Mannar-Liv

— Здравствуй, отец, — к остановившемуся с другой стороны от сражавшихся Одину обратился Хёд. С великим Всеотцом он стоял на одной линии, и единственный глаз того скользил по бледному лицу слепого сына.       На несколько бесконечно долгих, мучительных мгновений над полем недавней брани разлилось напряжённое молчание и тишина. Тяжёлым взглядом Один смотрел на сына, прежде чем отвёл его в сторону, медленно окидывая им подступ к Асгарду, где ещё не так давно кипела неистовая битва. Изувеченные в бою тела ётунов укрывали землю — никому из них действительно не удалось выйти из этой схватки живыми.       С мертвецов жёсткий властный взгляд Всеотца переместился на защитников Асгарда. Не особо задерживаясь, он проскользил по Тору и его сыновьям, миновал Тюра, ванских близнецов и валькирий, не стал также задерживаться и на Форсети. Но особенно пристально вгляделся он в Трюггви и Улля с Лив, и девушка, ощутив его на себе, внутренне напряглась всем телом, с трудом сдерживая себя от желания скрыться где-нибудь от этого взгляда. Вместо этого она расправилась, с достоинством снося на себе чужое внимание.       Один, впрочем, едва ли заметил это. Отведя взгляд от девушки, он вновь посмотрел на Хёда. Тот продолжал стоять напротив скованного, пойманного Локи и со спокойным смирением ждал хоть какую-то реакцию отца. — Ты хорошо справился, — низким, глубоким и негромким голосом Один наконец обратился к Хёду, нарушая молчание. — Мимир оказался прав, когда сказал оставить тебя в живых, — эти слова были произнесены с таким равнодушием, что Лив непроизвольно вздрогнула от них, закусив губу и с сочувствием посмотрев на отца.       Тот сохранял спокойствие — подобные слова уже очень давно не ранили его. Лишь слегка наклонил голову, демонстрируя покорную благодарность. Один дёрнул уголками губ, однако лицо его вновь приняло непроницаемое выражение, и по лёгкому мановению его руки безвольное тело Локи подлетело к нему. — Судьба моего побратима решится завтра, — звучно обратился к собравшимся Всеотец. — Собирается тинг на Идавёль-поле, где асы вынесут вердикт Лофту, — с этими словами Один схватил Локи за шкирку и шагнул в туман. Следующие за ним Хугин и Мунин и Гери и Фреки также скрылись в плотной дымке, оставляя защитников одних.       Тишина повисла между ними, которую нарушали лишь нетерпеливо бьющие копытами о взрыхлённую землю лошади дев войны. Больше им здесь делать было нечего, а потому в итоге покинули они место битвы, уходя следом за молчаливым Тюром. Лишь Труд и Фрейя остались со спутниками, и дочь Тора решительной походкой приблизилась к отцу и братьям. Прекрасная сестра Фрейра же, изогнув губы в лукавой полуулыбке, сверкая глазами, неспешно подплыла к Лив, стоящей чуть в стороне, рядом с Форсети и Трюггви. — Так значит, ты и есть племянница Труд? — окинув девушку оценивающим взглядом, обратилась она к ней.       Несмотря на то, что вся она была в крови врагов, а на лице ещё были отчётливо видны боевые рисунки, сейчас она всё равно мало смахивала на неистовую воительницу и колдунью. Сильная, властная, уверенная в себе женщина, выглядящая прекрасно и столь естественно даже в крови, поте и грязи. Она лукаво улыбалась, игриво чуть прищурив глаза, но взгляд её оставался удивительно острым, внимательным и почти холодным.       Фрейя была необычной женщиной, и Лив ощутила это с первых же мгновений знакомства с ней. Прекрасная ванская дева разительно отличалась от своего брата, пусть и по внешности это было сложно сказать. Однако если Фрейр был добр, мягок и в некотором роде простодушен, то Фрейя наоборот. Она вобрала в себя амбициозность, жёсткость и некую жестокость. Опасной женщиной она была, а потому неудивительно, что именно она была первой среди валькирий и единственной, кто могла соперничать с самим Одином.       