Рисуя линии жизни

Соленая влага впитывается в подушку, стекая по щекам. В груди нестерпимо тяжело, будто сердце придавили огромным камнем. Телу холодно, и кожа покрыта мурашками из-за прохладного воздуха из приоткрытого окна. Хорошо, что отец придет домой поздно, задерживаясь на работе. Он не стал свидетелем того, как его сын ворвался в дом, захлопнув за собой тяжелые двери, взбежал по ступеням наверх, закрылся у себя в комнате и свернулся калачиком в постели. А ведь еще утром он улыбался новому дню. Еще пару часов назад. Сегодня Ролан так нетерпелив, что дергает его на кровать, едва дав зайти в студию. За последний месяц подросток уже привык к тому, что каждый раз, когда они занимались сексом, не было никаких прелюдий, равно как и послесловия, и что бы он ни старался сделать для этого, мужчина всегда был предельно условен. И чем больше времени проходило, тем больше мальчишка разочаровывался в этих «любовных играх», как называл их его учитель, потому что не получал того душевного удовлетворения и наслаждения, которое способно было заменить даже физическое, от человека, которого так боготворил. Даже ласковых слов больше не было. Они одевались и продолжали заниматься живописью, как ни в чем не бывало. Опрокинув его на кровать, мужчина нависает сверху, накрывая ладонью пах, но к его удивлению, ученик сопротивляется. Он старается убрать его руку, отодвинуть от себя. Ролан пытается прервать сопротивление, перехватывает его запястья, зажимая над головой. — И в чем дело? – спрашивает он, начиная злиться. — Я больше не хочу так! – выдает парень. — Что? – ухмыляется мужчина. – А как ты хочешь? — Чтобы все было, как у нормальных пар. Мужчина вдруг заливается смехом. — Ты собрался сменить пол? Щеки юноши покрываются розовыми пятнами. — Нет, просто я хочу… – и неконтролируемый поток слов словно прорывает плотину. – Хочу быть с тобой рядом. И чтобы ты обнимал меня и целовал, и не делал вид, что между нами ничего нет. Давай придумаем что-нибудь? Сбежим ото всех, будем вместе, рядом друг с другом, любить друг друга. Чтобы никто не смотрел на нас косо. Мы будем жить вместе, и просыпаться вместе, и… — Ты в своем уме? – жесткий голос обрывает юношу, не давая договорить. – Что за чушь в твоей голове? — Но… – подросток впервые пытается настоять на своем. – Я люблю тебя, Ролан! И ты говорил, что любишь меня. Мы же должны быть вместе всегда! — Жить вместе я буду со своей будущей женой, и любить буду своих детей. А с тобой мы будем просто удовлетворять наши плотские желания. И не смеши меня тем, что ты всерьез рассчитывал на то, что я соглашусь сбежать с тобой куда-то. Хочешь, чтобы меня посадили? И мне не нравится, когда ты начинаешь строить из себя сопливую девчонку. Слова по очереди, каждое из них до междометий, врезается отравленной иглой в сердце, колит, жалит, оставляя кровоточащие следы. Подросток чувствует, как все то, что он лелеял в себе, берег – то самое хрупкое, но такое глубокое, вдруг падает об пол и разбивается на мелкие осколки. В уголках глаз начинает блестеть влага. — Зачем ты так со мной? – губы дрожат. — Я? – удивляется мужчина, потом проводит кончиком носа по горящей щеке мальчишки. – Я по-своему люблю тебя, мой мальчик. Но продолжаю жить. Через месяц у меня свадьба, и я буду рад, если это не повлияет на то, что у нас с тобой останется маленьким секретом. — Свадьба? – это хуже тех игл. Это просто жесткая пощечина со всего размаху. – Нет… Нет, Ролан! Ты не можешь! Отчаяние переполняет бокал, в котором до этого плескалось, не доходя до краев. Хочется умереть прямо здесь, сейчас – оттого, как душит ощущение того, что предали, растоптали. — Тссс, – к его губам прижимается палец. – Не устраивай сцен. Ты же знаешь, я не люблю этого. Палец спускается ниже, по подбородку, по шее к верхней пуговице рубашки. Расстегивает ее, за ней вторую, третью… Ладонь ложится на плоский живот. Подросток подчиняется, закрыв глаза. Сейчас ему совершенно все равно, что происходит с телом, потому что он весь в себе – там, где боль вырисовывает узоры в душе острым лезвием. Он чувствует себя куклой, в которую зашили живое человеческое сердце, но в какой-то момент хватается за шею вталкивающегося в него мужчины и шепчет, словно молитву: — Не отдам, не отдам тебя… никому не отдам… Сильные руки заставляют его перевернуться на живот. Мальчишка вцепляется пальцами в простыни, комкая ткань, а когда все заканчивается, просто вскакивает с постели, поспешно одевается и выбегает из квартиры под оклики учителя. Еще пару часов назад он бежал к нему, своему учителю, счастливый, в предвкушении увидеть любимое лицо. А теперь… На город опускается вечер, накидывает сумерки, словно шаль. Мальчик вытирает рукой слезы со щеки, хотя наверняка она снова станет влажной через пару минут, впервые в жизни понимая, какого это – испытывать боль, причиненную любимым человеком. Наоки проснулся от того, что солнечные лучи ярко били сквозь окна, заливая комнату теплым светом. Открыв глаза, он еще немного понежился в постели, понимая, что несмотря на то, что лег поздно, да и не в лучшем расположении духа, выспался как следует. Сладко потянувшись, он откинул одеяло и подошел к окну, выглядывая на проснувшийся город, уже наполненный ритмом жизни. В квартире было тихо: Эми уже ушла на работу, а Этьен еще, видимо, не вставал. Сделав себе чай, Наоки достал из холодильника имеющиеся продукты для легкого завтрака, сделал сандвич себе и еще пару для Этьена, прикрыв их сверху салфеткой до прихода хозяина. В ванной комнате, куда он направился, чтобы перед завтраком почистить зубы, приглушенно раздавался шум воды. Игнорируя этот факт, Наоки открыл дверь, оказавшуюся незапертой, и смело вошел внутрь, различая за стеклянными дверцами душевой кабины мужскую фигуру. — С добрым утром! – оповестил он бодро на всю ванную комнату и, остановившись у зеркала, стал придирчиво осматривать свое лицо, не упуская лишней возможности перевести взгляд на полупрозрачную кабинку. — Наоки, черт! Ты не видишь, что я моюсь? – послышалось из-за шума воды. — Прекрасно вижу, и что дальше? Ты смущаешься? – лукаво улыбнулся юноша, доставая из стаканчика свою ярко-салатовую зубную щетку. — Тебе не кажется неприличным врываться, когда кто-то моется? — Мы оба мужчины, так