Посох Мерлина

      Атенеум некоторое время гудел о внезапном появлении баргеста в городе, хотя многие считали, что это был просто волк, а богатое воображение детей дорисовало ему черты нечисти. За один вечер ученики Гринчвилда поделились на два лагеря и спорили между собой о случившемся. Кэролайн настаивала на том, что это был самый настоящий баргест, но никто не верил в её историю о причастности двенадцатилетнего мальчишки — Брендона Картера. Тем более, никто не верил, что тот воспользовался ожерельем основателя, ведь оно так мирно стояло на подставке в музейном зале. Точно так же не верили Вермору и парочке зевак-очевидцев. Брендону неоправданно везло, так как на все проделки нужно было найти обличающие его доказательства, но зверь слишком быстро скрылся за домами, а идти в лес, дабы найти подтверждение слухам, все отказались. Главной причиной тому был страх действительно обнаружить в лесу доказательства, ведь если бы рассказанное детьми оказалось правдой, то пришёл бы конец мирной жизни, а кто в здравом уме будет искать лишний повод лишиться умиротворяющей атмосферы, особенно в преддверии праздника.       Однако в качестве мер предосторожности Миранда всё же усилила охраняющий проводник основателя барьер, так что теперь он не просто бил током, а откидывал нарушителей от себя почти на метр. В тот же вечер другие учителя проверили защитные чары вокруг атенеума, наложили новые и дополнительно защитили дорогу в Гринхолл, чтобы Самайн точно обошёлся без каких-либо происшествий. В деревне баргесту тоже никто не обрадовался, и хотя его видели всего человек десять, каждый волшебник, живущий там, — а среди таковых были и учителя — также позаботился об охране деревенской границы.       Конечно, педагоги переживали о безопасности учеников, ведь многие из них видели настоящих баргестов ещё месяц тому назад. Поступило даже предложение отменить праздник, но его отклонили — такую меру эмоциональные подростки точно восприняли бы как признак серьёзной беды, что вызвало бы ещё больше проблем. К тому же, возбуждения, витающего вокруг осеннего бала, было так много, что создавалось впечатление, будто добрая половина учеников жила ради подобных мероприятий. Многие уже на прошлой неделе успели сбегать на почту и получить новые украшения к Самайну от родителей, которым всё так же было запрещено приезжать в Гринчвилд, если не было чего-то сверхсрочного, ведь именно их реакция обещала быть более опасной, чем нападение клыкастых хищников.       Дети хабиталов приносили с собой гирлянды и развешивали их по комнате, благо розетки в атенеуме имелись — ходили слухи, что их поставили сами же ученики с помощью каких-то мудрёных чар — а на кирпичных стенах это выглядело более чем эффектно. На столиках стояли кружки в форме привидений или тыкв, неизменно наполненные чем-нибудь горячим и с молочной пенкой наверху. Из вазочек резко пропали все фрукты — их заменили маршмеллоу для какао и хрустящие печенья в виде тех же привидений, тыкв, летучих мышей и пауков. Настоящая паутина и её создатели, однако, всё так же не приветствовались, хотя метисы и первые в своём роду подвешивали игрушечных шестилапых созданий рядом с каминами, уставленными чёрными и оранжевыми свечами, как бы абсурдно и неестественно это не выглядело.       Кайндаймх особенно отличился в плане декораций: кто-то наколдовал листья самых ярких и всевозможных цветов по всей гостиной и даже в коридорах, увеличил число подушек и где-то умудрился достать фотографии всех учащихся за последние пять-десять лет в разных костюмах и с необычным макияжем и вырезанные из газет или ещё откуда кадры из фильмов, подходящих по атмосфере, и развесил на толстеньких верёвочках на стене, где горела одна из гирлянд. И этот кто-то оказался таким изобретательным, что даже Себастиан не смог убрать эти листья — конечно, если он правда попытался сделать это. Первоадранцы сначала подумали, что этому был виной Брендон, но в четверг, когда наступил Хеллоуин и появились листья, он опять стал апатичен ко всему.       Драммондцы, однако, тоже не отстали в изобретательности и умудрились наколдовать тыквы с вырезанными на них мордочками, бегающие на двух маленьких, будто бы гномьих ногах в разноцветных чулках и постоянно врезающиеся в учеников. По слухам, которые окрепли в замке уже в десять минут первого ночи, когда только-только наступил Самайн, эти тыквы должны были взорваться во время вечеринки, и внутри них были припрятаны подарки для учеников. Помимо этого, подростки умудрились выпустить из лат призраков, хотя Миранда после прошлого раза строго-настрого запретила духам покидать их.       Двоих алэйсдэйрцев — редких сорвиголов — заметили ночью расставляющими на всех подоконниках и любых других возможных плоскостях тыквы — говорили, что они даже нанизывали их на пики башен. К свечам, горящим внутри таких украшений, тут же слетелись самайнские пикси, которые по легендам защищали дома от кровожадных лесных фей. Эти пикси были маленькими, едва ли с фалангу пальца, но свет от них был, как от самых ярких светлячков, а оттого замок будто бы горел. Другие представители алэйсдэйра также ночью втихую разбрелись по атенеуму, разрисовывая плиты краской кровавого цвета, пряча в тёмных углах пугала с тыквами вместо голов и наколдовывая несгораемые свечи.       Ребята из сайлотака утром пораньше превратили все яблоки, растущие на их балконе, в маленькие склизкие черепа. Потом они подсунули бельфостам какие-то редкие рецепты волшебных печений, которые превращались в маленькие фигурки того, что на них изображено, если не съесть их в течение часа. По милости тех же сайлотакцев многие лестничные проёмы обросли виноградными лозами, в листве которых обосновались самайнские пикси, причём чем дальше по лестнице проходили дети, тем пестрее становились листья. Сочетание каменных стен, потолков и широких окон с извивающимися виноградными лозами было невероятно красивым и атмосферным. И вдобавок ко всему этому именно сайлотакцы осмелились наколдовать паутину, затягивающую потолок чуть ли не по всему атенеуму. Свет от звёздного потолка еле освещал широкие коридоры, так что если днём с этой задачей справлялись окна, то вечером планировалось зажечь свечи и тыквы, которые будут стоять и даже летать вдоль стен.       