Рисуя линии жизни

— Наоки, ты сегодня какой-то странный, – заметила Катрин, просовывая голову между двумя передними сиденьями автомобиля Этьена. – Молчаливый и задумчивый. — Тебе кажется, просто устал немного. — От чего? Этьен тебя совсем замучил? — Нет, я сегодня все силы сконцентрировал на своем последнем портрете, дорисовал его, наконец. — А я думала… — Наверняка что-нибудь пошлое, – вмешался Этьен, мотая головой и усмехаясь. – Ничего, думаю, очень скоро, как только окажемся по нужному адресу, ты быстро найдешь себе жертву своих неприличных намеков. — Кстати, а там не будет Мишеля? — Думаю, нет. Хотя не знаю. Может, после открытия выставки и представления его аудитории, его и пригласили. У меня только завтра занятия в университете. — Лучше бы его там не было, – проворчал Наоки и поймал на себе взгляд Этьена. — Это почему? Он тебе не нравится? – тут же заинтересовалась Катрин, включив свое непревзойденное любопытство. — А с чего он мне должен нравиться? — Ну, он же протеже Этьена. — Он всего лишь его студент, – отчеканил Наоки и фыркнул. – Студент, который по уши втрескался в своего преподавателя. — Ах, – Катрин тихо захихикала. – Так это в тебе говорит ревность? Один-единственный взгляд Наоки заставил ее замолчать и сменить тему. — Ладно, тогда и вправду надо искать новую жертву, – резюмировала она и откинулась обратно на сиденье, разглядывая свой маникюр. — А ты и вправду сегодня не в настроении, – напомнил об их разговоре Этьен спустя какое-то время, когда они уже поднялись в широкие просторы студии известного скульптора и поздоровались с частью людей. Некоторые лица были Наоки уже знакомы по предыдущему визиту на похожее мероприятие, и он даже удивился, когда с десяток людей вспомнили его имя. После приветствий, они сели на небольшой диванчик, и Этьен закурил. Не услышав никакого ответа на свой комментарий, он гораздо тише, словно боялся спугнуть юношу, спросил: — Наоки, я что-то не так сделал? — Нет, все хорошо. Тебе не о чем беспокоится. — Ты сейчас лжешь. Да, так и было, и Наоки это прекрасно знал без посторонней помощи. — Я не хочу тебя ни с кем делить. И ни с чем. Наверно, все дело в этом. От его слов у Этьена даже рот слегка приоткрылся. Откровенность Наоки всегда била в точку – в самую сердцевину. — Я не совсем понимаю. — Я тоже. У меня впервые такое. — Это из-за чего конкретного? Кого-то конкретного? — Я не знаю, – Наоки помотал головой и обессилено накрыл ладонями лицо. – Сейчас не самое лучшее время решать все это. — Я всегда найду время, чтобы с тобой поговорить. «И поэтому ты оставляешь меня одного на полночи?» – Наоки опустил руки и повернулся, глядя художнику в глаза в полном молчании. Он не хотел больше ничего говорить, потому что боялся, что слова вылетят против его воли, и он снова вспомнит Ролана. Да и забывал ли он их встречу и разговор? — Этьен! О, а вот и ты, – приторный, растягивающий гласные голос раздался прямо рядом с ними, прерывая зрительный контакт. — Карл? – спохватился Этьен. — Именно я. И, как погляжу, ты сегодня не один, – он перевел все свое внимание на Наоки, будто обвиняя в предательстве. – Вы же тогда так и не вернулись, – напомнил он историю работы юноши в его клубе и то, чем все закончилось. Этьен видел, как лицо Наоки за секунду превратилось в непроницаемую маску, и был уверен, что, если не вмешаться, тот просто наброситься на Карла прямо тут. — Карл, я думаю, у нас просто возникло недопонимание. Я прекрасно знал Наоки и до твоего клуба, поэтому счел, что ему будет лучше оставить эту работу. — Ты счел? Мне показалось, что это было скорее похоже на кражу, – хищно улыбнулся блондин. Нужно было закончить этот разговор, прерубить на корню, поэтому Этьен не придумал ничего более весомого, чем сказать: — Это родной брат моей девушки, Эми. Ты, должно быть, помнишь ее. Он живет с нами. Кажется, упоминание родственных уз, остудило пыл Карла, и он заговорил уже совершенно другим тоном. — О, какие же совпадения! Тесен мир. Наоки, тогда приношу искренние извинения