Семь печатей на душе

Комната укутана едким дымом, сладостным дурманом и алкогольными парами, словно кто-то прошёлся по картинке серым аэрографом, портя всю многолетнюю работу кропотливого художника, и только в углу, на блестящей коже дорогого чёрного дивана лежит тонкая фигура и изливает душу бокалу вина, такому быстротечному и молчаливому собеседнику. Вот он наполнен по края, а вот в нем только несколько капель на стенках, которые не желают встречаться с мёртвым поцелуем. Чёртова вампирская сущность долго держала голову кудрявой бестии трезвой, но та снова победила, в том числе и саму себя: вампирская регенерация уступила …цатой бутылке вина. Голову кружило, а дыра в груди ощущалась не такой уж огромной и мучительной. «Вот и посидели, называется, обдумывая прошлые приключения за бокальчиком вина и другим… мужчинами», — поправила сама себя в мыслях вампирша. Внутри тихо, точно всё вымерло после ядерной войны. Мирно, спокойно, но не так. Как заманчиво звучало «ничего не чувствовать» и как опустошающе дико это ощущалось… Вернее, не ощущалось никак, совсем. Буквально. Не было даже желания продолжать жить. Надо было так напиться, чтобы оборвать все провода разом, а не только красный. — Кто ты такая? — выплёвывая слова заплетающимся языком, спросила девушка у кривого отражения на стенке бокала. — Кто, дьявол тебя задери? Это был самый настоящий срыв, причём раньше до такого не доходило; но ведь и чем дольше живёшь, тем больше копится за плечами кульков с осиными гнёздами, ворошить которые всегда жаляще больно. Очередной укол чувств стал последней каплей, из-за которой чаша, носящая древнее и красивое имя Катерина, треснула. Угарный газ усиливал эффект алкоголя. Он заполнял трахеи вместо сигаретного дыма и с радостью поддавался глубоким вдохам. Совсем ничего не чувствовать оказалось страшнее, чем чувствовать всё и сразу. Не чувствовать ни страха, ни голода, ни дурной головы. Вампирша потеряла контроль на своим телом и окружающим миром, вот только Пирс не жалела ни о чем: ни о сгоревшей душе, ни о горящем доме, ни о языках пламени у самых ног, ни о надвигающейся героической смерти. Ей будет всё равно, даже если она прямо сейчас сгорит в ненасытном огне. Вампиры горят, и очень даже хорошо, феерично. Наверное, красиво, когда сгорает всеобщий враг, только Пирс не волновало даже то, что она делает огромное одолжение всем, кого когда-либо знала за свою длинную жизнь. Она отключила все эмоции, и под натиском алкоголя даже выработанные до рефлексов попытки выжить будут бесполезны. Всё, конец, Ад, встречай королеву! Это поражение, крушение, провал. Это фиаско. Пирс не в состоянии с первого раза подняться с дивана, зато с необычайной лёгкостью открывает ещё одну бутылку. В неловкой нетрезвости она сталкивает с подлокотника бокал и впитывает в себя звон битого стекла. Ей бы обязательно понравился этот музыкальный треск раньше, но сейчас было пусто. Кэтрин засасывало всё глубже в чёрную дыру, которая манила обещанием вечного спокойствия и мира, манила отсутствием ощущений, а на деле оказалась ничем. Ни чёрной дырой, ни пустоцветом, ни тем более свободой. Пустотой. Кэтрин бы обязательно вернула себе способность чувствовать хотя бы несколько эмоций: страха и наслаждения было бы вполне достаточно, большего не надо. А сейчас глаза видят опасность, здравомыслие требует подняться и уйти из пожара, а тело тонет в чёрной коже дивана и не выполняет ничьих команд. Вино из горла бутылки оказалось вкуснее, чем из бокала, но ни удовлетворения, ни стыда некрасивая выходка не принесла. В этот раз полетела бутылка, звон оказался не менее эффектный, чем от бокала. Вампирша поднялась с софы, придерживаясь за подлокотник, и подошла к бару, по привычке цинично всматриваясь в этикетки. — Дрянь, — она стянула бутылку с полки, бросив её о напольную плитку, и схватилась за следующую. — Дрянь. Кэтрин повторила действия ещё несколько раз. Обволакивающий дым заполнял пустоту и тянул за собой прямиком в ад. Вот уже черти пляшут по барной стойке, за спиной треском смеётся Люцифер и спускает с гремящей цепи Цербера. Кэтрин бы испугалась его клыков, горячей слюны и когтей, но сейчас только отвернулась, чтобы не дышать смердящим трупами дыханием пса. Отвернулась и наткнулась