Мастер слова и клинка

Человек-Паук пролетел несколько кварталов, потом ещё, но ритм передвижения на паутине не помог ему привести мысли в порядок. С одной стороны, он зачем-то начал делать Дэдпулу явные авансы, и странно было бы ожидать, что тот не обнадёжится. С другой стороны, Питер понимал, что еще не определился, хочет ли он перемен в их тандеме, и не приведёт ли это к какой-нибудь катастрофе. С его-то везением! Одна надежда, что наложится везение Дэдпула и всё кончится хорошо. Сегодня Паучок своим поцелуем хотел выразить Уэйду скорее душевное расположение, чем сексуальный интерес. Да и обстоятельства, то, что он это сделал при свидетелях, несколько уменьшали интимность момента. Питеру казалось, что такая явная публичность превращала его порыв в театральное представление, она некоторым образом позволяла думать, что все это была просто потешная шутка. А теперь выходит, Паучок запустил этой выходкой такие процессы у Дэдпула в голове, что придётся что-то решать. На полном серьёзе. Да или нет. Питер понял, что пролетел уже полгорода, замедлил скорость и запрыгнул на одну из крыш, на вид менее жаркую. Нашёл там тенистый уголок между пристройкой и высоким парапетом, забился туда, сел, обхватил колени руками. Козырёк пристройки защищал его даже от камер на летательных аппаратах, которые могли бы засечь его сверху, так что он снял маску. Немного подумав, он достал телефон, огляделся вокруг, прислушался, убеждаясь, что его никто не потревожит, и открыл профиль Принцессы Секси. Рассказ с рейтингом, который ему попался на глаза в прошлый раз, оказался написан в повествовательном стиле, и Питер, читая, будто слышал Уэйда, который наговаривал эту историю для публикации размеренным хрипловатым голосом усталого сказителя. *** «Блаженство» Может быть, я был и не прав, когда взял Человека-Паука на это задание. Но он не жалеет об этом. И я не сомневаюсь — это пошло ему на пользу. Вообще, Бенецуэ́ра — очень своеобразная страна. После того, как оттуда уехали и ушли пешком не только те, у кого были мозги и ноги, но вообще все, кто только мог, там окончательно перестали действовать законы. Власти перестали притворяться, что соблюдают и защищают хоть какой-то порядок. Судебная система легла под криминал и раздвинула ноги, а потом и вовсе прекратила своё существование. Верховная власть в стране сменялась с завидной регулярностью, но всегда силовым путём, и новые лихие отморозки с верными боевиками на веренице бронетранспортеров ничем не отличались от старых. Я достал Паучку видеозапись со сходки одной банды, которая меня и интересовала. Видео они иногда снимали, хотя с электричеством в стране был уже полный швах, не говоря об электронике. Получить эту запись стоило мне двадцать галлонов бензина, потому что я, как ни крути, белый, и я отнюдь не их целевая аудитория. С тех пор, как здешний боливар стал дешевле воздуха, который он вытесняет, расчет производится в том, что можно или съесть, или заправить, или зарядить. А вот за американские доллары здесь недолго и пулю схлопотать. Патриоты. Многие банды распространяют подобные видео-агитки, соревнуясь в простоте и доходчивости лозунгов, в надежде привлечь новых зелёных адептов именно к себе. Они могли бы печатать листовки, если бы было на чём и чем, но, подозреваю, что потенциальные кандидаты в основном неграмотные. Мы с Паучком посмотрели этот шедевр пропаганды, заряжая телефоны от аккумулятора нашего джипа. В мотеле тока не было. Насколько я заметил, Паучок понимал бенецкий и разобрал, что говорили на записи, хотя из-за бандитского сленга этот язык уже заметно отличался от испанского. — Мы назначили себя главными, — вещал бритый налысо накачанный лидер этой банды-секты. — Каждый из нашего Братства — главный. Мы присвоили себе право творить, что хотим. Это наша земля. Мы сами себе суд, закон и господь бог. Жизнь одна, и она наша, и после смерти не может быть никакого рая, это проверено, многие были там. Мы с Паучком понимающе переглянулись. — Мы — главные, и не позволим никому отнять это наше право. Свободу не дают, свободу берут! И мы готовы воевать за нашу свободу. Мы настоящие воины и только нам позволено брать от жизни всё. Торговцы отдают нам свой барыш, а женщины — свои тела, мы берём это по праву сильного. Они должны признавать и они признают, что на вершине — мы. Мы здесь императоры, вожди, фараоны, равные богам. Наша сила даёт нам на это право. Приходите к нам и не дайте уродам из Мадуропуэбло отжать наш район! — Про фараона зря загнул, — заметил я, — не поймут. Паук только головой покивал. *** И вот мы с ним стоим и смотрим на их рабов. На то, что осталось от когда-то живых людей. Мне казалось, ему этого должно было хватить — зрелища нескольких трупов: стариков и немолодых женщин, упавших друг на друга во время резни в кирпичном сарае, ещё не похороненных другими рабами. А как ещё назвать людей, которые имеют несчастье жить в домах в округе, и чьи жизни зависят от новоявленных хозяев района. Если б им было, куда сбежать, уже бы сбежали. А у этих хозяев не нашлось для бедняг даже пули, их прирезали, как скот.  