Рисуя линии жизни

— Обрадуй меня, скажи, что с натюрмортом мы закончили, и яблоки в этой вазе только для того, чтобы их есть! – Наоки состроил жалостливый вид и сложил руки в мольбе, глядя на Этьена из-под черной челки, которая сегодня непослушно болталась, как и все распущенные волосы, не сдерживаемые резинкой. Они выглядели густыми и тяжелыми, с глянцевым блеском на черных прядях. Уже прошла неделя с тех пор, как Наоки продолжал рисовать натюрморты, поэтому даже при одном упоминании об этом жанре его уже слегка подташнивало. Этьен сдержал обещание, и к первой картине они больше не возвращались, по крайней мере, к ее сюжету, но после яблока на столе последовали яблоки в вазе, цветы в кувшине и просто любые попадающиеся под руку предметы. Хотелось уже двигаться вперед, а Наоки казалось, что они так и стоят на месте, рисуя натюрморт за натюрмортом: в студии, дома, каждый день. Однообразие никогда не числилось у Наоки в фаворитах, так что юноша уже мечтал о том дне, когда эти скучные натюрморты сменятся чем-то другим. — Ведешь себя как ребенок, – фыркнул художник, закидывая ногу на ногу и устраиваясь на диване в довольно вальяжной позе. – Но я тебя обрадую. Сегодня мы возьмемся за городской пейзаж, а именно – за Париж. И, кстати, давно тебя хотел спросить, когда ты весь в черном, это значит, что у тебя плохое настроение? Этьен скользнул взглядом по узким черным брюкам и черной рубашке Наоки. — Нет, это значит, что я люблю черный цвет, и остальная одежда в стирке, всего-то, – улыбнулся юноша во все тридцать два зуба. – А что касается Парижа, то есть одна загвоздка. Он прошествовал по залу прямиком к Этьену и встал перед ним, положив руки в карманы и скрестив ноги. — И какая же? — Я не знаю этот город. Вообще. — То есть… — То есть даже Эйфелеву башню видел только на картинках. У меня не было времени посмотреть Париж за эту неделю – я был весь в твоих занятиях. — Ладно, нарисуем какой-нибудь другой город, который оба знаем, – Этьен провел указательным пальцем по скуле, размышляя. – Где ты был в Европе? — Нигде, – Наоки развернулся на пятках и стал медленно ходить взад-вперед по залу. – Я не выбирался дальше границ Японии. Можем нарисовать Осаку или Киото… — Нет, должно быть то, что известно нам обоим. Иначе как я смогу понять то, что ты рисуешь? — Тогда у меня больше нет предложений, – Наоки остановился и откинул назад волосы, но его внимание отвлекла грациозно вышагивающая мимо Марго. – Ой, привет, красавица. Как твои дела? Марго, будто бы прекрасно понимающая, что это обращение было к ней, остановилась и, приподняв голову, дождалась, пока Наоки опустился и погладил ее по загривку. «Нет, ну и что это такое? Еще немного, и они поженятся». Этьен откинул от себя ревнивые мысли – в конце концов, это просто домашнее животное. Он же радоваться должен, что, наконец, Марго соизволила подпустить к себе кого-то чужого и стала радушной гостьей, а то пришлось бы переклеить Наоки пластырем с головы до ног, а так – еще и экономия на медикаментах. — Так, собираемся, – после некоторой паузы сообщил Этьен. — Куда? – Наоки посмотрел на него снизу вверх. — На экскурсию. — Экскурсию? — Я любезно побуду сегодня в качестве твоего гида. Бери этюдник и пошли. — Хочешь сказать, что ты мне покажешь город? – Наоки торопливо встал с корточек, забыв про Марго, и проследовал за учителем, который как раз доставал из завалов у стены новенький этюдник. Его глаза загорелись детским любопытством, став похожими на два темных оникса. — Это нужно для учебы, не забывай, – строго заметил Этьен. — Да-да, конечно! – Наоки почти что выхватил у него этюдник и заторопился в коридор зашнуровывать свои кеды. День был теплым и свежим, светлые облака иногда застилали собой солнце, но его лучи