Посох Мерлина

      Радостное объявление о том, что учителя отпустили из плена, прогремело в самом начале мая, из-за чего в атенеуме устроили не менее пышное празднество, чем пару ночей назад в праздник весёлого костра. По радио объявили о том, что злостные нарушители спокойствия в Великобритании, которые нападали на Манчестер и ряд других городов, были пойманы, а храброго учителя из Гринчвилда освободили, осмотрели и спокойно — если так можно назвать тот шквал репортёров, которые хотели взять интервью у потерпевшего — отпустили к семье.       Сонные ученики сидели в кабинетах и слушали, как усиленное магией радио вещало об этом на весь атенеум, и сонливость отступала с каждым новым предложением. Многие радостно вскакивали, обнимались или кидались проклятиями в сторону пойманных преступников, но контролируя потоки бессвязных ругательств, чтобы учителя на радостях не отправили на отработку за сквернословия. Другие просто выдыхали, сбрасывая накопившееся напряжение за этот месяц, благодарили всех богов за то, что этот ужас закончился.       Полгода они были заперты в атенеуме, неспособные изменить ровным счётом ничего, напуганные и потерянные из-за новостей о нападении на города. Оказались вынужденными ходить на уроки, будто тогда для них эти занятия имели значение, и они не думали о том, что лишь бы к ним не пришла беда. Но, когда похитили мистера Бойда, ощущение защищённости пропало окончательно: беда обрушилась на их плечи. Подростки постарше, которые ещё в начале года сплетничали о бандитах, с новой силой начали разносить по Гринчвилду догадки и прогнозы. Предрекания скорой войны, нападения на атенеум, рассекречивание волшебников по всему миру и их истребление пугали и порождали новые. Обеспокоенные родители писали директрисам, те долго и детально расписывали вместо сна, почему им не надо бояться, а потом появлялись на уроках уставшие и бессильные, из-за чего вызывали ещё больше опасений у юных волшебников.       Спустя пару недель новые слухи о войне и похищении почти перестали распространяться, хотя бы потому что эмоционально вымотанные подростки больше не хотели переживать и бояться и посвятили себя урокам и играм. Рыцарские бои хоть и выглядели в глазах некоторых предречением того, как рыцари будут защищать атенеум, но проходили всё так же зрелищно, с забитой болельщиками ареной и редкими дисквалификациями, которые вызывали больше эмоций, чем причина удаления бойца с поля сражения.       Апрель всё же пронёсся в ярком вихре красок из-за наступающей весны и приехавшего в Гринчвилд волшебного театра. В нём зрители буквально попадали в тот цветастый и беззаботный мир, где жили герои пьесы, пока атенеум осматривали из-за пропажи солтора. Сначала всё было до ужаса скучно: благородная леди испанского двора влюбилась в пирата, но все оказались против такой любви. Но вскоре часть подростков осталась на суше, где оказалась на помпезных приёмах с пиратом, который пытался обмануть всех высокопоставленных господ, представляясь графом. Другая отправилась с новоиспечённой пираткой в море, где сразилась со штормами и водяными чудищами. Но и те, и другие из-за слухов, немыслимым образом проникающих во все порта и на все балы, знали о том, как живётся притворщикам в их неродных стихиях, из-за чего особенно ярко переживали воссоединение пары. Или же смерти лжецов, если их действия оказывали плохое влияние на пиратку и графа.       После этого представления девушки и юноши какое-то время ходили вразвалочку или любезничали, поедая виноград, копировали поведение героев и их одежды. Директрисы сквозь пальцы смотрели на то, как на следующий день чуть ли не все ученики пришли на обед в костюмах пары, а потом активно делали вид, что время отбоя ещё не настало. И недостаточно строго контролировали совершеннолетних учеников, пропавших куда-то из Церемониального зала в Белтейн.       