Рисуя линии жизни

Что за стук раздавался в подсознании, Этьен не понимал, но он, как барабанный ритм, назойливо стучал в голове. Открыв заспанные глаза, художник потянулся и перевернулся на спину, раскинув руки и пытаясь согнать сонную пелену. То, что в дверь стучали, дошло только на второй минуте, равно как и то, что он проснулся в своей студии, а не рядом с Эми у них дома. Давненько этого не было. Лениво поднявшись и потягиваясь по дороге, он побрел босиком из спальни в прихожую, оставив после себя смятую постель. Открыв дверь нараспашку, Этьен, зажмурив один глаз, наткнулся взглядом на Наоки. — Что? Уже одиннадцать? – спросил он слегка осипшим после сна голосом и отошел с порога, пропуская юношу внутрь. — Без пяти минут. Наоки кинул сумку на пол, потом стянул свои кеды, наступая мысками на пятки, и с нескрываемым интересом разглядывал Этьена, который стоял у стены, почесывая затылок, босиком на дощатом полу. Он впервые видел его таким: с растрепанными, перепутавшимися волосами, похожими на тонкие светлые нити карамели, начинающей проглядывать светлой щетиной и в помятой одежде. И где прежний вышколенный вид известного художника, его сенсея? — Ты что, спал? — Да, лег под утро, когда уже светло было. Этьен зевнул, прикрывая ладонью рот. Его облик только умилял Наоки. Сейчас Этьен выглядел настолько естественным и обаятельным, как никогда прежде. — Ты не ночевал дома? — Нет, вечером вернулся сюда и занялся картиной, – Этьен оттолкнулся от стены и побрел на кухню. – Извини за мой вид. — Да ничего, – Наоки усмехнулся и едва сдержал собственный зевок – он не далеко ушел от своего учителя, вернувшись с работы только в семь часов утра. Он жутко не выспался и устал, но отменять занятие не хотел – это ведь были его собственные сложности. — Хочешь чая? – предложил Этьен, доставая для себя упаковку с кофейными зернами. — Кофе. — Кофе? – молодой человек немного удивленно посмотрел на Наоки. — Да, кофе, – невозмутимо ответил тот и со вздохом сел на стул, игнорируя изучающий взгляд Этьена. – Выпью твою гадость для тонуса. Разлив ароматный напиток в две кружки, Этьен взял со столика пачку сигарет и прикурил. — Что может быть прекраснее кофе и утренней сигареты? – с довольной, как у кота, улыбкой протянул он. Яркие солнечные лучи сквозь окна мансарды, осветили его лицо, придавая коже золотистый оттенок. — Утренний секс. — Чего? – Этьен выразительно посмотрел на юношу, который уставился на свой кофе с таким выражением отвращения, будто видел перед собой дохлую лягушку. – Ты это к чему вообще? — Ни к чему. Просто так, – Наоки пожал плечами и подпер рукой голову. – Ты спросил – я ответил. — Вообще-то я не спрашивал. А, ладно… – Этьен махнул рукой и отпил кофе. – Слушай, проходи пока в зал, мы сегодня должны поработать с твоим городским пейзажем. Я быстро в душ схожу. Начнем минут через пятнадцать. — Угу. Этьен прихватил с собой сигарету и исчез в прихожей. Наоки снова заглянул в свою кружку и поморщился. — Гадость, – пробурчал он, но все же сделал пару глотков, надеясь, что они снимут неприятную резь в глазах от недосыпа и придадут новых сил. Отодвинув кружку в сторону, Наоки прошел в зал, кинул сумку у дивана и повернулся к окну, жмурясь от яркого солнца, заливающего комнату. Во всем теле была такая слабость, что ноги подкашивались. Ночная вечеринка явно удалась, и они с коллегой заработали немало чаевых, но юноша поспал только два часа, так что организм неумолимо требовал восстановления сил. «Этьен-то наверняка больше выспался. Кстати, что он там рисовал?» Наоки подошел к мольберту и остановился напротив, выгнув бровь. — Хмм, интересно… Похоже на то, что он угодил вчера своему учителю, раз тот даже написал их вчерашнее убежище, изобразив точь-в-точь, как оно и было. Широкое окно с видом во двор и одинокий бледный фонарь за стеклом. Его свет казался холодным, будто зимой. Картина не была закончена, но Наоки уже чувствовал исходящую от нее атмосферу: несмотря на холодные цвета, она почему-то казалось теплой и уютной. Его ноги вдруг коснулось что-то, и юноша даже вздрогнул от неожиданности. — А, Марго, это ты, – выдохнул Наоки, узнавая сиамскую хозяйку студии. Сев на диван он позвал ее и похлопал по подушкам рядом с собой. Марго тут же запрыгнула и устроилась рядом, ожидая ласки, которой Наоки ее никогда не обделял. Так и сейчас: он гладил ее по спине и наблюдал, как кошка жмурилась от удовольствия. В какой-то момент Наоки поймал себя на том, что от монотонных движений и мерного урчания Марго начинает откровенно клевать носом. Веки налились тяжестью, еще немного и глаза закроются даже без его воли. Прикрыть бы их хотя бы на пару минут, а там уже Этьен вернется. Наоки подвинул Марго и прилег на мягкую белую подушку, сминая ее под головой. Даже этот неширокий диван показался ему уютной колыбелью. Он улыбнулся, глядя куда-то перед собой затуманенным зрением, а потом ресницы сами сомкнулись, и долгожданная расслабленность заполнила все тело от макушки до кончиков пальцев. Пустой, нетронутый холст превращается в расплывчатое пятно уже на второй минуте, когда юноша смотрит на него, пытаясь перебороть желание закрыть глаза и заснуть. Нет, это уже не желание, а потребность. И кажется, что если сейчас он не вздремнет хотя бы полчаса, его организм откажется поддерживать жизнедеятельность. Он не спал всю ночь, даже глаз не сомкнул, просто ворочался в постели, сминая простыни, сжимая в руках подушки и пытаясь заставить себя забыть о том, как он опозорил вечером и себя, и учителя. Собственные слова гулким эхом отдавались в подсознании. «Его любовник…» Казалось, голоса, которые в тот момент окружали его в зале, разразились отвратительным раскатистым смехом, наблюдая за падением мальчишки в пропасть. Больше всего юноша боялся того, что скажет ему учитель наутро. Как посмотрит. Будет ли все как раньше? Или уже никогда не будет… — Ты уже здесь? Я даже не слышал, как ты вошел. От знакомого голоса хочется поежиться, будто от чего-то щекочуще приятного. По крайней мере, Ролан не начал диалог с напоминания о поведении мальчишки на вчерашнем званом вечере. — Не смотри на меня так, – вздыхает мужчина и прикуривает сигарету. – У тебя такое выражение лица, будто ты наблюдаешь великую трагедию. — Ты еще злишься? – ученик все же решается задать мучающий вопрос. Он чувствует, как щеки становятся пунцовыми. Кусает губы. Сминает край рубашки пальцами. Серые глаза смотрят на него, будто видят насквозь. — Ты плохо выглядишь. Учитель не отвечает на вопрос, только подходит ближе и заглядывает в самое лицо. От этой близости и изучающего взгляда становится жарко. Мальчишка улавливает теплое дыхание на своей щеке с легким запахом табака и кофе. Между лопаток выступают бусинки пота. Слишком горячо… Слишком жарко… — Присядь пока, мне нужно сделать пару важных звонков. После этого приступим. Дыхание больше не касается лица. Вместо жара телу становится зябко. — Хорошо, – мямлит ученик и послушно идет к кушетке. Пока он ждет учителя, едва улавливая обрывки телефонного разговора, организм все же дает сбой – он просто выключает сознание. Светлые ресницы опускаются, голова клонится набок и под закрытыми веками пляшут солнечные зайчики. Он уплывает вслед за ними… — Ты ходишь на мои занятия спать или учиться? – строгий голос взрывает тишину и умиротворение, как катапульта выкидывает в реальность, в которую совсем не хочется возвращаться. Юноша вздрагивает всем телом, дергается и садится на кушетке, пытаясь сфокусировать зрение. — Если ты не спишь ночами, а занимаешься непонятно чем, это твои проблемы. — Извини, просто спал сегодня плохо, – мальчишка трет глаза. Голова кружится от того, как хочется снова задремать. — Я спал не лучше, – учитель отходит на пару метров, становится к нему спиной. – То, что ты вчера сделал… Слова прерываются, в воздухе повисает затянувшаяся пауза. — Ролан… — Замолчи, – учитель оборачивается, и взгляд его серьезен. Он как десятки игл впивается в лицо напротив. – Когда-нибудь тебе придется ответить за свои слова. Прохладный душ смыл сонливость и освежил не только тело, но и голову. Приятный вкус мятной пасты во рту сменил перемешанный аромат табака и кофе. Вместе с ощущением чистоты и порядка пришло и другое, означающее начало нового дня. Энергия снова наливалась внутри, а воспоминания об удачно проведенной ночи перед мольбертом, а не в постели с красоткой, как мог бы подумать какой-нибудь пошляк, придавали Этьену еще больше энтузиазма. Он и понятия не имел, что, если вдохновение снова решит постучаться в давно закрытую дверь, это произойдет так, словно весь остальной мир потеряет всяческий смысл. Холст, краски, цвета и кисть, зажатая в пальцах – он видел только их, и они были его соратниками до раннего утра. Даже отсутствие дневного света не мешало – в той самой комнате его тоже не было, только то окно и старая рама. Надо непременно поблагодарить Наоки, ведь это, черт возьми, была его гениальная идея сбежать ото всех. А еще вчера Этьен смотрел на юношу так, будто видел перед собой полусумасшедшего. Надев чистую футболку, найденную в недрах шкафа, художник бросил быстрый взгляд в зеркало на свое отражение и провел рукой по щеке – бритва сняла неприятную колкость щетины, возвращая все на круги своя. Этьен направился бодрым шагом в зал, намереваясь с ходу наградить своего ученика благодарностями, но дойдя до середины комнаты, понял, что никто его слушать не собирается, потому что Наоки мирно спал на диване, согнув ноги в коленях и обняв диванную подушку. В том, что он именно спал, не было никаких сомнений, иначе бы точно открыл глаза, слыша чужие шаги. В районе его груди свернулась клубком Марго, и только при виде хозяина лениво приоткрыла один глаз и тут же снова задремала. «Мило», – с сарказмом подумал Этьен и подошел ближе, решив убедиться, что Наоки спал. Еще с утра он заметил, что юноша был не в самом лучшем расположении духа, а если быть точным, он выглядел уставшим и каким-то измученным, будто не спал всю ночь. В памяти всплыли слова Наоки о том, что ему нужно было куда-то идти, и Этьен предположил, что тот уже успел закрутить здесь с кем-то роман. А как еще объяснить бессонные ночи двадцатитрехлетнего парня? Темные ресницы Наоки в какой-то момент дрогнули, губы чуть сжались, но потом снова расслабились, и он только лишь слегка пошевелился, чтобы плотнее обхватить руками подушку. «Отлично, заниматься пришел… А сам тут седьмые сны видит.» Но почему-то эта ворчливая ирония заставила Этьена улыбнуться. Он прошел в свою спальню, достал из шкафа легкий плед, вернулся обратно и накрыл Наоки по плечи так, чтобы не задеть Марго, но сразу не ушел. Остановился у дивана и пространно посмотрел на спящего юношу: тот сейчас выглядел как истинный ангел, спокойный и тихий, без усмешек или умных изречений, без самоуверенных заявлений или иронии. «Красивый…» – пронеслось где-то на горизонте бессознательного, но мысль не успела увлечь в свои сети, просто проскользнув мимо. Этьен повернулся к начатой картине и приблизился к ней, с воодушевлением разглядывая мазки краски. Пока эти двое спали, у него была прекрасная возможность продолжить начатое ночью. Три часа Этьен посвятил тому, чтобы отобразить раму такой, какой она была в той комнате. В пепельнице тлел очередной окурок, и его плавный дым путался под потолком. Солнечные лучи грели кожу, запах краски приятно щекотал ноздри. Это упоение длилось до тех пор, пока желудок не напомнил о своем голодном существовании и не заныл жалобно, прося о пище. Это было неудивительно, ведь скоро два часа дня, а Этьен даже не завтракал. Последнее, что он ел – это сладкие пирожные, которыми его угощал Наоки вчера вечером. Недолго думая, Этьен позвонил в близлежащий ресторан и заказал еды на дом для себя и своего ученика, который тоже наверняка не откажется от позднего завтрака, когда проснется. Вернувшись в зал, художник отложил мобильный на столик среди кистей и красок, снова подошел к дивану и, наклонившись, тихо позвал: — Наоки. Юноша даже не шелохнулся. Тихое дыхание раздавалось из слегка приоткрытых пухлых губ, которых касалась черная прядь волос, упавшая на лицо. В памяти Этьена мелькнуло то, как вчера он коснулся ее, пропуская между пальцев. Гладкие волосы Наоки на вид казались жестче, чем у Эми, но на ощупь оказались мягкими. И о чем они только вчера не говорили с юношей! И как только Наоки умудрился добиться от Этьена откровенностей? Давно уже никому ведь не удавалось… Марго, кажется, окончательно проснулась, и, чуть дернув хвостом, облизнулась. Должно быть, тоже вспомнила о том, что хозяин не покормил ее с утра. Этьен потянулся, чтобы потрепать ее по загривку, а заодно забрать и накормить, и уже почти коснулся серой шерсти, как тыльную сторону его ладони вдруг неожиданно накрыла ладонь Наоки, поймав уже почти у цели и прижав к дивану рядом с собой. Горячие, тонкие пальцы, касающиеся кожи, заставили Этьена замереть. Он покосился на юношу, ожидая увидеть ухмылку на его лице, но вместо этого обнаружил того по-прежнему мирно спящим. Только голова слегка соскользнула вниз. Казалось вполне естественным, что нужно аккуратно вынуть ладонь так, чтобы не разбудить Наоки, но Этьен бессознательно замер, а по коже вверх по руке поползли мурашки. Это было странно, ведь в комнате было тепло и он с утра ходил босиком, но тонкие светлые волоски на руках по очереди поднимались дыбом, потому что горячая ладонь Наоки будто посылала какие-то импульсы, необъясняемые ни физикой, ни любой другой наукой. Вслед за мурашками по венам вверх устремились плавные волны тепла, и когда они достигли лица, Этьен вдруг понял, что почти что горит, как жарко ему стало. Забыв об осторожности и нежелании будить юношу, он вдруг выдернул руку с такой силой, будто обжегся. Наоки распахнул глаза, спросонья не понимая сразу, что происходит. Он растерянно заморгал, уставился на стоявшего над ним Этьена, и художник мог поспорить, что заметил на щеках своего ученика выступившие пятна румянца. Розовые