***
Звон скрещивающихся клинков можно было услышать даже в дальних комнатах замка. Юноши и девушки — рыцари всех видов — усердно тренировались к главному соревнованию в учебном году, которое из года в год проводили в Лит — великий праздник летнего солнцестояния — и, по совместительству, в день основания атенеума. И хоть до середины июня было чуть меньше месяца, никто не хотел ударить в грязь лицом. Даже те, кто уже проиграл в борьбе за членство в рыцарском ордене. И Ретт Мелроуз был одним из тех, кто продолжал тренироваться, несмотря на поражение в полуфинале, который выпал на Белтейн. Белая рубашка развевалась на ветру и приходила в движение даже от самого незначительного выпада. Волосы, мокрые от пота, были зализаны назад, хотя некоторые пряди и падали на глаза, но поправлять их было некогда. Рука Ретта, перехваченная белым бинтом на кисти, жила своей жизнью и оказывалась в нужном месте, чтобы заблокировать удар до того, как противник успевал дотронуться шпагой до Мелроуза. Ноги двигались словно в танце, с лёгкостью выдерживали бешеный темп атак и выпадов. И Ретт, совершенно не ощущая ни усталости, ни времени на арене, сосредоточенно выискивал слабые стороны соперника, чтобы наносить по ним точечные удары. Он выглядел так красиво и двигался с такой непринуждённостью, уворачиваясь от меча, будто родился в этой одежде с оружием в руках. Словно он был ребёнком эльфов, который что-то забыл в атенеуме, полном людей. Кэролайн настолько залюбовалась Реттом и так воодушевилась этим сравнением, что она пожалела об оставленном блокноте для рисования в комнате. Дикое желание пригласить Фосети на арену, чтобы почувствовать себя настоящим рыцарем, росло с каждой секундой. Но когда она уже чувствовала, что вот-вот решится осуществить эту идею, Ретт сделал финальный выпад, выбив шпагу из рук противника и после обмена рукопожатиями пошёл в сторону трибун. Прямо в сторону кайндаймхки, с которой не разговаривал всю весну. Кэролайн хотела покинуть арену до того, как Мелроуз заметит её и сделает вид, будто на самом деле её не существует, но нога застряла между местами для болельщиков. Девочка дёрнулась, но нога по ощущениям оказалась ещё сильнее зажатой в тисках, Ретт подходил всё ближе, а в груди уже начало зарождаться чувство обиды. На глубоком выдохе Дан дёрнулась четвёртый раз и так резко высвободила ступню, что не удержалась и свалилась на сидение. — Магией когда начнёшь пользоваться? — послышался голос Ретта, и Кэролайн наткнулась на его насмешливый взгляд. — Спасибо, — буркнула девочка. — Ага, обращайся, кошечка. — Не зови меня так. — Дан подняла глаза на мюридхаудца и с вызовом посмотрела на него. — Я ничем не похожа на Паркер и твоих подружек. — Как скажешь, дорогая, — пожал плечами Ретт, высушивая магией волосы. — Я серьёзно. Я… Я больше не пытаюсь стать той, кем не являюсь. — Неужели? Перестала пудрить Вермору мозги, что ты не первая в своём роду? Что ты все эти месяцы бегала за ним, как собачка, не потому что хочешь стать своей среди нас, а лишь потому что не можешь сопротивляться его обаянию? Уверен, он правильно воспользуется этим фактом. — Ничем он не воспользуется, и ничего я не бегаю за ним. Теперь он бегает за мной! Ретт замер, отняв руки от головы, и вопросительно посмотрел на Кэролайн. Она так прожигала его взглядом, будто от его слов зависело, станут ли её мечты реальностью. Такая маленькая, с красными щеками то ли от злости, то ли от смущения из-за своей вспыльчивости. — Надо же, Фосети Вермор бегает за тобой, — протянул Мелроуз, будто пробуя слова на вкус. — И он больше не планирует избегать тебя в обществе Паркер? Могу только поздравить тебя, Кэролайн, что ты действительно стала мюридхаудкой и перестала скромничать на этот счёт. — Ты меня вынудил сказать ещё одну