Брендон с Китом и Мелани хоть и хотел пойти в секретное место выпускников, но Мерида с неизменным сарказмом в голосе озвучила провальность этой идеи. Поэтому мальчикам, волосы которых на целый вечер превратились в густую листву, прикрывающую закрученные рога, и Мелани с крупными цветами в причёске пришлось развлекаться иначе. И вытаскивание Эриды в центр поля на заднем дворе Гринчвилда показалось им весьма забавной идеей. Хотя бы потому что из толпы, которая собралась у Майского столба, выскочили и Стефан с Алексом. И они очень сильно хотели потанцевать со слишком горделивой для подобных вещей мюридхаудкой под весёлые звуки дудок и скрипок.       В тот вечер всего в нескольких метрах от них на лавочке сидела Кэролайн в надежде, что её пригласят на танец. Фосети куда-то опять пропал, будто бы опять решил избегать её и делать вид перед толпой, что она ему неинтересна. И это начинало злить. Да и тот факт, что Ретт, который внезапно начал предпочитать затворничество поклонницами, упорно не хотел покидать её мысли. А Фосети... Не может же это постоянно идти по одному и тому же кругу в сотый раз! Очевидная симпатия — игнорирование — раскаяние — опять симпатия. Он же совсем недавно сам начал звать её гулять, а теперь опять непонятно где ходит.       Поэтому когда Фосети всё же пришёл и устроился рядом, Кэролайн с демонстративным холодом в голосе поинтересовалась, где он был.       — Разговаривал с Киллианом, — последовал ответ. — А что?       — М-м-м, — протянула Дан, достаточно злая для того, чтобы не скрывать своих эмоций. Может быть, ещё месяц назад она бы и промолчала, но после того случая в подвале её терпения перестало хватать на подобное отношение к своей персоне. — Я думала, что ты опять меня избегаешь. Знаешь, мы уже несколько раз это проходили, не хотелось бы делать это снова.       — Я не стал бы так поступать с тобой. Не снова.       — Ну да, ты и в те разы так говорил, но всё равно игнорировал меня. Себастиан как-то рассказывал мне, что некоторые люди просто любят пользоваться чужим вниманием, а, когда перенасыщаются им, уходят.       — Это ты так хочешь узнать, почему я себя так вёл?       — Да, хочу.       — Когда я поцеловал тебя… Знаешь, раньше я никогда не испытывал таких чувств, поэтому, наверное, испугался. Ты — кайндаймхка, о которой я ничего не знаю, слишком непохожа на всех моих друзей. И они бы это обсуждали. Ну обсуждали бы, что я теперь с той, кого едва знаю. А потом, перед Йолем, я не знаю, что с тобой случилось, но ты стала себя вести иначе. Будто тебя подменили на какую-то… только не обижайся, но на унылую оборванку. И ты так сильно защищала всех этих артифов, будто ты была им. Теперь понимаешь, почему я отстранился?       — Но ты же говорил, что тебе было бы всё равно, если бы я оказалась арт… первой в своём роду, — тихо ответила Кэролайн, ощущая, как потеют ладони.       — Пожалуйста, давай мы не будем опять ругаться из-за этих идиотов-артифов — ты не одна из них, тебе нечего опасаться. И ты замечательно знаешь моё к тебе отношение.       — И почему тогда ты пригласил меня в тот день, раз я была такой непримечательной для тебя? И ты рассказывал мне не только о звёздах, когда мы гуляли!       — Ну… да? Мы же общались, про одни звёзды говорить неинтересно, — не понял Фосети. — Наверное, в тот день ты резко перестала вести себя как Паркер и все эти глупые девчонки. Ну знаешь, из серой мыши опять стала собой, — неловко заключил он, глядя куда-то перед собой. — Хотя мне нравилось, что ты красилась.       — Значит, я правда тебе нравлюсь? — спросила кайндаймхка, решив расставить все точки над i. Ей было всё равно, что придётся скрывать всю свою жизнь за стенами Гринчвилда от него, если он признается в своих чувствах. Ведь всё-таки он говорил с ней не только о звёздах.       Фосети кивнул и приобнял Кэролайн ровно в тот момент, когда небо над Гринчвилдом озарил фейерверк.