Паучок тяжело дышал, сжимал и разжимал кулаки.  — Что мы сделаем? — тихо, но без отчаяния спросил он меня. — Не можем же мы просто так уехать, раз уж оказались рядом. — Отомстим? — предложил я. — Хочешь убить их? — А ты нет? — Ну, должен быть какой-то эффективный способ остановить это… Я могу пленить их всех, отправить под замок… Я не ответил, он сам не дурак. — Да, их никто не будет там кормить, — согласился он. — Людям самим не хватает. Я кивнул. — Если их избить… — Они только сильнее обозлятся, — закончил я его мысль. Мы вышли на воздух. Паучок остановился у выхода и уставился на садящееся солнце. — Пошли, — сказал я. Была у меня ещё одна запись, краденая. *** Женщина на видео была одной из привезённых после нападения на соседнюю банду. Основной целью драки, говорят, был контроль над бензоколонкой, но после неожиданного налёта и стремительной победы было решено взять в плен женщин вражеской банды. Самих членов банды всех перебили, но и свои понесли ущерб, вот и оторвутся ребятки на чужа́чках. Эта женщина выбивалась из группы самым миловидным личиком и самым красивым пышным платьем, оказалось, что она и была женщиной вражеского главаря. Видно было, что рядовые боевики засматриваются именно на неё, но за её руку держалась девочка лет четырех. Если бабу сейчас утащить в угол, мелкая поднимет страшный визг. В любом случае, все прекрасно понимали, чего жене врага сегодня не избежать, в том числе и она сама. Кто-то заснял, как она уговорила дочку посидеть тихо, пока мама сходит с дядями и договорится, чтобы их отпустили. Они увели её на второй этаж виллы, а остальных молодых женщин и девочку заперли в подвале.  Прошло долгое время, видео-камера не двигалась, забытая на столе, а потом со второго этажа раздался выстрел. Главарь и другие бандиты спустились на первый этаж, один из них отпер подвал и убил осиротевшую девчонку. После выстрела оттуда донёсся приглушённый женский крик. За кадром где-то неподалеку один из банды спросил другого: — Зачем? Остальные тёлки теперь орать будут. — Он сказал, надоели сговорчивые… — ответили ему. *** Запись кончилась.  Человек-Паук долго молчал, смотрел вниз, словно оцепенев. — Ну что, Паук, отдашь их в суд? — спросил я негромко. — В тот самый, который закрыт уже пятнадцать лет? Или в тот, который сгорел две недели назад? Паук встал и вышел из комнаты мотеля. Я за ним. *** Не было смысла дожидаться темноты или утра, у человека с суперспособностями всё равно преимущество, если он не пытается беречь врага. Я охотно одолжил Человеку-Пауку обе катаны. Мы играючи прошли первый уровень: раскидали охранников и несколько боевиков внизу здания, но основной состав банды оказался наверху, в зале казино вокруг рулетки. Видимо, у этих людей водилось что-то, на что можно делать ставки, чтобы играть. Я отметил, что главарь тоже тут. Если бы он не перешёл дорогу моему нынешнему клиенту много лет назад в другой стране, мы бы знать никогда не узнали об этой дыре мира вообще. Мало ли в мире дыр. К тому времени, как мы до них добрались, все уже повскакивали, услышав выстрелы внизу, они были вооружены кто чем, видимо, огнестрельного оружия на всех не хватало.  Паучок, конечно, мог ограничиться тем, чтобы всех повязать, но сегодня он явно не собирался пропустить самое веселье. Те, счастливчики, у кого были стволы, сразу открыли огонь, но я быстро снял этих молодцов из своих магнумов, входя в зал первым и прикрывая Паучка.   