глупость своими постоянными издёвками! И не ёрничай. Кое-что произошло, что заставило Фосети понять, что я намного интереснее Паркер! И вообще, почему ты всё ещё на трибунах, а не с какой-нибудь фанаткой? — Не переживай, тыковка, я уже ухожу, — ухмыльнулся Мелроуз. — Не буду сбивать твой настрой от предстоящего свидания. — Ретт, постой! — крикнула Кэролайн через какое-то время, не до конца понимая, зачем окликает его. — Я не это имела в виду! — Тебе постоянно надо бегать за парнями или за год это просто вошло в привычку? — Я не бегаю за тобой. Просто хотела сказать спасибо, что не стал учить меня, как быть собой. Знаешь, я, наверное, не справилась бы с ролью такого грубияна, — сложив руки на груди, сказала Кэролайн. — Оу, Кэр, неужели ты на меня обиделась? — склонился над ней Ретт. — Я хотела стать своей не только из-за Фосети, но ещё и чтобы дружить с тобой. Знаешь, не говорить все те вещи, из-за которых ты закатываешь глаза, которые задевают тебя. И хоть ты и бываешь невыносимым, но ты мне действительно помог, очень сильно помог справиться со всеми трудностями из-за моей лжи и всего остального, — смотря куда-то в пол, сказала Кэролайн. А когда подняла голову, внезапно встретилась с внимательным взглядом Ретта. — И почему же ты хочешь дружить со мной? Неужели тебе не хватает общества одного сноба и хочется обзавестись ещё одним? — Фосети больше не сноб! Он стал другим, сам зовёт меня гулять, рассказывает мне о… — Звёздах, музыке и поэтах? — Как… Как ты узнал? — Дагра, Кэр, ты такая маленькая, — сказал Ретт и выпрямился, из-за чего девочке пришлось задрать голову. — Это снобские разговоры о великом, когда твоя жизнь настолько никчёмная, а душа настолько пустая, что никого не подпускаешь никого к себе и прикрываешься разговорами о прекрасном. Он хоть раз рассказал тебе о себе? — Он сказал мне, что боится отца, — выпалила Кэролайн секрет друга. — Боится не оправдать его ожиданий и стать никем! — Хочешь собрать клуб тех, кто боится стать никем в глазах других? — усмехнулся Ретт. — Я опять из-за тебя сказала глупость, — буркнула девочка. — И почему это ты себя приписываешь к таким людям? — Потому что я боюсь остаться в тени своей семьи и никогда не найти своё признание, в котором добьюсь успехов только из-за своих талантов, очевидно. Ну и потому что из-за папаши я не способен изливать душу и доверяться другим людям, вынужден уходить от разговоров о себе и строить грубияна, хотя я чуткий и внимательный, — по интонации Ретта нельзя было понять, говорил ли он правду, но почему-то Дан казалось, что он не врал. — Знаешь, Кэролайн, ты права. Мы были бы прекрасным трио. — Но для меня и для многих ты намного больше, чем сын лорда Мелроуза. Ты — основная причина того, почему я сейчас не такая белая ворона, какой была. И ты спас мне жизнь, я всегда буду обязана тебе и правда хочу дружить с тобой. Я… — Кэр, ты никогда не была белой вороной. Просто люди, которых ты выбрала в своё окружение, не смогли оценить тебя по достоинству, — слишком серьёзно ответил Ретт, не сводя с девочки синих глаз. Сердце болезненно сжалось в её груди, стоило только посмотреть в них: Мелроуз был искренен в своих словах, но что ещё хуже, ему было грустно. — Но не ври мне. И не ври себе. Ты забудешь обо мне, стоит мне скрыться за горизонтом. Он хотел добавить что-то ещё, когда на трибуны, улюлюкая и размахивая мокрой рубашкой и письмом, вбежал Эррол с ещё небольшой компанией мюридхаудцев, часть которых даже не была рыцарями. Кэролайн ненавидела этого парня и всё его окружение заодно ещё с той злополучной игры во время недели убийств, но сейчас она невзлюбила его намного больше. И Ретт явно разделял её чувства. Закатив глаза, Мелроуз развернулся к одноадранцам и скрестил руки на груди. Из-за такой позы и лёгкого наклона