Лив мысленно хмыкнула. Однако она обернулась к подошедшей к ней женщине и поклонилась ей, отвечая на вопрос: — Верно, госпожа. Труд приходится мне тётушкой, ибо она сестра моего отца. — Одного из, — Фрейя улыбнулась чуть шире, и хищные нотки мелькнули в её улыбке. — Любопытно, — она слегка наклонила вбок голову, цепким придирчивым взглядом окинув девушку сверху-вниз. — Твои отцы — достойные мужи, следовало ожидать, что их дитя унаследует их доблесть и лучшие черты.       От этих слов Лив вопросительно вскинула брови. По правде говоря, она ожидала если не насмешек, то уколов в свою сторону или в сторону своих отцов, ведь к рожающим мужчинам в здешнем обществе отношение было не слишком дружелюбное, равно как и, очевидно, к ребёнку, рождённому подобным образом. Однако в словах Фрейи не было насмешек, она держалась серьёзно и с достоинством, и Лив ещё раз поклонилась ей, не желая ссориться с великой богиней. — Благодарю, госпожа, — вежливо произнесла она. — Хоть и не совсем понимаю, о чём ты говоришь. — Я видела тебя только что в битве, — Фрейя удовлетворённо зажмурилась. — Ничего другого от родички Труд я и не ожидала. Тебя ждёт великое будущее, если изберёшь дорогу дев войны, — улыбаясь теперь уже покровительственно, произнесла она. — И признаюсь откровенно, я бы хотела видеть тебя в рядах валькирий.       От произнесённых Фрейей слов Лив затаила дыхание. Глаза её округлились от удивления, и она натурально опешила от такого предложения. Она всегда любила сражения. Не убийства, которые были их неотъемлемой частью, а именно сами сражения. Неистовые пляски, высочайшее мастерство, лязг металла и пьянящий азарт — Лив любила сам процесс битвы, а не результат, и предложение Фрейи сулило ей бесконечное множество сражений, где она сможет совершенствовать себя и свои навыки. Валькирия... Да Лив и мечтать не могла о такой великой чести! — Это большая честь, — с трудом обретя голос, вслух повторила мысль девушка. — Я не разочарую тебя, госпожа. — Я знаю, — Фрейя довольно усмехнулась. — Однако для начала закончи начатое дело. Сейчас твои отцы нуждаются в тебе и ты должна быть рядом. А после мы вновь вернёмся к этому разговору. — Благодарю тебя, — Лив благодарно поклонилась в ответ. — Не рано ли ты завлекаешь ребёнка под своё крыло, сестра? — позади девушки раздался мягкий, чуть насмешливый голос Фрейра, который тут же поравнялся с Лив, положив горячую ладонь ей на плечо.       Его сестра гордо вскинула подбородок и одарила брата надменным взглядом. Иного мужчину это могло бы оскорбить, но Фрейр знал, что по отношению к нему Фрейя не ставит себе такой цели. — В жилах этой девочки течёт великая кровь, — произнесла женщина. — Многие захотят видеть её своей наперсницей и союзницей. Но я уже сейчас вижу, что её место рядом с её тётушкой. А юный возраст, милый братец, отнюдь не преграда для таланта.       Фрейр поднял руки, как бы всем своим видом говоря «сдаюсь-сдаюсь». Фрейя на это фыркнула и вновь перевела на Лив взгляд — на этот раз задумчивый. — Конечно, мне не тягаться с Фригг и её мудростью, — протянула она. — Но я вижу, что твоё будущее лежит в битвах. Глупо было бы игнорировать очевидное. — Ты права, госпожа, — Лив едва заметно улыбнулась уголками губ. — Сражения привлекают меня, а азарт битвы пьянит не хуже пива или вина. Для меня большая радость присоединиться к девам войны и разделить с ними их судьбу, — Фрейя на эти слова покровительственно улыбнулась, и девушка вновь поклонилась ей, добавив: — Но сейчас, как ты сказала ранее, мне необходимо завершить начатое дело. Мои отцы ждут меня, поэтому я оставлю тебя, — она отвернулась и двинулась к Уллю, который о чём-то негромко говорил с Хёдом и Бальдром.       