губы приоткрылись, будто юноша собирался сказать что-то, лоб слегка нахмурился. — Что ты… Этьен? — Я… – художник резко распрямился и чуть ли не отпрыгнул от него на несколько шагов. — Черт, – чуть хрипло выругался Наоки, переворачиваясь на спину. – Я что, заснул? — Да, вы тут вдвоем спали прямо-таки в идиллии, – Этьен отошел к своей картине, набрасывая на нее кусок ткани. — Прости, случайно вышло. — Да нет, ничего. Видимо, у тебя удачная ночка выдалась. Этьен даже не заметил, что сказал это с немалой долей язвительности. — Можно и так сказать. Только устал невозможно. До семи утра гости не расходились, – Наоки откинул с себя плед, потянулся, так, что синяя футболка задралась до пупка. Кстати… плед? Юноша недоуменно посмотрел на него, будто тот упал с неба. — Гости? И что за вечеринка была? Этьен закурил сигарету и выпустил в воздух пару колечек дыма. — Какая-то очередная гламурная пати. Откуда мне знать? Мое дело – помогать бармену, а не веселиться с толпой. — В смысле? – не понял Этьен. — В прямом, – Наоки сел на диване, обхватил колени и широко зевнул. – Я там работаю. — С каких это пор? — С позавчерашних. — Зачем? Наоки обернулся и посмотрел на Этьена таким взглядом, будто тот задал из ряда вон глупый вопрос. — Люди работают, чтобы зарабатывать, – объяснил он подобно ребенку. — Ну да, – кивнул Этьен. – Спасибо, что сообщил. — А ты задаешь странные вопросы. Кстати, спасибо за плед. — Не за что. Но все-таки, ты ведь приехал всего на месяц, зачем тебе работать, да еще и по ночам? — Я же уже объяснил, – вздохнул Наоки. – Считаешь, что я деньги рисую? Мне вообще-то платить за твои занятия надо, а это двести евро в день. Я как-то не рассчитывал на такие расценки. Сказать, что Этьен был поражен – не сказать ничего. — Так ты работаешь из-за этого? Он ведь выпалил сумму тогда, чтобы отделаться от юноши, даже не подумав. — Я просто работаю, что такого? — Послушай, давай мы с тобой договоримся о другой цене. — Что? — Я загнул с суммой. Мои занятия этого не стоят, и никогда не стоили. Так что, пятьдесят евро за день, идет? — Ты меня что, жалеешь? – карие глаза вдруг угрожающе прищурились, и Наоки стал похож на грациозного хищника. – Вот только не надо мне делать одолжений, сенсей. Я не бедный несчастный мальчик, которого стоит жалеть. Юноша спрыгнул с дивана, откидывая плед, и в одно мгновение оказался перед Этьеном, почти что упершись ему в грудь. На его лбу образовалась тонкая складочка, глаза сверкали раздражением, став темно-янтарного цвета. — Никогда. Не вздумай. Меня. Жалеть, – процедил он сквозь зубы, искрясь негодованием и скрытой угрозой – дотронешься и посыпятся искры. Сперва от такой реакции Этьен даже опешил. Он ведь как лучше хотел, точнее даже и не думал жалеть Наоки, а просто понял, что был не прав, заломив такую цену. Тогда он погорячился, а теперь из самых благих намерений хотел исправить ситуацию, но получил вдруг такие вот заявления. Его задела эта несправедливость. — Я тебя и не думал жалеть, – Этьен сложил руки на груди и посмотрел на Наоки сверху вниз. – Так что успокойся. И не разговаривай со мной в подобном тоне. В воздухе повисла напряженная тишина, будто они стояли под высоковольтными вышками, а сверху по проводам пробегал с неприятным шуршанием и потрескиванием ток. Голубые глаза смотрели в карие, не отрываясь и не моргая, превратившись в противоборство двух сил, где каждая намеревалась победить. Первым все же сдался Этьен, отводя взгляд и тяжело вздыхая. — Слушай, прекрати это, а? Ты чего взъелся? Хочется платить двести – плати. Но твое упрямство без объяснимых причин меня просто выводит из себя. — Первый раз вижу, что тебя что-то выводит из себя, – съязвил Наоки, пытаясь погасить в себе недавно вспыхнувший огонь возмущения. Слово «жалость» для него было красной тряпкой для быка, на которую он был готов броситься, даже не думая. – Обычно всегда такой сдержанный и спокойный, что прямо задаешься вопросом, испытываешь ли ты вообще какие-либо эмоции. — Ты решил со мной поругаться? – теперь уже в голосе Этьена послышались нотки угрозы. – Тогда можешь сразу забирать вещи и валить. Ты бы сначала разобрался, что к чему, а потом говорил про жалость. Этьен взял сигарету и, зажав ее зубами, резко чиркнул зажигалкой. — И еще… Да, слава богу, я умею сдерживать эмоции, а вот ты зачастую ведешь себя, как несносный избалованный ребенок. Наоки отвернулся от него, все еще хмурясь и злясь, хотя где-то в глубине души появились первые ростки осознания собственной неправоты. Взгляд упал на плед, который еще недавно уютно прикрывал его плечи. — Тогда объясни, – бросил юноша уже более спокойным тоном. — Я тогда избавиться от тебя хотел, поэтому и назвал такую сумму, но не думаю, что это верно сейчас, ведь я все-таки взял тебя в ученики. Это мое мнение. Так что тебе решать, – Этьен выпустил струйку дыма из приоткрытых губ. – Пойду покормлю Марго. Надеюсь, когда вернусь, ты уже успокоишься и все обдумаешь. Оставшись один, Наоки остановился перед окном и сел прямо на пол, откинувшись назад на руки. Он прекрасно знал свое упрямство, поэтому единственное, что могло сгладить обостренные чувства – это время, а отходил он, как правило, быстро, если, конечно, не был задет настолько глубоко, чтобы еще долго помнить обидчика. А вот Этьен его поразил. Наоки даже и не думал, что его учитель сможет так умело попробовать заткнуть ему рот – должно быть, действительно разозлился. И как сверкали его голубые глаза, когда они мерили друг друга взглядами, словно по радужке крутилось огненное колесо, но огонь был жидким и холодным. Когда Наоки проснулся и увидел Этьена перед собой минут пятнадцать назад, глаза молодого человека были совершенно другого оттенка и смотрели на него как-то слишком обезоруживаще и изучающе. Взгляд был гораздо теплее, как эти яркие сентябрьские солнечные лучи, которые сейчас слепили глаза Наоки. И еще этот плед. Наоки усмехнулся, подумав, что давно от людей не видел такой заботы, тем более, если учитывать, что по-хорошему, учитель должен был встряхнуть своего ученика за шкирку и заставить заниматься. «Да, неправ», – признал свое поражение Наоки и со вздохом смирения поднялся на ноги. Он заглянул на кухню, где Этьен наблюдал за Марго, поедающей сухой кошачий корм. — Этьен, – окликнул молодого человека Наоки, дергая себя за край футболки. Он дождался, пока художник поднял на него голову и уверенно продолжил. – Я не хочу с тобой ссориться. Извини. И если твое предложение все еще в силе, то я согласен на то, что буду платить тебе за занятия меньше. Наоки не думал, что обстановка разрядится так быстро, но Этьен разбил его ожидания: он просто улыбнулся и подошел ближе. — Договорились. А теперь сходи в ванную, умойся, и я жду тебя заниматься. Ты и так проспал треть нашего занятия. Этьен прошел мимо него в зал, подхватил с комода резинку для волос и забрал волосы в хвост. — А где ванная? – обернулся Наоки. — Зайди через спальню, – молодой человек показал рукой в направлении прикрытой двери и стал нажимать какие-то кнопки на музыкальном центре, очевидно, включая радио. – Свежие полотенца в шкафчике на верхней полке. Бери любое. Наоки нырнул в приоткрытую дверь спальни, но прежде чем зайти в ванную, остановился и с интересом огляделся. До этого он видел только кухню и зал – две основные комнаты, но в этой части студии был впервые. Точнее, уже студией ее вряд ли можно было назвать, скорее – уютной частью квартиры. Спальня оказалась просторной светлой комнатой, залитой светом, равно как и зал, с такими же диагональными окнами почти от пола и до потолка. Легкая органза была собрана с одной стороны карниза, открывая вид на город. У противоположной стены стояло два платяных шкафа, комод и торшер с креслом. Напротив окон – широкая кровать, белье кремового цвета на которой было смято и не расправлено. Должно быть, Этьен как встал, еще не успел здесь толком прибраться. Минимум простой мебели, максимум свободного пространства и света, но Наоки здесь нравилось – будто какая-то аура витала вокруг, оставшаяся после хозяина. Ванная комната оказалась так же просторной, чего юноша не ожидал. Душевая кабина, ванна, раковина и туалет, и выложенные плиткой замысловатые узоры на полу в черно-белых тонах. Этьен явно жил здесь долгий период времени, раз студия так похожа на настоящий дом, в котором все приспособлено для проживания и быта. Включив воду, Наоки посмотрел на себя в зеркало, оценивающе обводя взглядом каждый сантиметр лица. Даже три часа сна сыграли свое дело, и выглядел он намного лучше, чем утром, когда его отражение не услышало ничего хорошего в свой адрес и только кривилось в ответ. Когда он вернулся, Этьен приводил в порядок на рабочем столике краски и кисти. Рядом на мольберте стоял городской пейзаж, который Наоки так и не закончил. Сейчас он показался юноше гораздо хуже, чем в первый день, когда он его рисовал. Линии были слишком грубыми, цвета тусклыми, и в целом перспектива оставляла желать лучшего. Наоки закусил губу и досадливо хмыкнул. — Да, кажется, ее действительно надо дописывать. А еще лучше – написать заново. — Я подумал, что пока мы не будем этого делать, – отозвался Этьен. — Как? Ты же сам говорил… — Говорил, но сейчас я хочу, чтобы мы с тобой просто посмотрели вдвоем на эту картину и ты сказал мне, какие ошибки видишь. — Признать свои ошибки, – прошептал Наоки, подходя ближе к пейзажу и разглядывая мазки. — Именно. — Ладно, я уже готов начать. Этьен, так и не закончив с наведением порядка, встал рядом с Наоки и кивнул. — Начинай. — Цвета. — Что с ними не так? — Слишком блеклые. — Нет, не это. Наоки с немалой долей удивления повернулся лицом к учителю. До этого он был уверен, что дело именно в яркости. — Тогда что? — Думай сам. Юноша снова устремил взгляд на незаконченную картину и стал задумчиво наматывать на палец прядь волос. «Ладно, я же не самый тупой ученик на планете. И вообще, в моем возрасте я уже сам могу стоять у доски с указкой. Просто надо вспомнить все, что сенсей говорил до этого. Чувствовать тона… Свет и тени…» — Мало теней и… – Наоки дернул себя за прядь волос – его словно накрыло озарение, а изображение картины будто раздвоилось: на одном – была картинка города, какой он ее видел, на второй – стоящий на мольберте пейзаж. – Не знаю… она как будто… неживая. — Вот и я том, – послышался озадаченный ответ Этьена. – Причем, я вижу ошибки цветов, но не могу понять, что в ней именно не так. Она будто фотография, картинка. Совершенно стационарная. — А она что, двигаться должна? – усмехнулся Наоки. — Нет, в ней должна быть жизнь, дыхание, история. В ней должна быть вечность. — Вечность? – Наоки недоверчиво нахмурил брови. – О чем ты говоришь? — Когда смотришь на картину, ты должен видеть за ней какую-то историю и думать о том, что пройдет лет сто, может быть, эти дома в Париже уже снесут и построят новые небоскребы, но картина все равно будет жить, будто только что нарисованная, понимаешь? — Нет, – признался Наоки. – Я не понимаю, как вещи могут быть вечными. В этой жизни нет ничего вечного, Этьен. В голосе юноши тихим эхом отдалась какая-то едва заметная горечь. — Наоки, я же говорил тебе: жизнь и искусство отличаются, – по губам Этьена скользнула снисходительная, добродушная улыбка. – Когда ты это запомнишь? — Не знаю, – вздохнул Наоки. – Просто не понимаю, как можно изобразить на картине вечность. — Ты видел «Мону Лизу» вживую? — Нет. — В понедельник первое, что сделаем, пойдем в Лувр. — Причем тут «Мона Лиза»? — Она – вечная. Голубые глаза художника снова наполнились таинственным теплом, будто он говорил о женщине, в которую был влюблен. Наоки смотрел в них и даже поймал собственное отражение в темных зрачках. «Интересно, а когда Этьен говорит о своей девушке, его глаза так же греют взглядом?» — Такое ощущение, будто «Мона Лиза» – любовь всей твоей жизни. — Нет, но это восхитительное произведение искусства. И Мона Лиза прекрасна сама по себе. — Вообще-то, ходят слухи, что Да Винчи рисовал самого себя, – с сарказмом напомнил Наоки. – А он был мужчиной. — Не говори ерунды. Так, вернемся к твоему пейзажу. Что-то еще заметил? — Перспектива? — Да, улица неправдоподобно уходит вверх, а облака слишком далекие. Давай, знаешь, что сделаем? Возьми просто карандаш и бумагу и попробуй изобразить этот пейзаж по памяти. Наоки явно понравилась эта идея, потому что рисовать карандашом было гораздо привычнее и удобнее. Он быстро устроился с ногами на диване, положив папку с бумагой на колени. Только стоило расположиться так, как обычно он рисовал комиксы, и рука сама поплыла по листу, оставляя после себя серые линии. Это так напоминало мангу… Как давно он не брался за планшет, что даже внутри заскулил противный голос сожаления? Он соскучился по своим выдуманным героям с причудливыми именами, по несуществующему миру, где он сам мог строить будущее. Будущее, которого в настоящей жизни так не хватало. Увлекшись и полностью погрузившись в рисование, юноша даже не замечал, как наблюдал за ним Этьен. А художник тем временем поражался тому, как легко порхает карандаш по бумаге, практически не отрывая тонкого кончика грифеля от ее поверхности. Совсем не как с кистью, когда попытки Наоки казались неуклюжими и даже вымученными. Спустя полчаса уже весь лист покрылся серой пылью грифеля, а Наоки с горящими глазами продолжал рисовать, изредка сдувая с лица падающую прядь черных волос и сжимая губы. Этьен сел рядом с ним, крутя в пальцах сигарету, и наблюдая то за юношей, то за процессом рисования. Они были знакомы уже больше недели, и каждый день Наоки рисовал перед ним, но впервые за все это время Этьен видел его таким: воодушевленным, вдохновленным, будто лист бумаги и карандаш были единственным, что существовало для него сейчас. Что изменилось? Почему Наоки никогда не брался за написание картины с таким энтузиазмом? И в какой-то момент он понял почему. Потому что это был далеко не простой рисунок, со всей этой штриховкой, которая отдаленно