Рисуя линии жизни

Приоткрыв окно, чтобы проветрить кабинет, Марсель вернулся к рабочему столу, заглядывая через плечо Этьена в экран ноутбука. — Может, отдохнешь? — Нет, я еще поработаю. — Давай закажем столик в ресторане и поужинаем. — Я не голоден. Иди без меня. Марсель вздохнул, но настаивать не стал. Так было уже несколько дней: Этьен полностью погрузился в работу, как касающуюся галереи, так и собственного творчества. Это можно было объяснить тем, что он просто прятался от реальности, но его друг все равно продолжал искренне переживать. Тем не менее, дела двигались. Назначались встречи с журналистами, а самое главное, что не могло не радовать Марселя – это то, что Этьен, наконец, согласился организовать свою выставку. Новых картин не было еще так много, но, учитывая производительность художника в последние дни, через месяц точно будет что показать посетителям. — Ладно, тогда я тебя покидаю, - Марсель похлопал коллегу по плечу. — Угу. До завтра. Его уход нисколько не повлиял на работу Этьена. Художник так и продолжал щелкать кнопкой мышки, потом откинулся на спинку крутящегося стула и закурил. Он старался не думать лишний раз о том, что до того, как документы, позволяющие выезд в Японию, будут готовы, предстояло выдержать еще больше полутора недель плюс время на все запланированные дела. Поэтому оставалось только ждать, и время ожидания он решил скоротать за деятельностью, которая не позволяла впадать в меланхолию. Прежде всего, Этьен сконцентрировался на своем творчестве, которое поглощало в себя его переживания, принимая материальную форму картин. Он выплескивал свои чувства через кисть, которая, словно продолжение его руки, изображала на холсте абрисы, потом более четкие образы. Этьен знал, что в каждом штрихе, так или иначе, была часть Наоки. Только ему он посвящал все, чему отдавался в студии напротив мольберта. Они договорились с Марселем, что ровно через месяц Этьен откроет свою собственную выставку и представит публике новые работы. Пусть их будет и немного, но у его творчества достаточно поклонников, чтобы даже пара картин получила успех и признание. Это тоже было одно из занятий, в которое погрузился Этьен. Остальное же касалось больше его личной жизни, и, как он себя уверял, жизни Наоки рядом с ним. Он договорился с одной фирмой о ремонте и новом дизайне дома, в котором провел свое детство. До сих пор Этьен никак не мог решиться на подобный шаг, но решение было принято практически спонтанно. Дом требовал обновления, в него нужно было вдохнуть новую жизнь. Художник посмотрел на часы: около шести вечера. Самое время, чтобы поехать к офису Эми и встретить ее там. Может быть, если поймать девушку врасплох, она все же поговорит с ним, а не будет бросать трубку как все последние дни. И он не ошибся. Эми как раз выходила из дверей современного здания, когда Этьен подбежал к ней и окликнул. — Что ты тут делаешь? – ее голос был слегка испуганным. — Хотел поговорить. — А нам есть о чем разговаривать? — Эми, пожалуйста. Девушка посмотрела на него, словно раздумывала над предложением, потом согласно кивнула. — Ты на машине? — Да. — Поговорим по дороге домой. Они сели в машину, пристегнулись. Этьен закурил сигарету, приоткрыл окно и завел двигатель. — И что ты хотел сказать? – спросила Эми, глядя на дорогу перед собой. — Как ты? У тебя все нормально? — Не думаю, что вежливость сейчас уместна. — Это не вежливость, а беспокойство. — Значит, беспокойство. Перейдем к делу. Что ты хотел? — Эми, зачем ты так? – видеть такую холодность было больно, хотя Этьен изначально не ожидал теплого приема. — Просто не хочу вести дружеские беседы. У меня нет настроения. Вот и пытаюсь перейти сразу к делу без прелюдий. Этьен вздохнул, смиряясь. — Наоки вернулся в Японию. Девушка резко повернула к нему голову, но потом осеклась и снова приняла равнодушный вид. — Спасибо, что сообщил. Но его жизнь меня больше не интересует. — Эми, как ты можешь так говорить, зная, что Наоки болен? — Могу. А вот ты не имеешь права меня в чем-либо упрекать. Это не я изменила тебе с твоим братом. — Ладно, я не хочу спорить. — Вот и отлично. — Я только прошу тебя дать мне его адрес в