Television Romance: New Year's eve

Существуют разные вещи, способные спасти жизнь.       Например, воздух в плотном вакууме. Вода после бесконечных скитаний по пустыне. Дождь в период засухи, почти сжёгшей поля. Костёр в смертельно опасный холод.       Улыбка любимого человека.       Чимин почувствовал, что она спасает его жизнь в тот самый момент, когда она расцвела на лице Чонгука спустя секунду удивлённого оцепенения. Было ощущение, что тот момент навсегда останется в чиминовой памяти: в гуле оживлённой улицы, под высокими рыжими фонарями, в серых оттенках города улыбка Чонгука сияла ярче полуденного солнца посреди лета в Модесто. Она грела, она позволила вдохнуть, она дала глоток воды. Чимин любил её. Чимин любил его.       Каштановые прядки чонгуковой чёлки чуть волновались от ветра, рука парня держала дверь чёрного джипа открытой, а Чимин удерживался за окно пикапа, и какое-то время не происходило ничего, кроме этого — весь мир вокруг остановился, глаза Чимина смотрели прямиком в глаза Чонгука, и шум затих, люди, машины, небоскрёбы — всё, что их окружало, исчезло.       Чонгук первым прервал зрительный контакт, переводя взгляд в салон машины, и его улыбка медленно сошла на нет, а выражение лица из радостно-удивлённого превратилось в растерянное. Тогда и сам Чимин испугался и шагнул вперёд, чувствуя, как сердце долбит по грудной клетке всё быстрее; больше всего он боялся, что Чон не станет рисковать и не сбежит с ним, и Чимин не знал, как смог бы справиться с этим.       Но в это самое мгновение Чонгук резко дёрнул блестящую отражениями фонарей дверь и со всех ног побежал в его сторону, и Чимин невольно подпрыгнул на месте, тут же торопясь открыть салон пикапа сзади, чтобы Чон мог быстро заскочить внутрь.       У Чимина пылали внутренности от волнения; он что-то вскрикнул, помогая Чонгуку и захлопывая за ним дверь, видя, как автомобиль его отца распахивает свои двери. Он с мгновенно возросшим гулом в ушах запрыгнул в уже заведённую Пиа тачку, и та кричала что-то вроде: «гони-гони-гони», а Чимин мог слышать только собственный учащённый от адреналина пульс. Он резко вжал педаль в пол, и пикап, будто соскучившийся по стритрейсингу, со скрежетом колёс рванул вниз по улице.       — Здесь налево!       Чимин торопливо повернул руль, и пикап немного занесло; они неслись по небольшим, несильно загруженным дорогам, но у Чимина сердце уже готово было вырваться из груди к чёртовой матери, и одышка была хлеще, чем если бы он дал круг по школьному стадиону; он почти не моргал, круглыми глазами глядя на дорогу и всеми силами пытаясь избежать аварии и никого не сбить; в какой-то момент он оказался посреди перекрёстка и почти проехал на красный свет, но ему повезло, и первым, о чём он подумал тогда, было то, что, слава небесам, Хосок не оторвёт ему голову за взявшийся откуда-то штраф на его имя.       — Теперь на четвёртую авеню! — кричала рядом Пиа, крепко удерживая навигатор.       — Это где?       — Третий поворот справа! Быстрее!       Чимин повиновался, еле справляясь с управлением; мимо в окне мелькали многочисленные стеклянные здания, бутики, ресторанчики, заполненные людьми; молясь всем существующим и не существующим богам, Чимин перестраивался из ряда в ряд, чтобы не угодить в пробку. Однако, когда он удосужился глянуть в зеркало заднего вида, он обнаружил, что ничего подозрительного за ними не следовало.       — За нами вообще есть погоня?! — уточнил Чимин, сжимая руль так, что тот грозился лопнуть от давления.       — Да какая к чёрту разница, это весело!       Чимин едва ли не задохнулся от возмущения. Заметив знак тупика, он завернул в небольшой закоулок, перегороженный сеточным забором, и остановился; кроме бака с мусором и чёрного входа в какой-то ресторанчик, обклеенного рекламными листовками, там ничего не было.       Он выпустил влажный от пота с ладоней руль и откинул голову назад; в машине было жарко — все тяжело дышали, как будто управляли посудиной вместе. У Чимина даже с закрытыми глазами мир кружился от пережитого кошмара; он с трудом сглотнул, обнаружив ужасную жажду, и опустил голову, пытаясь сфокусироваться взглядом на небольшом зеркальце, где увидел Чонгука. Тот закрывал лицо руками и качал головой.       — У тебя на заднем сиденье бутылка…       — Не могу поверить, — перебил его Чон и убрал руки, улыбаясь с прикрытыми глазами. — Чёрт.       