Mannar-Liv

      В себя Лив приходила сложно. Голова гудела как после хорошей драки или пьянки, а перед глазами всё было темным-темно. Восприятие расплывалось, и девушка далеко не сразу смогла вспомнить, где она находится и что происходит. Память подкидывала лишь образы увиденного только что воспоминания, отчего Лив не могла вернуться и вспомнить, что было до этого. В конце концов, впрочем, восприятие пришло в норму, и Лив вернулась в реальность.       Она чувствовала, что кто-то несёт её. Нахмурившись, девушка открыла глаза, с удивлением обнаруживая себя на спине отца, который и нёс её, держа под коленями, а руки перекинув через плечи себе на грудь. Он шёл ровным шагом, будто Лив ничего не весила, и девушка почувствовала себя до крайности смущённой. Поёрзав на своём месте и тем самым дав понять, что она очнулась, Лив попыталась спрыгнуть на землю, однако отец удержал её. — Я вполне способна идти сама, — негромко и неловко произнесла она, на что Улль невозмутимо ответил: — Я в тебе не сомневаюсь. Но для начала приди в себя окончательно.       Лив непонимающе моргнула и надулась, но поняла по тону родителя, что спорить с ним бесполезно. Да и, честно говоря, не сильно-то и хотелось, а потому она повернула голову, уложив щеку на отцовское плечо, и устремила задумчивый взгляд куда-то вглубь себя. — Я опять видела воспоминания, — также негромко произнесла она, нарушив недолгую тишину. — Мы так и поняли, — спокойно отозвался Улль. — Я видела, как ты родил меня, — тише прошептала Лив и крепче обхватила родителя руками и ногами, тем самым прижимаясь к нему ближе, вжимаясь в него. — Это был неизбежный процесс, — в голосе отца послышалась беззлобная ирония. — Когда время пришло, ты должна была увидеть свет. — Тебе было страшно? — с какими-то детскими нотками спросила девушка и почувствовала, как родитель улыбнулся в ответ. — Боюсь, для страха у меня не было ни времени, ни сил, — снисходительно ответил он. — Но было тяжело. Впрочем, оно определённо того стоило. — Спасибо, — тихо пробормотала Лив и почувствовала, а не увидела, как отец мягко улыбнулся в ответ на её слова.       Какое-то время они шли в тишине. Улль, кажется, и не собирался опускать Лив на землю, а потому девушка решила использовать мгновения отдыха с пользой, стараясь восстановить свои силы. Она чувствовала, что впереди их ждёт непростое и опасное сражение, а значит, ей понадобится всё мастерство и выносливость, чтобы выстоять в нём.       Путь проходил в молчании и между другими спутниками, и прежде чем они миновали огненный Муспельхейм, переходя место перехода и оказываясь в Асгарде, никто не проронил ни слова. Однако когда вышли на тот самый курган, где не так давно Лив проходила с Форсети, вся компания остановилась.       Улль поставил дочь на землю, и та благодарно, но чуть смущённо улыбнулась, разминая затёкшую шею и ноги. Фрейр и Форсети устремили напряжённые взгляды вниз, к стене, а Трюггви подошёл к Хёду. — Сестра моя поведала мне одну хитрость, — негромко обратился к слепцу юноша, и Лив краем уха уловила их разговор. — Думаю, впрочем, ты и сам ведаешь то, но я всё же скажу. Холодные руны, морозные руны пугают моего родителя. Сдерживают его и сковывают, но более всех — руны нижнего мира, что черпают свою силу из чертога моей сестры. Их Лофт ненавидит особенно, их опасается и боится. Они смогут сковать его надёжно. — Благодарю тебя, — Хёд кивнул в ответ. — Знаю я руны эти. Использую я их против твоего отца. Скую его ими. Он не уйдёт от меня, — Трюггви тоже кивнул, и Лив показалось, что на его лице мелькнуло облегчение. — Ничего не видно, — тем временем спутникам крикнул Форсети, для верности прикрыв козырьком из ладони глаза. — Кажется, что вокруг Асгарда спокойно. — Это не так, — уверенно ответил Трюггви. — Я вижу их. И мой отец видит их. Ётуны, что пошли за Лофтом — они скрыты иллюзиями, думают, что зоркий Хеймдалль не заметит их и позволит пройти им. Это не так. Мы пришли вовремя.       