Mannar-Liv

      Улль чувствовал, что что-то не так. Какие-то изменения меняли его тело, но лучник не мог понять, какие именно. Прислушиваясь к себе, он никак не мог уловить эту тонкую нить, что то и дело ускользала сквозь его пальцы, убегая и не даваясь.       Что с ним происходит, Улль решительно не понимал. Тело его будто предаёт его, отказывается слушать и вообще живёт отдельной жизнью, в то время как лучник не может его контролировать. По правде говоря, он вообще его не понимает — такое с удачливейшим из числа асов случилось в прямом смысле впервые.       Это было даже опасно. Всё-таки Улль жил изолировано, да и не в самых простых условиях. Идалир, хоть и благоволил своему хозяину, всё равно не терпел слабости, и в нём действовало базовое правило выживания — или ты, или тебя. Опасно было давать любую слабину, а потому Улль лихорадочно пытался понять, что с ним не так.       Ведь что-то определённо происходит.       Слабость и головокружение, тошнота и странные скачки настроения сопровождают его последние дни повсеместно. Тело Улля огрызается, отказываясь работать как следует, и это повергает лучника в немалое замешательство. Усталость растекается по мышцам, и он морщится, чувствуя зарождающееся внутри раздражение. Непонимание и незнание поднимают злость и иррациональный испуг, совсем не характерный берсерку-Уллю, которые тот отчаянно пытается подавить. Он не может показывать свою слабость. Не Идалиру и не вечной зиме вокруг.       Но ответы, тем не менее, где-то нужно найти. И тогда он вопрошает руны. И ответ их повергает Улля в глубокое неверие.       Он бросает палочки с вырезанными на них знаками. Элементарным гаданиям его в детстве ещё учит мать да отец. Руны никогда не ошибаются, никогда не лгут и знают ответ на любой вопрос — лишь они и могут помочь удачливейшему асу понять, в чём его проблема. — Руна Ингуз — руна Фрейра, — глядя на выпавший расклад, под нос пробормотал себе Улль. — Руна плодовитости и энергии, дающей жизнь. Руна Беркана — руна жизни. Руна рождения, руна ребёнка. Вместе с Ингуз она означает одно: связь дала свои плоды, и росток укрепился, готовясь в срок увидеть мир... Но это невозможно! — его глаза округлились, а рука сама, против воли, опустилась на скрытый одеждой живот.       Или возможно?..       Улль в искреннем изумлении пытался осознать полученную информацию. Он понёс дитя? Но разве ж это возможно? Рок определил его мужчиной и сквозь все свои перерождения он проходил только в этой форме. Или всё же он чего-то не знает о себе и не помнит?..       С другой стороны, беременность объясняла реакции организма. Медленная, но неотвратимая перестройка требовала жертв, и Улль отдавал их, сам того не осознавая. Но зато прекрасно ощущая, теперь зная и о причинах такого состояния. Однако...       Оставаться в Идалире, когда правда открылась его взору, Улль не мог. Ему срочно необходимо было увидеть Хёда, а потому он уверенно и решительно двинулся в путь, что пролегал до Брейдаблика, чертога прекрасного Бальдра, вместе с которым жил и его близнец. — Улль? — встретив лучника на пороге своего дома, Бальдр мягко улыбнулся, и его светлые глаза лукаво блеснули. — Нечастый гость ты в моём доме, но оттого не менее желанный, — добродушно произнёс он, пропуская его, на что Улль лишь рассеянно кивнул, беспокойным взглядом окидывая медовый зал. — Но я вижу, ты чем-то встревожен? — Бальдр проницательно прищурился, глядя на гостя, и тот опустился на лавку, посмотрев на хозяина. — Мне нужно увидеть твоего брата, — сдержано ответил Улль. — У меня для него важная весть, — Бальдр удивлённо вскинул брови, но глядя на серьёзное и несколько растерянное лицо лучника, кивнул. — Я приведу его, — сказал он и удалился, скрываясь за пологом, ведущим в жилую часть усадьбы.       