Когда Лив подошла к нему, второй отец и дядя отошли в сторону, направляясь к Форсети. Улль же, заметив дочь, скосил на неё глаза, произнеся до того, как она задаст вопрос: — До тинга Хёд вернётся с Бальдром в Брейдаблик. — А мы отправимся в Идалир? — спросила Лив. — Почему папа не пойдёт с нами?       Улль не успел ничего ответить дочери: в этот момент к ним подошёл Тор со своими сыновьями и Труд. Глядя на пасынка, он поймал взглядом его взгляд, и буквально на мгновение они схлестнулись в схватке. В конце концов Громовержец вздохнул, прикрыв глаза. — Останьтесь до тинга у нас, — обращаясь и к сыну, и к его дочери, пробасил Тор. — До Идалира добираться долго, да и ты, сын мой, должно быть, немало устал от не меняющегося пейзажа своего чертога.       В ответ на предложение Тора Улль в искреннем удивлении вскинул брови, явно не ожидая получить подобное приглашение. Замершие позади отца Магни и Моди заметно напряглись, а первенец Громовержца — ещё и нахмурился. Его названному брату даже не нужно было видеть это, чтобы предугадать реакцию, и губы его скривились в горькой усмешке. — Не думаю, отец, что в твоём доме меня будут рады видеть, — сдержано откликнулся лучник. — Ты прав, пятнадцать лет заточения в моём чертоге стали тяжестью для меня, но мой чертог — мой дом и часть меня, а потому едва ли сможет он мне когда-нибудь надоесть. — И всё же, — в то время как Тор свёл на переносице рыжие брови, вклинилась в разговор Труд. — Не отказывайся от приглашения, брат. Не все в доме Тора, — она скользнула взглядом по мрачным братьям, — не желают видеть тебя. Не пренебрегай нашим гостеприимством, ведь мы тоже твоя семья.       Улль посмотрел на сестру долгим печальным взглядом. Очевидно, что связи с роднёй были всё ещё важны для него и разрывать их было мучительно больно. Не гнева и недоброжелательности братьев опасался он, отнюдь. Но собственного ощущения, будто чужой он в доме великого Громовержца. Избравший судьбу одиночки, отдавший свою любовь мужчине, родивший ребёнка как женщина — всем был неправилен Улль, и разве мог своим присутствием он порочить великие имена своих родителей да сестры с братьями?.. — Ты ведь сам этого хочешь, — чувствуя сомнения отца, Лив опустила ему руку на плечо и тихо шепнула на ухо. — Я имею в виду, осознавать себя и быть частью семьи. Это нормально, нормально, что ты другой и у тебя своя жизнь, но если чему меня жизнь в Мидгарде и научила, так это тому, что связи с семьёй всё равно остаются крепки. Родичи никогда не оставляют друг друга и всегда помнят о нитях, что связывают их.       Улль хмыкнул, тепло посмотрев на дочь. Она была поразительно наблюдательна и проницательна, и отец не мог поспорить с ней. Лишь согласиться и принять самого себя и своё желание хоть немного наладить напряжённые отношения прежде всего с отцом, к которому Улль на самом деле всегда был привязан. — Хорошо, — в конце концов кивнул он. — Я не посмею пренебречь твоим гостеприимством, отец, — Тор одобрительно усмехнулся, и его суровое лицо заметно просветлело — очевидно, ему самому было непросто, но отношения с сыном оказались важнее предрассудков и недовольства. — Пусть твоя дочь отправится с нами, — Громовержец перевёл взгляд на Лив, и та коротко кивнула.       