голосе его послышались нотки непонимания. — Это наша семейная традиция, — в ответ шепнул Улль. — В день перед Йолем мы с братьями и отцом сражаемся друг с другом снежками. Побеждает та команда, которая больше раз, чем другая, поразит соперников. — Но если участвует в ней Тор, не должны ли вы дождаться его? — скептично нахмурился Хёд, на что Улль легкомысленно повёл плечами. — Отец сражается сейчас в бою настоящем, — пояснил он. — Если бы ты не пришёл, в этом году мы бы пренебрегли этой традицией вовсе. — Эй! Долго вы там ещё шептаться будете?! — с другого конца импровизированного поля боя крикнул нетерпеливый Магни. — Такими темпами весь снег растает!       Улль закатил глаза, а после озорно улыбнулся, вновь повернувшись к Хёду. — Вот, любовь моя, шанс испробовать свои силы в настоящем сражении, — весело произнёс он и наклонился, с лёгкостью сгребая снег в снежок. Хёд помедлил лишь мгновение, прежде чем присоединиться к нему, и битва началась.       Недооценивать близнеца прекрасного Бальдра явно оказалось плохой идеей. Недаром он столько времени проводил в Идалире подле своего друга, что учил его ориентироваться по малейшим шорохам и даже вполне успешно стрелять из лука. Да и... помимо этого, Хёд всё ещё был единственным из сыновей Одина, кто, как и отец, владел магией, что также успешно можно было использовать в бою. Пусть и всего лишь шуточном. — Да как так-то?! — запыхавшийся, белый от снега Магни прожёг смеющегося брата и дядю непонимающим взглядом. — Ладно ты, Улль, но как ты, дядя, всё время попадал по нам?!       Хёд таинственно усмехнулся. Ещё с детства он привык, что из-за слепоты все его недооценивают и считают слабым, а потому... Он не был удивлён, что заносчивые сыновья Тора тоже купились на это. — Мальчики!!! — со двора раздался громкий голос Труд. — Идите в дом! — Наперегонки? — азартно сверкая глазами, предложил Моди. — Наперегонки, — синхронно согласились Магни и Улль.       Сыновья Тора тут же сорвались с места, однако Улль не спешил следовать за ними. Посмеиваясь, он глядел им вслед, а после повернулся к Хёду, непонимающе глядящему слепыми глазами. — Почему ты не побежал с ними? — удивился он, на что Улль небрежно пожал плечами.       Он поймал руку Хёда и несильно сжал её, поднося к губам холодные покрасневшие пальцы, легко касаясь их и обжигая дыханием. — Я и так всегда побеждаю, — легкомысленно откликнулся он. — Пусть хоть раз потешат своё самолюбие победой... Тем более что у меня есть возможность провести эти минуты в куда более приятной компании.       Хёд смущённо фыркнул, прикрывая глаза. На губах его блуждала довольная улыбка, и он в ответ чуть сжал пальцы Улля. — Последний раз я так веселился, кажется, целую вечность назад, — с благодарностью в голосе признался он, не видя, но чувствуя, как довольно подобрался его друг. — Спасибо.       Вдвоём они неспешно дошли до дома, где их уже поджидали братья и Труд. Однако не успели они даже толком переступить порог, как сестра вдруг громогласно потребовала: — Стойте!       Друзья послушно остановились, и Улль насторожился, глядя в суровое лицо валькирии, мысленно пытаясь понять, что он уже успел такого натворить, что вызвал гнев сестры. — Что случилось? — так ничего и не придумав, спросил он, на что девушка вдруг коварно усмехнулась. — Вы стоите под омелой! — Труд ухмыльнулась, скрещивая руки на груди, и тут же её заливистый смех прокатился по всей светлице.       Она с весёлым озорством и странным лукавством смотрела на брата, держащего под локоть своего друга. Тот удивлённо переглянулся со слепцом, и Труд показалось, будто бледные скулы его едва заметно заалели. — Что, братец, будешь целовать нашего дядюшку? — Магни азартно сверкнул глазами, и за его плечом тут же выросла коренастая фигура Моди. — Это традиция, — младший брат подхватил подначивания старшего. — Вы должны поцеловаться. По-настоящему, так, как друзья не целуют друг друга. — Мальчики! — Труд возмущённо всплеснула руками. — Дядя наш родственник!.. — Именно, сестра, — Магни вновь ухмыльнулся — на сей раз жёстко и высокомерно. — Но Улль ему никто.       Труд хотела возразить что-то, чтобы осадить наглого брата, но тихий смешок Улля вынудил её лишь стрельнуть в Магни возмущённым взглядом, а после перевести его на самого старшего в их семье брата. Улль легко улыбался, в интересе склонив голову чуть вбок, глядя на склочного Магни. При этом он продолжал крепко, но аккуратно держать Хёда под локоть, и кажется, ни один из них даже не думал уйти прочь из-под злосчастной омелы. — Ты прав, брат мой, — медленно протянул Улль. — Мы с Хёдом не связаны узами родства... — улыбка его стала заметно мягче, а серые глаза наполнились нежностью.       