все же находили лазейки и окутывали город в золотистый оттенок карамели. Ветер слегка трепал волосы, приятно пробирался под легкую одежду. За всю жизнь здесь Этьен так до сих пор и не понял, любил ли он этот город, в котором родился и вырос. С одной стороны, ему с юношества нравились эти мощеные улицы, особенно когда он терялся в них, как в паутине, шел, куда глаза глядят, пока ноги не уставали. Тогда можно было просто поймать такси, заплатить водителю и назвать домашний адрес. Но так он не делал уже лет пять-шесть как минимум. А жаль – это помогало отвлечься и абстрагироваться от текущей жизни, он даже находил в таких прогулках вдохновение. Первое остановившееся такси подхватило их у дороги. — И куда мы едем? – не отрываясь от окна, спросил Наоки. – Дай-ка я угадаю. Эйфелева башня? Лувр? Этьен без особо энтузиазма пожал плечами. — Ну да, наверно. — Ясно, – Наоки снова замолчал, рассматривая серые дома, мелькающие за окном, словно тяжелые картонные коробки. — Тебе что, не особо по душе эта идея? – спустя какое-то время спросил Этьен, замечая, как на лбу юноши образовалась тоненькая складочка, будто он усиленно о чем-то думал. Странно, ведь когда они выходили из студии, Наоки светился от предвкушения. Или дело в том, куда они едут? — Да нет. Если так надо… для рисования… Просто я бы наверно предпочел не смотреть общепризнанные места поклонения туристов, а просто побродить где-нибудь по улицам. Ведь настоящий дух города внутри него, а не там, где от вспышек фотокамер рябит в глазах. Этьен бросил быстрый взгляд в сторону юноши и внутри что-то тихо екнуло, какое-то воспоминание, будто он на секунду посмотрел на себя со стороны, только в юношестве. — Будьте добры, остановите здесь. Мы сойдем на этой улице. — Прямо здесь? – переспросил водитель, явно не обрадованный такой спонтанной новостью. — Да, да. Игнорируя вопросительный и слегка удивленный взгляд Наоки, Этьен расплатился за дорогу и вышел из машины, подождав, пока юноша присоединится к нему. — Хмм, ты уверен, что мы вышли там, где нужно? Здесь как-то даже и не пахнет туристами, – Наоки оглядел полупустую улицу только с парой продуктовых лавок. — И хорошо, что не пахнет. Я сам терпеть не могу столпотворение, – Этьен полез за сигаретами (привычный ритуал, как только выходишь из такси) и попытался представить, где они сейчас находились. Наверно, по правую руку должна быть Сена. — Значит, Эйфелева башня отменяется? – радостно уточнил Наоки и улыбнулся. – Отлично! Тогда пошли! И он бодрым шагом направился по тротуару, неся на плече этюдник и размышляя вслух на ходу, не оборачиваясь на компаньона. — Я рад, что ты принял верное решение. Рисовать Эйфелеву башню было бы полной скукотищей, и я бы в тебе разочаровался, скажи ты мне это сделать. А вот рисовать переулки и эти балконы, – Наоки махнул рукой куда-то вверх, – с цветами в горшках, гораздо приятнее. Это же настоящая жизнь города, спрятанная от глянца и сувенирных открыток по два евро за штуку. Поэтому пойдем просто слоняться по улицам и дышать воздухом Парижа! — Наоки? – спокойно окликнул его Этьен, следующий чуть поодаль. – Тебе не кажется, что у нас не просто прогулка, а все же часть занятия? Тебе потом рисовать городской пейзаж. — Нарисую, не беспокойся. И вообще, я тут впервые вышел из четырех стен за все мое пребывание во Франции, так что не будь занудой, Этьен. Нао будет прилежным учеником, как и обещал. И юноша дальше продолжил с интересом разглядывать улицу. Его тон прозвучал настолько фамильярно, что Этьен даже немного опешил. Во-первых, Наоки впервые за все это время обратился к нему по имени, а не привычным «сенсей» или «учитель», и из его уст это прозвучало как-то странно. В чем именно заключалась эта странность, Этьен понять не