Чимин повернулся к нему и глянул на Пиа — та устало засмеялась, вжимаясь в своё пассажирское кресло. Пак не сдержался и засмеялся тоже, понимая, что это скорее нервное, но от звука их общего смеха его сердце словно успокаивалось быстрее, и ему становилось легче.       Откуда-то с другого конца улицы была слышна полицейская сирена, а забор перед машиной был покрыт тонким слоем снега; в пикапе, где прежде пахло парфюмом Хосока, а потом — дурацкими закусками, которыми они с Пиа обзавелись по дороге, теперь пахло одеколоном Чонгука, и Чимин не упустил возможности снова прикрыть глаза и вдохнуть его полной грудью — нотки цитруса бережно ласкали его обоняние, позволяя ему хоть на время поверить в то, что всё будет хорошо.       Неосознанно мысленно он оказался в чонгуковом родстере, где всегда пахло цитрусами и приторным ароматизатором; он мог поклясться, что дубовое кожаное сиденье Хосока на миг преобразилось в комфортное сиденье ярко-синей машины Чона. Всё, чего Чимин хотел бы в тот момент, — это отправиться в очередной заезд по Модесто, съесть мороженое в диско-кафе и завалиться к Чонгуку домой. Как в старые добрые времена.       Но он открыл глаза и оказался всё в том же переулке, в пяти часах езды от своего родного крохотного городка.       — Подождите, — смех Чонгука, приятной мелодией разливающийся по салону, вдруг прекратился; Чимин взглянул на него. — Вас что, двое?       — Как видишь, — усмехнулся Чимин.       — Ты что, успел получить права за это время? — Чонгук выгнул недоверчиво бровь; Чимин в ответ только прочистил горло. — А у тебя есть права?       Пиа виновато улыбнулась.       Чон медленно моргнул, уставившись в пустоту между передними сиденьями.       — Вы же не хотите сказать…       — Твой Чимео проколесил…       — Вы что, издеваетесь надо мной? — Чонгук глянул на Чимина, тот сжался на кресле. — Ты мог попасть в аварию! Тебя могли посадить! Ты…       — Приехал сюда, чтобы забрать тебя! — возмутилась Пиа; Чонгук открыл рот, но ничего больше не сказал, вскидывая руки.       С минуту в пикапе снова было тихо.       — Ладно, — выдохнул Чон. — Но дальше поведу я. Выходи.       Пак заторможено кивнул и попытался открыть свою дверь, но та уперлась в мусорный бак, и при всем своём желании он не мог выбраться из машины. Когда он сказал об этом, Чонгук велел перелезть к нему на заднее сиденье, и Чимин, немного помедлив, согласился. В конце концов, решение Чона быть за рулем было самым логичным, и он не мог противиться ему.       Чимин с изяществом слона в посудной лавке полез назад через пространство между передними сиденьями; Чонгук чуть отодвинулся, но у Чимина ноги перестали слушаться примерно в момент, когда он оказался лицом к парню, так близко, как не видел его уже долгое-долгое время. Он подался вперёд, чтобы зацепиться за сиденье, но не справился с управлением собственными конечностями, случайно наваливаясь на Чонгука; тот, в попытке помочь ему, оказался придавленным к спинке, и он не сдержал смешка, от которого Пак только покрылся краской.       — Что ты делаешь, — хихикнул Чонгук, не звуча вопросительно; его руки вдруг оказались на чиминовой талии, и тот неловко замялся.       — Пытаюсь пересесть.       — На меня?       — Я не виноват, что ты такой огромный!       Чонгук поджал губы, подавляя улыбку, и Чимин, не произнося ничего членораздельного, попытался слезть с парня на место рядом с ним.       Плюхнувшись на диванчик, Чимин глянул на Чонгука, и тот смотрел на него, и Чимину показалось, что он может поцеловать его, потому что они сидели в нескольких дюймах друг от друга, касаясь коленями, и заднее сиденье никогда прежде не было таким крохотным, как в тот самый момент. Темноволосый Чонгук выглядел иначе, и эта ссора, этот раздор между ними делал его будто чужим человеком, но блеск в его глазах заставлял думать, что это все ещё тот же Чонгук, все ещё его парень, его первый парень, которого так сильно хотелось поцеловать. Было ли это правильно? Им предстояло столько всего исправить и обсудить, прежде чем снова поцеловаться. Поэтому Чимин не стал, глупо пялясь на лицо Чона ещё некоторое время. Его спасало то, что тот пялился взаимно.       — Мы поедем или как? — подала голос Пиа. — У нас мало времени.       Парни опомнились и кивнули ей, и Чонгук быстро пересел на переднее сиденье; когда он попытался завести машину, та только жалобно прокряхтела, отказываясь продолжать путь с новым водителем. Пиа испуганно посмотрела на Чимина, пока Чонгук предпринимал новые попытки, и Пак, жуя нервно губы, попросил поменяться с ней местами.       