Скользнув взглядом по родственникам, девушка увидела, как широко улыбнулась Труд, от души хлопнув брата по плечу. Моди равнодушно пожал плечами, а Магни помрачнел ещё сильнее, неприязненным взглядом одарив сначала названного брата, а после и его дочь. Лив, впрочем, встретила его с достоинством, расправив плечи и в ответ посмотрев с равнодушным холодом. Магни, заметив это, беззвучно фыркнул себе под нос, отворачиваясь — он явно не хотел при отце провоцировать ссору, и это определённо было к лучшему.       Дорога до Трудхейма не была долгой, и спустя непродолжительное блуждание по улицам Асгарда, всё семейство вышло к воротам, ограждавшим достаточно большое пространство. Залаяли собаки, едва Тор переступил порог калитки, входя во двор, и из дома показалась тонкая женская фигура. Заметив прибывших, она быстрой походкой направилась к ним, и Лив смогла увидеть на светлом лице приветливую улыбку. — С возвращением, супруг мой, — обратившись к Тору, мягко произнесла Сив, а после повернулась к сопровождавшим его детям.       Увидев Улля, женщина в удивлении округлила глаза. Тут же, впрочем, лицо её смягчилось, а взгляд потеплел. Сив подошла к нему и крепко, без лишних слов обняла. После отстранилась и, взяв худое лицо в свои руки, внимательно вгляделась в серые глаза. — Я знала, сын мой, что ты вернёшься с победой, — она ласково улыбнулась и посмотрела на Лив, одарив её не меньшим теплом во взгляде. — Проходите в дом. Сегодня можно пировать и наслаждаться добытой славой.       Тор издал довольный громкий возглас, уводя за собой сыновей. Ему вторила Труд, бодрой походкой последовавшая за ним. Улль, Лив и Сив вошли последними, и прежде чем госпожа обогнала мужчин, проходя в медовый зал глубже, Лив услышала, как она шепнула сыну: — Спасибо.       Улль улыбнулся, прикрыв глаза и покачав головой. Повернулся к Лив, приобняв её за плечи и вместе с ней войдя вглубь дома. Даже если он не показывал этого, он всё равно был рад вернуться сюда, и Лив мягко улыбнулась, понимая чувства родителя. Сама она вспомнила свой мидгардский дом и родителей, и острая игла кольнула её сердце.       Качнув головой, девушка поспешила отогнать прочь печальные мысли. Она пообещала себе обязательно проведать названных родителей по завершению этого дела, и дав самой себе это обещание, поспешила переключить мысли на другое русло. Работа помогала отвлечься, поэтому Лив охотно присоединилась к Сив и служанкам, готовя всё для великого пира в честь победы и практического завершения непростого путешествия девушки.       Вечер проходил в семейном кругу и в достаточно непринуждённой, лёгкой и весёлой атмосфере. Даже склочный Магни, то и дело бросающий волчьи взгляды то на Улля, то на Лив, на удивление молчал, не пытаясь разжечь конфликт и как-либо оскорбить названного брата или его дочь. Лив, впрочем, всё равно была начеку, готовая отражать любой удар — буквальный и метафорический.       Спать домочадцы и их гости разошлись уже глубокой ночью, когда давным-давно стемнело. Улля и Лив уложили на лавках в гостевом зале, и девушка с удовольствием растянулась на своём спальном месте. Последние дни были тяжёлыми, а потому едва голова её коснулась подушки, крепкий сон сморил её.       В Идалире было как всегда снежно и холодно, но Лив не страшилась этого. С рождения она привыкла к суровости и неприветливости родного чертога, а потому воспринимала их как его неотъемлемую часть, часто даже не обращая внимания на трудные условия своего дома. Этим утром девочка тем более не отвлекалась на вид вокруг, ведь кое-что более важное целиком и полностью занимало её мысли.       Сегодня папа обещал взять её с собой в лес и научить стрелять из лука!       Лив не раз видела, как родитель управляется с оружием. Самый меткий и умелый стрелок он, чьи стрелы всегда достигают цели, как бы мала и далека она ни была. Он с лёгкостью выпускал стрелы и орудовал луком, словно тот был продолжением его рук, и Лив наблюдала за этим как зачарованная.       