Мюридхаудцы же полностью украсили первый, второй и третий этажи, где и собирались проводить бал, и контролировали, какие блюда будут готовиться целый день. На кухне, начиная с ночи, пахло пряным пуншем, который ученики, а в особенности алэйсдэйрцы и мюридхаудцы, постоянно выпрашивали у белифов. Подростки постарше из водного адрана дотошно следили, по правилам ли готовился пирог с предсказаниями: пока повара месили тесто и готовили апельсиновый и яблочный соки для будущего сиропа, которым должны были полить хрустящее лакомство, несколько девушек раскладывали карты для предсказаний на каждого ученика, а их помощники уже отдавали бельфостам команды, как выразить предсказания в своём блюде. Многие парни, которые заглядывали на кухню между делом, только фыркали, глядя на то, как ловкие пальчики их одноадранок вытаскивали из колод карты, переводили их значение и принимались за следующего ученика. Какой здравомыслящий человек поверил бы в бред о гаданиях на будущее, особенно если помнить, что пироги будут нарасхват, и невозможно будет вытащить тот кусок, в котором было гадание именно на тебя? С этими словами какой-то юноша съел несколько сгоревший кусочек, смело проигнорировав предсказание о том, что его голова окажется красной, а через час вернулся в алой краске на волосах с криками, что это было подстроено.       Почти никто из подростков в ту ночь не спал. Некоторые учителя, жившие в замке, время от времени выходили из комнат и посматривали за ними, пытаясь убедиться, что те не начали отмечать Самайн чем-то более увеселительным, чем пунш. К шести утра, однако, вылазки взрослых прекратились, но уже проснулись первые ученики, которые в это время часто делали зарядку или ещё что в этом духе, и только благодаря им жаждущие праздника старшие ученики заметили рассвет. С чистой совестью они осматривали результаты законченных работ и уходили к себе вздремнуть на час-другой, благо уроков не было.       Самайн для волшебников по своему значению был чуть ли не равен Рождеству для хабиталов. Ещё во времена до Мерлина маги поняли, что в этот день, а вернее сказать, ночь, нечисть в дремучих чащах была особенно активна. Граница между мирами по до сих пор не изученным причинам почти пропадала, и феи, брауни, боуги шумно давали о себе знать, уступая в пиршествах разве что призракам, которые наконец приобретали утраченные чувства. Многие шаманы действительно приносили Королей года — храбрых юнош, но плохих воинов — в жертву нечисти, а некоторые волшебные существа, особенно кровавые феи, были и не против. Но со временем Магическая Комиссия решила, что больше не позволит людям привирать о волшебных укладах жизни, чтобы убивать таким способом невинных неугодных людей и охотиться на волшебников, и защитила свои волшебные земли от варваров-хабиталов мощнейшими барьерами. Лишь привидения не подчинялись требованиям Комиссии, раз в год попадаясь немагам на глаза, отчего неволшебный мир всё не мог выкинуть из своих легенд фей и эльфов.       Сэр Брайн О’Фарелл наконец покинул свои доспехи, с блаженным видом прикасаясь к стене и чувствуя её шероховатость, а запахи опять начали кружить голову. Латы он поменял на приталенную рубашку, ведь призраки, вопреки всем мифам, в Самайн могли менять одежду на себе по щелчку пальцев, и дырявые джинсы, которые явно подсмотрел у какого-то не самого стильного школьника, но потом решил, что брюки на нём выглядят менее странно. Рыцарь не отличался заносчивостью, но внезапно обретённые чувства одурманивали его, из-за чего мужчина ходил с королевским видом и необъяснимой важностью, хотя в душе, как ребёнок, ликовал, что по спине опять пробегали мурашки от холода. Пару раз сэра Брайна выдёргивали из этой эйфории, и он глухо ойкал, когда сквозь него проносились невнимательные ученики, ведь большую часть покойной жизни он был в латах или совершенно не ощущал, что происходило с его телом, а от этого вмешательства в его прозрачную сущность оставался ком в груди. Но всё же он попытался в шутку позаигрывать с девушками, постоянно закручивая свои усы, ввязался в несколько споров с первоадранцами, отстаивая честь рыцарей, и каждый раз громко давал знать, что в своё время украл немало женских сердец, когда замечал, что девочки хихикали над его необычным видом.       День проходил незаметно, и в атенеуме царила такая уютная обстановка, будто ни баргестов, ни экзаменов, ни слухов о том, что Брендон стащил солтор основателя, не было. Сам же Картер вёл себя странно: отчего-то боялся тыкв, которые наколдовали драммондцы, сбежал с места битвы оставшихся выживших в игре, которая была настолько яркой, будто от этого действительно зависели их жизни, но закончилась всё же ничьей, ведь один из кандидатов в короли скрылся в толпе. Весь день мальчик шатался по атенеуму с письмом от отца в руках, не подпуская к себе ни Мелани, ни Кита, который в итоге разозлился на друга и ходил надутым до самого вечера.       