Оказавшись на переднем пассажирском, Чимин потянулся к ключу через Чонгука, убирая его руку в сторону; тот неуверенно поддался, и Чимин, облокотившись на его колени, аккуратно завёл мотор. Пикап затарахтел.       — То есть я ему не нравлюсь, — усмехнулся Чонгук.       — Это тачка «Романа из телевизора», — напомнил Чимин, усаживаясь обратно.       Его рука осталась на бедре Чонгука, пальцы неумышленно слегка сжали темно-синий плотный деним его джинсов, и Пак одёрнул руку, заливаясь румянцем. Чонгук прочистил горло и пристегнулся.       — Так… эм, — сглотнув, он оглядел показатели на панели управления. — Нам нужно заправиться.       — Мне нужно зарядить телефон, — подала голос Пиа. Чимин обернулся к ней — она достала из пальто наушники. — Что? Вы наверняка захотите поговорить, а мой телефон не выдержит пяти часов музыки без подзарядки.       — Пять часов? — воскликнул Чонгук.       — А ты межгород на вертолёте преодолеваешь? — усмехнулся Чимин. Тот закатил глаза, но улыбнулся.       — На моей тачке я доезжаю за три.       — Попробуй сделать что-то с тем, что имеешь сейчас, — Чимин пристегнулся. — Сделай пикап своей тачкой.       Чонгук обожал вызовы, а это был что ни на есть самый настоящий вызов. Он блеснул ухмылкой и вспыхнувшим в глазах огоньком; Чимин хмыкнул, и плавно, с профессионализмом гонщика с многолетним стажем, они выехали из закоулка и вернулись на автостраду, где за ними всё ещё никто не гнался, но теперь им нужно было торопиться по другой причине — это они гнались. За временем.       На выезде из города они заехали на автозаправку. Пиа купила зарядник для телефона, а Чимин набрал кучи закусок и энергетиков, мысленно прося прощения у своего сердца и здоровья в принципе. Чонгук заправил машину, и выезжали на шоссе они уже полностью готовые, только Чимин видел, что Чон на самом деле не совсем был готов. И он не винил его. Впервые за восемнадцать лет Чонгук действительно шёл против отцовской воли.       Какое-то время Пиа ещё участвовала в разговоре — пока её телефон был на подзарядке у прикуривателя спереди, она рассказывала Чонгуку, как обстоят дела в футбольной команде. Чимин слушал вполуха, общаясь с парнями в общем чате — те взорвались, когда он написал о том, что сумел похитить Чонгука прямо посреди Лос-Анджелеса. Тэхён написал, что Хосок «наматывает сопли на кулак», а тот написал, что Тэхён огрёб связкой воздушных шариков. Юнги попросил быть осторожнее на дороге и уточнил, догадались ли их гениальные задницы посадить за руль Чонгука, очевидно, понимая, что Пиа соврала насчёт прав. Чимин отчего-то почувствовал, что ужасно по ним соскучился.       Потом он отключился — пережитый им стресс вымотал организм настолько, что даже кофеин многочисленных энергетиков не захотел работать. Чонгук отдал Пиа телефон и сделал музыку в машине чуть тише, и это было последним, что Чимин помнил перед тем, как уснул. Проснулся он под Бейркерсфилдом, с трудом продрав глаза и встречая взглядом стоянку Вэлли Плаза Молла. Машина не двигалась, припаркованная ближе к выезду на дорогу; за горизонтом уже тонуло красное солнце, пробиваясь лучами сквозь грузные сизые тучи.       Чимин пару раз моргнул, понимая, что, скорее всего, Пиа и Чонгук пошли в туалет, и потому позволил себе ещё пару секунд не шевелиться. С улицы доносились рекламные объявления, по шоссе сновали автомобили, кучки семей везли переполненные тележки к своим машинам по широкой парковке. Чимин смирился с тем, что ему нужно проснуться, потому что он тоже хотел в уборную, и он повернулся, тут же ударяясь обо что-то лбом; он зажмурился, а это «что-то» зашипело, и Чимин распахнул глаза, видя в нескольких дюймах от себя лицо Чонгука, потиравшего свой собственный лоб.       — Чёрт…       — П-прости… — выдохнул Чимин.       — Извини, — виновато пробормотал Чонгук, усаживаясь обратно на своё сиденье.       Чимин глупо моргал, пока лицо Чонгука с каждой секундой обретало всё более яркий пунцовый оттенок. Он прекратил тереть лоб, словно собирался выудить из головы джинна, и глянул на Чимина, ожидавшего объяснений или, может, чего-нибудь ещё.       — Я… — буркнул Чонгук, стеснительно глядя на него. — У тебя просто…       Он неуверенно протянул руку к лицу Чимина и поправил пару прядок, когда-то надёжно уложенных гелем, но теперь безнадёжно потерявших прежний вид. Его тёплые пальцы задержались за ухом Пака, кончики касались ушной раковины, а широко распахнутые глаза Чонгука делали его похожим на щенка, из разомкнутых губ не доносилось и намёка на дыхание.       Молчание пульсировало в воздухе, Чимин мог поклясться, что кожей ощущал вес его напряжения. Он приоткрыл рот, но не издал и звука, глядя на парня; когда взгляд карих глаз неосознанно упал на чиминовы губы, ему снова казалось, что больше не существовало того, что произошло между ними, не существовало этого молчания, этих болезненных слов, не существовала ссора, возможно, расставание, и Чимин чувствовал себя так, словно мог бы прямо в эту секунду снова чмокнуть чонгукову родинку под губой или взъерошить его волосы. Он мог бы просто обнять его. Сказать, что любит его.       Невидимые силы подтолкнули его вперёд, лишь на пару дюймов, и, когда Чонгук не отшатнулся, Чимин прижался к губам Чонгука своими, совсем несмело и всего на миллисекунду, не дыша и не чувствуя собственного тела. Касание ощущалось как искорка необходимого для жизни тока; он, не открывая глаз, остался на месте, касаясь чужой тёплой щеки кончиком носа, и пальцы у его уха скользнули вниз, рука легла на чиминов загривок, и Чонгук соединил их губы снова, ничуть не решительней, чем сделал это Чимин.       Пак задрожал, цепляясь за чонгукову рубашку; поцелуй, такой робкий и не углубляющийся, был светом в конце тоннеля, и тепло чужого тела, по которому Чимин так соскучился, было роднее всего, что когда-либо Чимин мог бы назвать родным. Он не сдержал отчаянного всхлипа, беря лицо Чона в ладони и принимаясь целовать его везде, докуда мог дотянуться, зажмуриваясь до белых кругов перед глазами, не позволяя себе взглянуть на него, потому что так делать было нельзя — нельзя просто взять и начать целоваться, нельзя взять и забыть всё произошедшее, нельзя просто взять и не решить проблемы.       Но в тот момент он искренне верил, что можно.       Можно на секундочку оставить все эти элементы взрослости и просто прижать любимого человека к себе.       — Прости меня, — шепнул он, тянясь через коробку передач и обнимая Чонгука за талию. Он уткнулся парню в грудь и всё ещё боялся посмотреть на него. Руки Чона обнимали его в ответ, и парень прятал собственное лицо у него в надплечье. — Я такой дурак. Боже, я не знаю, что делал бы, если бы потерял тебя.       — Это ты прости меня, я не должен был так поступать с тобой, — пробубнил Чонгук ему в шею. Чимин почувствовал мурашки на коже от его горячего дыхания. — Господи, я такой идиот.       Чимин прижал его сильнее, вдыхая полной грудью запах чонгукова одеколона, запах недавно съеденной лазаньи и чонгуковой кожи, и размазывая собственные слёзы по его рубашке. Пальцы Чимина невольно сжались, словно Чонгук мог уйти, мог телепортироваться обратно в Лос-Анджелес или, что хуже — сразу в Токио.       — Я люблю тебя, — прошептал Чимин, не имея понятия, слышит ли его Чонгук. — Я люблю тебя.       В ответ парень поцеловал его в шею, и Чимин почувствовал влажность чонгуковых слёз. Он с ужасной неохотой отпрянул от него, натянул на пальцы свитер и принялся вытирать раскрасневшееся лицо парня; у того были изогнуты брови, ресницы слипались от солёной жидкости так, словно он плакал уже несколько часов, и карамельные глаза почти не было видно во время всхлипов. Чимин поджал губы, пытаясь усмирить бешено колотящееся сердце; взяв лицо Чонгука так, что у того выпятились покусанные губы, он чмокнул его, прижимаясь своим лбом к его нахмуренному. Чонгук в ответ только всхлипнул, цепляясь дрожащими пальцами за его запястья.       Когда они оба убедились, что больше не плачут, Чимин сходил в туалет, а Чонгук укрыл всё это время спавшую на заднем сиденье Пиа своей курткой. Потом Пак курил у пикапа, потому что нервы уже были ни к чёрту, а Чонгук вышел к нему и неловко переступал с ноги на ногу, но в машину обратно не залезал. Они молчали до тех пор, пока с сигаретой не было покончено, и тогда, под очередной безвкусный рождественский диско-трек, они заключили пакт, согласно которому должны были выговориться, пока едут в город, чтобы оставить всю накопившуюся желчь за его пределами. У них не было под рукой аэрохоккея, а после танцев они не успели бы туда попасть. Поэтому им пришлось идти на самое страшное для них обоих, как последних трусишек на планете — на взрослый разговор.       