Дорога в Наружность

      Это было... как гром среди ясного неба.       - Рекс, я должен тебе сказать кое-что... важное. С сегодняшнего дня я больше не работаю воспитателем. Это моя последняя ночь в Доме. Завтра утром мне придётся уехать.       - Но почему...       - Возникли обстоятельства... В наружности. Но ничего, все быстро уладится, и я вернусь.       Стервятник смотрел на Ральфа долго и пристально, потом резко наклонил голову - словно пытаясь спрятаться за длинными светлыми прядями волос, упавшими на лицо.       Как было бы хорошо закричать... Так, чтобы Дом услышал. И обрушил свой гнев на Р Первого, который так хладнокровно предавал его. Уходил, даже не удосуживаясь объяснить...       И Рексу показалась странным, что вместо крика с губ его слетел лишь сдавленный, еле слышный шепот:       - Я хочу... уйти к себе. Я... пойду. - Детка, ты не понимаешь... У нас ничего не меняется, мы будем видеться постоянно... После выпуска мы будем жить вместе... как мы мечтали, помнишь? Ты переедешь ко мне..., - Ральф потянулся к нему, чтобы обнять, но жёсткий, холодный взгляд Птицы, полный недоверия и обиды, остановил его.       - Не трогай меня Р Первый... Не прикасайся ко мне больше никогда, - не глядя на Ральфа, Рекс решительно двинулся к двери, вознамерившись немедленно уйти.       - А как же наши планы? В наружности, после выпуска?       - Ты и правда верил, что я собираюсь жить в наружности? - Стервятник вскинул голову и приподнял бровь наигранной веселостью, - Ты такой наивный, Чёрный Ральф...       Из томного, трепетного мальчика, рядом с которым Р Первый таял от нежности, Рекс в мгновение ока превратился в монстра Дома - надменного и неприступного.       Эта стремительная метаморфоза потрясла Р Первого. Ральф смотрел на Стервятника ошарашенно, словно видел его впервые - он не мог понять, движет ли им обида и желание отомстить, или слова, произнесенные Рексом - правда, о которой тот просто раньше не считал нужным говорить.       ***       Выходя из кабинета воспитателя, птичий вожак был уверен, что Ральф последует за ним и вернёт его... Но он уже долго хромал по коридору, опираясь на трость, а шагов Р Первого все не было слышно.       Приближаясь к спальне третьей, Стервятник все больше и больше раскаивался в своих словах о Наружности... Но по сути они были правдой.       В глубине души Рекс всегда прекрасно знал о том, что, если ему выпадет шанс пойти на второй круг и воссоединиться с братом, он непременно сделает это... И он был уверен, что шанс этот обязательно появиться.       Но глубокая привязанность к Р Первому, пронесенная через годы и подкрепленная взаимностью, расколола его душу на части - и раскол этот был мучителен в своей непримиримости.       С одной стороны, Рекс был полностью уверен, что уйдёт на второй круг, и воспринимал свои намерения как данность. Он начал мечтать о возвращении в прошлое в тот самый день, когда погиб Макс... и настолько привык к этим спасительным мыслям, что иных сценариев просто себе не представлял.       Но когда Р Первый был рядом, Рекс чувствовал себя совсем по-иному. Откуда-то возникало иное, ещё не познанное им до конца альтер эго, которое удивительным образом было в состоянии думать о наружности и даже строить планы на будущее. Ральф рассказывал о том, как после выпуска они будут жить вместе, и Рекс соглашался - абсолютно искренне.       Потом, возвращаясь к себе в спальню третьей и предаваясь мыслям о брате, вожак птиц тщетно пытался понять, как такое возможно... И всякий раз ему казалось, что там, в постели Р Первого, был вовсе не он, а кто-то другой - непознанный и опасный, временами завладевающий его душой.       Рекс не собирался жить в наружности вместе с Ральфом. Это было правдой. Он вообще не собирался жить в наружности.       Рекс хотел уйти в наружность и быть вместе с Р Первым. Он был влюблен в Ральфа с той самой ночи, которую провел у него в кабинете после смерти Макса - и это тоже было полной правдой.       Эти две правды были несовместимы - и в то же время существовали одновременно в некоем мучительном симбиозе.       ***       Сейчас, коротая бессонную ночь в спальне третьей, Стервятник пытался понять, что могло заставить Р Первого оставить должность воспитателя и покинуть Дом. И главное - почему Ральф решил не говорить ему о причине столь внезапных перемен. Острые когти боли, бесцеремонно впившиеся в колено, прервали его горестные размышления. Рекс принял обезболивающее и забылся тяжёлым сном. Ему снился Макс - он просил, умолял чего-то не делать, остеречься... На утро Рекс попытался вспомнить, о чем говорил брат, но не смог.       Едва проснувшись, он направился к кабинету Р Первого. Но дверь была закрыта, и за ней стояла тишина. Кабинет был пуст - Чёрный Ральф покинул Дом.       ***       Стервятник места себе не находил. Вечером, едва дождавшись, когда в коридоре выключат свет, он вскрыл отмычкой дверь в кабинет Ральфа. Но в кабинете ничего достопримечательного не обнаружилось, кроме клетчатого листа, лежащего на письменного стола. На листе большими буквами был написан адрес. Адрес в Наружности. Под адресом была нарисована схема - карта.       Рекс горько усмехнулся - Р Первый не сомневался в том, что Стервятник первым откроет кабинет, и оставил послание персонально для него. Записка озадачивала - в представлении Стервятника адрес в Наружности был равнозначен указанию координат где-нибудь на далёком Титане. Находка радовала, но целью обыска не являлась.       