напоминала тень, и угловатыми зданиями. Юноша рисовал… мангу. — Наоки? — Ммм? – тот так и не отрывался от своего занятия. — Остановись. Но смысл слов будто пролетал мимо Наоки, настолько тот был погружен в рисование. — Угу, – сказал он, и как ни в чем ни бывало дальше продолжил штриховать крышу дома. «Да, все гораздо сложнее, чем я думал». Этьен снова окликнул его по имени, но кроме скупого «ага» не получил никакой реакции. — Нао! – Этьен вдруг задержал руку Наоки, обхватив его запястье пальцами. Юноша ощутимо вздрогнул всем телом и ошарашено уставился на Этьена округлившимися глазами. Потом опасливо посмотрел на пальцы Этьена на своей руке, будто они вот-вот могли обжечь. — Кажется, я увлекся. — Есть такое, – Этьен заметил, что юноша все еще не сводит взгляда со своего запястья, да и действительно, ведь художник все еще держал его за руку. Стоило это осознать, как Этьен ни с того ни с сего почувствовал каждой подушечкой пальцев, как под тонкой кожей запястья бьется частый пульс Наоки. Темно-синие вены, просвечивающиеся паутинкой, будто ожили под его прикосновением. Это было словно неожиданное открытие, осознание пульсирования чужой жизни в руках. Удивительное ощущение, от которого даже слегка повело голову. Привело Этьена в чувство то, что Наоки поднял к нему лицо. Пристальный взгляд карих глаз смущал. Торопливо опустив ладонь, Этьен выдохнул и сложил руки на груди. — И ты, кажется, тоже увлекся, – тихо сказал юноша. — Что… О чем ты вообще? – Этьен нервно вздернул плечами, возмущенный его намеком. – Я просто задумался, глядя на то, что ты рисуешь. — Да я шучу, – Наоки улыбнулся к нескрываемому облегчению Этьена. – Так что ты хотел? — Задать тебе один вопрос. — Валяй. — Ты любишь рисовать мангу? — Мангу? – Наоки несколько опешил. – Если бы не любил, то не рисовал бы. — Это видно, – улыбнулся Этьен. – Знаешь, может, и не стоит тебе изучать классическую живопись? Юноша непонимающе смотрел на него, готовый вот-вот начать спорить. Или защищаться. — Считаешь меня бездарностью? – нахмурился он. – Тогда так и скажи. — Нет, как раз наоборот. Мне кажется, ты талантлив, но в другом жанре. Посмотри, – Этьен ткнул пальцем в рисунок Наоки, все еще лежащий у него на коленях. – Он живой. И с ним не сравнится ни что из того, что ты писал прежде в этой студии. Наоки перевел взгляд на бумагу, будто впервые увидел то, что нарисовал. — Но это не классика, – продолжал Этьен. – Ни линии, ни тени - ничего от классики. И тем не менее, это здорово. — Ты так не считаешь, – вдруг холодно отозвался юноша. — Думаешь, я тебе вру? — Ты снова вбил себе в голову свои принципы и решил от меня избавиться? — Да что с тобой такое сегодня? Ты просто-таки горишь желанием поругаться. Я говорю, что у тебя явный талант в рисовании манги, а ты расцениваешь это как оскорбление. — Ты даже еще не видел мою настоящую мангу. — Тогда покажи. Недоверие закралось в самые дальние уголки души Наоки. Он даже и не торопился куда-то идти, а просто сидел и сверлил Этьена взглядом. — Зачем тебе это? — Глупый вопрос. Ты видел мои работы, я тоже хочу посмотреть твои. — Ты уже однажды усмехнулся от одного упоминания о том, что я рисую комиксы. — Я не говорил тебе, что ты самый упрямый человек, которого мне приходилось встречать? Мне кажется, ты все время подозреваешь меня в том, что я вру. А я ведь полностью искренен с тобой. Наоки c видом, будто делает величайшее одолжение, отвернулся, убрал рисунок с колен и дотянулся до своей сумки, лежащей на полу. — Засмеешься – пеняй на себя, – предупредил он ворчливо и начал рыться в сумке. Электронного планшета с собой не было, но с блокнотом, который заполняли различные зарисовки, Наоки никогда не расставался. Прежде чем открыть его на первой попавшейся странице, юноша снова бросил недоверчивый взгляд в сторону художника, и только после этого передал из рук в руки. Этьен с явно заинтересованным видом начал листать страницу за страницей, неторопливо, досконально оценивая каждый из рисунков, как эксперт-криминалист, и Наоки даже застыл, сидя рядом и ожидая вердикта. Он не мог объяснить, почему так нервничал сейчас. Сотни людей, да какое уж там… тысячи видели его мангу, да и скрытным он никогда не был. Просто вспоминая картины Этьена, которые искренне впечатлили Наоки, юноше казалось, что его манга даже рядом не стояла с работами, висящими на стенах галереи. Часто, спускаясь или поднимаясь в студию и проходя мимо посетителей, Наоки слышал восхищенные разговоры, и пару раз ему самому хотелось подойти и присоединиться к беседе о таланте Этьена. А теперь его сенсей и известный художник смотрит на главных героев его новой манги: фентезийного мальчишку по имени Мицу. Губы Этьена аккуратно тронула улыбка, и Наоки весь напрягся, как пантера перед прыжком, готовый все равно защищать свое творчество, даже если оно и уступало талантам другого человека. Больше всего сейчас он опасался одного – насмешки. — Забавный. Но улыбка Этьена никак не перерастала именно в усмешку, она так и оставалась всего лишь навсего обаятельной, легкой улыбкой, от которой Наоки растерял всю браваду и аккуратно поинтересовался: — Кто забавный? — Этот герой. Я видел японские комиксы пару раз, но они были какими-то пресными и плохо прорисованными. А твои – совсем другие. — Правда? – Наоки с любопытством заглянул в свой блокнот. — Да, те были несколько примитивные, а ты прорисовываешь картинку полностью, с фоном. И сами герои у тебя выходят гораздо более симпатичными. И еще мне нравится, как ты показываешь движение. Оно стремительное и будто бы реальное. У тебя определенно талант в этом. — На самом деле, это далеко не лучший образец, – успокоившись и вскинув подбородок, объявил Наоки. Он забрал у Этьена блокнот и кинул его обратно в сумку. От услышанной похвалы его даже начала переполнять гордость, и за это хотелось дать себе пощечину. С чего это слова кого-то чужого его так тронули? Неужели было недостаточно признания тысяч японских читателей его манги, да и собственной уверенности? — Не скромничай. — Я и не скромничаю. Но все же запоздало отвечу на твой вопрос: я хочу у тебя учиться, и теперь не только по тем причинам, что двигали мной раньше. — А почему же тогда? — Я хочу научиться рисовать как ты. И хочу, чтобы ты меня научил. Именно к этому решению сейчас пришел Наоки. Не потому, что его похвалили, как ребенка, и за этот «пряник» он готов был продать душу. А потому что он вдруг просто поверил Этьену. Поверил в то, что тот не стремился отговорить его от поставленной цели из-за каких-то своих интересов, а потому что действительно смог разглядеть призвание юноши в другом – в том, чему тот посвятил столько времени и эмоций. Этьен принял это и не рассуждал, как Ичиро, говоря о том, что всегда нужно стремиться к большему, к другим высотам. Именно поэтому Наоки вдруг и захотелось на самом деле достичь более высокой планки. — Иногда я не понимаю ход твоих мыслей, – усмехнулся Этьен, будто слышал размышления юноши. — Я его сам иногда не понимаю, – пожал плечами тот. – Да, кстати, сенсей, смотрю, тебя вдохновила та каморка, в которой мы провели вчерашний вечер вдали от суеты людской. А, помнится, вначале у тебя было такое лицо, будто я тебе делаю какое-то непристойное предложение. — Наоки, ты меня своими словами смутить пытаешься? – Этьен перенял подкалывающий тон юноши. – Зря стараешься, у меня уже выработался к тебе иммунитет. А по поводу той комнаты… Кажется, ты уже успел погасить свое любопытство. — Ну, должен же я был понять, с чего это вдруг мой сенсей не спал полночи и встретил меня не при полном параде как обычно. Они улыбнулись друг другу, и Наоки чувствовал, как прежнее напряжение безвозвратно исчезло, сменившись легкостью и непосредственностью их общения. Ему нравилось, когда в их беседе мелькало что-то дружеское, теплое, потому что в такие моменты Этьен казался ближе и проще, и та стена недоговоренности и закрытости не стояла перед Наоки, как часто бывало в первые дни их занятий. — И что скажешь? — По поводу картины? — По поводу первых набросков. — Ну, по моему экспертному мнению, – Наоки принял заумный вид и сделал жест, как будто бы поправлял очки на переносице, – твоя работа явно заслуживает внимания. В ней чувствуется особая атмосфера захламленности помещения… — Я серьезно, – засмеялся Этьен, понимая, что настроение Наоки явно улучшилось и он принялся шутить. — Если серьезно, то мне понравилось. Мне показалось, что ты уловил именно ту атмосферу, которая там была вчера. Только с чего вдруг ты решил изобразить именно эту комнату? — Не знаю… Вдохновение бывает сложно объяснить. Мне было там хорошо и спокойно, а ведь это просто кладовая, забитая ненужными старыми вещами. В ней нет глиттера и шума голосов. Там прошлое. У каждой вещи там есть своя история, а я хотел сделать их вечными. — Опять ты про вечность, – Наоки вздохнул и откинулся на спинку дивана. – Странное у тебя желание. Ты же не Бог, чтобы говорить о бессмертии. — Нет, конечно, не Бог. Но я могу выразить в искусстве вечность момента. То мгновение прошло, но оно останется жить на картине, и даже через десять-двадцать лет люди посмотрят на нее и почувствуют то, что тогда чувствовал я, понимаешь? Наоки раздумывал над словами Этьена, взвешивая каждое слово на чаше весов. Он понимал, о чем говорил Этьен, но только в жизни все оказывалось совсем не так, а научиться не сравнивать живопись с жизнью он так до сих и не смог – это было выше его сил. — Каждый момент – это мимолетность. Так может, и нужно уметь отпускать его в прошлое? Этьен взглянул на него с некоторой долей сомнения в голубых глазах. — Мы все живет прошлым, разве нет? — Нет. — Ты живешь не так? — Я живу здесь и сейчас. — И никогда не вспоминаешь о прошлом? — Вспоминать и жить прошлым – разные вещи. Наоки показалось, что губы Этьена на какое-то мгновение изогнулись в болезненную линию. Художник сидел рядом и молчал, рассматривая свои ровные, ухоженные ногти, а потом поднялся с дивана и подошел к мольберту, доставая чистый холст. — Ладно, мы заболтались. Давай заниматься, а то сегодня мы совершенно выбились из графика. То, что Этьен хотел сменить тему, было для Наоки настолько же очевидно, как и то, что земля круглая. Внутри загорелось искрой желание все же попробовать раскрутить клубок, в котором пряталось что-то притягивающе тайное, но юноша погасил его в себе, не желая в третий раз за день спорить. — Значит, ты согласен? – спросил он, подходя к художнику ближе. — С чем? — С тем, чтобы остаться моим сенсеем, даже если я бездарен в классической живописи. — Думаю, все же ты не самый безнадежный вариант, – улыбнулся Этьен. — Ну и на том спасибо, – фыркнул Наоки, помогая натянуть холст. Марсель провожал взглядом сквозь жалюзи на окне кабинета невысокого худощавого юношу, который спускался по лестнице к выходу, болтая в руках черной тканевой сумкой. Когда тот уже исчез за дверями галереи, он присел на край стола и, положив руки в карманы, покосился в сторону Этьена, изучающего балансовые счета за последний месяц. Потом и вовсе стал насвистывать какую-то мелодию, принимая равнодушный вид. — Что такое? – не выдержал Этьен, глядя на него исподлобья. — Тебе все еще нравится сюсюкаться с этим парнем? Этьен повел бровью. — Я с ним не сюсюкаюсь, я даю ему частные уроки по живописи. — Я все пытаюсь проанализировать, что тебя в нем подкупило. — Бесполезно, – молодой человек перелистнул бумаги. – И вообще, у меня такое впечатление, что с тех пор, как Наоки стал моим учеником, эта мысль не дает тебе покоя. — Потому что я тебя дольше него знаю. И прекрасно помню, что еще год назад нельзя было даже заикнуться о том, что поступило предложение о найме тебя как частного преподавателя. — Я уже говорил, что Наоки – это исключение. — И чем он так исключителен? — Считай, что он меня заставил, – усмехнулся Этьен, продолжать изучать цифры. — Тут, кстати, Катрин о нем справлялась. — Не удивляюсь. — Она в курсе того, что он твой ученик? — Да, я сказал ей вчера. — С чего бы это? — Потому что почувствовал, что уже самому тошно от вранья. Марсель повернулся к нему боком и взял из стеклянной вазочки печенье. — Тебе не надоело проводить с этим парнем целые дни напролет? Я думал, это тоже одна из причин, почему ты не хотел частных занятий. — Как видишь, нет, – Этьен со вздохом отложил бумаги на стол и прямо посмотрел на друга. – Марсель, что именно ты хочешь знать? — Я? Ничего. Просто в твоей творческой голове иногда происходит не менее творческий беспорядок, и если ты запутался в себе, я всегда готов тебя выслушать. Марсель засмеялся, получив легкий толчок в плечо от друга, а когда успокоился, продолжил: — Я видел твоего ученика в одном клубе, который среди узких кругов блещет далеко не безукоризненной репутацией. И мне бы искренне не хотелось, чтобы это как-то могло кинуть тень на тебя, потому что разгребать твои проблемы – моя прерогатива. — Наоки говорил о том, что работает в каком-то клубе… – Этьен слегка нахмурился. — Работает? – Марсель отправил себе в рот еще одно печенье. – И кем же? — Кажется, помогает бармену. Я точно не знаю. — А вот ты узнал бы, – блондин назидательно выставил вверх указательный палец. – От греха подальше. Оттолкнувшись от стола, Марсель подошел к телефону и поднял трубку. — Пожалуй, закажу себе столик в «Тюссо». Этьен слышал обрывки короткого разговора Марселя, но его слова почему-то до сих лежали на поверхности, поэтому когда коллега положил трубку, художник вернулся к недавней теме. — Что за репутация у этого клуба? — Что, если у тебя толстый кошелек, ты можешь снять себе там девочку или мальчика, стоит только захотеть и обратиться к кому нужно. Перед глазами Этьена сразу встало сегодняшнее утро и уставший, невыспавшийся Наоки. Конечно, это было не его дело, кем и как подрабатывает юноша, и тем более Этьен не собирался читать ему лекции о морали и нравственности, просто отчего-то сделалось тревожно и неприятно, будто его обманули. — Как называется это место? — «Black Queen». — Не