Перед тем, как отправиться в путь, Чонгук недоверчиво оглядел Чимина. Тот сделал то же самое — на Чонгуке были чёрные джоггеры, их резинки заканчивались чуть выше косточек, демонстрируя худые лодыжки; серая клетчатая рубашка и дутая короткая куртка чёрного цвета, которую он скинул по дороге на заднее сиденье пикапа. В отличие от Чимина, всё ещё остававшегося в идиотском свитере и классических брюках со стрелками, он выглядел что надо.       — Что это? Надеюсь, ваш сценический образ?       — Знаешь, — Чимин забрался в пикап и ухмыльнулся. — Теперь это мой стиль.       Чонгук усмехнулся, захлопывая за собой дверь.       — Без этого тебе лучше.       — Пошёл к чёрту.       Чонгук ярко заулыбался, и Чимин подавил в себе желание снова поцеловать его, потому что та выходка была всплеском эмоций, и теперь им вновь предстояло преодолеть создавшуюся между ними пропасть, вывалить друг на друга всё то, что они так долго скрывали. Глубоко внутри он переживал, что этот разговор станет одним из самых болезненных, он может здорово навредить их отношениям, но, чтобы суметь пойти дальше, они просто обязаны были справиться с этим.       Они выехали на шоссе, и Чонгук уткнулся локтем свободной руки в дверцу машины, задумчиво потирая подбородок.       — Кто первый? — спросил Чимин. Чонгук пожал плечами и открыл рот, чтобы что-то ответить, но Пак перебил его: — Думаю, всё-таки я должен начать.       Чонгук молча кивнул, и парень сделал глубокий вдох, пытаясь отогнать охватившее его волнение. Его пальцы сжали ткань брюк, а глаза не могли найти места, на котором он мог бы сосредоточиться, чтобы собрать мозги в кучу.       — Эм… в тот вечер, — он глянул за плечо, чтобы удостовериться, что Пиа всё ещё спит, и всё же продолжил, поворачиваясь обратно к бесконечной серой ленте дороги. — Как ты знаешь, Тэхён и я напились. Этого не было в планах, просто так произошло. Ты тогда сказал, что я нянчусь с ним, и, возможно, ты был прав, — Чимин облизнул губы и опустил глаза на бардачок. — Но… после Сокджина Тэхён стал вторым моим лучшим другом за всю мою жизнь, и он правда дорог мне. Он всегда вступался за меня, потому что я старался избегать конфликтов, хотя в детстве у меня было шило в заднице. Каждый раз, когда какие-нибудь парни пытались посмеяться надо мной, Тэхён был рядом, — Чимин чуть улыбнулся. — Он был тощий и точно такой же бестолковый, как я, но всё равно вёл себя как самый могучий рейнджер.       С водительского сиденья послышалась усмешка, и Пак почувствовал себя смелее.       — Он горел идеей собрать группу ровно так же, как горел и я. Однако порой я начинал сомневаться, а он всегда был рядом, чтобы я переставал тянуть кота за яйца. — Чимин взглянул на Чонгука; тот поджимал губы, слушая его.       — Я… — Чон выпрямился на сиденье и вцепился в руль обеими руками. — Я понимаю. В глубине души я понимаю, как он важен для тебя, но… назови меня идиотом, но я не могу отделаться от чувства, словно он настолько ненавидит меня, что всеми силами пытается нас рассорить. — Он притормозил, чтобы пропустить машину, и зачесал чёлку назад; Чимин смотрел на него, не мигая. — Будто ты послушаешь его и увидишь, какой я на самом деле…       — Дурак, — закончил за него Пак, качая головой и протирая лицо руками. — Чёрт, Чонгук. Это не так.       — Откуда мне знать? — воскликнул Чонгук.       — Да даже сегодня — именно он стал последним толчком, чтобы я перестал наконец быть придурком и поехал за тобой! Я бросил группу впервые в жизни, и он поддержал меня в этом!       — Что? — опешив, Чон уставился на него. Чимин кивнул на дорогу, и тот повернул голову обратно.       Чимин сложил руки на груди.       — Нельзя понравиться всем. И нельзя полюбить всех вокруг. Вы не сошлись характерами, вот и всё. Не стоит делать из этого драму. Никто никого ни на что не настраивает.       Чонгук ничего не ответил, а Пак был настолько возмущён этой глупостью, что просто вперился в своё окно и умолк тоже.       — Ты тогда сказал, что я ревную тебя к нему, — произнёс наконец Чонгук через несколько долгих миль тишины. — Я не ревную тебя к Тэхёну. То есть не в этом плане. Да, меня бесит, что ты ведёшь себя так, будто ему пять, — Чон вздохнул. — Я просто… просто хочу, чтобы ты был рядом, когда я нуждаюсь в тебе.       — Что произошло тем вечером? — тихо спросил Чимин.       Чонгук обогнал огромный грузовик и продолжил.       — Я ждал тебя, а потом мне позвонил отец. Он сказал, что выбил мне ещё одну стажировку в Токио, и она начинается весной. Своеобразный «подарок на рождество» от него. — Чонгук криво усмехнулся.       — Это же здорово, разве нет? — нерешительно сказал Чимин.       — Нет, потому что я не хочу туда, — покачал головой Чон. — Я сказал ему об этом, и он учинил мне скандал, обвиняя во всём этом тебя. Но я отказался не из-за этого. Я просто больше не хочу этим заниматься. По крайней мере, не сейчас. — Он прикусил губу. — После ужина с твоей мамой он прекратил высылать мне деньги, и мне пришлось найти подработку, чтобы платить за квартиру. А в тот вечер он сказал, что не станет помогать мне поступать в колледж в Америке, если я не перестану себя так вести, — он затормозил у перекрытого переезда железнодорожных путей и откинулся на спинку, устало вздыхая. — Я растерялся, потому что футбол мог бы помочь мне в таком случае, но меня выперли из основного состава, а кому к чёрту сдались запасные?       — И ты молчал всё это время? — Чимин уставился на него. — Какого чёрта?       — Я не хотел, чтобы ты волновался, — Чонгук зарылся пальцами в свои волосы. — Я не хочу, чтобы ты думал, что ты виноват.       — Но это моя вина! — воскликнул Чимин. — Чёрт, если бы не я, он бы не делал всего этого! До того, как Пиа сказала мне о том, что он звонил, я всё время думал, что ты злишься на меня из-за Тэхёна или вообще сомневаешься в том, что действительно хочешь быть со мной, потому что… — Чимин сглотнул вязкую слюну. — Потому что твой отец прав. Ты лишился места в основном составе, постоянно терпишь ссоры с отцом из-за меня, а теперь это!       Пак закрыл лицо руками, качая головой. Меньше всего на свете он бы хотел, чтобы Чонгук настолько сильно ссорился со своим отцом из-за парня, который «сбил его с пути».       — Ты должен был сказать мне, Чонгук, — Чимин сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и снова взглянул на него.       — Я думал, что сам могу разобраться с этим, — возразил Чон. — Я всегда справлялся сам.       — Ты всегда был один, но больше — нет, — Чимин отстегнул ремень безопасности и приблизился к нему.       Ему так сильно хотелось огреть Чонгука чем-нибудь тяжёлым, чтобы тот прекратил это, прекратил вести себя так, будто он такой весь самостоятельный. Потому что даже самым самостоятельным нужны близкие люди, которые готовы помочь. У Чонгука раньше таких не было — требовательный отец, съехавшая и начавшая свою новую жизнь мать, мнимые друзья, несерьёзные отношения. Но теперь у него была семья, и это, пожалуй, было самым важным, что Чимин пытался ему дать — сблизил их со своей мамой, чтобы Чонгук чувствовал материнскую заботу хотя бы с её стороны; сблизил его со своими друзьями и искренне пытался залатать все дыры в их взаимопонимании друг с другом. Он сам готов был стать семьёй Чонгука и быть ради него всегда и везде — готовить ему не самые вкусные, но всё же обеды в школу, принять его пожить у себя, продать свою гитару, если Чонгук нуждался в деньгах. Всё, что угодно.       — Чонгук, — Чимин обвил его руками, медленно прижимаясь, и уткнулся лбом в его щёку, зарываясь носом в шею. — Я здесь для тебя. Пожалуйста, не забывай об этом.       Чонгук обнял его в ответ, вздыхая и целуя в макушку.       — Извини, — прошептал он. — Это я придурок.       Чимин едва заметно кивнул. Чонгук усмехнулся, сильнее сжимая парня в своих руках. Они обнимались, машина тряслась от проходящего мимо состава, и спокойную тишину в пикапе нарушала только трель железнодорожного светофора снаружи. Когда сзади послышался сигнал автомобиля, они всё же отпрянули друг от друга, и Чимин сел обратно в своё кресло, сдерживая новый порыв расплакаться.       — Что случилось потом? — сдавлено спросил он; Чонгук продолжил вести машину, привычно набирая скорость.       — Когда ты приехал в тот вечер поговорить со мной, я как раз возвращался с подработки. Я устроился в доставку, но из-за очередного разговора с отцом опоздал с заказом. Они уволили меня, и я был просто в ярости, — Чонгук покачал головой. — Это было самое идиотское совпадение. Если бы не оно, я бы не наговорил всего этого.       — Ты был прав, — Чимин кивнул. — То, что ты сказал тогда, было правдой. Я привык постоянно быть с друзьями. Они стали моей семьёй, и всё, что бы я ни делал, всегда было для них или с ними. — Пак сглотнул. — Я пока не научился иначе. Но я постараюсь больше не быть эгоистом.       