Визит с отмычкой в кабинет Акулы оказался намного более результативным.       ***       Папа Птиц лежал на кровати, устроив больную ногу на подушке... После тайных ночных вылазок и обысков силы покинули его. Он снова и снова перечитывал ксерокопию заявления Крестной, направленного отделом опеки Акуле.       С первых же строк Стервятнику стало предельно ясно, почему Р Первый не хотел рассказывать ему о причинах, заставивших его покинуть Дом. Собственно, потому, что главной и единственной причиной был он - Рекс.       Он прекрасно понял суть заявления с первого раза... - а сейчас перечитывал документ просто чтобы разобраться в себе - почувствовать ЭТО снова - ещё и ещё.       ЭТО было багряным с синеватыми сполохами. Оно росло, пульсировало, заполняло собой Рекса целиком и выходило за его пределы.       ЭТО было похоже на то чувство, когда хочешь причинить себе вред и представляешь, как нож разрезает кожу и из раны вытекает кровь. Но в то же время оно было совсем другим - почти противоположным.       "Раны на твоих руках - это твой гнев, направленный на самого себя," - вспомнилась ему фраза психолога, которого пригласил специально для него добросердечный Янус.       ЭТО вовсе не хотело направляться на себя - возвращаться вовнутрь. Напротив - оно жаждало, рвалось, стремились выплеснуться наружу - вовне.       ***       Сославшись на плохое самочувствие, Стервятник провел в кровати целый день.       А к вечеру ему стало неожиданно легко и радостно. Колено перестало беспокоить вовсе - и он поднялся и, позабыв о трости, направился в темный коридор.       Он слышал голос брата: “Не делай этого, Рекс... Остановись, прошу тебя... Ты попадёшь в беду... “       Но Голос этот казался таким далёким и ничего не значащим... впервые с того момента, как погиб Макс.       Он шёл легко, почти пританцовывая. Ему казалось, он не идёт, а парит по воздуху.       Отправляясь в Тьму, мы всегда путешествуем налегке. Вот и поклажа Рекса была невелика. В правом кармане джинсов у него был нож, а в левом - гребаное заявление.       Ему казалось, что он не идёт, а парит по воздуху.       "Это божественно... как в преддверии оргазма...", - подумал он.       ***       Откуда-то он точно знал, где её искать - словно неведомые силы вели его за руку и указывали путь.       - Скажите, Крестная, что Вы знаете о растлении несовершеннолетних?       Она вздрогнула и обернулась в испуге и недоумении. И тогда он сделал это - воткнул ей нож под левое ребро...       - Не торопитесь с ответом, - расскажете мне в аду.       Плоть сопротивлялась, это было нелегко... Ему даже в голову не приходило, что столь простое действие может потребовать таких физических усилий.       Он не дал ей рухнуть на пол - подхватил под руки и уложил аккуратно, почти нежно. Постоял, посмотрел с отстраненным, исследовательский интересом...Удивился тому, как быстро она умерла - он думал, это будет намного дольше.       Увидев растекающуюся по полу тёмную кровавую лужу, зажал ладонью рот... чтобы не закричать? Или чтобы не рассмеяться?       - Господи, воля твоя, - пробормотал Стервятник, дико улыбаясь в темноту... Улыбка его была бессмысленной и счастливой, будто наконец-то свершилось нечто долгожданное и сокровенное.       Эта странная фраза, непонятно откуда пришедшая ему в голову и непроизвольно слетевшая с губ, поразила Птицу. Он, конечно, не мог помнить о том, что именно эти слова произнесла их с Максом мать перед тем, как покончить с собой... Слишком малы они были тогда.       Стервятник достал из кармана сложенные вчетверо листы заявления. Вытащил нож из теплого, но уже остывающего тела. Положил документ Крестной на грудь и проткнул его –пришпилил к плоти клинком.       Почувствовав невероятную усталость, опустился на пол, привалившись спиной к стене. Задумчиво наклонил голову, любуясь содеянным - так художник окидывает взглядом только что вышедший из-под кисти шедевр.       Потом он поднял свободные рукава чёрного свитера и долго разглядывал свои запястья и предплечья, покрытые шрамами. Прошло уже четыре года с тех пор, как Рекс узнал, кто есть Крестная на самом деле. И все это время он старался жить так, как будто понятия не имел о том, что его собственная бабка - и по сути, его единственный кровный родственник - мечтала лишь об одном - избавиться от него любой ценой.       Когда его спрашивали, откуда он взял героин, он говорил, что не знает... Ему тогда не поверили. Но он и правда НЕ ЗНАЛ. Вернувшись в тот злосчастный вечер после беседы с Ральфом, он нашёл шприц у себя на прикроватной тумбочке - он лежал в синей бархатный коробочке, словно драгоценный подарок. А потом коробочка куда-то исчезла.       Если бы не она, его мать была бы жива. И тогда Макс бы тоже выжил...       Чаша наполнялась долго.       Но ЭТО посетило его только сейчас - когда она попыталась отобрать у него Р Первого.       - Ты не смеешь! Не смеешь, - погрозил он пальцем бездыханному телу.       Поднялся с большим трудом и похромал в спальню третьей, изредка хватаясь за стену, останавливаясь и переводя дыхание. На смену сине-багряной эйфории пришла болезненная опустошенность. Рекс не таился - пожалуй, ему даже хотелось, чтобы его заметили. Но коридор молчал.       Дом - единственный свидетель свершившегося убийства - почтительно притих, выражая свое восхищение безумному вожаку третьей.