на единственный холодный предмет в аду. В свои видения Пирс уже верила, не удивляясь ни дьяволу, ни Церберу, ни носителю двух ледяных озёр-глаз, заключивших в себе все воды Стикса. Окунуться в них и забыть абсолютное всё. Снова этот «М», персональный мучитель, морок и мерзавец. — Вот мы и встретились в аду, как ты того и хотел, — немного глотая гласные, протараторила Катерина. — Миленько тут… — Всю душу излила вину? — подал голос нечёткий образ того, кого Пирс сейчас хотела видеть меньше всего (хотя глаза оставила бы). — Ах, как же я мог забыть, тебе изливать нечего. Сколько ты выпила? Слова с языка слетали искрами, бились об кожу, посылая слабый разряд тока, но, не доходя до человеческого мотора, все сигналы глохли. — Сколько надо. Может, забудем наши разногласия? Вспоминать былые раны — лишь напрасно тратить нервы, силы, — девушка скинула ещё несколько бутылок и наконец ухватилась за достойную. — Чувства — боль, без них невыносимо, хочется хотя бы одного бокала, хотя бы глоточка, чтобы понимать, что ещё существуешь. Как ты ходил без эмоций? Это же абсолютно... — она ухватилась за барную стойку, чтобы устоять на ногах, и закусила губу, подбирая наиболее точное слово, — никак. — Я — прекрасно! На автопилоте, без совести, но с отменным чувством юмора и любовью к женскому чреву, а вот ты — дура и отрава сама для себя, Кэтрин Пирс, — мужчина перехватил девушку за талию и закинул себе на плечо, унося из горящего дома, спасая свою жизнь и жизнь перепившей, бесчувственной стервознице. — Деймон, — на грани шёпота позвала вампирша, стараясь подняться на локтях, опираясь на плечо. На мгновение вампир замер, вслушиваясь в пьяные слова не-подруги. — Это всё из-за тебя, так хватит мучить меня хотя бы в моем собственном аду. Мужчина ничего не ответил, усмехнулся и как бы случайно ударил пьянчугу об полки с вином при резком повороте, отчего та мгновенно повисла тряпичной куклой. Меньше пьяных слов, меньше трезвых вопросов после. — Да, так однозначно лучше, пока ты ещё что-нибудь не ляпнула, о чём потом пожалеешь, — вампир перехватил ношу поудобнее на плече и, пригладив волосы свободной рукой, почесал затылок в поиске выхода. Волосы вампирши уже подпалились и пахли подгоревшим цукатом, а обгоревшие руки источали запах поджаренного мяса. Огонь уже начинал лизать и запястья Деймона, поджигая любимую куртку. Про одежду Пирс вообще говорить не приходилось, та пропахла дымом на многие года вперёд и восстановлению не подлежала. Переместившись с нечеловеческой скоростью на первый этаж, вампир толкнул дверь ногой, выходя прочь из горящего дома, и направился по предрассветной улице домой. Только солнце выкинуло первые лучи на небольшой городок, как под ухом зашкворчала кожа. — Ты ещё и кольцо потеряла, самоубийца? — нет, оказалось, что рукав куртки подхватил язык пламени и уже поедал белоснежную матовую кожу выше локтя. Скинув с плеча нелёгкую ношу, Сальваторе накрыл уже больше похожую на подгоревшую шкварку девушку своей курткой и рубашкой, туша огонь, укутывая точно младенца в пелёнки, и перехватил на руки, стараясь поскорее скрыться за стенами поместья от любопытных зевак, спешащих на работу. — Ну ничего, я тебе ещё отомщу за все нервы, маленький Гитлер. Распахнув дверь в прихожую мощным ударом ноги так, что несчастная деревяшка громом поцеловалась со стеной и оставила свой след «от помады», Деймон разъярённым шагом прошёл в гостиную и бросил свёрток с рук на диван. Закрыл окна, шторы и даже свет включать не стал. Не дожидаясь, когда бочонок с однозначно только лучшим вином продерёт глаза, спаситель женской упругой задницы этого горе-алкоголика удалился на кухню, весь пыхтя, точно закипающий чайник, шепча под нос все известные ругательства. Возвращаясь с кухни в руках со стаканом виски со звонко бьющимися друг об друга кубиками льда, Сальваторе наступил на какую-то ручку в дверном проёме. Помянув словом недобрым младшего брата, он пнул ненужный этому дому предмет куда-то в темноту комнаты и продолжил свой путь. Подойдя к диванному столику, он, не стараясь приглушить удар, поставил стакан и снова услышал хруст под ботинком. В этот раз подбирая ручку с пола, ему не захотелось её швырять, вариант применения быстро пришёл в голову. Гримаса