Мастер слова и клинка

Питер проснулся по будильнику, уже успел умыться и запустить кофемашину, когда с удивлением понял, что снов за эти три часа не видел. По крайней мере, не помнит. Сплошная чернота и забытьё были по-своему благословенными. И как они только раньше не догадались спать по очереди? Казалось бы, очевидное решение, но от недосыпа, похоже, у обоих голова совсем не работала. Питер послал Дэдпулу мысленное спасибо. Здорово он придумал. Пока Паучок возвращался домой, подбросив Дэдпула до его дома, он всю дорогу размышлял, что неожиданного может спланировать Марио Рабано, как им с Уэйдом обезопасить себя и посторонних людей, которые могут оказаться поблизости во время их встречи. Но вариантов у мафиози было слишком много, а свою инициативу Паук навязать не смог, так что снова придется реагировать на проблемы по мере их поступления. Стратегия — отстой, а что делать? К тому же ему в голову лезли мысли, что Дэдпул, видимо, догадался, кто такой Питер Пен, и теперь знает, что Паучок осведомлён о его взгляде на события. Почему тогда по дороге из пансионата Дэдпул не поднимал эту тему? Может, действительно забыл? Это было бы идеально. Если он снова не задастся вопросом, как Паучок его нашёл в пансионате, эта тема больше может и не всплыть. Какой же Питер дурак, ещё и использовал почти настоящее имя! Но пока ясности нет, придётся быть особенно осторожным и использовать в разговорах с Уэйдом нейтральные фразы, которые не могут ни подтвердить, ни опровергнуть его догадку. Тупо получится, если Паучок будет отрицать свои комменты в то время, как Уэйд точно знает, кто их оставил. Питер поставил перед собой чашку кофе и огромную миску с хлопьями и молоком. Можно глянуть новую главу фанфика, если Риф её уже отредактировал, в ней могут быть фразы, которые развеют все его сомнения. *** Как поживают мои девочки и мальчики? Соскучились по болтливому наёмнику? Моя затея снова заделаться наемником, пусть и на время, не понравилась Паучку. Он догнал меня и предъявил, что больше не может мне доверять, и вообще, он сам всё сделает. Так распсиховался, что даже прикрутил меня к унитазу. Это обидно было в высшей степени! Кстати, Паучок, как я освободился? Ты меня отклеил? Ты ж мне так и не рассказал! Ты знаешь, прикидываться идиотом — это очень выгодная тактика, расслабляет противников и вводит в заблуждение. Можно притвориться, что ты на их стороне, а можно — что ты сам по себе идиот, безобидная их разновидность. Как бы мой новый шеф на это ни смотрел, пусть даже скептически, у меня был шанс внедриться хотя бы к нему в здание, и я им воспользовался. Вот только я не думал, что ты, Паучок, тоже на это купишься. Мы с тобой столько раз эту карту разыгрывали, а ты все ещё способен верить, что я идиот? Или что я тебя предал? Ну… Спасибо, чё. Я был о тебе лучшего мнения. Мне в этом месте до такой степени жмёт, что лучше бы ты совсем меня бросил, чем так обижать. *** Питер заметил, что хлопья, которые он жуёт, стали какими-то безвкусными, совсем картонными. А ведь это был его любимый сорт: сладкие, воздушные, с душистой ореховой крошкой, и в молоке не раскисали слишком быстро. Итак, Уэйд помнит, что Паучок читает его фанфик. Вон как напрямую обращается. Вообще-то он уже так делал, когда ещё ничего не знал, это просто приём такой литературный был. Но тут-то всё очевидно. От того, что Уэйд ему здесь написал, Питеру стало так тошно, что в глотку ничего не лезло. Он отодвинул хлопья и сделал глоток кофе. Обжёгся, встал, нашёл упаковку сахара, вскрыл и сыпанул в чашку не ложечкой, а от души, прямо через край. Хотелось запить горечь стыда чем-то очень-очень сладким. Он сел обратно и стал помешивать густую сахарную массу на дне чашки с кофе. Он не смотрел ни на текст, ни на чашку. Просто уставился невидящим взглядом мимо стола, ни о чём не думал, только чувствовал в горле болезненный ком. Через минуту взял себя в руки, стал понемногу отпивать из чашки сахарный сироп кофейного цвета с кофейным вкусом и читать дальше. *** Посему, когда я очнулся после заварушки, то вполне по делу тебя разыграл. Прикольно было овощем побыть, мне так понравилось, обязательно