Рука, держащая слепого брата их отца за локоть, скользнула вниз, на талию, и Улль уверенным движением притянул Хёда к себе. Второй рукой коснулся его бледной щеки, с любовью заглядывая в слепые глаза, и подался вперёд, накрывая своими губами губы чужие.       Под полные неприкрытого изумления взгляды братьев Улль мягко целовал Хёда, не скрывая своей любви к нему. Глубоко и чувственно, вкладывая всё то, что переполняло его сердце — на самом деле, им даже не нужна была омела для того, чтобы отдавать друг другу свои чувства.       Будто даже нехотя Улль отстранился лишь тогда, когда воздуха начало совсем не хватать. Всё также ласково улыбаясь, глядя в слепые глаза Хёда, он не собирался отпускать его, позволяя скрыть на своём плече вспыхнувшее смущение. Сам же, меж тем, довольно ухмыляясь, посмотрел на застывших в изумлении братьев. Сестра, как и они, тоже была обескуражена произошедшим, однако её глаза горели довольным огнём, который также пылал на её щеках. — Ты знаешь, что вообще означает традиция целоваться под йольской омелой? — нарушила затянувшееся молчание она, на считанные мгновения превращаясь вновь в озорную маленькую девочку, увивающуюся за братом в очередное приключение.       Улль прекрасно знал этот взгляд и выражение — захватывающий с головой восторг, ради которого Труд была готова пойти на многое. Сейчас именно им горели её глаза, а предательская улыбка так и норовила расползтись на губах. — Просвети меня, — брат снова ухмыльнулся, даже не думая убирать руку с талии Хёда, которого он по-прежнему прижимал к себе. Сам же слепец устремил невидящий, но полный молчаливого интереса взгляд на валькирию, тоже желая узнать у неё её историю. — Йольская омела расцветает не над случайными людьми, — назидательно подняла вверх палец Труд и всё же не сдержала широкую улыбку. — Она выбирает тех двоих, чьи судьбы норны связали и спряли в одну нить, а Фригг-прядильщица благословила её, укрепляя и разделяя одну судьбу между теми, кто истинно предназначены друг другу.       Улль перевёл с довольной сестры взгляд на своего возлюбленного друга. Мимолётное удивление в нём сменилось спокойным знанием, и он тихо усмехнулся, соприкасаясь лбом со лбом Хёда и беря его лицо в свои руки. Не слушая громогласные возмущения Магни и низкий смех Моди, которые тут же получили затрещины от Труд, Улль прикрыл глаза, наслаждаясь чужой близостью. — Не могу поверить, — широко распахнув слепые глаза, с болезненной горечью рассмеялся Хёд, — что матушка действительно могла так щедро благословить меня. Я всегда был её разочарованием. — Но ты был и остаёшься её сыном, — отстранившись, веско отозвался Улль. — А Фригг не безжалостна. Пусть не смогла она перебороть себя, но также не смогла и тебя оставить в вечном мраке и страданиях. — Я рад, что это стал ты, — Хёд выдохнул, и Улль улыбнулся.       Новость о том, что их связывает не просто дружба, неоднозначно воспринялась семьёй. Не то чтобы, впрочем, Уллю было до этого дело, поэтому он не обращал внимания на насмешливо-презрительные взгляды Магни, которые тот то и дело бросал на названного брата. Куда важнее ему была реакция сестры и матери, чьим расположением лучник действительно дорожил. — Я догадывалась, что не только дружба объединяет тебя с твоим другом, — когда Улль собирал дрова для растопки очага, призналась Труд, помогающая ему, улыбаясь. — Ты хорошо умеешь прятать эмоции, брат мой, но не тогда, когда они касаются дяди. — Надо же, — посмеиваясь, Улль покачал головой, — я и не думал, что так плох в этом. — Матушка тоже обо всём знала, — Труд кивнула. — Впрочем, ничего удивительного — только мужчины слишком слепы для того, чтобы разглядеть неочевидное. — Кроме Бальдра, — смешно фыркнул Улль, и сестра широко улыбнулась. — Кроме Бальдра, — повторила она и тяжко вздохнула, украдкой посмотрев на брата: — Магни хватит ума не оскорблять вас прилюдно, но он точно расскажет обо всём отцу... зная его нелюбовь к тебе. — Пускай, — лучник пожал плечами. — Козней брата я не страшусь. Как и нет дела мне до гнева отца, как бы сильно я ни уважал его и любил. Отрекаться от своих чувств я всё равно не собираюсь.       Труд ободряюще улыбнулась, похлопав брата по плечу. Вместе с ним вернулась в медовый зал, помогая закончить приготовления, а после ожидая возвращения Тора, ушедшего в бой с дерзающими турсами, пытающимися обрушиться своим гневом на Асгард в предпраздничную пору.       