− Не стоило, право слово – наконец позволяет себе высказать свое мнение таинственный незнакомец, когда инцидент с кофе исчерпывается парой красивых банкнот, вежливыми поклонами в знак извинения и обещаниями зайти в заведение еще, но уже не со сведениями о том, как украсить комнату при обжаривании эфиопских кофейных зерен на «мокуэа», а с более ликвидной валютой. Тарталья вдобавок игриво подмигивает девушке-кассирше, и она ожидаемо краснеет легким румянцем, неловко, почти поспешно приступает к приготовлению латте для уставшего студента с забавной прической, и предоставляет Тарталье умопомрачительный шанс небрежно пригласить «рассеянного» господина сесть за столик у окна под шум включаемой конвекционной печи. В ответ слышится еле слышное «мгм» с очаровательными нотками изумления, и проблемные посетители направляются в конец зала. Их короткий путь до заветного места сопровождается цепочкой необычных бра, инкрустированных камушками корляписа, и, безусловно, выглядит все это донельзя прелестно — можно смело сказать, что интерьер зала только выигрывает в союзе с медово-теплым. Чайлд даже позволяет себе подумать о том, что местное убранство так же красиво, как и недавно увиденные им янтарные глаза, но мигом сметает эту мысль с полок своего сознания, не желая иметь дело ни с какими двусмысленными контекстами.
Ему просто нравится этот оттенок, и эта его неожиданная маленькая страсть к карамельно-золотому, естественно, способна все оправдать − и его внезапный интерес к совершенно незнакомой ему персоне, в том числе.
По крайней мере, ему хочется верить именно в это.
− Почему же не стоило? – спрашивает Тарталья. Любопытствует искренне, от всей души, ибо собеседник, как кажется на первый взгляд, полон сюрпризов и неожиданных ходов, стоящих внимания гроссмейстера на воображаемой шахматной доске (а Чайлду, признаться честно, иногда нравится «двигать фигурами»). − У Вас с собой все-таки была наличность?
− Нет, - просто отвечает спутник, чем вызывает недоумение, − Кажется, я все-таки забыл кошелек дома.
Очень быстро недоумение сменяется на выражение еле сдерживаемого веселья, которое, впрочем, моментально конвертируется в звонкий юношеский смех. Чайлд не видит во всей этой ситуации смысла − он без зазрения совести теряется среди абсурдности этой встречи, корляписа на пару с красными стрелками, аромата эспрессо и шуток, отпускаемых собеседником с ужасающей серьезностью. Новоиспечённый студент даже не предусматривает возможности отсутствия юмора в только что услышанной фразе – разве мог такой деловитый мужчина на самом деле иметь намерения расплатиться за кофе своими эрудированными знаниями об арабике? Даже в ситкомах такой сюжет – бриллиантовая редкость, а скрытую камеру Чайлд бы заметил уж точно, с его-то навыками 11-ого Предвестника он бы еще успел обаять режиссера своим профилем.
− Прошу прощения, кажется, я сказал что-то смешное? – осведомляется объект веселья, садясь за столик. Он чинно располагает руки на своих коленях, перед этим аккуратно поставив стаканчик с кофе на белоснежную поверхность. «Интеллигент» −отмечает про себя Чайлд, смахивая с глаз последние выдуманные слезы, выступившие от смеха.
− Нет, нет, не берите в голову. Просто атмосфера этого кафе поистине располагает на хороший лад, − находит вполне себе приемлемую отговорку Чайлд, делая глоток своего фраппучино, маленького приятного напоминания о холодной, горько-сладкой родине в жаркий осенний день. Собеседник, кажется, верит на слово, произносит очередное «мгм» и, наконец, притрагивается к бумажному стаканчику.