повторю! Рик-огурчик, Пул-патиссончик. Почему ты не можешь просто порадоваться, что я могу превращаться? Знаешь, не надо быть таким прямолинейным и логичным, иногда нужно и сердцу верить, а не зрению. До чего у тебя был обескураженный вид, никакая маска такое не скроет, когда ты увидел, что я снова твой великолепный, остроумный, здоровый и румяный Дэдпул! Угадай, как я понял, что ты был рад, Паучок? Потому что ты даже не побил меня! Даже слова не сказал! *** Питеру стало ещё немножечко больнее. Дэдпул умел уязвить. Но Питер понимал, что заслужил всё это. *** Я узнал, что поймал три пули в голову, экая досада! И тебе стоило извиняться, конечно, что ошибался во мне, но ещё минут пять твоего раскаяния, и я бы не выдержал. У меня и так на языке вертелась народная мудрость «соси прощения», а ты меня продолжал провоцировать. Любишь ты тревожить мои фантазии, в этом ты мастер. И так хорошо всё шло, я даже сам пошутил про дырки. Думал, ты хотя бы рассмеёшься. А может, даже кинешь ответный намёк. Но когда ты в полном рассудке, а не под прессом бессонницы, ты во мне видишь только развлечение. Ты только бросил вскользь это своё «фу, мерзость» и отвернулся. Опять я слишком мерзкий по твоим меркам, Паучок. Для забавы гожусь, для словесного флирта там, а как чего посерьёзнее коснешься… Даже когда я говорю про дрочку, ты только кривишься, как будто сам никогда и ни за что!.. Нет, если это делаешь ты, то всё в норме, ты же, наверное, девушек представляешь. А то, что мне нравится представлять тебя, что у меня стоит на тебя, это вне закона. И побоку, что мне это просто жизненно необходимо. На темперамент я не жалуюсь, это во-первых, а во-вторых, может, ты засомневался, но я только после оргазма могу уснуть. Не веришь? Так у тебя и нет этих украшений по всему телу, которые, сука, болят, когда мозг ничем не занят, особенно перед сном. И никакие вещества на мне не работают! Ты думал, почему я столько треплюсь? Да чтобы отвлечь себя от себя! Исключительно волшебная таблетка «о господи, я кончил» запускает в мою кровь химический коктейль собственных гормончиков, под действием которых моя шкура довольно и сыто затыкается. Так-то. *** У Питера кончился кофейный сироп и он набодяжил себе ещё. Он просто не мог вынести всё это без компенсации убойной дозой сладости. Боль, которая сопровождала Уэйда, кажется, передалась ему, но не под кожу, а в самое нутро, в самую сердцевину. *** Ты сказал: «Не порть всё». Опять. Я очень хотел спросить, что именно я порчу? Что в этом такого? Почему, если кто-то нужен тебе так сильно, что даже выразить невозможно, если просто хочешь быть рядом, хочешь дотрагиваться до этого человека, слышать его смех, если ты просто хочешь доставить ему удовольствие — какого хрена это «фу, мерзость»? Только потому, что кто-то из нас не подходящего пола? Если бы ты знал, что можно молиться на форму твоих губ, как на икону, как на святилище великих богов, ты бы мог организовать неподалёку от дома жертвенный алтарь и питаться дымом сжигаемых в твою честь животных и людей. Просто, блядь, почему то, что я могу бросить для тебя на этот алтарь, для тебя всего лишь «фу, мерзость»? Как, как бесценное вмиг становится никчёмным дымом? Наверное, я просто тупой и не понимаю. Я захотел попросить тебя объяснить мне ту границу, где начинается "фу, мерзость"… Но я ничего не стал спрашивать. Потому что знаю ответ. Мерзость — это то место, где кончается всё остальное и начинается Уэйд Уилсон по кличке Дэдпул. Какой смысл об этом спрашивать? Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не примешь эту мою часть. Ты просто тусишь со мной — с той моей частью, которая тебя устраивает. При этом ты легко и просто игнорируешь ту мою часть, которая хочет быть с тобой, хочет тебя целиком, как будто этой части просто нет. Один дым. И это никогда не изменится. Для таких, как я, хэппи-эндов не бывает. *** Питер не стал писать Уэйду ответ на сайте. То, как он сейчас ненавидел себя, можно было выставлять в палате мер и весов как эталон безупречной ненависти к себе. Но всё, что он хотел сказать Уэйду, он должен сказать лично, без поблажек удаленной переписки. Он должен предъявить