слышал о таком. — Ну, ты у нас не особый ходок по клубам и подобного рода заведениям, так что не удивляюсь. Ладно, я в «Тюссо», не хочешь присоединиться и заодно позвать Эми? — Нет, я еще здесь задержусь, хочу уделить время новой картине. — Ах, ну да. В тебе же проснулось вдохновение, – Марсель расплылся в улыбке. – Эми простила, что ты променял брачное ложе на свою холостяцкую кровать? — Кажется, она привыкла с тех пор, как мы вместе. Хотя в последнее время я не часто «радовал» ее такой новостью. Марсель подошел к противоположному краю стола и поставил на него локти, довольно глядя другу в глаза. — Можно вопрос? — Попробуй. — Когда ты уже решишься на этот шаг? — Какой? – настороженно посмотрел на него Этьен, делая вид, что не понял, о чем речь. — Не прикидывайся дураком. Эми ведь уже спит и видит, как ты сделаешь ей предложение. Обручальное кольцо с бриллиантом, белое платье и куча всяких деликатесов на свадебном столе… — Ты бы с деликатесов и начинал. Хочется вкусно поесть на нашей свадьбе – так и скажи. — Говорю. Но возвращаюсь к исходному: что тебя все еще держит? Этьен как-то невразумительно хмыкнул, потом полез за сигаретой, но не найдя пачку в карманах, ему пришлось отвечать без выдержанной паузы на раздумье. — Дай мне еще время. — А чем тебе не подходит настоящее? — Такие решения не принимаются просто так. — Хочешь всю жизнь проходить холостяком? Где ты еще такую терпеливую девушку найдешь, которая будет закрывать глаза на твой творческий беспорядок не только в жизни, но и в голове? — Мне даже тридцати нет, а ты говоришь как о последнем шансе. И вообще, ты бы на себя посмотрел, а ты на год меня старше, между прочим. Марсель состроил гримасу, смысл которой разгадать было сложно. — Не заговаривай зубы, речь сейчас о тебе. И об Эми. — Ладно, давай сделаем так: когда я приму решение, ты первый об этом узнаешь, а пока тебя ждет столик в «Тюссо» и ростбиф под соусом-карри, - намекнул Этьен и для верности улыбнулся. — Да, точно, – спохватился Марсель и потрепал себя по коротким светло-русым волосам. – Считай, тебе повезло, и ростбиф спас тебя от моего присутствия. — Я его обязательно поблагодарю, как только будет возможность. — Боюсь, не получится – он вряд ли тебя дождется. Все, адью, мой мальчик. И все же надеюсь, что когда-нибудь смогу напиться на твоей свадьбе с Эми за здоровье жениха и невесты. Ну, и поесть, конечно же. Этьен усмехнулся, провожая друга взглядом, а когда тот вышел, вернулся к балансовому отчету. Цифры не могли не радовать: в последнее время выставки в его галерее пользовались популярностью, привлекая новых и новых посетителей. А когда работы Мишеля после закрытия выставки будут выставлены на продажу, даже с процентов прибыль будет немалой, как рассчитывал Марсель. Убрав бумаги в верхний ящик стола, Этьен вышел из кабинета, заперев дверь на ключ, и остановился на балконе, глядя вслед последним гостям, покидающим галерею. Пожилой администратор приветливо помахал ему рукой, как только двери закрылись. Рабочий день галереи подошел к концу, и теперь она превращалась в тихий полупустой замок с высокими сводами, наполненный таинственной аурой. Этьену нравилось иногда бродить по пустым залам в одиночестве, когда весь немногочисленный обслуживающий персонал уходил, но сейчас он поднялся по боковой лестнице в студию, подобрал с тумбочки долгожданную пачку сигарет и, прикурив, удовлетворенно выдохнул клубы сигаретного дыма из приоткрытых губ. Наслаждение. Он набрал на сотовом номер Эми, подождал пару длинных гудков, пока звонкий голос девушки не ответил ему. — Да, Этьен, привет. Как твои дела? — Все хорошо. Как твой рабочий день? — Я уже заканчиваю. Ты помнишь, что я сегодня обещала Анжеле сходить с ней в салон свадебных платьев? Поэтому задержусь, ты перекусишь где-нибудь в кафе? — Да, я помню, – солгал молодой человек, потому что на самом деле он совершенно забыл про предстоящую свадьбу подруги и коллеги Эми, где его девушка была подружкой невесты. – Хорошо, я тоже тут задержусь. — Как продвигается твоя новая работа? — Еще нужно постараться. — Мне уже не терпится посмотреть на нее. Наверняка, что-то романтичное, как многое из твоих работ. — Хмм, не думаю, – усмехнулся Этьен. – За тобой заехать, когда вы закончите? — Нет-нет, Анжела меня довезет, ей все равно мимо нашего дома. Так что не беспокойся. — Договорились. Я на связи. — Я тоже. Целую. — И я тебя. Этьен опустил мобильный и пару минут просто смотрел на его экран, медленно гаснущий и превращающийся из цветного в черный. Марсель сегодня задал вопрос, который Этьен адресовал себе за последние два месяца уже раз двадцать, но находил сотни мелких и не очень причин оттягивать решение. По сути его все устраивало в их отношениях с Эми, потому что с ней было спокойно и удобно во всем: она понимала его творческую натуру, никогда не просила от него больше, чем он мог дать, была достаточно самостоятельна, и с ней было легко, как с близкой подругой. Казалось бы, все это говорило только за то, что пора уже сделать шаг вперед в их отношениях, но каждый раз, стоило Этьену почти что на это решиться, как что-то внутри его удерживало, будто неведомая сила тянула назад. А еще эта свадьба Анжелы… Когда Эми говорила о том, что ее подруге сделали предложение, она прямо светилась и бросала на Этьена недвусмысленные взгляды, открыто говорящие: «А мы?». Но Эми всегда отличалась терпением, не особо выдавая свои настоящие эмоции, поэтому Этьен совестливо пользовался этим, пока мог. Сколько так еще будет продолжаться, он не знал, просто надеялся, что произойдет что-то и подтолкнет его к тому, чтобы отважиться на поступок и сделать предложение, но это «что-то» все никак не приходило. Он вернулся к своей картине, скинув наброшенный кусок ткани и разглядывая ее в малейших деталях. Остаться бы здесь еще сегодня на ночь, и он мог бы попробовать ее закончить, но оставлять Эми и на вторую ночь в одиночестве не хотелось, он чувствовал себя обязанным. Тонкий кончик кисти мягко ложился на холст. Бледный свет фонаря приобретал еще более холодные нотки, но чем больше Этьен рисовал, тем больше понимал, что в этой картине не хватало чего-то. Казалось бы, он не упустил ни малейшей детали, да и атмосфера была выдержана… Он понял это только спустя несколько часов, когда снова восстановил в памяти комнату и почему-то вспомнил вкус теплого ароматного пунша. Пунша, который принес Наоки. Тогда темный силуэт юноши напротив окна казался слегка призрачным, будто придуманным. Тонкий профиль лица серебрился при тусклом свете. И в тот момент Наоки казался совсем другим, чем обычно – одиноким печальным юношей, глядящем вдаль, словно в бесконечность… Этьен вдруг настолько отчетливо представил его, будто снова оказался в той комнате, сидя в старом, но уютном кресле с кружкой теплого пунша в руках, а Наоки, убрав руки в свои мешковатые джинсы говорил ему: «…мы разные, и у нас разные жизненные пути, которые пересеклись на какой-то параллели…». И когда-нибудь разойдутся. Странно, но за то время, пока Этьен учил Наоки, он успел к нему привыкнуть и теперь даже мог признаться в том, что, несмотря на сложный характер, он даже в чем-то импонировал художнику. Осталось две с половиной недели, и их занятия подойдут к концу. Время летит слишком быстро. То, о чем говорил сегодня Марсель: знал ли Наоки, куда попал на работу, или все вышло изначально с его ведома? Этот вопрос снова всколыхнул в Этьене невидимые волны тревоги, которые усиливались все больше и больше с каждой лишней минутой размышлений на эту тему. Поэтому когда спустя час Этьен шел по улице, полной баров и сомнительного рода заведений с кучей неоновых вывесок всех цветов радуги, громких зазывал, наперебой привлекающих клиентов, и разнообразных запахов, доносящихся из забегаловок, его мучило далеко не любопытство. Просто он понял, что действительно переживает. И хочет знать правду. Высокие, крепкие охранники и хрупкая девушка в топе, открывающем плоский живот с пирсингом, встретили Этьена за дверьми заведения с ярким названием «Black Queen», загорающимся периодически то красным, то черным. — Добрый вечер, – девушка широко улыбнулась и тут же оказалась под боком у Этьена. – Вас ожидают? — Нет, никто не ожидает. — Возьмете столик? В какой зоне вы бы хотели сесть? — А какие есть? – уточнил Этьен. — Зеленая, синяя и белая. — Я, пожалуй, огляжусь и решу – так можно? — Да, конечно. Я вас провожу. Чем дальше они углублялись по коридору, тем отчетливее становились биты музыки, глухо раздающиеся из-за стен. Они были похожи на ритм сердца: четкие, гулкие и звучащие будто из утробы. Девушка подвела его к широким дверям, которые распахнулись словно по мановению волшебной палочки, и в лицо Этьену ударил теплый, сладковатый воздух с примесью кальянного табака и алкоголя. — Добро пожаловать в «Black Queen»! – прокричала девушка, стараясь быть громче музыки, потом показала налево. – Итак, это зеленая зона. Бар и простые столики с закусками. Синяя зона – нечто среднее, и там вы можете полноценно поужинать, – она указала на середину, потом повернулась направо. – И белая зона – зона VIP, где вам предложат обслуживание по высшему классу. Занавески из ниток с бусинами, похожими на жемчуг, чуть приоткрылись, когда из-за них выходила какая-то молодая пара, и в приоткрывшемся пространстве Этьен увидел полукруглый бар с высокими белыми стульями, за которыми стоял никто иной, как его ученик, из-за которого он вообще пошел в подобное заведение и теперь ругал себя за это. «Вот ты и убедился, что он здесь работает – и дальше что?» — Вам нравится белая зона? – весело прощебетала девушка, замечая устремленный взгляд Этьена вправо. – Желаете столик? — Нет, я пока посижу у бара. — Конечно, приятного вечера, – девушка отодвинула рукой занавески, пропуская Этьена внутрь. — Спасибо. Пока Этьен шел до барной стойки, периодически оглядываясь по сторонам, он пытался придумать, что скажет сейчас Наоки, как объяснит свое появление в подобном месте. Юноша стоял к нему спиной, протирая бокалы, и разговаривал с высоким светловолосым парнем, который взбивал в шейкере коктейль. Этьен сел за барную стойку, поймав на себе мгновенный взгляд парня-бармена и его заранее заготовленную для всех посетителей улыбку, и взял винную карту, листая шероховатые страницы, хотя смотрел поверх меню в спину своего ученика, еще не подразумевающего о его присутствии. Он впервые видел Наоки полностью в белом: белоснежных брюках и рубашке, которые были, очевидно, униформой клуба, потому что весь обслуживающий персонал выглядел одинаково. — Добрый вечер, что желаете? – спросил бармен, отставляя готовый коктейль на конец барной стойки, чтобы официанты отнесли его клиенту. Этьен опустил взгляд на винную карту и назвал первое, что попалось в поле зрения: — Шато Пальмер Марго, пожалуйста. — 2002 года? — Именно, – на этом слове Этьен поймал на себе взгляд Наоки, удивленный, даже слегка растерянный. — Сенсей… – тихо пробормотал юноша, а потом вдруг сделал пару уверенных шагов навстречу и с искренним интересом заглянул Этьену в глаза. – Ты что здесь делаешь? — Вы знакомы? – стоящий рядом бармен вопросительно посмотрел на юношу, и тот поспешно кивнул. — Да, это мой… – Наоки запнулся, вспомнив, что Этьен не был склонен распространяться об их занятиях, даже чужим людям, – мой знакомый. Юноша заметил, как в голубых глазах промелькнуло секундное выражение легкого удивления. — А, ну тогда обслужишь своего знакомого? – Алекс похлопал его по плечу и подмигнул. – Я займусь остальными заказами. — Да, конечно, – Наоки улыбнулся и проводил его взглядом, потом снова повернулся к Этьену, повторяя свой недавний вопрос, от которого просто-таки мучился любопытством. – Так все же, какими судьбами ты тут оказался? — Да просто мимо проходил и зашел. Я тут был… несколько раз прежде, – соврал Этьен, доставая сигарету из пачки и наблюдая, как перед ним тут же возникла пепельница. – А ты уже наловчился. — Дело практики. Ты здесь встречаешься с кем-то? С девушкой своей? — Нет, один. — А что так? – Наоки отошел, чтобы достать с полки бутылку нужного вина, потом вернулся и улыбнулся, показывая этикетку, как заправский сомелье. – Шато Пальмер Марго 2002 года. Так что с твоей девушкой? — С ней все в порядке. Она с подружкой платье свадебное выбирает. — О, ясно, – Наоки наклонил бутылку, и бордовая жидкость стала заполнять бокал, стекая по его стенке. Красивое, завораживающее зрелище, как и вкус самого вина. Этьену нравилось выдержанное вино, терпкое и насыщенное, деликатное и хрупкое по структуре, поэтому случайный выбор оказался очень даже желанным. — А ты? — Что я? – Наоки посмотрел на него из-под темных пушистых ресниц. – У меня нет необходимости в свадебном платье. Эти ролевые игры не для меня. — Очень смешно, – и словно в противовес своим словам Этьен улыбнулся. Наоки закончил наливать вино и пододвинул бокал ближе к художнику. — Пожалуйста, – юноша вернул улыбку и продолжил протирать бокалы, стоя к нему лицом. Этьен поднял бокал, посмотрел на вино при свете ламп, наслаждаясь созерцанием того, как маслянистая жидкость стекала по его стенкам, стоило лишь слегка встряхнуть. Сигарета тлела в руке, и дым витиевато плавился в воздухе, убегая к потолку. — Значит, здесь ты работаешь, – вернулся он к теме спустя минуту. — Как видишь, – юноша выразительно изогнул бровь. Этьен только сейчас как следует разглядел Наоки в новом обличии: белый цвет несомненно ему шел, подчеркивая худобу тела и светлую кожу. Распущенные густые волосы, струящиеся по плечам, создавали яркий контраст с белоснежной одеждой и придавали его внешнему виду стильную строгость и баланс. На лице, как и у его напарника, мерцали едва заметные блестки, будто кто-то случайно рассыпал на его щеки звездную пыль, но выглядело это совсем не вульгарно. Тонкие пальцы держали бокал за хрупкую ножку аккуратно, бережно. — Ты какой-то странный, – констатировал Наоки, перебивая размышления молодого человека, и подался к нему