Оставшись в одиночестве, Улль вздохнул. Устало провёл рукой по лицу, словно смахивая с него паутину. Вышедший в этот момент к другу и возлюбленному Хёд застал его в глубокой задумчивости и рассеянности. Улль, заметив слепца, встал и лишь мазнул по нему долгим нечитаемым взглядом, и Хёд против воли напрягся, ощущая чужое напряжение. Улль молчал, лишь смотрел пристально, словно желая что-то сказать, но волны тревоги, исходящие от него, заставляли и Хёда беспокоиться всё больше и больше — У меня есть для тебя новость, — нарушив дошедшее до предела молчание, натянуто произнёс Улль. Несмотря на собственное ошеломление он старался держаться уверенно и спокойно. Хёд осторожно посмотрел на него заинтересованным взглядом слепых глаз, всем своим видом демонстрируя готовность слушать, и лучник впервые в жизни почувствовал себя таким уязвимым и растерянным.       Ворох вопросов вновь так некстати поднял в душе волну смуты, от которой к горлу подкатил ком тошноты. Улль поморщился, абсолютно не зная, как возлюбленный отреагирует на такую неординарную весть, однако отступать было некуда, тем более что правда всё равно рано или поздно вскрылась бы. А потому вздохнув, лучник посмотрел прямо в лицо терпеливо ждущего Хёда и прямо негромко произнёс: — Я не знаю, как нам это удалось, но я понёс дитя, любовь моя.       Искреннее изумление смешалось на лице Хёда с недоверием. Медленно им на смену пришла робкая радость, и поддавшись порыву, слепец сделал шаг к возлюбленному, что не дрогнул и не отшатнулся, продолжая стоять и ждать чужую реакцию. Улыбка неуверенно легла на бледные губы Хёда, и он аккуратно обхватил руками живот Улля, скрытый одеждой. — Дитя... — с нежностью повторил он и тёплым, полным восторга взглядом слепых глаз посмотрел на любовника. — Ты не смеёшься надо мной? — Стал бы я смеяться такими вещами, — фыркнул Улль, накрыв холодные ладони своими.       Хёд убрал руки, скользнув ими по бокам к пояснице возлюбленного. Притянул его к себе, обнимая, вкладывая в свои объятия не только всю свою безграничную любовь, но и не менее безграничную благодарность. — Ты не выглядишь удивлённым, — расслабившись в его руках, заметил Улль. — На самом деле я не могу поверить, что это правда, а не сон, — откликнулся Хёд. — Однако тебе ли не знать, что наша форма и физиология переменчивы. Никто до конца не ведает, какие сюрпризы они могут принести нам...       Улль поджал губы и кивнул. Он очень смутно представлял себе, что будет теперь делать, однако Хёд, кажется, необычную весть воспринял спокойно и даже радостно. Значит, вместе они точно решат, что нужно делать. — Я могу тебя поздравить, брат мой? — слишком задумавшись, Улль не заметил, как к любовникам вышел улыбающийся Бальдр и сопровождающая его Нанна.       Вздрогнув от неожиданности, Улль досадливо поморщился — рассеянность в последние дни стала его постоянной спутницей, и от этого лучник чувствовал себя очень неудобно. Он отстранился от Хёда и посмотрел на Бальдра, однако на его прекрасном лице не было ни тени брезгливости или презрения. Светлые глаза его светились искренней тихой радостью, и он улыбался, с теплотой глядя на близнеца и его любовника. — Пожалуй, ты будешь в Асгарде единственным, кто радуется этой новости, — неуютно поведя плечами, отозвался Улль, на что Бальдр тихо хмыкнул. — Не думаю, что тебя подобное расстроит, — он чуть наклонил голову вбок и проницательно добавил: — Ведь самое главное, что вы оба радуетесь этому дару судьбы... И всё же, невероятно! Ты, и понёс дитя!.. — Бальдр с искренним восторгом всплеснул руками, одарив Улля тёплым приязненным взглядом. — Повтори, что ты сказал? — низкий басистый голос, словно раскат грома, прокатился по медовому залу, заставив всех вздрогнуть от неожиданности.       Улль резко обернулся. В дверях дома застыла массивная фигура отца, пришедшего к прекрасному хозяину Брейдаблика. Кустистые рыжие брови Тора мгновенно сошлись на переносице, и он переводил тяжёлый взгляд с Бальдра на Улля и Хёда, отчего первый виновато закусил губу, явно сожалея о собственной случайной опрометчивости.       