Она хотела уметь также. Именно поэтому однажды она даже попыталась стащить родительский лук, который, к сожалению, оказался слишком тяжёлым и тугим для четырёхлетнего ребёнка. — Ты ещё слишком маленькая для него, милая, — посмеиваясь, папа лукаво улыбался, сверкая серыми глазами, на что Лив лишь упрямо свела бровки вместе. — Я хочу уметь как ты! — безапелляционно произнесла она. — Научи меня. — Давай подумаем, что можно сделать, — папа улыбнулся мягче, присаживаясь на порог, завлекая к себе Лив и позволяя ей забраться себе на колено. — Думаю, что-то точно можно сделать, — он подмигнул ей, поцеловав в висок, на что девочка довольно хихикнула.       Если папа так говорил, значит, он точно что-то придумал. Он никогда не подводил её и всегда держал обещания, так что Лив ждала и предвкушала тот миг, когда они наконец-то отправятся в лес стрелять, нетерпеливо мельтеша вокруг родителя, когда он вечерами сидел на крыльце, вырезая из дерева стрелы и заготовку для маленького лука специально для Лив.       И вот наконец-то знаменательный час настал, и девочка практически в прямом смысле подскакивала на месте от нетерпения, с трудом дожидаясь мгновения, когда возьмёт в руки свой собственный лук и выпустит первую, пусть и учебную, но всё же стрелу.       Улль наблюдал за дочерью, не скрывая тёплую, умильную улыбку. Она была очаровательна в своём искреннем нетерпении и чисто детском восторге, и лучник не сдержал тихий смешок. Взлохматив светлые волосы дочери, он протянул ей руку, и девочка, смешно фыркнув, тут же цепко схватилась тоненькими пальчиками за неё.       Вдвоём отец и дочь двинулись вглубь леса. Лив послушно семенила за Уллем, даже не оглядываясь по сторонам. Несмотря на юный возраст, она уже знала тисовую рощу как свои пять пальцев и совершенно не боялась её. А потому шла уверенно, сосредоточившись на своём нетерпении и желании поскорее добраться до цели, а не дороге и окружающему виду.       Отец привёл дочь на просторную поляну — ту самую, на которую годами ранее приводил её второго родителя с той же целью, с какой пришла сюда хрупкая малышка. — Ты всё помнишь, чему я учил тебя дома? — прежде чем вручить ребёнку первый лук, серьёзно поинтересовался Улль, на что девочка твёрдо и уверенно кивнула. — Хорошо, — он улыбнулся, протягивая дочери её оружие.       Серые глаза Лив заблестели неподдельным восторгом и счастьем. Она радостно запищала, прижимая раму к груди и глядя на родителя светящимся взглядом. Широко улыбнулась, а после отвернулась с бойкой готовностью глядя впереди себя на установленную мишень. — Прежде чем я дам тебе стрелы, опробуй лук, привыкни к нему, — посоветовал Улль, и Лив внимательно рассмотрела его, вертя в руках.       Оружие было совершено простым, с гладкой рамой и мягкой тетивой. Лив попробовала оттянуть её, и она относительно легко поддалась движению детских пальчиков. Вспоминая рассказ папы, девочка приняла устойчивую правильную позу и, выкинув вперёд руку, держащую лук за раму, прицелилась.       Улль молча наблюдал за дочерью. Спокойствие и расторопность, с которыми малышка управлялась с луком, поднимали внутри него волну гордости. Лив точно запомнила его слова и не ошиблась ни в одном движении, а потому в конце концов отец вручил ей тонкую маленькую стрелу, больше похожую на короткий дротик. Опустившись позади дочери на колени, он аккуратно накрыл ладонями тоненькие ручки девочки, выставляя их в правильное положение и помогая оттянуть тетиву в первый раз. — Когда целишься, слушай не только свои глаза, верь не только тому, что они видят, — негромко произнёс он. — Стрельба — это искусство, и абсолютно все твои чувства должны вести тебя. Только тогда все твои стрелы достигнут цели.       