ближе так резко, что Этьен даже вздрогнул. – Потерял вдохновение? – заговорщицким тоном шепнул юноша и посмотрел на него так, будто спрашивал о какой-то огромной тайне. — Хмм, нет, я рисовал перед уходом. Я нормальный, – Этьен сделал глоток вина, смакуя на языке терпкий вкус выдержанного напитка. – И как тебе тут, нравится? — Не жалуюсь. Правда, не особо хорошо отношусь к гламуру, которым тут все пахнет, но терпимо. — Эти блестки… – Этьен улыбнулся. — А, это? – Наоки показал на свою скулу. – Это только к сегодняшней вечеринке. У всех так. Кстати, ты только вино будешь? Может, еще что-то? — Пытаешься раскрутить клиента? – усмехнулся молодой человек. — Обижаешь. Всего лишь интересуюсь. Подожди, – Наоки отошел к концу стойки, а когда вернулся, протянул вперед ладонь и улыбнулся. – Держи. За счет заведения. Этьен ожидал увидеть все, что угодно, но не пригоршню ягод малины. Меньше всего ожидаемый компаньон к красному сухому вину и тем более в баре. — Малина? – недоуменно спросил Этьен. — Ага, она у них потрясающе вкусная и сладкая. В Японии она стоит целое состояние, а здесь ее просто для коктейлей используют. Этьен не мог понять, что в тот момент заставило его расплыться в полудетской улыбке и откуда в области сердца вдруг разлилось приятное тепло, согревающее, казалось, саму душу. Тонкие длинные пальцы Наоки с аккуратными ногтями продолговатой формы держали эту горсть спелых ягод, будто он только что собрал их в саду и хотел поделиться с кем-то другим. — А, давай я положу тебе на тарелку, – спохватился Наоки, замечая, что Этьен смотрит на его ладонь, но даже не протягивает свою, чтобы забрать ягоды. Юноша быстро достал с полки маленькую тарелку из прозрачного светлого стекла и, положив на нее малину, поставил перед Этьеном. – Вот, угощайся. — Спасибо, – художник улыбнулся и подхватил двумя пальцами одну ягоду. И как он мог думать, что Наоки занимается здесь чем-то аморальным? Парень, который иногда ведет себя как сущий ребенок, притворяясь взрослым и играя во взрослые игры. Этьен смаковал на губах вкус малины, вспоминая, когда в последний раз ел ее просто так. — Наоки, принеси мяту. Предыдущая закончилась, – позвал бармен с другого конца стойки, и юноша, быстро шепнув Этьену, что сейчас вернется, скрылся за плотной шторой, ведущей в служебное помещение. Этьен посмотрел на ягоды малины, потом на бокал красного вина и отложил пачку сигарет, за которой потянулся пару секунд назад в сторону – перебивать приятное сочетание терпкого и сладкого вкуса совсем не хотелось. Он сделал очередной глоток вина, глядя на бокал – удивительно красивый цвет, цвет граната. Интересно, пробовал ли французское вино Наоки? Ведь и Париж впервые ему показывал Этьен… Ему до сих пор не верится, что они едут на виноградники, хотя уже позади остались километры извилистых дорог. Отец на удивление легко отпустил его с учителем, даже без строгих напутствий, как обычно. «Неужели понимает, что я уже взрослый?» – тихо усмехается про себя мальчишка и косится на сидящего рядом Ролана. Руки художника так же уверенно держат руль, как и кисть: плавно влево, плавно вправо, поворот, облако пыли из-под задних колес – они съезжают с шоссе на дорогу. — Почти приехали? – парнишка потягивается, задирая руки за подголовник сиденья, так что футболка съезжает вверх, оголяя чуть ли ни весь живот с аккуратной выемкой пупка, чуть ниже и левее которого едва заметна маленькая родинка. — Еще полчаса. — Отлично, а то уже не терпится оказаться там. Я ведь был на виноградниках только в детстве. Отец возил меня туда к своим знакомым, и мы жили у них целую неделю. Но сейчас столько времени прошло и уже многое стерлось из памяти. Хотя я помню, что он разрешил мне тогда попробовать молодое вино, и, кажется, оно мне ударило в голову, – мальчишка улыбнулся, и глаза его загорелись лазурью. – Давай с тобой тоже вино попробуем, а? — А не рано ли тебе? До совершеннолетия еще дорасти надо. — Ну, Ролан, – протянул юноша. – Почему вы все постоянно считаете меня ребенком? — Ты и есть ребенок. — Мне шестнадцать! – повысил голос тот. – Гипотетически я уже могу быть отцом. — Да ну, – с усмешкой отвечает учитель и, повернувшись к нему лицом, смотрит прямо в глаза. – Тогда для начала заведи себе девчонку. Снова следя за дорогой, мужчина почти интуитивно ощущает на себе колкий, обиженный взгляд ученика. — Ты бы сначала сам ее завел. — Не беспокойся обо мне. У меня все прекрасно. — Да? И как она в постели? В голосе, который становится ниже, слышится и обида, и сарказм, и нотки вырывающейся неприкрытой ревности – все сразу. В последнее время его ученик удивляет своей строптивостью и такими выхлопами эмоций. Раньше ведь был скромным, воспитанным мальчиком, а сейчас… Резкий удар по тормозам, машину чуть заносит вправо. Столп пыли взвивается вокруг. Мальчишка вздрагивает и уже хочет спросить, что происходит, когда лицо учителя вдруг оказывается прямо перед ним, непроницаемое и рассерженное, но так близко, что дыхание в легких замирает. Сердце колотится, и юноша думает, что оно выдаст его с головой таким громким стуком. Он даже не сразу понимает, что рука учителя схватила его за плечо так сильно, что больно. Так же больно, как и приятно… — Что с тобой творится? – теплое дыхание учителя обжигает лицо, так что по позвоночнику струятся мурашки. - Тебе не кажется, что ты стал переходить границы? Или переходный возраст так сказывается? Я – твой учитель, и я не собираюсь обсуждать подобные вещи со своим учеником! Мальчишка смотрит на него, не отрываясь. Слова отдаются глухой болью внутри, но он не замечает ее, потому что серые глаза учителя перехватили на себя все внимание: в них будто скопление скрытой силы, притягивающей и обездвиживающей. Двигатель продолжает работать, солнце палит сквозь окна. Лицо горит, и жарко так, что хочется разорвать на себе всю одежду. Мальчишка приоткрывает губы, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Получается рвано и тревожно. Но глаза учителя вдруг приобретают совершенно другое выражение, и даже, кажется, их цвет меняется, становится похожим на сигаретный дым. Ролан всегда говорил, что у его ученика очень чуткое восприятие цветов. Но через пару секунд подросток чувствует, как сигаретный дым радужки будто заволакивает собой все вокруг и ему хочется вдохнуть глубоко его запах – запах сигарет, которые курит учитель. Губам становится слегка влажно, потом даже больно. Когда он успел прикрыть веки? Но даже то, что глаза вновь открыты, не избавляет от тумана зрения. Мальчишка совершенно теряет ощущение реальности, когда чужой язык дотрагивается до кончика его языка и завладевает. С ним такое впервые, никогда прежде его никто не целовал. Тем более так настойчиво и даже почти что грубо. Из тумана сознания вырывается судорожный стон, но ему не понять, что это его собственный голос. Слишком прекрасно… Дыхание восстанавливается не сразу. Все тело сводит. В пелене перед глазами мальчишка начинает различать силуэт учителя. Тот сидит на своем сиденье водителя, будто и не было ничего секундами раньше. Грудная клетка тяжело вздымается, а взгляд устремлен вперед на дорогу. Молчание тянется как нить из клубка вечности – бесконечное. — Так мы все-таки попробуем вино? Этот вопрос разбивает тишину вдребезги. Ролан удивленно оборачивается, замечая, как на губах его ученика, еще недавно так неумело отвечающих на поцелуй, играет блаженная улыбка. Вопрос, который кажется таким нелепым сейчас. Поцелуй, желание которого Ролан не смог в себе сдержать, казался так же нелеп, но теперь, глядя на эту улыбку… — Ты сам как молодое вино, – шепчет мужчина, снова переводя взгляд на дорогу, вьющуюся змейкой впереди и вжимает педаль газа. – Пьешь, не замечая, как пьянеешь. За размышлениями Этьен даже не заметил, как к нему подошел мужчина невысокого роста в очках в роговой оправе. Он обернулся только когда к нему обратились. — Месье де Мони? — Карл? — А кто же еще, – звонкий смех заполнил пространство, заглушая музыку. – Сто лет тебя не видел, мой дорогой! Карлу на вид было ближе к сорока. Светлый дорогой костюм, наверняка, как всегда соответствовал самым последним трендам моды, за которой Этьен не то чтобы особо следил. Этот человек вообще не очень ему импонировал. Этьен никогда не любил жеманность и наигранность, а из Карла они плескались через край. Он познакомился с мужчиной на одной из богемных вечеринок в доме знакомого-художника, а Карл, как было известно, не пропускал ни одной тусовки – его лицо, светлые, будто выцветшие волосы и голубые глаза, ставшие таковыми за счет цветных линз, знали все и повсюду. — Да, в последнее время я не часто посещаю светские мероприятия. — И очень жаль. Мне кажется, тебе не мешало бы развеяться. А то ты всегда такой задумчивый… Собираюсь навестить выставку твоего нового протеже. Уверен, ты снова поймал золотую рыбку в болоте бездарностей, - Карл совершил очередной жеманный жест рукой и присел на соседний стул. — Выставка действительно успешна, – согласился Этьен. – Так что советую посмотреть. — Непременно. А с чего ты вдруг решил посетить мое скромное заведение и коротаешь тут вечер в одиночестве? — Твое? – удивился Этьен. — О, да, позвольте представиться, я хозяин «Черной Королевы», где тебя всегда рады видеть. — Спасибо. Извини, я действительно не знал. — Ну, полно, полно… Что пьешь? – и не дожидаясь ответа, Карл окликнул бармена. – Эй, Алекс, налей мне то же самое, что и нашему многоуважаемому гостю. Так все же, почему ты здесь один? Этьен пожал плечами: этот же вопрос он задавал себе по дороге сюда. — Зашел выпить бокал вина. — Ммм, я видел. Тебя обслуживал наш новенький. Кажется, вы даже разговорились. — Нет-нет, – Этьен подумал, что из-за него Наоки влетит за то, что тот отвлекался от работы. — Да что уж там, – Карл как-то хитро прищурился. – Мы не чужие друг другу, Этьен. Богемный мир всех делает братьями и сестрами. Это как религия. Так что скажи честно, он тебе понравился, этот мальчик? Этьен чуть не поперхнулся воздухом. — Нет, ты не так все понял. Я не… У меня же девушка! — Да? – Карл разочарованно вздохнул, будто этот факт расстроил его до глубины души. – Ах, прости. Наверно, показалось. Не стану от тебя скрывать, что мои сотрудники здесь работают не только официально, - Карл наклонился к Этьену и понизил голос. – А этот новенький… Лакомая штучка. Его заказал сегодня один клиент, но я просто думал уступить его тебе — ты, во-первых, мне не чужой, а, во-вторых, гораздо симпатичнее и моложе того богатенького папаши. Карл кивнул головой в сторону дальнего столика, где сидела шумная компания во главе с мужчиной, виски которого уже серебрила седина. — Что значит уступить? – почти по слогам выговорил молодой человек. — Ну, со скидкой. Ох, не делай вид, что ты не понимаешь. Уже же взрослый мальчик. — Я думал, это обычный клуб, – слегка севшим голосом произнес Этьен, крутя в руке пачку сигарет. — Он необычен хотя бы потому, что обычные места не пользуются популярностью, милый. Да и потом не думай, я никого не заставляю ничего делать. Это их воля. И взаимный выбор. Можете просто любезно беседовать, захотите оба чего-то больше – ради бога. Таковы правила. Все на ваш выбор, - Карл развел руками и поблагодарил бармена, подавшего бокал с вином. — Хочешь сказать, что Наоки, то есть этот новенький парень в курсе того, что ты его предлагаешь? – задал Этьен мучивший его вопрос, когда бармен отошел. — Ну, на самом деле, еще нет. Но как мне сказал его напарник Алекс, – Карл показал пальцем на блондина-бармена, – мальчик не то, чтобы особо придерживается морально-этических принципов, так что не думаю, что он будет глупить, тем более никто не собирается говорить ему о том, что за простым общением может последовать что-то еще. — Другая ориентация еще не означает, что человек безнравственен. — Ох, Этьен, никто и не спорит. Ты такой правильный, – Карл взял его под руку и хихикнул. – Но не бойся, никто не скажет твоей милой спутнице жизни, что ее парень любит не только куропаток в соусе, но и оленину со специями. — Я уже сказал тебе: ты неправильно меня понял, – Этьен вынул свою руку от Карла. Ему захотелось немедленно встать и покинуть это место, которое теперь казалось пропитанным грязью. — Да? Ну, извини тогда, – Карл беззаботно улыбнулся. – Хотел как лучше. Ладно, пойду тогда договорюсь с тем богатеньким папашей. Мужчина опустошил бокал вина одним залпом, даже ни капли не смакуя его, как Этьен, и уже встал из-за стойки, бросая короткое «Еще увидимся», когда художник вдруг задержал его за локоть так резко, что тот растерянно повернулся и выразительно оглядел молодого человека с ног до головы. — Сколько? — Что «сколько»? — За этого парня. Этьен поверить не мог в то, что сейчас говорил и насколько уверенно вылетали у него слова, будто он торговался на блошином рынке за какой-то товар. — Если вернешь его потом сюда этой же ночью – тысяча. — А если нет? — Тебе со скидкой – две. — У меня только кредитка. — Ноу проблем! – хлопнул в ладони Карл, залихвацки разворачиваясь на каблуках и улыбаясь так, что белые зубы сверкнули при свете софитов. – Примем в счет заведения. Алекс! — Да? – блондин подошел на оклик. — С молодого человека две тысячи, и этот бокал вина в подарок. Оформи, пожалуйста. Бармен выжидающе стоял перед Этьеном, пока тот не достал бумажник и не протянул банковскую карту. Уже через полминуты он почувствовал в кармане вибрацию мобильного, оповещавшего смс-сообщением о списании суммы с его счета. Занавески за спиной бармена распахнулись, и к ним вышел Наоки, неся целую охапку с пакетами мяты. Он был в прекрасном расположении духа, ничего не подозревающий о том, что происходило в его отсутствие. — Алекс, держи. Думаю, этого на вечер хватит, – он положил мяту на столик рядом с барной стойкой, потом заглянул напарнику через плечо. – Нужно еще что-нибудь сделать? — Нужно! – ответил за бармена Карл, и Этьен вздрогнул от его голоса, раздавшегося рядом, но еще тревожнее стало, когда Наоки повернулся