Тяжёлое молчание повисло под потолком. Тор нахмурился ещё сильнее и решительным шагом вошёл в дом, пересекая медовый зал и подходя к родичам. Замер напротив Улля, требовательным взглядом пригвождая его к полу, на что сам лучник не повёл и бровью, спокойно глядя в суровое лицо отчима. — Ты всё верно услышал, — невозмутимо произнёс он. — Я жду ребёнка, отец.       Тор в ответ на слова пасынка заскрипел зубами, а после яростно взревел. Словно вторя ему, где-то на краю горизонта раздался громкий, оглушающий раскат грома. Полными праведного гнева глазами громовержец посмотрел на своего слепого брата, метнув, как молнию, взгляд с сына на него, и кулаки его сами собой сжались. Не особо пытаясь удержать себя, он подался вперёд и схватил Хёда за грудки. Тот машинально схватился за его запястья, и тень удивления мелькнула по его худому бледному лицу. — Да как ты только посмел! — тихая ярость переросла в новый раскат грома, и Тор, не церемонясь, со всей своей силой и гневом ударил Хёда в переносицу.       Не ожидающий удара, а оттого не успевший защититься, он пролетел почти через весь медовый зал и отлетел к самому выходу. Наблюдавшая за разборкой братьев из тени Нанна, о присутствии которой, кажется, все и того вовсе забыли, вскрикнула, закрыв лицо руками, а Бальдр, встревоженный, дёрнулся вперёд, пока Тор угрожающей грозовой тучей надвигался на Хёда, приподнявшегося на локте и вытирающего кровь из разбитого носа. — Ты... — голос громовержца звенел чистейшим гневом. — Да как ты только посмел!.. — задыхаясь возмущением, против воли повторился он. — Мой сын!!! — Тор взревел, словно раненый медведь, и точно намеревался хорошенько добавить брату, однако остановился, так и не дойдя до него.       Улль, не колеблясь, метнулся к Хёду и решительно и уверенно встал между отцом и возлюбленным, отгораживая последнего. Спокойным, хладнокровным взглядом он смотрел на пылающего гневом отчима, и ни один мускул по-прежнему не дрогнул на его лице. — Отойди в сторону, Улль, — прорычал Тор, сжимая кулаки, однако пасынок в ответ не повёл и бровью. — Нет, — спокойно и твёрдо произнёс он, глядя прямо в льдисто-голубые глаза. — Я не позволю тебе ещё больше навредить ему. — Он осквернил тебя! Осеменил как продажную девку! — в ярости выплюнул Тор. — Я убью его! — В таком случае тебе придётся убить меня в первую очередь, — продолжая сохранять хладнокровие, отозвался Улль. — Потому что это я добровольно принял Хёда в своём теле. Это я позволил ему «осеменить себя как продажную девку», — не удержавшись, он иронично ухмыльнулся. — Это было моё желание. И дитя под моим сердцем — самое желанное его воплощение, — Улль накрыл ладонью плоский живот, и от этого движения Тора натурально перекосило.       Громовержец сначала побагровел от ярости, потом краски схлынули с его лица. Кровь отошла, оставляя по себе почти нездоровую бледность. Глаза Тора продолжали метать молнии, но поднять руку на собственного сына, ещё и беременного, он всё же так и не смог. Вместо этого скрипнул зубами и импульсивно, резко выскочил на улицу, покидая Брейдаблик, так и не удовлетворив цель своего визита.       На несколько бесконечно долгих мгновений повисла напряжённая тишина. Улль прикрыл глаза, судорожно выдохнув. Судорожно же скользнув рукой вниз по животу, он опустил её, а после обернулся, тут же натыкаясь взглядом на виноватое, встревоженное и разбитое лицо Хёда. — Даже в таком деликатном положении ты всё равно продолжаешь меня защищать, хоть по идее должно быть наоборот, — невесело негромко произнёс он, на что лучник мягко улыбнулся, пожав плечами. — В моём положении нет ничего такого, что требовало бы для меня дополнительной защиты, — ответил он. — В том плане, что я не стал в одночасье слаб и уязвим. Что бы при этом ни думал мой отец, однако быть мужчиной и воином я не перестаю. Даже вынашивая при этом под сердцем дитя. — Однако тебе за это доведётся выслушать в свой адрес немало насмешек, — в разговор вмешался Бальдр, с сочувствием глядя на Улля, на что тот вновь пожал плечами. — Я знаю, — просто ответил он. — Пусть так. Но я подарю твоему брату, своему возлюбленному, ребёнка — дар, о котором мы не могли и мечтать, разделяя друг с другом свою любовь. Остальное меня мало беспокоит.       