Television Romance: New Year's eve

Чимина бесили часы, чьё громкое тиканье он прежде никогда не замечал; из-за работавшей духовки ему было жарко, а из-за вида хмурого лица отца Чонгука ему было сильно не по себе. Облик его был непроницаемым, а стёкла прямоугольных очков угрожающе бликовали от включённого в кухне светильника.       Он сделал короткий глоток и отставил кружку в сторону, прочищая горло.       — Чонгук, собирайся.       Чимин открыл рот, но Чонгук опередил его:       — Я не поеду в Лос-Анджелес.       Чимин переглянулся с матерью, снимающей с себя испачканный в муке фартук — забавную надпись «поцелуй повара» почти не было видно. Женщина старалась не выражать никаких эмоций, но её губы были сжаты в тонкую полоску, и парень понимал, что она явно была не в восторге от их гостя и, если бы не её характерное гостеприимство, то она бы вряд ли ему и чашку кофе налила.       — Мы поедем в школу, — спокойно и холодно ответил мужчина. — Директор ждёт нас у себя.       Пак уставился на мистера Чона, и тот сделал новый глоток кофе; никогда ещё его аромат не казался Чимину столь едким.       — Быстро, — добавил тот.       Чонгук сделал глубокий вдох носом. Чимин хотел встрять, хотел сказать, что Чонгук никуда не поедет и останется в его доме, он хотел высказать отцу Чона всё, что думал о нём, но он не стал. Не при матери. Хотя Чимин и мог поклясться, что та сама удерживала себя от высказывания своего негодования, он не мог позволить себе сорваться — только не при ней.       Напряжение скрипело в ушах Пака, скребя сердце плохим предчувствием; Чимин незаметно потянулся к руке Чонгука и мягко взял его за запястье, чувствуя кончиками пальцев его ускоренное сердцебиение.       — Поехали, — наконец сухо произнёс Чонгук, выпрямляясь.       Он смотрел на отца внимательно, в его взгляде были стальные проблески, и Чимин не мог вспомнить в тот момент, когда видел Чонгука таким злым в последний раз — по-настоящему злым. Даже в тот день, когда он устроил ему сцену в столовой, он не был настолько взбешённым. Теперь же вся сложившаяся ситуация выводила его из себя, и он, казалось, даже не пытался успокоиться. Он хотел, чтобы отец видел его настоящие эмоции.       Чимин ощутил слабость в коленях. Чонгук резко развернулся, тут же направляясь наверх, а Чимин остался стоять на месте, ступорно глядя в проход, куда только что Чон ушёл. Казалось, его собственное сердце было готово вырваться из груди — то ли от такой же злости, то ли от отчаяния, то ли от страха, словно мистер Чон мог снова забрать у него Чонгука. Чимин не мог этого допустить.       Он шагнул вслед за Чонгуком и услышал позади:       — Не мешай ему.       Чимин остановился и обернулся, гневным взглядом вперившись в мужчину. На лице того не шевельнулась ни одна мышца.       — Сколько ты ещё будешь бегать за ним? — усталые карие глаза встретились с глазами Чимина.       В лице самого мужчины было так много знакомого — Чонгук явно сильно смахивал именно на отца, а не на мать. Крупный нос, острый подбородок, двойные веки, родинки, рассыпанные по лицу. Эти знакомые черты всегда виделись в образе Чонгука тёплыми, каждый дюйм был многократно изучен Чимином самыми разными способами. Но те же самые черты казались такими неправильными в образе мистера Чона, и Чимин думал, возможно, дело было в том, что он совсем не хотел чувствовать все эти пугающие, холодные чувства, когда видел их.       Чимину было больно. Он сжал кулаки, поджимая губы и туго втягивая воздух через нос. В какой-то момент ему вдруг стал ужасно обидным тот факт, что отец Чонгука не способен принять Чимина никоим образом. Что он всегда нарочито избегал возможности послушать его группу. Да, он приходил в дом Паков на День благодарения, но это не было ничем, кроме как очередной попыткой разрушить отношения своего сына.       И это было так, так несправедливо. Потому что, будучи взрослым и состоявшимся человеком, он мог бы не совершать ошибок, которые совершали Чимин и Чонгук. Он мог бы дать шанс, позволить им обоим и самому Чимину убедить его, что Пак не так плох. Что он никого не портил и не сбивал с пути. Что он точно так же любит этот город, как когда-то любили его родители Чонгука; что он — обычный парень, такой же, как и сам Чонгук, и что, возможно, в нём даже есть что-то, способное заставить кого-то вроде Чонгука его по-настоящему полюбить.       Уютная кухня семьи Пак превратилась в поле безмолвной битвы. Свинцовая тишина сковывала воздух и чиминовы конечности; он глядел на мужчину столь же пристально, сколько это делал сам мистер Чон. Чимин хотел, чтобы тот понял: несмотря на то, что в нём больше нет сил играть хорошего парня, он не уступит. Больше никогда.       — Вы не можете запретить Чонгуку возмещать любовь, которую вы для него пожалели, — твёрдым голосом сказал Чимин. — Вы никогда не знали его, поэтому не вам судить, что для него лучше. — Он тихо фыркнул, качая головой. — Если бы вы хоть раз в жизни послушали его, а не себя, если бы подумали о нём, а не о себе, он бы не сбежал. Он любит вас. Но вы любите лишь себя.       Чимин стиснул зубы, чтобы не сказать чего-нибудь ещё, о чём определённо бы пожалел. Он думал об этом так долго и так часто. Чонгук был слишком хорошим сыном для своего отца, и, если бы Чимин был честен, он бы с уверенностью сказал, что тот его совсем не заслуживал. Но ему казалось, что он никогда не осмелится произнести это вслух. Теперь же в нём было слишком много смелости, может, чересчур. Однако Чимину вдруг стало чуточку легче, потому что слова, скользнувшие с его уст в порыве эмоций, были правдой, которую мистер Чон должен был услышать.       