Только сейчас Тарталья замечает горячий пар, витиеватым образом клубящийся в воздухе, пропахшем молотой корицей, имбирем и апельсиновой цедрой. Выглядит удивительно волшебно, почти сказочно, но не это волнует юношу, отнюдь не это. Он легонько почесывает щеку пальцем, выражая неуверенность в своем решении выяснить малозначительный факт из жизни человека, знакомством с которым судьба одарила его всего-то одну академическую пару назад, но Чайлд все же соглашается на этот шаг, будучи личностью, не привыкшей идти на попятную.
− Извините, мистер.. наверное, сейчас я представлюсь вам чрезвычайно грубым и нетактичным, однако не могу не спросить… ведь я впервые вижу такого человека, как Вы – начинает Чайлд, внимательно следя за реакцией на чужом лице. Даже несмотря на свою страсть к стихийному решению всяких проблем, смачным, яростным боям в самой гуще событий, внутренний разум Тартальи все равно каждый раз опирается на тонкий, еле заметный здравый смысл, шепчущий о том, что правильной стратегией в любой ситуации является выяснение подоплеки обстановки. Такая тактика беспроигрышная, Чайлд знает это и без едких наставлений Дотторе. Поэтому не изменяет своим принципам и сейчас, прислушиваясь к совету наученного опасной профессией сознания. Его глаза сияют глубиной океанов, чаруют искрящейся свежестью, но на деле изумительно отражают синеву лживой водной глади – смеются озорным наслаждением от жизни, пряча за пеленой беззаботности скрупулёзный анализ. В этом весь он, в этом весь Тарталья. Безусловно, в итоге он достигает своего: с удовольствием ловит мимолетное движение чуть расширившихся янтарных очей − верный показатель вовлеченности в разговор. Юноша довольно хмыкает и смело переходит к сути вопроса:
− Вы сторонник экологического движения? – наконец спрашивает студент, подперев подбородок рукой. Кофе уже практически остыло, и почему-то Чайлд чувствует легкое разочарование – сказочный момент беспощадно упущен, растворенный в горячем паре.
В ответ слышится «нет, с чего Вы взяли?», и парень мысленно хлопает себя по лбу – конечно, он должен был догадаться о том, что его попросту не поймут с первого раза, надо было точнее сформулировать свою внезапно возникшую любознательность. Тарталья спешит исправить свою оплошность:
− Смотрю, Вы не взяли пластиковую крышку. Поэтому я предположил, что, быть может, Вы… как бы это сказать… «эко-френдли»?
− «Эко»… что? – неподдельно интересуется собеседник, и Чайлду не составляет труда мгновенно осознать непонимание, исходящее от красивого господина. Вместе с этим внезапно появляется мысль о том, что он до сих пор не знает имени этого загадочного человека. Две проблемы разом – Чайлд благоразумно считает происходящее вызовом, достойным внимания 11-ого Предвестника Фатуи. Здесь он, впрочем, предпочитает уже более дерзкие методы борьбы: еще один насущный вопрос слетает с языка раньше, чем Тарталья успевает подумать о личных границах.
− Как мне к Вам обращаться?
Мужчина издает тихий смешок, и вызывает этим приятное удивление у Чайлда (он никогда бы не подумал, что его случайно возникший знакомый способен на столь непринужденное веселье), затем резонно замечает:
− Вы желаете узнать об этом только сейчас?
На губах Тартальи расцветает игривая ухмылка – если бы они сейчас существовали в мире «Симс 4», то лично у него шкала настроения уже давно окрасилась бы в воздушно розовый – собеседник не так прост, как его малюет его же собственная рассеянность, и, признаться честно, юноше это чертовски нравится (настолько, что он готов продолжить их «игру» при несуществующих свечах и свежих багровых розах, поставленных в вазу).
− Лучше поздно, чем никогда. Вы так не считаете? – умело оппонирует Чайлд, отбивая «атаку» изящно, бесспорно, с нажимом на получение желаемого сейчас же, без последующих прелюдий. Он наконец допивает свой фраппучино, оставляя на прозрачном дне бесхозные бежевые капли, и в глубине души искренне надеется, что знакомство с еще пока неизвестным ему господином не закончится так же резко и безвольно, как купленное кофе.