что не вижу поводов стесняться, тем более, я уже видел тебя в откровенном виде, – Наоки включил воду и принялся чистить зубы, пытаясь скрыть довольство сложившейся ситуацией. Он мог поспорить, что Этьен, может быть, и не краснел, но точно чувствовал себя неловко. Когда шум воды прекратился, Наоки выжидательно смотрел в зеркало на то, как дверца кабинки приоткрылись, и Этьен потянулся за полотенцем, обматывая его вокруг бедер, прежде чем выйти. Его мокрое тело в капельках воды, устремляющихся вниз по плечам, груди и ногам, поглотило собой все внимание Наоки. Он и не понимал, насколько неприлично рассматривал художника, пока его не окликнули. — Ты так и будешь на меня смотреть? – Этьен поставил одну руку на пояс, второй оперся о душевую кабинку. — А что, за просмотр деньги платят? – юноша выразительно приподнял бровь, потом взял свое полотенце и, повесив его на металлическую планку, демонстративно стал раздеваться. — Пожалуй, тоже приму душ. Как раз перестану тебя смущать. Наоки стянул через голову футболку, позволяя густым волосам рассыпаться по плечам, снял легкие хлопковые брюки, вешая их рядом, и скользнул большими пальцами под резинку черных боксеров, вдруг останавливаясь и, едва пытаясь сдержать усмешку, обернулся на Этьена. — Мы поменялись ролями? И долго ты будешь на меня пялиться? Этьен вздрогнул, приходя в себя и быстро отводя взгляд. — Извини, я задумался, – он повернулся к своей оставленной одежде, ругая за то, что себе вопреки засмотрелся на стройную фигуру юноши. Кажется, в какие-то моменты он просто терял связь с реальностью, и как ни странно, в эти моменты с ним рядом всегда оказывался Наоки. Подставив плечи под струи воды, юноша налил в ладонь гель, приятно пахнущий медом, и вспенил его, прежде чем нанести на грудь. Зная, что Этьен еще был в ванной комнате и одевался, Наоки улыбнулся и обратился к нему, перекрикивая шум воды: — Кстати, если хочешь на меня посмотреть, можешь попросить. Так уж и быть, тебе я позволю это сделать. Через секунду в ванной хлопнула дверь, а Наоки тихо засмеялся, представляя выражение лица Этьена, когда озвучил ему свои последние слова. У Этьена складывалось впечатление, в котором он все больше и больше убеждался, что Наоки окончательно объявил ему войну. Потому что не прошло еще и пятнадцати минут их совместного пребывания, чтобы юноша не сказал или сделал что-то такое, от чего Этьен терялся, подскакивал, начинал оправдываться или защищаться. Сначала он думал, что сам себе напридумывал скрытый смысл в словах и действиях Наоки, который то и дело носил откровенный характер. Но когда, сидя за завтраком, он почувствовал, как под столом по его ноге скользит мысок юноши, задирая штанину, то чуть не поперхнулся своим кофе. Старый как мир трюк, избитый до невозможности, но даже от него бросило в жар. — Наоки, прекрати сейчас же! – грозно посмотрел на разыгравшегося юношу художник, но тот только лишь невинно пожал плечами, пряча улыбку за кружкой чая. — Не понимаю, о чем ты, – и пальцы ног Наоки легонько пропутешествовал до колена Этьена, пока тот не вышел из-за стола, больше не выдерживая. — Что ты делаешь, а? Мстишь мне? — Этьен, ты слишком ко мне придирчив. Ладно, хватит бездельничать, – Наоки подошел к раковине, где Этьен начал мыть за собой посуду, поставил туда и свою тарелку с кружкой и похлопал его по плечу. – Пора заниматься! Мне сегодня не терпится рисовать! Пойду переоденусь, а ты… не подглядывай. Настоящая провокация. Открытая, беспардонная, наглая провокация! И как Этьен мог поверить в то, что люди меняются? Все вернулось на круги своя, и перед ним был прежний Наоки, разве что разбаловавшийся еще больше. Главное, заставить себя не реагировать на все эти выпады. Тем более в собственном доме, где он живет с его сестрой. Призывая на помощь все свое самообладание, Этьен продолжал намывать посуду, словно хотел протереть в ней дыры. — Я пригласил еще пару известных критиков на закрытие выставки. Одного из них ты прекрасно знаешь – Филипп Малье, так что по большому счету осталось подготовить только самое приятное – меню для фуршета, – Марсель расплылся в улыбке и погладил себя по животу. – Кстати, а этот твой… ученик, еще долго будет лазить в наш холодильник? Этьен стряхнул пепел с сигареты и отложил обратно на стол папку с бумагами, содержащую информацию о подготовке к закрытию выставки. — Марсель, что он тебе сделал, что ты его так недолюбливаешь? — Мне не нравится его влияние на тебя. — Что плохого в этом влиянии? — Вот, например, то, что вы позавчера делали. Это где видано двум парням обниматься посреди галереи? И вообще, почему вы обнимались? — Марсель, он был здесь, – коротко ответил Этьен, серьезно глядя на друга, и тот сразу же притих, будто ключевое слово «он» тут же расставило все на свои места. Марсель сконфуженно осел на свое рабочее место и подпер руками голову. — Он же давно не появлялся. — Так и есть. Года два, – неприятный осадок в душе Этьена снова стал подниматься на поверхность. – Он разговаривал с Наоки. Марсель скривился. — Что ему надо было от него? — Не знаю. Он будто чувствовал, кто такой Наоки. А тот еще и признался, что является моим учеником. — Вот ведь! – блондин ударил кулаком по столу. – Что за трепло?! — Не ругай его. — А чего ты его защищаешь? — Я несу за него ответственность. — Что за?.. Господи, Этьен, этот мелкий камикадзе тебе совсем голову запудрил? Он же обещал тебе не болтать о частных занятиях! — Я не хочу его судить, потому что сам уже не могу больше врать всем вокруг. И Наоки, по сути, не виноват в том, что у меня какие-то психологические проблемы. — Ладно, я понял. Но какого черта ты его обнимал? – подозрительно взглянул на него Марсель, стуча пальцами по столу. — Не знаю. Просто сильно за него испугался, – Этьен расстегнул пару пуговиц на рубашке, будто ему было жарко. — Испугался? — Мне сложно объяснить. — Этьен, не делай глупостей, о которых потом пожалеешь. «Боюсь, я их уже сделал», – признался художник, но сказать подобное вслух так и не решился. — Наоки – брат Эми. Он видел, как брови Марселя поползли вверх. — Что? – ошарашено спросил блондин. — Это вчера выяснилось, – и Этьен вкратце описал сложившуюся ситуацию, упуская детали их совместного пребывания в квартире. — Что-то родственные