Стоило голосу Трюггви стихнуть, как Лив потянулась к своему луку. Боковым зрением она заметила, что отец её сделал то же самое, в то время как оба кузена девушки обнажили из ножен свои мечи.       Меж тем, пока они готовились к бою, из-за стен Асгарда вышло трое. Присмотревшись к ним, Лив без удивления узнала в них Тора и его сыновей. Громовержец, хмурый и напряжённый, шёл впереди, крепко сжимая железной перчаткой короткую рукоять Мьёллнира; оба его сына, Магни и Моди, которых Лив видела в воспоминаниях своих отцов, шли за ним. В руках Моди была двойная обоюдоострая секира, а Магни держал боевые топоры, прокручивая их между пальцами. — Выходи, Локи! — пробасил Тор, и раскат грома вторил его словам. — Я знаю, что ты здесь!       Ожидаемо, Лофт не спешил откликаться на призыв своего некогда товарища и главного защитника Асгарда. Прячущиеся в иллюзиях ётуны тоже не показывались, но Трюггви следил за ними напряжённым взглядом. — Один из воинов пытается зайти за спину Магни, — произнёс он. — Он хочет нанести удар...       Не требуя ни слова больше, Улль уверенным движением натянул тетиву и отпустил стрелу. Та молнией сорвалась в полёт, со свистом разрезая воздух, и на всей скорости врезалась в шею противника, пронизывая её насквозь. Стрела сбила с него иллюзию, и ётун грузно завалился наземь, а Магни вздрогнул от неожиданности, резко обернувшись и увидев лишь тело с пробитой шеей. Вскинув голову, он увидел стоящего на кургане названного брата, который не обращал на него никакого внимания, прицельно отпуская новую стрелу в прячущегося врага. — Маленький ублюдок, — полное ненависти шипение раздалось где-то между Магни и Тором, и последний попытался ударить пространство своим молотом.       Локи отскочил от удара, проявляя себя. Понимая, что скрываться от зоркого взгляда юного стража бессмысленно, из невидимости вышли и остальные ётуны. Сыновья Тора, завидев наконец своих противников, кровожадно оскалились, предвкушая знатную бойню, и стоящие на кургане родичи их вместе с Фрейром ринулись в бой вместе с ними. — Поддержим их издали, пока у нас есть стрелы, — Улль, скосив глаза, обратился к дочери, на что та согласно и уверенно кивнула.       Они остались на возвышении вдвоём: Фрейр, Трюггви и Форсети врезались в рукопашную схватку. Бальдр последовал за ними, на ходу сотворяя защитные заклинания, направленные против ётунхеймских колдунов. Хёд же стремительно и уверенно ринулся к Локи, определяя его своим противником.       Лив не слишком оглядывалась по сторонам и следила за битвой. Всё её внимание было поглощено стрельбой, и девушка чёткими, выверенными, быстрыми движениями спускала стрелу за стрелой. Она стреляла ничуть не менее метко, чем отец, а потому ни одна из стрел не пролетела мимо цели, сражая каждую из них.       К сожалению, однако, стрелы были очень ограниченным ресурсом, ещё и быстро исчерпывающим себя, а потому, когда они закончились, отец и дочь вынуждены были вступить в рукопашный бой.       Несмотря на то, что в этот раз их было больше и их союзником был Тор, легче сражаться от этого не было. Под стены Асгарда Локи привёл с собой без преувеличения небольшую армию, и их маленького отряда явно было недостаточно для того, чтобы сокрушить её.       Раз по разу издавая боевой клич, Лив билась в самой гуще сражения. Ловко орудуя мечом и щитом, она сражала своих врагов. Крутилась на месте, сбивая ногами землю, отчего она комками разлеталась в стороны. Кровь врагов и её собственная смешивались в один поток, стекая по лицу и рукам, заливая глаза. Тяжёлое дыхание и металлический вкус и запах кружили голову и будоражили кровь азартом и огнём битвы. Безжалостно и уверенно Лив поражала противника за противником, не чувствуя усталости.       