усмешки, доминантности и возможности отыграться за все потрёпанные нервы и прожжённую куртку, не затронувшая леденистые глаза, маской прилегла к лицу. Стянув с девушки, что вечно вызывала головную боль вперемешку со страстью, кожаную куртку, Деймон над верхней губой Кэтрин нарисовал плотный прямоугольник, делая вампиршу ещё больше похожей на недавно упомянутого персонажа истории. Она начала просыпаться с тихим полустоном. Сальваторе спрятал ручку и быстро включил телевизор на новостном канале. Хотя после крупных событий каждый канал в этом городе становился новостным. «…доме было найдено несколько человек — десять мужчин. У семи ожогами покрыто больше пятидесяти процентов тела, но ещё есть надежда их спасти, врачи работают не покладая рук. Троим пережить мальчишник не удалось, им уже ничем не смогли помочь. Среди пострадавших были и известный певец… актёр… и политический деятель соседнего штата…» Щёлкая пультом, Деймон не слушал имена жертв, на всех каналах высвечивалось одно и то же сообщение. — Много же ты псов собрала у себя, — стон повторился. — Тазик принести? А я думал, что Стефан не умеет пить. Теперь хоть понятно, в кого он такой. Даже не отрывая голову от подушки, Кэтрин осипшим от алкоголя голосом прохрипела: — Это ещё один сон или Цербер и черти тоже где-то рядом? — по привычке вскидывая брови и обводя взглядом комнату в поиске глюков, Кэтрин приподнялась на локтях и, не найдя больше ни одного видения, упала на подушки, потирая ушибленную голову. Деймон вместо ответа воткнул многострадальную ручку в плечо уже совсем не кудрявой бестии, просто лохматой. Та взвыла от боли и вырвала из своего тела кусок пластмассы. Только тот не выдержал столько издевательств над собой за один вечер и рассыпался на осколки, проникая глубже под кожу нестерильными иголками. Совсем не красивым треском, а не звоном. Вампирша даже не застонала от досады, выпустила остатки ручки из ладони на пол и отвернулась лицом в спинку дивана. Всё ещё пусто. — Что, даже не попытаешься убить меня? — наигранно удивился вампир, но после потерял интерес — то была не Кэтрин, с которой каждое слово казалось отравленным сладким ядом ножом, то была лишь тень, блеклая пустышка, отражение в старом замыленном зеркале. Вампир прицокнул языком и спросил то, что однажды Кэтрин спросила у него: — Плохой день? — Плохой век, — совсем без интонации, язвы или хоть каких бы то ни было чувств ответила девушка ровно то, что и он тогда. Только голос её звучал, как на кассетной плёнке времён её молодости, которую заслушали до дыр, а остатки сожрала моль. Настолько пустых и неинтересных существ Деймон не видел никогда, если не считать Бемби, которыми уже закусил его брат: такие же пустые глаза, тонкие ножки и потрёпанная шкура. Вместе с чувствами Кэтрин оставила в том горящем доме и свой огонь, запал, весь свой тошнотворно-сладкий яд. «Захлебнулась в нём, — осклабился вампир собственной мысли, — превратилась в Уроборос, и скоро сама себя сожрёт. Если только не иссохнет, но, скорее, из-за отсутствия страха попадёт на виллы селян или других своих многочисленных друзей». Вампир намеревался начать лекцию о том, как следует отключать эмоции, но, видя отсутствие реакции овоща на диване, решил придержать нотации до воскрешения былой болезни по имени Кэтрин Пирс. Не верил он, что мир так легко и быстро избавится от этой сибирской язвы. Крепко задумавшись над методами снятия последнего обновления, Сальваторе не сумел выдать ничего умнее, чем... — Чтобы включить эмоции, нужно что-то почувствовать… — перебирая в голове варианты, мужчина не услышал «гений», бесцветно буркнутое в спинку дивана. — Что ты чувствуешь? Может, сможешь и сама нажать на рубильник, Мисс Я-Везде-Одна? — Я не чувствую ничего, в этом же и проблема, малыш, — это её «малыш» должно было прозвучать с издёвкой, и Деймон сам в мыслях окрашивал слова в нужные тона, пока Кэтрин выдавала только серую мазню. — Абсолютное ничего. Я думала, это будет… — она на мгновение задумалась, подбирая слово, а после продолжила, — легче, но на деле дерьмо полное. Вампирша перевернулась на другой бок, свешивая руки и голову с дивана и обдавая спасителя ещё свежим запахом вина, не успевшим превратиться в перегар. — Где Цербер? Кутёк, иди к