узы не сказываются, – ехидно заметил его друг в конце. – Они настолько разные, будто не родные. — Может, нашим родителям позвонишь уточнить? Марсель метнул напряженный взгляд в сторону дверей, где стоял Наоки, прислонившись плечом к косяку. — Тебя стучаться не учили? — Это тоже можешь у них же спросить. — Наоки, – Этьен чуть наклонил голову на бок, – прошу тебя. — Он ко мне первый лезет, – бросил юноша, поправляя сумку на плече. – Я готов. Идем? Этьен кивнул и поднялся с дивана, убирая в карман пачку сигарет и позвякивая ключами от машины. — Куда это вы? – спросил Марсель, недовольно за ними наблюдая. — В университет. Сегодня мы со студентами рисуем с натуры. Я отвезу Наоки попрактиковаться. Думаю, ему будет полезно. — Ты повезешь его к своим студентам? Признаться, Этьену уже стало надоедать отношение Марселю ко всему, что ни касалось юноши. Да, может, Наоки и не был самым прилежным и вежливым парнем, но нельзя же так относиться к человеку, если ты даже и не общаешься с ним толком. — Он тоже мой ученик, разве нет? – выразительно ответил художник. – Пока, Марсель. Если не застану тебя, то до завтра. Уже по дороге в университет, стоило им отъехать от галереи, юноша потянулся, закинув руки за подголовник, и так и остался сидеть в такой позе. Его футболка задралась, оголяя полоску голой кожи и пупок над низко сидящими джинсами. Этьен стыдливо отвел от нее глаза, переключая внимание на дорогу. — Спасибо, что защитил, – Наоки благодарно улыбнулся. – Он вечно ко мне цепляется. Может его задобрить? Подарить какую-нибудь корзину сладостей или пирожков. Этьен тихо засмеялся, поворачивая руль направо. — У вас ведь это взаимное, разве нет? — Не спорю. Он позавчера очень просил меня оставить тебя в покое. Художник слегка нахмурился, не ожидая от Марселя того, что тот будет разговаривать о нем с Наоки за спиной. — И чем же он это мотивировал? «Если скажу, ты только напугаешься и снова закроешься», – решил про себя Наоки. — Что ты слишком для меня хорош, – усмехнулся юноша, опуская руки на колени и разглядывая профиль учителя. — Очень смешно, – фыркнул Этьен. – О чем вы вообще говорили? — О том, какой ты замечательный, – не унимался Наоки и медленно провел двумя пальцами, едва касаясь кожи, по руке Этьен ниже узкого рукава черной рубашки. — Наоки! – одернул его учитель, слегка ежась от щекочущего прикосновения. – Черт возьми, что на тебя нашло? Кажется, тот факт, что ты – брат моей девушки не то, что тебя смутил, а наоборот – подогрел. Юноша отвернулся к окну, касаясь указательным пальцем нижней губы. — Этьен, ты действительно ее не любишь, Эми? Наоки и сам не понимал, зачем сейчас задал этот вопрос и чего хотел им добиться. Этьен ведь прав: Эми – его сестра, а в голове только и бьется мысль о том, как завладеть вниманием ее мужчины. Эта мысль, кажется, стала уже настолько навязчивой, что сменила собой все остальные. — Наоки, прекрати задавать мне такие вопросы. — Почему? – настроение в одно мгновение изменилось, и серые облака стали накрывать сознание. — Потому что это касается только ее и меня. — Меня это тоже касается. — И чем же? – не выдержал Этьен, повышая голос. Наоки обернулся, глядя ему прямо в глаза. Губы сжались, тело напряглось, а в грудной клетке все сдавило, словно там копилось что-то и вот-вот готово было выплеснуться наружу. — Потому что, кажется, я влюбился в тебя. Этьен чуть не пропустил красный сигнал светофора, вовремя услышав гудение проезжающего мимо автомобиля. Он резко ударил по тормозам и шумно выдохнул. — Что ты такое говоришь? — То, что чувствую, – голос Наоки был непривычно тихий и глубокий, будто шел из самых недр души. – Я всегда говорю то, что чувствую, пока могу. Думал, ты уже привык к этому. — Кажется, я никогда к тебе не привыкну, – Этьен сказал это с таким неосознанным теплом, что даже сам не заметил. – Но я уже говорил тебе: то, что было, нужно забыть. Мы пошли на поводу у инстинктов и физического влечения, ничего больше. У меня есть Эми, и я надеюсь, что этот урок навсегда останется в моей жизни, и я никогда не сделаю ничего подобного снова. Наоки хмурился, и образовавшаяся на лбу тоненькая складочка свидетельствовала о нарастающем упрямстве и нетерпении. — Дело не только в Эми, да? — Именно в ней. — Неправда, ты лжешь. Этьену всегда становилось не по себе, когда в глазах Наоки вот так начинало гореть пламя несговорчивости и обвинения. Этот раз не был исключением. Прижавшись к краю дороги и остановившись у бордюра, художник опустил руки с руля на колени. Да, он лгал. И от этой лжи было не по себе ему самому: будто захлебываешься собственной кровью, и уже тяжело становится дышать. А что будет дальше? Сосуды лопнут, разлетаясь кровавыми брызгами от переполняющего чувства агонии? И все только из-за одного человека, из-за одного воспоминания, когда-то сломавшего его душу. Сколько еще так мучиться? — Наоки… – шепнул он, даже не надеясь, что юноша услышит. Эти руки, тонкие и в то же время сильные, эти темные волосы. Хотелось уткнуться в них лицом, почувствовать, как ладони юноши ложатся на его плечи и позволить себе самую непозволительную слабость – дать слезам вылиться наружу. – Не заставляй меня. Он запнулся. Что он собирался сказать? Что сделать? Время остановилось, и машины проезжали мимо, устремляясь в пространстве и времени вперед – в будущее. А он так и стоял там, в прошлом, неся за собой целый вихрь старых, пожухший, как осенние листья, воспоминаний. — Прости, – его волос коснулось теплое дыхание, чужие, такие же теплые пальцы дотронулись до щеки. Кончик носа юноши защекотал скулу. – Прости, пожалуйста… Я постоянно делаю тебе больно, да? Марсель был прав. Губы оставили на его виске мягкий след, и от такого нежного обращения, Этьен почувствовал, как слезы и на самом деле начинают жечь глаза. Едва сдерживаясь, он сглотнул, повернулся к Наоки, лицо которого было так близко, положил ладонь на его щеку, легко поглаживая ее пальцами, наслаждаясь гладкой текстурой кожи, похожей на водную гладь, плавными контурами лица. Наоки не был похож ни на одного мужчину. Он вообще не был на кого-то похож. — Ты не виноват. Диалог тихим сдавленным шепотом. — Нет, так было с самого начала. Пальцы путались в прядях волос друг друга. — Забудь меня. — Я не