Чонгук улыбнулся. Его левая рука легла на коробку передач ладонью вверх. Чимин проследил за этим жестом и с замиранием сердца вложил свою руку в его. Они переплели пальцы.       — В общем, я решил, что мне нужно съехать, ещё в тот вечер, когда ты ушёл к Тэхёну. Я подумал, что при таком раскладе было бы лучше, если бы я сохранял деньги, а не тратил их на квартиру. Когда ты пришёл, она была больше похожа на склад коробок. Ты начал бы спрашивать, а я не был уверен, как смог бы оправдаться, потому что ты начал бы винить себя, а это было бы последним гвоздём в мою крышку гроба в тот вечер. Так что я не хотел впускать тебя.       — Где ты собрался жить?       — Эм… — Чонгук прочистил горло. — У Юнги.       — Что? — изумился Чимин и взглянул на него.       — Он единственный живёт без родителей, а это уменьшает общее количество человек, которым я мог бы докучать своим временным присутствием.       Чимин хмыкнул.       Известие о том, что Юнги согласился пустить в свою конуру Чонгука, было немного неожиданным, но, когда Чимин подумал об этом немного лучше, он заметил эту лёгкую, едва видимую нить поддержки Юнги для Чонгука. С самого начала, когда он наверняка знал, что Чимин Чонгуку небезразличен, а потому всячески старался помочь ему до Пака достучаться, а самому Чимину — перестать бояться.       По большому счёту, они с Чонгуком были вместе отчасти благодаря Юнги. И, пускай он и не был настолько большим энтузиастом в сближении с Чонгуком, как, например, тот же Хосок, Мину Чон наверняка симпатизировал. Ну, или он просто хотел счастья для своего глупого друга, и потому мог пожертвовать своим комфортом, чтобы Чонгук никуда дальше его квартиры из города не уезжал.       — К отцу ты поехал, чтобы попытаться всё разрешить мирно?       — Да. Какое-то время я правда верил, что он всё-таки пойдёт на уступки. Я перекрасился ради этого, чёрт возьми. А он поставил меня перед фактом, что, если я вернусь сюда, он не даст вам больше нигде выступить.       — Да что с ним вообще не так? — взорвался Чимин.       — Я думаю, он блефовал, — пожал плечами Чонгук. — Но в тот момент я понял, что, как бы я ни старался, как бы я ни плясал под его дудку, он будет требовать только больше. Он привык к тому, что я не стану противиться слишком сильно, потому что он — моя семья. А я устал постоянно идти на уступки, — он крепче сжал чиминову ладонь и мельком глянул на него, улыбаясь лишь уголками губ. — У меня теперь есть другая семья.       — Мы обязательно что-нибудь придумаем, — закивал яростно Чимин.       Чонгук рассмеялся, видя широко распахнутые сияющие глаза парня.       Чуть позже, уже после Фресно, Чимин рассказал ему о секретном плейлисте, а Чонгук рассказал, что и вправду всё ещё не может перестать напрягаться рядом с Намджуном. Скрипя зубами, Чимин сказал о задиравших его девчонках, а Чонгук поделился тем, что стал частенько находить свою футбольную форму в бассейне. Они делились своими переживаниями, тем, что скрывали друг от друга за семью замками, потому что боялись, что это разрушит их отношения, когда на самом деле именно замалчивание чуть не сделало это.       Всю оставшуюся дорогу Чимин держал Чонгука за руку.

***

Они разбудили Пиа, когда были в нескольких минутах от школы; внешним видом девушка полностью оправдывала проведённые в дороге часы, и, когда она села на диванчике и глянула на себя через фронтальную камеру смартфона, парни вздрогнули от вопля отчаяния. Однако, через несколько секунд жалобного скулежа и попыток поправить макияж, она только обречённо вздохнула и прохрипела: «если он согласится танцевать со мной в таком виде, я соглашусь выйти за него». Чонгук и Чимин прыснули.       Едва пикап припарковался на переполненной стоянке около школы, Пиа выскочила на улицу и понеслась в сторону спортивного зала. Чонгук поёжился от ворвавшегося в машину декабрьского ветра, и Чимин передал ему с заднего сиденья его куртку, прежде чем последовать за девчонкой, но что-то в лице Чонгука заставило его помедлить.       — Если хочешь, мы можем не идти, — сказал Чимин.       — Всё в порядке, — ответил Чонгук. В месте, где они встали, в машину почти не попадал свет, и Чимин не мог точно сказать, что видел в лице Чона в тот момент. — Ты должен быть там.       — Я пытаюсь не быть эгоистом, — твёрдо произнёс парень.       — Ты никогда им и не был, — улыбнулся Чонгук. — Ну же, лидер школьной инди-рок-группы. Ворвись в выступление, как настоящий рокер! — хихикая, добавил тот, и Чимин устало выдохнул, сдаваясь.       