Ответа не последовало.       Когда послышался звук шагов по лестнице, Чимин разорвал напряжённый визуальный контакт и стрельнул взглядом в миссис Пак; та крепко сжимала в руках кухонное полотенце, глядя на сына. Она была насторожена, будто готова была сорваться и навалять обидчику её любимых мальчиков примерно через полсекунды, если бы это действительно понадобилось. Женщина подавила гордую улыбку, едва их взгляды пересеклись, и Чимин сдержал свою тоже, замечая на столешнице рядом с ней её телефон.       У него не было плана. Впрочем, Чимин думал, это больше не должно было быть его стопором. Он скользнул по паркету и подхватил телефон в руку, пока мистер Чон вставал со своего места и отряхивал костюм от несуществующих пылинок. Чонгук появился в арке через пару мгновений, уставший, разочарованный, взлохмаченный; на долю секунды его потухший взгляд был пойман Чимином, и этого было достаточно, чтобы начать действовать ещё быстрее.       Пока семейство Чон обувалось в коридоре, Чимин быстро набрал сообщение Хосоку — «СОС, школа, сейчас». Не имело значения, что он писал с телефона матери — это наоборот должно было только увеличить давление на друзей. Миссис Пак кивнула Чимину, едва он молча вернул ей смартфон, и шёпотом велела ему быстрее переодеться. Она знала, что Чимин не мог позволить мистеру Чону увезти Чонгука, тем более, и она, и сам парень прекрасно понимали, что в школу в первый день праздников просто так не ездят.       Потом всё было ужасно сумбурно: Чимин залетел в комнату сразу, как только услышал, что дверь в коридоре захлопнулась. Он натянул первые попавшиеся джинсы и толстовку, совсем не беспокоясь о своём внешнем виде; счёт шёл на минуты, так что он тут же спустился вниз и выпрыгнул в холодное декабрьское утро, услышав знакомый сдавленный сигнал пикапа. Миссис Пак махала парням, пока Чимин залезал в машину, и желала удачи. Чимин в ней правда нуждался.       Хосок оповестил Тэхёна и Юнги о важности дела, и они обещали приехать в школу сами, чтобы не задерживать Чимина на всякий случай. Сам Пак рассказывал о случившемся практически задыхаясь, потому что волнение захлёстывало его с головой. Попутно с этим он пытался понять планы мистера Чона, старательно избегая основного, который сразу же пришёл на ум и ему, и Хосоку — отец Чонгука хотел добиться перевода сына в другую школу.       Неприятный ветер окутывал тела парней уже на школьной парковке, но Чимин не замечал ни угрюмости серого низкого неба, ни прошибающих порывов морозного воздуха. Он шёл быстрым уверенным шагом, точно зная, где ему стоит искать Чонгука. Хосок торопливо поспевал за ним, боясь оставить парня наедине со своими мыслями и кипящей головой — может, он и не хотел признаваться вслух, но он очень переживал, что ослепленный эмоциями Чимин может наделать делов.       В коридоре у кабинета директора было до неприятного тихо; стоило им приблизиться, Хосок тут же подскочил к двери и прислушался, чтобы удостовериться, что они пришли по адресу — спустя пару секунд гнетущей тишины он доложил Чимину о том, что действительно слышит мужские голоса по ту сторону. Чимин хотел было ворваться внутрь, чтобы запротестовать, как на каком-нибудь судейском слушанье, но Хосок не позволил ему, уверив в необходимости дождаться остальных. Тогда парень тяжёлым мешком рухнул на скамью и закрыл глаза, пытаясь выровнять сбившееся от поднявшегося в крови адреналина сердцебиение.       Друзья появились в коридоре через некоторое время. С собой Тэхён привёл и Пиа, и Чимин не мог винить его за это — в конце концов, она принимала непосредственное участие в горе-операции по спасению Чонгука, к тому же, она в который раз доказала, что пришла не только ради Чона, усевшись рядом с Чимином и неожиданно крепко его обняв. Пак вдруг понял, что действительно нуждался в этих объятиях — она молча давала ему понять, что прекрасно знает, что он испытывает, и Чимин ей верил.       В кабинет никто его так и не пустил. Стоя в пустом длинном коридоре и глядя в окно, за которым снег крупными белыми хлопьями падал на дремлющую в тишине спортивную площадку, Чимин чувствовал неприятные покалывания от до боли знакомых ощущений. В последний раз он испытывал их, когда они были здесь почти в том же составе — полной группой, — ещё в начале сентября. Теперь, правда, с ними была Пиа, на улице никто не занимался физкультурой, не воняло краской и не было жарко.       Юнги точно так же перелистывал старый журнал, а Тэхён, очевидно, планировавший проспать до обеда, со скучающим видом ковырял кусочек отодранного линолеума. В отличие от того дня, Хосок стоял прямо у двери в кабинет Мистера Д., а приехавшая в школу вместе с Тэхёном Пиа наматывала круги, то и дело кусая губы и переглядываясь с Чимином, который был настолько напряжён, что дышал через раз. Тиканье уродливых часов, висящих на стене в дальнем углу, мешало как следует расслышать разговоры в кабинете, но порой голоса становились громче, и ребята могли услышать, о чём велись споры.       «Но этот мальчишка!..»       Чимин прикрыл глаза, не слыша имён, но прекрасно понимая, о ком речь. Из того, что ему удалось различить, было ясно — мистер Чон действительно хотел добиться либо перевода сына в другую школу, либо перевода Чимина. Он не имел права просить Мистера Д. об этом, но он просил. Радовало лишь одно — Мистер Д., Чимин верил, всё ещё оставался другом его группы — каким-никаким, но другом.       — Эй, — хрипнул голос совсем близко; Чимин приоткрыл глаза и обнаружил Тэхёна рядом с собой. Тот с сочувствием криво улыбнулся и приобнял Пака за плечи. — Всё будет хорошо.       Чимин сжал губы и кивнул.       Он действительно не мог ворваться в кабинет и сделать что-нибудь. Были вещи, в которых он, к глубокому сожалению, был бессилен. Он верил, он знал, что, если отец попытается снова отобрать у него Чонгука, Чимин не сможет оставить попытки вернуть его. Он был уверен, что, если, выйдя от директора, Чонгук скажет ему о том, что переводится, Чимин украдёт его снова.       Но это после.       Прямо в эту минуту ему оставалось только надеяться, что мистер Чон услышит его мысли, поймёт, передумает. Что слова Чимина, брошенные в кухне, повлияют на него и что он задумается над ними, что он обернётся назад и взглянет на всё происходящее под другим углом. Что он перестанет быть таким чертовски упрямым, потому что Чонгук тоже пытается перестать ради счастья любимого человека.       Что вообще могло произойти в жизни человека, чтобы он стал таким чёрствым?       Чимин на секунду задумался о том, что толком ничего о мистере Чоне не знал — только то, что родился он в Модесто, что любил диско и переехал в Лос-Анджелес. Что они с женой развелись, когда Чонгук был ещё в средней школе, и что отец настоял на том, чтобы ребёнок остался с ним, а мать не слишком-то протестовала. Что мистер Чон владел большим бизнесом и всё время был занят работой, нагружая Чонгука различными занятиями помимо обязательно отличной успеваемости в школе, чтобы сын не болтался без дела и не скучал по отцу.       Потому Чонгук так хорош — завышенные требования отца, наряду с большим количеством занятий, в которых ему пришлось попробовать себя по своей и — нередко — не своей воле, будто мистер Чон пытался вырастить идеального человека. Но Чонгук не был машиной, и у него были чувства, которые с возрастом лишь сильнее давили на парня. И Чимин стал тем, с кем Чонгук наконец-то смог отпустить себя, быть настоящим собой. С Чимином чувства не были под запретом.       Поэтому Чонгук выбрал его.       Чимин прикрыл глаза снова, сжимая свои предплечья пальцами. Все те ужасные мысли, которые осаждали его голову всё то время, пока они с Чонгуком были в ссоре, теперь казались ещё более отвратительными, а тот факт, что до его несчастной головы дошло это только сейчас, в минуту, когда буквально решалась его с Чонгуком судьба, был просто смешным. Если бы Чимин был способен отключить свои накручивания хоть на секунду, если бы он мог подумать головой, не включая при этом свои загоны, но используя логику, он бы пришёл к этому выводу раньше. Возможно, тогда ничего этого бы не произошло.       Но думать об этом уже было поздно. Иногда для того, чтобы прийти к самому простому, нужно пройти через самое сложное.       Послышался скрип деревянных ножек по полу, и Хосок отпрыгнул от двери; Чимин дрогнул, тут же обернувшись и круглыми глазами вперившись в сторону кабинета. Его руки зависли в воздухе, а сердце внутри него будто бы застыло в бездвижии; все остальные тоже замерли, не решаясь сделать и вдох.       Первым в коридор скользнул Чонгук; он прикрыл за собой дверь, медленно оборачиваясь и испуганно дёргаясь от неожиданности. Несмотря на удивление в его глазах, Чимин мог отчётливо видеть, каким потухшим был его взгляд, каким уставшим выглядел сам Чонгук. Поэтому Паку потребовалась пара секунд, чтобы очнуться и в пару шагов пересечь расстояние между ними, чтобы обнять парня и почувствовать, как тот тут же крепко обнимает его в ответ.       — Я пытался, — выронил Чонгук где-то рядом с ухом Чимина. — Я не понимаю, почему…       — Тише, — Чимин зарылся носом в тёплую липкую шею, притягивая Чонгука к себе максимально близко. — Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, слышишь?       Чимин отпрянул от него, заглядывая в блестящие карие глаза. Чонгук прикусил верхнюю губу, неуверенно кивая, и боялся поднять взгляд, сжимая пальцами бока чиминовой толстовки. Он был ужасно вымотан всем происходящим, и Чимин отчётливо ощущал, как в этот момент менялись их привычные роли — теперь Чонгук из них двоих был тем, кого нужно было защитить. Чимин должен был быть сильным за них двоих.       — Хэй, мы не отдадим тебя, — послышался участливый голос Хосока. Чимин не отрывал взгляда от лица Чонгука, мягко взяв его в ладони, спрятанные в длинных рукавах толстовки.       — Мы все будем бороться за то, чтобы ты остался здесь, — подхватила Пиа. Чонгук закрыл глаза и опустил голову, сдерживая грустную улыбку. Чимину было больно видеть её, но он активно кивал, поддакивая своим друзьям.       — Если он заберёт тебя снова, Чимин поедет на край света, — усмехнулся Тэхён.       — Мы все поедем!       Чимин не смог удержаться и улыбнулся, заставляя Чонгука поднять голову и взглянуть на него. У того были влажными ресницы, и Чимин знал, что тот слишком слаб для того, чтобы сдерживать эти эмоции; он знал, как много для Чонгука значило признание его друзей, потому что он так сильно хотел стать для них кем-то больше, чем парнем солиста их группы. Чимин был так благодарен своим друзьям за то, что они не остались в стороне тогда, когда они оба — и Чимин, и Чонгук, — в этом нуждались.       — Всё в порядке, — шепнул Чимин, наклонившись чуть ближе и замечая, как румянец расцветает на лице Чонгука. — Не сдерживайся. Мы все здесь с тобой и для тебя. Мы не дадим тебя в обиду.       