могу. — Пожалуйста. — Не могу. Этьен, я… – Наоки опустил черные ресницы, будто нарисованные тушью на светлой коже. – Не знаю, что с этим делать. Ну почему? Почему ты с моей сестрой? И почему так боишься меня? Шум машин поглощал биение сердец, которые, должно быть, впервые за все время открылись друг другу, обнажая себя до предела. Слова, сказанные едва слышно, были похожи на шепот двух родственных душ. И эти простые, легкие ласки: поверхностные касания губами и пальцами, горячим дыханием и затуманенным взглядом, несмотря на свою непорочность, казались гораздо более интимными и откровенными, чем тогда, когда они занимались любовью. — Потому что боюсь сделать тебе больно… — Мы похожи в этом. Может, нам просто переступить через свой страх? — Невозможно. — Потому что я парень? — Нет… Да… — Да или нет? — Ты не первый… Пальцы замерли в русых волосах, глаза Наоки застыли. — Не первый? Был кто-то еще? Кивок головой. — Это из-за него? – диалог превращался в монолог, теряя свою интимность, и Наоки чувствовал, как снова закрывается открывшаяся навстречу душа, как отдаляется от него все дальше, и, не желая терять этого долгожданного единения, шепнул надрывно, теряя самоконтроль: – Забудь его, Этьен. Я не хочу, чтобы ты думал о нем. Думай обо мне. Только обо мне! Он и сам не почувствовал, как вцепился пальцами в ворот рубашки Этьена, как дрожали его собственные плечи. Будто не он говорил, а какой-то внутренний голос кричал, парадоксально похожий на Наоки. — Нао, успокойся. — Мне надо стать похожим на него? Скажи! – карие глаза с полубезумным блеском не сводили с Этьена взгляда. В одно мгновение лицо юноши оказалось в ладонях художника. — Никогда. Никогда не говори так. — Почему? – переходя на отчаянный вскрик, Наоки скинул с себя его руки. — Потому что тогда мне придется тебя возненавидеть. Откуда такая жесткость в этом взгляде топазовых глаз? Хлопок – и двери души закрыты. Все потеряно. Этьен отстранился, и даже тактильный контакт оказался утрачен. — Мы опоздаем, – так сухо, формально, что Наоки не сразу понял смысл фразы, обозначавший точку. «Что с ним происходит?» – юноша откинулся на сиденье, отворачиваясь, чтобы Этьен не видел его лица. «Что со мной происходит? Почему я унижаюсь перед ним?» Он прикрыл ладонью лицо, силясь сосредоточиться, но мысли хаотично блуждали только вокруг художника, словно не существовало ничего другого вокруг, а вся вселенная вращалась вокруг этого человека. «Значит, у него был парень. И это как-то связано – то, что сказал Марсель. Связано с его учителем?» Предположения казались Наоки бездейственными попытками попасть в подсознание другого человека, но об этом только в книгах писали писатели-фантасты, а сам Наоки, к сожалению, не обладал никакими паранормальными способностями. Он не нашел ничего лучше, как оставить в покое и себя, и Этьена хотя бы на время занятий, да и сам несколько отвлекся, попав в атмосферу университетской студии. Безусловно, он любил их уединенные занятия с Этьеном, но было что-то притягательное и интимное в единении молодых людей, парней и девушек, с общими интересами, будто они отдавали свою энергию в пространство и оно заряжалось энтузиазмом и воодушевлением. Хотя, признаться, Наоки чувствовал себя неловко, понимая, что его техника даже и рядом не стояла со студентами вокруг, поэтому Этьену, то и дело, приходилось уделять ему больше всех внимания и времени, чтобы подсказывать нужные детали. Высокий, хорошо сложенный парень с темными вьющимися волосами позировал для студентов. По пояс обнаженный, он сидел, практически не двигаясь все это время, и Наоки не раз задавался мыслью, как тот не устает. А еще он постоянно ловил на себе взгляд Мишеля, который оказался в этой группе. Юноша стоял точно напротив него, и его серые глаза каждый раз выглядывали из-за мольберта, стоило Этьену остановиться рядом с Наоки. — У меня такое впечатление, что он нас с тобой рисует, а не натурщика, – тихо процедил сквозь зубы Наоки, когда Этьен давал ему очередные рекомендации. — О ком ты? – не понял тот. — Об этой восходящей звезде живописи – Мишеле. — Ты опять к нему цепляешься? — Сложно не цепляться, когда с тебя глаз не сводят. — Наоки, тебе самому не мешало бы сосредоточиться, а не смотреть по сторонам, – заметил Этьен, переходя к другому студенту, и не замечая тихого фырканья вдогонку. Пока юноша трудился над работой, то и дело бросая короткие взгляды на натурщика, в голове откуда-то неожиданно возникла идея, которая преследовала его до самого конца занятия. Во время перерыва, пока студенты расходились отдохнуть, Наоки подошел к зашевелившемуся и разминающему мышцы парню. — Эй, привет, – он поднял ладонь в знаке приветствия. — Привет, – тот обернулся на него, заинтересованно разглядывая. — Извини, что мешаю отдыхать. — Вовсе нет, все нормально. А то так сидеть, как немой рыбе, тоже, знаешь ли, не особо весело, – парень улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, и протянул руку. – Я Анри. — Наоки, – юноша принял крепкое рукопожатие. — Восточное имя. Японское? – заметил натурщик. — Да, я здесь учусь у Этьена. — Не хочешь прогуляться на перекур? — Я не курю, но пройдусь с тобой. Анри надел футболку, висящую до этого на стуле, и достал из своей сумки пачку сигарет. Они сели на скамейке у дверей университета, и парень с наслаждением затянулся сигаретным дымом, плотным клубком выдыхая его вверх. Как отметил про себя Наоки, он делал гораздо более глубокие затяжки, чем Этьен, поэтому у художника они получались более легкими и изящными. — На самом деле, я хотел спросить у тебя кое-что, – начал Наоки. — Конечно, спрашивай. — Давно ты работаешь натурщиком? — Это не работа, а скорее подработка. Вообще я танцую. — Танцуешь? — Ну, да. А в свободное время подрабатываю натурщиком. — И это приносит доход? — Не то, чтобы большой, но на карманные расходы хватает. А ты к чему спрашиваешь? – Анри улыбнулся, пробегая взглядом по юноше снизу вверх. – Хочешь попробовать? — Ну, я подумал об этом, – кивнул Наоки. – Только вопрос в фигуре. Если там какие-то требования, то, боюсь, мне и за пять лет не достичь твоей формы. — Нет, дело вовсе не в фигуре. Если хочешь, я могу спросить, не нужны ли им еще натурщики. — О, было бы здорово! – обрадовался Наоки. – Просто у меня