Уэйду самого себя, прийти к нему с повинной и выразить хотя бы часть раскаяния, которое его сейчас душило. Пусть он не может ответить Уэйду на чувства, но, чёрт побери, он даже не смог быть с ним хотя бы нормальным человеком! Другом. Боевым товарищем. Питер через силу быстро доел размокшие хлопья, запихав их в себя, как лекарство. Пока Уэйд спал, Человеку-Пауку в директ пришло сообщение, что его будут ждать сегодня в кафе-ресторане «Тритон» в одном из центральных супермаркетов, и что контактёр не возражает, если Дэдпул тоже будет. Питер дождался, когда выйдет время сна Уэйда и поехал к нему, выслав по дороге сообщение, что сейчас подъедет. *** Уэйд встретил его на пороге, чистый и бодрый, в домашних шмотках и в новой маске. Как ни в чём не бывало гостеприимно распахнул дверь. — Как поспал, Паучок? Сны не мучали? Что новенького от Рабано? Он что, собирается оставить свои текстовые признания за скобками? Нет уж, Питер такого допустить не намерен. Он прошёл в комнату и сел в угол дивана, подогнув под себя одно колено. — Садись, — кивнул он Уэйду на противоположный угол, — разговор есть. Уэйд уселся на предложенное место и в ожидании склонил голову в маске набок. — Только не грузи, — легко предложил он. — Такое хорошее настроение после сна. — Слушай, я бы должен сейчас снять маску для этого разговора, и я очень жалею, что не могу. Но мне хотелось бы видеть твое лицо. Если ты не против. Можно? Уэйд помолчал, потянулся рукой к застёжке позади на шее. — Знаешь что? — вдруг предложил он. — Тебе надо, ты и снимай. Питер секунду подумал, пересел поближе к Уэйду и поднял руки к его маске. Завёл их ему за шею, осознавая, что почти обнимает его, расстегнул застёжку и перед тем, как снять окончательно, аккуратно закатал маску, чтобы ненароком не поцарапать ему нос. Уэйд смотрел на него прямо, серьёзно, со спокойным ожиданием. Питеру так понравилось это выражение, что он замер и смотрел тоже, держа маску в опущенных руках. Уэйд забрал из его рук маску и вполголоса спросил: — Чего хотел-то? Питер отсел обратно и собрался с духом. — Понимаешь… Я там понаписал тебе, что Паучок, которого ты описываешь, не настоящий, — тихо начал он. — Где? — так же тихо удивился Уэйд. — Я ещё не видел. — Под фанфиком, — пояснил Питер. — Ты что, не читаешь комменты к своему фанфику? — А. Читаю, — коротко ответил Уэйд и замолчал. — Так вот, я читаю тебя и всё больше убеждаюсь, что мне с тобой повезло. Обычно у меня с везением плохо, но теперь я знаю, на что оно потратилось. Это круто. Хорошо, что есть ты. Хорошо, что ты мой друг. Хорошо, что ты написал мне об этом в фанфике, а то я, может, ещё долго бы не догадался. Я, видимо, совсем дурак. Но я по крайней мере теперь буду ценить, что ты рядом. Питер помолчал. — Ещё что? — вполголоса спросил Уэйд, взглянув на него. — Я там ещё писал, что Паучок в реальности не флиртует, что это череда совпадений. Сначала так и было. Но когда мы измучились от бессонницы, я стал злиться на тебя, что ты меня в этом подозреваешь, и начал в отместку к тебе приставать, поддразнивать. Я был неправ. Уэйд не глядя кивнул. — Ещё ты спрашивал, зачем я таскаю тебя с собой, неужели ради живого щита… Нет, конечно. Уэйд поднял голову и хмуро взглянул на Паучка. Тот заметил во взгляде вопрос. — Просто мне нужен такой друг, как ты, — объяснил он. Подумал и добавил: — Спасибо. — И давно ты читаешь? — Уэйд смотрел на свои руки, держащие маску, и ждал ответа. — С самого того дня. Когда лайк поставил. Уэйд не ответил. — Почему ты молчишь? — спросил Паучок. — А почему ты сейчас признался? — Ты же сам догадался вчера, что Питер Пен — это я. И главу написал, обращаясь ко мне. — Нет. — Что нет? — Если я и догадался, то забыл об этом. Я писал, думая, что ты никогда этого не увидишь. Я подозревал одно время, что это ты, но ты ничем себя так и не выдал. Отлично шифруешься. — Подожди, то есть сейчас, когда я начал говорить об этом, ты ничего не знал? — Нет. — И не сказал мне ничего? — Хотел все откровения выслушать, до самого конца, — криво усмехнулся Дэдпул. Питер почувствовал себя так глупо, что даже разозлился. И тут же понял, что не имеет права на злость. Это