Рисуя линии жизни

— Гости начинают подходить. Так что полчаса, и наступит время твоего выхода! Влетевший в кабинет Марсель был полон энергии и энтузиазма. Каждый раз подобные мероприятия только придавали ему сил, в то время, как Этьен относился к ним ровно, как к части своей работы. — А где Мишель? – художник достал из пачки новую сигарету. — Мишель, Мишель… – пробурчал сидящий на диване Наоки. – Ты о нем только и говоришь последние пятнадцать минут. — Потому что сегодня его день, – объяснил Этьен. Отошел от окна, встал позади дивана, наклонился и обнял юношу со спины за плечи. – И ты обещал мне быть более сдержанным с ним сегодня, помнишь? Наоки фыркнул. — Вот вырвалось обещание, а теперь его надо сдерживать. — Эй, любовная парочка, – прервал их Марсель. – Оставьте свои любовные пререкания до вечера. У нас, между прочим, важное мероприятие. Мишель внизу жутко нервничает. Думал, позвать его к вам, но теперь даже не знаю. — Да зови, я же обещал быть тихим, – равнодушно пожал плечами Наоки. Стоило Марселю снова выйти, как юноша вопреки своему показному равнодушию, быстро перевернулся на диване, встав на него коленями и, обхватив Этьена за шею, прижался губами к его губам. Художник предпринял слабую попытку отстраниться, но очень быстро сдался. — Нао, они сейчас вернутся. — Ну, минута-то у нас есть, – и Наоки снова завладел его губами до тех пор, пока в коридоре не послышались шаги. Только тогда он с разочарованным вздохом отпустил Этьена, поглядывая на дверь. Вошедший Мишель выглядел просто: темно-серые брюки и белая рубашка. «Никакого стиля,» – прокомментировал про себя Наоки и лениво махнул рукой. — Привет. — Привет, – Мишель замялся на пороге. — Хочешь кофе? – предложил Этьен, огибая диван. — Мне колу, – ответил вместо Мишеля Наоки, раскинувшись на диване в свободной позе. Этьен бросил на него настороженный взгляд, который юноша спокойно выдержал, только лишь добавив: – Пожалуйста. — Мишель? – переспросил художник. — Можно мне кофе? — Конечно. — Ребята, я вас оставлю, пойду встречать и развлекать гостей, – и Марсель снова упорхнул. Наоки видел, что Мишель отчего-то чувствовал себя неловко. Даже когда тот пил кофе, его рука слегка дрожала. Нервничал перед тем, что скоро все внимание будет уделено ему? — Волнуешься? – спросил Наоки и отставил свою банку с колой на столик. — Немного. — Думаю, с Этьеном тебе не о чем волноваться. Он позаботится о том, чтобы все прошло удачно. Мишель кивнул и робко посмотрел на художника. «Опять этот взгляд!» – придирчиво отметил про себя Наоки. — Я очень благодарен Этьену за все. — Неудивительно, – Наоки поднялся с дивана, сделал круг по комнате, подошел к креслу, на котором сидел Этьен, и, положив локти на его спинку, загадочно улыбнулся. – Тебе очень повезло с преподавателем. И мне тоже. Наоки положил подбородок на свои руки, едва ли не касаясь лицом волос Этьена. Он знал, что это преднамеренная провокация, но стоило только подумать о том, что кто-то еще претендует на любовь Этьена, как внутри него взрывался целый ураган эмоций. — Нао, – прокашлялся Этьен, отодвигаясь. — Да, сенсей? Этьен не успел ничего ответить, потому что его прервал зазвонивший мобильный. Взяв телефон, он отошел к окну – это была Катрин. Тем временем Наоки занял его кресло, закинув на подлокотник обе ноги и разглядывая свои замшевые ботинки, одетые на босу ногу. — Ты прости, что я тогда так налетел на тебя, – обратился он к Мишелю притворно добродушным тоном. – Просто защищаю честь Этьена от посягательств со стороны. А то слишком много желающих. — Можно задать тебе вопрос? – неожиданно спросил молодой художник. — Валяй. — Это правда – та статья в журнале? — Ммм? – Наоки поднял на него глаза. – О чем ты? — Про статью об Этьене. И о тебе. Вся наигранность мигом спала с лица юноши. — Какая еще статья? – нахмурился он. — Вчера вышел номер журнала об искусстве. Я не читаю его, потому что они обычно пишут не о творчестве, а о всяких сплетнях. Но мне позвонил один из студентов и рассказал об этом. — Слушай, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, – достаточно грубо ответил Наоки. – Ты можешь уже прямо сказать, о чем эта статья? Мишель опустил глаза, сглотнул и проговорил едва слышно: — О том, что Этьен и его личный ученик – любовники. В комнате воцарилась бы тишина, если бы не разговаривающий по телефону Этьен. Теперь Наоки отчетливо слышал его голос, потому что они с Мишелем замолчали. Когда пауза затянулась, юный художник был первым, кто решил ее прервать. — Если это неправда, то, думаю, нужно опровержение и… — Спасибо, но, думаю, мы обойдемся без твоих советов, – резко ответил Наоки как раз в тот момент, когда Этьен закончил говорить и услышал последнюю фразу. — Нао, мы же договаривались, – напомнил он, но, заметив напряженные взгляды, понял, что происходило явно что-то не то. – Что такое? Никто не спешил ему отвечать, так что пришлось повторить: — Да что с вами такое? — Ты знаешь что-нибудь про статью в журнале? – откликнулся Наоки. — Какую статью? — Ясно, не знаешь. — Так, может, расскажете? — Предоставлю эту честь твоему студенту. Этьен перевел взгляд на покрасневшего Мишеля. — Что за статья? — О тебе и Наоки. — Наоки? — О том, что вас связывает не только искусство. — Что?! – Этьен чуть не подавился воздухом. — Странно получается, – вмешался Наоки, меряя Мишеля взглядом. – Только ты об этой статье и знаешь. Не придумал ли ты сейчас эту историю, а? Блондин раскраснелся еще сильнее. — Как ты можешь так говорить? Я никогда бы не сделал подобное, если это касается Этьена! — И почему же? – Наоки встал с кресла и прищурился. – Потому что втюхался в него по уши? — Что… – Мишель вцепился пальцами в свои брюки. — Или сам подсказал журналистам, о чем написать? – продолжал свои обвинения юноша. — Наоки, перестань, – задержал его за руку Этьен. – Прекрати. — А что ты меня останавливаешь? – огрызнулся тот. – Кто еще знал о том, что я твой ученик? Он, Катрин и Мишель. Но из них только у него есть причины сделать подобное, потому что он наверняка меня ненавидит за то, что мы с тобой вместе! — Наоки! – крикнул Этьен, и тот только сейчас понял, что признался в их отношениях, сам того не желая. – Успокойся. — Пусти! – выдернул руку юноша и отвернулся, злой на Мишеля, на художника и на самого себя. — Этьен, я бы, правда, никогда… – начал Мишель. — Давайте все успокоимся, – прервал его художник. – Что это за журнал? — «Арт лайф». — Да, они всегда любили копаться в грязном белье. — Нужно опровержение. — Хватит давать свои ценные советы! – бросил Наоки. — Нао, – попытался утихомирить его Этьен, – перестань так разговаривать. Если бы Мишель не сказал этого сейчас, я выглядел бы полным дураком перед журналистами через пару часов. Ведь эта тема наверняка всплывет сегодня. — Я был уверен, что вы знаете. Ведь Марсель отслеживает такие вещи, – попытался оправдаться Мишель. — Мы были погружены в организацию закрытия выставки, поэтому было не до журналов. — И что теперь делать? – Наоки потер лоб. – Что ты им скажешь? Воцарилось молчание. — Так это правда? – едва слышно спросил Мишель. — Не лезь не в свое дело! — Наоки! – Этьен вдруг сократил расстояние между ними и, развернув юношу за плечо, обнял. – Это моя проблема, и я в ней разберусь. Не срывайся на Мишеле. Художнику было все равно, что он обнимал Наоки на глазах у своего студента. Тот и так уже прекрасно обо всем догадался, поэтому теперь нужно было успокоить эмоции, которые переполняли его любимого человека через край. И, кажется, это подействовало, потому что мышцы Наоки стали ощутимо расслабляться, и он вздохнул рядом с его плечом. — Ты ведь боялся этого. Боялся, что все узнают. — Просто считал, что не нужно об этом кричать. Наши отношения – это только наше личное дело. — Опровергни все. Скажи, что это неправда, – Наоки посмотрел Этьену прямо в глаза, в которых было написано только одно: сильное, переполняющее беспокойство. — Не волнуйся, – Этьен провел по его волосам ладонью, потом повернулся к