головы к плечу он походил на учителя или родителя нерадивых детишек, кем Эррол с друзьями и являлись. — Что, Ретт, пудришь голову ещё одной девчушке? — хохотнул подбежавший мюридхаудец, затыкая рубашку за пояс. — Что тебе надо? — Да так, тебе одно письмецо пришло. От какой-то госпожи. — Эррол прижал письмо к носу под смешки друзей и с шумом вобрал воздух в лёгкие. — По запаху очень богатой и властной. Я думал, ты больше не изменяешь своей невесте после выходных с её отцом. — Тебе так завидно, что у меня есть взрослые женщины, раз ты собрал целую группу поддержки? — просто поинтересовался Ретт, вызвав чей-то приглушённый смех. — И что же эта госпожа хочет? — Не при детях будет сказано, — уже без весёлых интонаций ответил Эррол. — Но она, видимо, такая страстная и известная, что хочет тебя… вдалеке от Гринчвилда. Чтобы ты сбежал из атенеума и, — важно подняв перед собой письмо, начал зачитывать юноша, — помог ей «разрешить некие трудности этим же вечером». А гостиницу какую выбрала, ммм… — А можешь напомнить имя одной из моих пассий? — шаловливо сверкая глазами, спросил Мелроуз, а Кэролайн почему-то почувствовала злость. Словно это был Фосети на месте Ретта, который даже не скрывает увлечённость другими девушками. Ну или злилась она из-за того, что так и не успела убедить его дружить. — А мы думали, ты зовёшь её госпожой, — подала голос подружка Эррола. — А то имени она не упомянула, но подчинять определённо любит. — Или Миледи, как она подписала письмо, — поддержал другой мюридхаудец, совершенно не замечая, как Ретт выпрямился и поджал губы, явно встревоженный этим фактом. Его рука потянулась к правой кисти и сильно сжала её — до белых костяшек. — Всё хорошо? — спросила Кэролайн, заметив, как напрягся Мелроуз после слов одноадранца. — Да. Но даже если бы я был не в порядке, то всё равно не хочу общаться с тобой, Дан. — Ретт зачесал волосы и одёрнул рубашку, хотя ни причёска, ни одежда не нуждались в этом, избегая смотреть на девочку. — Дай письмо, Эррол. И да, можешь предупредить мою невесту, что сегодня вечером я не вернусь в замок. Кэролайн стояла в окружении полуголого Эррола и его приятелей, которые продолжали обсуждать предпочтения Мелроуза, и смотрела, как тот уходил с трибун. Его слова, словно хлыст, совершенно неожиданно для неё оставили раны на сердце. А в груди помимо грусти зародилось ощущение, что с ним случится что-то ужасное, настолько страшное, что заставит её жалеть о своём выборе в сторону Вермора. Ведь она могла бы побежать за Реттом, остановить его, не позволить уходить из замка, а не идти в Гринхолл, чтобы разговаривать о звёздах. Предстоящее свидание с Фосети уже не имело никакого значения, ведь все мысли Дан были заняты тем, что этим вечером Мелроуз навсегда пропадёт.***
И Ретта преследовало то же самое чувство всё то время, что он брёл в душевую, тёр кожу до покраснения под струями горячей воды, будто хотел стереть себя из жизни, сидел в одиночестве в комнате с раскрытой не на той странице, где остановился, книжкой на коленях. Глубоко вдыхал окружающие запахи и даже не морщился из-за смешений приторных духов в гостиной, словно завтра они уже перестанут существовать, а он так ими и не насладился. Он почему-то надеялся уловить запах корицы от духов Кэролайн, но всё время отгонял от себя воспоминание о её грустных глазах этим днём. Возможно, она поняла, что его ждёт. А потом долго смотрел на себя в зеркало, толком не видя деталей из-за наступающих за окном сумерек. Высокий и жилистый, намного загорелей своих бледных одноадранцев. С длинными пальцами и тонкими запястьями, одно из которых было исполосано побелевшими шрамами. Спутанные рыжие волосы спадали на лоб, вились лёгкими кудрями и блестели в свете комнаты. С потерянным взглядом и сжатыми в тонкую