ID работы: 10146460

Посох Мерлина

Джен
R
Завершён
115
Bolshoy fanat бета
Размер:
342 страницы, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
115 Нравится 444 Отзывы 41 В сборник Скачать

Глава 20. Всё пошло не так

Настройки текста
      Брендон даже не заметил, как Йоль прошёл, закончились шоколадные конфеты, долгие вечера у водных зеркал, когда он говорил с папой и дядей Джером и пытался угадать свой подарок. Пока он перебирал огромную кучу вариантов подарка на Йоль, начиная от гитары и заканчивая каникулами в Факсе, прошли и йольские каникулы, за которыми тянулась учёба. Временами интересная, но чаще всего скучная, с похожими друг на друга днями и уроками, которые разбавляли разве что рыцарские бои за членство в ордене и редкие вылазки на кухню. Так пролетел январь с его белоснежным снегом и целой армадой снеговиков на заднем дворе Гринчвилда, однако за одним зимним месяцем пришёл другой с новым праздником, наполненным ещё большим количеством факелов и свечей.       На Имболк вокруг атенеума целые сутки горели костры. На этот раз никаких балов и игр не было — в священство Имболка верили даже те, кто слышал о нём в первый раз, из-за особой атмосферы. Свечи Самайна считались погребальными, йольские фонари зарождали надежду, а костры Имболка связаны с возрождением. Остатки снега быстро таяли, как таяли долгие холодные ночи, высвобождая чёрную землю с пожухлой травой, которая приносила особенный запах свежей весны, хоть по календарю до неё был ещё месяц. Ученики ходили в белых и светло-розовых одеждах, на руках можно было найти браслеты из шёлковых лент всех цветов радуги, а в каждый приём пищи многие отдавали предпочтение молоку из кувшинов и творожному сыру с разными сухофруктами. Венки из молодых веток с зачарованных балконов висели в главных помещениях Гринчвилда: от Церемониального зала до гостиных, особенный запах листвы разносился по всему замку и зелёный цвет поднимал настроение. Рыцари, которые претендовали на членство в ордене, и Короли года принимали ванны, усыпанные цветами, в свете свеч, и всё второе февраля ходили полностью облачённые в шёлковые одежды.       Первых в своём роду и многих метисов такой почёт традиций удивлял и забавлял одновременно. Все расступались перед Избранными, словно волны, которые наплывают на волнорезы, чтобы разглядеть рыцарей или королей в церемониальных одеждах. Смотрели на них, вытягивая головы, запоминали все детали их одежд, ведь по слухам рано или поздно Избранные окажутся на службе владыки эльфов, возглавляющего Неистовый гон. Публику обдавало можжевеловым запахом, и таким необычайно вкусным, что просыпалось желание ходить за Избранными по пятам, из-за чего даже образовывались маленькие кучки последователей. Однако с наступлением вечера все короли и рыцари внезапно пропадали из поля зрения учеников и уходили с молодыми учителями в лес, чтобы совершить древние обряды и попросить богиню Морриган продолжать освещать их пути светом и спасать от бедствий.       Когда же все вернулись в атенеум, начался дождь. Даже для Шотландии гроза в феврале была необычным делом, так что в некоторых спальнях слышались беседы о том, насколько такое погодное явление было хорошим знаком. Многие считали, что это к беде, однако первым человеком, который бы с этим не согласился, был Сауней Конноли.       Учитель истории был одним из немногих взрослых, который жил в Гринчвилде почти весь год, так как у остальных были семьи в Гринхолле или других городах, связанных с Петси. И в ночь со второго на третье февраля он был рад этому факту, несмотря на то, что нередко встречал раздражающе наглых подростков даже ночью, а с недавних пор из атенеума не выпускали даже взрослых.       Он ещё не ложился, когда услышал первые крупные капли дождя, бьющие по окну. Медленно подкрадывающийся сон как рукой сняло, а кровь забурлила в жилах, стоило пальцам нащупать в шкафу плащ. Мужчина стремительно вылетел из комнаты, на ходу просовывая руки в рукава, с целью выбраться из атенеума. Несколько раз он замедлял шаг, вслушиваясь в звуки, ждал, сжав челюсти, когда другие учителя завернут за поворот, чтобы не натолкнуться на них и не придумывать причины, которые заставили бы его покинуть Гринчвилд в грозу поздней ночью.       