Mannar-Liv

      Долина источника мудрости осталась за спинами спутников скрытая густым туманом. Широкими быстрыми шагами они шли вдоль ледяной пустоши бездвижного и холодного Нифльхейма, двигаясь в направлении границы между миром вечных льдов и миром вечного огня. Химерные замёрзшие фигуры преследовали их на всём пути, формируя причудливые галереи и ледяные пещеры.       В нижних мирах Иггдрасиля Лив давно потеряла ход и ощущение времени, а потому она понятия не имела, как долго уже длилось путешествие по Нифльхейму. Один из предвечных миров давил на девушку чуть меньше, чем Ётунхейм и изменчивый Альвхейм, однако воздействие всё равно ощущалось даже слишком хорошо, стягивая естество изнутри цепями усталости.       Впрочем, не одна Лив ощущала на себе унылое и апатичное влияние статичного Нифльхейма. Её живым товарищам тоже было непросто находиться в мире, из которого когда-то давно всё началось. Всем им требовался отдых, и нужда эта усиливалась ещё воздействием магии источника мудрости, выудившего из глубин душ сокровенное и принявшее его как дар.       Решение продолжить путешествие по Муспельхейму поэтому общим голосованием было отложено на следующий день, хотя течение времени в туманном, холодном и сером Нифльхейме ощущалось с очень большим трудом. Ибо двигаться было с каждым шагом всё более тяжко, и каждый из компании признался в том, что ему необходим отдых. — К тому же сон в Хельхейме был тяжёлым, — Форсети поморщился, потирая переносицу, словно пытался оправдаться за вполне свойственную живому организму слабость. — Такое ощущение, что вместо него я побывал в истощающем сражении. Ни отдыха, ни утешения духа. — Нифльхейм и того вовсе словно перевернул вниз часы. Время здесь ускользает совершенно непонятно, но ощущение такое, что оно течёт в обратном направлении, — подхватил речи судьи Фрейр, задумчиво потирая подбородок. — Даже в Альвхейме дела с этим обстоят получше, — от воспоминаний об Альвхейме, Лив невольно поморщилась, но на это никто не обратил внимания. — Нижние миры тем и опасны, — поведя плечами, флегматично произнёс Улль. — Здесь всё отличается от миров верхних, и сила обращается в слабость. Которая не прощается в суровых краях, где нет места жителям верхних миров, а иногда — в принципе нет места живым. Предвечные миры забвения потому и не отличаются гостеприимством. — И всё же мы нуждаемся в отдыхе, — Фрейр покачал головой. — Нас ждут испытания на Суртовой земле, и мы должны быть готовы к ним. Нас ждёт встреча с Лофтом в вотчине детей Муспелля, и мы тем более должны быть готовы к ней. — Не беспокойся, — приветливо улыбнувшись, обратился к Фрейру и всем остальным Бальдр. — Мы, не живые, приглядим за вами. Можете не бояться за свой сон — Нифльхейм не навредит вам, пока мы с братом моим будем защищать его.       Фрейр и Форсети выдохнули с явным облегчением. Оба они явно сложнее всех переживали на себе воздействие нижних миров, и Лив с любопытством наблюдала за ними, пытаясь понять, с чем это могло быть связано. Наверно, решила девушка, всё дело было в том, что и Форсети, и тем более Фрейр были достаточно мирными по характеру своих способностей богами. Они не были заточены на испытания и трудности суровой воинской жизни, а оттого, очевидно, закалка их и подготовка была значительно ниже чем у тех, кто долгое время укреплял себя в тяжких суровых условиях. От этого им, должно быть, и было сложнее переносить тяготы и сложности путешествия.       