− Чжун Ли, − мягко произносит собеседник, − Меня зовут Чжун Ли.
Тарталья легонько приподнимает уголки губ, испытывая неподдельное детское счастье от того, что теперь может беспрепятственно обращаться к партнеру по кофепитию по имени – призрачно кажется, что дистанция между ними невольно сокращается, и снова Чайлд совершенно ничего не имеет против этого. Он без сомнения возвращается к теме разговора, но уже вооруженный громогласным, привлекательным «Чжун Ли»:
− Приятно познакомиться, господин Ли. Я Чайлд Тарталья. К слову, «эко-френдли» означает, что вы стараетесь сохранять экологию нашей планеты. Например, нежелание пользоваться пластиком может быть сочтено за заботу о природном балансе. Думаю, я впервые вижу такого, как Вы. Обычно все пользуются крышкой…
− В самом деле? – изумляется Чжун Ли, изящно поднося сжатую в кулак руку к подбородку, выражая глубокое мимолетное раздумье. Чайлд уже начинает полагать, что это движение является фирменным в его арсенале.
Тарталье невдомек, что так могло поразить зрелого собеседника. Он ведь лишь сделал обычное умозаключение — все в рамках логики и никакого волшебства. Разве человек, знающий каждодневные ритуалы турок при приготовлении восточного кофе, никогда не задумывался о том, почему рекламные агенства все больше и больше акцентируют внимание на вреде пластиковых крышек? Или он вовсе не из тех, кто регулярно посещает кофейни?Скорее всего, так оно и есть, учитывая, сколько времени он потратил на обдумывание своего выбора у кассы. Однако стоит понаблюдать за ним еще, в его случае поспешные выводы могут выйти боком, и в итоге Тарталья безвозвратно потеряет нить разговора. Подсознательное эго вкрадчиво намекает Чайлду, что Чжун Ли — личность совершенно уникальная, и торопиться с чем-либо в его отношении не стоит от силы совсем.
Тем не менее, Чжун Ли все равно находит способ обратить тактики Чайлда в бессмысленный прах.
– Тогда я должен взять ее – на этих словах мужчина встает из-за стола и уверенным шагом направляется обратно к стойке. Прежде, чем Тарталья предпринимает слабую попытку остановить его.
Возвращается он уже с девятисантиметровой крышкой, гордо садится обратно за стол и надевает находку на стаканчик. Чайлд немного шокирован, в очередной раз разбит, и, да, ему хочется смеяться. Переливчато, эмоционально, с душой — как в театре. Снова появляется ощущение, будто он выступает за фоновый смех воображаемой аудитории в какой-нибудь комедии. Чжун Ли... оказывается слишком многогранной личностью, чтобы ее так просто можно было расшифровать, и Чайлд почти мирится с этим.
Тем временем мужчина продолжает свою «церемонию»: он подносит стаканчик ко рту, собираясь немного отпить из него, но, увы, не справляется с этой задачей (видимо, сказывается неопытность в этом деле), и, как следствие, и без того черная рубашка становится еще темнее из-за пролитого эспрессо.
Тарталья реагирует мгновенно: он инстинктивно берет салфетку и, перегнувшись через стол, наклоняется к пятну, чтобы его вытереть. Он не отдает отчета в своих действиях – слишком привык ухаживать за другими в силу большой и дружной семьи. Хотя… даже если бы осознавал, что творит, то все равно, наверное, проявил бы эту бесценную заботу. Ведь внутренне Чжун Ли слишком похож на ребенка, которому нужно внимание взрослого. И это, учитывая его ослепительно зрелую внешность…
Собеседник приподнимает брови в изумлении, и уже собирается что-то сказать, как его внимание резко рассеивается внезапным задорным возгласом, исходящим отнюдь не от Чайлда. Он поворачивает голову в сторону, и его взгляд ожидаемо натыкается на знакомую небесную лазурь.