Сауней не пошёл к массивным дверям главного входа в замок, а повернул в слишком хорошо изученный коридор, который вёл к затопленному подвалу. Пара поворотов, пугающая скрипучая дверь, которая наверняка могла разбудить добрую половину учеников и учителей, непонятный холод, веющий из одного прохода, и, наконец, он наткнулся взглядом на люк. Взмахом руки мужчина открыл проход, трансформируя люк в чугунную лестницу. Прошло ещё несколько секунд, и он почувствовал противную сырость под ногами. Сам воздух был пропитан этой сыростью и запахом тухлой рыбы, из-за чего его каждый раз тошнило. Конноли обвёл взглядом гладь воды, в глубине души радуясь отсутствию русалки. Воспоминания об их последней встрече приносили лишь злость и приглушённую боль в шее, хоть он и обработал рану эликсиром. Поэтому столкнуться с водной бестией не хотелось хотя бы из-за затаившегося в груди страха и слишком важного дела.       Сауней дошёл до камня в тщетных попытках настроить себя на оптимизм: камакурский плющ найти достаточно просто, сорвать его цветы ещё легче, а потом сварить эликсир, рецепт которого знал наизусть. Перед тем, как нырнуть в холодную тёмную воду подвала, он в последний раз кинул взгляд на уже ожидающих часа своего применения котелки и снадобья. Старая медная посуда прощально блеснула начищенными боками, когда голова Конноли погрузилась под воду.       Было холодно и мерзко. Мутные истоки реки, которые каким-то невиданным способом пробили в стене Гринчвилда дыру и заполнили подвал, были непроглядными. Только то, что Сауней несколько раз уже устраивал заплыв вверх по течению, спасало его от того, чтобы напороться на камень или обломки кирпичей. Каждый раз, когда он проплывал сквозь дыру в стене, он ловил себя на мысли, что с его стороны было бы лучше забыть эту историю, залатать дыру и сбежать от всего мира и последователей Барр куда подальше. Но алчность и гордыня каждый раз заставляли его грести руками, чтобы выплыть уже по другую сторону стены и сделать спасительный вдох холодного воздуха. Капли усердно били по лицу, но где-то на западе уже виднелся просвет, что вынуждало Конноли торопиться. Ещё несколько гребков приблизили его к берегу, а пара взмахов рукой высушила одежду под дождевиком, когда ноги уже несли в лес.       Голые ветви тянулись к грозовым тучам и время от времени освещались яркими вспышками молний. Когда они рассекали небо, тени деревьев, отброшенные в реку, выглядели словно исковерканные бликами воды лапы монстров. Каждый куст казался укрытием для опасных врагов, хоть Сауней и пытался убедить себя, что подобные страхи возникали в его голове только из-за волнения. Но камакурский плющ, к его великому сожалению, рос только у воды, поэтому приходилось хлюпать по сырой земле вдоль холодной реки в поисках цветущего растения.       И через какое-то время он наконец заметил слабое свечение. Листы плюща светились приятным красноватым светом, гипнотизируя, словно глаза русалки. По спине пробежались редкие мурашки из-за неожиданных ассоциаций, но медлить было бы глупо. Тучи всё дальше убегали на восток, открывая звёздное небо на западе, и Сауней рисковал остаться без цветов, но полностью мокрым. Историк сделал шаг к плющу и дотронулся до листьев руками. Свет отвлекал, но ещё из старших классов он помнил, что именно ради отвлечения внимания плющ и светится, поэтому быстрее заскользил пальцами по шершавым листьям вглубь, ближе к коре деревьев. Подушечки пальцев вскоре уткнулись в нежные лепестки первого цветка, распустившегося почти на двухметровой вышине. Сауней удовлетворённо улыбнулся, магией раскрывая листья ещё сильнее, чтобы потом запустить её в центр плюща с самым большим скоплением шершавых листьев. Из правой руки у него потянулись тонкие струи магии, которые, словно лассо, обматывали маленькие цветы и аккуратно срывали их в открытую Саунеем склянку.       — Аккуратно, — сам себе сказал Конноли, когда первые два цветка легли на донышко, будто инструктируя себя. — Главное — не сорвать листок, иначе цветы потеряют ценность. Вот так, осторожно.       Молния на востоке рассекла небо, освещая голубо-белые лепестки цветов в склянке в тот момент, когда Сауней позволил листьям вернуться в обычное положение. Быстрым движением он заткнул колбу пробкой, убрал её во внутренний карман и украдкой, словно преступник, оглянулся в сторону замка.       — Главное, чтобы все спали, — неожиданно произнёс он вслух, — а то от этого сосунка Эванса и Бойда не оберёшься идиотских вопросов.       