небольшие проблемы с деньгами. Пока приходится жить у сестры, но я хотел бы хотя бы снять комнату в мотеле, чтобы не мешаться ей и ее бойфренду. — Я тебя понимаю, – засмеялся Анри. – Эти молодые парочки… Небось постоянно милуются и хотят остаться наедине. Наоки вежливо пропустил это мимо ушей, возвращаясь к теме разговора. — Значит, спросишь? — Спрошу, – Анри в последний раз затянулся сигаретой и одним щелчком отправил окурок в урну. – Идем обратно? Уже пора. После еще полутора часов занятий, когда уже все стали расходиться домой и Наоки складывал кисти, Анри подошел к нему, напоминая про их разговор. — Наоки, – он почесал затылок, – мне же надо будет с тобой как-то связаться. Напишешь свой телефон? Наоки согласно кивнул и достал из сумки свой блокнот, вырывая листок и записывая номер. — Держи, – он протянул его парню. – Спасибо тебе в любом случае. — Пока не за что, – Анри сложил листок на несколько частей и убрал в карман джинсов. – Кстати, я тут подумал… – он заговорщицки улыбнулся и чуть прищурился. – Не хочешь прогуляться или перекусить где-нибудь? «Обычно таким взглядом соблазняют,» – усмехнулся про себя Наоки, глядя в карие глаза парня, по оттенку значительно светлее, чем у него самого. Делать вечером было особо нечего, а ехать домой и опять наблюдать, как Этьен держит за руку Эми, не хотелось. Стоило это вспомнить, внутри будто что-то переворачивалось. — Я бы перекусил, а то уже успел проголодаться, – решился Наоки. — Тут поблизости есть неплохое кафе. Тогда подожду тебя у входа, ладно? — Договорились, – юноша проследил за удаляющейся фигурой Анри и продолжил собирать свои вещи, в какой-то момент поймав на себе не вполне комфортный взгляд. Он оглянулся, замечая Этьена, который скептически смотрел в его сторону, присев на стол у окна. — Что такое? – спросил Наоки, проверив, что они остались одни. — Ты куда-то собрался, - небольшая пауза, – с ним? — Перекусить. — И как давно вы оказались знакомы? — Сегодня и познакомились, – пожал плечами Наоки, замечая предосудительный тон учителя. – Что в этом такого? — Наверно, ничего, – Этьен принял напускной равнодушный вид. — Ладно, я побегу, а то Анри меня ждет, – Наоки закинул сумку на плечо. – Можно тебя попросить забрать мой рисунок домой? Этьен сдержанно кивнул. — Спасибо! Пока! – и после этих слов Наоки упорхнул, словно птица из клетки, оставляя Этьена в аудитории одного с неприятным тяжелым осадком в душе. Художник не понимал, почему в отсутствие юноши ему сделалось так тоскливо и одиноко, будто отняли что-то важное, родное. Он ходил по аудитории, с понурым видом наводя в ней порядок, и ругал себя за то, что не остановил Наоки. Да еще и этот парень, с которым он ушел… Они ведь знали друг друга от силы часа четыре, три с половиной из которых даже не разговаривали! В голову полезли далеко не самые приличные сцены любовных утех двух юношей, и уже спустя пару минут Этьен понимал, что практически ненавидит этого Анри, который на самом деле не сделал ему ничего плохого. Он откинул назад волосы и размеренно вздохнул, пытаясь себя успокоить. В конце концов, Наоки был взрослым самодостаточным человеком, чтобы принимать самостоятельные решения, и вряд ли бы стал спрашивать разрешения у Этьена. Хотя понимание этого факта отчего-то задевало. Ощущение досады не прошло, даже когда Этьен оказался дома, а стоило маленькой стрелке часов упереться в цифру одиннадцать, как чувство необъяснимой тревоги еще пуще стало царапаться коготками в груди. Он даже предложил Эми связаться с братом и узнать, все ли в порядке, но та лишь как-то загадочно улыбнулась и сказала, что только рада, что он находит себе здесь друзей. Наоки вернулся домой только около двенадцати ночи. Признаться, он действительно загулялся, потому что после легкого ужина они с Анри еще пошли шататься по улицам, болтая на разные темы и наслаждаясь вечерней прохладой каменного города. С ним Наоки хотя бы немного отвлекся, перестав постоянно думать об Этьене. Открыв дверь своими ключами, которые ему оставила Эми еще накануне, он тихо прошмыгнул в квартиру, скидывая кеды в прихожей. Комната, служившая его временным приютом, была окутана темной пеленой ночи. Мягкий свет торшера разбудил ее, когда Ноки на ощупь нашел выключатель. Кинув сумку на пол, он забрался с ногами на диван, стянул полосатые носки и откинулся на спинку, рассматривая ровный белый потолок. Судя по тому, что его никто не встретил, Эми и Этьен уже спали, не дождавшись юношу. Но через полминуты он понял, что ошибался на этот счет, а именно – когда из-за стены послышались женские тихие, несдержанные стоны. Сначала, Наоки подумал, что ему послышалось, но тишина комнаты позволяла звукам казаться громче, чем они были на самом деле. Сперва у него зардели щеки, будто он стал свидетелем какой-то чересчур интимной и запретной сцены – ведь там была его родная сестра. А потом, стоило провести ассоциацию, осознание того, что в соседней комнате занимался любовью Этьен, заставило чуть ли не подскочить на месте. Он повернулся к стене, оглядывая ее хмурым взглядом, будто именно она таила в себе зло, вцепился пальцами в спинку дивана так, что костяшки пальцев побелели. Неконтролируемые эмоции снова стали брать верх, и Наоки едва боролся с желанием вышибить дверь спальни сестры и оттащить их друг от друга, но, убедив себя, что это явно не будет лучшим решением проблемы, юноша не нашел ничего лучше, чем сбежать от едва слышимых звуков в ванную комнату. Встав под душ, он стал яростно тереть свои плечи, будто за один день на них образовались слои грязи, так что уже через минуту кожа на них покраснела. Даже если Этьен и Эми не знали, что Наоки вернулся, в глазах юноши их это не оправдывало. А если быть точным, это не оправдывало Этьена! Наоки не задавался вопросом, почему. Он просто был вне себя, в бешенстве, в ярости – как угодно, но Этьен не смел заниматься с кем-то любовью так, как делал это с ним еще пару дней назад! Наоки ударил кулаком о мокрую стену, словно перед ним стоял художник. «Придурок, лицемер, похотливое животное…» – ругательства подряд лезли в голову, и хотелось их выплеснуть все, до последнего! Наоки жалел, что еще недавно сочувствовал Этьену, что еще сегодня позволил создать такую хрупкую близость, сидя в машине и лаская