Чонгук резко выдохнул, зажмуриваясь, и по его щеке пробежала слеза; Чимин поцеловал его в шрамик на скуле, мягко стирая влагу рукавом худи, и обнял снова, притягивая к себе за шею. Сердце стучало так быстро, и Чимин хотел, чтобы Чонгук чувствовал его биение собственной грудью и чтобы Чимин почувствовал его сердцебиение тоже.       Прикрыв глаза, он ощутил, как на его плечо легла чья-то ещё рука, а затем — и с другой стороны; он улыбнулся, чувствуя, как их с Чонгуком окружают и сжимают в общих объятиях. В нос ударил мускусный аромат парфюма Хосока, запах лакированной древесины из дома Тэхёна и сигарет Юнги, сладкий цветочный аромат Пиа. Тепло их тел и микс ароматов заставили Чимина ощутить себя в каком-то защитном коконе, в котором на мгновение он почувствовал себя в безопасности. Он очень надеялся, что Чонгук ощутил то же самое.       Когда кабинет открылся снова, ребята отпрянули друг от друга, переводя внимание на выходящих из него мужчин. Лицо мистера Чона выражало усталость с примесью раздражения; увидев друзей, он лишь многозначительно поправил оправу очков на переносице и удалился в сторону входа в корпус. Уголки губ Мистера Д. чуть заметно приподнялись; он сложил руки на груди и покачал головой.       — А вот и виновники торжества. Ну, что, ребята, — он вздёрнул подбородок, оглядывая каждого из них. — Как насчёт поговорить?       Парни переглянулись между собой, и Чимин, вдохнув и сжав кулаки, кивнул им, делая шаг вперёд и огибая Чонгука.       — Я готов. Остальные здесь ни причём.       — Тогда я пойду с тобой, — буркнул Чонгук, вставая рядом. — Это только мы двое. Это наше общее дело.       Мистер Д. понимающе улыбнулся, кивая в сторону кабинета.       Парни, кротко посмотрев друг на друга ещё раз, поспешно зашли внутрь вслед за директором.       Чимин чувствовал, как волнение сдавливает его горло, когда они с Чонгуком рассаживались на стульях напротив директорского широкого стола. Кабинет мужчины был скромно украшен к Рождеству, но Чимин не мог не заметить симпатичные фигурки снеговиков, ёлок и Санта Клаусов, расставленных по полочкам с папками, красивые небольшие венки с пенопластовым снегом, развешенные по дверцам шкафов, и выключенную гирлянду, переброшенную через гардину окна, за которым всё шёл снег. В помещении пахло крепким кофе, а на столешнице Чимин увидел кружку с нетронутым напитком — очевидно, у Мистера Д. ещё даже не выдалось возможности выпить его.       — Итак, — директор сел на своё кресло и откинулся на его кожаную спинку, снимая свои очки и откладывая их в сторону. Это означало лишь одно — он не собирался их ругать или делать этот разговор чересчур серьёзным. Осознание этого волной облегчения прошлось по телу Чимина, и он позволил себе немного расслабиться на своём стуле. — Теперь ваша очередь убеждать меня.       — Сэр, что бы вам ни наговорил мистер Чон, это неправда, — взяв на себя инициативу, как можно спокойнее сказал Чимин, однако его голос всё равно звучал слишком взволновано. — Правда в том, что…       — Мы любим друг друга, — перебил его Чонгук, и Чимин, не успев закрыть рот, удивлённо на него уставился.       Мистер Д. нахмурил брови, переводя взгляд на него. В его глазах Чимин не видел ненависти или отвращения; выражение его лица было скорее сосредоточенным. Чонгук сжал пальцами свои бёдра и сглотнул, очевидно, набираясь смелости.       — Это вся правда, — добавил он тихо.       Мужчина прочистил горло, качнув головой.       — Разве у вас не было определённых трудностей поначалу? — спросил он спокойно.       — Были, — кивнул Чимин, собираясь поддерживать своего парня во всём и до конца. Если Чонгук хотел быть прямолинейным, Чимин готов был пойти на это. — Но за эти полгода мы многому научились, сэр. Мы наделали огромное количество ошибок и, пока пытались всё исправить, действительно многое поняли.       Чимин поджал губы, робко стрельнув в Чонгука взглядом.       — Мы научились прощать, ценить дружбу и время, — пробормотал он. — Мы научились снимать с людей ярлыки и не судить по обложке.       На некоторое время в кабинете повисла давящая тишина, хотя Чимин и чувствовал себя легче, снова сказав то, что думал. Он не знал, зачем именно решил поделиться этим с Мистером Д., но, наверное, догадывался он, всё дело в отношении того к Чимину и к его группе. Несмотря на всё произошедшее, Чимин действительно понял, как важно прощать и смотреть глубже. Мистер Д. всегда действовал в пользу Чимина, даже тогда, когда казалось, что всё совсем наоборот. Но многие вещи нуждаются в изучении с разных сторон, и Пак этому однозначно научился.       Чимин глядел пустым взглядом куда-то в древесину тёмного стола, пока Чонгук тряс от волнения коленкой и сильно сжимал подлокотники стула. Чимин слышал дрожь в дыхании возле себя, и он слышал завывание ветра, даже сидя в закрытом кабинете директора. Он не знал, как отнесётся мужчина к его откровениям, и он также не был уверен насчёт того, как он отнесётся к гомосексуальным отношениям в своей школе, однако он чувствовал себя лучше, потому что был честен, и это было всё, что он мог сделать в этот момент.       — Что ж, — вздохнул наконец Мистер Д., и Чимин дрогнул, поднимая на него глаза. Всё это время парень жевал губу, и она начала неприятно ныть. — Мужчина за дверью явно нуждается в таких же преображениях.       Чимин моргнул, и на лице директора вдруг промелькнула маленькая тёплая улыбка. В эту секунду челюсть Пака чуть не коснулась пола; он приоткрыл рот, сердце в его груди застучало быстрее, чем до этого, и парень почувствовал мягкое прикосновение к своей руке — Чонгук положил свою влажную ладонь на его запястье, и в глазах его было то же тепло, та же улыбка, полная заботы, что и у мужчины за столом.       — Вы… — пискнул Чимин, неверяще хлопая ресницами и смотря то на Чонгука, то на Мистера Д. — То есть вы…       — Думаю, вам нужно придумать, как научить его тому же.       — Но… как нам это сделать? — пробормотал Пак.       — Я думаю, — Чонгук гулко сглотнул. — Думаю, у меня есть идея. — Он повернулся к Чимину и прикусил губу. — Что заставило меня влюбиться?       — В меня? — шепнул Чимин, немного краснея.       — В тебя, в твою группу, — ответил Чонгук, сверкая глазами.       Чимин отвёл взгляд, думая над этим пару мгновений, и вдруг его осенило.       — Музыка, — он нахмурился. — Но ты ведь пытался привести его на наши выступления. Он постоянно отказывается.       — Нужно сделать так, чтобы у него не осталось выбора, — пробормотал Чонгук, размышляя. — Нужно поставить ему условия, ультиматум, благодаря которому он решит, словно уже выиграл… — он умолк, жуя губу, и вдруг дёрнулся, и Чимин дёрнулся вместе с ним. — Я скажу ему, что уеду с ним.       — Что? — опешил Пак.       — Если он ничего не почувствует… если ему не понравится, то я пообещаю, что уеду с ним.       — Ты не можешь этого сделать, — активно закачал головой Чимин, абсолютно отвергая эту затею. — Нет. Только не это. Я не отпущу тебя.       — Ты думаешь, что мы можем проиграть? — Чонгук улыбнулся, мягко беря лицо Пака в руки и гладя щёки. — Чимин, у нас есть секретное оружие.       Чимин моргнул, не до конца понимая его.       — Ты.       Пак почувствовал, как его лицо быстро начало заливаться краской. Его собственная рука автоматически потянулась к запястью Чонгука, чтобы легко его сжать; в больших горящих глазах напротив Чимин видел надежду — целый её живой и бушующий океан. Чонгук верил в него, и он верил в них, и кто Чимин такой, чтобы не верить Чонгуку?       Со стороны директорского кресла послышался кашель; парни вмиг отодвинулись друг от друга, пунцовея ещё пуще из-за того, что совершенно позабыли, что не были наедине. Но директор всё ещё глядел на них с заботой во взгляде, едва заметно качая головой.       — Пожалуйста, — произнёс Чимин, вставая со своего места. — Не делайте ничего из того, о чём просил вас мистер Чон, до тех пор, пока мы не постараемся всё исправить.       — Вряд ли вы дадите мне выбор, — заговорщически ответил Мистер Д.; Чимин поджал губы, сдерживая улыбку.       Чонгук встал вслед за ним, тут же подхватывая его за руку, и они вместе вышли в коридор, переполненные уверенностью.       Друзья стояли кучкой у лавочек, где снова сидели Тэхён и Юнги; они желали как можно скорее узнать, как всё прошло, однако, заметив выходившего за парнями директора, нерешительно замерли.       — Где и когда? — спросил Чимин, поворачиваясь к Чонгуку. — Инструменты мы оставили в зале.       — Почему бы вам и не сделать это в зале, в таком случае? — вмешался Мистер Д.       Друзья навострили уши, непонимающе разглядывая троицу.       — Но гараж — это неотъемлемая часть их эстетики, — возразил Чонгук. — Он должен видеть их именно там.       — Мы можем перевести инструменты туда, но тогда нам нужно выиграть немного времени, — размышлял Чимин, уткнув руки в бока и уставившись куда-то в пустоту на полу.       — Думаю, — хрипнул директор, — я могу помочь в этом.       Чимин поднял глаза, и Мистер Д. пожал плечами в несвойственной ему расслабленной манере.       — Мы, вроде как, знакомы, так что нам есть, что обсудить.       Чимин переглянулся с Чонгуком и заметил, что тот, кажется, в таком же замешательстве. В любом случае, это была отличная возможность, и директор действительно мог им помочь. Чимин взглянул на своих друзей, по выражениям лиц которых было ясно, что они находятся на низком старте и готовы к звуку выстрела для начала забега, и, пораскинув мозгами пару мгновений, он, всё же, кивнул.       — Отлично, — выдохнул облегчённо Чонгук.       Он дал директору свой номер телефона, чтобы просигналить, когда всё будет готово; Чимин быстрым жестом позвал «Роман из телевизора» и Пиа за собой, уверенным шагом направляясь в сторону спортивного зала. Он старался выглядеть уверенно и не позволять беспокойству заполонять его рассудок, но он чувствовал, как подрагивали его поджилки от допущения мысли о том, что план может провалиться. Потому что он мог, и, если бы это произошло, то во всём была бы их с Чонгуком вина.       Уже в спортивном зале, укладывая оборудование в чехлы, Чимин подавил приступы мини-паники и рассказал ребятам об их с Чонгуком плане; реакция, ожидаемо, была разной, но в одном они сошлись — если парни считали, что справятся, значит, так и должно было произойти. Конечно, метод борьбы, последний шанс, за который они хватались, был романтичным, но это не делало его достаточно эффективным; выслушав Чимина, Юнги даже не сказал ничего, и только когда остальные подбадривающе похлопали друг друга по плечам, он наконец сдался.       Юнги был реалистом, и это была одна из черт, которой у него научился Чимин. Оглядываясь назад, Чимин думал о том, что во многих вещах, произошедших за последние полгода, мнение Юнги отличалось от мнения Чимина, и это было абсолютно нормально. Чимин искренне надеялся, что этот план был одним из этих вещей.       Немного погодя к ним присоединился Чонгук, рассказав, что Мистер Д. решил пригласить его отца выпить по чашечке кофе в диско-кафе. Чонгук сомневался, что отец согласится, но Мистер Д. уверял его, что тот не станет отказываться от «прогулки по воспоминаниям». Чимин решил, скорее всего мужчина говорил о молодости мистера Чона, ведь наверняка ему было известно о том, что тот был родом из Модесто. В любом случае, Мистер Д. обещал отвлечь его настолько, чтобы тот забыл о причине своего посещения городка хотя бы на некоторое время, и ребята ему верили.       