«Для резвых фей, для их затей
Настала нынче ночь;
И при луне спешат оне
От Кэслз-Донэнз прочь.
А путь один — туда, в Колин!
Летите, скакуны,
Вперёд! И вот — заветный Грот,
Потоки, валуны…
И что за ночь! …»
На стол залезла девушка лет девятнадцати на вид, хотя на деле она только-только перешла в последний год бенна. У неё были блестящие и мягкие волосы цвета тёмного шоколада, который смешали с карамелью, с вплетёнными в них веточками берёзы с зелёными листьями, из-под которых выглядывали чуть заострённые, словно у эльфа, уши. На ней была какая-то маска из костей с приделанными к ней небольшими рогами, которая доходила ей до переносицы. Расстёгнутая белая рубашка с большими рукавами на манер пиратской подчёркивала её точёные плечи и узкие запястья. Под рубашкой виднелся чёрный кожаный корсет с грубой шнуровкой спереди, который, казалось, переходил во в меру пышную кружевную юбку, доходившую чуть ли не до пола. Девушка улыбнулась, сверкнув ровным рядом белых зубов, и щёлкнула пальцами. В её ладонях вспыхнул огонь и, немного поиграв с ним на глазах у восхищённой публики, она поднесла руку к лицу, в её тёмных бездонных глазах появились блики пламени. Брендон с затаённым дыханием неотрывно смотрел на девушку, которая сдувала огонь со своих рук куда-то вверх, еле доставая до торта. Она тряхнула головой, от чего её волнистые волосы красиво всколыхнулись, и посмотрела на собравшихся с задорной улыбкой, и сердце мальчика пропустило удар. — Кельты верили, — сказала она слегка хриплым, но приятным голосом, от которого у Картера побежали мурашки, — что в ночь Самайна стиралась граница между нашим и потусторонним мирами. И Король года, которого выбирали потусторонние существа и которого приносили в жертву друиды, своей смертью даровал плодородие в будущем году нашим предкам. Три дня было дано на то, чтобы Король был выбран и убит, три дня духи и феи ждали в лесах того момента, когда в самой чаще разведут костёр ради последней трапезы Короля. Взамен на это духи помогали следить за урожаем и открывали людям их судьбу. Пока одни весело праздновали Самайн в кабаках и пабах, другие гадали на суженых, ведь в этот день отмечается годовщина священного бога-прародителя Дагды и его прекрасной жены Морриган, которые и открывают то будущее, уготовленное нам. Его свет, мудрость и сила помогали скотоводам и земледельцам, он приносил урожай, силу своим воинам и великое успокоение, — при этих словах гостиную окутала приятная еле слышимая мелодия арфы, от которой у присутствующих разом пробежали мурашки. — Триединая Морриган, богиня войны и прекрасная мать, великая женщина, забирает у Короля жизнь в эту ночь, но дарит её всем остальным, кто перепрыгнул через очищающий костёр. Однако важно понимать разницу между волшебниками и жрецами, мифами и реальностью. Многие из вас отлично знают, что происходит в этот день, а те, кому только предстоит столкнуться с настоящим Самайном, пусть остаются в сладком неведении и предвкушении. Раньше праздник шёл три дня и три ночи, люди прыгали через костры, гадали и праздновали, слушали, как проходит бал фей, боясь выйти за черту города. Сейчас же учителя запрещают нам подвергать себя опасности и приносить жертвы великим кельтским богам, а потому мы порежем торт очищающим огнём, в котором вы найдёте ответ, как выбрать Короля года для предстоящего бала! С этими словами под громкие хлопки и свисты девушка запустила в торт заклинание одновременно со своими одноадранцами, которые всё это время стояли на втором этаже. Как только десерт впитал в себя последнюю вспышку, то сразу же загорелся тусклым синеватым огнём. Танцующие языки пламени взяли тыкву в кольцо, а потом начали