Лив слушала родителя, затаив дыхание. Она впитывала каждое его слово, запоминая, и когда папа замолчал, сделала вдох и выдох, присматриваясь и прислушиваясь. Лишь после выпустила стрелу, которая хоть и не попала в цель, пролетела от неё не так и далеко. — Первый выстрел всегда неудачен, — покровительственно улыбнувшись ребёнку, утешающе произнёс Улль, и дочь тут же впилась в него полным любопытства взглядом. — Ты тоже промахнулся? — тут же поинтересовалась она, на что родитель прикрыл глаза, отзываясь: — В моей семье никто не умеет хорошо стрелять из лука, поэтому я промахивался бесчётное количество раз, прежде чем мои стрелы начали попадать в цели, — он вновь улыбнулся — на этот раз мягко и тепло — и добавил: — Но ты моя дочь, поэтому ты быстро превзойдёшь меня.       Лив в ответ широко улыбнулась и с готовностью потянулась за следующей стрелой. Если папа говорит, что она справится, значит, так действительно и случится. Она ведь не может его подвести...       Лив резко распахнула глаза, тут же впиваясь взглядом в тёмный потолок. Рассвет едва-едва занимался над Асгардом, когда сон покинул девушку, и она бесшумно поднялась с лавки, принимая сидячее положение, задумчиво глядя на пол.       Это был первый раз, когда во сне к ней пришли её собственные воспоминания, и почему-то Лив подумала о том, что действие магии папы Хёда наконец-то развеялось. Теперь её собственная память возвращала ей сокрытое, позволяя вернуться в беззаботные блаженные дни, и Лив тепло и мягко улыбнулась.       Она скучала по этим воспоминаниям.       Впрочем, долго обдумывать их и переживать снова у Лив не получилось: несмотря на то, что все разошлись спать достаточно поздно, пробуждение было ранним. Асы собирались на тинг, и семья Тора-громовержца — та, кто обязана была присутствовать на нём в первых рядах.       В обозначенный час на Идавёль-поле собрался без преувеличения весь Асгард. Место альтинга всех асов было воистину просторным, отчего вмещало в себе достаточное количество желающих поучаствовать в нём. И к тому моменту, как Лив с семьёй прибыли на него, там уже яблоку негде было упасть. Однако завидев приближение Тора-громовержца и его семейства, присутствующие разошлись, пропуская их ближе к центру своеобразного круга, где стояло двое. Присмотревшись, Лив смогла различить в них Одина и Хермода, которого помнила ещё по своим воспоминаниям.       Когда спустя не слишком продолжительное время после прибытия Лив и её родичей все собрались, Хермод прокашлялся и звучным громким голосом обратился к собравшимся, призывая их к тишине. Один тем временем обвёл их внимательным взглядом. — Доблестные асы! Благородные асиньи! Сегодня все мы собрались здесь по важному для каждого из нас поводу. Сегодня нам предстоит судить коварнейшего из рода Бергельмира. Отца несчастий и побратима великого Всеотца. Безумие его толкнуло его на немыслимое: попытался он напасть на Асгард и начать Рагнарёк раньше положенного срока. Совершал он и много других злодеяний, в частности стал повинен в смерти лучшего из нас. Заслуживает он страшнейшего наказания по своим заслугам, — Хермод предъявил обвинения, чем вызвал волну горячего негодования у присутствующих.       Из задних рядов раздалось уверенное «смерть», и его подхватило абсолютное большинство. Оно скандировало это слово, призывая смерть на голову Локи, и наблюдая за происходящим, Лив поймала себя на мысли, что ей даже немного жаль Лофта.       