Несмотря на натянутые отношения между родичами и открытие, произошедшее днём, вечер проходил в расслабленной и весёлой атмосфере. Магни действительно держал острый язык при себе, не пытаясь подначить брата, однако косые, полные презрительной насмешки взгляды говорили о том, что ему очень хотелось сделать это. Улль игнорировал их — названный брат и в иные дни волком смотрел на него, видя в нём не родича, а заклятого врага, не меньше. Так что лучник давно был привычен к чужой неприязни и научился пропускать её мимо себя.       Громовержец Тор, хозяин чертога, вернулся в самый разгар семейного банкета. От могучей фигуры его дохнуло холодом, молниями и кровью, едва переступил он порог. Суровое лицо и ледяной взгляд, с которыми он вошёл в светлицу, впрочем, мгновенно рассеялись, стоило улыбчивой Сив подойти к мужу и встретить его. — Сегодня у нас гости, мой дорогой, — хозяйка преподнесла мужу «рог опоздавшего» и показала рукой на сына и беседующего с ним Хёда, и брови Тора в удивлении поднялись вверх. — Здравствуй, брат, — когда Тор вошёл в медовый зал и приблизился к пасынку и его другу, сдержано и негромко поприветствовал его Хёд. — Надеюсь, ты не против, что я стал гостем твоего чертога. — Неожиданно увидеть тебя здесь, — признался Тор, но лицо его озарила добродушная улыбка. — Но ты часть семьи, и я рад принять тебя в своём доме. — А скоро дядя станет частью семьи, повязанной двойными узами родства, — как бы невзначай, но достаточно громко, чтобы и Улль, и Хёд могли услышать, хмыкнул Магни, и Тор перевёл на него вопросительный взгляд. — О чём ты говоришь, сын? — спросил он, и Магни сверкнул глазами. — А пусть любовники сами поведают тебе, — ядовито процедил он, и Улль стиснул кулаки, внутри себя душа волну жгучего желания разбить брату лицо.       Взгляд Тора потяжелел и опустился на Улля, который со стойкой невозмутимостью выдержал его. — Я не собираюсь ни в чём оправдываться, — встав и сжав плечо Хёда, чувствуя его напряжение и неловкость, спокойно парировал он. — Уж тем более я не собираюсь обсуждать подобные вопросы при чужаках, — выделив особенно последнее слово, Улль заставил Магни в гневе заскрипеть зубами.       Тор кивнул, соглашаясь со словами пасынка. Он отошёл в сторону, оставив его и брата, и Улль всё с той же невозмутимостью опустился обратно на своё место. Остаток вечера для них был испорчен и прошёл в напряжении и молчании, прежде чем пирующие разошлись спать. — Улль, — лучник намеренно не спешил покидать бражный зал, зная, что разговор с отчимом всё равно будет неизбежен. И почувствовав, как тяжёлый взгляд громовержца ощутимым грузом опустился на плечи, он лишь вздохнул, уже зная, о чём поведёт речь отчим. — Дай угадаю, — Улль невесело ухмыльнулся, поворачиваясь к приблизившемуся Тору, — Магни уже успел тебе в красках рассказать о том, какой я мужелюб и как совратил твоего слепого брата? — скрестил руки на груди, вглядываясь в хмурое лицо громовержца. — Женовидным у него тоже язык повернулся меня назвать? — тут он не сдержал сарказм в своём голосе. — Интересно только, откуда любезный братец так осведомлён о моих любовных делах, о наличии которых узнал несколько часов назад. — Улль, — Тор вздохнул и с неодобрением посмотрел на пасынка. — Ты взрослый, здоровый, доблестный муж. Ты знаешь, что никто не станет осуждать тебя за твой выбор. Но лишь тогда, когда ты оставишь по себе детей. — Отец, — терпеливо, но твёрдо откликнулся Улль. — В одном Магни прав: ни одна женщина, ни одна девушка никогда не привлекала меня. Как я могу оставить им детей, если физически не могу быть с ними? И потом, я помню себя и мать до того, как повстречала она тебя. Отношение к одинокой женщине с ребёнком, что растёт без отца, было едва лучше, чем к бродячей собаке. Думаешь, я захочу такой судьбы собственным детям? — он покачал головой, в то время как Тор свёл на переносице рыжие брови. — Уж лучше не иметь их вовсе, чем терзать страданиями — подарить семью я им не смогу. Жить с женщиной и не любить её, изменять ей с мужчиной — ни одна не заслуживает такого унижения. А потому уж лучше жить в одиночестве, отдав своё сердце мужчине, сразу понимая и зная, что никакой пользы обществу я не принесу. Пусть презирает оно меня, пусть зовёт женовидным, но я не стану предавать данные клятвы и нести боль и страдания невинным. — Сын мой, посмотри на меня, — пробасил Тор, и Улль послушно взглянул в его глаза. — Я люблю тебя как своего родного ребёнка и уважаю твою честность, — признал он. — Признаюсь, твоё решение мне непонятно, и я хочу его оспорить. Но прежде всего... позволь дать мне тебе родительский совет: оставь слепца. С родичами до́лжно быть