Фосети держался от своего врага подальше, но, тем не менее, внимательно следил за Картером и его передвижениями — даже украдкой пытался наколдовать заклинание слежения, которое было запрещено к использованию мирным населением, но у него не получилось. Поэтому Вермор решил, что одной Кэролайн, которая из-за врождённой подозрительности собралась ходить за Брендоном по пятам, будет достаточно, чтобы знать, что мальчишка не заколдует его опять. Ради приличия он сказал ей пренебрежительным тоном, что не боится Картера и сам разберётся, но это было далеко от правды. Руки мюридхаудца всё не переставали едва заметно трястись, а на правой, почти полностью превращённой в каменную крошку в тот день, виднелся тонкий шрам, которого раньше не было. Каждое утро Фосети с непонятным даже для него отчаянием и страхом в глазах проводил пальцем по этой белой полосочке, расположившейся от самого запястья до плеча, и в голове возникали затуманенные образы страшных существ и явлений, описать которые он никак не мог. А Кэролайн, не скрывая своего недоверия и нелюбви к Картеру, пыталась всеми силами разговорить Мелани, чтобы та выдала секреты друга и созналась, что мальчик действительно взял ожерелье.       — Он такой подозрительный! — воскликнула Дан, вплетая в волосы песочного цвета сухие ветки, облеплённые мхом, будто это были рога. Маленькое приталенное чёрное платье, также покрытое на спине и вокруг талии мхом, создающим причудливый узор, мелькало в зеркале каждый раз, когда Кэролайн вскакивала со стула и ходила с недоделанной причёской, порицая Брендона. Мелани терпеливо ждала, когда подруга угомонится и сядет на место, с раздражением поглядывая на свой ещё не надетый костюм.       — Может, он взрослеет? — улыбнулась Мерсайл, подкрашивая длинные густые ресницы. В её коротких чёрных волосах красовались ярко-красные цветы, которые буквально несколько минут назад наколдовал ей какой-то выпускник. Свет от гирлянды разглаживал и без того гладкую кожу, а блестящие тени, из-за которых её зелёные глаза казались ещё более глубокими, делали из девочки фею, которая видела в людях лишь хорошее. — Из подозрительного в его поведении остались только хорошие оценки по истории и дэрвадэлу, да то, что он сейчас не шалит.       — В том и дело! Он совершенно не использует солтор, хотя ещё вчера колдовал направо и налево. Боже, я вчера не проверяла, было ли ожерелье на месте!       — Миссис Брадбери лично укрепила барьер, Кэр, — вставила Мелани, одеваясь. — И вообще, я за твоим Фосети не слежу, хотя он не менее подозрительный тип.       — Но это твой Брендон заколдовал Фосети! — раздосадованно воскликнула Кэролайн. — Неужели ты не видишь, что его предрассудки способны ополчить вас против хороших людей?       — Я уверена, что Вермор нехороший человек и без влияния Картера. Ты половину мерзостей, которые он говорит, пропускаешь мимо ушей. Удивлена, как он меня не проклял за убийство, но не удивлюсь, если он тебе что-нибудь подмешивает в чай, чтобы ты не замечала его расистских замечаний. Он ненавидит таких, как ты, а ты это терпишь!       — Ну, он же со мной общается и без родословной. Да я и не таскаюсь за Фосети, словно мамочка, в страхе, что он кого-нибудь проклянёт, — совершенно спокойно соврала Кэролайн, даже не замечая, что с каждым разом это давалось ей всё легче.       — Зато я за тобой таскаюсь, чтобы ты не ввязалась в его гадкие игры и не стала козлом отпущения, когда их поймают, а они свалят всё на тебя. И что-то я не заметила в его поведении намёков на то, что он знает о твоей семье.       — Девочки, пожалуйста, успокойтесь, — попыталась не дать разгореться скандалу Мэрсайл, но её явно решили проигнорировать.       — Это Картер нарушил кучу правил, да ещё и солтор основателя стащил!       — Да что ты прицепилась к Картеру?! Я вообще о тебе говорю и твоей наивности, из-за которой мне приходится везде ходить с тобой!       — Ну так и не ходи!       — Мелли, я принёс тебе тени. — На пороге появился Кит, из-за чего Мэрсайл радостно возвела руки к потолку, надеясь, что хотя бы его появление успокоит девочек.       — О, а вот и верный друг твоего безвинного Картера! — фыркнула Кэролайн.       Кит застыл на пороге с протянутой рукой и в непонимании уставился на одноадранок. В его густых волосах цвета горького шоколада виднелся вплетённый в локоны пятилистный клевер, а скулы были подчёркнуты небрежными мазками чёрных теней, из-за чего мальчик выглядел взрослее. Цвет левого глаза поменялся на багрово-красный из-за популярного у подростков зелья на основе гранатовой кожуры, и тени ещё сильнее выделяли это даже на фоне смуглого лица. Кит молча поднял брови, убирая косметику в карман тёмных джинс, и прошёл в комнату. Когда он размеренным шагом прошёл мимо девочек, они заметили у него коричневый хвост подстать цвету волос, как тот, что появился у охранника из-за заклинания Брендона.       — Опять прикрываешь Вермора? — с хрипотцой в голосе поинтересовался Тёрнер, кажется, переняв у котов не только пушистый хвост, но и самодовольство. — Ещё и мою сестру пытаешься в это втянуть?       — Вы так свято верите в невинность Картера, что я даже не пыталась, — грубо ответила Кэролайн. — Я не понимаю, почему вы такие слепые! Ну почему? Да, Фосети может сказать что-нибудь неприятное, да, он пару раз нападал на неопределившихся из-за того, что они опасны, — он мне показал книгу, где об этом написано чёрным по белому — но он никогда не проклинал учеников Гринчвилда! А Брендон использует солтор основателя, я сама видела, а вы его бессовестно прикрываете! Я знаю, что он вам всё рассказал, но вы продолжаете делать вид, что всё в порядке, даже несмотря на то, что он, словно наркоман, шатается по атенеуму и выпускает всю свою энергию лишь для того, чтобы проклясть ещё одного безвинного человека! Он вчера набросился на Киру из драммонда, после чего она убежала от него с криками. Но учителя не верят мне из-за наших с ним разногласий, а вы вечно выгораживаете его.       — Да ничерта ты не знаешь! — крикнул Кит, быстро сокращая между собой и Кэролайн расстояние, хотя не имел на руках ни одного аргумента кроме истории о баргестах и видениях, которую обещал не рассказывать. — Мне плевать, что ты себе нафантазировала о Верморе, но не смей впутывать в это Мелани и найди хоть одно доказательство того, что Брендон опасен. Идём, Мелли, — не оглядываясь на сестру, приказным тоном сказал Кит ещё до того, как Дан открыла рот, — оденешься у меня в комнате.