Краем глаза она поглядывала по сторонам, беспокоясь о своих товарищах. Все они бились как неутомимые воины, однако численное преимущество врага играло против них. Особенно против тех, кто по природе своей были не воинственны. А потому, заметив замешательство одного из них, девушка, не раздумывая, поспешила на выручку.       Трюггви приходилось сложнее всех. Он был ещё слишком юн, а потому не обладал необходимым опытом и крепостью тела. Сражаться против превосходящего по всем параметрам противника ему было тяжко, а потому неудивительно, что в какой-то момент он всё же дрогнул под натиском и осел на колено, опустив меч. Замешательство было минутным, но его должно было хватить для того, чтобы наступающий сбоку ётун поразил юношу. Однако в последний момент удар на себя приняла Лив, и тяжёлый топор с треском опустился на её щит.       От удара у девушки подкосились ноги, и она просела под ним. Однако двумя руками уперевшись в щит, Лив всё же выдержала удар. Сверкнув из-за него глазами, она глухо рыкнула, и навалившись телом, оттолкнула врага от себя. Не теряя времени, быстрым и точным колющим движением она вонзила меч ему в живот, пронзая насквозь, а после ещё одним ударом снесла ётуну голову. — Спасибо, — поднявшись на ноги, быстро поблагодарил кузину Трюггви, на что та лишь кивнула, тут же возвращаясь в битву, натурально превратившуюся в кровавое месиво.       Громкое лошадиное ржание ворвалось в лязг металла, грохот и боевые крики внезапно, но в то же время ожидаемо. Ни одна крупная битва не проходила без их покровительства и участия, а потому вовсе неудивительно, что и сейчас девы-валькирии присоединились к сражению, защищающему подходы к Асгарду. Краем глаза Лив заметила, что в этот раз воительницы были не одни, но во главе их шла прекрасная златовласая женщина, поразительно похожая на Фрейра. Рядом с ней, сжимая в руке копьё, стоял хмурый крепко сбитый ас, и девушка обратила внимание, что у него практически по локоть отсутствовала правая рука. — А-а-а, сестра, — заметив женщину, ухмыльнулся Фрейр. — Что-то ты припозднилась. — Я пришла ровно вовремя, любимый братец, — ухмыльнулась та, и красивое лицо её отразило предвкушающее, почти кровожадное нетерпение. — Веселье в самом разгаре, и я с удовольствием отправлю к праотцам проклятого женовидного ублюдка и его шавок! — с грацией и лёгкостью женщина обнажила меч и стрелой врезалась в битву, мгновенно перетягивая на себя внимание сразу нескольких противников. — Девы войны, в бой! — прогремел однорукий ас и сильным цельным движением метнул копьё, пронзая им сразу нескольких ётунов. — Да дарует Всеотец Один нам силы! — он выхватил из-за пояса боевой топорик и присоединился к Тору, вставая с ним плечом к плечу. — Вот уж не думал, старший брат, что ты решишь вмешаться, — пропыхтел Громовержец, тем не менее довольно улыбаясь в рыжую бороду. — Я и не хотел, — нехотя отозвался тот. — Фрейя вытащила меня. Говорит, что моя доблесть вдохновляет валькирий — не зря же я благороднейший из числа асов, — Тор громовито довольно рассмеялся, не глядя размозжив молотом череп какому-то ётуну.       С появлением валькирий и Фрейи с Тюром дела пошли явно повеселее. Ванские близнецы сражались не только грубой силой, но и вместе с Бальдром колдовали против ётунских колдунов, которых добивали Тор и Улль. Остальные сражались с воинами, чьи ряды заметно поредели в сравнении с тем количеством, что было в начале битвы. Локи наблюдал за ними со стороны, не спеша вмешиваться, и напротив него замер Хёд, контролируя движения и не позволяя действовать. Был готов он давать отпор на любое коварство Лофта, и тот знал об этом, внутренне сгорая от ярости.       