Simple text

Когда Всезнамусу приходит очередная светлая идея, Степа готов телепортироваться на Луну без скафандра в одиночку. Тем не менее сегодня дачный сортир спокоен, нет ни одного звука, способного его потревожить, так же как нет упоминаний о гуках, чтобы в очередной раз затянуть приветствие перед шоу. Степа, подперев голову рукой, сидел за столом и наблюдал за тем, как Всезнамус копался в мусоре и доставал оттуда покрытые десятидневным пеплом бычки. Курить он по его мнению начал недавно, хотя Степа как никто другой знал, что курил Всезнамус еще задолго до того, как они переехали на дачу. Главным все равно было не это, главным было то, что бычки использовались не для того, чтобы до фильтра вытолкать из них весь табак, а потом запихнуть в трубку. Главным в этом занятии была идея. — Степа! Я уверен, что тебе понравится то, что получится в итоге! — улыбался как черт Всезнамус, блистая широкой улыбкой. «Действительно», — пожимал плечами верный голубой ученик, наблюдая рядом с собой еще и несколько тюбиков клея ПВА. Если бы происходящее только можно было описать очередным письмом от подписчика. Ох, если бы… — Мы будем делать из бычков плюшевый домик! На этих словах Степе хотелось удариться головой о что-нибудь как можно сильнее, ведь если Всезнамус преисполнен такого решения, то такому действительно быть. Всезнамус тем временем отделял «Беломор» от «Перекура» и что-то тихо напевал, что издали могло показаться как новым треком Сергея Лазарева, так и небезызвестными БТС. Степе было если честно абсолютно все равно, какая музыка должна играть в этом моменте. Ему как никогда хотелось на волю. Но сраные бычки не заканчивались. В какой-то момент, когда профессор нагреб их с горочкой, то ткнул Степу в бок и назидательно произнес: — Теперь давай, отделяй их от бумаги. Давай, давай, давай! Степа с тяжелым вздохом повиновался, в подробностях припоминая, как отомстить сэр-гею после передачи за такое унижения. Руки в скором времени становились черными от пепла, бычки разворачивались и иногда обгоревший фильтр оказывался в другой кучке на столе. Клей между тем ждал своей очереди. «Как же я его ненавижу», — тихо размышлял в очередной раз Степа, пытаясь хотя бы злым взглядом скосить счастливейшую улыбку своего мучителя, отчима, ебаря и так далее… Пальцы слипались от клея, пепла и того материала, из которого сделаны фильтры. Домики получались кривыми и не очень надежными. Степа все же решил спросить: — Профессор, а зачем мы это делаем? Лицо Всезнамуса же полностью сосредоточенно на работе, казалось, ни одним вопросом его расстроить нельзя. Мечтательное выражение вообще редко сходило с него, что наверняка многих бы, если бы эти многие были в пределах досягаемости дачи, расстроило. Оптимист. Непотопляемый. В данном случае звучало как синдром или проклятие. — Как же ты не понимаешь, Степа. Скоро лето, наша лужайка перед дачей будет полна муравьев. Им нужно где-то жить! Степу изрядно перекосило. На миг он подумал, что сигареты содержали в себе вещество помощнее табака. Не может без повода так штырить. — Муравьи же в муравейниках живут, профессор, — осторожно произнес Степа, но, видимо, на взгляд Всезнамуса это было нифига не осторожно, потому что вызвало в нем искру гнева. Он стукнул верного ученика по макушке. А после схватил его за голову, притянул как можно ближе к себе и зловеще, подкрепляя это суровым взглядом, прошептал: — А наши муравьи будут жить в домиках. Я люблю муравьиные попки в салате, потому что они кисленькие и в них много витаминов… И ты тоже полюбишь. Степа сглотнул. Разговор перетекал в ту самую стадию, когда: «А что здесь ответишь?» Безумие заразно. Степа не решился поправлять своего учителя. А то мало ли, заставит жрать сразу муравейники вместо муравьев. Сигаретные бычки не заканчивались…