перемещаться, складываясь в формы треугольников. Шоколад и мастика начали плавиться, капать вниз, тем самым заточая красивую девушку в маске из костей в сладкий плен под самым тортом. И чем дольше огонь охватывал огромную тыкву, тем глубже в начинку он пробирался, горя там всё ярче и ярче. И вот, когда пламя потухло и торт оказался расплавлен по кусочкам, девушка с одноадранцами взмахнули руками ещё раз. Куски торта плавно поднялись с большой тарелки, начали крутиться в воздухе, а потом полетели прямиком в руки каждого зрителя этого необычного представления, пока в гостиной раздавалась знакомая всем песня под звуки волшебной арфы. — Очищающий огонь совершил своё дело! — воскликнула алэйсдэйрка и как истинная актриса рухнула на колени, разведя руки и запрокинув голову. — Лишь своей ловкостью и умом вы сможете доказать, что достойны звания Короля! В вашей начинке есть записка с именем и фамилией того человека, которого вы должны убить до Самайна — зловещим голосом продолжила она. — А убивать вы его будете заклинанием «Coloratus pingere». Цвет краски будет соответствовать цвету вашего адрана, но если вы попадёте не в того человека, то она окажется белой. Расплату за своё случайное убийство вам назначит пострадавший. А когда пятно краски от вашего заклинания появится именно на вашей жертве, вы заберёте у него такую же записку, на которой написано имя его цели, и после этого убьёте и его жертву. И так будет продолжаться пока не останется всего один победитель — он и станет Королём или Королевой года, и ему будут даны некие льготы и приз во время бала. — Но не стоит забывать о правилах, — подал голос долговязый бас-гитарист алэйсдэйрской группы, взойдя на стол с раскрашенным лицом. — Никому не показывайте свои записки, в эти несколько дней каждый сам за себя. Не теряйте их, всегда храните при себе, как и солторы. Нападение может совершиться в любой момент. Однако во время приёмов пищи, нахождения в библиотеке и ванной убийства строго запрещены — за них вас дисквалифицируют. И по атенеуму в одном полотенце разгуливать тоже нельзя, Эллен, — повысив голос, отметил алэйсдэйрец, стрельнув взглядом в толпу под глухие смешки. — На уроках этим тоже лучше не заниматься, если не хотите схлопотать наказание во время бала. — Дресс-код для бала не обязателен, но желателен, так что тему этого Самайна вы найдёте в листовках, которые уже разложены в ваших спальнях, — прервала музыканта девушка. — Будьте готовы к тому, что как только я скажу следующее предложение, освещение по всему атенеуму станет тусклее, многие боковые проходы будут закрыты во время больших перемен — только в последние три минуты до начала уроков они открываются. А сейчас, когда вы доели свои куски, посмотрели и спрятали записки, я торжественно объявляю, что ежегодная самайнская охота открыта! Факелы в гостиной потухли, и в ней, освещённой теперь лишь тусклым дневным светом, как будто стало темнее. Ощущение чего-то грандиозного повисло в воздухе. Брендон видел, как некоторые ребята, осторожно озираясь по сторонам, выскальзывали из гостиной, и по их лицам было ясно, что они уже знают, где их жертвы. Многие алэйсдэрцы, наоборот, расслабленно плюхались на мягкие диваны и кресла, нарочно громко начинали что-то обсуждать, краем глаза осматривая лица окружающих. Где-то кто-то неаккуратно поинтересовался, где можно найти Финли Харриса, и Брендон окинул быстрым взглядом белокурую драммондку. Картер задним шагом пошёл поближе к стене, а когда добрался до неё, то, затаив дыхание от переполнявшего его азарта вновь прочитал записку. На белой бумаге вразброс были написаны буквы, которые пришли в движение, как только взгляд карих глаз устремился на