Сложив оборудование в пикап, они сели в машину; Чимин и Чонгук остались вместе с ценным инвентарём в багажнике. Погода была достаточно прохладной, а Чимин на эмоциях забыл взять свою куртку; Чонгук обнял его и поделился своей, накинув её им обоим на плечи.       Уже в гараже они быстро расставили инструменты; отдыхавший на рождественских каникулах дома Намджун вынес ребятам какао и включил обогреватель, потому как они, загруженные подготовкой, совсем об этом позабыли. Пиа прибралась, попросив влажную тряпку, — вытерла полки от пыли, сложила в стеллажах диски и кассеты. Тэхён и Юнги настраивали инструменты, Хосок подключал аппаратуру, а Чонгук и Чимин решали, какую песню лучше всего исполнить. Чимин думал о недавно выпущенном альбоме Pale Waves; песня с названием «You Don’t Own Me» и строчками: «я тебе не принадлежу; я стану твоей самой большой ошибкой, если ты встанешь на моём пути» казалась Чимину идеальной, но Чонгук отмёл этот вариант — мистер Чон мог воспринять его в штыки.       Чимин пожал плечами. Он мог бы выбрать что-то и куда более прямолинейное, но всё же не стал; Чонгук нахмурился, думая, и Пак оставил его наедине с мыслями, решив взять ещё по порции какао для них двоих. Тогда Чонгук вдруг вздрогнул и вскрикнул:       — Придумал!       Чимин остановился на полушаге и обернулся; в глазах Чонгука будто что-то воспламенилось, а от волнения выступили капельки пота на висках, хотя в гараже было довольно прохладно.       Парни и Пиа, занимавшиеся своими делами, обернулись и уставились на него.       — Чимин, — Чонгук прикусил губу, чтобы не улыбаться широко, и вскочил с его кресла, хватая Чимина за щёки. — В тот день. Какую песню вы исполняли в тот день?       — Кажется, это была «Kiss», — пробубнил Чимин, вытянув губы из-за давления чужих пальцев.       — Исполните её, — закивал Чонгук, оглядывая парня и звуча так воодушевлённо, будто сдал экзамен на сто баллов. — Она будет идеальной.       — Но почему? — не понял Чимин, убирая его руки от лица, чтобы говорить нормально. — В ней нет ничего такого.       — Она была вау! — воскликнул Чонгук и прикрыл глаза, будто отдался воспоминаниям; Чимин покрылся мурашками, вспоминая, как полгода назад Чонгук сказал ему это в глаза — что он «вау». — Вы были такими потрясающими, и…       Пак улыбнулся. Чонгук был романтиком, и порой эта романтичность не знала границ. Он выбрал и ситуацию, и песню, благодаря которым влюбился в Чимина. Он верил, что его отец попадёт под те же самые чары, и Чимин не знал, должен ли был винить его за это. Поэтому он подчинился.       — Ну, «Kiss» так «Kiss», — пробормотал он, и Чонгук приоткрыл глаза. — Все согласны?       Чимин осмотрелся, ловя взгляды друзей; Тэхён закатил глаза, очевидно, снова обвиняя парней в чрезмерно голубой атмосфере; Хосок загорелся и шуточно потёр руки, будто готовился к чему-то грандиозному. Пиа, шлёпнув ворчащего Тэхёна тряпкой по заднице, ярко улыбнулась. Юнги с едва заметной улыбкой кивнул, как только Чимин взглянул на него.       Ребята попробовали сыграть песню, чтобы освежить аккорды в памяти; Чонгук позвонил Мистеру Д. и дал ему адрес. Ожидание сводило и так иногда чересчур тревожного Чимина с ума, и Чонгук усадил его на кресло и предложил массаж шеи; он делал его иногда, чтобы успокоить волнение Чимина перед выступлениями. Веки Пака опустились, и он отдался чужой заботе, когда его вдруг легко пнули; он открыл глаза и с грозным видом уставился на взявшегося откуда-то прямо перед ним Тэхёна.       — Я знаю, чего тебе не хватает, — с ехидной ноткой в голосе сказал друг.       Чимин вздёрнул бровь, и Тэхён протянул ему руку, сжатую в кулак; на ладони оказалось чёрное колечко, в точности такое, какое Чимин всегда носил в губе, но снял его перед выступлением и так и не надел обратно.       Парень удивлённо моргнул, беря его в пальцы.       — Будь настоящим лидером инди-рок-группы, — сказал друг. — Сними ещё толстовку. Ему ведь не нравятся всякие пирсинги и тату? Так пусть любуется.       Чимин прыснул, поднимая взгляд на улыбающегося Тэхёна, а затем переводя его на Чонгука — тот ухмыльнулся.       — Ты думаешь, это хорошая идея? — спросил Чимин теперь уже у Чонгука.       — Шутишь? — Чонгук усмехнулся. — Она отличная.       Тэхён кивнул, не сдерживая горделивой широкой улыбки; Чонгук закатил глаза, но не прекращал сам улыбаться. Чимин вскочил с кресла и ринулся к зеркалу, чтобы установить колечко на его родное место — у Тэхёна остались точно такие же, какие носил сам Чимин, ещё с тех пор, как тот носил свой «паучий укус».       Когда в опущенную дверь гаража постучались, парни уже немного расслабились; Чимин стянул с себя толстовку, как велел Тэхён, и остался в белой полупрозрачной майке. Ему было немного неловко, но Тэхён был прав: не нужно было скрывать то, кем он на самом деле являлся. Мистер Чон должен был видеть, что его сын выбрал именно такого Чимина.       Мистер Д. выглядел достаточно расслабленным; рассказать о том, что мистер Чон делает в этом гараже, должен был сам Чонгук, потому он вышел немногим раньше. Открыв дверь, Чонгук продолжал что-то говорить хмурящемуся мужчине, пятясь спиной назад, видимо, чтобы сразу обратить внимание отца на окружающий его интерьер.       — Это репетиционная ребят, — сказал он, разводя руки.       «Роман из телевизора» встал по своим местам; Чимин задержал дыхание, ухватившись одной рукой за стойку микрофона. Сердце стучало в кончиках его пальцев. Пиа с Намджуном стояли в стороне.       — Здесь довольно уютно, — кивнул Мистер Д.       Он тоже был здесь впервые.       — Ты всегда избегал их выступлений, но теперь, — Чонгук остановился, сглатывая и делая глубокий вдох. — Теперь у тебя нет выбора.       — Вы собрались держать меня насильно здесь? — усмехнулся мистер Чон.       — Нет, — Чимин шагнул вперёд, и мистер Чон наконец обратил на него и остальных внимание. — Мы не играем так грязно. Мы предлагаем сделку.       — Ты послушаешь их, — продолжил Чонгук. — И, если я был прав и тебе понравится, я останусь здесь. Но, если же я ошибся, я уеду с тобой.       — Глупости какие, — покачал головой тот. — С чего мне соглашаться?       — А что ты теряешь? Если ты так уверен в себе, то без труда выиграешь наш спор. — Чонгук сощурился. — Или же ты боишься признать себя неправым?       Чимин не сдержался — уголок его губ скользнул чуть вверх. Чонгук знал, на какие точки нужно давить. Упрямые люди, такие, как мистер Чон и даже сам Чонгук, очень тяжело принимают поражение. Но принять этот факт им точно так же сложно, так что это могло сработать.       Мужчина сжал губы в тонкую полоску, и Чимин мог поклясться, что, если бы он поднёс бумагу к месту, где взгляды отца и сына встречались, она бы воспламенилась. Оба были настроены слишком решительно.       — Что ж, — наконец произнёс мужчина, опуская глаза и медленно моргая. — Давай попробуем.       Чимину и Чонгуку потребовалась пара секунд, чтобы осознать услышанное. Они с усталой улыбкой выдохнули, и Чонгук выкинул что-то вроде «ты не пожалеешь», а Чимин уже мало что слышал за пульсацией сердца в горле и гулом крови в ушах. Он вернулся к стойке и подхватил свою ритм-гитару, предварительно обменявшись с друзьями многозначительными взглядами; глаза тех горели, они были настроены на победу. Чимин был настроен точно так же.       Мужчины встали напротив, Чонгук пристроился рядом; потихоньку к ним присоединились и Пиа с Намджуном, незаметно прокравшись мимо. Чимин прикрыл глаза на мгновение, собираясь с духом, и сделал вдох, слышный в усилителях; он хотел сделать это выступление особенным, он должен был сделать его лучшим, чтобы дурацкий план сработал; успокаивая стократно ускорившееся сердцебиение, Чимин махнул рукой, давая парням знак для начала.       Послышался стук барабанов, и затем гараж заполнился приятными переливами гитарных проигрышей в стиле ретро. Чимин начал покачиваться на месте, ловя ритм и подыгрывая на своей гитаре; постепенно дымка волнения в его голове начала рассеиваться, и он открыл глаза, встречаясь взглядом с Чонгуком, смотрящим на него с тем же предвкушением, что и в тот сентябрьский день, только теперь, кажется, умноженным в несколько раз.       «О, ты знаешь, как достучаться до меня. Моё сердце так одиноко».       Он чуть улыбнулся, заметив, как Чонгук приоткрыл рот. Ему нравилось, как сценический Чимин действовал на него — каждый раз как в первый. Чимин верил и знал, что они прекрасно справляются. Он видел это в глазах Чонгука и подтвердил для себя, когда на втором куплете перевёл взгляд на мистера Чона.       Он точно помнил, как Чонгук в тот день стоял неподвижно, слушая их и не смея даже дышать. У его отца сдерживать эмоции получалось лучше; лицо его казалось непроницаемым, он стоял в закрытой позе, скрестив руки на груди. Но Чимину было наплевать на любые замки и защиту; он вздёрнул подбородок, как любил это делать на последней строчке куплета, и изменил слова, пропев: «я не думаю, что мы разные»*.       Чимин сверкнул ухмылкой и принялся играть, так, словно делал это на сцене стадиона Уэмбли — отдавал всего себя, танцевал, взмахивая чёлкой и двигаясь вслед за музыкой, окутывающей его разум и тело; его голос с переплетением низкого голоса Тэхёна на бэках на припеве заставлял кровь в его венах циркулировать быстрее, и он чувствовал мурашки, снова и снова, подчиняясь возросшему уровню адреналина.       «Крепко поцелуй меня, как в самом начале».       Песня закончилась, эхо его голоса рассеялось по помещению, и наступила тишина; Чимин отпрянул от стойки, чтобы отдышаться, и выпустил гриф гитары из пальцев, запрокинув голову назад и прикрывая глаза. Влажноватая чёлка неприятно липла к покрытому испариной лбу.       — Вау.       Чимин усмехнулся и опустил голову, тяжело дыша и глядя на Чонгука. Тот сиял, кажется, даже ярче, чем в тот, первый раз; Мистер Д. поднял руки и неожиданно начал хлопать; его аплодисменты подхватили Пиа и Намджун. Мистер Чон не шевелился.       — Это было здорово, — кивал директор. — Вы большие молодцы.       Пиа с радостным писком подскочила к Тэхёну; Чимин вытер пот со лба предплечьем и снял с себя гитару.       — Ну и, — выдохнул он, шагнув вперёд и тоже скрестив руки. — Что вы думаете?       Внимание каждого в гараже теперь было обращено на них двоих. Чонгук сжал челюсти и отошёл в сторону, к Чимину, ожидая решения отца.       Чимин чувствовал, как холодеет каждая клеточка его тела с каждой секундой этой тяжёлой, удушающей тишины. Он сжимал пальцами свои плечи, догадываясь, что может оставить от силы хватки на них синяки, но он должен был показать свои хладнокровие и уверенность, доказать, что он чего-то стоит.       — Мистер Чон, — подал голос Мистер Д.; Чимин не сводил напряжённого взгляда с отца Чонгука. — Может, мне рассказать ребятам о том, как это было в наше время?       