− Каюсь, опоздал, − извиняется Венти, улыбаясь. – Но, может, мне все же следовало еще немного задержаться? – преподаватель искусств явно успел просканировать ситуацию, причем, сделал это, как всегда − по-своему оригинально. Чжун Ли чувствует, что старый друг только из уважения сейчас не хихикает ехидно, многозначительно прикрыв рот ладошкой.
− Господин Венти? – теперь наступает черед Тартальи удивляться. Он никогда бы не подумал, что следующая встреча со своим учителем произойдет настолько скоро, да еще и в кофейне. – Что Вы здесь делаете?
− Хаха, привет, привет, мой юный друг, - здоровается Венти, в привычной для себя манере обращаясь непринужденно и легко, − Я здесь, чтобы встретиться со своим другом – на этих словах он кивает Чжун Ли и сразу получает ответный кивок, − Обычно он предпочитает чайные, но в прошлый раз я нечаянно насолил владельцу чайханы, и мы условились взять перерыв и попробовать что-то новенькое, а именно – кофейни.
Чайлд просто не может не отметить, что эти двое, хоть и выглядят как две совершенно разные личности, в то же время идеально гармонируют друг с другом. У студента появляется ощущение, что сейчас они даже общаются телепатически, скрывая содержимое беседы от посторонних слушателей.
— Так вот куда Вы так торопились... — догадывается Тарталья, и в подтверждение своей догадки видит, как Венти смущенно почесывает щеку пальцем — прямо как он сам в аудитории после пары. Он огибает взглядом две фигуры напротив, и решение быстренько ретироваться всплывает само по себе — почему-то кажется, что здесь уже начинается граница приватной встречи. В принципе, номер Чжун Ли он всегда может потом услужливо спросить у господина Венти, так что Тарталья не видит особых преград для скорого прощания:
− Тогда, думаю, не буду вам мешать? Желаю вам приятного времяпрепровождения, а с Вами, господин Чжун Ли, надеюсь, судьба сведет меня еще раз. Буду ждать этого с нетерпением, − ярко подмигивает новому знакомому и кланяется Венти в рамках университетских деловых отношений.
− Безусловно, Чайлд. Не забывайте, я обязательно возвращу Вам свой долг, - чинно отвечает Чжун Ли, сложив руки на груди. Тарталья невольно вздрагивает и останавливается на пути к двери – Чжун Ли только что назвал его по имени? Если это не проделки воспаленного сознания, то звучит просто потрясающе. Почему, собственно, он реагирует на подобную мелочь со всей искренностью своей души? На этот вопрос Чайлд пока не желает отвечать — да и кому это надо? Можно ведь списать все на очередной вызов его фатуйской персоне — не за горами тот день, когда он разгадает загадку человека по имени "Чжун Ли" и умерит наконец свой юношеский пыл, не знающий абсолютно никаких поражений, даже если дело касается знакомств с людьми.
Ну а пока...
− Что ж, тогда до нашей следующей встречи,
господин Ли.
***
В этот раз пара в расписании полупотоковая, однако Чайлд замечает, что в аудитории присутствует даже студенты из других групп. «Неужели китайская литература настолько интересна?» − задает риторический вопрос Тарталья, вертя в руке черную гелиевую ручку. Ее ему дал (точнее, кинул в него) Скарамуш со словами «подавись, ублюдок», и надо же – реально понадобилась. Некоторые ведут конспекты на ноутбуках, и, да, Чайлд тоже не исключение, но сегодня почему-то так сложилось, что в его инвентаре лишь тонкая тетрадка с ракушкой на обложке и сомнительного происхождения ручка. Чайлд не жалуется – недаром ведь он выходит из любой ситуации победителем. К тому же, думается ему, китайская литература не столь сложна, чтобы заслуживать многострочных надписей.
Однако ж...
Он, определенно, должен был подготовиться получше.