Японии. — Зачем? — Скоро я полечу туда, чтобы вернуть его. Эми опустила глаза и поджала губы. — Ты летишь за ним? — Да. — Этьен, ты действительно способен на такое ради него? — Не вижу ничего сложного в перелете. — Дело не в этом. — А в чем? — Ты, правда, его любишь, – это не был вопрос. Это было утверждение. И Этьен мог поспорить, что Эми сравнивала себя и Наоки. — Так ты сможешь помочь с адресом? — У меня его нет. — Как нет? – нахмурился Этьен. — Мы обычно созванивались по мобильному. С тех пор, как Наоки стал снимать жилье, я никогда не интересовалась точным адресом – просто не было необходимости. Я знаю только район, где он живет. — Ты ведь не говоришь это нарочно, потому что обижена на нас? — Нет, мне незачем тебе врать. Если бы я не хотела тебе дать его адрес, то так бы и сказала. Хотя, по большому счету, мне все равно, что с вами происходит, – Эми замолчала и помахала ладонью перед лицом, будто ей стало жарко. – Сделай кондиционер посильнее. Слишком душно. Этьен выполнил ее просьбу, хотя в машине и так было прохладно. Потом посмотрел на девушку, которая стала заметно бледнее, чем раньше. — Тебе нехорошо? — Останови, пожалуйста. Этьен припарковался у тротуара. — Тебя укачало? — Видимо, да. Давай выйдем. Они как раз были у небольшого парка. Этьен помог Эми выйти из машины, и они не спеша прошли до первой скамейки. — Лучше? — Да, спасибо. — Ты перенервничала. — Думаю, не нужно говорить, по чьей вине. — По моей. — По вашей. — Не вини Наоки. Он ни в чем не виноват. — Прекрати его защищать. — Я буду это делать. — Скажи честно: ты решил вернуть его из-за того, что узнал? Из-за жалости? — Конечно же, нет! Как ты могла подумать подобное? — Не знаю, я уже совершенно не знаю, что думать и о тебе, и о Наоки. Они оба замолчали. Каждый думал о своем, варился в собственной горечи и сожалениях. Этьен заговорил первым, докурив сигарету почти до фильтра. — Выслушай меня, пожалуйста, не перебивая. Я действительно хочу сказать тебе это. Я собирался поговорить с тобой еще в тот день, когда ты вернулась из Ниццы. Видит бог, я никогда не желал сделать тебе больно и никогда не думал, что в нашей жизни произойдет что-то, что заставит меня оставить тебя. Я действительно любил тебя, но по-своему. Как очень близкого и родного человека. И я, правда, был счастлив рядом с тобой все это время. Я не знаю, как получилось так, что я стал смотреть на Наоки совсем иначе, не как на своего ученика. Возможно, ты права, это все тянется из прошлого, ведь человек, которого я полюбил впервые в жизни был мужчиной. Но с Наоки все по-другому. Тогда любовь принесла мне только боль и разочарование, но с твоим братом… Сложно выразить словами. Мы будто дополняем друг друга. Когда я узнал о том, что он болен, меня словно разрезали пополам. Я хочу найти его и вернуть, хочу сделать счастливым. И жалость тут не причем. Просто для меня он по-прежнему остался тем человеком, которым был – ничего не поменялось. Эми смотрела перед собой, глядя на зеленый газон. Она впервые слышала от Этьена такие искренние слова. Не было больше никакой сдержанности и закрытости. Потому что он говорил о человеке, которого действительно любил так, как не смог полюбить ее. В уголках глаз задрожали слезы. — Тогда найди его, – ответила Эми, едва сдерживая эмоции. – Пусть каждый из нас идет своим путем. — Эми… — Не говори больше ничего, Этьен. — Прости нас. — Я не могу, – девушка помотала головой, больше не в состоянии сдерживать слезы. Она почувствовала, как Этьен обнял ее за плечо и прижал к своей груди. Если бы хоть немного продлить это мгновение, вернуть то, что было между ними. — Что я могу для тебя сделать? — Только быть на расстоянии. Мы не должны больше видеться. Ни с тобой, ни с Наоки. — Эми. — Это моя просьба и желание. — Я надеюсь, оно когда-нибудь изменится, – после паузы ответил Этьен. – Я искренне на это надеюсь. Даже оказавшись дома, Эми все равно не могла сдержать слез. Она сама попросила Этьена больше не видеться, хотя истинное желание заключалось в полностью противоположном. ПростоЭми понимала, что их встречи не принесут ничего, кроме боли. Она слишком его любила, чтобы простить или отпустить. А он любил совсем другого