Чимин моргнул и всё же взглянул на директора; тот с лёгкой полуулыбкой на губах положил руку на плечо мужчины, облачённое в тяжёлый материал чёрного строгого пальто.       — Что вы имеете в виду? — спросил Чонгук за всех.       Мистер Чон вдруг закатил глаза и вскинул руки. Чимин дрогнул.       — Мы с твоей мамой тоже когда-то состояли в группе, помнишь, Чонхён?       — Чего?       Чимину показалось, что все присутствующие в гараже выдохнули это одновременно. Он посмотрел на Чонгука, видя искреннее замешательство в его глазах — очевидно, что тот тоже ничего не знал.       Но внезапно в голове Чимина начал складываться пазл. Мистер Д. рассказывал ему о том, что когда-то давным-давно, ещё в возрасте Чимина, он состоял в своей группе. Тогда Чимин не хотел его слушать, потому что был полностью поглощён в свои проблемы и не видел в этом никакого смысла; но теперь это обретало смысл — мистер Чон, человек, родом из Модесто, который занимается концертным оборудованием, примерно одного возраста с директором школы, и именно его сыну удалось так просто добиться места в школьной инди-рок-группе.       — Это правда? — выдохнул Чонгук, шагнув вперёд. Он звучал взволнованным и, Чимин сказал бы, даже немного разозлённым. Но он не мог винить его.       Тот кусал губы, размышляя о том, что должен сказать.       — У нас была хоть и не инди-рок-группа, — продолжил директор, — но и не оркестровая труппа. Ох, что за времена! Твоя мать была вокалисткой — чудесная девушка с чудесным голосом. Не удивительно, что твой отец влюбился в неё.       Мужчина всё молчал, а Чимин понимал: любое слово, которое он сейчас произнесёт, могло быть использовано против него самого. Чонгук смотрел на него самым пронизывающим взглядом из всех, что Чимину доводилось видеть, и это тоже было далеко не удивительно: вряд ли бы Чонгук мог ожидать подобного.       — Так всё это время… — Чимин вернул взгляд на мистера Чона. — Вы просто не позволяли Чонгуку стать таким же, каким были вы?       — А чего в этом хорошего? — взорвался мужчина. — Она всегда думала только о себе и музыке. Она бросила нас с Чонгуком, потому что хотела дальше заниматься только музыкой, и на меня, и на сына ей было глубоко наплевать!       — Вы думаете, что я поступлю с Чонгуком так же? — не выдержал Чимин. — Вы меня совсем не знаете!       — Мне не нужно знать тебя, чтобы понимать психологию музыкантов. Я работаю с ними столько лет, я жил среди них после выпуска. У них — ветер в голове, ни одной мысли о действительно важных вещах, о жизни, об образовании и заработке.       Чимин сжал кулаки, испытывая сильнейший гнев. У мистера Чона не было права грести всех под одну гребёнку. Он судил только по матери Чонгука, наплевав на то, каким уникальным может быть каждый человек. Взять даже тот же «Роман из телевизора» — никто из его участников не походил на другого. У всех было разное представление о будущем, о смысле и ценностях жизни. Раньше Чимина это пугало, но именно это делает их такими, какие они есть — настоящими.       — Мой отец бросил меня, но он не был музыкантом. Мать Юнги бросила его, но она не была певицей. Подлость людей не знает профессий или хобби, — Чимин сделал глубокий вдох. — И вы правы, в моей голове — ветер. Я не знаю, кем хочу стать, я не знаю, куда хочу поступать. Единственное, что было в моей жизни — это музыка, — Чимин взглянул на Чонгука. — До тех пор, пока я не встретил вашего сына.       Чонгук поджал губы, мелко улыбаясь, и взял Чимина за руку, придвинувшись к нему.       — Чимин не сбивал меня с пути, — сказал он. — Он, наоборот, показал мне, куда идти. Он показал, что есть что-то кроме постоянных попыток быть лучшим. Он показал, что главное — быть самим собой и делать то, что хочет твоё сердце, пускай это и не делает тебя номером один. Это не имеет значения. Я не хочу больше соревноваться.       Чимин крепче сжал пальцами руку Чонгука, сдерживая порыв обнять его.       — Признай, что тебе понравилось, Чонхён, старина, — похлопывая мужчину по спине, улыбнулся Мистер Д. — Не будь столь чёрствым. Вспомни нас в их годы.       — Ладно, — выдохнул мистер Чон, протирая лицо ладонями. — Хорошо.       Чимин моргнул.       — Хорошо?       — Да, чёрт с вами.       Ребята вокруг них взорвались радостными криками; Чимин выдохнул с улыбкой, чувствуя, как сталь в его жилах обратно преобразуется в кровь; Чонгук всхлипнул и кинулся к отцу, и Чимин впервые стал свидетелем того, как они обнимаются. Сердце заходилось ударами в его груди, и ему тоже захотелось закричать оттого, что, спустя столько месяцев, они наконец-то смогли добиться победы в этой холодной войне.       Мистер Д. потрепал его по волосам, и Чимин, потерянный в эмоциях, даже обнял его, и тот тихо засмеялся; отпрянув, Пак помчался к друзьям, тут же обнимая и их, кружа в воздухе Пиа. Он был переполнен счастьем, и он хотел делиться этим с каждым присутствующим, а потом — возвестить об этом всему грёбаному миру; но, обернувшись и заметив Чонгука, глядящего влажными глазами на него, Чимин послал эту затею к чёрту.       — Предлагаю отпраздновать это! — слышалось где-то позади голосом Хосока.       Чимин смотрел на Чонгука и сдерживал собственные слёзы, не решаясь сдвинуться с места. Ему хотелось поцеловать Чонгука, прижать его к себе, хотелось, чтобы тот сделал то же самое. Но они не могли сделать это при его отце — это всё ещё казалось слишком странным. Так что они неловко стояли чуть поодаль друг от друга несколько мгновений, глядя друг на друга с плохо скрываемыми улыбками и блестящими от влаги глазами.       Накануне Рождества Чимин выиграл самый крупный приз в своей жизни.