Погрузившись в размышления, девушка не заметила, как товарищи её остановились у входа в одну из многочисленных ледяных пещер, что повсеместно встречались на их пути. Пространство перед ней, в отличие от большей части всего Нифльхейма, было покрыто тонкой, почти незаметной кромкой заледеневшего инея, отчего Лив смогла разглядеть под ней очертания чёрной твёрдой земли. — Здесь даже можно развести огонь, чтобы согреться, — окинув место оценивающим взглядом, произнёс Форсети. — Вряд ли он будет гореть на льду, — скептично вскинула бровь, ответила кузену Лив, хоть и полностью разделяла его желание тепла — в мире вечных льдов по умолчанию не могло быть тепло, и хоть девушка сумела привыкнуть к сопровождающему их холоду, пронизывающий до костей мороз быть оттого менее неприятным не переставал. — Будет, — заверил дочь Хёд, опустившись на корточки и поведя рукой над инеем.       Небольшой язычок пламени вспыхнул между его пальцами и завис над кромкой льда, послушно и неспешно вытягиваясь вверх. Лив чуть округлила от удивления глаза, но тут же поспешила приблизиться к огню, вытягивая к нему озябшие руки и чувствуя, как тепло медленно расходится от ладоней вверх по запястьям к локтям и плечам, а оттуда и по всему телу.       Немного согревшись, нуждающиеся в пище спутники скромно перекусили, и Фрейра с Форсети практически сразу сморил сон. Недолго ему сопротивлялся и молчаливый тихий Трюггви, устроившийся рядом с солнцеликим ваном, отчего Лив осталась одна в компании родителей и Бальдра. — Думаю, не лишним будет осмотреть окрестности, — проницательно, хоть и несколько внезапно произнёс прекрасный отец Форсети. — Я займусь этим, — он загадочно улыбнулся и лёгкой скользящей походкой отошёл от брата и его семьи, давая им возможность побыть друг с другом. — Всегда поражался тому, насколько твой брат умён и чуток, — проводив спину Бальдра благодарным взглядом, признался Улль, на что Хёд беззвучно хмыкнул.       На несколько мгновений между ними повисла неловкая тишина, будто всем троим было совсем нечего друг другу сказать. Лив осторожно украдкой поглядывала то на одного отца, то на другого, лихорадочно соображая, что сказать — тишина неприятно давила на неё и создавала впечатление, что девушка безвозвратно упускает драгоценные мгновения. — Вы тоже видели моё воспоминание и воспоминания друг друга? — не придумав ничего лучше, невпопад брякнула Лив, на что Улль согласно кивнул. — Чары Хёда связали всех нас, — он скользнул задумчивым взглядом по любовнику. — И мы разделили друг с другом нашу память.       На несколько мгновений между родителями и дочерью вновь повисла та самая неприятная тишина, которую нарушил тихий смех Лив. Девушка опустила голову, покачав ею, и оба отца непонимающе посмотрели на неё. — Боги, должно быть, я тогда разрушила вам такой момент, когда вы хотели побыть наедине друг с другом, — прикрывая лицо рукой, сгорая со стыда, протянула она.       Улль переглянулся с Хёдом и мягко улыбнулся, тем не менее лукаво сверкнув глазами. — Ты была очень непоседливым и контактным ребёнком, — согласился он. — Тебе всегда было мало времени с нами, поэтому ты использовала все возможности, чтобы быть рядом. Это вовсе неплохо. В конце концов, благодаря этому у нас и осталось так много общих воспоминаний, даже если часть из них навсегда потеряна для тебя. — К тому же, — подхватил речи возлюбленного Хёд, — поверь, мы находили возможности оставаться с твоим отцом наедине, — он подмигнул дочери, и та искренне рассмеялась, запрокинув назад голову и зажмурившись. — Тебя же никогда не бывало слишком много в наших жизнях, — Хёд ласково улыбнулся, одарив Лив полным тепла взглядом слепых глаз. Та улыбнулась в ответ, отчего-то смутившись. — Я думала, ты отдашь источнику те воспоминания, что связаны с близостью с папой Уллем, — призналась она. — Но я совсем не ожидала увидеть первые мгновения после собственного рождения. — О, моя дорогая, — Хёд беззлобно хмыкнул. — Разумеется моим самым сокровенным воспоминанием было то мгновение, когда я впервые взял тебя на руки, — он мягко улыбнулся и протянул руку, ласково проведя холодными пальцами по щеке дочери. — Многие воспоминания я храню как самые дорогие