***

      Фосети не хотел идти на бал хотя бы из-за того факта, что Сьюзан обязательно будет к нему приставать с танцами. Паркер не общалась с ним с того дня, когда объявили игру, видимо, не желая выпендриваться рядом с двумя кайндаймхками, что его полностью устраивало. Но лишь слепой не был способен увидеть, что через день-два «мамочка»-Мелли наконец устанет от его комментариев, которые специально стали ещё грубее и жёстче, ведь в компании снобов держала её лишь Кэролайн, и Сьюзан тотчас же вернётся. Вермор достаточно быстро раскусил план своей подруги, но ему было всё равно на возможную смерть в игре, ведь из головы не выходили Картер, держащий ожерелье основателя, пугающая темнота, которая казалась лишь напускным туманом, скрывающим что-то жуткое, что проявлялось страшными звуками почти в каждом сне, и желание отомстить за ночные кошмары. Мальчик решил, что, возможно, ему удастся сделать это во время бала, так что он был обязан отвертеться от назойливой Паркер.       — Ты опять завис, — вытянул Фосети из размышлений бодрый голос Киллиана. — Опять думаешь о проклятии или о Кэролайн?       — Не говори ерунды, Реннер, — немедленно ответил Вермор, заправляя в брюки с завышенной талией пиратскую рубашку. Лишь иногда он мог позволить себе выглядеть не как главный наследник древнего рода в дорогом костюме, а как обычный мальчик. Серебряная клипса с крупным камнем топаза, который переливался всеми оттенками голубого, весело качнулась на ухе от резкого поворота головы в сторону Реннера и ударилась о шею, на секунду холодя кожу. Правый глаз Вермора скрывала маска из переплетённых ветвей дерева, которая чётко очерчивала его скулу и нос. Выбивающиеся ветки по краям маски скрывались под чёрными волосами, будто бы сливаясь где-то на затылке с кожей головы, что выглядело очень красиво и пугающе одновременно. Особенно на фоне бледного, будто бы мраморного лица мальчика, не выражающего эмоций.       — Ты же знаешь, что ничего от меня не скроешь, — искренне улыбнулся Киллиан, не отрывая взгляда от друга. — Я бы спросил, что тебя беспокоит в этом проклятии, но ты же не ответишь, хотя наверняка только об этом и думаешь. Ну, или о баргесте, Кэролайн и её слежке за Картером.       — Я разберусь со всем сам.       — Ты всегда так говоришь, только мне приходится часто слушать твои гневные удары по стенам, когда ты не справляешься с накопленными эмоциями. Знаешь, даже таким, как ты, нужно порой выговариваться.       — Я же от тебя ничего не скрою — вот и догадайся, — наконец улыбнулся и Фосети, глядя на отражение друга в зеркале. Быстрым движением руки он убрал солтор под небольшой корсет, опоясанный вокруг талии, прикидывая, что так быстро сможет её достать, и развернулся к Киллиану. — Я обещаю, что расскажу тебе, когда пойму, что один не справлюсь. А теперь извини, но меня ждёт Кэролайн… И Паркер.       Он и кайндаймхка договорились встретиться у общей гостиной, в которой было слишком много людей. Создавалось впечатление, что бал проходит не на первом этаже, а именно здесь. Не дойдя до входа в помещение, Фосети понял, почему было так шумно, и быстрый взгляд в сторону гостиной подтвердил его догадки.       Все окна были задёрнуты шторами, а сверху на них повесили белую плотную ткань, растянутую чуть ли не по всей ширине комнаты. И на этой ткани быстро сменялись кадры из достаточно нового хабитальского фильма под названием «Битлджус». Конечно, Фосети понятия не имел, о чём там было, но плакат на двери, сообщающий об афише на вечер Самайна, куда входили этот бредовый фильм и старый сериал о семейке Аддамс, явно давал понять, что гостиная не опустеет до глубокой ночи. Столы из гостиной пропали, зато прямо в центре помещения стояли мягкие кресла и низенькие диванчики. Вокруг каждого предмета мебели стояли тыквы с горящими глазами, заполненные попкорном. Рядом с полотном, на котором зеленоволосый чудик забавно строил козни, трещал камин, на каменных пристроях к камину виднелись разные блюда со сладостями и напитками, с которых иногда срывались какие-нибудь кексы и летели в руки голодному ученику, укутанному в плед. В основном в гостиной сидели либо первоадранцы, либо ребята с года пятого, басисто посмеивающиеся над происходящим на экране. Сам прожектор, явно доработанный магией, витал где-то над дверью, а раскрашенные под тыквы и привидения колонки стояли во всех углах.       Фосети не без интереса осмотрел помещение, хабитальские устройства и то, что происходило на экране. Как бы он не недолюбливал простых людей, глупо было отрицать, что многие вещи в их мире определённо интересны и стоят внимания. Вермор даже почти шагнул за порог гостиной, чтобы было удобнее смотреть фильм, но послышался голос Кэролайн — всё ещё звонкий, но уже с более сдержанными интонациями. Фосети повернулся к ней, быстро отметив, что Мелани и Мэрсайл рядом не было, и пробежался взглядом по подруге. Она распустила волосы и вплела в них листья и тоненькие веточки, которые на удивление органично смотрелись в её причёске. Ресницы казались длиннее, чернее и пушистее, чем всегда, что определённо красиво выделяло голубые глаза. Аккуратное чёрное платье мило сидело на детской фигурке, делая из Кэролайн маленькую модель.       — Красиво выглядишь, — протянул ей руку Вермор, с весельем для себя отмечая пластыри на коленке, к которым уже успел привыкнуть.       — Спасибо. Надеюсь, причёска не растреплется к концу праздника, — с деланно чопорным видом ответила Кэролайн, краем глаза улавливая Сьюзан. — Я слышала, что внизу будет бал, давай посмотрим? — поспешила добавить она, надеясь, что они с Фосети успеют пропасть из поля зрения Паркер до того, как они их заметит.       — Да, хорошо. Как раз объявят победителя. А Картер ничего не вытворил?       На месте учительских столов установили небольшую эстраду, на которой играли группы атенеума; рок, поп и переделанная классическая музыка сменялась с невероятной скоростью. Волшебный потолок был заколдован и менял цвет звёзд каждые пять минут, из-за чего большой зал становился то красным, то синим, то золотисто-розовым или зелёно-чёрным, а иногда вообще серебряно-голубым. По периметру стояли небольшие столики с едой и напитками, от них валил солёный на вкус туман, и вокруг постоянно толпились школьники. Заколдованные драммондцами тыквы врезались в танцующих и без устали бегали по комнате, освещая затуманенный пол.       