Мишелю. – Могу я попросить тебя об одолжении? — Конечно, – кивнул юноша, глядя огромными глазами на художника и его друга. — Пусть все, что ты знаешь, останется между нами. — Я никому ничего не скажу, – взволнованно пообещал Мишель. – Извини, что так вышло… — Все нормально, – Этьен аккуратно отпустил Наоки. – Мне надо покурить. При внешней сдержанности внутри у него все переворачивалось. Этьен понятия не имел, что будет отвечать, если его спросят о той статье, хотя он и в глаза ее не видел. Признаться всем вокруг, включая журналистов, в том, что с Наоки их связывало что-то больше, чем занятия живописью, значило бы привлечь к себе чужое внимание и поставить репутацию под угрозу. Сигаретный дым вился под потолком, но не избавлял от сотни вопросов в голове. Когда Марсель вернулся, Этьен сразу понял, что его коллега чем-то сильно озадачен. Что еще могло случиться? — У меня плохие новости. — Какие на этот раз? – бесцветным голосом ответил художник. — «Арт лайф» напечатали статью… — Это уже не новость, – оборвал его Наоки и стал мерить шагами комнату. – Мы знаем. — Этьен, ты же понимаешь, что сегодня это обязательно всплывет? — Понимаю. Марсель подошел к нему ближе и заглянул в глаза. — И что ты будешь говорить им? Надо продумать опровержение. У нас остается мало времени. — Ничего не нужно. — То есть как? — Я скажу все от себя. — Уверен? – недоверчиво переспросил коллега. — Да, спасибо за поддержку. Марсель похлопал друга по плечу. — Спускайтесь минут через десять. — Да, как раз должна подъехать Катрин, – Этьен потушил сигарету в пепельнице и добавил тихо, чтобы никто больше не слышал. – Позови Мишеля с собой. Марсель выполнил его просьбу в считанные секунды и, подхватив паренька под локоть, потащил за собой на первый этаж. Когда они остались вдвоем, Этьен повернулся к Наоки, который так и продолжал ходить взад-вперед по комнате. — Ты протрешь дыру в паркете. Наоки остановился, сложил руки на груди, потом засунул их в карманы зауженных брюк и опустил плечи. — Почему такое должно было случиться? — Мне очень льстит, что ты волнуешься за меня, но, Нао, мне гораздо нужнее сейчас твое спокойствие и выдержка. Юноша посмотрел на него блестящими глазами, потом подошел быстрым шагом вплотную и обнял. — Прости, я действительно разнервничался. Знаешь, я думаю, что будет лучше, если я не пойду с тобой туда, а останусь в студии. Этьен отстранился, нахмурившись. — Почему ты так говоришь? — Потому что из-за меня ты только будешь нервничать, да и те, кто читал эту статью, увидят меня. В общем, думаю, мне лучше не подливать масла в огонь. — Нет, – Этьен сказал это так строго, что Наоки вдруг вспомнил их первые занятия вместе. – Я хочу, чтобы ты был рядом. Вне зависимости от чего-либо. Я не собираюсь подстраиваться под кого бы то ни было и жертвовать нашими отношениями. — Ты упрямишься сейчас. Подумай, как следует, какой от меня там будет толк? Только наоборот, мое присутствие вызовет ненужные, назойливые вопросы. — Не привыкать. Мне важно твое присутствие. Очень важно, – Этьен зарылся лицом в густые волосы юноши. – Это раньше мне казалось, что я могу быть полностью самостоятельным, одиночкой. Мне не был нужен кто-то, я был сам по себе. Но теперь все по-другому. Как будто я стал слабее. — Какой-то философ сказал, что любовь делает нас слабее и ранимее. — Выходит, он был прав. — Ладно, – согласился юноша и для верности улыбнулся. – Сдаюсь. Я был бы последней бесчувственной сволочью, если бы после твоих слов решил оставить тебя одного. Да и в обиду я тебя никому не дам. Они шли до конца коридора, держась за руки, и только перед самой лестницей неохотно отпустили пальцы друг друга. — Все будет хорошо. Отрицай все, о чем бы ни спросили. Я поддержу тебя. Этьен в последний раз посмотрел в искренние карие глаза. Еще недавно Наоки всячески отрицал любые проявления лжи, а теперь сам просил его лгать. — Я люблю тебя. Улыбка смягчила лицо юноши. — Иди первым, как и договаривались. Приду минут через десять. — Буду ждать. Наоки слышал, как тихо раздавались шаги Этьена по ступеням, и, когда они стихли, а слух заполнили только разговоры гостей, прислонился спиной к стене в коридоре и закинул голову, разглядывая потолок. Его все еще не оставлял вопрос, кто мог «настучать» журналистам об их отношениях с Этьеном, и, вопреки доверию художника, так или иначе подозревал Мишеля. По его мнению, Катрин вряд ли бы сделала подобное – за время их знакомства Наоки понял, что девушка и Этьен действительно были хорошими друзьями, несмотря на разницу в характерах. Марселю тоже было невыгодно подставлять собственного друга и коллегу. Оставался только Мишель, который, ясное дело, испытывал к своему преподавателю не просто уважительные чувства – Наоки прекрасно видел это. Теперь Этьену придется врать. Врать перед всеми и даже перед самим Наоки, но если надо это пережить, то другого пути нет, даже если и хочется, чтобы Этьен оповестил всему миру о том, что они любят друг друга и это вполне нормально. Юноша посмотрел на часы: десять минут прошло. Пора. Подходя к лестнице, он волновался, будто должен был сейчас спускаться как какая-нибудь принцесса в фильмах, но когда сделал первые шаги, понял, что никто в его сторону не смотрит, а все гости увлеченно беседуют. Даже среди людей он не особо выделялся, двигаясь по направлению к Марселю, который с аппетитом ел у столика канапе и при этом умудрялся говорить с Этьеном и Катрин. Именно девушка заметила его первой и радостно приняла в свои объятия. — Наоки, привет, красавчик! Боже, как ты классно выглядишь! Юноша посмотрел на себя вниз, словно не помнил, во что был одет. Вроде бы простые черные брюки, белая кофта с глубоким вырезом, открывающим ключицы, и черная жилетка – ничего особенного. — Ты тоже, – вернул он искренний комплимент. Катрин подхватила его под руку и шепнула на ухо: — Я все знаю. Держитесь. — Спасибо, – Наоки чуть склонил голову в знак благодарности. — Этьен, думаю, пора объявлять официальное начало мероприятия, – напомнил Марсель, дожевывая очередное канапе. Это была немногословная речь, повествующая в основном о цели мероприятия и ее кратком содержании, но даже в течение пары минут Наоки отметил про себя, как менялся Этьен, выступая перед публикой. Именно таким он помнил его по их первым встречам: закрытым, отстраненным, даже холодным. Тогда он никак не думал, что на самом деле Этьен намеренно выстраивает дистанцию между людьми, надевает маску, скрывая под ней чувствительную, филигранную натуру. И, конечно, Наоки не предполагал, что все обернется таким образом, что они станут не просто любовниками, а гораздо ближе друг другу, на уровне тонких граней души, что Этьен научит его любить, даже несмотря на то, что начиналось все не так гладко. Наоки наблюдал за другом половину вечера. У него вызывало искренний интерес сравнивать «публичного Этьена» и «его Этьена», находить отличия, как в головоломке, и понимать, что только с ним художник был самим собой – это сильно льстило. Пока не наступило время официальной речи. Сначала должен был говорить Этьен, потом Мишель, после чего все желающие могли обратиться с вопросами. Тот момент, который хотелось оттянуть как можно дольше. Перед тем, как идти, Этьен поднял на Наоки глаза, незаметно, будто невзначай, коснулся пальцами тыльной стороны его ладони и только потом направился к уже ожидавшим его Мишелю и Марселю. Ряды фигур загородили их собой. Наоки отошел к колонне, прислонился к ней плечом и замер. Он в принципе терпеть не мог ждать, а уж ожидание чего-то плохого было абсолютно невыносимым. Слова Этьена о творчестве Мишеля, концепции его работ и успехе выставки долетали до него сквозь пелену, равно как и Мишеля, который так нервничал, что сбивался через каждые три слова. А потом наступила та самая минута, когда Марсель, бросив на Этьена настороженный взгляд, предложил задать интересующие вопросы перед тем, как они объявят о тех картинах, которые будут продаваться. Несколько поднятых рук заявили о