С одышкой, парни ворвались в спортивный зал, погруженный в темноту с пляшущими пятнами цветной подсветки, и обнаружили, что опоздали — «Роман» уже начал своё выступление без Чимина. Однако они всё равно облегчённо выдохнули — группа заканчивала только первую песню из их сет-листа.       Среди танцевавших в пёстрых ретро-платьях и огромных отцовских костюмах школьников, Чонгука нашла Пиа и подозвала к себе; Чимин, отпустив его, убедился, что всё идёт не так уж плохо, и, поймав на себе гневный взгляд одного из учителей, заметившего его, быстро скрылся в толпе танцующих подростков, направляясь прямиком к подъёму на сцену.       Спрятавшись за кулисами, он гордо выпрямился и сложил руки на груди, наблюдая за своими потрясающими друзьями. По правде, было жутко обидно видеть их, выступавших без него, но он не мог злиться — в конце концов, это был его выбор. Разумеется, тот факт, что они с Чонгуком и Пиа не так уж сильно припозднились, безумно грел его душу, и ему не терпелось скорее присоединиться к своему «Роману из телевизора» и сжечь эти школьные танцы к чертям собачьим.       В нелепых свитерах, под цветными прожекторами, с влажными на висках волосами, повторяя: «мне… на мою плохую репутацию», намерено избегая мат с ангельски невинными лицами, парни умудрялись сохранять этот свой стиль, очень дорогой Чимину. Сосредоточенный Юнги, отыгрывающий идеальные барабанные партии, виртуозно справляющийся с проигрышами Хосок, пробующий себя всё чаще в вокале Тэхён. Чимин безумно гордился ими. Как и собой.       Потому что Чонгук стоял у самой сцены и морщил носик, улыбаясь Пиа и уже снимая парней на телефон. Потому что он был там, а не чёрт знает где. Он был с Чимином.       Когда песня закончилась, Чимин привлёк внимание Хосока, и тот велел ему одним лишь взглядом тащить свою задницу на сцену; Пак засмеялся, убрал волосы с лица пятернёй и вышел к микрофону, подхватив свою гитару с бережно принесённой друзьями стойки. Он дал Тэхёну «пять», поблагодарил за спасение своей шкуры и обменялся с ним идиотскими играми бровей. Затем, он занял своё привычное место у микрофона и кивнул парням, начиная следующую композицию.       Стены зала перед ним переливались развешанным бело-синим дождиком и металлического цвета шарами; перед сценой десятки школьников и школьниц зажигали под песни двухтысячных, потому что парни послали к чёрту уговор про ретро и превратили «Модесто Хай Скул» на один вечер в школу из какого-нибудь подросткового мыла, со всей присущей им страстью зажигая сцену саундтреками к самым популярным сопливым фильмам нулевых.       Пальцы Чимина послушно ставили баррэ, и он не мог перестать улыбаться, на пару с Тэхёном пропевая: «у тебя вкус на опасность», и стирая об горящие струны медиатор; даже их идиотские свитера не могли скрыть эту их энергетику, раскрывающуюся в старых поп-рок треках ещё ярче, чем когда-либо до этого.       Соло Хосока украшало утопающее в искусственной дымке помещение витиеватыми линиями золота; бас Тэхёна будто обрёл новую жизнь, и Ким, переполненный эмоциями ровно настолько же, насколько Чимин, пылал вместе с инструментами на сцене. Юнги отдавался музыке, тряся головой и выбивая любой существующий и не существующий в барабанах дух. Скачущий по сцене Чимин же больше не волновался о том, будет ли услышан — Чонгук не сводил с него глаз.       «Я танцую в одиночку».       «Я хочу, чтобы ты хотел меня. Я нуждаюсь в том, чтоб ты нуждался во мне. Я люблю, когда ты любишь меня».       «У меня есть потребность сиять. Сиять с тобой».       «Давай, иди в мои объятия».       «Будь моим вторым пилотом».       Каждый раз, когда Чимин выходил на сцену, он был переполнен чувствами, и не имело значения — положительными или отрицательными они были. Он проходил через обновление, позволявшее привести мысли в порядок. Теперь же его мысли были в порядке, потому что, впервые за долгое время, он ощущал стабильность, он ощущал опору и буквально состоял из любви. Тот Чимин, что должен был отыграть выступление и спуститься потом на танцпол, не сомневался. Ни в себе, ни в своих друзьях, ни в Чонгуке, ни даже в специально подобранном трек-листе, загадку которого мог разгадать только его парень.       Он был уверен, что, как только он снова окажется рядом с Чонгуком там, внизу, они со всем справятся.       Вместе.