же он тайком читал, можно сказать, без разрешения. — Мог бы и остановить меня, — всё же заметил он. Уэйд злобно раздул ноздри, скомкал маску в кулак, отбросил ее в сторону. — Остановить? А тебе? Тебе не пришло в голову меня остановить, когда я писал там очень личные вещи, уверенный, что ты не читаешь? Это как вообще? А, Паучок? — Ты сам мне ссылку выслал! — А ты меня отымел без спросу! Ненавижу такое! — рявкнул Уэйд. — Я не виноват! То есть, я виноват, но не настолько же! — Питер вскочил и встал напротив Уэйда. — Я не ожидал, что ты не всё помнишь. Я думал, ты уже в курсе. Это случайно так вышло! Ты же меня всё время разыгрываешь! — Ну ты и плесень! — прошипел Уэйд. — А ты! А ты!.. А я тебе ещё искусственное дыхание делал, и тоже без спросу, вот этого ты точно не помнишь! Как тебе такое? — Что? — не поверил Уэйд и попытался привстать. — Искусственное дыхание!.. — со вкусом повторил Паучок. — Рот в рот? — слабым голосом спросил Уэйд, падая на свое место и едва веря услышанному. — Естественно! — все ещё в запале крикнул Питер. — Когда? — Да вчера, после унитаза! — Питеру захотелось кольнуть Уэйда ещё и упоминанием унитаза, слишком уж ему было обидно, что он зря раскрыл свою тайну. — А что было после унитаза? — начал выяснять Уэйд. — Опять придуриваешься, что не помнишь? Сейчас я поверю, а потом снова ржать будешь? Не поверю ни за что! — Нет, честно, не помню! Скажи! Мне разбили бошку унитазом? Вся физия была в корках крови! Впридачу к тем трём пулевым дыркам? Паук! Как я умер? — Ах ты, скотина! Не помнишь, значит? Не помнишь?! — Питер чуть не задыхался. — Так вот, слушай тогда: я примотал тебя голой жопой к унитазу, ты его вырвал с корнем и бегал так по всему пансионату. А потом Рабано убил тебя тремя выстрелами в рожу. Я их скрутил обоих, но пришлось их выпустить в обмен на обещание отдать карточки! — И потом ты делал мне искусственное дыхание? Мёртвому? Своими собственными губами? — моргая, выговорил Уэйд. — А чьими?! — крикнул Питер. Надбровья Уэйда медленно поползли вверх и остались трагически приподнятыми, углы губ опустились. Он приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но нижняя губа задрожала. Он сжал губы, наклонил голову, махнул рукой, встал и ушёл в другую комнату. Паучок был так шокирован этой реакцией, что попытался его догнать. — Да чего ты, я не то хотел… — А что ты хотел? Что?! — крикнул Уэйд, обернувшись. — Уйди. — Ты правда этого не помнишь? — уже поверив, зачем-то переспросил Паучок. — Нет, представь. Этого — не помню. Зачем ты рассказал? — Про унитаз? — Да какой унитаз?.. Срать на унитаз! Что, впрочем, логично… Ты мне скажи, ну, сделал ты это… Реанимацию эту… Но мне ты зачем рассказал? — Чтобы ты знал, что я тоже… — растерялся Питер. — Что? — требовательно уставился на него Уэйд. Питер не сразу смог найти нужные слова. — Что-о-о?!!! — по-своему осознавая его молчание и приходя в ярость заорал Уэйд. — Ты, блядь, серьёзно? Интерес проснулся? — А то! — заорал в ответ Питер. — Я тоже стараюсь тебя прикрывать! Я тоже забочусь, чтоб тебе поменьше доставалось! Я хотел тебе помочь! Додать кислорода, кровь разогнать, сердце запустить. Я думал, тебе проще будет так восстановиться!.. Я тебе доверяю! С недавних пор. Со вчерашнего дня… — сдулся он. — Прости… Уэйд стоял и слушал. Питер вскинул голову и добавил: — Уэйд, прости! Ты хороший друг. Ты там спас меня, принял на себя выстрелы, которые предназначались мне. А я… Я тоже хочу быть рядом в нужный момент. Хочу прикрыть тебя от врага, насколько смогу. Хочу защищать твою спину. Ты однажды сказал, «хочу быть всегда за твоей спиной». Я тогда не понял. А теперь я тоже хочу. За твоей спиной. — А свою боишься, значит, мне доверить? — саркастично спросил Уэйд. — Или какую свою драгоценную часть ты боишься мне доверить, стесняюсь спросить?! Питер сел на стул и прошептал с безнадёжным упрёком: — Уэйд… Уэйд заинтересованно склонил голову и заглянул ему в линзы: — Ну что, херово, когда ты, наконец, решился довериться, а тебя поимели? А, Питер? — Последнее слово он особенно выделил голосом. Паук испуганно поднял голову. — Питер, мать твою, Пен, — уверенно закончил фразу Уэйд.