них, складываясь в необычное и красивое имя — Эрида Мортемон. — Кто у тебя? — раздался тихий голос у уха. — Конечно, можешь не говорить… но не подумай, что я растреплю. Брендон быстро спрятал бумажку, замечая, как буквы опять разлетаются по листу. Внимательный, но стеснительный взгляд Стефана проследил за этим жестом. — А у тебя кто? Дельмас неловко повёл плечом, расправляя смятую записку у себя в руке. — Я не знаю, кто это, — тихо признался он. Его зелёный глаз отливал изумрудным цветом в свете низкого факела и блестел так же ярко, как и правый, который переливался всеми медовыми оттенками. — Вот хотел спросить у тебя, ты ведь всех знаешь. Это Марк Бьюкен. — Я не знаю, в каком именно он адране, но ему точно пятнадцать. Папа брал меня в аквапарк этим летом, и он пытался убедить спасателя, что ему уже шестнадцать. Он полный, с очень тёмными волосами и у него прямо посередине шеи родинка. — Спасибо, — улыбнулся мальчик, переминаясь с ноги на ногу. — Не скажешь, кто у тебя? — Я хочу сам её найти, как настоящий охотник. Как лев! — воскликнул Брендон, встряхнув шевелюрой, словно царь зверей. Немного помолчав, он осторожно спросил, устремив смущённый взгляд себе под ноги. — А ты ведь знаком с той алэйсдэйркой в короне, верно? — С Эйслин? Она провожала меня в первый день до нашей гостиной. Это она твоя жертва? — Что? Нет, просто хочу такую же корону, — начал отпираться Брендон, упорно игнорируя, как у него начали краснеть щёки. — Тогда я бы выглядел не как лев, а как охотник на львов, а это ещё опаснее! Стефан хотел что-то ответить ему, но какой-то третьеклассник прервал его, крикнув Картеру, что того искал Кит в общей гостиной. Общая гостиная находилась чётко по центру третьего этажа. Её раскрытые двери вели к центральной лестнице, поэтому ноги сами часто вели учеников туда. Шоколадного цвета диваны и тёмно-синие кресла были застланы пледами и подушками. Тёмные кофейные столики всегда были заняты белыми блюдечками, чашками и хрустальными корзинами с фруктами и ягодами. Шторы, тяжёлые и длинные, мягкий пушистый ковёр в кремовых тонах и прозрачный, едва заметный тюль, сквозь который пробивался дневной свет, приносили в гостиную необъяснимое спокойствие и умиротворение. У стен стояли ряды шкафов в цвет шторам, забитые книгами и разными фигурками. Там же были и настольные игры, целые коробки карандашей и художественной пастели, бумаги и разноцветной пряжи. Это было лучшее место, где любой подросток мог заняться тем, чем захочет, в компании своих друзей, и именно туда Брендон и направлялся, шагая по одному из извилистых лестничных проходов вдоль гостиной мюридхау. — Она, должно быть, здесь, — сам себе сказал Картер, остановившись на пару мгновений у двери в гостиную. Он только на уроках видел Эриду, но никогда не обращал на неё внимания. Он смутно помнил, что у девочки были тёмные распущенные волосы, слегка острые черты лица, даже несколько мальчишеские, и что она сидела рядом с Александром Фордом — молчаливым, но вредным мальчиком с тёмно-коричневыми волосами и невероятно яркими голубыми глазами, который одинаково хорошо писал что левой, что правой рукой. Брендон дёрнул за ручку двери в надежде, что та раскроется, но ничего не вышло. Прокрутив в голове, как ещё можно попасть в гостиную, Картер решил спрятаться за поворотом и дождаться, чтобы кто-нибудь открыл дверь. И вот, спустя несколько долгих минут, проход в гостиную открылся, и из него вышел Фосети с колодой пустых игральных карт в руке. Первоадранец прошептал пудинговое заклинание, чтобы дверь не закрылась, но высунулся из своего укрытия слишком сильно, поэтому острый глаз Вермора его быстро заметил. — Что, Картер, хочешь ещё раз