подушечками пальцев лица друг друга, шепча, порою неразборчиво, идущие из самого сердца слова… Что происходило с его жизнью? Куда его закинуло? Пространно глядя перед собой, Наоки спустился спиной по кафелю и сел, обхватив руками колени. Брызги воды с высоты кололи кожу, но было все равно. Он хотел понять, как прогнать из груди чувство злости и в то же время желания отнять, забрать себе, единолично обладать. Он даже не услышал, как в ванную комнату, окутанную паром, вошел Этьен и, увидев юношу сидящим в душевой кабине, притянув колени в груди, обеспокоенно подошел, раздвигая дверцы. — Наоки? Темные глаза с мокрыми от воды ресницами медленно поднялись, пропутешествовав по всему телу Этьена в одном только нижнем белье, остановились на лице. — Что тебе надо? – резко бросил Наоки. — Что-то случилось? Почему ты здесь так сидишь? — Отвали! – одним движением юноша поднялся на ноги, вырубил кран и, с силой оттолкнув Этьена с пути, спустился на кафельный пол, хватая с вешалки свое полотенце. — Что с тобой? – Этьен попробовал поймать Наоки за локоть, но тот только лишь развернулся, сверкая глазами, и пихнул его в грудь. — Я сказал, отвали, понял?! Не дотрагивайся до меня! — Что-то произошло с тем парнем? – не отставал Этьен с чрезмерной заботой, которая только еще больше раздражала Наоки. – Он что-то сделал тебе, Нао? — Совсем рехнулся? – прорычал юноша. – И вообще, не лезь не в свое дело! Мои отношения с ним тебя не касаются! — Нао… — Иди к черту! – подхватив одежду, в одном полотенце на бедрах, Наоки выскочил из ванной, пересек коридор и спрятался за дверью своей комнаты. «Про Анри вдруг заговорил, придурок,» – юноша принялся расстилать постельное белье, желая как можно скорее забраться под одеяло, накрыть голову подушкой и заснуть, не слыша и не видя ничего и никого. На следующее утро его настроение ничуть не изменилось, только приобрело несколько другой девиз, гласящий «сделай назло либо вообще кажись равнодушным». Поэтому, умывшись, Наоки грациозной походкой театральной актрисы прошествовал на кухню, даже не потрудившись надеть на себя что-то еще, помимо светло-голубых боксеров. Конечно, он заметил Этьена, готовящего завтрак, и услышал его «доброе утро», но сделал вид, что находится в помещении один. Он выпил стакан прохладного апельсинового сока, потом достал из холодильника йогурт и подхватил яблоко из фруктовницы, стараясь не обращать внимания на аппетитный аромат готовящегося под руководством Этьена омлета. Так же молча он налил себе в кружку чай и сел за стол, подогнув одну ногу и листая лежащий на столе журнал, будто испытывал огромный интерес к бессмысленным картинкам. Все это время он старался игнорировать взгляды, которыми провожал его Этьен. Юноша то и дело ловил их на себе и на своем теле, и они будто оставляли на коже теплые тающие следы. Когда Этьен поставил перед Наоки тарелку с тем самым восхитительно пахнущим омлетом, ветчиной и сыром, у юноши в животе протяжно заурчало, но он только лишь сделал вид, будто тарелка прилетела из ниоткуда, и пренебрежительно отодвинул ее указательным пальцем от себя. — Наоки. Оклик был несколько встревоженным, может быть, даже расстроенным. Главное – не поддаваться, поэтому юноша, продолжая рассматривать журнал, откусил яблоко и принялся звучно жевать. — Я понятия не имею, что произошло вчера с тобой. Но, думаю, завтрак не виноват, – Этьен сел напротив и пододвинул к себе вторую тарелку с едой, начиная есть. — Не тебе решать, – огрызнулся Наоки. — Не мне, но я хотел бы хотя бы понимать, чем провинился перед тобой. Черт, ну почему при виде такого Этьена Наоки хотелось бросить все свои обиды и просто сидеть и любоваться им? Спокойный, домашний, с толикой грусти на дне голубых глаз… И еще этот просто божественно пахнущий омлет, который Этьен сделал своими руками. «Держись. Это искушения, которые надо преодолеть,» – твердил себе Наоки уже по десятому кругу. Не дождавшись ответа, Этьен отложил вилку и снова пододвинул тарелку к несговорчивому юноше, за что тут же был одарен очередным колким взглядом. — Не подлизывайся, – заявил ему Наоки и жадно покосился на горячий завтрак. «Сила воли, сила воли…» Живот опять требовательно заурчал так, что даже Этьен услышал и спрятал смешок за ладонью. — И что смешного? — Ничего, извини, – Этьен убрал за ухо прядь волос, в глазах по-прежнему плясали смешинки, и Наоки чувствовал, как вопреки воле проходит весь его боевой настрой, сменяясь томящим сердце очарованием. Он уже боролся из последних сил. — Я что, похож на клоуна? — Нет, просто твой организм и упрямство, кажется, не могут найти общий язык. — Ничего, договорюсь с ними. — Наоки, – губы Этьена все еще украшала легкая улыбка. – Поешь, пожалуйста. Юноша вцепился пальцами в страницы журнала: ну как можно отказывать, когда тебя так просят? Таким бархатистым, с небольшой утренней хрипотцой голосом. Таким ясным, мягким взглядом. Поэтому оставалось только в последний раз нагрубить. — Сказал же, отвали, – и поднять журнал так, чтобы не видеть лицо напротив. Наоки услышал тяжелый вздох, потом звук отодвигаемого стула. — Ладно, не хочу тебя заставлять. Просто выброшу, и все, забудем об этом. Последовала мгновенная реакция: журнал отлетел в сторону, а вскочивший Наоки вцепился в тарелку, которую Этьен нес к кухонному столу. — Не смей выбрасывать такую вкуснотищу! Этьен даже слегка опешил, а Наоки, поняв, что только что выдал, тут же попробовал исправиться: — То есть… Нельзя выбрасывать еду! – он забрал тарелку из рук Этьена. – Так уж и быть, я поем. Немного. Чуть-чуть. Он вернулся за стол, сел, поднимая вилку, и как ураган начал сметать омлет с тарелки, а Этьену только оставалось пить кофе и незаметно праздновать свою маленькую победу. Признаться, он так и не понял, почему вчера Наоки был разозлен. Единственным вариантом, который сразу же пришел в голову, было то, что что-то случилось между ним и Анри, ведь они провели весь вечер вместе. Если бы Наоки только сказал, что тот парень ему что-то сделал, Этьен не вдавался бы в детали, а просто пошел к нему и разобрался во всем. Но вместо того, чтобы защитить юношу, только получил от него пару ударов в грудную клетку. И как в этой маленькой бестии помещалось столько силы? А он еще вчера места себе не