за, так сказать, причиненные неудобства. И недопонимание, – Карл фамильярно протянул ему руку, но юноша не торопился отвечать, пока не заметил настороженный взгляд Этьена, будто просящий его не разогревать конфликт. Наоки сухо протянул руку для рукопожатия, потом отвернулся, игнорируя присутствие мужчины. — Ладно, мальчики, увидимся. Мне еще надо поздороваться с виновницей торжества. — Вот и катись, – выругался себе под нос Наоки. – Извращенец чертов. — Тссс, я прошу тебя, нам не надо с ним ссориться. — Да знаю! – махнул рукой Наоки. – Будь мы вдвоем в Японии, я бы… — Я знаю, что значит для тебя честь, но все закончилось хорошо – всего лишь моим разбитым носом, – усмехнулся Этьен. — Да, я тебе тогда сильно врезал. — Не то слово. — Но мы квиты. — И больше никаких драк. — Договорились, – улыбнулся Наоки. Среди людей он заметил какое-то мельтешение: Катрин махала им рукой, призывая подойти. – Тебя зовет подруга. — Нас, – поправил Этьен. — Сходи без меня. Я присоединюсь через пару минут. Дашь мне ключи от машины? Я хочу взять свой джемпер, а то здесь как-то прохладно. — Сходить с тобой? — Не стоит. Я туда и обратно, – заверил его Наоки. Выйдя на широкую лестничную площадку, юноша поежился и, обхватив себя за покрытые мурашками плечи, стал спускаться вниз. На нем была легкая светлая рубашка с коротким рукавом, прилегающая к телу, а кондиционеры, видимо, были включены на максимум, чтобы прогонять из помещения сигаретный дым. Странные лестничные площадки старого дома. Они широкие, с массивными железными перилами, а вокруг – просторные светло-серые стены, от которых почему-то еще больше веет холодом. Спускаясь, Наоки разглядывал тяжелые рамы окон, выходящих на улицу, и, минуя очередной этаж, даже не слышал поворот ключа в замке, как просто натолкнулся на чье-то плечо. — Извините, – потер он ушибленное место, потом взглянул наверх. – Какого черта? Серые глаза за стеклами очков, как и всегда прежде, изучали его, будто под лупой. Должно быть, так патологоанатом вскрывает трупы: несколько равнодушно, беспринципно, и скрупулезно. — Интересно, наши жизненные пути действительно как паутина: переплетаются на каждом шагу, – мужчина улыбнулся и поправил очки на переносице. — А ты, подразумеваю, тот самый паук, который ее плетет. Встретить Ролана здесь и сейчас было просто верхом «удачи». — Не веришь в случайности? — В такие частые? Нет. — Жаль. Здесь всего лишь моя бывшая студия. — Бывшая студия? – в сознании Наоки тут же промелькнули картинки: значит, Этьен учился здесь, и именно тут происходили все события его прошлого. — Именно. Теперь я, конечно, уже не приглашаю сюда учеников. Но, так уж и быть, сделаю исключение: хочешь зайти на пару минут? Ради того, что Этьен учит тебя, я готов поступиться принципами. — Нет, спасибо, – сглотнул юноша, хотя странное чувство сродни любопытству и страху одновременно засвербело внутри. — И почему же? Разве тебе не интересно, где Этьен превращался в талантливого художника? — И где ты издевался над его чувствами? – с отвращением бросил Наоки. — Какие громкие слова! – Ролан вдруг звонко засмеялся, так что смех раздался в стенах дома эхом. – Я любил его, по-своему. И я дал ему то, что он хотел. — Унижение? Боль? Как ты смеешь так говорить про то, что ты делал?! – выкрикнул Наоки, выходя из себя, но дыхание запнулось в легких, когда мужчина схватил его за ворот рубашки и дернул на себя, втаскивая в полупустую прихожую и захлопывая за ними дверь. Прижав юношу к стене и не разжимая плотно сомкнутых пальцев, Ролан приблизился к нему вплотную так, что дыхание с горьким привкусом табака ударило в лицо. — Ни ты, ни он и понятия не имеете о том, какое унижение испытал я, когда его папаша лишил меня всего – смысла жизни, которое я видел в своем творчестве! Как меня бросила будущая невеста! Как я пытался заработать себе хоть чем-то на кусок хлеба, а все друзья, которые до этого набивались тюками, отвернулись от меня. — Ты это заслужил. — А заслужил ли ты? — Что? – не понял Наоки. — Заслужил ли ты