устроить какую-нибудь подлость? — надменно поинтересовался мюридхаудец, доставая волшебную палочку из кармана. — Уверен, что ты не один из наших водных драконов? — Я не такой трус, как ты — со спины не нападаю! — воскликнул Брендон, покидая своё укрытие без задней мысли. Но стоило ему сделать это, как в него полетело сразу два заклятия, одно из которых было coloratus pingere. Лишь чудом он успел опять спрятаться за поворотом. Зелёная краска, медленно превращающаяся в белую, впечаталась в стену ровно на уровне груди Картера. — А вот ты точно змея! — нахально выкрикнул мальчик и, запустив в неприятеля первое вспомнившееся ему заклинание, помчался по широкому коридору Гринчвилда, надеясь запутать Фосети. — Так быстро от меня не убежишь, Картер! — ответил Вермор, преследуя свою жертву. — Glacies! Тонкий слой льда затянул каменный пол прямо перед Брендоном. Спохватившись в последний момент, мальчик неловко перепрыгнул препятствие, но не рассчитал силы и каблуком левой ноги попал на замёрзший пол, проехавшись по нему. Связки и мышцы неприятно напряглись, пытаясь удержать мальчика в вертикальном положении, и тупая боль тут же прострелила ногу. Картер понадеялся, что сможет спрятаться в первой же комнате, что ему попадётся, и хоть немного переждать, пока не уйдёт неприятное ощущение в паху. Словно ответом на внутренние мольбы Брендона оказался незапертый кабинет. Он казался почти пустым: лишь медальон одного из основателей, красовавшаяся на искусно выкованной подставке, виднелась на специальном пьедестале. По периметру стояли стенды со всяческими реликвиями, письмами директоров, портретами и остальной несколько скучной музейной ерундой. Но их почти не было видно в полуосвещённой комнате — весь свет был направлен на первый проводник. Посчитав такую обстановку лучшей для временного укрытия, Брендон вбежал туда и спрятался в тени, большими пальцами проминая связки, как это делал его отец. Спустя несколько секунд и Фосети оказался в комнате. — Страшно без папочки? — издевательски поинтересовался Вермор, озираясь по сторонам. — Да и учителя далеко, нажаловаться некому. Прячешься? Ну, прячься, пока я расскажу тебе небольшую историю об одной грязной семейке. Пусть это будет семейство… Мартеров. Фосети медленно шёл по периметру комнаты, вглядываясь в тени хищным взглядом. В руках он расслабленно крутил своё ожерелье, будто знал, что Брендон не станет его атаковать, пока история о Мартерах не закончится. — Только не подумай, что я каким-то образом намекаю на тебя, Картер. Всего лишь созвучные фамилии, ничего такого. А сама история началась в Италии, в стране жаркого солнца и горячей крови, пока будущий глава семьи Мартеров прохлаждался в Англии. Только недавно закончилось восстановление секретности волшебного итальянского сообщества, страна приходила в себя, май подходил к концу. Вино, гулянки и снятие запрета на появление волшебников в хабитальских районах расшевелили магов: они отмечали это событие несколько дней, совершенно забыв об обязанностях и детях. И вот одна прелестная волшебница с прекрасным британским акцентом и не менее прекрасным личиком, в чертах которого смешались две великие нации — итальянская и английская — отпраздновала своё шестнадцатилетие в самом центре Флоренции без присмотра родителей. Она была счастлива и беззаботна, вкусная еда и терпкие вина завладели её разумом. И вот в вечер своего дня рождения, когда алкоголь уже завладел её рассудком, она встретила невероятного юношу — настоящего лорда с блестящими чёрными волосами, огромным состоянием и звучной фамилией. В этой истории его будут звать Бермор. Картер еле сдерживал себя, чтобы не выкрикнуть что-нибудь нецензурное