Многие из подростков всё же придерживались дресс-кода, одевшись в духов морей и леса. У одних в волосах виднелись ветки, листья и цветы, а шеи, руки и талии были опутаны толстыми стеблями, у других на коже блестела чешуя, грубые морские сети иногда заменяли подолы платьев, на лицах не высыхали капли солёной воды или крови, а у некоторых на открытых участках кожи лениво перемещались рисунки волн, русалок, кораблей. Кто-то загримировался в полуоборотней, скелетов и даже вампиров, но таких было намного меньше. Здесь же, в толпе танцоров, коих было пока что мало, вовсю зажигали призраки, будто желая нагрузить сердце настолько, чтобы умереть во второй раз. Сам сэр О’Брайн без передышки танцевал с тощей женщиной-призраком с высокой причёской как у дам из восемнадцатого века. И подростки, заражаясь их примером, группами выходили на танцпол. Другие, пьющие явно не пунш, вылетали в центр зала и с радостными возгласами прыгали под музыку, которая от песни к песне становилась всё громче и энергичнее. Даже Кэролайн с Фосети, который так и не обнаружил своего врага, не устояли перед атмосферой праздника и потерялись в толпе танцующих.       Никто не знал, сколько прошло времени с начала празднования Самайна, когда где-то в зале пронеслась вспышка заклинания. Раздались возбуждённые крики, и на платформу вышла Миранда. На ней было строгое чёрное платье в пол с кровавого цвета нижней юбкой и такого же оттенка плечами в форме пятен крови, а в ушах блестели рубиновые серьги.       — Прошу минуточку внимания! — сказала директриса, привлекая к себе затуманенные от втайне распитой выпивки или наслаждения от танца взгляды. — У нас есть Королева атенеума!       По залу, словно громовой раскат, пронеслись аплодисменты и свистки неизвестной победительнице. Миранда с улыбкой в уголках губ подождала, пока звуки станут потише, а потом с гордостью объявила Королевой Эйслин — ту самую сказительницу из алэйсдэйра. Толпа еле пропустила девушку к платформе, ведь каждый считал своим долгом лично поздравить Королеву. В итоге алэйсдэйрка в несколько помятом тёмно-зелёном платье и немного съехавшей маске в форме орлиной головы лишь спустя несколько минут после объявления смогла подняться к директрисе.       — Королева получает зачёт по амддиффину в качестве приза! — громко объявила Миранда. — И некоторые призы от своей параллели, которые ей вручат уже в гостиной. А теперь она проведёт нас в лес, чтобы выполнить своё предназначение!       Толпа опять взорвалась аплодисментами и криками, а потом часть учеников вышла из зала следом за директрисой и победительницей. Кэролайн с Фосети, увлекаемые толпой, в общей куче вышли на задний двор атенеума, когда старые часы в общей гостиной пробили одиннадцать. Следом за учениками выбежала добрая половина тыкв, рассекая темноту своими горящими глазами, и вылетели свечи. Со стороны это выглядело необычно: несколько сот учеников, обезличенных в тенях замка, но с причудливыми причёсками, рогами, хвостами и нарядами, вокруг которых летели свечи, словно проводники из другого мира. А откуда-то сверху слетелись самайнские пикси, свет которых затмевал яркие звёзды Млечного пути.       На заднем дворе ученики опять начали разделяться на группки и уходить куда-то, окружённые горящими свечами и тыквами. Кэролайн поняла, что не видит победительницы, лишь когда её усадили на бревно, покрытое мхом, и накинули на плечи зачарованный плащ алого цвета. Дан повертела головой, ища взглядом Фосети, и заметила Мелани, Кита и Мэрсайл, сидящих рука об руку почти напротив неё. Красный глаз Тёрнера казался насыщенного гранатового цвета из-за быстро разведённого костра, и он постоянно переводил взгляд с огня на смеющуюся с Готье сестру. Плечи его были напряжены, будто он ожидал нападения, а загорелое лицо с хитрой ухмылкой напоминало иллюстрации о каком-нибудь Робине Гуде. Справа от Кэролайн сидела Эрида, вокруг которой образовались пустые места, но она сразу же забыла о ней, почувствовав, как её руку сжала горячая ладонь Фосети.       — Сейчас будут гадания, — безэмоционально сказал он, не отрываясь от костра. — Это глупо и по-детски, так что, если хочешь, можем уйти. Уверен, тебе это тоже осточертело за все года, что ты праздновала Самайн. Кроме того, тут много неопределившихся, а они опасны, ты же знаешь.       — У нас в Норвегии такого не было, — спокойно ответила Кэролайн, судорожно ожидая, что же произойдёт дальше. — Всё же Самайн — кельтский праздник, а не скандинавский. Да и неопределившиеся выглядят спокойно.       Вермор раздражённо фыркнул, накидывая на себя мантию, и уселся рядом с девочкой, игнорируя, как его звала Паркер.       — Скучаем? — раздался близкий голос Себастиана, когда все расселись. Подростки подняли головы на учителя, с интересом разглядывая его. Эванс, не изменяя себе, стоял в свободной хлопковой рубашке, заправленной в тёмные штаны с кровавыми пятнами чуть ли не по всей длине, из-за чего его талия казалась ещё уже, чем была. Его руки по локоть были измазаны углём, и серебряные кольца ярче обычного переливались в свете весёлого костра, будто звёзды в тёмном небе. В левом ухе виднелась серьга в форме полумесяца с подвеской на цепи, так же ярко поблёскивающая. Шея и левая скула были также испачканы углём, подчёркивая его острые черты лица, а половина волос, начиная от правого уха и заканчивая непослушными локонами, спадающими на лоб, оказались посеребрены звёздной пылью вперемешку с кровавыми каплями. — Хотите, расскажу историю?       Ученики Гринчвилда нестройным, но полным энтузиазма хором выразили своё согласие, незаметно для себя ближе придвигаясь к костру и мужчине, который уже успел сесть рядом с Эридой.       — Вы же знаете историю о Джеке? — хитро поинтересовался Себастиан. — Давным-давно на просторах Ирландии, там, где сейчас обитают тролли, жил Джек — хитрый кузнец лет сорока, до ужаса жадный и грубый. И больше всего — после денег, естественно — он любил выпить, и это было единственное занятие, на которое он не скупился. И вот однажды, Джек сидел в пабе, пил эль и потратил всё, что у него было. Даже на хлеб не осталось. Хозяин паба не хотел наливать в долг, а так как ирландец был тем ещё грубияном, никто ему занимать не собирался. А Сатана всегда знает, когда он нужен больше всего. И пришёл он в паб: волосы чернее ночи, на щеке шрам в виде креста, косая сажень в плечах, а сам высокий и поджарый. Подошёл Дьявол к Джеку и говорит: «Ты мне душу, а я монетой стану, да такой, что ты всё в этом пабе купить сможешь». Кузнец хоть и был душой пропащей, но дураком не являлся — согласился на сделку. Обратился Сатана в монету, когда пьяница заказал себе побольше выпить, а Джек взял и сунул её в карман с серебряным крестиком. Не мог нечистый сам выбраться из ловушки и пообещал не забирать душу наглеца, а подарить год жизни.       