мог, но ему казалось, что его имя приобрело какие-то новые мягкие нотки. Во-вторых, что это за сокращение – Нао? Хотя, неплохо звучит, но как-то непривычно, и если юноша так обратился к себе в третьем лице, то значит ли это, что его так называют, например, друзья? Этьен тряхнул головой: и чего это вдруг от одной фразы в его голове закружился рой подобных мыслей? Их легкое жужжание разогнала затяжка густым сигаретным дымом. — А почему ты до сих пор не выходил в город? – задал запоздалый вопрос молодой человек. — Потому что не было времени толком. Я же приехал сюда только недавно, прилетел поздно вечером, приехал к Люку и сразу рухнул спать, а уже на следующий день, как только разобрал вещи, пошел к тебе в университет. — Люк – это твой знакомый? — Мой бывший однокурсник. — В колледже? — Нет, в университете. Наоки остановился перед старой дверью с полуразбитыми витражами из мутного стекла. Кто-то уже успел написать на ней краской из баллончика какие-то загогулины. Изучив ее снизу доверху, юноша двинулся дальше по тротуару. — Он согласился тебя тут приютить? — Ага, я даже, признаться, и не ожидал, что он сразу будет таким добрым. — А как твои родители отнеслись к тому, что ты просто взял и вот так уехал? — Никак, я не стал сообщать об этом никому. Тем более, если меня не будет месяц, никто особо обо мне и не вспомнит. Я сказал только Ичиро-сан. — И он одобрил? — Вполне. Наоки поправил этюдник на плече и резко свернул направо, огибая чугунную крышку колодца в асфальте. Этьен усмехнулся этому движению – он и сам так делал каждый раз, когда видел перед собой какие-то люки. Привычка, тянущаяся с детства. — Что смешного? – заметил его ухмылку юноша. — Да так, ничего. Наоки замолчал, снова погружаясь в изучение окружающего его пространства. И каждый из них думал о чем-то своем, неторопливо шагая вдоль улиц полуденного города и не пытаясь определить, куда их приведет выбираемый наугад маршрут. — Ты так суеверен. — Дело не в суеверии. Просто это опасно. Один парень в школе так наступил на крышку колодца, она оказалось незакрытой, и он переломал себе обе ноги. — Смотри, твой страх ведь войдет в привычку. — Я же говорю, это не страх и не суеверие, а просто осторожность. — Как знаешь, – несколько резко отвечает мужчина, так что подростку приходится замолчать, испытав неприятный осадок где-то внутри. Он видит, что у художника сегодня не самое хорошее расположение духа, гадает, с чем это может быть связано, даже немного переживает. — У тебя вообще много ненужных привычек, – как бы между делом продолжает мужчина. – Привычки – это слабости, которые нужно в себе убивать. Например, твоя манера водить указательным пальцем по переносице, когда ты думаешь. Или есть круассаны по утрам, как среднестатистический француз. Или завязывать волосы в хвост, когда рисуешь… — Мне неудобно рисовать, когда они падают на лицо, – упрямо отзывается мальчишка и, будто в подтверждение, убирает за ухо выбившуюся прядь волос. Правда, сейчас он не рисует, а только тащит на плече этот тяжелый этюдник, чтобы добраться до места назначения. – А круассаны… Отец ест их с кофе по утрам. И мне тоже нравится. Разве в этом есть что-то плохое? Ты, например, приучил меня к черному крепкому кофе. — Я? – тихая усмешка. – Кажется, в мои обязанности входит учить тебя рисованию, а не чему-то другому. Так что ты сам это перенял. — Даже если так, то кофе – это ведь твоя привычка, и ты не спешишь от нее избавляться. — Это уже не привычка, это образ жизни. И вообще, ты такой несговорчивый! Мальчишка опускает голубые глаза, смотрит себе под ноги на асфальт и немного робко спрашивает: — Тебе это не нравится? — Я этого не говорил. — Так скажи. — Мне многое в тебе нравится. И, кажется, даже чересчур. Как можно