и этим заткнуть сказителя. Вермор в это время стоял у пьедестала и рассматривал ожерелье основателя, пока свой держал за спиной почти перед самым носом Брендона. Его взгляд был хитрым, почти что дьявольским, а рот исказила издевательская ухмылка. Фосети откровенно наслаждался своим рассказом, ожидал, когда гнев наконец захлестнёт Картера, и тот выдаст себя. Он безумно хотел проклясть его, а тот факт, что Брендон оказался ещё и его жертвой в сезон охоты, только увеличивал это желание. — Его титул, деньги и речи так понравились девушке, что она не сдержалась и отдалась ему в тот же вечер, как последняя шлюха. Ты же знаешь, что эта фраза значит, или до сих пор не вырос из возраста игры с вымышленными друзьями? Держу пари, что твоя назойливость отпугивает всех твоих знакомых, и совсем скоро тебе придётся играть одному. Но это неважно, вернёмся к истории. О, Картер, до этого она была невинная и нежная, но когда Бермор овладел ею, она превратилась в страшную ненасытную фурию. Ему настолько всё понравилось, что он ей после этого даже заплатил. Коттедж лорда погрузился в темноту, которая исходила из неё вместе со стонами, а потом… — Заткнись, Вермор, ты лжёшь! — крикнул Брендон, выдирая из руки Фосети его ожерелье и заезжая кулаком по скуле мюридхаудца. — Моя мама не была такой, она была только с папой! Вермор со злобным видом схватил кулон с подставки, даже не обратив внимания на боль от удара. Защитное поле, которое защищало разве что от любопытных детей, которые хотели подержать волшебный предмет, ударило Вермора током. Но юноша был так зол, что наплевал на боль и уже спустя мгновение атаковал Брендона. Речи о бое красками даже не могло быть: Фосети выпустил заклинание света, желая ослепить Брендона, а потом добить его чем-нибудь похуже. Адреналин в крови Картера повысился, как и злость. Возможно, это и помогло мальчику спастить от заклинания, но ему было некогда об этом думать. –Entangle! — крикнул он. В это же мгновение толстая паутина обвила грудь Вермора, из-за чего его руки до локтя оказались плотно прижаты к туловищу, и свободными длинными концами приклеилась к стене за ним. — Не смей говорить о моей матери, гнусный лжец! Следующее заклинание Брендон отправил с помощью проводника Фосети. Скотт иногда использовал его на сыне, когда у того болела спина из-за чрезмерной активности на улице, но отец всегда использовал электостимуляцию мышц аккуратно, чтобы не было больно. Однако Брендон хотел как раз причинить Вермору боль, хотя бы немного. Когда тело неприятеля поглотило яркую вспышку заклинания, его мышцы сократились, что дало Фосети возможность выбраться из паутины. –Клянусь, Картер, я убью тебя! — зашипел Фосети, готовясь выстрелить новым заклинанием. Но внезапно проводник заискрился, что было явно не запланировано. Вермор ошарашенно, но злобно посмотрел на него, с досадой понимая, что не сможет проклясть врага. Но наплевав на магию, мюридхаудец сделал резкий выпад, как учили на дуэлях, и заехал правым локтем по челюсти Брендона. Немного пошатнувшись, первоадранец ухватился за рукав нападавшего и внезапно понял, что именно в этой руке была зажата цепочка с солтором, который продолжал искриться. Откинув в сторону чьё-то ожерелье, надеясь, что это был тот, что принадлежал Фосети, Картер со взбешённым взглядом выхватил у него древнюю реликвию. Кулон в виде феникса удобно лёг ему в руку, а по телу пробежались мурашки, будто это был его собственный проводник — мамин. Большой палец проскользил по крылу феникса, ощущая едва заметные неровности, а в голову закралась одна-единственная мысль, которая заглушала отголоски разума. Это был его солтор, он слишком хорошо помнит, что