Спать в царстве мёртвых было необычно. Лив проснулась с чувством смутной тревоги на дне своего сердца, но при этом полностью бодрой и выспавшейся. Хмурясь, пытаясь понять, где она и что с ней, девушка приподнялась на локтях, глядя вперёд осоловевшим взглядом. Она чувствовала себя одновременно отдохнувшей и разбитой, и вздохнув, провела рукой по лицу, приходя в себя.       Тяжёлая задумчивость была с ней, когда Лив приняла сидячее положение и опустила ноги на холодный земляной пол. Чужие воспоминания не оставляли её до сих пор, преследуя даже в царстве мёртвых, и тоска в её душе вторила тоскливой атмосфере чертога Хель.       Тем не менее, глупая улыбка пробилась сквозь тянущее чувство внутри, и Лив не смогла сдержать её. Так началась её собственная история, и девушка наконец-то почувствовала себя непосредственно причастной к событиям, за которыми наблюдала. Это было волнительное и приятное чувство, особенно когда она знала, что пусть её появление стало неожиданностью, но всё же неожиданностью приятной.       Реакция Тора же заставила Лив насторожиться. Громовержец явно не обрадовался тому, что его пасынок должен был стать «матерью». Однако к самой Лив, очевидно, в конце концов негативных чувств он не испытывал — во время их короткого знакомства и взаимодействия Тор держался с ней вполне нейтрально и спокойно. Впрочем, возможно, его в тот момент слишком поразило необычное известие, отчего он и отреагировал так остро — в любом случае это было неважно, и Лив тряхнула головой, отгоняя лишние мысли.       Она поспешила собраться и вышла в медовый зал, где к предстоящему пути готовились и её спутники — живые и отошедшие. Хель же наблюдала за ними со стороны, и любопытством блестел её живой глаз. Когда ещё кто так качественно развеивал её скуку, в самом деле! — Путь вам предстоит неблизкий и тяжёлый — даже норны не ведают, какое коварство задумал мой отец, — когда они все вышли в дорогу, негромким, текущим словно воды реки Гьёлль голосом обратилась к спутникам Хель, провожая их к границе своего чертога.       Лив ощущала на себе бесконечное множество чужих невидимых взглядов. Они будто пожирали девушку, отчего та чувствовала себя до крайности неуютно, однако не смели ни показать себя, ни тем более приблизиться, пока Владычица шла средь живых. Лишь жадными голодными взглядами они могли провожать источающих тепло, бессильные как-либо вредить им. — Будьте осторожны, — Хель меж тем мазнула взглядом живого глаза по Лив, Форсети и Трюггви. — И помните, что я не жду вас гостями и постояльцами моего царства. — Благодарим тебя за помощь и гостеприимство, Владычица, — наклонив голову, ответил Улль. — Надеемся, наша новая встреча с тобой произойдёт ещё нескоро, — Хель на это улыбнулась, и тёмный глаз её блеснул, когда она посмотрела на лучника. — Место перехода близко, — произнесла она. — Дальше него я не пойду с вами, — Хель остановилась, костяной рукой показывая куда-то перед собой.       Спутники сдержано и сухо попрощались с хозяйкой мира мёртвых, ещё раз поблагодарив её за оказанную им честь. После же вместе пересекли место перехода, оказываясь вновь в совсем другом мире.       Лив сразу поняла, что обстановка сменилась. Да и трудно было этого не понять, когда едва она ступила в новый, чуждый мир, о фигуру её тут же разбился яростный и сильный порыв морозного ветра. Девушка инстинктивно зажмурилась, пытаясь руками закрыться от сухого ледяного воздуха, однако это помогло едва ли. Ветер и не думал успокаиваться, наоборот, кажется, разгулялся ещё сильнее, обдувая так, что едва удавалось держаться на ногах, в то время как в ушах шумело настолько сильно, что другие звуки с трудом долетали до слуха.       