к ним, обнаруживая, что его учитель теперь был не один. — Да? — Подойди к нам, пожалуйста. Наоки непонимающе вышел из-за стойки и направился к ним. — Извини нас, Этьен. Я скажу своему сотруднику пару слов, – подмигнул Карл с намеком. – Наоки… — Нет, не нужно, – вскочив со стула со скоростью урагана, Этьен встал перед юношей, почти что загораживая собой. – Мы с тобой обо всем договорились, я запомнил все, что ты сказал про выбор и так далее. Было приятно увидеться, Карл. Он поспешно схватил Наоки за локоть и потащил за собой к выходу. — Ты куда меня тащишь? Ты… Что происходит? – возмущался юноша. — Наоки, не забудь, что завтра смена начинается в девять! – услышал он сзади голос Карла, который, насколько он знал, был владельцем клуба. — Почему он?.. – оборачиваясь, спрашивал Наоки, пытаясь добиться ответа от Этьена. – Откуда ты его знаешь? И он что, отпустил меня со смены? А как же оплата? Вечеринка же должна была быть до трех ночи. Да и куда ты меня тащишь, черт подери! Не дождавшись никакой словесной реакции на свой поток вопросов, юноша не вытерпел и, когда они уже оказались в длинном коридоре на выход, с силой выдернул локоть из руки Этьена. — Где твои вещи? — В раздевалке. — А где раздевалка? — У гардероба. — Хорошо, я жду тебя у выхода. Давай быстрее. Выйдем, и я все объясню. Наоки все еще подозрительно смотрел на Этьена, будто доверие было последним, что он испытывал по отношению к своему учителю, но потом все-таки исчез за дверьми раздевалки, не став спорить. «Ага, объясню. Как же!» – мучительно воскликнул про себя Этьен, массируя виски. Он сам себе с трудом мог объяснить то, что делал, а уж Наоки вообще сочтет его полным идиотом, если услышит всю правду. — Я готов, – юноша вернулся уже через пару минут в своих простых узких джинсах и синей футболке. — Отлично, идем. Они вышли на улицу, и Этьен с благодарностью вдохнул в легкие свежий вечерний воздух. Вдоволь насладившись кислородом, пока они шли вдоль освещенной желтыми фонарями улицы, он закурил сигарету. Наоки следовал чуть позади него, и на удивление больше не мучил десятками вопросов, будто у него кончились на это силы. Этьен уже было обрадовался тому факту, что все забылось, но, когда обернулся, встречаясь с серьезным и проницательным взглядом карих глаз, понял, что крупно ошибался. — И долго ты собираешься играть в молчанку и вести меня непонятно куда? – потребовал объяснений юноша. — Я просто отпросил тебя с работы, потому что Карл – мой хороший знакомый, – Этьен затянулся сигаретным дымом, потом следом сделал еще одну затяжку. — Зачем? – Наоки все еще хмурился. «Логичный вопрос. Гораздо логичнее, чем мои собственные действия», – прокомментировал про себя Этьен. — Ты ответишь мне или нет? – нетерпеливо переспросил Наоки, обгоняя художника и преграждая ему дорогу, так что тот вынужден был остановиться. — Ну, подумал, что тебе нужно отдохнуть. Вчера ты совершенно не выспался, а с Карлом договорился, что с зарплаты у тебя не вычтут. — Что? – видно было, что Наоки не поверил ни единому слову. – Мне нужно отдохнуть? Что за бред? С каких пор ты обо мне так беспокоишься? — Ты выглядишь уставшим. — В каком это месте? Я себя прекрасно чувствую, да и в зеркало смотрелся – ничего ужасного не увидел. — Значит, мне так показалось, – Этьен посмотрел куда-то на стену дома, пытаясь не встречаться с юношей взглядом. — Хватит врать! – крикнул Наоки, окончательно выходя из себя. – Может, ты уже перестанешь держать меня за идиота и скажешь, какого черта ты вытащил меня с работы для того, чтобы я тут мерз посреди улицы и плелся за тобой как собака? — Вот так, делай людям хорошее, – вздохнул Этьен, проводя тыльной стороной ладони по лбу. — И что же хорошего ты мне сделал? Этьен проглотил неприятный осадок от язвительного тона Наоки и после некоторой паузы спокойно попросил: — Не ходи больше на эту работу. Найди любую другую, но только не эту. — Что? — Там не так все светло и беспечно, как кажется с первого взгляда. Наоки молчал с минуту, просто изучая Этьена взглядом. Темные волосы трепал разыгравшийся ветер, отбрасывая назад волнами, и от его взгляда было даже немного не по себе, но Этьен выдерживал его до последнего. — О чем ты говоришь? Я не понимаю тебя. Что тебе надо, Этьен? – в итоге раздраженно бросил юноша, пряча руки в карманы и слегка ежась от прохлады. — Мне ничего не надо. — Правда? – Наоки чуть кивнул головой. – Отлично. Тогда можно я уже вернусь на работу и перестану быть соучастником твоих странных поступков? Он бросил на Этьена последний недовольный взгляд и, обойдя его, пошел по улице в обратном направлении. — Наоки! — Ну что еще? – закатил глаза юноша, нетерпеливо поворачиваясь. — Я заплатил деньги за то, чтобы ты ушел со мной. Казалось, на улице воцарилась полная тишина. Даже шум машин где-то через перекресток затих. Только ветер завывал в водосточных трубах, да шелестел цветами в горшках парой балконов выше. — Что ты сейчас сказал? – голос Наоки стал таким же холодным, как и этот вечер. — Я заплатил за тебя, – повторил Этьен. – Заплатил за этот вечер и ночь. Он даже не уловил момент, когда вдруг Наоки дернулся с места и, словно молния, оказался прямо напротив, а в следующую же секунду заныл нос, причем так сильно, что Этьену показалось, что его сломали. Он обескуражено уставился на юношу, который стоял перед ним, готовый наброситься в любой момент снова. В темных, ставших почти черными глазах полыхало пламя. — Да как ты смеешь, ублюдок?! – прошипел Наоки ему в лицо. – Я тебе что, шлюха какая-то, чтобы ты, пользуясь своими связями, снимал меня, как дешевую шалаву?! — Не смей меня оскорблять и тем более поднимать на меня руку, – внутри Этьена стала зарождаться злость: он хотел помочь этому неблагодарному, а тот еще и смеет бить его, как мальчишку. – Я тебя, наивного сопляка, вытащил из дерьма, в которое ты сам вляпался, поэтому сказал бы «спасибо»! — Спасибо?! Так я тебя еще и благодарить должен?! — Если бы я этого не сделал, тебя бы сегодня же продали какому-то старому козлу, а ты бы даже не узнал об этом! – выкрикнул Этьен, вытирая начинающую течь из носа струйку крови ладонью. – Ты хоть знаешь, что Карл торгует своими сотрудниками как живым товаром?! Кажется, его слова охладили пыл Наоки, потому что теперь юноша просто стоял, опустив руки, и растерянно хлопал ресницами. — Откуда ты это знаешь? — Сам Карл рассказал, да и о клубе этом немало слухов ходит. Видимо, Наоки переваривал информацию: он встал к Этьену боком, оперся одной рукой о стену дома и опустил голову, глядя себе под ноги. Черные волосы скрыли пол-лица. — Но мне же его Люк советовал… – сказал он, почти что не слышно. — Может, твой Люк сам не знал. Этьен прислонился спиной к прохладной стене дома и поднял голову, чтобы остановить кровь из носа. Он даже представления не имел, что Наоки может обладать такой силой удара, что голова разболелась. Осторожно шмыгнув носом, Этьен услышал рядом с собой приглушенное шуршание. — Держи, – Наоки протянул ему бумажные салфетки, которые достал из сумки. – Кажется, я тебе здорово врезал. — Гордись теперь, – огрызнулся Этьен, доставая одну салфетку и прикладывая к носу. — Извини, – юноша сочувственно посмотрел на художника и, забрав у него упаковку, достал вторую салфетку. – Больно? — А как сам думаешь? — Думаю, больно. — Тогда не задавай глупых вопросов. Наоки понял, что лучше действительно помолчать, поэтому просто стоял рядом, наматывая салфетку себе на указательный палец. Правда, хватило его ненадолго. — И сколько ты им дал за меня? – спросил он нерешительно и как-то боязливо. — Не имеет значения. — Имеет. — Ты постоянно со мной споришь. — Потому что ты все время от меня что-то скрываешь. — Хватит препираться. — Хватит скрывать! Просто скажи мне. Если бы ты мне рассказал все с самого начала, как только мы вышли из клуба, я бы тебе и нос не разбил, – эмоционально ответил Наоки, а потом добавил чуть тише: – Неужели ты настолько мне не доверяешь, что не можешь даже сказать такую мелочь? Этьен убрал от носа салфетку, посмотрел на темное пятно, расплывшееся на ней, и кинул в урну, стоящую у столба, попав ровно в цель. — Может, я просто хочу уберечь тебя. — От чего? — От правды этой жизни. — Не говори ерунды. Что за альтруизм? — И про доверие… Тот же вопрос я могу задать тебе. Ты вообще подумал, что я мог такое с тобой сделать. — Потому что ты так выразился. — Ах, извините. Конечно, это же у меня с родным французским проблемы, – Этьен тряхнул волосами и вздохнул. – Ладно, хватит препирательств. Он ведь был старше, а, значит, должен был быть умнее. Главное, вовремя остановиться, ведь, в конце концов, они поняли друг друга. — У тебя все еще кровь идет, – тихо заметил Наоки. – Надо приложить что-нибудь холодное. Тут до моего дома недалеко. Пойдем, приведем тебя в порядок. — Решил поиграть во врача? – не удержался от очередной колкости Этьен, забывая о том, что сам решил остановить их перепалки. — Ну, ты же решил поиграть сегодня в Супермена, защищающего мою честь, – губы Наоки вдруг изогнулись в такой легкой улыбке, которая была способна растопить даже многослойный вековой лед Арктики. Она оказалась гораздо действеннее попыток Этьена убедить себя не препираться, настолько, что он послушно кивнул и улыбнулся уголком губ в ответ. — Я не часто выбираю такую роль. — Тогда я польщен. Так идем? Наоки смотрел себе под ноги, изредка поправляя сползающую сумку и бросая незаметные взгляды на своего спутника. Мозг всячески отказывался анализировать произошедшую ситуацию, в нем только как сирена на скорой помощи мигал один и тот же вопрос: зачем Этьен сделал все это? Даже если Наоки и нашел приключения на свою пятую точку, почему Этьен вдруг решил вытащить его из этой переделки? — Так все-таки, сколько ты заплатил? – теперь в юноше говорило не больше, чем любопытство. — Две тысячи. Наоки даже рот приоткрыл от удивления. — Кхм, да, недешево. Верну в рассрочку. — Лучше не влипай больше ни в какие истории. — Я понятия не имел о том, что там такое происходит. Ребята выглядели вполне нормальными. — Внешность обманчива. Но малина была вкусной. Этьен заметил, как Наоки улыбнулся, посмотрев в его сторону. — Я рад. — Жаль, что половину пришлось там оставить. — Ничего, я куплю тебе еще в знак благодарности. Устроим малиновый завтрак перед рисованием, – засмеялся Наоки, думая, что более глупой и детской идеи за всю свою жизнь не придумал, но его веселье прервал Этьен, задержав за руку и остановившись. Почему, Наоки понял только когда поднял голову и увидел преградивших им путь четырех мужчин, один внешний вид которых говорил о том, что ничего хорошего от них ждать не придется. — Такое впечатление, что нас решили снять скрытой камерой для какого-то триллера. Ну и вечер, – пробубнил Наоки, с неприязнью оглядывая четверку. Как назло, улица была пустой – яркие огни Рю де Дам, полной жизни и ночных развлечений, остались далеко позади. – И какого черта им надо? Тем временем, мужчины приблизились, и один из них, плотного телосложения, с отросшими, спутавшимися волосами рявкнул: — Если не хотите проблем, выкладывайте всю наличность и ценное. Быстро! Запах опасности витал в воздухе, теребящий сознание, заставляющий концентрироваться все чувства одновременно. Наоки четко улавливал его, впрочем, как и всегда – инстинкт самосохранения, как ни парадоксально, срабатывал у него великолепно. Он еще раз оглядел противников, соизмеряя силы и количество, но пришел к неутешительным выводам. Этьен и так уже потратил сегодня кучу денег, чтобы вытянуть его из глубокой ямы под названием «Black Queen», поэтому Наоки просто не мог позволить себе допустить того, чтобы их еще и ограбили как каких-то недотеп. Это было уже дело принципа. — Вам еще раз повторить надо? – процедил главарь, и в одну секунду в его руке сверкнуло лезвие ножа. — Так, это уже хуже, – шепнул Наоки, обращаясь к Этьену. – Тогда действуем по плану «А». — Какому плану? – округлил глаза молодой человек, но юноша даже не обратил на него никакого внимания. — Эй, ребята, давайте просто разойдемся, а? Мы ведь вам ничего не сделали, а денег у нас нет, мы их уже пропили в баре улицей выше. Этьен слышал в голосе Наоки привычную насмешливость и беспечность, но мог поспорить, что сейчас, впервые за все время, они были наиграны. — Ты что, не слышал, что я сказал? – оскалился бандит. – Все ценное, живо! Иначе я твою смазливую мордашку превращу в лоскутки. — Если я не завалю тебя раньше, – Наоки сложил руки на груди и принял до того уверенный вид, что даже Этьен воспринял эти слова, как реальную угрозу. — Ты? Да я тебя одной левой пополам перешибу! — Хмм, ну попробуй переломить парня, у которого черный пояс по айкидо. — Что? – бандит скорчил гримасу. – Мне бы еще знать, что это такое. Но одно я тебе скажу, мой нож искромсает в куски и твой пояс, и твое личико. С этими словами он сделал резкий выпад вперед. Наоки едва успел уклониться, но не настолько удачно – острое, как бритва, лезвие задело щеку, слегка полосонув тонкую кожу. Этьен бросился к нему на помощь, но Наоки все же удалось отгородить его от мужчин. — План «А» провалился, – нервно усмехнулся юноша, упираясь спиной в Этьена и тем самым загораживая его. – Поэтому переходим к плану «В». — Какие к черту планы… — Беги, – перебил его Наоки довольно грубым тоном. — И это план? — Я сказал, беги. Бандиты тем временем оттесняли их к стене дома, намереваясь выпотрошить все ценное любым способом. — Да какого хрена?.. – выругался Этьен. — Мне уже все равно нечего терять, я их отвлеку. Беги. — Да что ты? Решил стать героем с перерезанным горлом? Мне твой труп на совести не нужен. И я не для того впервые в жизни согласился взять ученика, чтобы наблюдать, как его убивают, – Этьен внезапно сделал шаг в сторону, схватил Наоки за локоть и со всей силой дернул на себя. – Поэтому план «С». Бежим оба! Юноша от неожиданности чуть не споткнулся и не повалился на землю, но Этьен держал крепко, так что не вырваться. Ничего больше не оставалось, как