ценности, но ни одно из них не сравнится с тем мигом, когда Сив опустила тебя на мои руки. Как бы сильно я ни любил твоего отца, но впервые взять тебя на руки, моё дитя, оказалось для меня ценнее и волнительнее всего. — Не удивляйся этому, Лив, — понимающе произнёс Улль, присоединяясь к диалогу. — Для любого родителя, что любит своего ребёнка, мгновения с ним самые дорогие и ценные. — Но ты видел другое, — девушка нахмурилась, и тень печали и вины мелькнула по её лицу. — Беременность стала для тебя проблемой... — О, моя милая, это не так, — Улль протянул со снисхождением. — Беременность никогда не была для меня проблемой. Мне было всё равно, что думают и говорят другие. Куда важнее было, что твой отец принимал меня и был со мной. Как и я ждал твоего рождения... А что до Магни... — лучник проницательно понимающе прищурился. — Он всегда был таким, — хмыкнул невесело и продолжил: — Заносчивый и завистливый — он видел во мне соперника, потому что отец принял меня как родного и любил ничуть не меньше других своих детей. Очевидно, он всегда боялся, что раз Тор принимает меня, а сам я старше, то отец сделает меня своим главным наследником, а не Магни, своего кровного первенца. Наше соперничество длилось ещё задолго до твоего рождения, и определённо оно было не тем, что заставило бы меня беспокоиться. — Почему же тогда источник выбрал именно это воспоминание? — Лив недоверчиво нахмурилась, скрестив руки на груди. — Он его не выбирал, — терпеливо отозвался Улль. — Если ты обратила внимание, это было воспоминание в воспоминании. Источник поднял другой момент, частью которого это воспоминание стало. Это был момент, когда я впервые почувствовал тебя — одно из множества ценных и дорогих воспоминаний, связанных с тобой. Но именно тогда я впервые ощутил дыхание жизни, что мы смогли дать с Хёдом, — он мягко улыбнулся, посмотрев на дочь. — Разумеется, моя память хранит гораздо больше ценных моментов, но я согласен с тем, что этот был важнее всех остальных. — Почему? — Лив сама не поняла, почему вдруг смутилась. — Если ты когда-нибудь захочешь стать матерью, ты поймёшь, — с лёгким родительским снисхождением откликнулся Улль. — Но про себя могу сказать, что мгновение, когда я впервые ощутил тебя, стало не просто напоминанием и подтверждением, но осознанием, что моя жизнь крепко связана с тобой, дитя моё, и с твоим отцом, с которым мы смогли породить тебя. Ты была живой, реальной и ощущаемой; ты была со мной; моё тело вскармливало тебя, и моё собственное существование наполнилось особенным смыслом.       Лив со смущённым удивлением смотрела на родителя, жадно вслушиваясь в его слова. После перевела с него взгляд на костёр и глупо улыбнулась.       Мимолётная тишина повисла между семьёй, и Лив почувствовала, как сонливость медленно подкрадывается к ней. Угревшись у ровно горящего огня, расслабившись и успокоившись в компании родителей, она ощущала, как сон настойчиво пытается затянуть её в свои сети. — Ложись отдыхай, — Улль заметил, что дочь начала клевать носом, и негромко обратился к ней, погладив по волосам. — Даже стойкой деве щита нужны силы, чтобы сокрушать врагов, — Лив в ответ смешно фыркнула, но всё-таки решила последовать его совету.       Разместившись у огня, девушка прикрыла глаза, чувствуя, как усталость действительно медленно накатывает на неё, утягивая в глубокий сон.       Ночи в Идалире были особенно темны и холодны. Вечная зима тисового чертога в полной мере вступала в свои права, и лютый мороз, будто оковы, сковывал воздухом. Далеко не каждый мог выдержать это испытание, и лишь хозяина зимнего чертога не беспокоило оно.       Раньше, по крайней мере, так точно. Сейчас, однако, Улль был уязвим в большей мере, чем раньше. Принадлежал не только самому себе и был ответственен не только за самого себя. Одиночество его по-прежнему не тяготило его, к тому же теперь по-настоящему он больше не был одинок.       