себе, и Этьен глубоко вздохнул, набирая в легкие воздух и готовясь к тому, что вот-вот в него воткнут нож. Но первые вопросы звучали вполне безобидно и были адресованы не только ему, но и Мишелю. Только спустя минут десять, Этьен услышал то, чего так опасался: — Месье Де Мони, думаю, многие здесь присутствующие читали свежую статью в «Арт лайф» о вас и вашем частном ученике. Прокомментируйте, пожалуйста. Какие отношения вас связывают? Вопрос задал какой-то молодой журналист, лицо которого было Этьену незнакомо, но по одному выражению которого можно было понять, что одним заходом все не ограничится. Марсель, стоящий рядом с другом, шумно выдохнул. Мишель поник плечами. А Этьен совершенно бессознательно, зная, про кого сейчас шла речь, стал выискивать среди гостей Наоки. Там, где он его оставил, теперь были совсем другие люди. «Где же ты?» Взгляд вдруг зацепился за высокую фигуру, врезался в нее стальным лезвием. Этьен чувствовал, как похолодело все внутри. В зоне видимости исчезло все, кроме этой фигуры и до боли знакомого лица. Его бывший учитель. — Этьен? – шепотом окликнул его Марсель, но художник не среагировал. Даже издалека все такие же холодные серые глаза сверлили взглядом – Этьен ощущал, как он колет тонкими иголками все его тело. Как он мог когда-то любить их, ждать, когда они посмотрят на него, обратят внимание?! Неужели не смог разглядеть за ними все то, что таилось изнутри? Няня была права, когда успокаивала его и стирала со щек слезы: «Наивный, доверчивый мальчик,» - именно так она обращалась к Этьену в тот день, и он понимал: его наивность – его же вина. — Этьен, – шикнул Марсель снова. Думать, что никогда больше не доверишься до конца, и жить с этой уверенностью – так было до тех пор, пока Наоки не появился в его жизни. Стоило произнести про себя имя юноши, как к Этьену будто вернулось сознание, выбрасывая его из прошлого в настоящее. Его настоящее – это Наоки. И чтобы Ролан ни делал здесь сейчас, он – всего лишь образ старой, тлеющей пленки. «Ты ведь тоже знал о Наоки. Так выходит, это ты подкинул журналистам идею той статьи? И пришел посмотреть на плоды своей мести, на то, что я отвечу? Ждешь, что я предам Нао?» — Думаю, сегодня месье Де Мони не готов давать комментарии и предлагаю вернуться к теме сегодняшнего мероприятия, – раздался рядом голос Марселя, и Этьен окончательно пришел в себя. — Нет. Я готов дать свои комментарии, – он посмотрел на первые ряды гостей, замечая среди них знакомых журналистов и критиков. Марсель бросил на друга настороженный взгляд. — Уверен? – шепнул он. Этьен кивнул, не глядя. — То, что написано в той статье – правда. Несколько резких вспышек фотокамер, перешептывания, тихие возгласы, потрясенный взгляд Марселя рядом – все это заполнило собой пространство. Но Этьен только видел, как застыло лицо Ролана, как он поправил на переносице очки и пождал губы – признаки того, что ответ был не тем, который тот ожидал. — Ты что творишь? – прошипел коллега. — То есть вы подтверждаете, что вы и ваш личный ученик, о котором никто не знал, – любовники? – продолжил свой «допрос» журналист. — Я не вижу причин скрывать тот факт, что люди могут любить друг друга вне зависимости от пола. — Этьен, заткнись, – продолжал шептать рядом раскрасневшийся Марсель. — Как давно вы осознали свою гомосексуальность? — Кхм, достаточно, – не выдержал Марсель, вмешиваясь в разговор. – Повторюсь, что если у вас есть дополнительные вопросы непосредственно месье Де Мони, вы можете задать их отдельно, так как сегодня наше мероприятие посвящено закрытию выставки юного художника. У кого-либо есть вопросы по теме? Слава богу, такие вопросы нашлись, и тема сошла на «нет», хотя Марсель был уверен, что это временное затишье. Перед бурей. Такие новости всегда превращаются в скандал. И Этьен только что сам подписал себе приговор на то, чтобы его имя полоскали на тему, которая совершенно не относилась к искусству. Когда все закончилось, и Марсель рявкнул идти за ним в кабинет, Этьену было плевать совершенно на все. Несмотря на свое признание перед толпой гостей, которое завтра же окажется в журналах, на душе было свободно. Он видел, как прожигал его взглядом Ролан после того, как их выступление закончилось. Его бывший учитель явно был в не лучшем расположении духа. И неудивительно, ведь в его игре кто-то ввел свои правила. Но самое главное, что сознавал Этьен, было то, что он не предал Наоки – эта мысль стучала в голове. Будь что будет, но хватит лжи и недоговоренностей. Марсель толкнул его в плечо, таким образом заставляя сесть на диван. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. — Ты хоть понимаешь, что только что сделал? Ты послал всю свою репутацию к чертям собачьим! Ты что, не мог все отрицать или хотя бы просто промолчать? Они же теперь не успокоятся, пока не вынюхают и не напишут обо всех деталях твоей личной жизни! Господи, я никогда не думал, что ты окажешься таким глупым! — Поговорят и забудут. Все равно рано или поздно появится новая жертва для сплетен. — И ты так спокойно говоришь об этом? Этьен, ты вообще в своем уме? А ты подумал о том, что уже завтра в журнале Эми может прочитать о том, что ты и ее братец делаете за ее спиной? — Не думаю, что эта новость долетит до Ниццы завтра, а вечером она уже вернется и узнает все от меня. — Тебе не кажется, что ты слишком все упрощаешь? Черт возьми, ты ведешь себя как ребенок! Я уже давно привык к тому, что ты творческая личность, но пора бы уже повзрослеть! Голубые глаза посмотрели ровно на него, и Марсель мог поклясться, что еще никогда не видел у Этьена такого осознанного, уверенного взгляда. — Как ребенок? Нет, мой друг, ты ошибаешься. Сегодня я впервые в жизни сделал взрослый поступок – не испугался, а признал самого себя и дорогого мне человека. И я ни капли не раскаиваюсь в этом. От такого твердого голоса Марсель поостыл, только безутешно помотал головой и простонал: — Мы пропали. — Не утрируй, – Этьен положил ладонь ему на плечо. – Я не боюсь последствий. По крайней мере, я остался честен перед собой и перед Наоки. — Твой Наоки совсем заполоскал тебе мозги. — Мой Наоки открыл мне глаза на многое. И что бы ни говорили теперь, и, как бы ни пошли наши дела, спасибо тебе, что все время помогал и выходил из сложных ситуаций за меня, но я, правда, повзрослел. Марсель поднял на него глаза и неожиданно широко улыбнулся, потом сбросил с плеча руку друга и дал ему легкий подзатыльник. — Чего это ты речи толкаешь, будто прощаешься? Еще не все потеряно. Забабахаем твою выставку, привлечем внимание к творческой составляющей твоей жизни, а не постельной. Уж я-то постараюсь! — Я же говорю, спасибо тебе, – благодарно улыбнулся Этьен. Их беседу прервала резко открывшаяся дверь и влетевший в кабинет Наоки. Этьен поднялся с дивана, но не успел сделать и шага, потому что ему в грудь пришелся удар кулаком. — Придурок, зачем ты им рассказал о нас?! Они же теперь затравят тебя! – Наоки схватился за ворот рубашки художника. – Мы же договорились, что ты все опровергнешь, а теперь… Теперь… Наоки обеспокоенно замотал головой, не зная, какие слова подобрать. Еще чуть-чуть, и он расплачется, как сопливая девчонка, от переизбытка чувств. — Ты не стал им врать, – хриплым голосом продолжил юноша. – Этьен, люблю тебя... Люблю. Следующее, что почувствовал Этьен, несмотря на по-прежнему вцепившиеся в его рубашку пальцы, это поцелуй, наполненный столькими эмоциями, что было непонятно, злится Наоки или, наоборот, счастлив. Стало совершенно неважно, что помимо них в кабинете был Марсель, глядевший со стороны на происходящее округлившимися глазами. — Так значит, все же ты рад? – улыбнулся Этьен, заглядывая в блестящие глаза, ставшие темнее обычного – цвета горького шоколада. — Не знаю. С одной стороны, я счастлив, но с другой… Твоя репутация… — Давай остановимся на первом. На том, что ты счастлив. — Эй, ребята, я вам тут не мешаю случайно? – помахал рукой Марсель. — Мешаешь, – покосился на него Наоки. – Там