Обратная дорога по раскисшей от дождя земле заняла чуть больше времени из-за дикого желания Саунея не поскользнуться и не улететь в реку. Он огибал лужи из растаявшего снега, наполненные грязью и песком, и постоянно бросал взгляды на стремительно проясняющееся ночное небо с мыслями, что начинать варить эликсир лучше во время дождя. Хотя другая часть сознания вопила в отвращении к подобной погоде и к перспективе опять нырять в холодную реку, пока на голову падают капли. Сауней, не переставая, отпускал крепкие словечки, пока шёл обратно к Гринчвилду, активно грёб руками по направлению к дыре в стене. Он всё ещё не понимал, как остальные учителя не обнаружили скрывающие чары того участка реки, который послужил причиной затопления подвала, и это были единственные радостные мысли в его голове. Не быть идиотом было достаточно приятно, но и невнимательность коллег после случая с баргестами всё же раздражала.       С подобными размышлениями Сауней всплыл в затопленном подвале, высушив одежду сразу, как только почувствовал под ногами плитку сухой части помещения.       — Venire addme! — сказал учитель, даже не смотря, как все нужные ингредиенты и утварь для варки эликсира расположились на небольшом наколдованном столике.       Котёл, серебряная ложка, толкушка, сито и несколько склянок уже расположились на столе, когда Конноли достал из кармана дождевика колбу с цветами плюща и сразу же спрятал под плотной салфеткой, чтобы свет не падал на лепестки. Потом он разжёг горелку и зачерпнул в котёл воды, в глубине души радуясь, что для варки этого эликсира ему не пришлось искать исток реки, питающей плющ. Пока языки огня лизали дно котла, Сауней начал толочь цветы жасмина до мелкой крошки, осторожно добавляя кусочки корня одуванчика. После того, как скинул в воду порошок, достал из третьей склянки дольки апельсина с ужина, уже изрядно засохшие, поэтому ему пришлось постараться, чтобы выжать нужное количество сока. Содержимое котла стало потихоньку закипать, что позволило Конноли отложить серебряную ложку и добавить листья мяты и ровно четырнадцать лепестков камакурского плюща и свой волос. Его руки слегка дрожали, когда в темноте, подальше от света солтора, он отщипывал лепестки цветов. Волнение и привычка выполнять все свои действия с помощью магии не давали мыслям о возможном провале покинуть его голову, из-за чего Сауней напрягал все свои мышцы ещё сильнее, вызывая этим самым ещё больше дрожи.       Но стоило последнему лепестку упасть в котёл, он жестом призвал скопление света, напоминающее маленькую звезду, к самому котлу, чтобы озарить светло-коричневую жидкость. Спустя несколько мгновений вода начала активно бурлить, приобретая насыщенный коричнево-красный оттенок, и обещала вылиться за края. Мужчина опустил взгляд к наручным часам, засекая время и молясь, что не допустил ошибки в таком лёгком рецепте.       — Сто восемнадцать, сто девятнадцать, — отсчитывал Сауней секунды, — сто двадцать!       Стоило прозвучать последнему слову, как историк резко поднял котёл с огня и погасил магический свет. Потом опять взмахнул кистью, призывая склянку с оставшимися цветами плюща.       — Сто тридцать четыре, сто тридцать пять… — чеканил Конноли, закидывая цветок за цветком в горячую воду в кромешной темноте, пока пар обжигал руки. — … Сто сорок два, сто сорок три…       Затем он оставил котёл с ещё не готовым эликсиром парить в воздухе и поставил на стол второй котелок с натянутым от края до края ситом. В тот момент, когда он отсчитал сто пятьдесят секунд, первые капли снадобья громко ударили по дну второго котелка. Магический свет снова загорелся в воздухе, с каждой секундой прибавляя в яркости до тех пор, пока Сауней не смог в деталях рассмотреть посиневшие цветки камакурского плюща вперемешку с листьями мяты на сите. Едва он увидел цвет растений, тихо выдохнул и мысленно поблагодарил всех богов, которым молился всю эту ночь.       — Gwilth agor! — воскликнул он, раскрывая руки.       Пальцы и солтор сразу же заискрились, словно из них образовывался ток, а спустя секунду все потоки объединились в один единый, напоминающий быструю реку. Магия пронзила варево, и всё содержимое котла тут же воспарило в воздух и начало делиться на маленькие капли. Сауней с замиранием сердца наблюдал, как капли начали разлетаться по каждой отдельной руне — утерянным кельтским письменам — и обещали с минуты на минуту наконец объяснить надписи.       — Дагра, считай меня своим вечным рабом, если всё получится, — в потолок шепнул Конноли, но в следующую секунду его лицо исказила усмешка: — Барр будет на коленях меня молить открыть древние письмена, и даже ты не будешь мне нужен.       