нить губами. Такой отличный от вечно ухмыляющегося Ретта Мелроуза, такой чужой. Но Ретту казалось, что этим вечером он потеряет их обоих, и ему совершенно не хотелось этого. Не хотелось покидать комнату. Не хотелось отстраняться от всех знакомых, даже от назойливой кайндаймхки, из-за ощущения чего-то ужасного, поджидающего за пределами Гринчвилда. Но свёрток на тумбочке постоянно обращал на себя внимание и заставлял каждый раз с горечью осознавать, что ему придётся выйти. Поэтому когда часы показали семь часов вечера, Ретт был уже за пределами атенеума и горящего яркими огнями Гринхолла и вёл своего пегаса под уздцы. Животное, то ли предчувствуя опасность, то ли разделяя настроение хозяина, противилось и упиралось, недовольно фыркало, когда его ставили в стойло и трепали за гриву. Тёплое дыхание жеребца немного успокаивало мюридхаудца, но женский голос с лёгким французским акцентом разрушил всё лишь одной фразой. — Рада, что ты пришёл, Ретт, — сказала Миледи и явно улыбнулась, когда наткнулась на напыщенно дерзкий взгляд юноши. — Отлично выглядишь. — Мои друзья считают, что вы моя девушка, — будто бы в попытке вызвать гнев этой холодной женщине выдал Мелроуз. — Я думаю, что за хорошее исполнение своих обязанностей ты вполне мог бы получить некоторые привилегии, раз эта тема интересует тебя, — ответила Миледи и приблизилась к Ретту. — Но для начала тебе надо пойти со мной. Серый туман потянулся по холодной земле. Он приближался к паре неестественно быстро, скрывая за своими клубами всё, что было вокруг. А когда обвил ноги и начал подниматься всё выше и выше, по спине пробежался холодок, вызвав неприятные мурашки по всему телу. Ретт видел, как туман с каждой секундой обвивал его тело, поднимаясь к горлу, и пытался подавить в себе желание набрать побольше воздуха в лёгкие прежде, чем нырнуть в неизвестность. Противное ощущение, будто тебя бросили в снег, накрыло, стоило туману полностью завладеть мюридхаудцем, и перемешалось с секундным, но пробирающим до костей холодом. От волнения было сложно заставить себя дышать, а сознание лишь добивало, рисуя то, как прямо сейчас на него набросятся какие-нибудь чудища или холодные руки Миледи схватят его за горло. А потом она приставит его к стволу дерева с корявыми ветвями и вытащит из груди сердце, даже не сжалится и не моргнёт из-за его криков. И чем сильнее он пытался избавиться от этой мысли, тем реальней виделись деревья, с каждым мгновением становились всё больше и страшнее до тех пор, пока Мелроуз не осознал, что он находится в лесу. Бездушная Миледи уже шагала куда-то глубже в чащу, а мозг безостановочно подсовывал идею убежать в противоположном направлении. Но Ретт заставил себя следовать за женщиной и сохранять самообладание, пока внутренне содрогался от каждого сучка и звука. Из приоткрытого рта вырывались пары горячего дыхания, но почему-то казались признаками присутствия страшного мифического существа без души и тела, которое впечатывало в него своё клеймо с каждым новым шагом. А когда уловил свет костров, внезапно понял, что его жизнь действительно была в руках главнокомандующей палачей и её подчинённых и что им будет всё равно, если его короткая нить жизни внезапно оборвётся. — Чувствуй себя как дома, — раздался голос Миледи. — Хотя это скоро может и так стать твоим новым домом. Ретт покосился на женщину с едва сдерживаемой ненавистью в глазах, в которых читалось желание проклясть её чем-нибудь страшным. Однако совсем скоро мысли поменяли направление, стоило Мелроузу наткнуться на людей Миледи. Все в плащах и без лиц. Лишь где-то вдали мелькнуло несколько человек, которые не прятались за масками, но они были так далеко, словно это были рассеивающиеся в ночи души тех, кто сейчас сидел у костров. На одних волшебниках виднелись