внизу еще куча еды осталась, между прочим. — Очень остроумно, – скривил лицо блондин, потом посмотрел куда-то в потолок. – А те канапе с лососем тоже оставались? Наоки уткнулся лицом в грудь Этьена и засмеялся. — Марсель, будь добр, принеси нам тоже что-нибудь перекусить, – сдерживая смех, попросил художник. — Ладно, ладно. Так уж и быть, оставлю вас на пару минут. Но только на пару! — Кажется, он не особо злится. Я думал, будет гораздо хуже, – заметил Наоки, когда дверь за Марселем закрылась. — Он понял меня. Хотя вначале, конечно, мне досталось. — Твои слова были, мягко сказать, неожиданны для меня. — И для меня самого. На самом деле, меня подтолкнул к этому Ролан. — Ролан? – Наоки встревожено вскинул голову. – Причем тут он? — Уверен, что это он говорил с кем-то из журнала. Я видел его среди гостей. Не понимаю, как он прошел, но факт остается фактом. — Ублюдок! Если это он, я сам разберусь с ним! Наоки метнулся в сторону, намереваясь спуститься и найти Ролана, но Этьен крепко сжал его локоть, не позволяя уйти. — Пусти! — Нет. Он и так не получил ожидаемого результата сегодня. У него не получилось поссорить нас до этого. Зачем что-то доказывать или ругаться? Разве он достоин твоих эмоций? — Ты не понимаешь! Это дело чести! — Тогда цени себя выше – не поддавайся на провокацию. Именно этого от тебя ждут. И именно этого он ждал сегодня от меня. Наоки нетерпеливо выдернул руку, но остался на месте, обдумывая слова друга. — Ты прав, – признался он, остывая. – Я все время действую слишком импульсивно. Но не могу иначе. Это наработанная годами привычка, – юноша плюхнулся в кресло и вытянул ноги. – И что теперь будем делать? — Ничего. Скоро спустимся вниз и продолжим мероприятие. — Этьен? — Да? – художник прикурил сигарету. — Я не ожидал, что ты так поступишь. Не потому что сомневался в тебе. Я думал, тебе все еще сложно признавать при других наши отношения. — Я не считаю, что наши отношения хуже чьих-то других. — Я тоже, – улыбнулся Наоки. – Поэтому можно пригласить тебя сегодня на свидание? — Что? – Этьен приподнял брови, удивленный подобным приглашением. – Сегодня? — Да. Мне вдруг захотелось сделать тебе приятное. Считай это моим ответом на твой сегодняшний поступок. — Ты первый человек, который приглашает меня на свидание. Обычно это делал я, – с улыбкой ответил художник. — Я у тебя во многом первый, не забывай об этом. Ты сам так говорил. Так что с твоего позволения я не останусь на следующую часть вечера, а займусь организацией другого важного мероприятия. Наоки поднялся с кресла, подошел к Этьену и быстро поцеловал в щеку. — Буду ждать тебя в студии, когда все закончится. — Мне кажется, или ты просто решил смыться? – Этьен поймал его за талию. — Я хочу, чтобы вечером мы оба расслабились и наслаждались компанией друг друга, – Наоки выпутался из объятий и с хитрым видом подмигнул. – Не задерживайся. В конце концов, это твое первое приглашение на свидание. — Уфф, – выдохнул Марсель, когда они попрощались с последним гостем и остались с Этьеном вдвоем. Он подцепил с блюда еще оставшиеся маленькие пирожные-безе и довольно ими захрустел. – Теперь можно расслабиться. — В отношении еды ты никогда не расслабляешься, – ответил Этьен, но не удержался и тоже взял одно пирожное. Он не ел с утра почти ничего, кроме пары канапе на фуршете. — Ты чего такой задумчивый? Все размышляешь о произошедшем? — Нет, я… Как ты думаешь, что можно подарить человеку на свидании, если он не девушка? — А что ты так сложно выражаешься? Ты о Наоки ведь говоришь? У вас свидание? — Ладно, забудь. — Нет уж, – засмеялся Марсель и похлопал друга по плечу. – Мне кажется, или ты даже покраснел? — Не придумывай, – отмахнулся художник. – Забудь, что я вообще сказал. — Да что ты прям! Можно подумать, я гомофобией страдаю. Ну, а что ты думаешь-то? Подари цветы. В Европе дарят цветы всем без исключения: парням и девушкам. — Я дарил цветы Эми, когда мы ходили на свидания. — И что? — Наоки – не девушка. Вряд ли ему это понравится. — Главное – знак внимания, а не сам подарок. — А я думаю, что каждый подарок нужно выбирать с душой. — У тебя в любом случае сейчас небольшой выбор. Время около десяти вечера. Все магазины закрыты, кроме разве что продуктовых супермаркетов и цветочных лавок. — Черт, я и забыл. — Я же говорю, творческая личность, – улыбнулся коллега, подцепил последнее оставшееся безе и, жуя, показал пальцем на двери. – Давай, беги за цветами, а то и те закроются. Париж, может, и город романтиков, но продавцы не будут ждать их до поздней ночи. Этьен поднимался в студию с таким внутренним волнением, будто никогда раньше ни с кем не оставался наедине. Остановившись перед дверью, он в последний раз оценивающе посмотрел на букет бордовых, ароматных лилий – он никогда не дарил этих цветов девушкам, но Наоки девушкой и не был. Дарить розы – слишком банально, мелкие цветы – слишком просто, а эти были действительно красивыми, необычными и несколько строгими. «Более мужскими,» – добавил про себя Этьен, надеясь, что букет не окажется размазанным по его лицу, зная вспыльчивость Наоки. От волнения он даже зачем-то постучал в дверь, которая отворилась через полминуты. Наоки приподнял одну бровь. — Хмм, вообще-то здесь открыто, – юноша улыбнулся и сделал приглашающий жест. – Проходите, месье Де Мони. Он закрыл за ними дверь, повернулся к Этьену, вставшему у противоположной стены со спрятанными за спиной руками. — Что такое? – не понял Наоки. – Ты так и будешь стоять в коридоре? — Нет, просто… – Этьен стеснительно вынул букет из-за спины. – Это тебе. Наоки уставился на цветы так, будто видел перед собой какой-то инопланетный предмет, неизвестный науке. — Ты купил их мне? — Да, но… Черт, наверно надо было что-то другое, да? – поморщился Этьен, чувствуя себя последним идиотом. – Ладно, я их выброшу, и дело с концом. Забудем просто. В следующий раз подарю что-то более… — А ну, отдай! – Наоки поймал уже уходящего Этьена за руку и выхватил у него цветы. – Что значит выбросишь?! Мне впервые в жизни дарят цветы и тут же собираются их выбрасывать! Нет уж! Юноша прижал лилии к груди, будто их собирались у него отнять, и с обидой смотрел на Этьена. — Извини, я подумал, что ты счел это глупым или что я отношусь к тебе как к девушке. — Подумал он, – буркнул Наоки. – У меня что, не может быть такой эмоции как удивление? Или мне каждый день цветы дарят? Этьен помотал головой и улыбнулся: он боялся худшего, а оказалось все с точностью да наоборот. И чтобы сменить гнев юноши на милость, он подошел к нему ближе и обнял вместе с цветами. — Тогда я рад, что смог приятно удивить тебя. — Так-то лучше, – усмехнулся Наоки, потом прижался щекой к его плечу и добавил тише: – Спасибо тебе. Помнишь, как-то я попросил тебя хоть раз принести мне цветы на кладбище, когда меня не станет? Я почему-то не думал, что это сделает кто-то при жизни. Почему Наоки так часто говорил такие вещи, от которых у Этьена все переворачивалось в душе? — Опять пессимизм? — Нет, это просто… — Все, тссс, – Этьен накрыл губы юноши поцелуем, прерывая их разговор. – Так что ты там придумал со свиданием? Мы куда-то пойдем или останемся здесь? — Здесь, только давай я поставлю цветы в воду. Есть ваза? Разместив лилии и расправив их стебли, Наоки вернулся к Этьену, взял его за руку и потянул за собой на террасу. — Идем. — Туда? Но на улице уже темно. Но Наоки, не слушая, распахнул дверь и вывел художника под открытое небо. — Нам это не помешает устроить пикник. Посреди террасы прямо на деревянном полу был расстелен плед, на котором стояли тарелки со всевозможной японской едой, а вокруг пледа пространство освещали желтые свечи, расставленные по всему кругу. — Пикник на крыше, – прокомментировал Наоки, показывая рукой вперед. — У меня нет слов, – признался Этьен, восхищенный идеей юноши. — У тебя сейчас такое же выражение лица, как у меня, когда ты подарил мне цветы, – засмеялся Наоки. – Мы квиты. Давай садиться есть. У меня даже живот урчит от голода. — Когда