И тем не менее сражение по-прежнему было тяжёлым. Ётунхеймские воины осознавали, что живыми никому из них не дадут покинуть это поле брани, а потому сражались с отчаянной силой, превосходящей силу и умения берсерков. Трещали, ломаясь, кости, разлеталась в стороны кровь и отрубленные части тел. Упиваясь угаром битвы, низко смеялся Моди, сражаясь бок о бок с братьями, и вторил ему колдовской зловещий смех прекрасной Фрейи, пугающей в своём неистовстве.       Огонь и молнии, гром и яростные крики сотрясали землю. Тор-громовержец призывал молнии, и яркие вспышки прорезали небосвод, обрушиваясь на головы врагов. Крушил Мьёллнир кости ётунов, и захлёбывались они собственной кровью. Бок о бок с отцом сражалась его воинственная дочь, сокрушающая мощь врага с другими девами-валькириями, во главе которых бился однорукий Тюр, своим неистовством сражающийся за двоих, если не троих воинов.       Лив по-прежнему стояла в самом сердце сражения. Меч танцевал в её руке, высекая искры, встречаясь с оружием врага; впивался он в плоть, вспарывая её, и кровь брызгала во все стороны, попадая на лицо и руки девушки. Азарт сражения пьянил не хуже пива, и Лив с новым приливом сил врывалась в схватку.       Реакции были обострены до предела, и девушка уворачивалась от ударов и подставляла щит. Она стояла бесстрашно и стойко, раскидывая от себя врагов, убивая их и не отступая под их натиском. Мир вокруг перестал существовать, схлопнувшись до настоящего момента, в котором была безудержная неистовая пляска.       Сражение было тяжёлым, однако с самого начала для ётунов оно было обречено на поражение. Пусть многих Локи смог повести за собой и привести под стены Асгарда, пока роковой час не пробил, никто из племени Бергельмира не мог выстоять против могущества и гнева великого Тора. Сокрушали врагов и девы-валькирии, стремительные и неистовые. А колдовство колдунов нижнего мира разбивалось о колдовство прекрасной ванской девы да её брата, да немёртвого, вернувшегося оттуда, откуда возвращения не было. Никому не дано было уйти с поля брани живым, и в конце концов Локи остался один.       Ему предстояло сражаться с Хёдом. Ярость загнанного в ловушку зверя, знающего, что это конец, исказила его лицо, но была она ничем в сравнении с непоколебимым хладнокровием, которое источал всей своей фигурой слепец. Во всей своей мощи явил он своё могущество и силу, и едва ли теперь мог кто-то насмехаться над ним и обвинять в слабости. — Локи, — мрачно процедил сквозь зубы Тор, обращая свой взор на товарища тогда, когда все враги его были повержены.       Он было двинулся в его сторону, но Улль выставил вперёд руку, преграждая путь и даже не глядя на отчима. — Оставь их, отец, — твёрдо произнёс он. — Это не твоя битва.       Тор остановился, но недовольно нахмурился, посмотрев на пасынка. Лицо его было напряжено, но сам он источал уверенность такую, что Громовержец поддался ей, подчинившись словам сына. Как и другим, ему оставалось лишь наблюдать. — Думаешь, полудохлый слепой ублюдок, ты сможешь остановить меня?! — глаза Локи сверкают ядовитой зеленью, и такой же яд течёт желчью из его слов, которыми он тщетно пытается задеть как можно больнее. — Ты — ничтожество, и я прекрасно развлёкся, когда ты убил своего раздражающего идеального братца. — Своими словами ты сейчас не меня унижаешь, но унижаешься сам, — не теряя хладнокровия, безжалостно произнёс Хёд. — Ты убил Бальдра моими руками, потому что боялся и завидовал. Завидовал брату, которого, в отличие от тебя, всегда все любили и уважали. А боялся меня, потому что знал, что я могу тягаться с