человека – именно сегодня она поняла это окончательно. Наоки занял в сердце Этьена все пространство. Анжела, ее подруга и коллега по работе, заехала ближе к вечеру, едва услышав расстроенный голос Эми по телефону. В такие моменты подруге необходима была поддержка. — Вы виделись? – спросила белокурая девушка, когда они сели на диван. — Да, – Эми кивнула, и из глаз снова полились слезы. — Ты ему сказала? — Нет. Анжела закусила губу. — Может, все же лучше, если Этьен узнает? — Ни за что. — Думаешь, он все равно не вернется? — Он любит другого человека. — Немыслимо. Как можно мужчине любить другого мужчину? Но все же, почему ты не хочешь рассказать, ведь это и его ответственность тоже. Эми подняла на подругу заплаканные глаза. — В одночасье я потеряла любимого мужчину и родного брата. Я хочу оставить себе хоть что-то, – она положила ладонь на свой живот, который пока еще оставался таким же плоским, как всегда, и улыбнулась сквозь слезы. – Они сделали свой выбор. А этот выбор – мой. Несколько недель позади. Тяжелых, полных одиночества и неприятных мыслей, даже если и были загружены работой и разными делами. Теперь Этьен мог спокойно выдохнуть, но чувство облегчения все равно не приходило. Несущийся на бешеной скорости поезд Токио-Осака, мелькающие за окном города, поля, берег океана и горы. Что ждало его впереди – он не знал, но грезил пунктом назначения, будто он мог решить в его жизни все. Шумный город встретил Этьена своими высокими зданиями, запруженными дорогами центра и влажным воздухом. Стоя у здания вокзала, Этьен поднял лицо к небу и прищурился от яркого солнца – где-то под этим небом, в Осаке, ему предстоит отыскать Наоки. Что произойдет спустя почти месяц их разлуки? Как юноша отреагирует на его приезд? Но впервые в жизни Этьен был настроен настолько решительно, что не верил в какой-либо плохой исход. Он сделал все, чтобы Наоки было к чему вернуться в Париж. Взяв такси, он доехал до отеля, принял душ после долгой дороги, занявшей почти сутки и сел на край кровати, доставая ноутбук. Перед поездкой он уже продумал приблизительный план поисков Наоки Рюзава. И начинать нужно было с книжных магазинов. Три девочки в форме японских школьниц не сводили глаз с высокого светловолосого молодого человека и то и дело перешептывались и хихикали. Неудивительно – наверно не каждый день увидишь взрослого европейца в разделе манги в большом пятиэтажном книжном магазине. Этьен выискивал нужные книги, визуально воспроизводя в памяти иероглифы названий, но стеллажи казались бесконечными, пока взгляд не зацепился за книгу в желто-голубом переплете. Художник аккуратно снял ее с полки и улыбнулся – манга Наоки. Он раскрыл ее на первых попавшихся страницах, провел пальцами по бумаге. Губы непроизвольно дрогнули в улыбке, будто он дотрагивался до самого автора. Теперь у него будет целая коллекция манги Наоки. Идти в издательство прямо сейчас не было смысла – рабочий день уже закончился, поэтому Этьен вернулся в отель, заказал ужин и, перекусив, лег на кровать, листая одну из купленных книг. Конечно, дословно он не понимал смысла фраз, но благодаря подробным картинкам можно было уловить общий смысл. И как Наоки умудрялся продумывать целые истории? К полночи Этьен так и заснул при свете ночника и с открытой книгой на груди. Номера домов были настолько перепутаны, что Этьен с трудом нашел нужный ему адрес. Раздвижные двери пропустили его в офисное здание. Уточнив на ресепшене, где именно находилось издательство, Этьен поднялся на лифте на пятнадцатый этаж высотки, где его встретила молодая девушка-секретарь, которая говорила по-английски не так бегло, так что пришлось минут пять объяснять цель прихода. В итоге Этьен просто достал из сумки томик манги Наоки и показал ей. — Мне нужен тот, кто работает с этим автором. — Одну минуту, – девушка ушла, а через некоторое время к Этьену вышел молодой мужчина невысокого роста. С английским у него явно было лучше. — Мне нужна ваша помощь, – начал Этьен. – Дело в том, что я ищу автора этой манги. Мужчина настороженно посмотрел на художника. — Но мы не даем подобную информацию читателям. — Я не читатель. Дело в том, Наоки Рюзава – мой хороший