отношениям иного толка. Да и увечный — он принесёт тебе лишь горечь и разочарование. — Нет, — всё также глядя отчиму в глаза, покачал головой Улль, отвечая уверенно и твёрдо. — Мы не родственники, отец. Узы крови не связывают нас, а потому вольны мы испытывать друг к другу любые чувства. И как видишь, испытываем глубокую привязанность и любовь. Я не ищу твоего понимания, одобрения и благословения. Мне не за что оправдываться перед тобой. Всё, что я могу тебе сказать, ты, как и другие, сам ослеплён предубеждениями и предрассудками. Хёд умел и силён, и тебе не стоило бы недооценивать брата, что единственный унаследовал знания и умения вашего отца, — Тор вновь недовольно нахмурился, и Улль со спокойной бесстрастностью добавил: — Я не отрекусь от своих слов, отец. Не отрекусь и от чувств. Мне всё равно, что будут обо мне говорить и думать, я останусь собой. Даже если тебе это не нравится. Но это мой выбор, и отступать я не намерен, нравится то тебе или кому-то другому или же нет.       В себя Улль приходил не то чтобы трудно. Однако едва беспамятство отступило, как по телу мгновенно разлилась слабость и боль, исходящая от груди. Улль поморщился, приоткрыв глаза, и взгляд его тут же наткнулся на слабо мерцающую голубоватым холодным светом Кеназ, разгоняющую ночной мрак.       Он тяжело выдохнул, накрыв рукой одеяло поверх того места, где была рана, и в этот же момент ощутил, что кто-то слабо держит его за другую руку. Повернув голову в сторону, Улль не без удивления увидел сначала макушку, а после и расслабленное лицо дочери, которая уснула, полулёжа на краю его кровати.       Мягкое тепло разлилось внутри Улля, притупляя боль. Он улыбнулся, осторожно высвободив руку, и опустил её на макушку Лив, аккуратно перебирая её волосы и поглаживая по голове. Радость, что дочь осталась жива и цела, смешалась с благодарностью за то, что она была сейчас рядом с ним.       Сама же она, меж тем, едва заметно поморщилась. Дымка сна отступала от неё медленно, и девушка сквозь неё чувствовала лёгкие прикосновения к своим волосам. Кто-то аккуратно поглаживал её по голове, как маленькую, и к этому движению хотелось подобраться ближе, подставиться под него и найти в нём утешение.       Сбрасывая остатки сна, Лив постепенно возвращалась в реальность. Поглаживание стало отчётливей, и девушка поняла, что оно ей не приснилось. Поморщившись, она поёрзала на месте, и боль прострелила всё тело, расходясь от затёкших мышц, отчего Лив негромко охнула. Открыв глаза, она увидела, что лежит на своих руках на краю кровати и сидит на подогнутых ногах, лежащих на холодном земляном полу. — Доброе утро, — над ухом, меж тем, раздался хрипловатый от долгого молчания негромкий голос, и Лив вскинула голову, мгновенно натыкаясь на спокойный взгляд отца.       С трудом расправив согнутую спину и встав на прострелившие болью ноги, Лив пересела на край отцовской кровати, и найдя его руку, крепко сжала её обеими руками, с тревогой вглядываясь в его лицо. — Доброе утро, — несколько заторможено ответила она, кивнув. — Как ты себя чувствуешь? — побеспокоилась девушка, на что её отец усмехнулся. — Бывало и хуже, — прищурившись, с каким-то озорством ответил он, а после вздохнул: — Теряю хватку. Впрочем, покровителем берсерков я и без того никогда не был.       Лив виновато закусила губу, опустив глаза, что не осталось незамеченным Уллем. Он сжал одну из ладоней дочери, которыми она продолжала держать его руку, и взгляд его заметно потеплел. — Не переживай, милая, — мягко произнёс Улль. — И уж тем более не вини себя. Мой долг как родителя любой ценой защищать тебя. Это моё самое большое желание, тем более после того как мы потеряли столько времени и возможностей. — Я никогда не боялась смерти. Своей, я имею в виду, — Лив вздохнула. — Я видела много смертей на поле боя. Я видела, как отцы сражаются рядом со своими сыновьями, а иногда и дочерьми. Я видела, как детей убивают на глазах их родителей и наоборот. И не было для них большей гордости, что сын или отец пал в битве и отправился в Вальхаллу или Фолькванг. Я думала, что это нормально. Что это проявление высшей любви... Я думала, что тоже буду так чувствовать. Но когда Локи ранил меня и я думала о том, что никогда не увижу своих мидгардских родителей, мне было больно. И теперь, когда Форсети рассказал, что ты едва не погиб, защищая меня, мне было страшно. А ещё стыдно — я так глупо подвела тебя. — Посмотри на меня, — негромко, но настойчиво попросил Улль, и Лив несмело подняла взгляд, ловя спокойный взгляд отца. — Нет ценности больше, чем жизнь — уверен, я не должен объяснять это тебе. Никто из отцов не хочет терять своих сыновей, равно как и сыновья не хотят прощаться с отцами. Смерть в бою почётна, среди смертей она даже желанна, но глупцы те, кто действительно жаждут её и ищут. Смерть сама по себе неотвратима и если пришла, её стоит встречать с достоинством, но не стоит искать раньше времени с ней встречи — ни к чему хорошему это не приведёт.       