тобой в силе, ведь в отличие от моего великого отца, не связан с тобой никакими клятвами. Пусть был я презираем и не любим, ты знал, что я силён. Как и, разумеется, знал, что возлюбленный мой смог укрепить мой дух. Твой план мог бы быть действительно хорош, если бы в ненависти и жалости к себе ты не ослеп окончательно, так, как не слеп даже я. — Надо же, презираемое всеми ничтожество считает себя умнее всех других, — Локи зашипел змеёй, с очень большим трудом скрывая, как его задели слова слепца. — И даже сейчас, — Хёд хмыкнул, — ты говоришь о себе, но не обо мне. Винишь весь мир в жестокости к себе и презрении, но прекрасно знаешь, что заслуживаешь их всех. Ведь почему иные должны любить и принимать тебя, когда ты сам отталкиваешь их? Когда упиваешься своими страданиями и выставляешь себя жертвой? Когда сам ненавидишь себя? Ты сам стал тем ублюдком, которого презирают другие. И если кто действительно виноват в твоих бедах, то это ты сам, Локи.       Локи в ответ зарычал, оскалившись как дикий зверь. Яростью и ненавистью полыхали его глаза, которыми он прожигал взглядом фигуру Хёда. Тот продолжал сохранять полную невозмутимость и продолжил: — Ты можешь сколько угодно винить других. Можешь сколько угодно оскорблять меня или моего возлюбленного. Но ты боишься. Боишься всех вокруг. И в первую очередь ты боишься меня. Особенно сейчас, когда твоя дочь отпустила меня из своего царства. Я не жив и не мёртв, мне не ведома усталость, твои чары не подействуют на меня. Но касание моего колдовства будет губительно для тебя. Пусть именуют меня наравне с тобой ублюдком, но моя жизнь была сохранена; моя жизнь не была прожита зря; в моей жизни появилось то, что укрепило меня. Бойся, Локи, бойся. Ибо никогда не будет тебе покоя, пока ты жив. И пусть в назначенный час убить тебя надлежит моему зоркому брату, не будешь ты в безопасности и спокойствии, пока томится дух мой в чертоге твоей дочери. Пока названный супруг мой сторожит чертог вечной зимы; пока дочь наша ходит в сражения с девами битвы. Бойся, отец несчастий, упивайся своей ненавистью, ибо будешь испивать чашу нашей мести ты до конца дней своих.       Локи осклабился, и в руках его появилось два длинных, тонких, чуть изогнутых кверху кинжала. Хёд же лёгким изящным движением материализовал в своих руках длинный лук, в котором Лив с удивлением признала подарок отца, некогда сделанный своему возлюбленному. Светились синим ярким светом вырезанные на нём руны, и низкий голос Хёда-слепца сошёлся в яростном сражении с громким криком Локи.       Вспышки магии и длинные рунические связки врезались друг в друга, рассыпаясь снопом искр. Два голоса, одинаково сильных и не дрожащих, произносили заговоры, разобрать которые Лив никак не могла. Она лишь, как зачарованная, наблюдала за мощью тех сил, постичь которые могли лишь избранные. Боевое колдовство было не менее опасным и могущественным оружием, чем меч или копьё, и глупцами были те, кто с пренебрежением относились к нему.       Локи пытался изловчаться, пытался хитрить. Он скользил, будто хищник, пытаясь задеть свою жертву из её слепой зоны. Нанести удар в уязвимое место, но Хёд с лёгкостью отражал все эти попытки, блокируя удары. Локи пытался создавать иллюзии, теряться в них, но Хёд раскрывал его замыслы и находил его в них. Удерживал на своей дистанции, не позволяя скрыться из неё, и вынуждал сражаться лишь с собой, не привлекая к бою других и не позволяя трусливо скрыться за их спинами.       Заговоры и руны, иллюзии и ярость стихий — боевая магия принимала самые разнообразные формы. Могущество её захватывало дух, а лёгкость, с какой слепец орудовал ею, вызывала уважение. Никто теперь не посмел бы назвать его слабым и бесполезным, и увечный сын Одина в полной мере явил свою силу и то, ради чего был рождён.       