Simple text

Бодрящая, утягивающая ввысь мелодия гремит так, что дачный сортир сотрясается от вибраций, разбрасывая дерьмо в разные стороны. Степа жмурится недовольно, стараясь не попадаться на глаза Всезнамусу, ведь проигрывается очередная песня Сергея Лазарева. Не то чтобы Степа был против подобной музыки, он вообще никогда не был меломаном, но вот воодушевление профессора — это опасно. Особенно, когда он в настроении. Степа прячется под столом, зная, что профессор слишком увлечен словами: «Вот лежу на белой кровати я, бицепсы и кубики себе накачал, превращаюсь медленно в стену я, но, а на моей груди дыра», потому несколько минут форы у него есть. Ежеминутно слышен зов: — Степа! Степа! Я чувствую ритм, я будто бы снова молод! Я жажду станцевать танго. Где ты? Какой-то мудак из верных зрителей передачи прислал письмо, в котором рассказывал о том, что танго изначально было парным мужским танцем. Глаза профессора в тот же миг загорелись прямо-таки адским пламенем желания. У Степы после этого неделю болел зад, а на следующую неделю — голова. Прошел в принципе уже месяц после того злополучного письма, но вот профессор, кажется, не унимался в своем стремлении опробовать заученные по книжке танцевальные движения на практике. «Исполнять танго под Лазарева в паре с престарелым мудаком, предел мечтаний», — только и проносилось в голове Степы. Он раскачивался вперед назад, ожидая, когда приступ у профессора сойдет на нет, когда он в одиночку напрыгается так, что потом схватится за сердце и медленно сползет по стеночке, желая лишь отдыха. В мыслях Всезнамуса же проскальзывают, как блики, его собственное прошлое. Почему-то он казался себе намного круче. Чего-то не хватало, наверное, лома или… или… еще каких-то вещей. «Главное, что очки на месте», — вздыхает облегченно Всезнамус, не переставая отыскивать взглядом своего верного голубого помощника. — Степа! — нервно восклицает профессор. — Время научного эксперимента! Вылезай где бы ты ни был! «Ага, сейчас, бегу и падаю», — качал головой Недотепкин, думая о том, что он настоящий мальчик, хотя антеннка где-то за ухом все равно выглядывала. «Давно же ты умом поехал, неуважаемый». О прошлом Всезнамуса он боялся вспоминать, ведь не раз получал за это по башке. В принципе, его и так жизнь устраивала, чего мутить воду. — Вот ты где, Степа! — вдруг послышалось над самым ухом Недотепкина. Он раскрыл глаза, уставившись прямо на Всезнамуса. Пожилой мудак же, широко улыбаясь, ухватил пасынка за рукав водолазки: — Пошли, пошли, пошли скорее, а то ты все пропустишь! — Н-н-н-не надо, профессор, — недовольно проскулил Степа. — Степа! — вытащив того из-под стола целиком, кричит Всезнамус. — Танго! Оно разнообразит наши отношения, добавит в них искру, интереса и неожиданности. И вообще, никогда не поздно учиться чему-то новому! Степа искренне ненавидит танцы, но у профессора есть свойство уговаривать. — Это будет наш научный экскремент? — с надеждой спрашивает он. — Степа, — хмурится профессор, — ты всегда был всеми руками за, когда нужно было что-то проверить. — Ваше «что-то» я проверю после передачи, — коварно усмехнулся Степа, надеясь отвлечь Всезнамуса, к тому же песня все равно уже почти заканчивалась словами: «Я божественен, я красивый мэн, за спиной парни из ДПС». Профессор же широко улыбнулся. — Отлично! Отлично, Степа! Какой ты молодец. А теперь пошли танцевать, давай, быстро положи мне руку на талию, я буду вести. Этот обычай, как ты помнишь, древний и берет начало из Аргентины… Только-только Недотепкин расслабился, как жизнь опять ударила его под дых. Выполняя просьбы профессора, он старался думать о том, что хотя бы не в руках своей матушки. У него есть заботливый отчим. Песня тем временем пошла по второму кругу.