описать то чувство окрыления, когда хочется смеяться во весь голос и кричать о том, что ты счастлив? Всего от одной фразы в неискушенном сердце взрывается фейерверк и сыплет искрами на воспаленное юношеское сознание. И, ослепленный этими красками, мальчишка перестает замечать все вокруг, даже люк очередного колодца, на который наступает обеими ногами. Он снова это сделал. Снова обошел очередной люк колодца, потом вдруг резко остановился и с интересом ткнул в него пальцем. — Это герб города? Этьен заглянул на чугунную крышку, где был изображен корабль, сражающийся с волнами. — Да, он самый. — Так и думал, – Наоки кивнул самому себе и продолжил путь, повернув в какой-то узкий крошечный переулок, где над их головами переплетались сотни проводов, будто гигантский паук плел свои сети прямо посреди города. — Можно задать тебе вопрос? – Этьен проследил взглядом очередную путаницу из проводов – было в этом что-то красивое, загадочное… — Конечно, – Наоки перевесил этюдник на другое плечо – должно быть, уже устал его носить. — Почему ты обходишь колодцы? Этьен понятия не имел, зачем завел этот разговор. На него вдруг нахлынуло какое-то чувство дежа-вю, но только в сознании было все мутно, как будто зрение резко ухудшилось. — Ну, это опасно, – Наоки обернулся и взглянул на Этьена так, будто тот спрашивал его о вполне естественных вещах. – А вообще, я как-то не задумывался над этим. Мне так мама говорила, а почему ты вдруг спросил? Это же просто привычка. — Привычка… – во рту почему-то появился привкус горечи, и молодой человек сказал под нос, будто самому себе. – Привычки – это слабости… Но даже его тихий голос не помешал Наоки расслышать эту фразу. — Почему это? – отозвался юноша. – С чего ты взял, что привычки – это слабости? Если посмотреть с другого ракурса, разве они не акцентируют твою индивидуальность? — Индивидуальность? – переспросил Этьен, внимательно всматриваясь в Наоки. — Конечно. У тебя есть свои привычки, у меня свои, и мы можем отличить друг друга по ним. — Интересная версия, – усмехнулся художник и посмотрел по сторонам, когда они снова оказались на какой-то улице, а переулок закончился. – И необычная. Хотя кое-что общее в наших привычках все же есть – эти колодцы. Юноша многозначительно посмотрел на своего учителя и улыбнулся. — А ты наблюдательный. Слушай, может, купим чего-нибудь попить по дороге? Кстати, мы, наверно, совсем затерялись, да? Этьен снова огляделся по сторонам, пытаясь сориентироваться, и увидел на одном из домов табличку с названием улицы. Что-то знакомое… — Кажется, если мы сейчас пойдем левее, то выйдем к Сене. — А там как раз откроется какой-нибудь красивый вид, которой мы сможем нарисовать. — Ты сможешь нарисовать. — Не придирайся, – засмеялся Наоки. – Кстати, ты говорил, что у тебя сегодня еще занятия в университете. Мы успеем? — Нет, так что придется тебя здесь оставить часа через два. Дорисуешь, а потом мне покажешь, и мы обсудим. — То есть ты собираешься лишить меня своей критики во время рисования? — Я думал, ты обрадуешься, – с долей иронии ответил Этьен. — Ну, ты же говорил о том, что мы должны стать терпеливее. Я тебя услышал, – Наоки пнул мыском черного кеда какую-то валяющуюся на дороге пробку. – И я уже пообещал, что буду прилежным учеником. — Нет, ты сказал, что Нао им будем, – напомнил молодой человек. – Тебя так сокращенно называют? — Да, в основном, друзья. Если хочешь, можешь тоже так ко мне обращаться. — То есть, я заслуживаю твоего доверия? – Этьен сделал пару торопливых шагов и впервые за всю дорогу поравнялся с юношей. — Если бы не заслуживал, то я бы не выбрал тебя сенсеем, – при ходьбе от ветра волосы Наоки чуть развевались назад, открывая светлое лицо. – Я не люблю растрачиваться на людей