маски словно из хрусталя, на нескольких других такие же, как и у ведущей в центр лагеря женщине, но с другими рисунками. Маги сидели у огня и грели руки или обсуждали что-то шёпотом, от звука которого сосало под ложечкой, а другие бесшумно передвигались по дорогам. Но все эти люди без лиц оборачивались на Ретта — будто бы единственного живого человека в этом месте — и смотрели на него своими пустыми, скрытыми тенями глазами. Даже когда проходили совсем близко, невозможно было увидеть глаз. Они казались призраками, которые ждали Самайна, чтобы ожить и переубивать всех, кого видят. Вернее, накинуться на одного Мелроуза и растерзать его, рассмеяться над его страданиями и невозможностью сразить монстров, не чувствующих ни боли, ни холода. Кривые тени от костров падали на маски, из-за чего люди казались неживыми ещё больше, ведь даже танцующий огонь не был способен вернуть им утерянные души. Балахонистые плащи некоторых таких мертвецов были настолько огромными, что под ними без труда можно было спрятать топор, и Ретт был почти уверен, что таким оружием охотно воспользуются. Однако Миледи вела юношу всё дальше в лагерь, и это пугало не меньше перспективы оказаться окружённым этими людьми без лиц. Красные палатки и потрескивание костров незаметно оказались позади, и в какой-то момент Ретт подумал, что все те волшебники были галлюцинацией из-за ядовитого тумана или фантазией воспалённого могза от ужаса из-за будущего. И небольшая деревянная постройка казалась эпицентром этого безумного вечера. У неё не было видно ни дверей, ни окон, но создавалось впечатление, что в ней сидел скованный какой-нибудь страшный монстр, которому Мелроуза принесут в жертву. Поэтому, когда Миледи внезапно развернулась к нему и сказала не двигаться, сердце в груди болезненно сжалось. В следующий момент поток магии на секунду ослепил глаза, а лицо будто сковало льдом и тут же словно попытались отодрать вместе с кожей. Когда Ретт снова смог различать предметы, женщина уже открыла дверь в деревянное помещение и, наклонив голову к плечу, рассматривала Мелроуза. — Это, — кивнула она в его сторону, — спасёт тебя от проблем в будущем. Проходи, посмотри на наш главный экспонат. Мюридхаудец, стараясь не выдавать свои эмоции, шагнул через порог в абсолютно пустое помещение и почувствовал, как сильнейший поток магии прошёл через его тело. В этот момент в комнате внезапно появились два человека. Один из них стоял спиной к вошедшему Ретту, другой шатался, поставленный на колени. Руки мужчины на коленях были скованы наручниками, которые шли из углов помещения, а голова была обессиленно опущена. Плечи пленного тряслись, словно его били током, напрягались и резко лишались сил, но в комнате не было слышно и звука. Мюридхаудец ещё несколько секунд абсолютно не понимал, зачем ему это показывают, пока не заметил знакомое кольцо на пальце мужчины. Внезапное болезненное открытие было сравни удару под дых, из-за чего юноша качнулся и лишь силой воли заставил себя устоять на ногах. Стоящий на коленях Сэмюэль Бойд был лишь тенью любимого учителя истории. Он не сражался, не насмехался над мучителем, отпуская саркастичные комментарии, даже не стонал. Он был тряпичной куклой, которую удерживали лишь цепи, ведь она была даже не в состоянии поднять голову и посмотреть на вошедшего человека. А Ретт безумно хотел, чтобы учитель посмотрел на него, потому что если бы он увидел Мелроуза, то нашёл бы в себе силы одолеть этого хлипкого парнишку, который пытал его. Но уже спустя пару мгновений это не имело значения: Ретт вскинул руку и отправил проклятие в солдата. Вспышка магии сорвалась с его пальцев, озаряя всё вокруг, но почему-то тут же растворилась в воздухе. В следующий момент мюридхаудец почувствовал, как кто-то ударил его по затылку. Сэмюэль так и не поднял головы, когда мир уже лишился чёткости, красок и смысла.***