Лив пристыжено прикусила губу и вновь отвела взгляд. Улль же чуть сильнее сжал её ладонь, продолжая мысль: — То, что тебе больно и страшно — нормально. То, что тебе не хочется умирать — нормально. То, что ты беспокоишься о тех, кем дорожишь — нормально. Я беспокоюсь о тебе, поэтому я защищаю тебя. И пусть после этого называют меня женовидным сверх меры, но это я родил тебя. Ты вышла из моего чрева, в котором целый цикл вскармливал я тебя и оберегал. Моя связь с тобой сильнее, чем просто связь отца и дочери. Я стал тебе матерью, и если хочешь, как любая мать, своего ребёнка я стану защищать до собственного последнего вдоха — уверен, если бы с тобой на поле боя выходили матери и их сыновья или дочери, ты бы поняла, о чём я говорю.       Смущение и стыд яркой краской окрасили щёки Лив. Отец был абсолютно серьёзен и спокоен, но девушке отчего-то хотелось истерично рассмеяться и снова расплакаться. Она, впрочем, подавила оба эти порыва, вместо этого несмело подняв глаза на лицо родителя и заметив, что он улыбается. — Знаешь, это был мой первый подобный опыт, — улыбнувшись в ответ, призналась Лив. — Такой сокрушительный провал и такое беспокойство. Но, наверно, я рада, что он случился. И я рада, что ты в порядке, — серые глаза Улля вспыхнули ответной радостью и тут же погасли.       Он хотел сказать дочери что-то ещё, но не успел: тихо отворилась дверь в его комнату, и бесшумной походкой в неё вошла Труд, чьи яркие рыжие волосы мгновенно осветило тусклое свечение. — Смотрю, тебе тоже не спится с утра пораньше, сестра? — беззлобно усмехнулся Улль, и Труд едва заметно вздрогнула, кажется, не ожидая, что лучник так скоро придёт в себя. — От беспокойства за тебя, брат мой, я не могла спокойно спать, — откликнулась та. — Надеюсь, я не помешала вам? — заметив Лив, сидящую подле отца, Труд приветливо улыбнулась, на что девушка отрицательно покачала головой. — Однако же я рада, что ты в порядке, — она вновь посмотрела на Улля, и тот в благодарности прикрыл глаза. — Рана ещё беспокоит меня, но не настолько, чтобы приблизить мою встречу с Хель, — лучник снова накрыл рукой туго завязанный бинт и едва заметно поморщился. — Скади не хуже Эйр сведуща в лечебных рунах, — согласилась Труд. — Для неё было делом принципа сбить тебя с дороги Смерти. Кроме того, она сказала, что не последнюю роль в твоём спасении сыграла подготовка берсерка и руны, нанесённые Хёдом, — на этих словах Улль улыбнулся и с отцовским снисхождением посмотрел на сестру, чьи глаза блестели огнём озорного веселья. — Пусть я никогда не был могучим воином как отец или братья, в бой доводилось ходить и мне, — произнёс он, поясняя. — Хёд дал мне свою защиту. Отдал он мне могучие руны, выбив их на моей спине. То руны победы; то руны защиты; то руны жизни — ибо хотя бы один из нас должен выжить несмотря ни на что, — в голосе его мелькнула и тут же погасла печаль, и Лив в жесте поддержки сжала руку отца.       На несколько минут между ними повисло молчание, которое нарушила Труд, решительно обогнув кровать и опустившись рядом с братом с другой стороны и сжимая его руку. — Ты знаешь, что ближе и роднее тебя у меня никого нет, — серьёзно глядя прямо в его глаза, произнесла Труд. — Я всегда и во всём поддерживала тебя и буду поддерживать. Моё сердце обливалось кровью от твоих страданий как от собственных, и я счастлива, что всё это осталось позади. Исполни свою месть, брат, а после будь спокоен и счастлив. Твоя дочь вернулась к тебе, а значит, всё было не зря. — Ты всегда умела ободрить меня, когда мои руки опускались, сестра, — с благодарностью в голосе и взгляде отозвался Улль, на что Труд широко улыбнулась. — Пойду ещё гляну, как поживает Фрейр — тётушка Фрейя расстроится, если с её любимым братом приключилось что-то скверное, — бодро произнесла валькирия, пружинисто поднявшись на ноги.       