***

      Лишь редкие ученики решили остаться в атенеуме, когда Миранда объявила о внеочередных каникулах, которые можно было наконец-то провести дома. Многие родители не стали дожидаться, пока их дети упакуют чемоданы и проделают долгий путь от синодов до домов, поэтому толпы родственников стояли под окнами замка. И после шумного долгого дня, когда все разъезжались из Гринчвилда, он стал казаться обителью одних лишь призраков. Мрачный, серый, с высокими башнями на фоне зелёной травы и серо-синего моря, атенеум выглядел таким лишним на этом цветущем всевозможными цветами и пахнущем разнообразными ароматами обрыве. Но было в нём нечто притягательное, манящее в гибких стволах деревьев, которые вплотную росли к древним стенам, в птицах, круживших над крышей. Может быть, этот гигант, сохраняющий прохладу в своих коридорах и запах моря в комнатах, никак не мог покинуть мысли некоторых учеников, поэтому через пару дней после начала каникул они всё же вернулись в Гринчвилд. А может, они просто надеялись достойно подготовиться к экзаменам вдали от чрезмерно шумных родственников.       Фосети вернулся в Гринчвилд спустя неделю каникул, так как его отец решил, что сыну лучше выучить все предметы к финальным экзаменам. Киллиан пробыл дома чуть дольше, но потом уговорил родителей отпустить его обратно в замок, чтобы тоже начать готовиться. И хоть его родня не была в восторге от идеи отпустить сына в место, где тот пробыл безвылазно полгода, в полном составе провожала его до ворот Гринчвилда. В тот же день вернулась и Эрида, но совершенно одна, с взъерошенными волосами и сердитым взглядом, чем напугала особенно впечатлительных одноадранцев и других первогодок, которые верили в опасность неопределившихся.       Стефан тоже выпросил у родителей разрешение уехать в замок раньше окончания каникул и пробыл в тишине всего несколько дней прежде, чем его соседи целой гурьбой ввалились в комнату, делясь впечатлениями об этих двух неделях. Кит, Мелани и Брендон провели большую часть времени вместе в Дублине у родственников Тёрнеров. Они очень шумно рассказывали о концерте, на котором случайно очутились, описывая музыкантов так, будто те были богами из другого мира. Алекс, не досмотрев мини-сценку, как гитарист играл соло в исполнении Картера, пока барабанщик в лице Тёрнера тряс головой, начал рассказывать о Доме страха у себя в городе. У Мелани закрались мысли, что Белл слишком уж приукрашивал встречу с избритартом — призрачным медведем, который становится видимым только после приёма пищи — ведь по словам Алекса можно было подумать, что чудище чуть ли не съело посетителя.       Но таких историй у Белла оказалось так много, что он почти каждый день выдавал новые детали об этом Доме. В один из дней кайндаймхцы вместе с учителем вместо того, чтобы практиковать новые заклинания, слушали рассказы Алекса. Которые, на удивление, ни разу не повторялись.       И в таком настроении день сменялся днём. Атенеуму больше ничего не угрожало, солтор основателя перестал воззывать к себе Брендона, майская зелень веселила глаз и чудесно пахла. Даже мелкие стычки Картера и Вермора прекратились, но не без заслуги Кэролайн, которая обычно уводила своего друга подальше от одноадранцев.       — Ты так и не перестала общаться с ним после всего, что произошло в подвале? — спросил как-то девочку Брендон.       Дан только-только попрощалась с мюридхаудцем, который не забыл напоследок стрельнуть ненавидящим взглядом в Картера, и мечтающе смотрела в окно.       — Я же не строю козни против тебя, почему я должна перестать общаться с Фосети?       — Он напал, а я защищался. И ты прекрасно знаешь, что он пытался проклясть меня ещё до того, как взял солтор основателя.       — Ты его полгода назад превратил в статую. Думаешь, он бы напал на тебя, не заколдуй ты его первым? И не вздумай говорить, что напал бы. Я знаю Фосети лучше тебя, я знаю, что он чуткий и добрый, а вот ты невыносимый и возомнивший о себе непонятно что дурак!       — Когда мы с тобой только познакомились, я тебя предупреждал о Верморе, о том, какой он на самом деле, — упрямо гнул свою палку Брендон. — И говорил, что он отвернётся от тебя, как только ты сделаешь малейшую ошибку. Конечно, если тебя устраивает, что он тебя то игнорирует, то зовёт гулять, как ни в чём не бывало, у меня нет вопросов. Может быть, только один: как тебе живётся в качестве тряпки?       — Да что ты вообще прицепился к нам, будто тебе есть дело? — вспылила Кэролайн, привлекая внимание всех остальных в коридоре. — Что тебе вообще надо? Чтобы я перестала дружить с ним? Чтобы признала, что я недостаточно хороша для него? А хочешь знать правду, Брендон? Мы с Фосети поцеловалась! Представь себе, как взрослые люди! И это все вы недостаточно хороши для того, чтобы хотя бы смотреть в нашу сторону!       — О, и это Брендон о себе много возомнил? — вклинилась в спор Эрида, наклонив голову. — Он почему-то всё ещё переживает за тебя, пытается образумить, а ты, словно заносчивая мюридхаудка, ещё и обзываешься? На свой же адран фыркаешь. Тебе же потом хуже будет из-за этого.       — И огрызаешься даже на Мелани, которая вынуждена терпеть твои «Фосети такой чудесный», «Фосети рассказывал мне о новых созвездиях» каждый вечер! — поддержал Кит.       — Сказала та, которая сбежала от своих же одноадранцев к кайндаймхцам. Или тебе, как чистокровной, можно делать, что ты хочешь, а мне дозволено только в сторонке стоять и по указке действовать? И да, представь себе! Мне абсолютно всё равно на наш дурацкий адран и неудобства твоей сестры! — воскликнула Кэролайн, хотя и почувствовала вину за своё поведение перед Мелани. — Я действительно больше подхожу мюридхау, нежели бестолковым кайндаймхцам, которые единственное, что умеют — махать руками! Можете считать с этого дня меня мюридхаудкой, нечаянно попавшей в ваш адран.       С этими словами Дан тряхнула косичками и с гордым видом пошла в сторону Вермора. Тот стоял со своими одноадранцами у одного из кабинетов со скучающим видом и взбодрился только когда увидел приближающуюся подругу. Брендон и Кит, сложив руки на груди, наблюдали, как она взяла Фосети под локоть и чуть ли не потащила его ближе к Киллиану. Со стороны Кэролайн выглядела как мамочка, которая уводила своего ребёнка подальше от хулиганов, о чём Тёрнер поспешил сообщить Брендону.       — Да, они прекрасная пара, — согласилась Мелани, услышав такое сравнение. — Она защищает его с таким рвением, что он чувствует себя важным для кого-то впервые в жизни. А ему наконец не всё равно.       — Вы так на неё реагируете, будто ответственны за то, каких друзей она выбирает, — заметила Эрида, закатив глаза. — Отстаньте от неё, она сделала свой выбор.       — Он просто очень глупый, — фыркнул Брендон. — Это же Вермор, а не Кристофер Робин.       — Подожди немного, и он поймёт, что она артиф. Тогда она прибежит к тебе и твоими друзьями станут главные отщепенцы атенеума.       — Оу, так мы теперь друзья? — с ухмылкой уточнил Картер.       Эрида улыбнулась уголками губ и с нарочитым интересом стала рассматривать потолок, будто бы серьёзно задумалась над вопросом.       — Ну... мы приятели.       — Поэтому я сейчас твои учебники тащу? — поинтересовался Брендон.       — Да, — кивнула Эрида, не скрывая лукавой улыбки. — Кстати, на тебя благотворно повлияли каникулы. Ты стал таким же невероятно шумным и гиперактивным, каким был в начале осени. Я даже удивлена, что ты идёшь рядом, а не прыгаешь перед нами.       — Ага, и опять не даёт нормально делать домашку, — ворчливо отметил Кит. — Каждые полчаса отвлекается, да ещё и меня отвлекает.       — Ну мне сложно сидеть на одном месте, особенно за скучной домашней работой. Сложно сидеть за столом и учиться, когда вообще не можешь сфокусироваться даже на одном абзаце. Зато я уже придумал, что мы будем делать в Литу, и для этого мне не пришлось ломать голову за письменным столом полчаса!       — И что же придумал? — поинтересовалась Мелани.       — Вы сами всё увидите!