чувствовал, когда колдовал именно им. Время будто встало, каждая секунда растягивалась в минуты, по спине не переставая бегали мурашки, и Брендон словно в замедленном действии видел, как у Фосети кривятся губы и его рука тянется к лицу Картера. И в то мгновение, когда тонкие мальчишеские пальцы наконец сжали кулон в кулаке с желанием дать неприятелю отпор, он почувствовал, как под кожей по нервам пробежал ток, десятки нервных импульсов рассредоточились по всему телу, вызывая колкую дрожь и странную взбудораженность и готовность к атаке. И спустя меньше трети секунды, которая, казалось, тянулась чуть ли не вечность, солтор послал последнюю волну электрического заряда и магии мальчику. По самому центру его кости, там, где был костный мозг, пробежал ток, устремляясь в голову кайндаймхца. Брендон сам не понял, как вскинул руку в самой правильной боевой позе и без единого звука атаковал нападающего Вермора заклинанием, которого никогда не знал. Яркая голубая вспышка мигнула на самых кончиках пальцев и устремилась к Фосети. Картер осознал, что произошло, лишь когда пелена, застлавшая ему глаза и разум, спала, нервы успокоились от электрического разряда, а перед взором мальчика открылась каменная статуя Вермора. Застывший мюридхаудец стоял на мыске правой ноги, левая была согнута в колене под таким углом, что было ясно, что мальчик сорвался с места резко, почти прыжком. Вытянутая рука с растопыренными пальцами тянулась к лицу Брендона, другая зажимала поднятое ожерелье, которое никак не могло принять чёткой формы. Когда-то чёрные волосы были каменными, пряди неразличимыми, хотя Вермор наверняка гордился шелковистыми прямыми волосами, послушными и лёгкими. Лицо второклассника было искусно выточенным: аккуратные губы, сложенные в гневную полоску, острая линия подбородка с плотно сжатой челюстью, гневная складка меж бровей и яростный, хоть и каменный, взгляд. Полы рубашки были приподняты, каждая складка брюк выглядела более настоящей, чем у Брендона. Он казался прекрасной древнегреческой скульптурой, над которой трудились месяцами, а может, и годами. Картер осмотрел это всё невероятно быстро и тщательно, как никогда бы в жизни не смог. Острый мальчишеский глаз заметил и едва уловимые трещины в этом изваянии, странные пугающие потёртости, хотя на пальцах и в левом глазу Вермора отчего-то они были более глубокими, даже каменная крошка сыпалась на пол. Он оценил статую Фосети слишком быстро даже для того, чтобы понять, что произошло, и испугаться. Лишь когда неизвестные растения с гибкими стеблями, росшими откуда-то из другой комнаты, начали оплетать ноги Вермора, Брендон осознал, что это всё не сон. Мальчик отшатнулся, наблюдая, как растения уже закручивались вокруг груди мюридхаудца, и хотел отбросить кулон одного из основателей атенеума, но пальцы не разгибались, а, наоборот, ещё сильнее сжимали волшебный предмет. Тело так дрожало, будто он только что пробежал марафон, от рваного судорожного дыхания кружилась голова, а сердце гулко билось о рёбра. Глаза неотрывно глядели на статую Вермора, полностью опутанную неизвестным растением, а ноги сами собой делали шаги назад. — Вермор? — испуганно спросил Брендон. — Я… Я приведу помощь. Себастиан и миссис Брадберри обязательно всё исправят! Когда в голове пронеслась эта спасительная мысль, незримые тиски вокруг его груди несколько ослабились. Брендон развернулся на пятках, еле отрывая взгляд от трескающегося лица Фосети, и помчался в сторону кабинета Эванса. A пальцы всё так же судорожно, но цепко держали цепь с кулоном-солтором. Коридоры были тёмными, глухими, рваное дыхание Брендона заглушалось стенами, а его глаза уже не различали с виду одинаковые