быть заменой? Что бы ни было, Этьен никогда меня не забудет. И не разлюбит. Это сильнее его. — Не неси чушь! — Думаешь, если он спит с тобой, то он полностью твой? Ты ошибаешься. Просто он воплощает в жизнь то, что не смог сделать тогда со мной. А ты – удачная кукла, попавшаяся под руку. Хотя, конечно, надо признаться, красивая кукла. Мужчина чуть склонил голову и втянул воздух у шеи юноши, отчего тот инстинктивно дернулся в сторону, вырвался и отступил на пару шагов назад. — Не смей до меня дотрагиваться! Ролан будто не слышал его, продолжая собственную речь: — Ты хоть раз задавался вопросом, почему Этьен не пишет портреты? — Портреты? – против своей воли переспросил юноша, хмурясь. — За всю свою жизнь он написал только три портрета трех людей, которых любил больше всего в своей жизни: отца, матери, и третий – мой. Как хотелось закрыть уши руками, или выбежать вон из этой квартиры, лишь бы не слышать всего, что говорили, но Наоки будто всего сковало. Он не мог сделать и движения, просто стоял, превратившись в слух, и сердце в груди стучало как взбесившийся барабан. — Вот доказательство того, кого он любит. Для него, для Этьена – это и есть доказательство любви. Но тебе не понять, потому что ты совершенно его не знаешь – не знаешь этого мальчика. Ты же просто подстилка, он никогда не предложит тебе себя, потому что не любит. Это то, что он делал только со мной. Здесь. В этих самых комнатах. На этом самом полу. У этой самой стены… — Хватит!!! Крик Наоки оглушил его самого – терпение лопнуло, как пейнтбольный шарик, ударяющий ровно в цель, и он, со всей силы дернув на себя ручку двери, выскочил на лестничную площадку. Хлопок – и он погрузился в звенящую тишину старого дома и его этажей. «Успокойся, успокойся, – Наоки прижал ладонь к груди, приказывая сердцу. – Не верь этому. Это все... – он посмотрел перед собой на лестницу, ведущую вверх, – может оказаться правдой. Ведь среди всех его картин нет ни одного портрета, ни одного четкого лица». Под ладонью гулко пульсировала грудная клетка, будто какой-то зародыш бился изнутри, желая вырваться на свободу. Хватаясь за массивные деревянные перила, Наоки пошел вниз, на автомате передвигая ноги со ступени на ступень. Белые кеды бесшумно ступали по камню. Перед глазами слегка расплывалось пространство, будто зрение в раз ухудшилось. Спустившись на подземную стоянку дома, он дошел до иссиня-черного «Пежо», нажал на пульт в руке, слыша легкое пиликанье и щелчок – двери открылись. Он сел на водительское сиденье, разглядывая ровный круг руля перед собой и кнопки на приборной доске, будто они его интересовали. Наоки понятия не имел, что с ним происходило. С тех пор, как он встретил Этьена, он вообще перестал понимать, как вести себя в той или иной ситуации, как контролировать себя и делать все в своих интересах. Из-за чувств к Этьену он потерялся, а собственные эмоции зачастую стали пугать. Как сейчас. Он с чувством паники подумал о том, что хочется наложить на себя руки, лишь бы не слышать противоречия и споры внутри себя. Впервые за все это время. Последний раз подобная мысль возникла у него так давно. Неожиданный стук в плотно закрытое стекло заставил подпрыгнуть на месте. У машины стоял Этьен, вид у него был озадаченный. Обойдя автомобиль, художник открыл дверь и сел на пассажирское сиденье, поворачиваясь полубоком к Наоки. — Тебя долго не было, я решил спуститься за тобой. Этьен оглянулся на заднее сиденье, наталкиваясь взглядом на черный джемпер друга: как его оставили, он так и продолжал лежать на прежнем месте. — Нао, что происходит? Ты ведь не за одеждой пошел. Юноша не собирался спорить: доказывать что-то у него не было сил. Он просто повернулся к Этьену и смотрел на него молча, пытаясь разглядеть за синей глубиной глаз какое-то предательство. Но не видел ничего, кроме прежнего тепла, теперь с сероватыми каплями беспокойства и тревоги. Взгляд соскользнул на губы художника, и Наоки резко подался вперед, впиваясь в его рот, будто ища нехватающий легким