просто так. — Спасибо за комплимент. А тебе не говорили, что иногда ты слишком самоуверен? – не удержался Этьен, но в его тоне не было ни капли раздражения или злости. — Говорили. Мне много что говорили. Но гораздо важнее, что по этому поводу думаю я. Никто и никогда не сможет понять моих причин или мотивов, понять меня до конца, кроме меня самого, согласен? — Думаю, да, – честно признался Этьен, а потом посмотрел ровно перед собой в конец улицы, где открывался вид на набережную Сены. Он так увлекся разговором с Наоки, слушая его размышления, что даже не заметил, как они прошли все авеню. – Знаешь, я уже даже почти не жалею, что взял тебя в ученики. — Почти? – усмехнулся юноша, повернув к нему голову. Карие глаза внимательно изучали лицо художника. — Ну, будет зависеть от того, какие результаты ты покажешь в живописи. Наоки ничего не ответил, только улыбнулся одним уголком губ и в сотый раз за прогулку поправил на плече этюдник. «Серый город, в котором впору снимать сказку о мышином короле и его свите. Но не лишенный очарования, надо признаться», – Наоки наносил штрих за штрихом на холсте, стараясь помнить то, о чем говорил Этьен и придерживаться цветовой гаммы, которую он видел перед собой. Ему то и дело хотелось добавить в нее чуть больше яркости, но тогда он бы добавил в картину ложь – он помнил, как говорил об этом Этьен, ведь сейчас речь шла о настоящем пейзаже, без преукрас. Старый мощеный мост с фонарями, набережная и серые дома постепенно преобразовывались в более или менее похожие на те, что стояли перед Наоки. Оставшись один, юноша ожидал, что ему станет спокойнее, ведь без постоянного контроля Этьена во время рисования можно было хоть немного расслабиться и самому попробовать изобразить свое восприятие города, без наставничества и критики. Правда, выслушать ее потом все равно придется, но ведь на то он и взял себе учителя – чтобы стремиться к совершенству. Но уже спустя минут сорок, Наоки понял, что начинает откровенно скучать. Отчего-то Париж навевал на него тоску, и вокруг не было никого, кто мог бы ее хоть как-то развеять. Во время их прогулки юноша на какое-то время перестал ощущать одиночество, которое томило душу прошлой ночью, а теперь оно стало медленно, но уверенно возвращаться. Невеселые мысли крутились в голове по кругу, и Наоки казалось, что они отражали сейчас Париж, небо над которым заволокли облака. Из этого тумана его выдернул звонок мобильного. «Люк», – гласила надпись на экране. — Да? — Ты занят? Мешаю? — Нет, могу говорить. Я тут в центре Парижа, предоставлен сам себе. Пытаюсь изобразить то, что вижу перед собой. — Получается? — Об этом узнаю, только когда скажет сенсей, – Наоки опустил кисть. — Слушай, у меня для тебя новости. Одна – хорошая, другая – плохая. — С какой начать, сам знаешь, – опередил вопрос юноша. — Тогда слушай. Я говорил тут с коллегами о твоей подработке в офисе, и с этим, боюсь, ничего не выйдет – у них со штаткой все сложно. Зато сегодня совершенно случайно мне позвонил один мой знакомый, который работает менеджером в ночном клубе. Мы разговорились про его работу, и он между делом сказал, что они сейчас ищут помощника бармена в вечернюю и ночную смену. Я сразу подумал про тебя, так что вот и звоню. — Есть одно «но»: я понятия не имею, как мешать коктейли. — Всему научат. Ты же будешь просто помогать. В общем, его контакты у меня. Если захочешь, звони ему и приезжай поговорить. — Обязательно, скинь его номер, – Наоки улыбнулся. – Спасибо тебе огромное за помощь! — Да не за что. Давай, до встречи вечером. — Ага, увидимся. Наоки убрал мобильный обратно в карман низко сидящих на талии черных джинсов и снова повернулся к мольберту. Проходящая мимо пара пожилых людей заинтересованно смотрела на