ты успел заказать еду? — Недавно привезли. Боялся не успеть, – Наоки сел на плед и похлопал рядом с собой. – Давай, устраивайся. — Я даже не видел курьера. — Я попросил поднести ко второму входу. Надеюсь, ты любишь японскую кухню? — Признаться, я ее ел только пару раз с Эми. Твоя сестра всегда предпочитала европейскую еду. — Да, причем с детства. Упоминание Эми кольнуло Наоки, но он постарался не думать сейчас о том, что ждет их завтра по ее возвращению. — А я соскучился по родной еде. Нормальная, здоровая пища, – юноша потянулся за палочками. – Ну, itadakimas! — Приятного аппетита, – улыбнулся Этьен, наблюдая, как ловко Наоки орудует палочками, перенося роллы и сашими себе на тарелку. Волосы юноши при свете свечей приобрели золотистый оттенок и спускались ровными прядями на плечи. — Как давно ты решил отращивать волосы? – задал вопрос художник, пока Наоки ухаживал за ним, наполняя тарелку. — Три с лишним года назад, – карие глаза на пару секунд прищурились, будто это воспоминание было отчего-то неприятно. — Решил создать собственный стиль? — Что-то типа того, – Наоки отвернулся и быстро сменил тему. – Нальешь вино? — Конечно. Темное пространство неба над головой казалось бесконечным и далеким. Сытый и счастливый, Наоки распластался на пледе, положив голову Этьену на колени. Вечерняя прохлада не казалась дискомфортной после пары бокалов вина, зато щеки покрывал румянец, а губы то и дело трогала улыбка. — Помнишь, как я тут напился с тобой? — Сложно забыть. Тогда ты много чего мне наговорил. — О том, что ты особенный? — Так, значит, ты не был настолько пьян и все сознавал? — Не совсем. Я вспомнил потом, через день, когда вновь подумал, что ты для меня особенный. Этьен улыбнулся и уже было потянулся за сигаретой, но понял, что курить сейчас особо не хочется – слишком умиротворенно они сидели вдвоем. — Я так давно не вспоминал прошлое, – задумчиво сказал художник. – Благодаря тебе. Раньше любая вещь, слово и ситуация могли напомнить о нем. У меня такое чувство, будто я открываю для себя сначала весь окружающий мир. — Ты сравнивал меня когда-нибудь с Роланом? — Думаю, да, – признался Этьен. – Но делал это неосознанно. Вы слишком разные. Как небо и земля. — Мы повесим мой портрет в студии? — Конечно, повесим. Выбирай место – все стены твои. Как раз завтра я его закончу. Осталось только посмотреть свежим взглядом и подкорректировать. — Хорошо. Как только он окажется на стене, этот момент будет значить что-то очень важное, – прищурился Наоки. — И что же? — Не знаю, сложно описать словами. Но это же мой портрет, написанный тобою. Разве этого не достаточно? — Мне кажется, или ты светишься в темноте от гордости? – усмехнулся художник. — А мне кажется, или ты давно меня не целовал? – парировал юноша, деловито глядя другу в глаза. – Разве я не заслуживаю вознаграждения за организацию нашего полуночного пикника? — Более чем. — Тогда чего ты ждешь? Этьен улыбнулся и погладил щеку Наоки, склоняясь вниз, когда рядом зазвонил оставленный мобильный. Мелодия, которая стояла на звонки Эми, теперь казалась назойливой и слишком громкой. Наоки недовольно нахмурился и отвернулся, так же прекрасно понимания, что звонила его сестра. И почему ей нужно было сделать это именно в такой момент? Будто она чувствовала на уровне интуиции, что ее бойфренд ей изменяет. В тот момент Наоки впервые задумался о том, кому на самом деле сейчас принадлежал Этьен: все еще его сестре или уже ему… Но мелодия вдруг смолкла, и юноша с удивлением увидел, что звонок прервался, потому что его сбросил Этьен. — Перезвоню ей завтра, чтобы договориться и встретить в аэропорту, – ответил Этьен на немой вопрос в глазах юноши, а потом и вовсе отключил мобильный. – Не хочу, чтобы в такой чудесный вечер нам мешали. Наоки кивнул. Хотя в нем и всколыхнулось чувство вины, но важнее было другое – теперь он знал ответ на свой вопрос. Этьен принадлежал ему. И это осознание пьянило сильнее недавно выпитого вина. Он сел, опираясь на одну руку, и потянулся к губам художника, сливаясь в долгожданном поцелуе, который в этот раз получился без борьбы за право инициативы, а абсолютно равным и оттого нежным. Не в состоянии оторваться от Этьена, Наоки обхватил руками его плечи, пытаясь устроиться так, чтобы держать равновесие, но вместо этого его обняли и аккуратно опрокинули на плед. Ласкающий взгляд голубых глаз сменился на ласкающие следы влажных губ на ключице в глубоком вырезе кофты. — Ты не боишься, что нас здесь кто-то увидит из окон соседних домов? – улыбнулся Наоки, зарываясь пальцами в волосы друга. — Уже ночь. И половина свечей прогорела. — Раньше ты был более стеснительным. — Пока не встретил тебя, – Этьен коснулся губами шеи юноши, пальцы расстегнули пуговицы на жилетке, приподняли край кофты и легко дотронулись до голой кожи живота. Наоки вздрогнул, выдохнул и сильнее вцепился в плечи художника. — Надеюсь, теперь ты не жалеешь о том, что мы встретились? И что тогда я настоял, чтобы ты был моим сенсеем? Он прекрасно знал, что Этьен ответит согласием, поэтому, не дожидаясь слов, подался вперед и сам стал инициатором нового поцелуя, гораздо более нетерпеливого, чем предыдущий. Память почему-то напомнила об их первых занятиях, когда Этьен казался строгим учителем, и между ними с самого начала лежало большое расстояние. Только потом эта дистанция стала сокращаться, пока не превратилась в едва заметную полоску, а сейчас и вовсе пропала, потому что они лежали кожа к коже, с отброшенной в сторону одеждой, и дыхание становилось одним на двоих с каждым поцелуем. Завтра все встанет на свои места. Эми узнает о том, что они вместе, а, значит, последняя ложь, ограничивающая их свободу, разобьется на осколки. Нет, не последняя. Наоки дернулся, сам того не желая, будто одна только мысль могла ужалить. — Ты чего? – Этьен поднял голову, оторвавшись от прокладывания дорожки устремляющихся вниз поцелуев. — Ничего. Щекотно, - Наоки приподнялся на локтях и, поймав Этьена за плечи, опрокинул на пол, тут же усаживаясь на его бедра и склоняясь вниз за поцелуем. Лучше самому начать, чтобы сконцентрироваться на чем-то. Юноша стремительно опустился ниже, устроился между ног друга и сосредоточился на том, чтобы доставить Этьену удовольствие. Он уже знал, какие его действия волнуют художника больше всего, поэтому решил сразу приступить к делу. Этьен водил указательным пальцем по левому плечу Наоки, за которое обнимал его, лежа в постели. Он в очередной раз поймал себя на том, что совершенно не жалеет о своем сегодняшнем, а учитывая, что уже была ночь, вчерашнем поступке. И будь, что будет. Гораздо важнее, что они есть друг у друга. — О чем думаешь? – Наоки посмотрел на Этьена вверх и крепче обнял за талию. — О минувших событиях. — И что надумал? — Ничего нового, – усмехнулся Этьен. – Просто рад, что сделал так, а не иначе. — Теперь у нас с тобой официальные отношения. — Да уж, – Этьен поцеловал юношу между бровями. – Остался последний шаг. Завтра. Наоки тяжело вздохнул. — После тебя я тоже поговорю с Эми. Не хочу, чтобы мы стали врагами. А сейчас, – юноша поднялся и сел, подтянув под себя ноги, – я хочу сказать тебе кое-что. Знаю, что это может сильно повлиять на твое решение, но не хочу скрывать от тебя что-то. Ты сказал сегодня всем гостям правду, а я до сих пор не мог набраться смелости. Этьен внимательно смотрел на юношу, потом взял его за руку и сжал пальцы. — Наоки, ты уверен, что это сейчас необходимо? Сегодня и так много всего произошло. Ты выглядишь уставшим. — Нет, я… — Давай отдохнем, а утром поговорим на свежую голову. Иди сюда, – Этьен потянул его на себя, заставляя лечь рядом. — Этьен, я должен тебе это сказать! — Скажешь завтра, – Этьен успокаивающе провел ладонью по волосам Наоки. – И запомни: ничто не может повлиять на мое отношение к тебе. Даже если до Парижа ты работал хостом, – Этьен улыбнулся и натянул одеяло, прикрывая плечи юноши. - А теперь спи. Спокойной ночи. — Я не работал хостом. Вот еще! – буркнул