воздух. Завладеть, сделать своим, до конца – было все, что крутилось в его мыслях. От такой напористости Этьен сперва опешил и даже не сразу среагировал, начав отвечать на поцелуй только спустя пару секунд. Разгадать, что происходило с Наоки, было сложно, и не только потому, что тот молчал, а еще и из-за того, что его проворные руки слишком резво пробрались под рубашку, задирая ее и гладя кожу, отвлекая от вопросов. Каким образом Наоки умудрился горизонтально опустить сиденье, Этьен тоже не понял – просто в какой-то момент почувствовал, как падает спиной вниз, а Наоки накрывает его своим телом, трется о пах, заставляя низ живота ныть, целуется так требовательно, будто хочет доказать что-то. — Нао… Этьена прервали сразу же – просто скользнули языком между открывшихся губ, не давая продолжить. Пальцы ловко и быстро расстегнули пряжку ремня, сдернули брюки вместе с бельем к бедрам, схватились за плоть, сжимая и проводя вверх до конца. — Я хочу тебя, – горячо шепнул Наоки, замутненным взглядом прожигая любимого. – Всего. Целиком. Хочу. — Если кто-то пойдет… — Плевать. Наоки снова заскользил рукой по уже твердой плоти, опустил голову и принялся терзать зубами ни в чем не повинный сосок Этьена, у которого от сочетания легкой боли и ласк уже кружилась голова. Где-то сквозь туман перед собой он почувствовал, как рука юноши скользит ниже, касаясь запястьем внутренней стороны бедра, проникает между ног, и пальцы устремляются дальше, прижимаются к такому интимному месту, которого прежде касался только один человек. Осознание молнией разрезало пространство перед глазами, и он со всей силой схватил Наоки за запястье, не допуская последующего движения. — Нет, Нао, – выдохнул он. – Не надо. Карие глаза замерли на его лице и вдруг наполнились такой смесью эмоций, что Этьен испугался. — Нао, я… Юноша дернулся в сторону, сел обратно на водительское сиденье, поправляя свою одежду, и отвернулся. Лицо занавесили длинные волосы. — Наоки. — Не говори ничего, – раздался сдавленный ответ. – Лучше ничего не говори. Дверца распахнулась, и Наоки вышел из машины, направляясь к выходу. Ничего не понимая, Этьен впопыхах поднялся, пытаясь натянуть брюки, которые как назло никак не хотели поддаваться. Наконец, справившись с молнией и ремнем, он выскочил следом из машины, вдавливая кнопку на пульте, чтобы закрыть двери, но, выбежав на улицу и оглядевшись, не увидел никого, кроме чужих, незнакомых прохожих. Он еще днем ранее предчувствовал, что в этом доме, который помнил прекрасно и давно, не может произойти ничего хорошего. Подняв голову и посмотрев на пыльные окна четвертого этажа, он несколько раз проклял то, что согласился приехать сюда, да еще и с Наоки. Но впереди его ждало нелегкое дело – отыскать друга, вернуть домой и поговорить о том, что между ними происходило. Правда, оказалось это не так легко. Первым делом Этьен направился в галерею, надеясь, что Наоки будет благоразумным и пойдет именно туда, но, видимо, благоразумие было не самой сильной стороной юноши сегодняшним вечером. По большому счету, Этьен и не представлял, где еще можно искать друга, ведь Наоки плохо знал Париж, да и деться ему особо было некуда, поэтому не нашел ничего лучше, как просто ездить по улицам, то и дело высматривая среди прохожих знакомое лицо восточной внешности. Мобильный Наоки не отвечал, и тянущиеся сквозь пространство длинные гудки вселяли еще большую тревогу. Этьен курил одну сигарету за другой. Если бы еще хотя бы знать, что именно он сделал не так и почему Наоки вдруг повел себя таким образом. Потом его внезапно посетила мысль о том, что последний раз, когда Наоки съехал от своего друга, Этьен нашел его у натурщика, который часто позировал его студентам. Кое-как вспомнив дорогу, он поехал туда, но парень, открывший дверь и смеривший художника явно недружелюбным взглядом, только лишь сказал, что не видел Наоки с тех пор, как Этьен самым наглым образом ворвался в его квартиру и забрал юношу с собой. Около двенадцати часов ночи, он стал понимать, что его поиски были абсолютно тщетны, поэтому решил вернуться в студию, в глубине души надеясь, что Наоки образумится и вернется живым и здоровым, и тогда все наладится, а царапающее душу чувство тревоги уйдет, будто его и не было. Когда входная дверь захлопнулась, и единственными звуками в квартире осталась мелодия какой-то европейской медленной песни, Анри прошел на кухню и, достав из пачки сигарету, зажал ее зубами. — Кажется, поверил. — Ты звучал убедительно. Спасибо, – ровно ответил Наоки. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на дно пустого стакана из-под воды. – Извини, что вынуждаю тебя врать. — Да ничего страшного, – пожал плечами Анри. – Я, правда, совершенно не понимаю, что между вами происходит, да это и не мое дело. Просто выглядишь ты так, словно стал вдовой. — Ты когда-нибудь влюблялся? — Ну, было в школе, – усмехнулся Анри, а потом вдруг посерьезнел. – Только не говори, что ты… Ты влюбился в парня своей сестры?! — У тебя сейчас челюсть с носками поздоровается, – фыркнул Наоки. – Не смотри на меня так. Анри тряхнул головой, будто хотел прогнать наваждение. — Нет, я, конечно, не претендую на звание самого нравственного человека этой планеты. — Вот тогда и не упрекай. — Даже не собирался, – Анри улыбнулся и приобнял юношу за плечо. – Ладно, расслабься. Я не собираюсь читать тебе мораль. Я, например, вообще переспал с собственным кузеном, так что не мне тебя осуждать. Просто мне гораздо больше нравится твоя улыбка, а не это выражение вселенского горя на таком симпатичном лице. Юноша приподнял его голову за подбородок и заглянул в темные глаза. — Не надо, – Наоки аккуратно отвернулся и помотал головой. – Я обратился к тебе как к другу, не больше. — Я и не претендую, – Анри убрал руку и, отойдя на пару шагов, прикурил сигарету. – Это просто был комплимент. Дружеский. Ладно, чем хочешь заняться? Или сегодня предпочитаешь просто грустить? — Думаю, второе. — Неужели этот художник так глубоко тебя задел? — А тебя бы не задело то, что в тебе видят просто замену? Несмотря на явные нотки раздражения в голосе Наоки, Анри уловил еще и другое: глубокую, едкую обиду и боль, которые надрывно звенели, как тонкие струны. — Он до сих пор любит только одного человека, у которого я не смогу выиграть. Даже несмотря на то, что тот человек с ним сделал. — Хочешь поговорить? – мягко предложил Анри, но Наоки только помотал головой. — Не хочу. Извини. Что-то в нем точно изменилось: раньше он устроил бы целое шоу под названием «Цунами эмоций Наоки Рюзава», но сейчас просто хотелось переварить все в себе, а не показывать наружу, будто речь шла о чем-то слишком интимном, глубоком, не для всеобщего просмотра. — Не извиняйся, все нормально. Ладно, тогда пойду в комнату, посмотрю телик. Захочешь – присоединяйся. — Угу. Но Наоки не спешил покидать кухню. Оставшись наедине с самим собой, он, наоборот, облегченно вздохнул: не потому что присутствие Анри его напрягало, а просто потому что когда в твоей голове происходит такой хаос, а сердце сжимается при каждом напоминании об Этьене, не хочется видеть никого. Ролан был полностью прав: Этьен, может и сам того не желая, просто увидел в Наоки самого себя в подростковом возрасте, и это стало той благодатной почвой, на которой выросли их отношения. Этьен просто хотел исправить свое прошлое. Именно поэтому он не позволил обладать собой, и даже не остается в постели после того, как они занимаются любовью, вновь и вновь отдаваясь своему творчеству. Да и любовью ли они занимаются? Может, это сам Наоки напридумывал себе их близость, а для Этьена – это просто не более чем секс с парнем. Вибрация на мобильном отвлекла внимание. Телефон жужжал на столе, постепенно сдвигаясь к его краю. Еще немного – и упадет. Как и сам Наоки. Если бы поговорить с кем-то, кто сможет понять… На это всегда был способен только один человек. Дождавшись, пока мобильный отзвонит, и с очередным уколом заметив на экране имя Этьена среди пропущенных вызовов, Наоки взял его в руки и быстро набрал первые