Отец был прав: никто и никогда не стал бы уважать и любить Локи пока он сам презирал и ненавидел себя. Но с другой стороны, это самое большинство приложило большое усилие для того, чтобы увеличить тьму в чужой душе и сделать из Локи того монстра, которым он стал. Не то чтобы Лив пыталась оправдать его, — сама она не питала к Локи никаких тёплых и добрых чувств — но если говорить по справедливости, то в таком случае смерти следовало предать и бо́льшую половину присутствующих.       Тряхнув головой, Лив попыталась отогнать от себя тяжёлые мысли. Она перевела взгляд на Одина, замечая, что тот со спокойной бесстрастностью наблюдал за происходящим. Единственный глаз его неспешно осматривал каждого собравшегося, словно заглядывая ему в душу. Загадкой было, что он видел там и видел ли что-то вообще.       В конце концов Один медленно поднял правую руку, призывая к молчанию, и как по волшебству волнения и возмущения смолкли. Все устремили свои взгляды на Всеотца, ожидая, что скажет он. — Провина Лофта велика, — неспешно размеренно начал Один, — однако смерть — не то наказание, что он может понести. Надлежит ему начать Рагнарёк, а потому должен он остаться в живых, чтобы пророчество было исполнено. Но преступления его непростительны, и наказание за них будет жестоким. — Определил ли ты его, отец? — к нему с почтением обратился Тор, на что Один прикрыл глаз. — Клятва побратимства, которую я заключил в дерзкой надежде отвратить неотвратимое, сдерживает меня и взывает к милосердию, — ответил Всеотец. — Но милосердие неприменимо к тому, кто добровольно отрекался от него. К тому, кто пользовался им и отвечал злобой и ненавистью в ответ на него. Локи перешёл границы допустимого, и даже моего терпения недостаточно, чтобы пропустить мимо его преступления. И я вынесу свой вердикт, и Локи понесёт заслуженное наказание. — Скажи же его, Всеотец, мудрейший среди нас! — выкрикнул кто-то из задних рядов, и Один устремил туда задумчивый долгий взгляд. — Преступлений Локи не счесть, — неспешно начал он. — Многие из них оборачивались пользой для Асгарда, но многие несли ему беды и опасности. Однако вершиной безумия и бесчестия побратима моего стало убийство моего любимого сына, любимого всем живым во всех девяти мирах. Бальдр, прекрасный и совершенный отпрыск мой, пал жертвой происков Локи. Разрушил Лофт не одну судьбу, принёс горе не в одну семью, привёл незваную смерть не к одному моему сыну. И навлёк проклятие не на свою голову, но на голову невиновного, принявшего груз вины по трусливой воле отца несчастий. — Он должен познать на себе жестокость, через которую провёл других, — звенящим, холодным и твёрдым голосом произнесла Фригг, когда муж её ненадолго замолчал. — Он познает её, — бесстрастно отозвался тот. — На границе нижних миров есть пещера. Там вечность будет томиться Лофт, терзаемый жестокими муками, скованный путами, прочнее и страшнее Глейпнира. Завтра на рассвете совершится казнь, и понёсшие наказание и проклятие избавятся от них, — взгляд единственного глаза Одина нашёл в толпе Хёда и его семью, не мигая глядя на них.       Сердце Лив, меж тем, пропустило удар. Она незаметно закусила губу, чувствуя, как надежда медленно заполняет её изнутри. Если проклятие спадёт с её отцов, значит ли это, что их семья наконец-то воссоединиться вновь? Груз вины спадёт с плеч Улля, а сам он воссоединится со своим возлюбленным? И Лив вновь обретёт свою семью, отобранную у неё по чужой жестокой прихоти?.. Девушка не знала точные ответы на ворох вопросов, поднявшихся в голове, но отчаянная надежда не просто не хотела покидать её, но лишь усиливалась. И Лив с нетерпением ждала завтрашний рассвет.