находил. Удивительно, как Эми спокойно отнеслась к тому, что ее брата так долго не было, и когда они уже вечером смотрели в постели телевизор, Этьен совершенно не мог сконцентрироваться на сюжете – мысли витали далеко от фильма и, так или иначе, кружились вокруг Наоки. Замечая то, что художник смотрел куда-то мимо экрана, Эми прильнула к нему, пытаясь увлечь в поцелуй и возможно и в дальнейшие любовные ласки, но даже на это у Этьена не было никакого желания. Он только аккуратно отстранился, приобнял девушку за плечо и сделал вид, что не заметил попыток соблазнения. Они не слышали, как Наоки пришел домой. И Этьен вряд ли бы вообще узнал об этом, если бы во время какой-то эротической сцены на экране, которая показалась ему до невозможности пошлой и банальной, ему не приспичило в туалет. А там, в душевой кабине, он и нашел Наоки, и с первого взгляда понял, что что-то не так. Глядя на то, как юноша уплетал завтрак, Этьен не мог скрыть собственного умиления. Все-таки Наоки был таким непосредственным и эмоциональным, что хотелось просто наблюдать за его реакциями и ловить каждый блестящий взгляд, каждую улыбку или морщинку на лбу, когда тот недовольно хмурился. Этьен учился различать его мимику, понимать по ней, какое настроение у Наоки, и ему казалось, что он достиг в этом определенных успехов. Научился чувствовать его. Этот совместный молчаливый завтрак длился недолго, учитывая аппетит юноши, но Этьен не раз поймал себя на мысли, что, несмотря на их утреннюю перепалку, это было замечательное утро – одно из немногих, когда он понимал, что день будет прожит не зря. Может, завтрак действительно вышел вкусным, но Наоки был не из тех людей, которые быстро продаются за такие вещи. «Не как Марсель уж точно,» – сравнивал себя с молодым человеком юноша, пока рисовал в студии. Он тренировался над вчерашним портретом, прорисовывая линии и уделяя больше внимания теням, пока Этьен занимался какими-то делами, связанными с галереей, оставив его одного. Наоки по-прежнему продолжал вести себя с художником не самым благосклонным образом, хотя и понимал, что его поведение совершенно себя не оправдывает – Этьен был ему никем, а для Эми он был ее мужчиной, возможно, будущим мужем и отцом общих детей. Эта мысль заставляла испытывать острое, как табаско, сочетание ревности и горечи. Никогда в жизни он и предположить не мог, что станет соперничать с собственной сестрой, что станет ревновать кого-то к ней и отчаянно хотеть сделать так, чтобы все внимание этого человека было обращено только на него. Невыносимо! — Черт! – выругался Наоки, когда нанес слишком грубую линию, и от отчаяния чуть не откинул кисть в сторону. И как дальше жить с этим? Как пытаться выкинуть Этьена из головы, из сердца и в то же время мечтать о том, как он окажется в его объятиях, а губы коснутся губ, чтобы через дыхание передать свою силу, передать свои чувства. В животе затянуло, стоило в который раз вспомнить о том, как на этом самом ковре, на который смотрел Наоки, они занимались любовью. Нет, не ковре, а натуральном мехе, как исправил его тогда Этьен. — Ку-ку. Наоки дернулся от внезапного женского голоса – ведь он был здесь один еще минуту назад. Из-за стены выглядывала белокурая голова Катрин. — Привет, милый Наоки, – широко улыбнулась девушка и уже хотела пройти в студию, но юноша оказался рядом, загораживая собой проход. — Здравствуй. Но как ты тут оказалась? — Пока Этьен там занят с Марселем, решила все-таки хоть раз взглянуть на его обитель творчества, а то ведь он меня сюда сам в жизни не пустит, – Катрин попыталась обойти Наоки, но тот расставил руки, не пропуская ее и на шаг вперед. — Нет-нет-нет, – замотал он головой. – Без Этьена сюда нельзя. — Но я же говорю тебе, он меня не пустит. — Поэтому сначала получи его разрешение. — А что ты так его защищаешь? — Он мой сенсей, – коротко ответил Наоки. — Ах, – Катрин улыбнулась и игриво дернула юношу за прядь волос, – значит, ты с ним заодно? — Выходит так. — Ну, Нао-о-о-оки, – протянула девушка, обидчиво надув губки, накрашенные ярко-красной помадой, но такой броский цвет на ней вовсе не казался вызывающим. – Ладно, что ты хочешь за удовлетворение моего любопытства? Юноша усмехнулся и аккуратно убрал ее руку от своих волос. — Катрин, ты решила меня купить? — А что, восточные принцы не меркантильны? – ее голубые глаза сверкнули искорками флирта. — Боюсь, ты не сможешь мне предложить что-то, ради чего я соглашусь предать своего сенсея. — Ммм, поторгуемся? – Катрин начала загибать пальцы на левой руке, начиная с мизинца. – Вкусный ужин? — Боюсь, что нет, – улыбнулся Наоки. — Хмм, новый парфюм от Hugo Boss? — Я предпочитаю Calvin Klein. — Тогда его. — Поздно, я купил себе две недели назад. — Та-а-ак, тогда… свидание? – Катрин чуть понизила голос. — С кем? — Как с кем? Со мной. — Ммм, этот вариант звучит соблазнительно, но… – Наоки почесал затылок и улыбнулся, будто извиняясь, – мог бы подействовать в том случае, если бы меня привлекали девушки. — Ох, – Катрин закусила губу и с выражением сожаления на лице посмотрела на юношу из-под ресниц. – То есть… совсем никак? Никакого шанса? — Боюсь, что нет. — Ммм, но ты все равно очарователен, – блондинка тепло улыбнулась, заключая Наоки в объятия. – Ты просто чудесный мальчик, Наоки. И я буду рада быть с тобой друзьями. Но, – она отпустила его и серьезно посмотрела прямо в глаза, – возвращаясь к теме и нашему торгу: чем бы тебя подкупить? О, а хочешь, расскажу какой-нибудь секрет про Этьена? Катрин заговорщицки подмигнула юноше. — Про Этьена? – заинтересованно переспросил Наоки. – И что ты можешь про него рассказать? — Ну, а что тебя интересует? Может быть, я знаю. Наверно, в голове Наоки должен был закрутиться вихрь вопросов, но почему-то появился единственный, который маячил, как прогорающая лампочка. Конечно, учитывая закрытость Этьена, Катрин могла не знать о чем-то личном, но все же, если есть шанс, почему бы им не воспользоваться. Главное, правильно сформулировать мысль. — Ты знаешь что-нибудь про его учителя? — Учителя? – лицо Катрин тут же разгладилось. — Ну, да. Может быть, по живописи или еще чему-то. Девушка потянулась рукой к локону светлых волос, опуская глаза и глядя куда-то на живот юноше. — Ты слышал эти слухи? Поэтому