И вот прошёл год, за который Джек стал ещё бо́льшим негодяем, так что Сатана не устоял перед соблазном и пришёл за душой должника лично. Оказался Дьявол в саду, в котором кузнец воровал тыквы, — хотя если верить историческим данным, это была репа, — потребовал за собой в Ад идти. Джек согласился, но попросил сначала достать яблоко красное с самой высокой ветки и пообещал за это в самое пекло нырнуть. Ну и полез властитель Ада на яблоню, не заметив, как хитрец нарисовал вокруг дерева кресты. Дьявол взбесился и проклял Джека: «Будешь, — говорит, — всю жизнь скитаться по земле в таком виде, что капли в рот не возьмёшь!». Кузнец лишь рассмеялся и пошёл дальше воровать да пить. Но прошло с того дня пять лет, и пьяница умер. Только его душу в Рай не приняли, а Сатана со смехом достал уголёк из самого пекла, куда Джек обещал пойти, и отдал мертвецу вместе с бутылкой эля. И в этот самый момент превратился обманщик в того самого Джека-с-фонарём, вместо головы которого вечным огнём горит тыква. Так и вышло, что отныне этот пройдоха провожает заблудшие души в Ад, а сам огня боится, как чёрт креста, — оттого мы с фонариками в Самайн, когда Джек становится сильнее, и ходим. Не хотите яблок?       — Мистер Эванс, — раздался томный голос одной из старших учениц с голыми плечами, покрытыми каплями, — а правда, что нечисть отмечает Самайн по своим правилам, а некоторые волшебники до сих пор приносят дань древним силам?       Себастиан накинул на продрогшую Эриду, которой никто не дал тёплой одежды, свою мантию, и вопрошающе взглянул на ту, что задала вопрос.       — В прошлом году на гадании я видела кое-что, — начала объяснять девушка, не отрываясь от лица учителя. — То было связано с лесом и истинным предназначением фей Самайна.       — Расскажешь, что видела, после того, как мы погадаем, — снисходительно улыбнулся мужчина, посмотрел на Мортемон, которая сидела будто в трансе, и продолжил свой рассказ: — По легенде Джек вылил весь эль, подаренный Дьяволом, в реку, ведь больше не мог его испить, но адский напиток смешался с чистыми водами и наделил их силами предсказания. Так что, вы не хотите погадать, как Джинни в том году? — опять обратился он к толпе, на что получил утвердительные кивки.       Когда большинство детей ушли вперёд, к реке, Себастиан нашёл взглядом Эриду и направился к ней, гордо идущей в одиночестве посередине толпы.       — Не хочешь взять меня под руку? — поинтересовался Эванс. — Так будет теплее.       Мортемон недоверчиво посмотрела на мужчину, но потом протянула ему руку в тонкой перчатке, как настоящая леди.       — Не мог не заметить, что ты всё время одна, — глядя на звёзды, сказал Себастиан. — Проблемы с одноадранцами?       — У одноадранцев проблемы со мной.— Хищно улыбнулась девочка, чего, однако, учитель не заметил.       — Очевидно глупый вопрос, но почему же?       — Я же неопределившаяся. В библиотеке есть несколько книг о таких, как я. В некоторых из них говорится, что подобные мне опасны, так как более… разносторонние, а такие возможности нас одурманивают.       — Я имел дело с неопределившимися, в Италии таких называют indefinito, и они абсолютно безвредные. Просто более способные в нескольких совершенно разных аспектах. Уверен, ты сама знаешь, что толпа глупа…       — Я их уже прокляла.       — Судя по всему, неудачно, — со сдавленной усмешкой сказал Себастиан. — Я видел, что ты неплохо общалась с Брендоном. Даже сели на моём уроке вместе. Не хочешь подружиться с ним? Понимаешь, то, что ты сама считаешь, что с тобой что-то не так, чувствуется, а тебе надо просто принять это. Ты такая же, как и все остальные, не лучше и не хуже, не опаснее и не испорченнее. Ведь главное то, какой ты человек, а дружба с кем-нибудь поможет тебе доказать самой себе, что в тебе нет ничего сверхъестественно пугающего и опасного.       — Мистер Эванс, — официальным голосом произнесла Эрида, отнимая руку, — в этом атенеуме все меня боятся и никто не трогает, так что я не буду рисковать собой в очередной раз и показывать свои слабости. Учителя никогда не знают, что на самом деле происходит за их спинами, а о вашем Картере и без дружбы с неопределившейся слухи ходят. Я лучше одна, — с этими словами девочка резко повернула назад, а Себастиан, задумчиво глянув ей вслед, проследил за ней до ближайшего поворота, а потом тряхнул головой и быстро нагнал подростков.       По берегу реки неугомонно бегали тыквы, из-за чего давно опавшие красные листья то и дело поднимались с земли, стряхивая с себя осевшую пыль. Тыквы Джека выглядели так, будто действительно могли спасти от злых духов, а бегающие где-то в лесу за рекой баргесты, возможно, не рисковали подходить к замку только из-за них.       Однако подростки об этом не думали, скидывая с себя накидки. Все, кто вышел из стен замка и разбрёлся по кострам, опять оказались вместе, а Королева года стояла в реке в полупрозрачном светящемся платье, будто сшитом из света звёзд. Вместо маски у Эйслин была корона такого красного цвета, каким бывают только языки костра. Девушка дала команду окружающим, чтобы те разбились на пары таким образом, чтобы старшие ребята стояли с младшими, вылила какой-то эликсир в воду, а потом рассекла кожу на пальце заклинанием, глядя, как несколько капель крови растворились в реке. Дан с интересом следила за её действиями, но Фосети и кучка других учеников твёрдо решили быть простыми наблюдателями, так что Кэролайн пошла рисковать без друга.       Взрослая часть подростков на удивление быстро нашла себе пару, так что Дан, которая какое-то время потратила на тщетные уговоры Вермора, искала глазами хоть кого-нибудь свободного. Но когда она уже нашла одну девочку, ожидающую ребёнка для гадания, сзади на плечи Кэролайн упали горячие ладони, а в нос ударил знакомый запах одеколона. Ретт с ухмылкой смотрел на неё сверху вниз, из-за чего в груди девочки почему-то зародилось раздражение. Но Мелроуз не дал ей возмутиться и одним жестом снял с себя откровенно хабитальскую джинсовку с таким видом, будто даже внезапная война не изменит его решения. Под изорванной футболкой виднелась чёрная паутина полос, в точности повторяющая вены под кожей. Она покрывала его грудь, шею и тянулась к лицу. От образа наследника знатного рода осталось лишь дорогое ожерелье поверх солтора.       — Если хочешь гадать, то пойдём со мной, — издевательски изогнув губы, сказал Ретт.       — И почему ты не выбрал кого-нибудь ближе тебе по духу? — поинтересовалась Кэролайн, недоверчиво шагая за юношей в реку, где уже стояли остальные гадающие.       — Потому что мне интересно, что ты можешь скрывать. Ты же знала, что наши видения сплетаются, кошечка?       Дан от такого заявления захотела отнять руки и уйти, но Мелроуз сгрёб её в охапку, шепча заклинание в унисон с оставшимися на берегу подросткам и учителями. А наперебой им пара человек начали петь песню с удивительно знакомым мотивом:

Где меж излучистых брегов

Струится светлый Дун,

Где древле Брюс громил врагов,

Сельчане — стар и юн,

Сходились в доме близ воды —

Искать себе потех:

Рвать кочерыгу из гряды,

В печи калить орех —

Гадать всю ночь…

      Кэролайн ушла под воду в очередной попытке отодвинуться от груди Ретта, совсем не успев вдохнуть перед погружением и не расслышав последние слова куплета. Но тут же в растерянности открыла глаза из-за окружающего её тепла, а не сырости, видя, как лунные лучи проникают в речную воду и играют с ожерельем Мелроуза. Но в этот же момент перед её глазами вдруг появилась русалка — или Дан это показалось — которая с громким всплеском рассеяла лунные лучики от кулона. Девушка с растрёпанными мокрыми волосами, красными глазами и острыми клыками тут же набросилась на кого-то, утаскивая глубже под воду. Кэролайн от неожиданности чуть не захлебнулась. Вокруг слышались крики, мольбы о помощи и чей-то вой, от которого она закрыла уши и зажмурилась, почувствовав толчок в бок.       Но потом резко всё вокруг затихло. Она со страхом открыла глаза, и перед ней появилось окровавленное лицо Ретта. Дан одним движением ног оказалась рядом с мюридхаудцем и с испугом взяла его лицо в свои руки, пытаясь сообразить, как помочь знакомому, когда почувствовала, что сквозь неё к груди юноши кто-то приставил нож. Кэролайн не успела разглядеть толком, кто это был, как окружающий мир резко поменялся на образ той девочки у костра. Только сейчас кайндаймхка поняла, что происходящее не было правдой. Она с удивлением видела, как Эрида что-то кричала, взмахивая руками в сторону стоящих к ней спиной людей, а потом на долю секунды где-то в тени мелькнул силуэт человека в плаще с горящими глазами. Но этот образ резко сменился клыкастой пастью волка, нависшего над Киллианом у дерева на заднем дворе и… Дальше была темнота.       Кэролайн поняла, что вынырнула из воды в тесных объятиях Ретта, когда спину обдало холодным ветром. Читающие на берегу стихи едва перешли к следующему восьмистишью, однако у девочки заканчивался воздух в лёгких, будто она была во власти реки не меньше нескольких минут. Она слышала, как из-под воды выскакивали другие ученики, но ей было всё равно на них и их тихие перешёптывания. Быстро стучащее сердце Мелроуза под мокрой футболкой было единственной успокаивающей вещью, как и непрерывно горящие огни в тыквах, от которых она не могла оторвать взгляд. Они не взорвались, а значит, ещё не было даже двенадцати, а всё желание праздновать куда-то резко улетучилось.       Девочка поняла, что мёрзнет, когда рука Ретта быстро прошлась по её спине вверх-вниз, согревая кожу и одновременно медленно пробуждая от видений. Он, наверное, тоже успокаивал себя монотонными движениями и одновременно унимал испуг дрожащей кайндаймхки.       Но Мелроуз достаточно быстро взял себя в руки и подталкивал Кэролайн на каждом шагу, чтобы она двигалась к берегу, а потом быстро использовал осушающее заклинание на них двоих и накинул ей на плечи свою куртку. Дан стояла без движений, стараясь дышать спокойнее, так что он несколько раз пощёлкал пальцами перед её носом, чтобы обратить на себя внимание.       — Хей, Кэр, — сказал он твёрдым, но слегка хриплым голосом, когда она подняла на него глаза, — эти гадания часто не сбываются. Потому что в одной реке слишком много учеников, их линии судеб сплетаются и доходят до нас отрывками. Половина из того, что ты видела, предназначалась не тебе и вообще перепутана, — с этими словами Ретт, будто бы убедив в истинности сказанного самого себя, а не её, важно поправил сухие волосы и растворился в толпе.