Грубые мозолистые ладони мягко скользят по округлому животу. Он ещё не слишком большой, но уже заметный, и под каждым своим прикосновением, Улль чувствует движение новой жизни. Улыбается нежно и плотнее запахивает тёплую меховую куртку. Беременность делает его чувствительней, и привычный холод вдруг очень неприятно и ощутимо забирается под кожу. Далеко не так, как раньше, когда Улль вовсе не замечал его.       Теперь же он старается согреться при любой удобной возможности. Выходит на осмотр чертога или охоту, работает в лесу, рубая мёртвые высохшие деревья, и всё время старается пребывать в движении, не позволяя крови застаиваться в жилах. Он может рассчитывать только на себя, особенно сейчас, когда из всех в его чертог приходит только Хёд да любимая сестра между походами. А потому он трудится чуть больше, чем обычно, разделяя ответственность не только за свою жизнь.       Пока беременность ему позволяет, пока не тяготит его излишне сильно, Улль следует долгу, двигаясь уверенно, но чуть более аккуратно и плавно, чем обычно.       По вечерам он неизменно греется у очага, старается приблизиться как можно ближе к теплу огня. Пытается прогнать холод из своей скромной лачуги и собственной души, защитить от него дитя в своей утробе и снова накрывает руками живот, поглаживая натянутую кожу. Лицо его в такие моменты расслабляется и разглаживается, а взгляд теплеет и становится мягче. Улль плавно скользит по скрытой рубахой коже и чувствует, как плавно двигается ребёнок в ответ на действия родителя.       Улль прикрывает глаза и вздыхает, отпуская мимолётную тоску из собственного сердца.       В одиночестве бороться с холодом сложно, но он прикладывает для этого все усилия. Ведь и в лучшие времена в чертог его нечасто приходили гости, а теперь, когда стало всем известно, что он ждёт дитя, так и подавно обходили его стороной. Однако...       Хёд-слепец, друг и возлюбленный, зачавший ребёнка в его чреве, по-прежнему был частым и желанным гостем холодного Идалира. Лишь он один и мог прогнать холод и промозглость из дома и сердца Улля, оградить от них и защитить, и радостными были те дни и ночи, когда он оставался вместе с Уллем в его доме.       Эта ночь была беспокойной. За окном свистел и выл ветер, разбивая об окна кристаллы снежинок. Снегопад превратился в настоящую метель, лютующую в тисовом чертоге. Мороз сжигал ледяным огнём лёгкие того, кто вдыхал его, раскалённым ледяным металлом сковывая кожу. Зима бесновалась во всю мощь, словно пыталась уничтожить, заморозить всё живое, до чего могла дотянуться. Но в доме в общем и целом было тепло. Слабо горел огонь в очаге, согревая двоих, что лежали в одной кровати, деля друг с другом шкуры, укрывающие их.       Хёд-слепец этой ночью не спал. Смотрели в потолок слепые глаза его, пока руки бережно и трепетно укрывали Улля, что спал рядом, доверчиво прижимаясь к его тёплому боку. Ровное и спокойное дыхание лучника сливалось с мерным потрескиванием огня, и Хёд перевёл взгляд на него.       Ожидаемо он увидел лишь тьму, но мягко дотронувшись до чужого плеча, закрыл глаза, рисуя перед глазами чёткий образ. Скользнул ладонью по руке Улля, прослеживая её положение — та в защитном жесте накрывала его округлившийся живот.       Хёд и сам, в странном трепете затаив дыхание, коснулся упругой натянутой кожи. Сначала робко, неуверенно — одними пальцами, а после положив полную ладонь, отчётливо чувствуя, хоть срок для того был ещё мал, как шевельнулось под его прикосновением дитя.       