Ретт очнулся в одном из шатров, привязанным к стулу. Красные ткани шатра казались особенно зловещими, кровавыми в свете настольной лампы, которая светила Мелроузу прямо в лицо. Но юноша не мог заставить себя отвернуться от источника света: его собственный солтор качался на лампе. Он примагничивал взгляд, будто гипнотический маятник. Лишь пару раз мюридхадец отвёл взгляд, чтобы посмотреть на свои руки, которые противно жглись из-за тугих верёвок на запястьях. Самые обычные верёвки обхватили его тело, будто он был обычным мальчишкой, а не волшебником, безвредным подростком, а не рыцарем. Эта мысль бесила и оскорбляла, но даже эта злость казалась ничем по сравнению с яростью от осознания того факта, что без магии Ретт — ничто. — Надеюсь, тебе удобно, — послышался безэмоциональный голос Миледи за спиной. — Уж не ожидала я, что ты поведёшь себя так глупо и решишь напасть на своего соратника. — Мы не соратники, — процедил Мелроуз, теряя самообладание. — И никогда ими не станем. Я уже дал свой ответ, что не разделяю ваши идеи и не примкну к вам. — Однако ты здесь, — усаживаясь на крае стола, сказала женщина. Её глаза осматривали мюридхаудца с таким выражением, будто Ретту было пять лет и он рассказал стих без запинок. — Я здесь не для того, чтобы вступить в ваши ряды. И причину, почему я всё же пришёл, вы тоже знаете, так что даже не думайте, что я поменял решение. Тем более после того, что вы сделали с Бойдом! — Если ты не хочешь оказаться на его месте, то тебе придётся сделать то, чего я хочу. Иначе из наблюдателя, — продолжила она и погладила маску из белой кости, лежащую под лампой, на которую Ретт до этого не обращал внимания, — окажешься в менее выгодных условиях. — Не пытайтесь меня запугать. Я — сын лорда Мелроуза, вы не осмелитесь тронуть его наследника. — Поверь мне, Ретт, в моих силах сделать так, что ты превратишься в бездумную пешку, готовую услужить дьявольскому палачу, и никто об этом не догадается. Другой вопрос в том, что в своих рядах мы хотим видеть исключительных магов, которые отличаются нестандартными идеями и умениями, особенно в бою. И твои рыцарские способности делают из тебя более чем желаемого бойца. — Мне это всё ещё неинтересно. Если представление закончено, то предлагаю отпустить меня и забыть о моём существовании. — Ты прав, я здесь не для агитации подростков нахожусь, — согласилась Миледи и, встав с края стола, провела холодной рукой по щеке Мелроуза. — Хотя пост одного из главнокомандующих позволил бы тебе избавиться от влияния отца и перебраться подальше от его правил и даже от нас чуть ли не с первой зарплатой. Стать личностью, а не пешкой твоей семьи. Рука женщины поднималась всё выше ко лбу и волосам и застыла в густой шевелюре Ретта, чуть сжав рыжие пряди. Ретт всё это время безотрывно смотрел в глаза главнокомандующей армии, пока в его голове эхом отдавались её слова о свободе от семьи и о его собственной значимости. Но как бы заманчиво ни звучали слова этой женщины, Мелроуз знал, что его разорвут на части, как только он попытается уйти от них. И желание напасть первым и спасти заодно Сэмюэля Бойда обещало прорваться сквозь его плохо имитированный безразличный взгляд. — Что вам надо? — с нажимом поинтересовался Мелроуз, пока Миледи с фальшивым интересом рассматривала его лицо. — Где солтор основателя? — ледяным голосом спросила она, ощутимо потянув за волосы. Ретт поддался и задрал подбородок, позволяя женщине увидеть пульсирующую артерию на шее. Даже рядом с отцом, против которого он не мог ничего сделать ещё с детских лет, никто не видел его таким уязвимым, каким Мелроуз был сейчас. — Он пропал. Учителя не стали афишировать это, хотя их волнение можно