***

      Лит самым неожиданным образом настиг Ретта. А именно в его комнате, когда он корпел над домашним заданием, внезапно послышались чьи-то околоистеричные крики и звук, похожий на журчание воды. Мелроуз отнял взгляд от выцветших страниц учебника по симегу и посмотрел в сторону приоткрытой двери. Там, в дверном проёме, отлично было видно, как первогодки вскакивали на диваны и с округлившимися глазами смотрели на пол. И стоило присмотреться чуть лучше, как зоркий глаз Мелроуза уловил отблеск воды, которая всё выше и выше поднималась, затапливая кресла и столы в гостиной.       — Надо же, — хмыкнул Ретт, — даже двенадцати нет, а они уже начали празднование Литы.       Ещё недолго просканировав параграф после такого открытия, мюридхаудец взмахнул рукой, и разноцветные потоки магии захватили каждую вещь в комнате, окружили и с яркой вспышкой впитались в высокие кровати, стулья, шкафы и прочую мебель, пока внизу мальчики и девочки, явно не привыкшие к потопам, кричали и звали на помощь.       — Трубы! Трубы прорвало! Позовите кого-нибудь, чтобы остановить это!       — Чем больше вы будете стараться остановить воду, тем интенсивней она будет приливать, — устало заметил кто-то из верхних комнат.       — Ну сделайте хотя бы что-нибудь! У нас диван под водой!       Ретт усмехнулся детским крикам, достаточно ярко помня, как сам в первый год учёбы испугался внезапному пришествию воды в гостиную. Тогда он кинулся спасать фотоальбом, который стащил у отца после смерти мамы, а сейчас… Если бы чары не сработали, он просто бы купил всё новое. Эта мысль почему-то вызвала грусть и даже отвращение к самому себе, но Ретт решил не задумываться о такой реакции. А когда послышались новые крики детей, поспешил уйти из этой суматохи на улицу.       Каждый год в праздник Литы либо преподаватели, либо старшие ребята, которые слишком прикипели к традициям атенеума, — инициаторов таких потопов Мелроуз не знал — насылали чары живой воды на Гринчвилд. Прохладная и чистая вода растекалась по всем коридорам, комнатам, просачивалась в кухню и гостиные, медленно, но верно поднималась чуть ли не до пояса даже такому высокому парню, как Ретт. Многие подростки избегали затопленного атенеума где-нибудь в пабах Гринхолла, другие, наоборот, только и ждали Литы, чтобы помочить в воде ноги или даже целиком в неё погрузиться. Потому что приписывали этой влаге самые разнообразные способности: от очищения кожи до полного выздоровления от противной простуды. А потом, едва часы пробивали шесть часов вечера и все желающие уже достаточно промокли, чтобы выздороветь от всего подряд, вода начинала на глазах уходить в какое-то неизвестное место, откуда и пришла утром, чтобы её кристаллический холодный блеск уступил жару вечерних костров.       Но до первых огней был ещё весь день впереди, поэтому Ретт лишь ухмыльнулся своим мыслям о том, как двенадцатилетние волшебники, которые едва ли освоили магию за год, будут справляться с передвижениями по Гринчвилду. Сам он спокойно шагал по замораживающейся под его ногами воде и не обращал никакого внимания на то, что очень странные растения и даже мелкие деревья росли прямо в центре коридоров. Хотя за эти годы едва ли можно было настолько привыкнуть с пробивающимся сквозь камень и воду растениям, которые исчезали и появлялись раз в год.       Листья одних отражали серебряную гладь поверхности и несколько слепили глаза, другие с каждой секундой всё больше и больше превращались в негнущиеся стебли хрусталя и переливались всеми цветами радуги. Третьи, похожие на ивы, быстро росли, закрывая своими ветвями целые коридоры, и каждый год воображение рисовало, как Ретт будет раздвигать их и натыкаться на красоток в белых платьях. Кувшинки и лотосы на глазах раскрывали свои бутоны и росли с невиданной скоростью, благоухая и поблёскивая в дневном свете из-за капель воды на лепестках. Среди ив на ветвях сверкающих деревьев росла омела, причём все её кустики свешивались к полу, будто бы сейчас была не Лита, а Йоль.       