мамочке, — почти заботливо позвала девушка недавний глюк, но то была фикция, которой она часто пользовалась, и та вошла в привычку. На слишком картинное удивление собеседника она продолжила. — Я в поганейшей чёрной комнате с выключенным светом ищу крохотный рубильник, который может находиться и на потолке. Так понятней, что я не могу вспомнить, какого это, чувствовать? Если бы Деймон сегодня встретил эту девушку впервые, то непременно бы решил, что она злится, но, поскольку их знакомство не ограничилось одним десятилетием и проходными коридорами, а перетекло в столетнее родео по спальням, он чувствовал разницу между гневом Кэтрин и этой обёрткой. — Тогда смотри внимательнее, я посвечу фонариком, — не реагируя на хамство подопечной, предложил спаситель. — Благородный до серебряных лат и белого коня под седлом, — уже почти удалось фыркнуть по-настоящему бестии. — Зачем тебе это? Кай все равно выбирает Герду, разве не так работают законы сказок? — Вау! Если язвишь, значит, не всё потеряно. С чего ты вообще решила, что мы в сказке? В этом мире мужчины любят сжигающих стервозных сучек, как ты… — растянув последний звук, чтобы подумать, он коротко, но ёмко дополнил, отводя взгляд, — была. Резко поднявшись с пола у дивана, Деймон стал наворачивать круги вокруг девушки, точно коршун над добычей. И в одно мгновение он будто просиял, сам зажигаясь фонариком. — Есть у меня одна идея, как вернуть тебя. Буду делать то, что у меня получается лучше всего! — растянув губы в самой нахальной своей усмешке, остановившись у изголовья софы, он снова присел на корточки и перехватил помятое от подушек лицо ладонями, проводя большими пальцами по скулам. Ухмылка пропала, в глазах заволновалось море. Идея казалась прекрасной и ужасной разом. Приподняв голову своей болезни от диванной обивки, Сальваторе заставил посмотреть себе в глаза. Карие оказались холоднее его серых. — Не переживай, Снежная Королева, сейчас мы тебя растопим. Склонившись ниже, он хотел аккуратно соприкоснуться губами, но на глаза бросились недавно нарисованные гитлеровские усы, и вампир — сначала беззвучно, а потом и в голос — бессовестно заржал, не в состоянии держать себя в руках. Вампирша уставилась на придурка на полу со сведёнными к переносице бровями. Что за фокусы он решил тут устроить? — Подожди минутку, мне нужно время, чтобы решиться поцеловать самого Адольфа Гитлера, — не переставая бесстыдно угорать, вампир откинулся на спину, падая на ковёр. — На войне я вроде как пытался его убить. Вот это поворот! — Кого? — в голосе зарождалось раздражение, оно дрожало в связках битыми стёклами бутылок из-под вина, царапалось обломками пластмассы, прорываясь нервным тиком под правым глазом. — Зеркало, — всё, что смог выдавить из себя задыхающийся вампир. Вот узнает Пирс, что он натворил, и поможет ему наконец отойти на тот свет. А то задержался он тут, бедняжка. Кэтрин ядерным вихрем подскочила с ложа и умчалась в душевую, где висело гигантское зеркало во весь рост. Увидеть растрёпанные волосы, стёртый макияж, опалённую кожаную куртку, джинсы с бордовыми разводами от пролитого алкоголя и всюду преследующий запах гари ещё куда ни шло, — даже ожоги на теле она бы стерпела — но новый аксессуар, небрежно штрихованный чёрной ручкой над верхней губой, спичкой чиркнул по коробку, освещая доселе мрачное помещение, словно в заполненной газом комнате. Бам! Зажигая огонь в глазах и разливаясь расплавленной магмой по телу со скоростью радиации при бомбардировке. Карие глаза так полыхнули жаром, что могли расплавить зеркало перед собой и воздух в радиусе десятка метров, поджечь столетний дом, заразить своим ядом весь город и лишить его жизни на многие-многие века вперёд. — Деймон! — в иступлённой ярости на весь дом фыркнула вампирша, воскресая в воображении самые изощрённые казни для «М». Стерев ручку с лица, Кэтрин пошарила глазами по сторонам в поиске предмета, что поможет реализовать месть. Из всех возможных вариантов использовать здесь и сейчас Кэтрин предпочла самый быстрый. Перехватив деревянный карандаш для бровей (оставленный, возможно, её двойником, возможно, ещё десятком девиц, ночевавших в этом доме) с полочки, она походкой опытной львицы на охоте вышла к утирающему слёзы смеха вампиру, держа