заметить в противоположном конце зала. — Надо же? И такой наблюдательный и умный юноша, как ты, верит в их непричастность к пропаже? Ретт почувствовал, как что-то инородное проникает в его сознание, заставляет отдать контроль над мыслями и собой другому существу. Апатия и безразличие к будущему наваливалась, нашёптывая, что разумнее не сопротивляться. Мышцы словно перестали существовать, и Мелроуз перестал ощущать конечности, мозг больше не был способен контролировать их. Казалось, будто разумная часть юноши очутилась в комнате с движущимися стенами, которые вот-вот раздавят его. Было страшно, мысли путались и менялись со скоростью света, как в агонии, ведь что-то миллиметр за миллиметром отнимало сущность Ретта, подчиняло. А в груди внезапно заболело, словно её вспороли ножом. Даже какая-то тёплая струйка побежала вниз, но отключающееся тело слишком рано перестало ощущать что-либо. — Я знаю, что в атенеуме есть неофициально существующий клуб избранных юношей и девушек, которые знают о каждом шаге учителей. А ещё я знаю, что ты посвящён в происходящее, так как один из твоих друзей является сыном начальника отдела, который занимался пропажей проводника и похищением мистера Бойда. Так что подумай ещё раз и скажи мне, что случилось с солтором. — Он… пропал… — медленно ответил Ретт. — Хорошо, — ответила Миледи и отстранилась от Мелроуза. Голова раскалывалась, но мюридхаудец громко выдохнул с облегчением, почувствовав, что его сознание медленно начало возвращаться под его контроль. Но именно в тот миг в голову ударило осознание того, что серебряный нож торчал в груди, весь перепачканный тёмной кровью. Его кровью, которая стекала по животу. Боль сковала тело, дыхание перехватило, но горло словно застыло, из-за чего из него вырвался лишь хрип. — Ну что ты так волнуешься, Ретт, — промурлыкала Миледи и дотронулась до ножа. Лезвие вошло ещё глубже, заставив юношу содрогнуться от боли. — Это всего лишь небольшой порез, чтобы твоя кровь доказала правдивость твоих слов. Она быстро дёрнула рукоятку на себя, и Ретт издал хриплый стон, чуть ли не теряя сознание. Краем глаза он заметил, как окровавленный нож оказался в руках кого-то другого, кто тут же поспешил скрыться из поля зрения Мелроуза. Миледи что-то сказала через несколько секунд, но он не смог расслышать её слов. Лишь когда потоки магии пронзили его тело, мюридхаудец стал опять различать предметы в шатре и рисунки на маске женщины. Как только он начал осознавать происходящее, тут же опустил взгляд на грудь, но на ней не было даже шрамов. Лишь рубашка оказалась расстёгнутой чуть ли не до пупка. — Я очень рада, что ты не солгал мне, — сказала Миледи, наклоняясь к Ретту. Её холодные пальцы задевали его кожу, когда она мучительно медленно начала застёгивать рубашку юноши, словно мечтала продолжить пытку. — Я бы так разочаровалась в тебе, что пришлось бы отклонить твою кандидатуру в последователи Барр. Но слава небесам, ты оказался достаточно умным, чтобы сказать правду. По такому случаю, я предлагаю тебе стать одним из агентов армии палачей… Если ты, конечно, не хочешь, чтобы с твоей семьёй произошло что-нибудь невообразимое, из-за чего они стали бы похожи на управляемых кукол. Ну как, ты согласен? Ретт поднял на женщину взгляд, полный ненависти. Её глаза смеялись над ним, она знала, что у него нет выбора. Может, отец ему и был бы безразличен, может быть, даже сестра. Возможно, он наплевал бы и на себя, но даже у такого одинокого человека как Мелроуз оказалось слабое место, на которое они смогли надавить. Он просто не мог отказаться, из-за чего ненавидел её и себя заодно. Ему предстояло предать свои идеалы и пожалеть об этом. — Согласен. — Голос, который Мелроуз услышал, будто принадлежал другому человеку. — Но вы отпустите Сэмюэля Бойда.