Улль проводил её удивлённым взглядом, который после опустил на Лив, явно недоумевая, что приключилось с Фрейром. — Форсети рассказал, что он много колдовал, а оттого упал без сил и чувств, — верно истолковав отцовский вопрос, ответила Лив. — С волшбой шутки опасны, — Улль понимающе кивнул. — Она бывает смертоносней удара острого клинка. — Это уж точно, — недовольно проворчала Лив себе под нос. Мазнула взглядом по родителю и спросила: — Труд говорила, что рассказывала тебе о моих битвах, когда я ходила в управы. Ты правда гордился мной? — Разумеется, — Улль чуть округлил глаза, будто удивившись, что дочь сомневается в этом. — Я беспокоился, когда сестра впервые пришла ко мне с этими вестями — тебе тогда едва тринадцать зим исполнилось. Но уже в ту пору ты проявила себя талантливой девой щита. — Меня не хотели брать тогда в управу, — призналась Лив. — Я тайно сбежала от родителей и спряталась на одном из драккаров. Обнаружили меня, лишь когда корабли вышли в открытое море — им не оставалось другого выбора, как оставить меня на борту. — Труд всегда говорила, что ты сражаешься со стойкостью десятка взрослых мужчин, — покачав головой, тем не менее с плохо скрываемой гордостью произнёс Улль. — Но я всё равно ума не приложу, в кого ты пошла такая воинственная. — Я не воинственная, — Лив почему-то смутилась. — Я сражаюсь не ради крови и смертей; мне нравится сам процесс боя. В битве я как будто на своём месте: я чувствую себя свободнее и легче. Я не люблю убивать в том смысле, что делаю это не забавы ради или от жестокости; но я люблю сражаться... Форсети говорил, что я должна быть богиней чего-то — быть может, я у вас с отцом получилась какой-то богиней боя? — девушка забавно наклонила голову вбок, озарённая внезапной догадкой. — Определённо, твоя сфера влияния связана с битвами, — Улль согласно кивнул. — Но я в этом мало смыслю. Тебе нужно поговорить с Фрейей или Тюром — думаю, они могли бы точнее сказать, в чём именно твоя сила. Но пока же я вижу, что особенно выделяется твоя стойкость в бою, которой ты к тому же неосознанно делишься с другими.       Лив задумчиво нахмурилась. Она никогда не обращала внимания на это, но задумываясь над словами отца и оглядываясь назад, действительно могла сказать, что там, где уставали лучшие из мужей, она сражалась без малейших трудностей, с каждым ударом лишь укрепляясь.       Из размышлений девушку вывела тяжёлая уверенная поступь — проведать раненного зашла Скади. Заметив Лив, которая, стоило ётунше предстать перед ней, тут же поднялась на ноги, приветствуя хозяйку, она скользнула по ней мимолётным взглядом, обращая своё внимание на лучника. — Оставь нас, — грубовато потребовала Скади, даже не глядя на Лив, и девушка не рискнула спорить.       Бросив взгляд на отца, она проворно выскочила из комнаты в коридор. Перекатившись с пятки на носок, решила выйти в медовый зал, в котором уже суетились служанки, расставляя яства щедрого завтрака. Несмотря на всё ещё достаточно раннее время, остальные гости Трюмхейма тоже уже не спали, и чуть в стороне от столов Лив заметила кузенов. Они стояли, негромко о чём-то переговариваясь. Кажется, несмотря на первую предубеждённость судьи, с родственником тот всё же смог неплохо поладить. Девушка хотела подойти к ним и поздороваться, однако в этот момент из коридора вышла Труд, и от кузенов Лив перевела взгляд на неё.       Валькирия под руку вела Фрейра. Солнцеликий ван держался уверенно и твёрдо, однако глаза его были перетянуты бинтами, на которых виднелась длинная руническая вязь. Увидев Фрейра, Лив подалась в его сторону, подхватывая под вторую руку и ловя благодарную, немного неловкую улыбку. — Что с твоими глазами? — побеспокоилась девушка, помогая ему опуститься на лавку. — Колдовство на время отняло моё зрение, — ответил тот и чуть сжал руку Лив, словно пытаясь успокоить её. — Ничего страшного, скоро это пройдёт. К тому же матушка нанесла руны восстановления, так что мои глаза будут видеть. — Это хорошо, — Лив кивнула сама себе, отстранившись от Фрейра.       Все гости и хозяйка чертога собрались за общей трапезой. Целительские способности Скади и вправду оказались впечатляющими, ибо даже Улль смог встать и присоединиться к товарищам за общим столом. — Итак, я хочу знать, что вы делаете на земле отцов моих и чем вызвали вражду сородичей моих? — когда все гости разместились за богато накрытым столом, обратилась к ним Скади, устремив взгляд на Фрейра, который всё ещё был весьма бледен и измождён. — Меньше всего я ожидала увидеть на своём пороге деву-валькирию, зовущую меня на поле брани помочь пасынку и его товарищам. — Понимаю, — Фрейр устало вздохнул, дотрагиваясь до бинтов на своих глазах. — Это я попросил найти тебя. Хотел предотвратить лишнее кровопролитие и спасти от гибели своих спутников. — Мы держим путь в Хельхейм, — подхватывая речь Фрейра, произнёс Улль. — И единственная дорога для живых лежит через Ётунхейм. — В Хельхейм? — вместо Скади удивилась Труд, и на её живом лице отразилось искреннее изумление. — Боюсь спросить, брат мой, что хотите вы там найти. — Отец должен был говорить о том, что Локи замышляет очередную пакость, — ответил Улль. — Фригг опасается, что он собирает войско, желая приблизить день Рагнарёка. Чтоб помешать ему и предотвратить опасность, нужна ей помощь могучего колдуна... Который к тому же связан с Локи кровной враждой и не связан клятвами, — он не сдержал ироничную усмешку. — За ним мы и идём, в надежде что Владычица согласится хотя бы ненадолго отпустить его из своего царства.       