знакомый, он учился у меня в Париже живописи. Но так произошло, что потом мы потеряли контакты друг друга. Я хотел бы его найти. — Извините, но я вряд ли смогу вам помочь. — Но… — Извините, – мужчина слегка поклонился. — Вы можете хотя бы дать его телефон? — Сожалею. Первым делом, что сделал Этьен, когда вышел на улицу – закурил сигарету. Видимо, он был слишком уверен в том, что все получится с первого раза, поэтому произошедший отказ подействовал настолько удручающе. Надежда найти Наоки стала рушиться как замок из песка. Оставался еще один шаг. Найти имя Ичиро Йиори в Интернете оказалось просто: куча статей на японском и английском о группе компаний, являющихся лидерами в промышленной индустрии Японии. И обнаружить адрес головного офиса на главной странице организации тоже не составило труда. Только вот попасть к президенту компании стоило долгих дебатов и препирательств, вплоть до того, что Этьена чуть не вывела охрана. Но он все же добился того, что секретарь хотя бы позвонила в приемную бизнесмена и передала информацию личному помощнику, который вернул звонок практически сразу и попросил проводить месье Де Мони в кабинет. Этьен приблизительно так и представлял себе Ичиро, о котором говорил Наоки: вышколенного делового вида мужчину в дорогом костюме со строгим выражением лица. — Присаживайтесь, – Ичиро вышел из-за рабочего стола и показал на черные кожаные диваны. Этьен устроился напротив, сцепив руки в замок. — Извините за вторжение, – он постарался быть вежливым, хотя при виде мужчины и осознания того, что перед ним сидел бывший, а может быть и настоящий любовник Наоки, внутри закипало непреодолимое чувство ревности. – Меня зовут… — Я знаю. Господин де Мони. — Можно просто Этьен. Ичиро откинулся на спинку дивана и проницательным взглядом изучал художника. — Не буду скрывать, что ваше имя мне знакомо. Чем могу помочь? — Я разыскиваю Наоки. — Наоки, – мужчина неожиданно улыбнулся и медленно кивнул головой. – Значит, приехали сюда именно за ним? — Так и есть. Мы с ним… – Этьен запнулся. — Я знаю, кто вы друг другу. Но только, боюсь, не смогу быть вам полезен, господин Де Мони. Этьен свел брови. — Вы общаетесь с Нао? — Разве это касается дела? — Вы по-прежнему любовники? — Не думаю, что готов обсуждать с вами вопросы своей личной жизни. — Просто ответьте! – на эмоциях выпалил Этьен, теряя самообладание. — Вам так важно это знать? Что это изменит? — Вы не понимаете. Наоки для меня, – Этьен сглотнул, – значит очень много. — Охотно верю. Но, повторюсь, вряд ли смогу направить вас к нему. — Вы просто ревнуете? Ичиро усмехнулся и достал сигарету из пачки. — Видимо, вы совсем не посвящены в наши отношения с мальчиком. Фраза уколола Этьена – неужели Наоки еще что-то скрывал от него? Но разве это изменит его чувства к юноше? — Мне все равно, какие у вас отношения. Для меня это не играет никакой роли. Я не уеду отсюда без Нао. — Смелые слова. Но насколько они отражают вашу настоящую смелость? — Что вы имеете в виду? — Господин де Мони, теперь вам прекрасно известно о том, что Наоки осталось не так уж и много. Первоклассные врачи делали все для того, чтобы вылечить его, но это смогло только лишь оттянуть время. Вы знаете Наоки всего месяц, я же знаю его – годы. И, позвольте задать вам вопрос: что вы можете сделать для него? Как вы, здоровый, полный сил человек, сможете быть вместе с тем, кому предначертана смерть? А когда наступят осложнения и неизвестно, что будет? Я более чем уверен, что вы всерьез не задумывались над этим. Этьен опустил глаза и помотал головой. — Это не так. Я о многом думал, пока был один. И я нашел лучшего кардиолога в Париже, у которого Наоки сможет наблюдаться. Я сделаю все, чтобы он не думал об оставшемся времени. Прошу вас, скажите хотя бы его телефон. Ичиро все еще внимательно наблюдал за своим собеседником. — Я не могу сделать этого. — Но почему? — Это желание самого Наоки. Этьен меньше всего ожидал услышать подобные слова. — Наоки? — Именно. Надежда в одно мгновение разбилась на осколки. — Я не понимаю. Как он мог забыть все, что было? – этот вопрос Этьен задал скорее себе, нежели кому-то. — В том-то и дело, что он ничего не забыл, – мужчина