одну руку за спиной. Мужчина быстро почувствовал, как под кожей зашевелился инстинкт самосохранения, но любопытство испытать Кэтрин версии 3.0 оказалось проворнее и первым захватило управление над телом. А девушка всё приближалась, точно айсберг к Титанику, заполняя собой пространство всей комнаты, поджигая её, начиная с занавесок и заканчивая дорогущими лакированными ботинками Сальваторе. Пожар сотой категории по имени Кэтрин достиг опасной близости, и Деймон наугад сделал шаг назад. Потом ещё один, и ещё, отступая, пока отступать стало некуда —  он упёрся в стену собственного дома. — Кэтрин, а как же «забудем наши разногласия»? «Вспоминать былые раны — лишь напрасно тратить силы»? Готов прямо сейчас всё забыть, — упираясь лопатками в стену, а грудью — в опаляющее дыхание перед собой, Деймон решил попробовать роль парламентёра. «Мой дом — больше не моя крепость» — пронеслось в голове вампира и, видимо, отразилось на лице, потому что через мгновение, которое длилось бесконечно долго, Пирс прошептала, обдавая собственным жаром и алкоголем узкие мужские губы. — Добро пожаловать в ад. Деймон едва сдержался, чтобы не упомянуть недавние глюки с адом в горящем доме, обязательно подшутив что-то вроде «Снежная королева ныне заведует отделением ада?», но задохнулся на первом же звуке, почувствовав, как нечто острое проходит между седьмым и восьмым ребром. Придя немного в себя от боли, Сальваторе сквозь свою фирменную улыбку прошипел так же дружелюбно, как и Василиск на ласку: — Кэтрин, милая, это печень, сердце немного выше. — Это... — Катерина нарочито медлила, подёргивая карандаш, наполовину погрузившийся в мягкую, неживую, но прекрасно ощущающую боль плоть, — то место, где ты уже сидишь со своими выходками! Отпустив импровизированное орудие пыток, Пирс пробежалась пальчиками по майке к самой горловине и, зацепившись за неё, резко потянула на себя, прижимаясь практически всем телом, надавливая на карандаш уже своими рёбрами; только лицо оставалось в непростительном отдалении от окрашенных лиловым вином ядовитых, но предательски соблазнительных губ. — Однозначно, довести кого угодно до белого каления — твой неповторимый талант! И знаешь, что самое смешное? Все твои извращённые фантазии насчёт нас — это всего лишь фантазии. Глупые, наивные фантазии, выводящие меня даже в бесчувственном состоянии из себя. — О! Восприму это как комплимент, — за ядовитой партией вампир совсем забыл о постороннем предмете в теле и склонился чуть ниже, всё же целуя бывшего Гитлера. Собственнически, по-хозяйски, властно, не позволяя Пирс опомниться и сопротивляться, Деймон обвил её талию, прижимая плотнее к себе, вцепился пальцами в волосы, управляя движениями девушки не хуже, чем Карабас марионетками. И не отомстить за порванную любимую майку и переживший все алкогольные вечеринки орган он не мог — с силой закусил клыками нижнюю губу вампирши, прокусывая кожу и слизывая собственное отравленное вино, за что и получил ещё один (уже резкий) удар, который вогнал карандаш под кожу, быстро затягивающуюся под действием старшей крови. — Попробуй теперь вытащить, малыш, — вот теперь это звучало так, как надо. Отступив на несколько сантиметров, Пирс явно испытывающе провела острым язычком по нижней губе, пробуя на вкус собственную кровь и шепча так же бесцветно, как едва ли больше получаса назад на вино. — Дрянь. — Зато ты стала прежней. А теперь беги, Кэтрин Пирс. Делай то, что лучше всего получается у тебя, — акцентировав особое внимание на последнем слове, Сальваторе припомнил подходящую фразу и выдал не своим голосом. — Беги и никогда не возвращайся. — Скажи мне, что ты сейчас не цитировал Шрама из «Короля Льва», — закрывая ладонью глаза от бестолковости своего порождения, девушка безвыходно покачала головой. — Акуна Матата, сучка, — ухмыльнувшись, Деймон улёгся на диван, который не так давно занимала гостья, и опрокинул в себя остатки виски, прежде чем изменить собственный статус косметички. — И всегда пожалуйста за спасённую шкуру. Даже не оборачиваясь к двери, мужчина знал, что собеседница уже свалила из его хором, но послание до неё дойдёт обязательно, и расплатится она в следующий раз, поскольку ни он, ни она за просто так ничего друг другу не делали.