Лив поморщилась. Щуря слезящиеся глаза, она попыталась осмотреться по сторонам, чтобы понять, где оказалась и куда занесло её товарищей. Однако раздражённые порывами ветра глаза отказывались выполнять свою прямую функцию, и лишь слёзы, что мгновенно замерзали на лютом морозе, бесконтрольным потоком текли по щекам, стягивая кожу. — Где мы? — всё также щурясь от ветра и пытаясь перекричать его порывы, непонятно у кого спросила Лив.       Ледяные порывы хлыстали девушку по лицу, словно яростные плети, в прямом смысле причиняя ей боль. Ветер был такой силы, что с трудом удавалось держаться на ногах, а тем более идти куда-либо. Закрываясь руками от резких порывов, Лив пыталась рассмотреть хоть что-то, но глаза безжалостно слезились и было трудно дышать.       Внезапно она почувствовала прикосновение к своему плечу, и низкий голос властно пробился сквозь завывание ветра. Словно подчиняясь ему, тот ощутимо успокоился, и Лив сделала глубокий вдох, как будто вынырнула из воды на воздух. Резко распахнув глаза, она одарила ошалелым взглядом всё ещё держащего её за плечо отца. Тот внимательно смотрел слепыми глазами прямо в лицо дочери, и Лив медленно заторможено кивнула, показывая, что в порядке.       Хёд улыбнулся и отвернулся, уверенным решительным шагом приблизившись к Трюггви. Постепенно он обошёл всех товарищей, и ветер отступил от них, разбиваясь о невидимый купол. — Что ты сделал? — осматриваясь по сторонам, недоверчиво прищурился Фрейр. — Руна Наутиз означает «нужда», — откликнулся Хёд. — Источник силы её — сам предвечный лёд Нифльхейма. Руна Иса означает «лёд». Она — воплощение этого льда. Вместе они образуют защитную руну, что закрывает нас от ярости и первобытной необузданности этого места. — Что это за место? — повторила свой вопрос Лив, зябко поведя плечами, чувствуя, как холод медленно обволакивает её, погружая в кокон. — Нифльхейм, — вместо близнеца ответил прекрасный Бальдр. — Это место граничит с Хельхеймом, поэтому мы вышли сюда. — И куда дальше? — нахмурился Форсети. — Теперь мы должны найти Локи, — он красноречиво посмотрел на Трюггви, и остальные члены компании повторили его жест.       Парень коротко кивнул. Глубоко вдохнул и начал внимательно вглядываться куда-то вдаль, плотно стиснув зубы так, что от напряжения у него заиграли желваки. Глаза покраснели и заслезились против воли, но Трюггви упрямо всматривался вперёд, пытаясь уловить и разглядеть ненавистного родителя или хотя бы поймать его след.       Когда напряжение достигло своего апогея, парень резко зажмурился и тряхнул головой, низко опустив её. Сжал руки в кулаках и глухо заскрипел зубами в абсолютно бессильной ярости. — Я не вижу его, — хрипло произнёс он. — Мой взор не простирается так далеко. — Магия предвечного мира заслоняет его, — покачал головой Хёд, подбадривающе похлопав юношу по плечу. — Даже моему зоркому брату было бы сложно глядеть отсюда. — И что нам тогда делать? — Форсети раздражённо повёл плечом, скрестив руки на груди. — Как мы найдём Локи? — Нас не может привести к нему вегвисир? — осторожно поинтересовалась Лив, по очереди глядя на отцов. — Увы, дитя, знак этот так не работает, — Хёд покачал головой. — Он показывает дорогу, но не человека. — Только если этот человек не носитель символа, — уточнил Улль. — Я не чувствую, чтобы Локи носил знак вегвисира. — Тогда мы можем обратиться к тому, кто знает всё, — подал голос Бальдр. — Тем более что он здесь недалеко. — Мимир? — Улль одарил его задумчивым взглядом. — Он действительно мог бы помочь. Локи очевидно знает, что мы побывали в Хельхейме, а значит, он станет действовать быстрее, чтобы воплотить задуманное в жизнь. Нам бы не помешал совет, где мы можем перехватить его по дороге. — Но путь к источнику мудрости сложен, — скептично нахмурился Фрейр, почёсывая