наброски будущей картины. Женщина, держащая мужа под руку, тепло улыбнулась юноше, будто одобряла его старания. Ветер откинул пряди волос в лицо. Даже это простое, стороннее одобрение было Наоки приятно, поэтому он воодушевленно взял в руки кисть и, набрав в легкие воздуха, продолжил рисовать. Найти клуб с яркой вывеской «Black Queen» оказалось довольно просто. Он находился на одной из центральных улиц с множеством увеселительных заведений и баров. Неоновый свет слепил в темноте глаза, и Наоки то и дело прищуривался, привыкая к его яркости. Охрана в черных костюмах оглядела его с ног до головы, когда юноша назвал имя менеджера. — Подождите здесь, – ответил один из высоких мужчин и отошел куда-то вглубь заведения. В ожидании Наоки сел на стоящую в прихожей кушетку и стал разглядывать висящие на стенах картины, точнее какую-то мешанину из краски, запиханную в рамки. Охранник вернулся через пару минут и сказал юноше следовать за ним. Пройдя по узкому коридору, за темными стенами которого слышались биты раздающейся музыки, они оказались в небольшой комнате, где на диване сидели двое мужчин. Один из них, с тонкой ухоженной бородкой, улыбнулся и протянул руку для рукопожатия. — Алан, приятно познакомиться. — Наоки, – юноша пожал широкую ладонь. Это был тот самый парень, знакомый Люка. Признаться, он оказался старше, чем Наоки предполагал, по крайней мере, на вид ему можно было дать лет тридцать. — А это – Алекс, наш заслуженный бармен, – Алан показал на сидящего на диване парня с короткими светлыми волосами и кучей сережек в ухе – почти как у самого Наоки. — Привет, – тот поднял руку в знаке приветствия. – Присаживайся. Наоки не стал ожидать второго приглашения и сел в кресло напротив, переводя взгляд снова на Алана. — Расскажете мне все подробнее? — Конечно. Итак, Алексу нужен помощник, потому что он уже не справляется один со всеми посетителями. Наш клуб поделен на несколько зон, и бар Алекса находится в VIP-зоне. Вообще мы ищем полноценного второго бармена, но пока эти поиски длятся, нам нужен временный человек в помощь. Оплата, о которой я говорил, за смену, наличными. Длительность смены зависит от мероприятия. Лаконичности менеджера можно было только позавидовать. — Что ж, меня все устраивает, – Наоки хлопнул себя по коленям. – Так что проводите со мной собеседование или что там нужно… — Не смеши, – и Алан залился смехом. – Ты вроде не дурак, да и рекомендациям Люка я верю – не первый год его знаю. А еще у тебя есть очень важное достоинство, которое несомненно здесь оценят – внешность, причем, надо сказать, экзотичная внешность. — Вы что, барменов по внешности выбираете? – приподнял бровь Наоки. — Идеальный бармен в нашем баре должен быть профессионалом своего дела, но его навыки не будут ничего значить, если природа обделила его привлекательной внешностью. Поэтому наш поиск напарника Алекса и длится долго. — На хост-клуб какой-то похоже, – Наоки откинулся на спинку кресла. — Хмм, все мы так или иначе продаемся за деньги. Но ничего интимного в работе бармена здесь нет, – заверил его Алекс. – Хотя часто твоя улыбка стоит чаевых. — Хорошо, тогда когда мне приступать? — Да хоть сегодня. У нас как раз через час начинается вечеринка. Кстати, а это что такое? – Алан показал пальцем на этюдник, который Наоки поставил рядом с креслом. – Ты художник что ли? — Посещаю занятия по живописи, – объяснил юноша. — Ух ты, творческая личность, - Алекс поднялся с дивана и кивнул в сторону двери. – Ну, пойдем покажу тебе здесь все, а потом надо будет переодеться. Надеюсь, мы найдем на тебя форму - ты такой худющий, будто тебя не кормят. — Это комплекция такая, – улыбнулся юноша, кладя руку на свой плоский живот. – А где мне оставить этюдник? — В раздевалке и