побежать за ним следом, то и дело оглядываясь назад и наблюдая, как четверка неслась за ними по улице. Громкий шум шагов раздавался в каменных стенах домов, будто окруживших пространство глубоким колодцем. Щеку жгло, ветер бросал в лицо волосы, но Наоки продолжал бежать, словно какая-то сила вела его за собой. И в какой-то момент он осознал, что этой силой был никто иной как Этьен. Только знал ли его учитель, что сейчас делал?.. — До поворота совсем чуть-чуть. Там людная улица, – выкрикнул Этьен, устремляясь вперед еще быстрее. И действительно, Наоки видел, как впереди мелькали фары проезжающих машин, как прохожие неспешным шагом гуляли по тротуару, беззаботные и беспечные. Но путь до улицы казался длиною в бесконечность. Сзади сыпались унизительные оскорбления в их адрес, но Наоки слышал их как в тумане, будто мир вокруг начал терять свои очертания, превращаясь в единую кашу, и Этьен был в нем единственным поводырем, надежным и верным. Внутри все сдавило, словно грудную клетку сжали со всех сторон в тиски и, даже несмотря на то, что Этьен все еще держал его за руку, Наоки почувствовал где-то на грани сознания, как неумолимо падает лицом вниз. Свет ослепил глаза. Запах пыльного асфальта прямо под носом. Чей-то женский вскрик в стороне. — Наоки! Наоки? Обеспокоенный голос его сенсея витал где-то в воздухе, и, несмотря на тревогу, заполнявшую его, бархатистые нотки все равно казались приятными, щекочущими. — Нао! Слышишь? Посмотри на меня! Все позади. Его щеки коснулось что-то теплое, почти нежно провело по коже, отчего юноша слегка вздрогнул. Шум машин совсем рядом был так громок, что раздражал сильнее яркого света. — Наоки, – уже тише, но так же взволнованно. Кто-то поднял его словно куклу, усаживая на землю. Зрение стало фокусироваться, но дыхание никак не хотело приходить в порядок – оно вылетало из горла рваными выдохами. Пульс, должно быть, зашкалило как сломанный обезумевший маятник. — Этьен… – Наоки начал, наконец, различать перед собой лицо художника, склонившегося рядом, держащего его за плечи, светлые волосы, обрамляющие скулы, светлые ресницы… — Я тут. С тобой все в порядке? — Угу, – Наоки сделал попытку встать на ноги, но без помощи Этьена не обошлось. Они находились посреди пешеходной улицы, полной магазинов и кафе. Сознание очищалось, а вместе с ним Наоки стал ощущать и эту щемящую боль, настолько сильную и сковывающую, что он до онемения в пальцах обхватил столб, держащий рекламный плакат. Ему казалось, что толстый слой металла согнется от его хватки. — Наоки? – Этьен стоял напротив, обеспокоенно заглядывая в его бледное лицо. — Все в порядке, – выдавил из себя юноша, скрипя зубами. – Давно не… тренировался. — Купить воды? — Купи, – Наоки прижался лбом к столбу, чтобы скрыть от Этьена гримасу боли. Никакой воды совершенно не было нужно, просто он хотел на какое-то время остаться один. — Сейчас. Жди здесь. Холодный металл, касающийся лица, казался благословенным спасением. Наоки хотелось вдруг всему превратиться в этот металл, чтобы не чувствовать боли. Неужели всего лишь от такой пробежки… — Держи воду! Этьен вернулся слишком быстро. Его не было всего с минуту-две, но их более или менее хватило для того, чтобы взять себя в руки. Наоки протянул ладонь, принял уже открытую бутылку минералки и сделал пару глотков. — Как ты? — Отлично, спасибо, – преувеличил юноша и посмотрел на молодого человека из-под ресниц. – Значит, твой план «С» все-таки сработал? Он понятия не имел, как еще мог иронизировать, но показывать свою слабость при Этьене было бы последним, на что он бы согласился. — У меня встречный вопрос: почему твой план «А» провалился? Если ты мастер спорта по айкидо, то… — Я соврал, – перебил его Наоки. Он повернулся к Этьену лицом и запрокинул голову, упершись затылком в столб. — И ты надеялся, они поверят? — Ну, ты же поверил. — Я тебе не верил. Меня с самого начала смутило то, что двадцатитрехлетний парень может быть мастером спорта по боевым искусствам. Ладно, давай поймаем такси до твоего дома, а то такими темпами мы туда вообще не доберемся. Свободная машина подъехала почти сразу. Устроившись на заднем сиденье, Наоки откинулся на спинку и пытался окончательно прийти в себя. Такого насыщенного вечера у него уже давно не случалось, и уж тем более он вообще забыл, что такое бегать… В детстве он обожал играть с одноклассниками в бейсбол. Они выходили на поле и полдня проводили под жарким солнцем, пока все мышцы не начинали болеть, а потом шли в кафе-мороженое и покупали по два рожка сразу на каждого. Тренер даже говорил, что он мог бы вполне стать успешным игроком. Его воспоминания прервало легкое прикосновение к щеке. Резко обернувшись, Наоки наткнулся взглядом на Этьена, который осторожно отвел волосы от его щеки. Почему-то от этого касания захотелось поежиться, но не из-за того, что оно было неприятно, а, наоборот, за ним хотелось тянуться, как одинокой кошке за лаской. — Слава богу, что порез поверхностный. Кровь уже подсохла. Наоки даже не сразу понял, о чем шла речь, и какое-то время они просто смотрели друг другу в глаза, абсолютно ни о чем не думая, будто вещи вокруг потеряли всякий смысл. Блики в радужке меняли оттенки, как и череда цветных вывесок за окном такси. И, наверно, только тогда Наоки впервые осознал, насколько ближе они стали друг другу за последние дни. Холодность и настороженность первого общения плавно перетекали во что-то другое… Понимание? Дружбу? Впервые Наоки не хотел давать своим ощущениям какое-то определенное и четкое название. Они просто были, и ни к чему условные понятия. Просто смотреть в глаза друг другу и понимать - этого вполне достаточно… Пока Наоки не пришел в себя. — А, ты об этой царапине? Ерунда, – его уголок губ дернулся в неком подобие улыбки. – Даже если останется шрам, не думаю, что от этого изменится что-то для меня или я сам изменюсь, хотя окружающие, конечно, будут другого мнения. Все всегда смотрят только на внешность. Этьен убрал руку, положив ее на свое колено, и без его прикосновения Наоки вдруг сделалось безумно одиноко и зябко, как будто кондиционер в такси включили на полную. — Не обобщай, внешность – не главное. — Ты сам веришь в то, что говоришь? Положа руку на сердце, ты будешь встречаться с человеком, который тебя физически отталкивает, только потому, что он якобы хороший внутри? Даже если ты скажешь «да», то будешь противоречить самому себе. — Ты слишком категоричен, я уже говорил тебе об этом. И от таких царапин не остаются шрамы, – Этьен снова перевел взгляд на тонкую бордовую полосу на щеке юноши. Ему было даже страшно представить, чем все могло кончиться, будь удар ножом сильнее. И вообще, это геройство Наоки казалось явным перебором. Им крупно повезло, что они сумели убежать. — А если бы остались, ты бы обратил на меня внимание? — Что? – опешил Этьен. – Что… что ты имеешь в виду? Наоки тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Не знаю. Просто спросил. Гипотетически. — Мне кажется, или ты задал этот вопрос, намереваясь услышать не мой ответ, а ответ своего любовника в Японии? – предположил Этьен, надеясь услышать согласие. — Нет, я спросил тебя. Молодой человек неловко убрал прядь волос за ухо, хотя на самом деле она и не особо-то ему мешала. — Я бы обратил внимание, – честно признался он, отвернувшись и глядя в окно на желто-зеленый ночной Париж, проносящийся как мозаика в крутящемся по кругу калейдоскопе. — Спасибо, – в тихом голосе Наоки, словно неожиданно изменившаяся тональность, была слышна искренняя благодарность, хотя Этьен и не вполне понимал, за что. Он всегда полагал, что уж с чем, но с самооценкой у юноши все было в полном порядке. Но сейчас Наоки выглядел как-то по-другому: от той решительности и смелости, бурлящей в нем в переулке, не осталось и следа. Они сменились тающей тоской во взгляде и непривычной смиренностью. Было ли это впечатление обманчивым, Этьен не знал, да и не раздумывал. Он просто накрыл ладонью руку юноши чуть выше запястья, чувствуя кожей тонкие плетеные фенечки, желая тем самым подбодрить, дать почувствовать свою поддержку. Ему показалось, что Наоки слегка вздрогнул от этого прикосновения, но потом заметно расслабился, просто задумчиво смотрел на ладонь Этьена и молчал до самого конца дороги. — А ты уверен, что твой приятель не будет против моего присутствия? – запоздало решил уточнить Этьен, когда Наоки уже открывал дверь квартиры. Это был небольшой старый шестиэтажный дом с большими окнами и покатой крышей. Квартира находилась на пятом этаже чистого, убранного подъезда, несмотря на местами шелушившуюся краску. Насколько Этьен знал, жилая площадь в таких домах была небольшой, хоть и не самой дешевой из-за расположения в хорошем районе недалеко от центра. — Нет, Люк сегодня будет поздно. Он со своей подружкой. Наоки толкнул дверь и на ощупь нашел рукой выключатель, погружая узкую прихожую, сразу переходящую в гостиную, в мягкий желтоватый свет. Скинув обувь, он показал Этьену, где находилась ванная комната, а сам отправился искать аптечку. У Люка все шкафчики были забиты всякой мелочью, поэтому Наоки понятия не имел, где именно прятались медикаменты, но звонить ему пока, без собственных попыток, не хотел, чтобы, не дай бог, не помешать какому-либо интимному моменту друга. Поэтому он стал по очереди заглядывать во все ящики и полки, но находил, в основном, абсолютно бесполезные вещи: обертки из-под шоколада, пластиковые трубочки для коктейлей и даже старый сломавшийся штопор. И когда Наоки уже потерял всю надежду найти в этом доме хоть что-то дезинфицирующее, он услышал с порога голос Этьена: — Ты случайно не это ищешь? Юноша посмотрел на пластиковую прозрачную коробку в руках молодого человека и выругался: — Черт возьми. И где это было? — В ванной на самом верху шкафчика. Я случайно увидел. — И кто хранит лекарства в ванной? – проворчал Наоки, забирая у него коробку. – Там же сырость. Он поставил ее на стол, открыл крышку и стал осматривать содержимое. К его облегчению, антисептик все же нашелся. Он смочил ватный шарик прозрачной жидкостью, протянул Этьену. Потом подошел к холодильнику, достал лед и положил с десяток кубиков в пакет. — Держи, приложи к носу. Он отдал его Этьену, потом смочил второй шарик ваты и, глядя на себя в небольшое зеркало, висящее на стене кухни, отодвинул волосы, чтобы разглядеть царапину на щеке. Она и правда была небольшой, через неделю, скорее всего, уже заживет. Правда, щипало все равно нещадно, так что Наоки шипел сквозь зубы. Когда он закончил, выбросив вату в мусорное ведро, Этьен сидел с пакетом льда у носа и следил за всеми его движениями, будто хотел спросить что-то и решал, стоит ли. — Ты уверен, что это все? — Что ты имеешь в виду? – не понял Наоки. — Ты же упал на асфальт, и, кажется, здорово ударился. По крайней мере, ты даже стал бледным как снег от боли, я же видел. Наоки тряхнул волосами и отвернулся, запихивая медикаменты обратно в коробку. — Со мной все в порядке. Тебе показалось. — Показалось? – Этьен изогнул брови. – Я не слепой, знаешь ли. — Наверно, я просто испугался. — Ты дышал, будто задыхался. — Говорю же, тебе показалось… — Наоки… — Хватит! – Наоки вдруг так резко и громко захлопнул коробку, что она подскочила на столе. – Я же сказал, что все в порядке! Юноша не смотрел на него, но Этьен был уверен, что сейчас в его глазах не полыхал огонь раздражения, потому что голос выдавал скорее несдержанное отчаяние. А еще Этьен поймал себя на том, что, кажется, уже успел привыкнуть к подобным эмоциональным всплескам Наоки. Раньше он чувствовал на него некую обиду, которая хоть и проходила, но все равно имела место быть. А теперь… Он просто продолжал смотреть на него, чувствуя, как горит от холода льда щека, и ждал продолжения, которое так и не наступало. Казалось, коробка приковала к себе все внимание Наоки, потому что он сверлил ее взглядом минуты две, пока, наконец, не отставил в сторону и не подошел к кухонному столу, наливая в чайник воду. Так же молча он достал две чашки и упаковку зеленого чая. — У нас нет кофе, мы пьем только чай, – сказал он, будто извинялся, и слова повисли в воздухе. — Думаю, мне лучше пойти, – выдержав паузу, ответил Этьен и отложил пакет со льдом на стол. – Наверно, ты хочешь остаться один… — Нет! Я… – Наоки повернулся к нему лицом, взгляд был почти испуганным. – Прости меня. Не уходи. Я не хочу оставаться один. Побудь хотя бы еще немного. «Что с ним происходит?» – единственный вопрос крутился в голове, но Этьен знал, что стоит его задать вслух , ответа все равно не последует. За этот вечер Наоки успел показать себя со стольких сторон, каких Этьен в нем еще ни разу не видел. «В конце концов, он мог просто испугаться тех бандитов. Ведь это незнакомый ему город, а он уж и не такой взрослый, каким хочет казаться. И первая бравада – это просто реакция шока, а теперь на лицо ее последствия.» — Ладно, чай так чай. Все равно не время для кофе, – сдался Этьен, снова падая на стул и подпирая рукой голову. – Здесь курить можно? — Кури. — Может, тогда окно откроешь? — Да, конечно. «Слишком послушный – будто не к добру», – Этьен проследил взглядом за юношей. Он и сам не понимал, почему пытался найти какой-то подвох в его действиях, ведь Наоки никогда не скрывал своих чувств и эмоций, да и много времени прошло с их первой встречи, когда они сцепились почти что как кошка с собакой. Этьен стал воспринимать Наоки по-другому, и их разговоры, порою носящие философский характер, порою просто ни о чем, постепенно открывали юношу перед ним, как книгу, держа которую в руках в первый раз, никогда не поймешь, что таится внутри. Да, в чем-то Этьен его не понимал, что-то разделял, но не мог скрывать того, что Наоки даже стал ему нравиться. С ним было интересно, и почему-то Этьена тянуло к их общению все больше и больше. Может быть, очередная привычка? Наоки налил ароматный зеленый чай в чашки и сел за маленький стол, занимающий почти все пространство кухни, напротив