потушил недокуренную сигарету и пристально посмотрел на Этьена. – Поэтому и попросил. А теперь, когда вы уже услышали причину, по которой я не могу дать вам какой-либо информации, прошу меня извинить, но мне пора на совещание. Ичиро встал с дивана, обогнул его, возвращаясь к рабочему столу за папкой. Разговор подошел к концу, и Этьену прекрасно дали это понять, поэтому он не заставил себя ждать, поднявшись следом. У дверей он обернулся и в последний раз посмотрел на бизнесмена. — Я все равно найду способ поговорить с ним. Если он все еще помнит, значит, я ему небезразличен. Как и он мне. Кабинет погрузился в тишину, когда Ичиро остался один. Он повертел в руках папку и развернулся к окну, глядя на город сквозь открытые жалюзи: он всегда был хорошим стратегом, но, когда дело касалось Наоки, зачастую его навыки не приводили ни к чему. «Потому что, познав любовь, мальчик так изменился, но остался таким же упрямым,» – усмехнулся про себя Ичиро и поправил на шее галстук. На кровати завибрировал мобильный. — Да, я спускаюсь. Наоки нажал на кнопку отключения звонка и кинул телефон в сумку, потом равнодушно взглянул на себя в зеркало: он был одет во все черное. Другие цвета в последнее время казались ему слишком яркими. У подъезда стоял отполированный «Ягуар» с тонированными стеклами. Шофер открыл заднюю дверь и подождал, пока юноша сядет. — Здравствуй. — Привет, – мужчина, держащий в руках сигарету с коричневым фильтром, улыбнулся, потом обратился к шоферу. – Поехали, по дороге решим, куда. — Мне все равно, куда ехать, – предугадал последующий вопрос Наоки. – Предоставляю выбор тебе. Мужчина внимательно посмотрел на юношу. — Хорошо, тогда едем в «Luxemburg». Так назывался дорогой VIP-клуб, где они уже бывали пару раз вместе. Менеджер проводил их в отгороженную от общего зала зону с низким столиком и диванами из красной кожи, оставил меню. Тут же подошедший официант поставил перед ними поднос с фруктами. Ичиро пробежался глазами по меню и быстро сделал свой заказ. — Наоки? — Мне то же самое, – юноша даже не открыл меню, безразлично отодвинув его на край стола. — Чем занимался сегодня? – спросил мужчина после паузы. — Рисовал мангу. Мне нужно сдать первую часть на следующей неделе. — Успеваешь? — Да, вполне. — И о чем она будет? — Так, ничего веселого, – Наоки пожал плечами. — Я бы удивился, если бы услышал что-то про комедию. В последнее время подобного от тебя не дождешься. Ичиро закурил новую сигарету. Поднесли заказанную бутылку вина. Официант, грациозно держа ее в одной руке, наполнил круглые бокалы. — Что за вино? – Наоки покосился на этикетку на бутылке. — Французское. Очень приятное на вкус. Попробуй. Наоки поднял свой бокал, покрутил в воздухе. Так же делал Этьен, когда сидел в баре «Black Queen». — Извини, но я не буду сегодня пить, – юноша отставил бокал обратно. Настроение от нахлынувших воспоминаний стало еще мрачнее. Мужчина слегка прищурился, внимательно изучая друга. — Потому что оно французское? Он видел, как мускулы на лице Наоки дрогнули от его слов. — Конечно, нет! – фыркнул тот. — Знаешь, за время пребывания в Париже ты научился не только живописи, но и вранью. Юноша заерзал на диване, закинул ногу на ногу и тряхнул волосами. — Прекрати. — Я-то прекращу, но что это изменит? Ты перестанешь думать о нем? Перестанешь вспоминать? Перестанешь любить? — Ичиро-сан! – сверкнул глазами Наоки. — Боишься произнести слово «любовь»? — Ты пригласил меня за тем, чтобы бередить раны? — Я просто хочу поговорить. С тех пор, как ты вернулся, прошло около месяца. И за этот месяц не поменялось ровным счетом ничего. Я встретил тебя в аэропорту с таким же отсутствующим выражением лица, как и сейчас. Ты же давно научился жить, наслаждаясь каждым днем. А теперь все вернулось на круги своя? Любовь должна делать человека счастливым, а не… — Не произноси при мне этого слова, – резко прервал его Наоки. – Знаешь, мне лучше уйти. Не думаю, что из этого вечера выйдет что-то хорошее. Юноша поднялся с дивана и уже хотел было направиться к выходу, когда голос Ичиро заставил его остановиться. — Я видел его. — Что? – Наоки обернулся, думая, что ослышался. – Кого видел? — Этьена