Лицо Труд приобрело взволнованное выражение; Скади, переведя взгляд с пасынка, задумчиво посмотрела на лучника. На некоторое время повисла между собеседниками тишина, которую в итоге нарушила хозяйка чертога. — Как хитро сплелись ваши судьбы, — протянула она, посмотрев на сидящую рядом с отцом Лив. — Твоя дочь была призвана, чтобы снять твоё проклятие, а ты — чтобы искупить вину, которую случайно взвалил на свои плечи... Судья пошёл с вами, чтобы взыскать с убийцы своего отца, но что делает в вашей компании порождение Локи и ты, любимый пасынок мой? — Трюггви отправил с нами светлейший Хеймдалль, — вступившись за юношу, мгновенно напрягшегося от упоминания ненавистного родителя, откликнулся Фрейр. — Единственный он, кроме Стража, кто способен разглядеть Локи сквозь его обман. Мстит он своему родителю, что по рождению его бросил младенцем умирать от холода и диких зверей, обрекая на судьбу неупокоенного утбурда. Что до моих мотивов, матушка, то они тоже касаются моей семьи... Пусть и не так явно, — выслушав слова пасынка, который точно не спешил вдаваться в подробности своего пространного ответа, Скади неприязненно хмыкнула. — Ну да, всё время забываю, что мы с женовидным ублюдком тоже в некотором роде родичи, — она скривилась. — Хорошо. В таком случае, я помогу вам, — ётунша хлопнула руками по столу. — Как оправитесь вы двое, — она по очереди посмотрела на Фрейра и Улля, — я пойду с вами. В Хельхейме мне делать нечего, но отважу я от вас сородичей своих, которых Лофт подговорил выступить против вас. Заодно поглядим, как много глупцов ищут вражду с дочерью Тьяцци, — Скади хищно ухмыльнулась и от души довольно рассмеялась. — Пока же восстанавливайте силы и будьте гостями моего чертога — здесь даже сам отец Волка не посмеет навредить вам. — Благодарим тебя, мстительница, — с почтением отозвался Улль. — Твоё гостеприимство многое значит для всех нас.       Скади польщёно усмехнулась и подняла рог, наполненный пивом, выпивая за своих гостей. Те ответили аналогичным жестом, выпивая и принимаясь за трапезу. Проходила она в рассказе о приключениях на землях Ётунхейма и предшествующих событий, о которых и Скади, и Труд слушали с большим интересом. Ётунша время от времени разражалась одобрительным смехом, и под конец трапезы холодный пристальный взгляд её, направленный на Лив, наполнился заметно большей приязнью.       После завтрака хозяйка отправилась по делам, покинув чертог, и гости остались одни. Улль и Фрейр, всё ещё чувствующие себя скверно после последнего боя, сочли благоразумным посвятить время спокойствия отдыху и восстановлению. Труд же должна была вернуться к валькириям — она и так задержалась, желая убедиться, что с любимым братом всё в порядке, и Лив решила провести её. — Будьте осторожны и берегите друг друга, — запрыгивая на своего вороного жеребца, валькирия приветливо улыбнулась напоследок. — После Хельхейма вас ждёт не менее опасное путешествие — если попадёте вновь в нужду, я постараюсь прибыть к вам с помощью. — Спасибо, — погладив коня по чёрной гриве, в ответ улыбнулась Лив. — Хотела бы я провести с тобой чуть больше времени, — Труд вздохнула и наклонилась в сторону, накрыв ладонь родственницы своей. Заглянула ей в глаза и удивительно серьёзно произнесла: — Не стыдись того, кем ты есть. Ни своих чувств, ни своего происхождения. Ты — это ты. Это твоя главная сила. Это то, что действительно делает тебя девой щита, — и отстранившись, видя искреннее изумление на лице девушки, подмигнула ей: — Ещё свидимся, племянница. Нам ведь тоже надо наверстать упущенное время, — и тронув пятками коня за бока, валькирия стремительной чёрно-рыжей стрелой унеслась прочь, скрываясь в лесу.       