Ретт витал в своих мыслях, которые представляли собой смесь фантазий о девушках в белых платьях и нерадостных мыслей о прошедших неделях, когда из-за поворота на него кто-то налетел. Юноша, не стесняясь, чертыхнулся, но, когда поднял раздражённый взгляд на невнимательного прохожего, наткнулся на Сэмюэля Бойда. Самого настоящего, ни капли не изменившегося, помимо лёгкого загара, будто с ним ничего плохого не произошло. Мужчина, как обычно, несколько прищурился, окидывая быстрым взглядом ученика, и едва открыл рот, чтобы поздороваться, как Ретт уже озвучивал вопрос.       — Вы вернулись? — только и смог выдавить из себя Мелроуз, сжимая руки в кулаки. Дикое желание обнять учителя ощущалось каждой клеточкой тела, но приходилось стоять на месте и смотреть на Сэмюэля, как идиот.       — Конечно, — улыбнулся Бойд. — Не оставлю же я твоих друзей без экзамена!       — Я очень рад вас видеть, — сказал Ретт. — Мы всем атенеумом ждали вашего возвращения. Не представляете, какая суматоха тут была без вас.       — Очень тронут, Ретт, что ждали, — похлопывая мюридхаудца по плечу, ответил Сэмюэль. Даже его движения ни капли не изменились, будто люди Миледи не вторгались в его сознание несколько недель подряд, из-за чего в таком сильном мужчине не было сил сражаться за свою свободу. — Думаю, ваши переживания убедили вселенную помочь мне.       — Да, наверняка, раз они сами отпустили вас. Извините за бестактность, но вы… сможете рассказать что-нибудь про плен? Ну знаете, чтобы Себастиан или даже вы собственноручно подготовили нас к аналогичным ситуациям, — медленно подбирая слова, поинтересовался Ретт.       — Надеюсь, что вы в таких ситуациях не окажетесь, но боюсь, что мой опыт ничем вам не поможет. Я абсолютно ничего не помню.       Что-то очень тугое будто бы сковало грудь Мелроуза при этих словах. Он был рад, что учитель не запомнил, что ему пришлось пережить в плену, но внезапная мысль, что Бойд на самом деле подконтролен Миледи, закралась и сразу же укрепилась в голове. Где-то там же, где и подозрение о том, что из-за постоянных вмешательств в разум они повредили его сознание. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Ретта, из-за чего его лицо заметно помрачнело, что не осталось незамеченным для Сэмюэля.       — Всё хорошо?       — Да, конечно. Просто задумался об этих гадах, которые вас похитили.       — Слава Дагде, больше о них думать не надо, — заметил Бойд с успокаивающей улыбкой. — Реоли отлично потрудились, поймав самых активных из террористов. Не решили, кстати, поменять свою будущую профессию в сторону стражей порядка на фоне таких событий?       — Нет, — мотнул головой Ретт и чуть ли не добавил, что реоли абсолютные глупцы и совершенно бесполезны.       Потому что последователи палача никуда не делись, а только становились сильнее и сильнее, набирали новых людей из метисов, из молодых лордов и леди, день за днём изучая всё больше утраченных в веках заклинаний и проклятий и строя планы, как быстрее захватить Великобританию. И чем сильнее становились палачи, тем больше Ретт отстранялся от всех в атенеуме. Чтобы ему не приходилось объяснять, почему на нём нет лица, почему он так мрачнеет, стоит кому-то сказать, что на его столе письмо. Почему он пропадает вечерами, когда от бумаги пахнет ирисами, и совершенно не радуется тому, что похитителей мистера Бойда поймали. Хотя Ретт не очень понимал, зачем так нужен Миледи сейчас, когда в атенеуме не надо никого уговаривать присоединиться к их армии. Тем более, если Сэмюэль всё же подчинён её приказам. Ретт абсолютно ничего не делал, кроме освоения новых чар наравне с новобранцами в ряды армии палачей. Ну и сжимался внутри от холодного взгляда Миледи, слушал обещания оказаться на их советах, едва они убедятся в его надёжности, и намёки на очередное вмешательство в его сознание, если он разочарует.       — Если ты не против, я пойду обрадую остальных учеников своим появлением, — прервал размышления Мелроуза Сэмюэль.       Ретт кивнул и натянул улыбку, которая не сползла даже после того, как мистер Бойд исчез из вида. Он стоял в нескольких метрах от куста омелы, скрытой ветвями ивы, где прежний он абсолютно точно прямо сейчас бы целовался с какой-нибудь девушкой. Но тот Ретт безвозвратно пропал в чаще леса, поэтому мюридхаудцу не оставалось ничего, кроме как тупо пялиться на то место, где минуту назад был Бойд.       И абсолютно не догадываться о том, что в нескольких метрах от него сам Сэмюэль тяжело дышал, привалившись к холодной стене, с силой сжимая раскалывающуюся голову.