де Мони. Карие глаза сощурились, заблестели. Как можно было в это поверить? Наоки казалось, что над ним просто смеются. — Я не понимаю. — Он приходил ко мне сегодня утром, спрашивал, где тебя можно найти. — Но, – он совсем растерялся: – ты сказал ему? — Нет. Юноша облегченно выдохнул. — Спасибо. Правда, большое спасибо. — А теперь жалею, – застал его врасплох Ичиро. – Жалею, что поддался твоим просьбам, а не сделал все по-своему. Надо было покончить с твоим упрямством, а заодно и депрессией. — У меня нет никакой депрессии, – Наоки плюхнулся обратно на диван и накрыл ладонью лоб. – И это не упрямство, я просто здраво рассуждаю. — Он приехал специально за тобой. Чтобы найти тебя. — Не говори мне об этом. — Тогда поясни, в чем логика твоих рассуждений? — Я наворотил столько дел в Париже, что теперь не знаю, как за все расплачиваться. Отбил парня у собственной сестры. Заставил ее страдать. Врал Этьену. Дал ему надежду, что все будет хорошо. А ведь это не так! Как может быть все хорошо, когда я скоро сдохну, как собака? – Наоки сжал губы. – Прости, я опять испортил тебе весь вечер. — Наоки? — Да? — Тебе не кажется, что если бы ты остался во Франции, то хотя бы один человек из всех, кого ты перечислил, был бы счастлив? — Зная, что я умру? — Ты говорил с ним на эту тему? — Нет. — Тогда почему отвечаешь за другого человека? Наоки замолчал. Он просто смотрел на стоящий перед ним бокал вина, потом протянул руку и опустошил его залпом. — Прошу тебя. Давай сменим тему. — Хорошо, меняй. — Поехали к тебе. Ичиро оценивающе посмотрел на юношу. Такого предложения не поступало от Наоки с тех пор, как тот вернулся в Японию, но мужчина и не настаивал. Он всегда ценил в их отношениях совсем другое, нежели секс. — Нет. Наоки вскинул голову. — Нет? — Я не собираюсь пользоваться твоим желанием забыться в моей постели. — Даже если я попрошу? — Не занимайся шантажом. Со мной это бесполезно. — Ичиро-сан, – выдохнул Наоки и неожиданно подался в сторону, обнимая мужчину и пряча лицо у него на плече. Аромат горьковатого мужского парфюма впитался в белую выглаженную рубашку – он прекрасно помнил этот запах. Наоки ненавидел себя сейчас за проявленную слабость, но ему хотелось хотя бы пару минут побыть в чьих-то отеческих или дружеских объятиях. — Если хочешь, я могу попросить через свои связи, чтобы твоего художника нашли, пока он еще в стране, – после некоторой паузы сказал мужчина, но Наоки только лишь помотал головой. — Нет, он не должен меня найти. Никогда. Я хочу умереть в одиночестве, чтобы никого не обременять. — Тебе еще рано об этом говорить и думать. Впереди годы жизни. И я не понимаю, почему ты вдруг решил сдаться. Хочешь повторить ту историю, стать слабаком? — Нет. — Тогда подумай о том, что пора простить себя и думать о сегодняшнем дне. Ты живешь здесь и сейчас, Наоки. И никто никогда не узнает, что на самом деле будет завтра. А теперь, хватит строить из себя ребенка. Ты мужчина, поэтому поднимайся, – Ичиро отодвинул его от своего плеча и добродушно пошутил. – Не хватало еще, чтобы ты намочил эту дорогущую рубашку. — Я и не собирался плакать. Я же не девчонка. — Вот, это уже лучше, – мужчина налил вина в пустой бокал и протянул его другу. – Держи. — Хочешь меня напоить? — Нет, всего лишь расслабить, – Ичиро потянул за одну прядь волос юноши: с тех пор, они так отросли. В тот день, когда Наоки решил отращивать волосы, он решил жить. Жить дальше, несмотря на страшный диагноз. И обещал, что не будет стричься до самого последнего дня. – Расслабить и сделать так, чтобы сегодня ночью ты спал спокойно. — Можно переночевать у тебя? – тихо попросил Наоки, уже не подразумевая ничего интимного. — Конечно. Выбирай любую из пяти комнат. — Соседнюю с твоей. «Не хочется оставаться одному,» – заключил про себя мужчина. — Только с тем условием, что ты сразу заснешь. Я вымотался за сегодня на работе. — Хорошо. — Ребенок, – усмехнулся Ичиро и сделал глоток бархатистого красного вина. Этьен брел по улице, положив руки в карманы, и не замечал, как наступали сумерки, а тысячи неоновых огней начинали освещать город, погружая его в ночную жизнь. Ему не было дела ни до шумных автодорог рядом, ни