тот, чувствуя, как тяжелеют веки, стоило снова вернуться на подушку и пригреться рядом с Этьеном. — Я пошутил. — Только завтра утром обязательно поговорим. — Даже если ты забудешь, я тебе напомню. — Спокойной ночи. Ресницы Наоки сомкнулись, и уже спустя пару минут он дремал. Ключ повернулся в замочной скважине, дверь едва слышно закряхтела. Такой знакомый запах дерева и краски – творчества Этьена, наполненного его присутствием. Рядом с художником всегда была неповторимая, теплая аура, притягивающая к себе, и по которой было так легко соскучиться. Особенно за неделю разлуки. Эми положила сумочку на пол в прихожей, сняла туфли и прошла на кухню, замечая гору грязной посуды в раковине, которая, очевидно, осталась после ужина. Еще одно доказательство того, что двое молодых мужчин, видимо, совсем погрузились в рисование и забыли о существовании окружающего мира. Учитывая, что они не вернулись ночевать домой, наверняка, полночи провели у мольберта. Мысль о том, что Этьен и ее брат сдружились, не могла не радовать. Это было на пользу им обоим, особенно зная особенности характера каждого. Включив воду, Эми принялась за мытье посуды, чтобы привести все в порядок и приготовить полуночным художникам завтрак. В конце концов, времени было уже около одиннадцати. Несмотря на столь раннее возвращение, девушка была полна сил и энергии. Такси быстро домчало ее до дома по пустому шоссе, и она уже даже забыла о том, что не дозвонилась до Этьена накануне вечером, чтобы предупредить о своем приезде раньше намеченного. Но их квартира пустовала и, оставив вещи, Эми решила не дожидаться и поехать в студию – Этьен мог быть только там. Когда посуда была вымыта, а завтрак на скорую руку приготовлен, Эми вытерла полотенцем руки и сделала глоток кофе. Она до последнего не хотела будить брата и Этьена, но в итоге решила тихо оповестить о своем присутствии – уже почти полдень. Она буквально на цыпочках прошла в зал, но к ее удивлению на диване никто не спал. Эми была уверена, что обнаружит там Наоки, мирно посапывающим в подушку как в детстве. Странно: неужели они легли на одной кровати? Зная Этьена, он вряд ли бы пустил кого-то спать рядом с собой, да еще и в собственной студии. Подойдя к двери, ведущей в спальню, Эми аккуратно повернула ручку и заглянула внутрь, думая о том, что еще ни разу не ночевала здесь. Сердце с грохотом упало куда-то вниз, лицо вспыхнуло и стало трудно дышать. Сперва ей показалось, что у нее начались галлюцинации, иначе как можно было объяснить ту сцену, которая предстала перед ее глазами: распростертый на постели Наоки и обнимающий его Этьен, который лежал рядом на боку и во сне прижимал юношу к себе. Одеяло сползло вниз, оголяя обоих до поясниц. Эми прижала ладонь ко рту, едва силясь с тем, чтобы не закричать, закрыла обратно дверь и прислонилась к ней спиной. Она отказывалась верить в то, что только что видела. Ее брат и ее любимый человек. Вместе. Обнимающие друг друга в одной постели. Не чувствуя ног, Эми прошла до дивана, падая на мягкие подушки и чувствуя, как по щекам начинают бежать струйки слез. Она прекрасно знала об ориентации Наоки, но Этьен… Выходит, те слухи, касающиеся его юношества, которые долетали и до нее, были правдой? Но даже если и так, как могло произойти такое, что ее собственный брат и бойфренд стали любовниками? А другого объяснения сцены в спальне она никак не могла найти. Так обниматься даже во сне не могли чужие друг другу люди. Постепенно тихие слезы стали перерастать в рыдания. Эми просто не могла контролировать себя, понимая, что два самых близких человека предали ее, причем так жестоко и изощренно, как только можно было придумать. За одно мгновение она потеряла и любимого, и брата. Подняв заплаканные глаза, она наткнулась взглядом на стоящий в стороне мольберт. На нем находилась практически законченная картина, на которой был изображен темноволосый юноша восточной внешности, лицо которого было трудно не узнать. Это был первый портрет, который она когда-либо видела у Этьена. — Ты же никогда не писал портреты, – шепнула она, чувствуя, как душат слезы. – Никогда никого не рисовал! Что такого сделал Наоки, что не смогла сделать я? Мы же думали о нашем с тобой будущем… Эми подскочила с дивана, раздраженно вытирая щеку, подбежала к столику, хватая лежащий на нем канцелярский нож. Руки дрожали, внутри все горело. Взмах – и посередине холста образовался разрез. Еще один взмах – хруст натянутой ткани и прямо лезвием по изображенному лицу. Всхлипы разрывали горло, как нож – так искусно написанный портрет. В тот момент она ненавидела брата за то, что отобрал у нее любимого. Ненавидела Этьена за то, что он был автором этой картины. Ненавидела себя за то, что делала. Все эмоции скрутились и переплелись, перерастая в истерику, которая покрыла пеленой тумана все сознание. Ей больше нечего было терять. Наоки проснулся от странных звуков, раздающихся из зала. Сначала на грани сна и реальности он предположил, что пришла Софи, чтобы убраться, несмотря на то, что Этьен говорил ей о том, что теперь нет необходимости делать это так часто. Но, открыв глаза, он понял, что даже лежащая в ногах Марго навострила уши и смотрела в сторону двери. Наоки повернулся лицом к Этьену, который, наверняка все еще видел красочные сны, не реагируя ни на что – он всегда спал как убитый. Аккуратно откинув одеяло, юноша спустил босые ноги на пол и быстро натянул лежащие на стуле джинсы. Если это все-таки окажется Софи, не очень бы хотелось снова оказаться перед ней в откровенном виде. Марго неслышно спрыгнула с кровати и пошла за ним. — Спасибо за компанию, Королева, – шепнул он ей и улыбнулся, толкая дверь и выходя в зал. Но стоило поднять голову, как улыбка резко исчезла с губ, а глаза округлились при виде сестры, в истерике кромсающий стоящий на мольберте портрет. Портрет, который Этьен писал для него. Эми даже не замечала, что в комнате помимо нее находился кто-то еще. Словно в агонии она замахивалась острым лезвием, уничтожая все старания Этьена, всхлипывала и бормотала что-то неразборчивое. — Эми… Эми! – крикнул Наоки и, подбежав к ней, поймал за запястье. – Что ты делаешь? — Пусти! – девушка попыталась освободиться, выдергивая руку. – Ненавижу вас! Как ты мог? Как мог?! Ее заплаканное лицо, покрасневшие глаза и отчаяние, сквозившее в каждом слове, в каждом слоге, заставило Наоки почувствовать такой сильный укол вины, что он неосознанно разжал пальцы, позволяя сестре вырваться. — Эми… — Как ты мог сделать такое? Ты же знал, что я люблю Этьена! Неужели в тебе не осталось ни капли морали и нравственности?! Я до сих не могу поверить, что вы… Что вы… – Эми задохнулась в потоке эмоций, хватая воздух ртом. – Как долго вы собирались скрывать это от меня?! Спать за моей спиной? Какое же унижение! Ненавижу вас. И тебя ненавижу! Слова ударяли словно пощечины, жалили так больно – в самое сердце. Но Наоки прекрасно понимал, что все, что говорила сестра, было сущей правдой, поэтому просто молчал, не смея возразить. — Почему ты молчишь? Почему?! Ты предал меня! Мой собственный брат! Ты украл у меня мое будущее! – Эми снова развернулась к портрету, в очередной раз замахиваясь лезвием, хотя весь холст и так уже был изрезан на куски. — Эми! Пожалуйста! Не надо… – голос сорвался. Наоки только успел вновь поймать ее за запястье, пытаясь вырвать нож и поражаясь, откуда в Эми вдруг взялось столько силы, когда острая боль полосонула предплечье. Он инстинктивно схватился за плечо, чувствуя, как пальцы становятся липкими. — Что ты сделал, чтобы Этьен написал твой портрет? Что? – бросила ему в лицо девушка. — Я… Я просто люблю его, – Наоки опустил голову. — Любишь? Да как ты смеешь говорить мне подобное?! Горячая пощечина обожгла щеку, за ней вторая. Наоки не мог сопротивляться. Он просто осел на пол, чувствуя, как собственные слезы скапливаются в уголках глаз. Он сам привел все к такому исходу – и теперь расплачивался за то, что предал свою сестру. — Прости, – шепнул