интересуешься? — Какие слухи? – прищурился Наоки. — Про него и его частного преподавателя по живописи. — Нет, но… Ты знаешь об этом что-то? Катрин помотала головой. — Только то, что говорят. Этьен ненавидит эту тему, поэтому я даже не решалась с ним заговорить. — Тогда расскажи хотя бы про эти слухи, – попросил Наоки, стараясь не показывать свое нетерпение. — Ну, Этьен бы не был доволен. — Он не узнает, я обещаю. Я просто хочу узнать его лучше. Ты же сама говоришь, что он не любит эту тему, поэтому спросить напрямую я не могу. — Хм, ну, ладно, – сдалась девушка и откинулась спиной на стену. – В общем, это слухи о том, что Этьен и его частный учитель были не просто коллегами, а еще и любовниками. Но закончилось все каким-то скандалом, после чего его учитель пропал из богемных кругов, хотя был вполне успешным художником. Этьену было тогда лет шестнадцать. Это все, что я знаю. — Все? – переспросил Наоки, внимательно слушая каждое слово. — Ну, да, – кивнула Катрин. – Этьен никогда не говорит об этом. Но мне кажется, что произошло что-то такое, что оставило в нем след до сих пор. — Значит, поэтому он никогда не брал частных учеников? – юноша скорее задал этот вопрос себе, нежели знакомой. — Наоки, это же всего лишь слухи. Никто не знает правду. «Ты ведь сам говорил, что я был у тебя не первым мужчиной. Значит, это был он?» – в памяти Наоки тут же словно из тумана выплыл образ сорокалетнего мужчины в деловом костюме и очках в тонкой оправе. Их диалог был тогда недолгим. «Он прекрасно чувствует цвета,» – говорил мужчина. Говорил словами Этьена. Чувствовать цвета… Перед глазами юноши будто собирался пазл из всех обрывков разговоров. Значит, тот мужчина и был учителем Этьена, был его «любовником», – закончил про себя Наоки, чувствуя, как его собственные ногти впились в ладони до образовавшихся на коже впалых полумесяцев. И Этьен видел Наоки с ним, и после этого поведение художника стало так не похоже на привычно спокойное. — Наоки, теперь-то я могу посмотреть, как тут все обустроено? – Катрин хитро улыбнулась и, обогнув юношу, вошла в зал, с интересом оглядывая обстановку. – Вау, а тут так здорово! Наоки будто не слышал ее, пребывая в своих раздумьях. — Прямо хоромы! – не унималась Катрин, потом подошла к стоящей на полу у стены картины и приподняла ткань. – Ух ты! Он не говорил, что рисует что-то новое! Но… Почему вдруг малина? Это упоминание привело Наоки в себя, и он поспешно оказался рядом, задергивая ткань обратно. — Катрин, пожалуйста, не нужно. Этьен не обрадуется твоей экскурсии здесь. — Да? Ну, а что ты тогда предложишь мне взамен? — О чем ты?.. — Я знаю! – перебила она, хватая юношу за плечи и прижимая к стене. Глаза хитро блеснули. – Ты и заменишь. И в следующий момент она уже целовала его, обнимая за талию и царапая ярко-красными ноготками голубую ткань облегающей тело футболки. Конечно, Катрин не была первой девушкой, с которой Наоки целовался, но делала она это заметно лучше предыдущих однокурсниц, поэтому юноша поддался скорее просто от неожиданности. — Вы какого черта тут делаете?! Было бы уже привычно, если этот вопрос задал, к примеру, Марсель, но только голос принадлежал не ему, а хозяину студии и галереи в целом. — Катрин! Как ты сюда вообще попала? — Э-э-э, я зашла проведать Наоки. — Наоки? — Но разве вы не виделись до этого? – вмешался юноша. — С тобой я отдельно поговорю! – бросил Этьен, указав пальцем в его сторону и тем самым заставляя замолчать, потом подхватил Катрин под руку и вывел из студии. Заперевшись в комнате напротив кабинета, чтобы не тревожить Марселя, Этьен сердито посмотрел на подругу. — Я просил тебя не трогать его! — А я ответила, что при условии, что он сам откажется. А он не отказывался. — То есть как? Внутри и так все кипело, будто в бойлерной, и Этьен едва справлялся с собственными эмоциями, а тут ему еще и говорят о том, что Наоки не был против этого поцелуя. — Вот так, – Катрин захлопала ресницами. – Не кричи на меня. Что ты такой дерганный? Ну, поцеловались. Что ты делаешь из этого такую трагедию? — Дело не в трагедии, и не надо говорить так, будто поцелуй – это простое рукопожатие! — Да чего ты так завелся? На тебя посмотреть, так можно подумать, что ты ревнивый муженек Наоки, – Катрин залилась звонким смехом, прикрыв кулачком рот, но, заметив, что ее смех никто не разделяет, немного затихла. – Хотя я бы от такой женушки, как твой Наоки, не отказалась. Красивый, необычный, умный, с характером. И целуется он просто восхит… — И без тебя знаю! — А? Они оба уставились друг на друга огромными глазами. Катрин пыталась переварить информацию, а Этьен – понять, какого черта у него вылетело это вслух. — Что значит «без меня»? – Катрин прищурилась и ткнула пальцем в грудь друга. – Ты что с ним делал, а? — Ничего я не делал, – отмахнулся Этьен. – Я не это имел в виду. — А что? — Не знаю, что. Господи, – взмолился Этьен, зарываясь пальцами в волосы, – какого черта все это со мной происходит? — Что происходит? — Да что ты заладила «что, что…»! — Слушай, Этьен, – Катрин взяла его за руку и усадила на диван, устраиваясь рядом и гладя по руке, как маленького ребенка, и нарочито тихим тоном продолжила. – Вот в одном ты прав: с тобой явно что-то происходит. Я в жизни не видела, чтобы ты не то, чтобы кричал, а вообще настолько проявлял свои эмоции, как сейчас. Поэтому я готова побыть в роли твоего психоаналитика и выслушать все, обещая, что это останется между нами. — Я не сумасшедший. Мне не нужны консультации психоаналитика. — Да? А тогда с чего ты вдруг стал рисовать малину? — Что? – нахмурился Этьен. – А, ты про это… Это не малина, это руки Нао. — Руки Нао? — Да, его руки, – снова забываясь, как в бреду, ответил художник. – Точнее, сочетание его рук и этих ягод. — И давно ты рисуешь Наоки? – еще тише поинтересовалась девушка. — Я не рисую Наоки, потому что вообще не пишу портреты. И вообще к чему ты клонишь? Я тебе не про искусство говорю, а про то, чтобы ты перестала пытаться его соблазнить. — Ох, ладно, мальчики, – сдалась его подруга, подаваясь вперед и целуя в щеку. – Зайду к вам в другой раз. А то, боюсь, сегодня диалога не выйдет. Катрин поднялась с дивана, поправляя жабо на тонкой блузке, и выпорхнула из комнаты, бросая быстрое «до встречи».