Я подарю тебе надежду

Студент стоит, подбоченившись, взволнованный, решительный, с легкой примесью смущенной раздражительности. В его синих глазах читается вопрос, взрывающийся жгучей любопытностью и беспрестанно требующий чужого, детального внимания, способного дать недвусмысленный, яркий ответ, но собеседник не спешит удовлетворять жадный интерес молодого человека. Чжун Ли сидит за столом прилежно, точно так же, как и в кафе, улыбается неуловимой улыбкой и медлит со своей реакцией, будто следуя строгому регламенту несуществующего сценария их щепетильного взаимодействия. Тарталья почти теряет терпение, желающий поближе познакомиться с «карточным арсеналом» преподавателя, стихийно ворваться в его планы, смешать их, спутать и остаться при этом победителем, пробуя на кончике языка сладковато-горький, головокружительный вкус очередного доказательства собственного превосходства, однако в глубине души терпеливо ждет. Не пристало ему ставить себя в заведомо слабую позицию – он хищник, но никак не жертва. Этим и пользуется Чжун Ли, мастерски манипулируя сложившейся ситуацией и, признаться честно, немного ею наслаждаясь – самую малость, безусловно (в разумных устаревших границах) — и даже позволяет себе вести себя дерзко: его изысканно терпкое «что ты имеешь в виду», словно крепкий чай в старинном заварнике, обливает Чайлда кипятком, так некстати обжегшим чувствительные фибры его души запальчивым любопытством — «оуу, так мистер Чжун Ли хочет поиграть? без проблем, так даже лучше». Тарталья снова отвечает на вызов. Он смеется своим фирменным смехом, заранее заглаживая шероховатости на миг возникшего напряжения и готовясь к атаке в падении с необычного ракурса (для него вся жизнь – это битва, а незначительные диалоги – планы боевых действий со своими несуразными стрелками операций на заскорузлой карте и постоянным желанием набить морду вражеской экспансии). — Хах, значит, вы меня не понимаете, господин Чжун Ли? – переспрашивает Чайлд, и, увидев согласный кивок головы, решает применить технику Скарамуччи под названием «выбей из этого дерьма все дерьмо, лайт версия» (официально запатентовано шестым Предвестником), которая стабильно не подводит в любых ситуациях и помогает решить проблемы легко, быстро и без пыток (в перспективе). Он непринужденно приближает свой корпус, наклоняясь – поза непривычная для него, но Синьора настоятельно ее советует, ибо «смазливые мальчики должны пользоваться своими достоинствами» — смотрит пристально в янтарные глаза напротив, отмечает аккуратные красные стрелки, похожие на доказательство ярко-кровавых слез, скрывающих неуемную боль, и задает вопрос: — Что вы сегодня ели на обед? Чжун Ли легонько вздрагивает от удивления, точнее, Чайлду хотелось бы думать именно так — приятно знать, что ты являешься причиной необычной эмоции у человека, тем более, если этот человек – достопочтенный Чжун Ли, ясно дающий понять, что его истинные эмоции намеренно спрятаны где-то глубоко внутри, за каменными засовами, затвердевшими хрен знает когда. В любом случае, как бы то ни было, профессор не сразу отвечает на вопрос. Кажется, он интуитивно чует какой-то подвох, но не знает, какой именно. Издает привычное «мгм», сверлит взглядом деревянную поверхность стола, пытаясь разгадать неведомую тайну, собирается с духом и наконец удостаивает юношу ответом: — Сегодня я еще не обедал. Чайлд ухмыляется, натыкаясь на чужую покорность (хотя и принудительную) и продолжает свой мини «допрос»: — Сколько вам лет? — Я уж точно старше тебя, Чайлд Тарталья. — Ну-ну, не стоит так холодно, господин Чжун Ли. Можете звать меня просто Чайлд. — К чему эти вопросы? Ожидаемо. Вполне ожидаемо. Но, естественно, Тарталья не намерен раскрываться так легко. Играться с людьми — не его стиль, однако Чжун Ли другой: от него исходит невыразимая аура глубокой силы и мощи, от которой беззастенчиво сносит крышу, а сильные соперники требуют особого внимания, даже можно сказать, ласкового трепета и очаровательной нежности времен пубертата, когда экстаз от битвы непрошено вызывает счастливую улыбку. — Давайте сыграем в одну игру, не против? Как у вас это обычно называют? «Контракт», верно? — Ты желаешь заключить со мной контракт? Чжун Ли заинтересован, Чайлд чует это нутром, еще немного — и он точно попадется на крючок. Говорят, в Ли Юэ прежде всего чтят традиции, и смысл контрактов, как основа отношений, заложенная Рекс Ляписом, имеет для жителей портовой местности первостепенное значение. Тарталья не столь глуп, чтобы разбрасываться такой драгоценной информацией, и в рамках метода Скарамуччи не воспользоваться ею было бы грешно, поэтому он без промедления подтверждает догадки профессора: — Да, давайте заключим контракт. — Условия? — Вы будете отвечать на мои вопросы предельно честно, что бы я ни спросил. — Мгм, что я получу взамен? — Хм… дайте подумать… как насчет этого? Я исполню любое ваше желание. Янтарные глаза на миг заблестели. Непонятно только… чем? Так