двери, по которым мальчик всегда ориентировался. Лишь чёткое знание местонахождения кабинета Эванса спасло его от того, чтобы не начать плутать. Сердце стучало где-то в горле, а в голове застыл лишь нужный маршрут. Поворот — лестничный пролёт — длинный коридор — ещё один поворот. И вот здесь должна быть долгожданная дверь в кабинет учителя. Но взору открылся проход к люку, окружённому коридорами. По полу полезли чу́дные растения, как те, которые облепили статую Вермора. Они тянулись откуда-то издали, источая странный аромат и покрывая стены сыростью. Там же, где-то вдалеке, завывал ветер, пахло морем и лесом. Непонятная прохлада окружила растерянного Брендона, и лишь кулон, который внезапно начал нагреваться, привёл его в чувство. — Это, должно быть, шутка, — усмехнулся он, не замечая, как его нога наступила на гладкий стебель непонятного растения. И чем дальше продвигался мальчик, тем больше и больше растений облепляло стены. Словно в трансе Брендон разглядывал их, проводил по листьям пальцами, едва касаясь. Они были влажные, невероятно зелёные, словно в весеннем лесу. Ему даже пару раз показалось, что он заметил кленовые листья, но как только они пропадали из его поля зрения, мальчик тут же забывал об этом. Внезапно Брендон налетел на что-то твёрдое и шершавое, едва не выронив от неожиданности ожерелье. С трудом оторвав взгляд от стеблей, Брендон взглянул на препятствие: огромный раскидистый бук упирался ветвями в небо. Листья шуршали от ветра, где-то в кроне щебетала маленькая птичка. Мальчик почувствовал, как у него отвисла челюсть, и, совершенно не веря в происходящее, залепил себе звонкую пощечину. Но бук не хотел исчезать: напротив, краем глаза он заметил ещё пару деревьев сбоку от него. Брендон опешил. Он обернулся кругом в поисках длинного стебля, но повсюду были лишь деревья, а под ногами вместо плитки оказалась трава. — Это что-то уже запредельно невразумительное, — сам себе сказал Картер. — Либо кто-то слишком не смешно шутит, либо я сошёл с ума. А вдруг я умер? — Не успел мальчик поверить в эту идею, как внезапное жжение в руках заставило сразу же её откинуть. Брендон опустил взгляд на руки: в правой он держал проводник основателя, в левой солтор казался таким размытым, что даже нельзя было определить форму, и оба искрились, нагревая кожу. Первоадранец бросил кулоны в высокую траву, но те продолжили вибрировать и искриться, а руки всё так же немного тряслись. Огромное желание выкинуть взбесившиеся волшебные предметы и уйти обратно боролось с пониманием того, что без магической защиты он пропадёт. Даже если это была иллюзия, он рано или поздно обязательно очнётся и надерёт зад тому, кто это сделал. Но сейчас всё окружение казалось слишком реальным, разрушая сладостные мечты, что происходящее — не более, чем странный сон. Изобилие звуков, порывов ветра, насквозь пропахшего морем и ярким запахом молодой лесной зелени, обступали мальчика со всех сторон. А глухой треск сухой ветки под кем-то ускорил пульс Брендона за считанные мгновения, ясно давая понять, что это правда. Он быстро пригнулся к земле, подобрал кулоны, которые всё ещё немного обжигали руки и расходились искрами, и сунул один из них в глубокий карман. Картер плюхнулся на живот и отчего-то вспомнил фильмы про ковбоев, где индейцы беззвучно и быстро ползали, изредка вскакивая на ноги и убивая завоевателей. Прижавшись к земле, скрываемый высокой травой, мальчик в страхе думал, кто же сейчас окажется жертвой, и что-то подсказывало ему, что это будет он. И вот из-за куста вышел волк. У него была на удивление густая чёрная шерсть, длинные лапы, но такие сильные и с такими когтями, что Брендон почувствовал, как