учителя. Он смотрел, как пар исходит от желтоватой поверхности горячего напитка, и задавался вопросом, какого черта на него нашло и что он вообще делает. Почему попросил Этьена остаться? Ему действительно не хотелось оставаться одному, но это было не первопричиной, ведь если бы здесь сейчас сидел кто-то другой, Наоки не стал бы его задерживать. Ему хотелось, чтобы с ним остался именно Этьен. Пусть даже такой молчаливый, каким он был сейчас, выпуская дым тонкой струйкой из приоткрытых губ. Пусть даже немного обиженный на юношу и не понимающий смысла его поступков. Пусть даже ненадолго, на полчаса или пятнадцать минут – не имеет значения. Углубившись в свои размышления, в какой-то момент Наоки поймал на себе взгляд молодого человека. Он не видел его, а просто чувствовал на себе, кожей, интуитивно. Горячий чай обжег горло. — Спасибо, что остался. Этьен даже слегка вздрогнул от того, насколько неожиданно вдруг в повисшей тишине раздался голос Наоки. — Не за что. — Наверно, мне просто одиноко в последнее время. Вдали от дома, – предположил юноша, по-прежнему медитативно глядя на чай в кружке. — Наверно. Но осталось ведь немного. Считай, две недели. — Да, – кивнул Наоки, но эта мысль не вызвала бурю восторга. – Ты не будешь жалеть, что взял меня в ученики? Этьен тихо усмехнулся, держа сигарету зажатой между двух пальцев. — Нет, не буду. Может быть, даже буду скучать. — Я тоже, – лицо юноши было по-прежнему задумчивым. Они снова замолчали, допивая чай, и дым уже четвертой по счету сигареты вился спиралями под потолком, навевая умиротворение и приятную душевную негу, заполняющую каждую клетку тела. — Кажется, я начинаю жалеть, что когда-то взял тебя в ученики. В воздухе пахнет подгнившим виноградом и сырой землей. Вечерние сумерки придают полю, покрытому рядами виноградных лоз вид лабиринта, в котором можно заблудиться и не вернуться. В доме тихо, только желтоватый свет проникает сквозь окно веранды, и мальчишке кажется, что при его свете профиль учителя, сидящего рядом с сигаретой в руках, стал будто позолоченным. Тонкие губы мужчины плотно сжаты, взгляд устремлен на виноградники. Спустя день после того, что случилось в машине, они впервые заговорили о чем-то, кроме рисования. Но юноша меньше всего ожидал, что когда это произойдет, и темы бесед вернуться в менее формальное русло, он услышит подобные слова. Едкий ком обиды скручивается в горле, и он с трудом пробует его сглотнуть. Хочется отплатить тем же. — А я жалею, что ты мой учитель. Хотя… по сути так оно и есть. Он сожалеет, что Ролан – всего лишь его учитель. Если бы он мог сейчас повторить вчерашнее утро, то непременно сделал бы это. Мальчишка поворачивается к мужчине и почти с вызовом смотрит на него. — Когда мы вернемся, я попрошу отца нанять мне другого учителя. Ролан так же хладнокровен, как и несколько минут назад. — Я не буду против. Слова вновь ударяют, будто пощечина. Равнодушие ранит в самое сердце. — И даже не будешь скучать? – с издевкой спрашивает мальчишка – реакция самозащиты. — А тебе это важно? Ролан поворачивается и смотрит прямо на него, смущает своим взглядом. — Мне плевать! Какая наглая, бесстыдная ложь! Учитель понимающе кивает, но юноша уверен, что тот не поверил. — Ложись спать. Завтра нам нужно застать рассвет, чтобы изобразить его во всей красе. А пока еще я твой учитель. Он тушит сигарету в пепельнице, стоящей на перилах веранды, и уходит в дом, оставляя парнишку одного. — Ненавижу тебя, ненавижу… – шепчет тот и стучит от отчаяния по своим коленкам, прекрасно понимая, что он снова, так же бессовестно лжет. Самому себе. Наоки долго не мог заснуть в ту ночь, несмотря на очевидную усталость, которая накатила с такой силой, что он едва мог стоять на ногах, стоило лишь закрыть за Этьеном дверь квартиры. Быстро приняв душ и переодевшись в легкие спортивные брюки, казавшиеся слишком широкими на стройных ногах, и майку, он залез под одеяло, перевернулся на бок, и просто бездумно и пространно смотрел в пустоту комнаты. Время от времени перед глазами всплывали какие-то картинки прошлого, но он старался отгонять их от себя как можно быстрее. В час ночи у него появилась буквально потребность позвонить Ичиро-сан и услышать его голос, просто поговорить хотя бы пару минут. Он набрал номер мужчины, но разговор не клеился, и не потому, что Ичиро не хотел с ним говорить или был занят, а потому что Наоки просто не знал, что сказать. Время тянулось, густые сумерки окрашивали пространство, не позволяя различать цвета. На душе было так же тускло, как и в комнате. И безумно одиноко. Наоки положил ладонь на грудь там, где билось сердце, и глубоко вздохнул. Он помнил, как коснулись его щеки пальцы Этьена, и стоило воспроизвести снова и снова это ощущение, как странное чувство начинало колыхаться в грудной клетке, будто легкий ветер трепал крону раскидистого клена. Раньше Наоки считал, что руки Этьена были совсем обыкновенными, ничем не выдающимися, просто умели рисовать – и все. Но теперь ему казалось, что в них будто была какая-то скрытая сила, притягивающая, заставляющая животворящие волны струиться по венам. Особенно, когда Этьен его касался – в месте прикосновения будто сосредотачивались все нервные окончания, и потоки энергии устремлялись туда, как сумасшедшие. Руки, полные одновременно силы созидания и нежности. Наоки хотел понять, что двигало его сенсеем, когда тот пришел в клуб, ведь, как оказалось, это была далеко не случайность. Зачем ему вдруг понадобилось ввязываться и вытаскивать Наоки из далеко нечистой ситуации, человеку голубых кровей и творческой натуры? «Сенсей…» – Наоки усмехнулся и прикрыл глаза, желая, чтобы поскорее наступил новый день, и они заперлись в солнечной студии, полной запахов краски, дерева, сигаретного дыма Этьена и их разговоров. Раньше он терпеть не мог, когда кто-то курил в его присутствии, запах табака раздражал, казался назойливым и противным. С Этьеном же он к нему привык и стал относиться как к неизменному атрибуту художника. Было даже что-то приятное в сочетании свеже-сладкого парфюма и горьковатого дыма, исходивших от молодого человека, когда он оказывался близко. Близко… Как сегодня. Через касания. Через дыхание. Через взгляд. Наоки зажмурился, пытаясь прогнать смутные образы, возникающие перед глазами. Как-то странно – откуда вдруг такие мысли? В прихожей послышался тихий, осторожный поворот ключа, скрип двери – вернулся Люк. Наоки понял это сразу по тому, как, видимо, споткнувшись в темноте, его знакомый шепотом чертыхнулся сквозь зубы. Поэтому Наоки тут же закрыл глаза, делая вид, что спит – общаться с ним сейчас совершенно не хотелось. Стоило Этьену войти в дом, как Эми тут же оказалась рядом. Вид у нее был взволнованный, она не находила себе места. — Боже, наконец-то ты вернулся! Я не могла дозвониться до тебя часа два, я так беспокоилась! – воскликнула она, оглядывая Этьена с ног до головы, и ее взгляд задержался на слегка припухшем носе. – Что это… Что случилось? — Ерунда, ничего страшного, – Этьен прошел из прихожей прямиком в спальню. Он знал, что будет много вопросов, но как-то не продумал ответы заранее, размышляя по дороге больше о своем ученике и событиях вечера. — Но, Этьен! Что у тебя с лицом? Ты что, подрался? – Эми шла за ним следом, создавая совершенно неуместную суету. — Просто наткнулись на каких-то бандитов, но все нормально. Говорить о том, что ему разбил нос собственный ученик, не очень-то хотелось. — Бандитов? И кто «вы»? — Ох, Эми, не драматизируй, – Этьен поморщился и, толкнув дверь ванной, стал стягивать футболку через голову. – Я и мой ученик. Все обошлось, тебе не стоит волноваться. А телефон просто сел, я это увидел только по пути домой. Он уже хотел включить воду и помыть руки, когда девушка встала между ним и раковиной и вдруг порывисто обняла, уткнувшись лицом ему в грудь. — Ну, что ты? – смягчившись, Этьен ласково погладил ее по волосам, поцеловал в висок. – Эми, я жив и здоров. Со мной все в полном порядке. Она подняла на него карие глаза, в которых стояли слезы, и которые вдруг почему-то так сильно напомнили глаза Наоки. — Не заставляй меня больше так волноваться. Лучше оставайся в студии – я хотя бы буду знать, что ты рисуешь и в безопасности. — Хорошо, прости, – Этьен приподнял ее лицо за подбородок и быстро коснулся губ. – Я не хотел тебя расстраивать. Эми кивнула и аккуратно провела ладонью по его щеке. — Знаешь, в последнее время я много думала о наших отношениях, – девушка пропускала сквозь пальцы пряди волос Этьена, глядя куда-то в его плечо. – Мне кажется, я слишком много времени уделяю работе, и мы стали отдаляться друг от друга. Теперь мы редко куда-то выбираемся вдвоем, и даже вечерами не всегда находим время друг для друга, потому что оба устаем. Этьен не понимал, почему вдруг Эми решила завести подобный разговор, да еще и сейчас – в ванной комнате, когда он только пришел домой. — Думаю, ты зря винишь себя. Просто это такой период времени. И я же знаю, как для тебя важен проект, так что не волнуйся, я все понимаю. — Да, он важен, но не так, как ты. Этьен скрестил руки на ее пояснице, обнимая за талию, и улыбнулся. — Спасибо, милая. Но со мной все отлично. Как только ты станешь свободнее, обещаю, мы будем ходить на свидания каждый день. — Ты скучаешь по мне? — Ну, что за сентиментальность? – Этьен прижался щекой к ее волосам. – Я же говорю тебе, я все понимаю. — Просто в последнее время ты пропадаешь в студии со своим учеником. Когда у тебя нет занятий в университете, ты с ним до самого вечера. Это ведь потому, что я задерживаюсь на работе, и тебе хочется чем-то себя занять, да? — Причем тут?.. – Этьен слегка нахмурился, пытаясь проследить логику. – Я же говорил, у нас ровно месяц на то, чтобы я дал ему основы живописи. Это равно такая же работа, как и у тебя. — То есть это не значит, что тебе с ним стало интереснее, чем со мной? Это только из-за того, что я задерживаюсь в офисе? — И потому что я обещал, что научу его живописи, – Этьен убрал руки с талии девушки и, осторожно подвинув ее в сторону, включил воду, чтобы помыть руки. – Эми, я не совсем понимаю, причем тут мой ученик. Если мы обсуждаем наши отношения, не к чему вмешивать сюда других людей. Я же не упоминаю о том, что ты сегодня тоже вернулась далеко не рано из-за того, что весь вечер провела в магазине с Анжелой. — Но ты хотя бы знал, где я и с кем. А я о твоем ученике не знаю ничего, кроме того, что он японец. — А что ты хочешь еще знать? – Этьену не нравился ход этого разговора, казался раздражающим. С чего вообще вдруг такой интерес к Наоки? – Да, я не скрою, что, возможно, мы даже немного сдружились, но не вижу в этом ничего предосудительного. — Он видит тебя двенадцать часов в сутки, а я… Этьен повесил обратно полотенце, которым вытирал руки, и его вдруг словно осенило. — Эми, ты что, ревнуешь? Мысль показалась парадоксальной, ведь его девушка никогда не страдала таким чувством, как ревность, хотя в кругу знакомых Этьена не обошлось без женской половины человечества, взять ту же Катрин. Ясное дело, что она не ревновала его к Наоки как к женщине, а скорее просто как к человеку. Эми отвернулась, пряча глаза. «Попал в точку?» – подтвердил свое предположение Этьен и тихо засмеялся вслух. — Эми, ты невозможна. Неужели ты, правда, ревнуешь? Это же глупо! Он видел, как на щеках девушки образовались пятна румянца. Она смотрела на свои сомкнутые в замок руки, не поднимая головы. — Я слышала… слухи… Этьен напрягся всем телом, улыбка исчезла с губ. — Что? — О тебе. Это было случайно, на каком-то вечере художников. Один парень, кажется, его звали Батист, был пьян и пошутил на твой счет… — Эми, прекрати, – Этьену захотелось вытолкнуть девушку из ванной комнаты и захлопнуть за ней дверь, чтобы не слышать того, что она сейчас говорила. – Даже если обо мне и ходили какие-то слухи, как это связано с текущей ситуацией? Все началось с твоего чувства вины за то, что ты много времени уделяешь работе, а закончилось какими-то странными слухами. Скажи прямо, что ты хочешь? — Ты никогда не брал частных учеников, а тут этот мальчик… Если то, что говорили правда, то… — Уходи. Эми растеряно смотрела на молодого человека, не двигаясь с места. Она впервые слышала от него такой жесткий тон, не терпящий возражений. Он как металл прозвенел в узком пространстве ванной комнаты. — Этьен… — Я сказал, уходи. Голубые глаза превратились в темно-синие. Этьен еле сдерживал себя, чувствуя, как вены будто вздулись от напряжения во всем теле – вот-вот порвутся. — И никогда больше не смей говорить мне об этих слухах. Еще раз – и ты меня больше не увидишь никогда в жизни. По щеке Эми медленно стекала слеза. Она сделала шаг навстречу, собираясь подойти ближе, но ее резко прервали. — Я сказал, оставь меня. За все годы их отношений, это был первый раз, когда они поругались. Спустя пару минут, сидя на кровати и вытирая рукавом слезы, Эми ругала себя за то, что вообще начала этот разговор. Ведь она хотела сказать совершенно другое: о том, что когда закончит проект и достигнет поставленной цели, полностью посвятит себя их отношениям, и они создадут настоящую семью, с детьми и теплыми семейными вечерами. Еще в самом начале их знакомства, она слышала, как Этьен сказал во время какой-то беседы: «Когда я полюблю, я хочу всегда быть рядом с любимым человеком. Даже просто сидеть вечерами и читать одну книгу на двоих в полном молчании, и чувствовать друг друга.» Эта фраза до сих пор звучала в голове. Наверно, после нее Эми влюбилась в Этьена еще сильнее, и ей больше всего в жизни хотелось, чтобы потом когда-нибудь, он сказал ей, что она и есть тот человек, о котором он говорил. Она искренне надеялась, что их ссора уже наутро превратится в простое недоразумение, поэтому когда Этьен вернулся в спальню и лег в постель, не пыталась продолжить выяснять отношения, а только потушила свой ночник и пожелала ему спокойной ночи, добавив то самое заветное «любимый», хотя ответ так и не пришел.