Как и говорил он, не ведал он усталости, в то время как противник его выдыхался и уставал, являя свою слабость. Стал он больше промахиваться, а сила колдовства его заметно упала. Не способно оно было сдержать атаки Хёда, и первая кровь пролилась на землю из ран, оставленных могучими чарами.       Локи зашипел, и в глазах его отчётливо читался страх. Хёд действительно оказался сильнее и умелее побратима своего отца, и ситуация обернулась против Лофта, суля ему большие неприятности. Конечно, он ощущал это, знал и понимал. А потому должен был делать что-то, чтобы не попасться в руки врагов своих.       Тревожным взглядом он забегал по сторонам, размышляя о путях отступления. Медленно попятился назад, прожигая Хёда полным ненависти взглядом, и оскалился, обнажая окровавленные зубы. Как будто лжец и зачинатель распрей собирался сдаваться так просто! — Это ещё не конец! — процедил он, на что слепец лишь покачал головой. — Нет, Локи. Это конец, — бесстрастно возразил он, не видя, но прекрасно зная, что изворотливый хитрец попытался перекинуться каким-то животным или птицей, чтобы сбежать. — Руна Турисаз означает «великан». Это олицетворение разрушающих сил и энергии, но помещённая на запястья она становится самым тяжким бременем и неразрывными оковами. Руна Иса означает «лёд». Пойманный в её ловушку навеки оказывается закован в лёд. Всё закончилось, Локи, и ты не сбежишь больше так же, как делал это все разы до этого.       Пока слепец говорил, из воздуха и вправду медленно воплощались тяжёлые оковы, намертво сковавшие вместе запястья лжеца. Локи наблюдал за ними с искренним ужасом и попытался дёрнуть руками, чтобы разъединить их, но попытка его предсказуемо закончилась неудачей. Тогда он дёрнулся сам, пытаясь сдвинуться с места, но морозная кромка инея медленно текла вверх, заковывая в ледяную тюрьму его тело. Напуганный, Локи заметался словно раненный зверь, издавая громкое рычание, которое в конце концов переросло в яростный крик, который стих, едва лёд полностью поглотил своего пленника.       Локи замер, затихнув и закрыв глаза. Он словно погрузился в глубокий сон, отрешившись от мира, и наблюдая за ним, Хёд негромко проговорил: — Руна Хагалаз означает «град». Это руна твоей дочери, Лофт, и пока она сковывает тебя, мятежный дух твой будет во власти Владычицы, слабый и немощный.       Все три руны, оговоренные Хёдом, печатями легли на грудь и ладони Локи, вспыхнув в момент касания и тут же погаснув. Безвольный и пойманный, стоял он на поле брани, и оглушающая невольная тишина повисла над ним, прежде чем её нарушило воронье карканье и пронзительный волчий вой.       Лив вздрогнула от неожиданности, вертя головой по сторонам в поисках источника звука, в то время как её отец медленно повернулся, и взгляд слепых глаз его устремился вдаль, где из клубящегося тумана соткалась и вышла высокая сильная фигура в синем плаще. Она ступала твёрдым, но размеренным шагом, и два ворона кружило над ней. По обе стороны от неё семенили два крупных чёрных волка, и фигура шла, и стук палицы путешественника об землю эхом разлетался по округе, разгоняя тишину.       Едва завидев фигуру в плаще, Тюр и Тор в почтении покорно склонили головы, и Магни и Моди последовали их примеру. Хёд тоже поклонился — в такой же покорности и смирении. Прекрасная Фрейя, стоящая во главе валькирий, хищно ухмыльнулась, гордо расправившись, встречая фигуру как равного себе. Лив с интересом осторожно наблюдала за действиями каждого, прежде чем вновь перевести взгляд на странника и окончательно утвердиться в возникшей в голове мысли.       Перед ними, уверенно и величественно, обводя всех единственным глазом, стоял сам Всеотец Один.