или иначе, можно смело сказать, что предложение Тартальи явно имеет некий вес для Чжун Ли, и он, скорее всего, не проигнорирует возможность воспользоваться Чайлдом. На размышления он отводит секунды. Затем издает непонятный удовлетворительный звук и произносит заветное «я согласен». Тарталья хмыкает и незамедлительно начинает исполнять свою часть их неожиданного контракта: — Сегодня вы двигались… довольно необычно. — Тебе понравился семинар? — Довольно познавательно, учитывая то, что вас я совершенно не ожидал увидеть. — Ох, прошу прощения, в прошлый раз я забыл упомянуть, где работаю. Наверное, ты и вправду был изумлен. — Ммм, что ж, вы правы. Однако стоит заметить, что удивлен я был отнюдь не тем фактом, что вы преподаватель, а тем, что вы исполняли сегодня. Чжун Ли молчит, выжидая: он знает, чего добивается любопытный студент, но до последнего надеется, что до выяснения истинных обстоятельств разговор не дойдет. Если честно, ему бы хотелось поведать о своих намерениях в другом, более уютном месте, предрасположенном к щекотливой беседе, но Чайлд оказывается слишком проницательным мальчишкой. Эх, Барбатосу стоило предупредить его об этом. — Вы из разведки? – наконец раздается долгожданный вопрос, и Чжун Ли только из уважения к контракту не может снова небрежно ответить «а что ты, собственно, имеешь в виду». Он обоснованно приходит к выводу, что наступило время расставить все точки над «и». — Откуда такие выводы? — Обычный человек не двигался бы подобным образом. Навскидку скажу, что вы занимаетесь боевыми искусствами лет десять, не меньше. Пользуетесь длинным оружием? Неужели винтовка, или я узко мыслю? — Двадцать пять лет. — А? — Я занимаюсь искусствами уже двадцать пять лет. Точнее, занимался. Тарталья вскидывает брови, обе. Он не может выказать шок иначе — одна вскинутая бровь сделала бы его образ более игривым, но Чайлд – честный малый, он старается жить на широкую ногу, наслаждаясь каждым моментом мимолетного существования, поэтому не привык ограничивать себя в эмоциях (исключение, конечно, составляют те эмоции, которые связаны с его профессией). Его хватает лишь на неуклюжее «вау», и Чжун Ли как ни в чем не бывало продолжает: — Я не агент, так что не бойся меня. Даже наоборот… я твой союзник. — Ха? В каком смысле? – вопрошает Чайлд в полном недоумении. «Что, черт возьми, здесь происходит?!» — хотелось бы крикнуть ему, уж больно ситуация с самого начала смахивает на ту, где его бессовестно держат в дураках. Он то думал, что сейчас расколет этого странного мужчину, выявит для себя в нем вражеский объект и сломит как некачественный корляпис. Но Чжун Ли снова находит чем парировать наступление. — Хм… можно сказать… я работаю на «Царицу», мы… заключили соглашение, и поэтому, — профессор встает из-под стола, подходит к опешившему на миг, но не растерявшего решительность, студенту и подносит руку, обтянутую перчаткой, в дружеском рукопожатии, — я закрою глаза на все твои действия в Ли Юэ, пока ты не достигнешь желаемого. — Должен ли я вам верить? – Тарталья сомневается и, между прочим, небеспричинно. Значит, скорее всего, и господин Венти как-то замешан в этом деле, а та «случайная» встреча оказалась фарсом – что и следовало ожидать от этого задания, не зря ведь Пульчинелла доверил его именно Тарталье, неопытному 11-ому с хаотичными замашками бойца, а не Скарамучче, ветерану организации, чей язык может не только дерзить, но и мастерски (всевозможными хитроумными сплетениями) выводить информацию из других. Все встает на свои места. Однако Чайлд не чувствует удовлетворения. — Оставляю выбор за тобой, — наконец отвечает Чжун Ли, но руку предупредительно не убирает. Кажется, он погружается в свои мысли и уносится прочь, в те воспоминания, которые он ворошить не хотел бы в обычных обстоятельствах. Тарталья видит в медово-теплых глазах дымку, морщит слегка свой лоб и с размаху шлепает по протянутой руке — ему никогда не нравился пепел, и… …обидно немного, когда его так откровенно игнорируют. — Хорошо, мне эти условия лишь на руку. Но… позвольте спросить… что требуется от меня? Чжун Ли в замешательстве, в легком таком, почти невесомом — но в замешательстве. Он не размышлял над вопросом о том, чего хочет от Чайлда. В его планы входило позиционирование интересов («я не буду тебе мешать, так что выполняй свою миссию»), выгоду он получил бы от «Царицы», но вот что с Тартальей? По сути их отношения также основаны на контракте, а взаимовыгода — существенное условие любых контрактных взаимодействий. Чжун Ли не может просто так нарушить традицию. Он придумывает на ходу что-то несуразное, но по его мнению — довольно серьезное предложение, которое обладает таким же «весом», как и слова «я не буду вмешиваться». Вдобавок, только таким способом, скорее всего, он сможет удержать хоть какой-то контроль над переведенным студентом (мало ли, ему взбредет в голову взорвать весь Ли Юэ).

В воздухе звучит головокружительный абсурд:

— Сопровождай меня.