буквы имени на японском. Глубокий мужской голос ответил с третьего гудка. — Наоки, как давно я тебя не слышал. Как у тебя дела? — Здравствуй, – юноша сел прямо на пол, согнув ноги в коленях, и потер переносицу. – Прости, у тебя наверно раннее утро, и ты, наверняка, занят работой. — Не беспокойся, мой водитель пока только везет меня на деловую встречу, так что у меня есть время. — Спасибо, – Наоки вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Идея этого звонка вдруг показалась ему абсурдной и нелепой. — Ты же не просто так мне позвонил, Наоки. Поэтому не сопи в трубку, – в голосе мужчины послышалась добрая, даже ласковая усмешка. – Просто говори, как есть. Я всегда ценил тебя за прямолинейность гораздо больше, чем своих бизнес-партнеров, предпочитающих ходить вокруг да около часами. — Можно задать тебе вопрос? — Конечно. — Как понять, кто обманывает тебя из двух людей? Ответ пришел незамедлительно. — Посмотри им в глаза. И себе в сердце. — В глаза, – задумчиво повторил Наоки, вспоминая нежный, слегка встревоженный взгляд Этьена, когда тот сел к нему в машину. Художник всегда смотрел на него с таким трепетом в глазах, что хотелось улыбаться. И серые, стальные глаза Ролана, ставшие в блеклых стенах старой студии почти прозрачными – от их взгляда становилось не по себе, словно они кололи ледяными осколками в самую душу. — Что ты видишь? — Они разные – их глаза. Но взгляд тоже может обманывать, разве нет? — А теперь загляни к себе в сердце. — Мое сердце, – Наоки положил ладонь на грудь и замер. — Есть люди, которые манипулируют другими людьми, и, чтобы понять, манипуляция это или просто кто-то хочет объяснить тебе правду, прежде всего ты должен заглянуть в свое сердце. Что ты там видишь? — Я вижу там то, во что хочу верить. Того, кому хочу верить. — Потому что его глаза не лгут? — Мне так кажется. Но когда кто-то другой пытается в этом разубедить... — Тот просто преследует свои цели, – закончил за него мужчина. – Это как в бизнесе, Нао. Вечные игры, противоборства, умение манипулировать. Просто подумай о том, какие у кого могут стоять цели. «Цель Этьена – как ни крути, даже если и в качестве замены, это я. А цель Ролана – Этьен?» – Наоки нахмурился. — Ичиро-сан? — Да? — Мне кажется, когда-нибудь тебе надо бросить бизнес и писать книги. — Ты мне льстишь. — Ни капли. — Ну, так я ответил на твои вопросы? — Практически. Мне надо переспать с этим. — Теперь ты мне расскажешь, как у тебя дела? А то твои вопросы настораживают. — Дела… – протянул Наоки. – Дела, дела, дела… Слишком много всего произошло. Я даже не знаю, с чего начать. — Начни с самого простого: как твое самочувствие? — Все в порядке. — Уверен? — Да, все нормально. — Как успехи в учебе? — Успехи? – горько усмехнулся юноша. – Видимо, замечательно. Я влюбился в своего учителя. Он ожидал, что Ичиро-сан сейчас либо впадет в ступор от подобного заявления, либо прокашляется, подбирая слова, но услышал только тихую ухмылку. — Хмм, не думал, что ты наконец-то откроешь кому-то свое сердце именно в Париже. Что ж, весьма располагающий к романтике город. — И это все? – удивился Наоки. — Нет, не все. Еще я безмерно рад, что, наконец, нашелся тот человек, ради которого ты произносишь слова, так или иначе относящиеся к слову «любовь». Раньше ты рассуждал, что это понятие вообще не имеет права на существование. Конечно, Наоки прекрасно знал, что Ичиро-сан прежде всего был ему другом, а уже потом любовником, но все равно был растерян такой реакцией. У него создалось впечатление, что Ичиро просто выжидал, когда Наоки, наконец, втемяшится лбом в фонарный столб до появления цветастых анимешных звездочек и сердечек перед глазами. И этим самым фонарным столбом оказался Этьен. — Мог бы хотя бы сделать вид, что удивлен, – проворчал юноша. — Наоки, ты плохо себя знаешь, гораздо хуже, чем я тебя. Учитывая твой нерастраченный потенциал чувств, это должно было вот-вот произойти. Просто был необходим нужный, правильный человек. — Ты так спокойно говоришь об этом, будто