подбородок. — Лишь троим асам удалось побывать у него. — Мы преодолели путь до царства мёртвых, побывали там и покинули его живыми, — нервно посмеялась Лив, однако в её словах всё равно был резон. — А это того вовсе, насколько я помню, удалось лишь одному Хермоду. — К тому же, — поддержав дочь, сказал Хёд, — мы идём к источнику не в гордыне, но со смирением; не в тщеславных поисках, но по нужде. Источник поощряет тех, кто обращаются к нему с должным почтением. — Значит, источник Мимира? — двинувшись в путь, протянула Лив. — В Мидгарде ходят легенды, что после войны асов и ванов Мимир стал заложником ванов, и они убили его, отрубив ему голову, которую затем воскресил Один. — Так и было, — недовольно поморщившись, отозвался Фрейр. — Это не красит мой народ, но у нас были свои традиции и причины так поступить. Мимир действительно был обезглавлен, а его голову воскресил Один. Сейчас она с ним в Асгарде, и Всеотец советуется с ней по разным вопросам. — Как же мы тогда идём к Мимиру? — Лив от удивления вскинула брови, непонимающе глядя на Фрейра. — Во-первых, мы идём к источнику мудрости, чьим хранителем Мимир был, — начал Хёд. — А во-вторых, за долгие годы источник и Мимир стали практически одним целым. Вода в нём — непростая вода, берущая своё начало из Хвергельмира, что течёт здесь, в Нифльхейме, мире предвечной магии. Если хочешь, вода в источнике в некотором роде живая и разумная, и это она избрала Мимира своим хранителем, по-особенному привязав к себе. Поэтому дух хранителя в независимости от его местоположения и состояния навсегда привязан к нему и всегда будет с ним. — Сложно, — Лив поморщилась, пытаясь всё это представить. — Когда мы дойдём, ты сама всё увидишь и поймёшь, — с отцовским снисхождением Хёд похлопал дочь по плечу.       Та издала смешной звук, не то фыркнув, не то вздохнув. За разговором дорога шла легче и быстрее. Туманный серый Нифльхейм, наполненный первозданной магией и завывающими яростными ветрами, обступал кучку путников со всех сторон. Ледяной холод, исходящий от массивных нерушимых вечных льдов, острыми иглами пронизывал до самых костей. Статичный мир был спокоен и равнодушен, и несмотря на суровость условий, Лив поймала себя на мысли, что это самое спокойное место, в котором ей довелось побывать в последнее время.       Постепенно ледяной, молочно-белый, светло-серый ландшафт начал меняться. Туман расступался в стороны, приводя путников к долине, где из-под земли виднелись толстые чёрные корни исполинского ясеня. Здесь стоял полный штиль и тишина — ветер не имел силы и власти в этом месте, затихая, и шум в ушах был лишь его мимолётным отголоском.       Лив тряхнула головой, отгоняя эхо ветра от себя. Вместо этого осмотрелась по сторонам, замечая, что серая молочная дымка тумана не рассеялась до конца и стелилась по чёрной твёрдой земли, полупрозрачными клубами пытаясь виться ввысь. Вокруг же была безжизненная голая пустыня — так выглядит обитель мудрости, до которой компания наконец-то добралась.       Слух Лив уловил раздающееся откуда-то издалека едва слышное тихое журчание бездвижной прозрачной ледяной воды и такое же тихое плескание окунающегося в неё рога, из которого проливаются тяжёлые капли. На него-то отец и повёл товарищей, пересекая долину.       Все вместе они вышли к источнику, на берегу которого сидела сгорбленная фигура великана-хранителя, бережно лелеющего вверенное ему детище. Присмотревшись к ней внимательней, Лив поняла, что силуэт хранителя был прозрачным, и сквозь него просматривалось пространство за его спиной. Сидел на берегу не Мимир в своём физическом воплощении, но его дух, о чём и говорил по дороге Хёд.       Мимир поднял голову и безмятежно улыбнулся. Слепыми, но в то же время удивительно ясными глазами он посмотрел на гостей, пришедших к нему, заглядывая в их сердца и души. — Я ждал вас, — чистым и сильным голосом обратился к спутникам дух. — И я помогу вам.