он. — Простить? Ты считаешь, что я могу простить такое? Почему ты выбрал Этьена? Почему именно его?! — Я люблю его… — Замолчи! И на него обрушились десятки ударов, а он просто прикрывал лицо и глотал свои слезы. Это было его наказание. Пока все вдруг не прекратилось, только рыдания Эми стали еще громче. Рядом раздался голос Этьена, показавшийся странно далеким. — Эми, прекрати! Я сказал, успокойся! — Пусти меня! Он заслужил это! — Не говори глупости! Наоки поднял голову, глядя на то, как Этьен удерживал его сестру, не позволяя больше приблизиться. — Эми, давай поговорим, – просил художник. — Я не хочу говорить! Ни с тобой, ни с ним! — Я прошу тебя. — Убери руки! Не дотрагивайся до меня! — Эми… — Как вы могли? – рыдания с новой силой сотрясали девушку. – Наоки, ты же был моим братом! Как ты мог предать собственную сестру? Знаешь, ты заслуживаешь этого! Ты заслужил такую судьбу! Это плата за все! Наоки едва смог проглотить горький ком в горле. Он так и сидел на полу, глядя вниз в одну точку. Слезы стекали по щекам. Слишком больно… Не от пощечин Эми, не от кровоточащего пореза на плече, а от слов. — Эми… – попробовал вмешаться Этьен, но та только лишь ударила его в грудь. — Наоки! Слышишь?! Ты заслуживаешь своей судьбы! Ты заслуживаешь смерти! — О чем ты говоришь? – повысил голос Этьен. – Как ты можешь желать человеку смерти?! — Желать? – Эми нервно усмехнулась. – Так ты ничего не знаешь? Он не сказал тебе? Не сказал, что ему осталось жить не больше четырех лет, а потом его сердце не выдержит?! – потом обратилась к брату. - Значит, любишь его, Наоки? Тогда почему же не сказал о том, что ты обречен? Внутренности словно сдавили, выкрутили. Наоки по-прежнему смотрел в пол, не видя перед собой ничего. Он отчаянно хотел, чтобы этот самый пол вдруг разверзся под ним и поглотил в себя. Навсегда. Он чувствовал на себе пораженный взгляд Этьена, и от этого слезы душили еще сильнее. Больше всего в жизни он боялся увидеть сейчас в его взгляде осуждение или ненависть. — Ты жалок! Жалок, Наоки! Посмотри на себя! — Замолчи! – крик Этьена прервал истерику Эми, и, видимо, был слишком внезапен, потому что она затихла. Пользуясь случаем, Этьен понизил голос и попросил: – Уезжай домой. Я приеду через пару часов, и мы нормально поговорим. Как взрослые люди. — Ты прогоняешь меня? — Я просто прошу. Так будет лучше для всех. Я хотел поговорить с тобой, когда ты вернешься. Но даже если ты приехала раньше, это ничего не меняет. Я по-прежнему надеюсь, что мы расстанемся мирно. — Расстанемся, – тихо повторила за ним Эми. – Ты променял меня на парня. — Эми, пожалуйста, – Этьен аккуратно обнял ее за плечо и повел к дверям. – Я попрошу Марселя отвезти тебя домой. А сам приеду следом. Эми не сопротивлялась. Было впечатление, что у нее просто кончились все силы, и истерика уступила место смирению. Проводив ее вниз и передав в руки Марселя, Этьен вернулся в студию и, захлопнув за собой дверь, прижался к ней спиной. Он бы поехал с Эми вместо друга, чтобы успокоить ее прямо сейчас, но как он мог сделать это после услышанного? Как он мог оставить Наоки? Этьен оттолкнулся от двери и вбежал в зал: юноша за все это время даже не поменял позы. Его лицо наполовину скрывали темные волосы, из пореза на плече все еще шла кровь. Это был словно совершенно другой человек, а не привычно яркий, своенравный Наоки. Теперь он выглядел как сломанная, выброшенная игрушка. Остановившись перед ним, Этьен замер, а потом упал на колени рядом и без слов просто протянул руки и прижал к себе так крепко, как только мог. Его собственные глаза защипало от слез. Он не знал, что говорить, поэтому просто продолжал обнимать Наоки, стараясь не обращать внимания на застилавшую зрение влагу. Только спустя минут десять он все же решился задать мучавший вопрос вслух: — Нао, это правда? — Я хотел сказать тебе, – голос Наоки был севшим и тихим. – Прости. От отчаяния, охватившего его, Этьен еще крепче прижал юношу к себе, борясь со слезами. Как такое могло быть? Ведь Наоки всего двадцать три! Еще четыре года… Только четыре… — Иди к Эми. — Что? – не расслышал Этьен. — Иди к Эми. — Позже. — Нет, иди к ней. Она не должна так страдать. В таком состоянии она может натворить глупостей. — Наоки… Юноша уперся ладонями в грудь Этьена и отстранился. — Не говори ничего. Просто иди. — Нужно перевязать тебе руку. — Ничего не нужно. — Нао! — Иди к ней, – Наоки поднял покрасневшие заплаканные глаза, на пару секунд встретившись с Этьеном взглядами, а потом отвернулся. – Только ты можешь сейчас помочь ей. Иди. Пожалуйста. Этьен медлил, еще какое-то время сидя напротив него, а потом поднялся на ноги, вытер лицо и кивнул. — Хорошо. Но когда я вернусь, нам тоже надо будет поговорить. Когда дверь в прихожей хлопнула, Наоки подтянул колени к груди, обхватил их руками и посмотрел на порванный холст портрета: ничто не вечно, но боль циклична. Рано или поздно она вернется и станет еще сильнее, чем прежде. Моральная, физическая… без разницы. Он прекрасно знал, какой разговор с Этьеном ждал его впереди. Так к чему делать друг другу еще больнее, когда и так вскрыты все раны? Он хлюпнул носом. Когда ему было шесть, у них была собака. Большой рыжий пес по кличке Зеро. В последний год своей жизни он часто болел, а потом в один прекрасный день просто пропал. Отец тогда сказал, что он ушел умирать – так поступают многие животные. Чем Наоки был лучше своей бывшей собаки? По крайней мере, Зеро не мучил никого своей смертью, он просто мирно ушел. Порез на предплечье горел, будто его обдали бензином и подожгли. Но Наоки было не до него. Эта была такая маленькая боль из всей, которую он успел испытать за свои двадцать три года. Эми сидела на диване, вжавшись в его спинку с кучей бумажных носовых платков в руке. Было впечатление, что все это время она так и не переставала плакать. Веки припухли, на щеках образовались розовые пятна. Этьен опустился рядом с ней и глубоко вздохнул, прежде чем начать. — Я не думал, что все так получится, – он смотрел на свои сложенные руки и говорил все, что шло из души. По дороге он не готовил никакой специальной речи, полагая, что чем искреннее будут его слова, тем лучше будет им обоим. – Хотел встретить тебя в аэропорту вечером, отвезти домой и спокойно поговорить. Если честно, я очень надеялся, что ты сможешь принять все. Но вышло все с ног на голову. — Ты надеялся, что я смогу принять твои отношения с моим братом? – Эми не кричала, она просто говорила, но в ее тоне сквозила глубокая, тяжелая, как камень, обида. – Этьен, не будь смешным. Ты спишь с моим братом. Ты – мой молодой человек. И ты считаешь, я могу это принять? — Возможно, со временем… — Вы воткнули нож мне в спину. Я уж молчу про то, что однополые отношения – это в принципе отклонение от нормы. — Ты же знала об ориентации Наоки и никогда не осуждала его. — До тех пор, пока это не коснулось меня напрямую, и он не украл у меня тебя. — Он не крал. Это было и мое желание. Эми хмыкнула, будто не верила в то, что ей говорили. — Чего тебе не хватало в наших отношениях? Что смог дать тебе Наоки, и чего не смогла дать я? Этьен повернулся и накрыл ладонью колено девушки. — Эми, ты замечательная. — И поэтому ты бросаешь меня, меняя на парня? — Я не думал, что когда-то это произойдет снова, – Этьен полез в карман за пачкой сигарет. — Что произойдет? — Что я буду с мужчиной. Эми молчала какое-то время, просто глядя на художника. Она заговорила, только когда сигарета Этьена уже была наполовину выкурена. — Значит, те слухи – это правда? — Правда, – художник кивнул и нахмурился. – Прости меня, Эми. Но я не могу вырвать себе сердце, а сейчас в нем есть только один человек. — Замолчи, – это прозвучало не грубо, а скорее измученно. – Я понятия не имею, что мне теперь делать. Как жить дальше. Ты не представляешь, что сейчас творится у меня в душе. — Я хочу быть рядом, чтобы помочь тебе. — Рядом? Ты уже выбрал того, с кем рядом ты хочешь быть. — Но мы ведь можем быть друзьями. — Нет, Этьен, – Эми