Отец ласково улыбнулся, мягко проводя рукой по животу Улля, стараясь при этом не разбудить его. Второй рукой он чуть сильнее прижал возлюбленного к себе, склонив к нему голову, упираясь виском в его макушку. Аккуратно поглаживал натянутую кожу, и ни одной мысли не было в его голове. Лишь расслабленность и тепло момента, безоговорочное доверие Улля и их крошечное дитя, тихо растущее под сердцем лучника... — Лив... — из туманной дымки сновидения Лив вывел далёкий негромкий голос Улля. Сфокусировавшись на нём, девушка также ощутила, как её несильно трепали по плечу, призывая к пробуждению.       С трудом и неохотой она всё же открыла глаза, сонным осоловевшим взглядом глядя на родителя перед собой. Тот, увидев, что дочь проснулась, отстранился от неё, с улыбкой в голосе произнеся: — Нам пора выдвигаться. — Угу, — Лив кивнула и широко зевнула.       Хоть во время сна она опять видела воспоминания родителей, тем не менее девушка поймала себя на мысли, что глубокий сон её был спокоен, и он действительно позволил ей хорошо отдохнуть. Разве что внутренние ощущения недовольно огрызались на то, что его было мало, однако это можно было легко пережить — Лив никогда не была соней и вставала всегда очень рано.       Ещё раз зевнув, девушка собрала свои вещи, краем глаза наблюдая за вялой суетой таких же сонных кузенов и Фрейра. Собравшись в ленивой тишине и скромно перекусив перед дорогой, спутники двинулись в путь, возобновляя своё путешествие. Молочно-серый Нифльхейм был всё таким же неизменным. Туман и унылая цветовая гамма удручающе действовали на Лив, отчего она то и дело зевала, борясь со сном и остаточной усталости, копящейся в ней с самого начала похода и слабо находящей выход.       Зевнув в очередной раз, Лив недовольно тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя сонливость. Поэтому она начала осматриваться по сторонам, желая отвлечься и взбодриться. Пейзаж, однако, на всём пути оставался уныло неизменным — нерушимая статичность окружала одинокую группку со всех сторон словно в ловушке зацикленного пространства и времени, отчего против воли перед глазами девушки вновь встали образы Альвхейма и путешествия по нему.       Вздрогнув, Лив неуютно поёжилась. Воспоминания, впрочем, быстро ушли, так как слух девушки уловил раздающийся где-то вдалеке шум воды. Обратившись во внимание, она прислушалась к нему. Шум воды, словно гигантский водопад стекал где-то совсем рядом, доносился до ушей и был удивителен для места вечных льдов, а потому имел лишь единственное объяснение своего наличия — где-то рядом была граница мира вечного огня, что единственный мог растопить льды Нифльхейма и не дать им замёрзнуть обратно. Собственно, предположения Лив оказались верны, и преодолев очередной поворот, девушка вместе со спутниками вышла в самое необычное место, которое когда-либо встречала в своей жизни.       Невидимая глазу граница чётко делила просторную долину на две половины. На одной из них царила молочная серость и предвечные льды, что никогда не растают; на другой же была выжженная красная пустыня, сухая потрескавшаяся земля, пышущая жаром. Ярчайший контраст, рождающий в месте своего столкновения бурный полноводный поток, расходящийся двенадцатью рукавами-потоками, утекающими куда-то, куда глаза Лив не доставали. — Это источник Хвергельмира. И потоки Эливагара, расходящиеся от него, — не видя, но ощущая отразившееся на лицах спутников вопросительное любопытство, произнёс Хёд. — Отсюда берёт начало всё живое. — Значит, теперь нам надо пересечь границу? — вглядываясь в красную пустыню на той стороне невидимой черты, с сомнением уточнила Лив. Она небезосновательно полагала, что в мире вечного, предвечного огня будут царить соответствующие температуры, а потому не была уверена, что сможет вместе со своими спутниками беспрепятственно пройти по его землям. — Не беспокойся, — понимая тревогу дочери, спокойно произнёс Хёд. — Холодные морозные руны облегчат наше путешествие огненным миром, — он протянул к Лив руку, и девушка покорно наклонила к ней