Капли продолжали падать на каждую отдельную руну, и в подвале послышалось крошение камня. Некоторые древние знаки начали меняться, превращаться из непонятных зигзагов и полос в английские буквы и слова. Правда должна была вот-вот оказаться раскрытой только для Саунея, из-за чего в груди разлилась едва сдерживаемая радость. Однако когда он снисходительно рассматривал творение своих рук, внезапно понял, что английские буквы не держатся даже и десяти секунд, а опять превращаются в кельтские письмена.       — Чёрт! — чуть ли не во весь голос воскликнул Сауней. — Чёрт! Гаст! — продолжил ругаться он, пока в голове носились мысли, где он допустил ошибку и не рано ли начал смеяться над древним богом. — Почему не срабатывает?! Я сделал всё верно!       Историк, поздно спохватившись, начал в воздухе записывать те слова, которые успевал прочесть. Однако, чем быстрее он пытался запечатлеть древние письмена, тем больше он понимал, что просто угадывал половину слов. А когда он в отчаянии упал на колени, чтобы пальцами сдержать трансформирующуюся в исходное состояние букву, почувствовал, что это никак не помогает, и от злости зарычал, ударив по плитке кулаком.       — Чёртова магия! — крикнул Сауней, когда молния рассекла небо в последний раз в ту ночь.

***

      Имболк уже чуть больше двух месяцев как прошёл, когда Сэмюэль Бойд наконец смог вырваться из стен Гринчвилда, чтобы навестить семью. Когда он надевал пальто, которое заставляло его выглядеть ещё выше, он даже в своей комнате мог почувствовать запах весны и радости. Несмотря на то, что сырой и холодный апрель только недавно вступил в свои права, для Сэмюэля мир приобретал яркие краски.       — Вау, — раздался голос Себастиана, — ты даже волосы уложил.       — Я приучаю дочку к опрятности. Чтобы карандаши не раскидывала, кровать заправляла, — сказал Бойд, пытаясь красиво повязать шарф. — И после подобных уроков вернуться к ней с растрёпанными волосами? Что ж я за учитель такой, если нарушаю собственные правила.       — Уверен, она поймёт. Помочь с шарфом?       — Никогда не умел их красиво завязывать, — согласился Сэмюэль, позволяя Себастиану поправить его образ.       Эванс приспустил с плеч Бойда пальто и ловкими движениями стал развязывать мудрёный узел, который завязал его друг в попытках нагнать современную моду. Историк смотрел в потолок, вытянув шею, из-за чего Себастиан, который и без того был на три дюйма ниже, казался гномом-помощником.       — Да ты на все руки мастер, — послышался тихий голос Миранды со стороны дверей. — Не знала, что умеешь так ловко завязывать шарфы.       — Если я не ношу их, это не значит, что не умею, — ответил Эванс, хлопнув друга по груди. — Примерно то же правило работает в аммдиффине: лучше думать, что брауни умеют плевать ядом, чтобы не пострадать от их пинка под зад в самый неподходящий момент.       — Волнуешься? — поинтересовалась Миранда, стряхивая невидимые пылинки с пальто Бойда. — Сколько ты их уже не видел?       — Почти год. Не представляешь, как соскучился по ним.       — Сложно, наверное, жить с хабиталами, — заметил Себастиан. — Особенно с женой археологом, застрявшей в Израиле на всё лето.       — Сложнее жить с Департаментом Израиля. Только тот факт, что она работала там без отпуска и нормальных выходных, спасает меня от чувства вины за то, что мне единственному можно покинуть Гринчвилд. Я хорошо выгляжу?       — Не волнуйся так сильно, а то все подарки дочке пороняешь, — мягко улыбнулась Миранда. — Ты замечательно выглядишь. Почти как в день твоей свадьбы.       — Помню, как вчера, на Энни было такое красивое зелёное платье.       — Вы оба выглядели чудесно. На вашем фоне я чувствовала себя замухрышкой. Но давай ты будешь предаваться воспоминаниям не здесь, а со своей женой.       — Меня там не было, но я уверен, что ты выглядела шикарно, — сказал Себастиан. — Было бы, кстати, удобно, если бы у тебя был быстрый способ перемещать к себе тех людей, за которых ты ответственен.       — К чему эта фантастика? — ответила Миранда, протягивая Сэмюэлю его портфель. — Надо просто поторопиться сейчас. Не забудь передать Энни привет.       — Конечно, я ещё и принцессу от тебя поцелую! Она точно будет рада твоему подарку на прошедший день рождения , — улыбнулся Бойд. — Эванс, если найдёшь способ, как перемещать нужных людей к себе в мгновение ока — дай мне знать!       — Буду весь день об этом думать! — ответил Себастиан, наблюдая, как Сэмюэль быстро отдалялся от атенеума.       Сам Бойд даже не замечал, с какой скоростью ноги вели его к синодам. Не ощущал холода и не слышал хруста камушков под ногами: было всего три дня на то, чтобы провести время с семьёй, что казалось непростительно маленьким сроком, поэтому терять драгоценные секунды даже на дорогу до синодов не хотелось. Конечно, всё равно его преследовало ощущение, что всё в мире двигается недостаточно быстро, будто желает подразнить и без того взволнованного мужчину. Но судьба вняла просьбам Сэмюэля, поэтому вскоре он оказался в Парламенте, где отыскал нужный отдел, занимающийся перемещением людей между странами, а в течение получаса получил разрешение переместиться в Израиль.       Однако когда Бойд подошёл к свободному синоду, он почувствовал такой мандраж, что не смог просидеть в комнате-телепорте даже минуты без судорожного постукивания ногой по полу или пальцами по столу.       — Ну нет, так встречать своих нельзя, — заключил Сэмюэль и поспешил выйти из готового к перемещению синода. — Я же бывший солдат, должен излучать спокойствие и уверенность! Иметь в семье двух плачущих взрослых странно.       Однако даже ромашковый чай, который Бойд купил в ближайшем маленьком кафе, не особо помогал успокоиться. Сэмюэль не переставал двигать у игрушечного дракона — подарка дочке от Миранды — хвост и шею, самым внимательным образом рассматривал вложенный в драконьи лапы волшебный камень, который предсказывал погоду. На маленьком столике уже стояла одна пустая чашка, когда он принялся за вторую, отпивая содержимое большими глотками. Иногда Сэмюэль поднимал глаза на входивших в кафе людей — уставших и измотанных или просто замёрзших. Потом опять рассматривал подарок, пытаясь понять, поможет ли ему ещё одна чашка чая.       — Можно счёт, пожалуйста? — поинтересовался Бойд спустя несколько минут.       — Прежде, чем вы оплатите, это вам комплимент от нас, — сказал официант, поставив ещё одну чашку.       — Спасибо, не надо.       — Вы сидите за счастливым столиком. Поэтому если вы примите наш комплимент, мы подарим вам вон тот букет, — продолжил настаивать официант, указывая на цветы, напоминающие миниатюрные подсолнухи. — Вы, кажется, идёте на праздник, так что такой букетик обязательно понравится имениннице.       — Хорошо, спасибо, — сдался Бойд, делая глоток.       Горячий чай приятно грел горло и руки, пока за окном стояла сырость и слякоть. В кафе пахло выпечкой и кофе, и Сэмюэль уже представлял, как поведёт своих девочек в подобное место сегодня же вечером и будет слушать радостные восклицания жены о раскопках и хвастовство дочки, что она самая высокая в классе. Мечты и предвкушение встречи с семьёй не дали Сэмюэлю допить напиток, а заставили его вскочить с места, схватить из рук официанта букет и чуть ли не побежать к синодам.       — Всего пара минут, и я буду на месте, — думал Бойд, крепко держа дракона и цветы. — Всего пара минут.       Однако секунды бежали, а знакомого толчка от перемещения так и не было. Пальцы опять принялись стучать по столу, отсчитывая каждый лишний миг, который он проводил в синоде. Снаружи было тихо, что означало, что проблем никаких ни у кого нет, так что оставалось только ждать.       Сэмюэль тихо застонал, проклиная себя за то, что поддался мандражу и пошёл в кафе, и потёр лицо. Всё было так долго, что хотелось ругаться и ворчать, как старый дед. Историк откинулся на спинку диванчика в синоде, открывая глаза и вздыхая. Однако почему-то перед глазами не было низкого светлого потолка. Его окружала настолько непроглядная темнота, что он даже подумал, что так и сидит с закрытыми глазами.       — Что за чёрт? — не понял Сэмюэль, наколдовывая свет.       — Ну, привет, приятель, — раздался голос официанта, и Бойд перевёл взгляд на выход из какого-то тесного помещения.       Сэмюэль быстро поднял руку, из которой уже вырвался поток магии. Однако официант отвёл от себя чары с лёгкой улыбкой.       — Ну уж нет! — рыкнул Бойд, выпуская из двух рук разные заклинания.       Официант даже не уклонялся. Он лишь отбивал заклинания, которые либо вообще исчезали, стоило им оказаться в полуметре от юноши, либо взрывались или опутывали предметы за его спиной.       — Похвально, что ты так стараешься, но у тебя ничего не выйдет, — ещё шире улыбнулся волшебник, и Сэмюэль почувствовал, как его связывают волшебными путами.