Остальные бойцы не решились при мне подбирать пистолеты убитых. Они быстро окружили нас, просочившись с флангов, но мы и не старались сохранить пути отхода. Впрочем, эти тоже были настроены серьезно. Я уже стоял посреди просторного зала казино спиной к спине с Паучком, развернувшись в сторону двери и целясь в проход из обоих магнумов. Я встречал сюрпризами бойцов, которые выскакивали на нас из коридора с огнестрельным оружием. Паучок, не оборачиваясь, подал мне через плечо пару перезаряженных пистолетов. Да, мне доставалось свинца от входящих, зато остальные толпились снаружи за косяком и высовываться не спешили. Когда нормально вооруженные кончились, я перестал стрелять, давая Паучку возможность показать себя. Остальные на нас лезть боялись, пока я стрелял, а теперь попёрли — и на Паучка с его стороны, и на меня от дверей. Боевики не додумались мои патроны считать, конечно, и когда я замолчал, когда не выскочил с оружием добивать их в коридор, тамошние решили, что я пуст. Они гурьбой бросились в зал, нелепо и неумело размахивая кто ножами, кто мачете. Их тут оказалось куда больше, чем было в видюшках, и в стае они ни хрена не боялись. Парочка с кастетами резво напрыгнула на меня, явно заранее радуясь лёгкой победе и шансу присвоить мою гору оружия, но тут я взял их, приподнял и уронил на твёрдое, как чайка черепашку. Кажется, от этого они сломались. Я не расстроился и обратил внимание на Паучка. У него всё было хорошо, помощь не требовалась. Ребята с мачете намеревались задавить его числом, но Паучок с катанами вступил в дело и не жаловался на объем предстоящих работ. Оглянувшись, я не смог отвести от него взгляда. Залюбовался. Сочетание моих чудесных катан с паучьей силой и ловкостью творило нечто невероятное! Он рубил налетающих по двое-трое врагов на куски, двигаясь ритмично и легко, рассекая клинками чужую плоть где придется, как будто мягкие переспелые груши, и крупные брызги крови выстреливали во все стороны из рассечённых артерий, кости и сухожилия бойцов звонко хрустели, как арахис, части тел отскакивали в стороны, как лягушки с дороги шагающей цапли. Человек-Паук разрубал и отсекал больше правой, а левую держал на отлёте и только контролировал ею, чтобы к нему никто не подобрался, и иногда колол слишком отчаянных. Ему не нужна была моя подстраховка, он видел всё вокруг и его катаны были везде. Меня немного отвлекли, и пришлось успокоить очередных больно рьяных. Я стволы по местам и размял кулаки о тех умников, которым так понравились пушки в моих руках. Не думаю, что они после этого ещё встанут. Но все равно всё закончилось очень быстро. Зал, можно сказать, опустел. Если не считать ковра из мертвых тел на полу. Крови было на виду не так уж и много, тела прикрыли пол ровным слоем. Внимательно оглядевшись, точно ли больше нет угрозы, я перевёл взгляд на Паука. Он подошёл ко мне, высоко держа голову, с расправленными и расслабленными плечами, держа окровавленные катаны вниз и в стороны чуть на отлёте.  — Сделано, — спокойно и с достоинством сказал он. — Полегчало? — спросил я. — Нет, просто теперь стало правильно.  Он стряхнул капли с катан и отдал мне. Этот металл не ржавеет, но я все же протёр их, прежде чем убрать в ножны. Паучок шёл от меня к выходу, и сама ткань миров дрожала и пела вокруг него, прогибаясь в восхищении. Он был решительность, он был движение, он был мастерство и спонтанность. Он мог сейчас менять вселенную в любую сторону мановением руки и понимал это. Блаженство знать, что ты можешь совершить что угодно — это делает тебя другим. Тот, кто такое раз испытал, не забудет этот опыт всемогущества.  Он ни секунды не жалел об этом. Никогда в жизни.   *** Питер опустил телефон на теплую крышу и погасил экран. Уткнулся лицом в локти, обхватив колени. Уэйд назвал словами то, что он время от времени ощущал в глубине души, но никогда не смел не то что обдумать, а даже до конца осознать. Он уверенно знал, как следует жить, и никогда не допускал мысли, что какие-то там его эмоции могут иметь значение для принятия решений о жизни и смерти. Теперь он мог признать: это в нем было. Желание убивать. И он мог с новым знанием обдумать, серьёзен ли его жизненный выбор. Уверен ли он в своей святой правоте. Он сидел и крепко думал. Вспоминал те моменты, где другой на его месте сорвался бы. Пересматривал внутренним взором кино, извлечённое из памяти, перечувствовал заново свою ярость и, бывало, своё бессилие. Он не заметил, что рукава костюма стали мокрыми там, где глаза прижимались к ткани.  Спустя время он вернулся в реальность с новым пониманием. Он не предаст свои принципы. Он по-прежнему был убежден, что жизни следует беречь, что для него это верный путь. Но теперь, когда он ощутил и эту свою сторону, этот свой внутренний голос, он мог принять себя таким, каков он есть. Давая этой эмоции жить, зная правду о ней, он мог следовать своим путём с открытыми глазами. Мог ощущать, что его идеалы всё равно весомей и важнее для него, чем его же честные реакции на зло.