голову, позволяя отцу кончиками пальцев дотронуться до своего лба. — Руна Хагалаз означает «град». Символ Хель и всего холода нижних миров. Руна Йер означает «год». Это символ всего, что возвращается. Вместе они образуют морозную руну, что дарует власть над холодными землями. Руна Иса означает «лёд». Это руна статичности и покоя. Она сдерживает морозную руну и не даёт ей сковать льдами своей силы сердце. Все три руны охладят жар Муспельхейма, и не привыкшие к нему смогут спокойно пройти по его землях, — продолжая пояснять, слепец по очереди обошёл всех живых спутников, рисуя на их лбах связку рун Хагалаз-Йер-Иса.       Лишь когда магическое действие было завершено, компания смогла продолжить путешествие. Дойдя до границы миров, Лив уверенно сделала шаг вперёд, преодолевая её и оказываясь на другой стороне, совсем в ином мире.       Жар Муспельхейма, даже несмотря на защиту, нанесённую отцом, тяжёлым густым покрывалом лип к коже. Он был достаточно ощутимым, и пот быстро пробил Лив, в то время как горячий воздух обжигал глотку и лёгкие. Даже магии морозных рун было мало для того, чтобы погасить предвечный огонь, аурой которого был объят весь Муспельхейм, и Лив судорожно выдохнула, не зная, что терпеть сложнее: пронизывающий холод или обжигающую жару.       Оранжевый дым вился над потрескавшейся сухой твёрдой землёй, обхватывал щиколотки, скользя по ногам выше, проникая сквозь одежду под кожу, заставляя кровь медленно закипать в жилах. Пот градом струился по спине и груди, заливал глаза, отчего трудно было идти, и дыхание сбивалось. Жаркий Муспельхейм был слишком непривычен Лив, которая ни разу в своей жизни не была в настолько тёплых краях, а потому чувствовала она себя максимально неважно. А уж если в такой обстановке придётся ещё и сражаться... — Что-то мне подсказывает, что это была наша максимально неудачная идея, — вытирая пот со лба, пропыхтел Форсети. — Если мы смогли выстоять в Ётунхейме, то и тут сможем, — упрямо отозвалась на слова кузена Лив. — Мы должны положить конец всей этой истории. — Что видят твои глаза, Трюггви? — меж тем обратился к юноше Фрейр, однако прежде чем тот успел ответить, перед спутниками появилась женская фигура.       Красивая, высокая и крепкая темнокожая женщина с волосами чистого пламени подошла к остановившейся компании, приветливо улыбаясь. Чёрные глаза её смотрели с мягкой приязнью, что немало удивило Лив, которая за время своего путешествия почти не встречала гостеприимства в чужих мирах. Эта же женщина, кажется, была настроена более чем благодушно, а значит, у спутников был шанс относительно безболезненно и легко пройти по огненным землям Муспельхейма. — Здравствуйте, благородные путники! — чистым, хоть и низким голосом обратилась к ним незнакомка. — Нечасто захаживают гости в наш неприветливый жаркий чертог. Моё имя Эльд, и я проведу вас по землям моей родины. — Это очень любезно с твоей стороны, — дипломатично ответил Бальдр. — Но позволь для начала узнать, как ты знала, что встретишь нас здесь? — Слухи расходятся как лесной пожар, прекраснейший, — Эльд таинственно улыбнулась. — Наш конунг и господин знает, что вы ищете Лофта, чтобы остановить то, что он задумал, что бы при этом это ни было. — Вот как, — глаза Бальдра в ответ сверкнули странным блеском. — Что ж, в таком случае, компания проводника нам точно не помешает. — Ты, Фрейр, спрашивал, что видят мои глаза, — прежде чем его товарищи успели двинуться вперёд следом за новоявленной знакомой, не мигая глядя на неё тяжёлым взглядом, мрачно протянул Трюггви. Сам он весь был средоточием напряжения, и тихая ненависть пылала в его ярких зелёных глазах. — Ты спрашивал, что они видят, — с нажимом повторил он, ощущая на себе вопросительные взгляды спутников. — Так вот, они видят присутствие Локи. И он стоит сейчас прямо перед нами.