***

      По ощущениям прошло всего несколько часов. Бойд помнил времена, когда чуть ли не сутками мог сидеть и наблюдать за бледноликими, чтобы потом уничтожить каждого из них, но сейчас время текло не так быстро, как в Скандинавии.       Сэмюэль оказался заточенным в тесной тёмной комнате, в которой едва ли мог встать в полный рост, лишённый солтора и возможности на побег. Где находились подарки для дочки или личные вещи, было невозможно догадаться, как и о причине, по которой учителя могли пленить. И Бойд так злился на себя, что он не смог победить какого-то юнца, что не нашёл ничего лучше, как долбить по стенам в надежде, что кто-нибудь придёт на шум и поможет, и чтобы хотя бы куда-нибудь излить злость.       — Когда надеру этим щенкам зад, обязательно буду делать зарядку, — пообещал себе Сэмюэль, когда в очередной раз присел к стене, чтобы отдышаться.       Его руки уже заметно тряслись, когда дверь в комнатку открылась и на пороге оказалась невысокая женщина с маской на лице. Прикрывая глаза рукой, отвыкший от света Бойд смотрел, как вошедшая лёгким жестом сняла с плеч пальто и оставила его висеть в воздухе.       — Не думайте пробежать мимо меня, мистер Бойд. У вас нет магии. А женщин, насколько знаю, вы не бьёте.       — Ещё пара минут, и вы станете первым исключением, мисс, — ответил Сэмюэль, встав на ноги и пытаясь разглядеть незнакомку. — Но сначала ответите, кто вы и ваши прихвостни такие и зачем вы меня держите.       — Миссис, — поправила его женщина. — И вопросы задавать в вашем положении несколько глупо.       — Тогда скажите, что вам надо, чтобы я с уверенностью сказал, что выкуп невозможен, а…       — Мы замечательно знаем о вашем финансовом благополучии, — ответила женщина, взмахнув рукой.       Дверь за её спиной тихо закрылась, а из пальцев вылетел поток света, который осветил небольшую комнатку. Пришедшая оказалась ещё ниже, чем думал Сэмюэль. Лицо её скрывала белая маска с рисунком рябины на месте скулы, а карие глаза без интереса осматривали пленного. Женщина поддёрнула белоснежные брюки и плавно села на стул, который незаметно наколдовала.       — Присаживайтесь, мистер Бойд, — ласково сказала женщина, и Сэмюэль с удивлением обнаружил точно такой же стул за своей спиной. — Можете называть меня Эос.       — Чёрта с два я буду с вами общаться! — выплюнул Сэмюэль и ломанулся к двери. — Зачем вы меня держите?!       — Поговорить, — пожала плечами незнакомка и махнула запястьем, из-за чего кисти Бойда сковало наручниками, которые тянулись из дальнего угла комнаты.       — Для разговоров не похищают и не сковывают. Кто вы такие?!       — Я уже назвала вам своё имя...       — Плевать я хотел на твоё имя! Выпустите меня!       — Не будьте глупцом, мистер Бойд. Своими криками вы ничего не добьётесь.       — Проваливай к чёртовой матери, — рыкнул Сэмюэль, со всей силы дёрнув цепи. — Иначе я тебе шею сверну и без магии.       — Как скажете, — улыбнулась женщина, качнув головой. За её спиной возник силуэт, который поставил тарелку на пол и тут же исчез. — Не переживайте, не отравлено. Второй раз опаивать вас не станем.       Как только дверь за женщиной, которую Сэмюэль так и не смог рассмотреть, закрылась, волшебные цепи растворились. Бойд сорвался с места и начал долбить в дверь в кромешной темноте. Тарелка со всем содержимым в ней валялась перевёрнутой у его ног, но Сэмюэлю было плевать на это.       Однако через какое-то время он сдался, съехал по стене на пол и уснул. Когда он проснулся, то даже приблизительно не мог угадать, сколько времени прошло с тех пор, как он покинул Гринчвилд. По ощущениям прошло чуть меньше суток, но даже когда дверь снова открылась, а на пороге появилась женщина, свет за её спиной не стал тусклее или ярче. Неизвестность злила, но не могла притупить тревоги за семью. Он мог только гадать, схватили ли они его девочек или нет. Женщина сказала, что им нужен только он, но верить ей было глупо.       Когда она пришла в следующий раз, он уже не кричал. Лишь сидел у стены, плотно сжав челюсти. Незнакомка не отходила от двери, лишь что-то говорила про лето во Франции и о какой-то речке, у которой чудно сидеть на пикнике.       — Мистер Бойд, — ласково воззвала она к Сэмюэлю, — неужели вам нечего рассказать? Я слышала, что Скандинавия прекрасна.       Сэмюэль лишь поднял на неё голову, задержав перед этим взгляд на новой тарелке, и пожал плечами. Женщина качнула головой и достала из складок пальто флягу и небольшой стаканчик. Бойд видел, как что-то янтарное блеснуло в свете дня, но не пошевелился до тех пор, пока стаканчик не оставили на полу, а дверь не закрылась с наружной стороны.       Он тихо подполз к оставленным продуктам и в первый раз за всё это время поел в маленькой тёмной комнатушке, запив это обжигающим горло виски. Он даже не успел почувствовать вкус алкоголя, как неожиданно для себя заснул.       — Я совсем забыла попросить принести вам подушку. — Первое, что услышал Сэмюэль, когда проснулся.       — Вы действительно плохо заботитесь о заложниках.       — Вы не заложник, мистер Бойд. Просто гость с ограниченными возможностями.       — Кто вы? — в сотый раз поинтересовался Сэмюэль.       — Можете называть меня Эос, — в сотый раз ответила женщина.       — Как богиню рассвета?       — Да, ибо моё командование принесёт долгожданный рассвет всем магам.       — Так вы воительница?       — Вы же историк, мистер Бойд? Что вы можете сказать про участь волшебников? Начиная со времён Мерлина, когда он нас лишил возможности быть свободными.       — Свободными? Это когда он якобы лишил нас возможности колдовать без проводников? Право, миссис Эос, неужели вы верите в эти сказки? Про магию, про Барр и слухи о его армии? Уверен, вы не очень хорошо знакомы с армией палача, но это всего лишь глупые подростки, которыми управляют трусы, неспособные громко заявить о своей позиции. Нет никаких доказательств тому, что мы вообще умели колдовать без солторов.       — Некоторые маги способны колдовать без проводников.       — Да, те, у кого магия настолько сильна, что вырывается из них и может быть бесконтрольной, если задействовать её в чём-то сложнее venire addme. Неужели вы действительно Эос, любовница бога войны, которая возглавляет его армию в этом глупом дебоширстве? Чего вы хотите добиться?       — Я не знаток мифологии, дорогой мой мистер Бойд. Но у каждого у нас есть своё амплуа, в котором мы превосходно выглядим. Моё — быть лидером, который прогонит темноту в лице хабиталов. Вы же выходец из древней семьи, не так ли?       — Полагаю, как и вы, миссис Эос.       — И неужели вас не раздражало, когда вас не приняли в исгол из-за того заносчивого артифа? Именно из-за него вы пошли добровольцем истреблять бледноликих вместе с другими сильными магами, которых отвергли ради кого?       — В моей неуспеваемости была только моя вина, — ответил Сэмюэль, проворачивая кольцо на пальце.       — А из-за чего вы так резко перестали быть отличником? Не помните тот момент?       — Вы там целое досье на меня нашли? Похвально. Однако я был обычным подростком, которому было интереснее ходить на свидания с девочками, чем учиться.       — С какими именно девочками? Я точно знаю, что главной любовью была артиф.       — Думаете, я поверю, что она затуманила мой разум и я поглупел? — улыбнулся Бойд.       — Думаю, вы помните, как она поступила с людьми, когда не получила должность мечты. Она стёрла им память и контролировала их сознание. Неужели артифы имеют права решать, кому что помнить? Имеют права разрушать их жизни из-за необычайного чувства всемогущества, которое захватывает их по окончании атенеумов? Когда они выходят из тени настоящих волшебников, которые в отличие от них всегда успешно колдуют, и подчиняют слабых людей?       Сэмюэль смотрел мимо Эос невидящим взглядом. Он помнил, как услышал об этом по радио, как весь мир замер в тот момент. Смеющаяся девчушка с веснушками на носу и необъяснимой любовью к холодной погоде резко превратилась в жестокую разрушительницу судеб. Тринадцать хабиталов пострадало из-за того, что она не справилась с чувством своей уникальности. И таких, как она, действительно было много.       — Вы замечали, что маги никогда так не поступали, когда получали отказ? Даже потомственные лорды и леди, несмотря на состояние и возможности, всегда уходят и становятся лучше? Они не тратят сил на хабиталов и их смешной мир, потому что истинная сила в магии, которой нет у этих никчёмных людей. Лорды учатся и становятся начальниками тех, кто когда-то им отказал. Они не выказывают превосходство: просто уже знают, что хабиталы — никто. Но метисы не такие.       — Значит, те нападения на атенеумы были связаны с первыми в своём роду?       — Вы всё ещё не рассказали мне о жизни волшебников со времён Мерлина.       — Так понимаю, вы намекаете на инквизиции? — уточнил Бойд, пытаясь выкинуть из головы воспоминания о спятившей подруге. — И о гонении магов во времена Мерлина?       — Мне просто интересно послушать, чему вы учите юных магов, — улыбнулась Эос. — Но раз вы заговорили про глупость хабиталов, хочу поинтересоваться кое-чем. Как бы вы отнеслись к тому, что вашей жене сотрут её память, личность какие-нибудь артифы из-за того, что она нашла грааль?       — Это угроза?       — Это вопрос и не более, не переживайте. Хотя не представляйте этого. Я уже вижу вашу реакцию. Вы бы дождались суда, прожигали бы взглядом виновного, а потом пошли заботиться о своей жене.       Сэмюэль кивнул, хотя был уверен, что разорвал бы любого на клочки. Стирать память было преступлением, которое в народе приравнивали к убийству: человек забывал всё, включая имя, терял себя и никогда больше не находил. Стать счастливым здоровым человеком после стирания памяти было невозможно, как научиться ходить человеку с ножом в позвоночнике.       — Но что если восстанавливающее память заклинание существует? Что если вы можете прожить со своей семьёй не жалкие сорок-пятьдесят лет, а сто? Что если спятивших с катушек артифов судили бы так же строго, как и за убийство? Десятки хабиталов бы не потеряли свою сущность, если бы у артифов не было послаблений. Вы же не раз слышали, как их оправдывают? «Она не знала, что у заклинания такая сила — этого не проходили в атенеуме.»       — Я не стану на вашу сторону, что бы вы ни сказали сейчас, — наконец ответил Сэмюэль, расправляя плечи.       — Вы отличный боец, но мне не нужны. Мне нужен солтор основателя.       — Зачем?       — Чтобы мой сын, которому стёрли память, мог вернуться к счастливой жизни, — ответила Эос, открывая дверь. — Чтобы он был отмщён и имел лишние пятьдесят лет, чтобы прожить ту жизнь, которую мог бы, не лиши его памяти артиф.       — Нет, — сказал Сэмюэль, и в комнату шагнул парень в маске.       — Я проведаю вас через полчаса, — послышался холодный голос Эос и тихий смешок вошедшего. — Надеюсь, к тому времени, вы хорошо подумаете над своим ответом.

***

      Себастиан вошёл в кабинет к директорам поздним вечером. Миранда, как он и ожидал, что-то быстро писала за своим столом, а Доннела раздражённо поглядывала на наручные часы. Себастиан подумал, что поступил опрометчиво, вызвав директрис в одиннадцать часов, но всё же причина для такого поступка была.       — Мистер Эванс, — строго сказала миссис Клиффорд, — что за срочное собрание такое, из-за которого меня выдернули из постели в столь поздний час?       — К сожалению, оно более чем срочное. Сэмюэль так и не попал в Израиль. Его жена позвонила мне двадцать минут назад и сказала, что её муж не пришёл в лагерь. На звонки он не отвечает, провидец в Израиле тоже не смог его найти.       — Может, он уснул в Парламенте? — предположила Доннела. — Что могло случиться с высоким, крепким мужчиной, который сражался с бледноликими?       Себастиан тихо выдохнул и протянул конверт. Белоснежный лист, на котором виднелись аккуратные чёрные буквы, выпал на массивный стол. Над ним сразу же склонились две женщины с округлёнными глазами.       — Они требуют солтор основателя, — продолжил говорить Эванс. — Сауней и Роберт держат в волшебных путах посыльного этого письма из какой-то шайки, которой заправляет некая Миледи. Они требуют солтор взамен на Сэмюэля.       Брендон, притащенный к кабинету директоров охранником за нарушение режима в гостиной, сильно сжал кулаки. Он уже знал, что сделает, чтобы спасти солтор и мистера Бойда.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.