до ярких вывесок магазинов, ни до гуляющих по тротуарам людей, говорящих на чужом языке, ни до приятного аромата пищи, доносившегося из дверей ресторанов, ни до кокетливых девиц, зазывающих в сомнительные заведения. Ему казалось, что он был призраком в этом городе, и вся суета и жизнь существовала вокруг него отдельно. Наоки не хотел его видеть – эта мысль вот уже полдня отдавалась глухой болью в сердце. И несмотря на свои последние слова, сказанные Ичиро, Этьен растерял всю надежду увидеть юношу еще хоть раз в своей жизни. И все стало казаться глупым: его картины, его предстоящая выставка, ремонт в его доме и планы на будущее. Они не имели никакого смысла, если он будет один. Их смыслом с самого начала был только Наоки. Закрывшись в номере отеля, Этьен упал поперек кровати и потянулся к томику манги, лежащему рядом. Глядя на картинку, где ему широко улыбался главный герой, он вспоминал улыбку Наоки. Улыбка, которая отражалась в его сердце. «И что теперь делать? – спросил самого себя Этьен, но ответ пришел тут же на уровне подсознания. – Надо попробовать еще раз. Не сдаваться. Пока ты сам не скажешь мне, что я тебе не нужен». Он провел пальцем по обложке книги и отложил ее в сторону. После принятого решения сделалось хоть немного легче. Когда Наоки проснулся, он был уже один. Огромная широкая кровать казалась слишком большой. Какое-то время он просто лежал на боку и смотрел на соседние дома в окна, тянувшиеся от пола до потолка. Потом встал, поправляя на животе задравшуюся футболку, и побрел, шаркая ногами, на кухню. На столе лежала оставленная Ичиро записка. «Доброе утро. Я заказал тебе завтрак. Набери 4782, чтобы его принесли. Ключи на столе в гостиной». Как всегда: без лишних слов, коротко и ясно. Наоки поднял телефонную трубку, позвонил по указанному номеру, чувствуя, как урчит голодный желудок. Через пятнадцать минут, пока он быстро принял душ и умылся, завтрак уже доставили, причем в таком виде, будто он был только что приготовлен шеф-поваром какого-то дорогого ресторана. Устроившись перед низким столиком, Наоки неторопливо ел вкусную, легкую еду и смотрел по телевизору какое-то ток-шоу, не особо вдумываясь в то, что происходило на экране. Потому что когда сознание окончательно проснулось, все, о чем он только мог думать, было то, что Этьен находился в Японии. Даже не просто в Японии, а в Осаке, а это значило, что сейчас вполне возможно он мог быть где-то рядом. Эта мысль постепенно начинала сводить с ума, и он едва удерживал себя от того, чтобы не выйти на улицу и не искать Этьена самому. Но разве не он сам решил уйти и доживать свои оставшиеся годы, не делая больно любимому человеку? Звонок мобильного вывел его из раздумий. На экране горело имя менеджера издательства. — Добрый день, Тсузуки. — Здравствуй, Наоки. Как твои дела? Как творческие успехи? — Я все успеваю, так что на следующей неделе приеду к тебе. — Отлично, буду ждать. На самом деле я звоню несколько по другому вопросу. — Какому? — Позавчера к нам в офис приходил европеец… Одних этих слов было достаточно для того, чтобы сердце Наоки подпрыгнуло в грудной клетке. — Он спрашивал меня? — Да, просил твои контакты. Но я сказал, что мы не предоставляем такую информацию. Если честно, он не был особо похож на какого-то фаната, и утверждал, что вы знакомы. — Тсузуки, он еще что-нибудь говорил? – Наоки чувствовал, как рука, держащая палочки, дрожала. — По сути больше ничего. Но сегодня он снова пришел и просил только об одном: связаться с тобой и передать, что в пять часов он будет ждать тебя в начале бульвара Midousuji. Поэтому я решил позвонить тебе и предупредить на всякий случай. Вдруг, ты, правда, его знаешь. Его зовут, кажется, Этьен де Мони, и он говорил, что был твоим учителем. — Спасибо, Тсузуки, – Наоки зажмурился на пару секунд. – Но я не думаю, что должен видеть этого человека. — Ну, как знаешь. В принципе, я так и предполагал. Ладно, тогда до следующей недели. — Да, пока. Наоки отбросил мобильный телефон и посмотрел на часы: три часа дня. Выходит, он так долго проспал сегодня, что уже был день. Через два часа Этьен будет ждать его на бульваре, который находится всего в получасе