оставишь, – Алекс направился к двери и махнул рукой, приглашая следовать за ним. – Все, Алан, увидимся. Пора готовить бар к открытию. Форма на Наоки все же нашлась, правда на размер больше, поэтому пока пришлось обойтись тем, что было. Алекс же обещал, что к завтрашнему вечеру, как он выразился, «костюмчик подлатают». Белые брюки и белая рубашка выглядели достаточно стильно, так что Наоки особо и не придирался к своему внешнему виду, хотя и терпеть не мог форму: так или иначе, она лишала людей индивидуальности. — Ну вот! Отлично выглядишь, – похлопал его по плечу Алекс и повел за собой в зал, который оказался раза в три больше, чем Наоки предполагал. Он делился на несколько частей, которые были ограждены полупрозрачными цветными витражами. Под высоким потолком крутились дискоболы, и темные стены будто покрывались снежинками их лучей. Должно быть, клуб действительно был большим и известным, потому что на один его дизайн ушли немалые деньги. — Красиво тут, – отметил Наоки, оглядываясь по сторонам. — Ты еще не видел VIP. Идем! Диваны, покрытые атласом цвета шоколада с белыми круглыми подушками, низкие стеклянные столики со свечами, плавающими на воде в круглых вазах, матовые светильники интересных форм на стенах – все это находилось в правом углу клуба, скрытым не только за витражами, но и шторками из крупного цветного стекляруса. Эта часть клуба воистину отличалась от всего остального пространства. — И сколько здесь стоит такой столик? – поинтересовался Наоки, переводя взгляд на своего нового коллегу. — Восемь сотен за вечер. — Неплохо… И, как я понимаю, без напитков? — В цену входит только бутылка шампанского. Признаться, Наоки не был особо удивлен, потому что пару раз ему приходилось бывать в подобных заведениях, причем в качестве гостя. Ичиро-сан иногда позволял себе забыть про работу и выбраться в свет, заказать столик в каком-нибудь дорогущем месте и угощать Наоки всякими деликатесами. У него было такое впечатление, что мужчине даже больше нравилось смотреть на то, как ест и пробует разные яства юноша, нежели он сам. Хотя в конце Ичиро всегда спрашивал Наоки о том, что бы он порекомендовал попробовать из всего, что находилось на столе, и непременно брал именно то, что советовал Наоки. — А это твой знаменитый бар? – юноша обернулся к барной стойке, край поверхности которой светился голубоватыми неоновыми огоньками по всей длине. — Он самый. Алекс с гордостью встал за стойку и стал рассказывать про все, что его окружало и что предстоит делать, с таким вдохновением, что Наоки поймал себя на мысли, что невольно заслушался. Алекс был из тех людей, которые нравились Наоки своей открытостью – с ними было легко и просто, поэтому юноша не сомневался, что они найдут общий язык. Конечно, с такими не поговоришь о чем-то серьезном и глубоком, но жизненную философию можно приберечь и для других случаев. «Например, для своего сенсея», - усмехнулся Наоки, вспоминая их частые разговоры, которые, в основном сводились к размышлениям о жизни. «Интересно, с ним вообще можно говорить о чем-то другом? Более простом и материальном? Кажется, он сложный человек все же, к которому нужен какой-то определенный подход. Никогда не понятно, о чем он думает…» — Эй, Наоки, ты еще со мной? Перед его лицом помахали ладонями, а потом лицо Алекса оказалось прямо перед ним. — Проснись! — Прости, я что-то… задумался, – Наоки тряхнул головой. — Спать на работе не положено, – иронично заметил тот и провел ладонью по своему светлому ежику. – Так, давай расставлять бокалы. Клуб через пятнадцать минут открывается. Наоки поспешно обогнул барную стойку и присоединился к своему коллеге. — И не забудь – улыбка! – довольно напомнил ему Алекс, прежде чем вручить целый поднос винных бокалов.