у него ухнуло сердце. Хищник принюхался, слегка прижав острые уши, а потом посмотрел чётко в то место, где затаился мальчик. Картер наткнулся на белые, жуткие глаза, смотрящие именно на него. Пришло страшное осознание, что это был не просто волк, а настоящий баргест, хотя он никогда прежде их не видел. Предвестник смерти, который нередко сам её и приносил, медленной поступью двинулся к Брендону. Его спокойный шаг и не отрывающийся от жертвы взгляд так напугали мальчика, что сердце в ушах шумело куда сильнее, чем гортанный полурык хищника и его сородичей, которые выходили из-за кустов вслед за ним. Совершенно забыв о проводниках, Брендон отчаянно надеялся, что сердце от страха остановится раньше, чем зубы баргеста сомкнутся вокруг его шеи. Но быстрый пульс тяжёлыми толчками в шее всё не прерывался, а животное подходило всё ближе и ближе, пока не замерло перед носом Картера. Противное дыхание убийцы обдало мальчика, вязкая слюна капнула рядом со сжатыми в кулак пальцами, а Брендон зажмурился и издал еле слышимый стон, моля страшного зверя о пощаде. Он телом чувствовал, как тяжело переступил с лапы на лапу баргест, каждая клеточка тела ощущала на себе безжизненный горящий взгляд белых глаз, а уши внезапно заложило от тихого рычания. — Пожалуйста, не надо, — со слезами на глазах попросил он хищника тихим шёпотом. И как только с его губ сорвалась мольба, в мозгу зародилась надежда, дурацкая уверенность, что зверь не будет нападать на него, что у баргеста другая цель в этом лесу. При каждом рыке эта надежда умирала, сгорая дотла, а потом опять, словно феникс, возрождалась, однако, не прекращая поток слёз. Брендон вжался в траву ещё сильнее, сжал её в кулаке, чувствуя, как его потряхивает от страха, и понимая, что он не может заставить себя прекратить дрожать и плакать. Мальчик не помнил, что заставило его открыть глаза, но когда он это сделал, вокруг него никого не было. Даже трава не была примята от тяжести баргестских лап. Он тут же вскочил на ноги, судорожно оглядываясь по сторонам, и резко сорвался куда-то туда, вперёд, молясь о том, чтобы встретить хоть одного живого человека, а не ещё какую-нибудь тварь. Брендон бежал долго и так быстро, как никогда в жизни. Страх и отчаяние подгоняли его, проводили сквозь хаотичные ряды деревьев, мелких ручьёв и крутых оврагов. Солтор в кармане бился о ногу с каждым шагом, но он даже не чувствовал этого. Все его мысли занимало дикое желание добраться до папы и дяди Джера, до дома, где было всегда спокойно и уютно, где его защищали и баловали. Скотт Картер и его крепкие и безопасные объятия, запах чернил, опилок и корицы стали его главной целью и надеждой. Брендону казалось, что вот закончится лес — и он увидит свой дом, игрушечную мельницу на заднем дворе, которую смастерил этим летом под чутким контролем папы, проплешины в газоне в тех местах, где они, Брендон, и Скотт стояли, играя в бадминтон, вбежит за калитку мимо неровной клумбы цветов, пролетит вдоль пышных кустов малины по колючей траве и ворвётся на порог дома, устремится на второй этаж в кабинет папы и расскажет ему об этих ужасных чудищах, а он обязательно спасёт своего сына от их клыков. Но Брендон выбежал из леса и не увидел ничего из того, о чём так мечтал. Его взору открылась небольшая, смутно знакомая поляна и обрыв в шумное море. И это оказалось куда страшнее баргестов. Мальчик остановился и внезапно почувствовал, как сильно он устал и отчаялся. Со слезами на глазах ребёнок забрался на дуб, ободрав себе все колени, нашёл небольшую нишу из переплетённых меж собой ветвей, пристроился на толстом суку, избегая солнечных лучей, и уснул, совсем не ощущая, как по щекам текли слёзы.