***

      Музыка эхом разносилась в самые дальние уголки замка, но Брендон игнорировал любые звуки. Застланный листьями по милости веселящихся школьников коридор казался волшебной тропинкой, которая может вывести из царства каменных стен и тёмных окон в другой, чистый мир, где он наконец сможет зажить своей прежней жизнью. Но перечитывая письмо отца снова и снова, мальчик понимал, что теперь мечты о прошлой жизни были такими же нереальными, как интересный урок по дэрвадэлу. Всё было настолько плохо, что даже Самайн не спас убитого настроения, хотя Брендон всеми силами пытался заразиться всеобщей радостью. Из головы не вылезал лишь один способ вернуть себе бодрость и радость — вызвать чувство силы и власти над своей жизнью. Но он не хотел прибегать к нему — должен справиться сам, выкинуть из головы видения и всё с ними связанное.       Брендон остановился у окна, подставляя белый, но уже помятый лист с письмом жёлто-оранжевому свету свеч. Аккуратно выведенные слова уже успели запомниться ему, но он не переставал перечитывать их.       Мальчик мой,       Я очень рад был получить от тебя письмо, хотя надеялся, что ты воспользуешься зеркалом. Я не буду долго описывать, как я, ведь ты скоро вернёшься домой, но я не могу не ответить тебе.       То, что ты написал о видениях, меня пугает, малыш. Но почему же ты не рассказал мне об этом раньше? Например, когда я был в атенеуме? Пожалуйста, Брендон, сообщай мне о любых проблемах, как только они начинают тревожить тебя, ведь я всегда рядом, чтобы помочь.       Так вот, я попытался найти книги или бумаги о таких больших подвалах в Гринчвилде, но о них нет ни слова, как и о русалках. Кроме того, скрывать не буду, но и у меня как-то получилось взять в руки ожерелье основателя, однако магия в нём уже как несколько сот лет как иссякла, я в этом уверен. Поэтому мне кажется, что ты просто очень нервничаешь из-за перемен в жизни. Ты поступил в атенеум вдалеке от дома, слышал все эти сплетни о баргестах… А кроме того, я отлично помню объёмы домашнего задания в Гринчвилде, так что, малыш, мне кажется, ты просто очень взволнован и устал. Но всё равно сходи к Себастиану или миссис Бреннан, или даже к директорам, если никто больше не сможет помочь. Обязательно сделай это завтра и по приезде в атенеум после каникул не переживай о том, что они подумают. Ты одарённый, смышлёный мальчик, лучший мальчик! Так что не бойся сказать им то, что сказал мне.       И не бойся колдовать! А как только ты приедешь, мы с тобой разберёмся со всем лучше, хорошо? Если хочешь, можем с тобой переместиться домой и без симудов, так что напиши мне о встрече с кем-нибудь из педагогов и о своём решении, как ты вернёшься домой.       Мы со всем справимся, сынок!       С любовью,        Папа       P.S. Джереми присмотрел тебе гитару, так что, если у тебя будут желание и силы, он научит тебя азам. Люблю тебя!       Брендон не заметил, как на глаза опять навернулись слёзы, а сердце начало рваться на части. Ему было плохо, невыносимо плохо без папы в атенеуме, где всё пошло не по плану. Бессилие и непонимание того, прав ли Скотт, вот-вот обещали свалиться на плечи, из-за чего мальчик сорвался на бег, надеясь, что эти болезненные чувства его не нагонят, и понёсся к тому, в чём видел спасение.       Искусственная паутина, к которой прилипли несколько красных листьев, почти полностью залепила проход в музейную комнату. Вдоль стены висели тыквы с яркими свечами в них. На витринах стояли аккуратные вазочки с засохшими цветами физалиса, приглушённый свет звёзд с потолка создавал какую-то неописуемую интимную атмосферу Самайна.       Но Брендона это мало беспокоило, ведь его единственной целью было ожерелье основателя. Он знал об улучшенном барьере, охраняющем его, но ещё в прошлый раз волшебный предмет будто бы нашептал ему, что надо делать. Картер вытянул руку, не сводя взгляда со своей цели, в полном безмолвии. Далёкие звуки музыки почти не долетали до его слуха, а мозг не реагировал на то, как за окном разводили костры. Мальчик лишь видел, как ожерелье слабо пошатнулось на подставке, а потом резко сорвалось с места и прилетело прямо к нему в руку. Ток приятно пробежал по нервам, будто бы наполняя собой всё тело. Краски сразу стали ярче, запахи заманчивее, а мышцы слегка загудели, уже зная, что Брендон не сможет стоять на месте, пока магия проводника пронзает его.       В голове тут же возникла тысяча идей, что можно ещё сделать для Самайна, ведь это такой грандиозный праздник. Мальчик уже хотел побежать к друзьям, попросить у них прощения, подарить что-нибудь необычное и написать папе, чтобы тот не волновался, но у солтора опять оказались свои планы. Картер каждый раз ужасался той силы, которая была заложена в волшебный предмет, ведь он совершенно не контролировал себя, когда держал его в руках, а когда клал на подставку, то чувствовал себя так, будто из него высосали все силы до последней капли, из-за чего лай баргестов, о котором он запрещал себе думать, когда был в этом состоянии, слышался отовсюду.       И вот опять Брендон даже не заметил, как оказался в затопленном подвале, расписывая значение рун на полу в потрёпанной тетради.