Лив провела её долгим задумчивым взглядом. Ещё какое-то время стояла, глядя в давно скрывшийся след родственницы, прежде чем тряхнула головой, отгоняя наваждение. Повернувшись, девушка хотела вернуться в дом, когда взгляд её зацепился за сгорбленную фигуру Трюггви, стоящего в стороне, за углом, в тени. Что-то в облике кузена не понравилось ей, и Лив решила подойти к нему. — Кузина Лив? — Трюггви мазнул по девушке неуверенным взглядом, когда её тень упала на него. — Позволишь? — ненавязчиво поинтересовалась она, уточняя, может ли остаться рядом с кузеном, на что тот быстро кивнул. Лив бодро улыбнулась и ещё немного приблизилась к родственнику.       Некоторое время они молчали. Неловкая тишина зависла между ними и оба не знали, как её нарушить. — Хеймдалль может тобой гордиться, — Лив рискнула заговорить первой, с приязнью глядя на Трюггви. — Ты очень хорошо проявил себя. А твои умения не раз спасли нам жизнь. — Я не мог подвести отца, — опустив взгляд на руки, невесело усмехнулся Трюггви. — Ведь это единственное, благодаря чему мне позволили жить. — Не думаю, — Лив качнула головой, и заметив в ярких зелёных глазах кузена проблеск удивления, пояснила: — Хеймдалль не мог знать, что ты унаследуешь его характер и умения — равным с ним образом ты мог бы пойти по стопам... второго родителя, — дипломатично выкрутилась девушка, заметив, как парень помрачнел от упоминания Локи, пусть даже косвенного. — Отцу нужен был наследник. Тот, кто унаследует его долг после Гибели Богов, — Трюггви равнодушно пожал плечами. — Думаю, если бы он увидел, что я склоняюсь к тьме и хаосу, породившему меня, он бы просто убил меня. — Хеймдалль совсем не любит тебя? — Лив вопросительно вскинула брови, а Трюггви неуверенно улыбнулся. — Мне хочется верить, что любит, — тихо признался он. — Но я всё ещё плохо разбираюсь в эмоциях и чувствах других. Я не слишком опытен в этом, — Трюггви неловко взлохматил волосы. — По правде говоря, наше путешествие — первый раз, когда я покинул Химинбьёрг... ещё и так надолго — отец, знаешь ли, редко покидает свой пост, а я до поры до времени считал, что по-другому и не бывает. — И тебе не было одиноко? — Лив слегка округлила глаза, и Трюггви посмотрел на неё с искренним удивлением. — Со мной всегда был отец, — ответил он. — И потом, я же говорю, я считал, что по-другому не бывает... А ещё я боялся и стыдился второго родителя... Не хотел, чтобы мне напоминали о моём происхождении, тем более что я, как назло, так сильно похож на него. И как видишь, не зря я этого опасался, — Трюггви вновь невесело усмехнулся и неуютно повёл плечами. — Ты всегда знал, что... у тебя два отца? — не зная, как сформулировать, постаралась помягче спросить Лив. — Разумеется, — не раздумывая, кивнул Трюггви. — Отец никогда не утаивал от меня моё происхождение. — И каково это? Знать, что тебя родил мужчина? — несколько несдержанно выпалила Лив, не сводя глаз с кузена. — Если на мгновение забыть, что это Локи, — Трюггви иронично ухмыльнулся, — то разницы никакой. Возможно, я так говорю потому, что в любом случае отец забрал бы меня и растил сам, а может быть, разницы и вправду никакой нет. В любом случае, меня никогда не тревожило знание, что я вышел из чрева мужчины, — юноша пожал плечами, и Лив отвела от брата взгляд. — До тех пор пока ты сам не думаешь о том, что это ненормально, не имеет никакого значения, кто породил тебя.       Слова родственника заставили Лив задуматься. Чем больше она наблюдала за взаимодействием своих родителей, чем дальше заходили их отношения, тем лучше она понимала то, как смогла родиться у них. Чем больше времени она проводила вместе с отцом, тем спокойней ей становилось. Знание, что у неё два отца, больше не вызывало такого отторжения и непринятия, и кажется, Лив всё больше и больше свыкалась с этой мыслью, принимая её как данность и переставая считать чем-то ненормальным.       Слова Трюггви, который в этом был схож с ней, странным образом окончательно успокоили Лив. Она услышала то утешение, в котором нуждалась, и последние сомнения окончательно покинули девушку, заставив её тем не менее горько усмехнуться.       Кусок из её детства, который она провела с семьёй, всё ещё был отчуждён от неё. Даже если воспоминаний было не так и много, Лив всё равно чувствовала себя обкраденной; чувствовала себя неполноценной, словно важной части её у неё не было и она никак не могла её найти. И это ощущение несло с собой тянущую боль.       Тряхнув головой, девушка отогнала от себя невесёлые мысли. Повернулась туда, где стоял Трюггви, с удивлением замечая, что слишком погрузившись в размышления, не заметила, как кузен оставил её наедине. Вздохнув, Лив повела плечами, разворачиваясь и возвращаясь в дом. Выдавшееся время отдыха следовало потратить с пользой, и она решила не терять его понапрасну.       Тем более что ей действительно было чем себя занять.