помотала головой. – Мы никогда ими не сможем быть. Я слишком люблю тебя, чтобы видеть тебя и Наоки вместе. Наоки… Наоки… Я никогда не смогу его простить. — Не говори так. Особенно после того, что я сегодня узнал. — И что ты будешь теперь делать? Этьен смотрел на тлеющий окурок в своей руке. — Я сделаю все, чтобы мы были счастливы. Хотя бы эти годы. — Обрекаешь себя вместе с ним? — Я так не считаю. — Он даже не сказал тебе правду. Как ты можешь ему верить? — Это не имеет значения. Он хотел мне рассказать, но я сам прерывал его каждый раз. Теперь я понял это. Даже вчера вечером он собирался поговорить, а я его остановил, – Этьен закрыл лицо руками. – Я не могу поверить в то, что он болен. Так не должно быть. — Но так есть. — Не произноси это так холодно. — А как по-твоему я должна произносить? Наоки увел мужчину у собственной сестры. — Это замкнутый круг. — Это точка, Этьен. Всего лишь точка. Я не хочу видеть ни тебя, ни его в своей жизни. — Эми, не надо так, я прошу тебя. — Ты сделал выбор. А этот выбор – мой. На неделе я займусь поиском квартиры. Надеюсь, это не займет много времени. — Ты можешь жить здесь, сколько хочешь. Я возьму на себя все расходы. — Мне не нужна твоя забота. Мне ничего не нужно ни от тебя, ни от моего брата. А теперь – уходи. Я хочу остаться одна. — Ты уверена? — Не бойся, я ничего с собой не сделаю. Это не моя прерогатива. Этьен, прошу, уходи. Завтра можешь забрать свои вещи. Но сегодня я просто хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни. Эми откинула голову на спинку дивана и замерла, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Если тебе понадобится что-то... – начал Этьен, но девушка только лишь закрыла глаза и отвернулась. – Я возьму кое-какую одежду и уйду. Оказавшись в спальне, которую они еще недавно делили пополам, Этьен остановился у комода, взял стоящую на нем фотографию, где были изображены он и Эми, счастливые и улыбающиеся. Этот снимок был сделан во время одной выставки. Как все меняется… Теперь улыбки сменились слезами, а эта спальня казалась чужой, как и сама квартира. Его домом снова стала студия, а его неотъемлемой частью тот, кто наполнил ее красками своего существования – Наоки. — Наоки… – шепнул вслух Этьен, возвращая рамку на место. Войдя в студию, Этьен поставил сумку с вещами в прихожей, скинул обувь и достал сигарету из пачки. Теперь предстоял еще один разговор - намного тяжелее, чем с Эми. Но единственное, что Этьен для себя решил, так это то, что больше никогда не позволит Наоки страдать. Даже если все предрешено, для Этьена это ничего не меняло. И Наоки в его глазах не изменился нисколько – наоборот, только стали понятнее многие его поступки и слова. Слова человека, который знает, что ему осталось не так много времени. Этьен с силой ударил кулаком по стене. Должны быть какие-то способы, чтобы остановить это. Медицина ведь не стоит на месте. — Наоки! – позвал Этьен, направляясь в зал, но там никого не было. – Наоки! Он заглянул в спальню – пусто. Ванная комната так же оказалась пуста. Кухня и терраса тоже. А мобильный как назло был выключен. Этьен поспешно спустился в кабинет, где за рабочим столом сидел Марсель, уткнувшись в экран ноутбука. — Ты не видел Наоки? — Наоки? Нет. Я не буду сейчас тебя мучить вопросами. Вижу, тебе и так не по себе. Но из немногочисленных слов Эми сквозь слезы, в целом я все понял. — Спасибо, что довез ее до дома. — Что с Эми – понятно. А что с Наоки? — Поговорим позже. Мне надо найти его. — Хорошо. Этьен вернулся в студию, прикурил сигарету. Беспокойство отодвигало на задний план все остальные чувства. Он не понимал, куда Наоки мог уйти в таком состоянии. Где его искать? Сидеть просто так и ждать он тоже не мог, поэтому нервно мерил шагами комнату и курил. Стрелка перешагнула на следующее деление. Десять часов вечера. Сколько часов прошло? Сколько сигарет выкурено? Этьен уже с час смотрел на обрывки порванного холста, на котором он еще недавно так старательно и вдохновленно изображал Наоки. Что теперь осталось от портрета? Ничего. Поразительное сходство с прошлым – каждый раз, стоило написать портрет любимого человека, как он был разрушен. Неужели это такая судьба? — У тебя есть хоть какие-то мысли насчет того, куда он мог пойти? – не выдержал больше тишины Марсель. Он сидел с Этьеном целый вечер, но ничего ровным счетом не поменялось. Только гора окурков в пепельнице выросла в разы. — Единственные варианты – это Анри и Люк, но я был у них и убедился, что Наоки там нет. У него больше нет знакомых в Париже, – Этьен вдруг встал с дивана, сменив позу первый раз за последние часы, и уходя, бросил. – Я хочу выпить. Марсель не стал его разубеждать, понимая, что иногда подобная разрядка необходима. Он открыл принесенную Этьеном бутылку вина, разлил его по двум бокалам. После того, что рассказал Этьен о Наоки, Марсель совершенно растерялся. Он решил остаться с другом, чтобы поддержать его хотя бы своим присутствием. — Может, Наоки решил для себя, что ему не нужны эти семейные сцены? — Не говори ерунды. Он бы не сделал так. — Просто предположение, – пожал плечами блондин и покосился на телефон, лежащий между ними на диване, который издал пиликанье, характерное для смс-сообщений. Этьен схватил мобильный, брови сдвинулись. Он продолжал смотреть на экран с таким выражением лица, будто на нем сообщали о конце света. — Что там? – поинтересовался Марсель, но, не дождавшись никакого ответа, забрал телефон из расслабленных пальцев друга и прочел сообщение. «Я возвращаюсь в Японию. Так будет лучше для всех. Надеюсь, вы сможете помириться с Эми. Вы оба заслуживаете счастливого будущего. У меня же его нет. Прости меня за все. Наоки» — Он что, снова сбегает? – Марсель откинул мобильный. Казалось, эти слова выдернули Этьена из забытья. Он вздрогнул, потом схватил телефон и побежал в прихожую обуваться. — Ты куда? – заторопился следом за ним Марсель. — В аэропорт. — За Наоки? — Да. — Я с тобой. Поведу сам. Марсель еле успевал за Этьеном, который несся по аэропорту к табло с информацией о рейсах. Когда они, наконец, остановились и художник лихорадочно искал среди кучи цифр рейсы до Японии, Марсель молча похвалил себя за сообразительность: отпускать друга одного в таком состоянии было бы крайне опасно. — Черт! — Что такое? Этьен схватился пальцами за волосы. — Мы опоздали. Как в этих двух словах могло уместиться столько боли и отчаяния? — Самолет улетел? — Идем, – будто не слыша его, Этьен направился в зал ожидания. В нем все еще горела надежда, что Наоки передумал, остался, поэтому он вглядывался в каждое встречное лицо, оббегал весь зал несколько раз, пока Марсель не поймал его за плечо и не остановил. — Этьен, хватит! Художник уставился на него полубезумными глазами, словно до этого не замечал, что друг был рядом. — Успокойся, – Марсель встал перед ним и вздохнул. – Он улетел. И ничего не поделать. — Я куплю билет на ближайший рейс. — А дальше что? — Я найду его там. — Как? Ты даже не знаешь его адреса. Да и кто тебя пустит в Японию без документов ближайшим рейсом? Осознав свое плачевное положение, Этьен обессилено опустился на свободное кресло и закрыл лицо руками. — Давай вернемся домой? Тебе нужно отдохнуть, – Марсель присел перед ним на корточки. – Этьен, ты сейчас весь на эмоциях. Поспишь, а наутро подумаешь на свежую голову. — Что тут думать? — Как быть дальше. — Все, что я хочу – это вернуть Наоки. — Тогда разработаем план по возвращению сбежавшего парня в Париж. — Неужели он, правда, думал, что если уедет, то я останусь с Эми? — Этьен, пойдем, – Марсель поднялся и потянул друга за локоть. – Есть вопросы, на которые лучше не искать ответ. Они побрели из аэропорта. Этьен то и дело оглядывался по сторонам, будто ждал, что удача улыбнется ему и Наоки каким-то чудом останется в Париже. Но никакого волшебства не произошло, а Марсель повез художника прямиком к себе домой, чтобы проследить за тем, как тот ляжет в постель и уснет под его строгим присмотром.