не знаешь, что я… Думаешь, это правильно в моей ситуации? — А чем ты хуже других? Ты помнишь, что я сказал тебе четыре года назад? — Я никогда не забуду, – сглотнул Наоки. – «Ты заслуживаешь такой же полноценной жизни, как и все вокруг. Так проживи ее так, чтобы было не жаль умирать. Прочувствуй ее до самой сердцевины, чтобы она как бутон розы открылась перед тобой, и ты смог пить ее нектар». — У тебя прекрасная память. — Нет, это твои слова были прекрасными, – Наоки улыбнулся. – Поэтому я и говорю, что тебе надо писать философские книги. — Я бизнесмен, Нао. А философия – это жизнь. Без нее никуда. Так что даже не пытайся разубедить меня бросить бизнес, – засмеялся мужчина. – Так, значит, те вопросы в начале были о человеке, которого ты любишь? — Так и есть. — И ты нашел ответ? — Я же сказал, мне надо обдумать все и переспать с этой мыслью. — Боль от любви бывает гораздо сильнее физической. Но очень часто люди сами себя ведут к этой боли. — Хочешь сказать, что в этом есть и моя вина? — Так или иначе. — Философ, – Наоки улыбнулся. – В любом случае, ты как всегда меня спасаешь, Ичиро-сан. — Если захочешь поговорить – звони мне в любое время. Ты знаешь, я всегда тебе рад. — Знаю. Ладно, тогда на сегодня я тебя оставляю. Желаю удачных деловых переговоров. — Спасибо, Нао. И тебе удачи. Как от одного разговора с человеком, находящимся на таком огромном расстоянии, могло стать так легко на душе? По крайней мере, точно легче, чем было до этого, хотя пара камней все же еще лежала: Этьена по-прежнему не было рядом, а впереди предстояла ночь в чужом доме. Ичиро был единственным человеком, которому Наоки доверял безоговорочно. И он снова не ошибся: если бы не мужчина, то он бы так и продолжал мучиться сомнения, ощущением предательства и всеми негативными чувствами, дергающими за нервы-ниточки души. Когда-то Наоки сказал Этьену, что нужно учиться доверять. Но научился ли он доверять ему сам? По крайней мере, стоит поговорить и открыто сказать о своих сомнениях, а не сбегать, как девчонке-истеричке, ведь он – мужчина. Анри лежал на одной части кровати и смотрел какое-то ток-шоу с явно пошловатеньким сюжетом, еле сдерживая смешки. Обойдя постель и устроившись на другой ее стороне, Наоки накрылся пледом, который уже ждал его в комплекте с подушкой, и обратился к приятелю: — Спасибо, что приютил. — Да не за что. Отдыхай, – Анри протянул руку и потрепал его по челке. – Надеюсь, утро будет мудренее вечера. Он не спал всю ночь. Просто ворочался с бока на бок, сминая одеяло и подушки. Луна слишком ярко светила сквозь окна, одевая постель в перламутр – на этот раз, без стройной спящей фигуры рядом. Этьен никогда не мучился бессонницей, когда приходилось ночевать одному, без Эми. Но отсутствие Наоки действовало на него как энергетик, после которого колотится сердце, а пользы никакой. Наутро, невыспавшийся, надевший первое, что попало под руку, он проверил мобильный в надежде звонков или сообщения от юноши. Но экран был пуст. Марго вилась под ногами, когда он обувался. Даже она, видимо, скучала по своему любимцу Наоки. Работа не клеилась, и Этьен то и дело ловил себя на мысли, что читает между строк, или не вслушивается в то, что говорит Марсель. Рассказывать о произошедшем другу он не хотел, только мучился непониманием и страхом того, что Наоки вдруг примет решение никогда не возвращаться. Единственная мысль, которая его тешила, что вещи Наоки все еще были в студии, а, значит, рано или поздно, он за ними придет. Занятия в университете тянулись, как вечность, и Этьен уже даже перестал понимать свою роль в этом бессмысленном процессе. Он даже не мог толком отследить, какие ошибки делают студенты, поэтому впервые в жизни позволил себе объявить о том, что на сегодня всех отпускает, а рисовать они продолжат на следующем занятии. А потом предстояла бесконечная дорога до галереи. Все светофоры будто сговорились и горели красным на каждом перекрестке, превращая время в густую патоку, в которой можно было легко завязнуть навсегда.