ходьбы от дома Ичиро-сан. — Даже не смей думать о том, чтобы туда идти! – закричал самому себе Наоки, сжимая виски руками. Он не мог идти к нему на встречу, не должен был. Даже если это последняя возможность увидеть художника. — Нет, нет, нет, – твердил себе юноша, меряя шагами комнату взад-вперед. Нужно сделать все, чтобы даже и мыслей о том, чтобы встретиться с Этьеном, не было! Этьен пришел раньше назначенного времени на час просто потому, что не мог больше найти себе места. Он сел на пустующую скамейку, окидывая взглядом почти пустой бульвар, за исключением пары удаляющихся прохожих. Вот и наступил тот момент, когда все решится. Если Наоки придет, он уже никогда и никуда его не отпустит. Пока минуты текли, Этьен в очередной раз возвращался в памяти к словам и поступкам юноши. Как он мог быть таким слепым, что не понял с самого начала, что Наоки был болен? Когда они бежали от бандитов после клуба, откуда Этьен вытащил друга, Наоки стало плохо. Тогда Этьен думал, что юноша просто разволновался, но, выходит, и то падение было не случайным. Наоки держался за грудь, прислонившись к столбу, и на лице его была гримаса боли. И все его фразы о смерти и жизни: теперь их смысл лежал словно на ладони. Он не видел будущего и не любил размышлять о нем – то, чего Этьен не понимал. Наоки не верил в слово «вечность», считая, что ее не существует. И та просьба про цветы на могилу… Теперь, когда Этьен вспоминал о ней, по коже струились мурашки. Теперь он осознавал, что это не был пессимизм или меланхолия, а это была искренняя, настоящая просьба. Как много, над чем можно задуматься. То, что видит и знает человек, которому осталось не так уж и много, никогда не сопоставится с тем, о чем думает тот, кто считает, что впереди еще несколько декад бесконечного будущего. Этьен курил одну сигарету за другой, пока пачка не подошла к концу. Он посмотрел на часы: начало шестого. Внутри неприятно кольнуло. Обернувшись вокруг, он снова не заметил никого знакомого: простые прохожие, далекие и чужие. Вскрыв новую пачку сигарет, Этьен стал мучить и ее, хотя дым, казалось, уже застревал в легких. Пять пятнадцать. Солнце постепенно скрылось за облаками, начался ветер, колышущий кроны деревьев. Наверно, собирался дождь, но было все равно. Пять двадцать пять. Этьен смотрел на тлеющий кончик сигареты, уже практически не затягиваясь. Пять сорок. Ветер понес за собой пыль с дорожек, закрутил сухие листья в танце. Без двух минут шесть. Первые капли дождя стали попадать на лицо. Проходящая перед ним девушка открыла черный зонт. Шесть десять. Мурашки струились по коже от наступившей сырости и прохлады. Шесть тридцать. Этьен смотрел перед собой в одну точку и чувствовал, как слезы начинают застилать глаза. Шесть сорок пять. Разошедшийся дождь бил по плечам и лицу, одежда постепенно промокала. Но все это было совершенно неважно. Семь ноль две. Этьен шмыгнул носом и стер влагу со щеки: он не знал, были ли это капли дождя или слезы. Семь двадцать. Идти куда-то не было смысла. Уже ни в чем не было никакого смысла. Дождь в лицо, колющий кожу, отяжелевшая от воды одежда, насквозь сырые и хлюпающие кеды. Воздух в очередной раз показался кислым и застрял в горле, так что едва удалось выдохнуть. Тело, несмотря на прохладу, горело. И так же внутри горело сердце. Точнее, нет. Оно просто бултыхалось в грудной клетке как безумное, а нестерпимая боль ползла по венам и заполняла собою все. Но он продолжал бежать. По лужам, на красный сигнал светофора, мимо расступающихся прохожих, с гримасой боли на лице. Он бежал, пока были силы. Остановить его могла только полная остановка сердца. Наоки не помнил, как сорвался из квартиры Ичиро, но точно знал, что уже не успеет. Он два часа почти что рвал на себе волосы, стучался кулаками в стены и стонал от того, что пытался заставить себя остановиться, забыть об Этьене, не думать. Но в какой-то момент просто не выдержал. Внутри треснуло что-то, выпуская на свободу то, что он усиленно пытался прятать и держать в себе. Он сорвался и побежал туда, где наверняка спустя два с лишним часа его никто не ждал. Он даже сам не понял, как и зачем это сделал. Но все уже было настолько не важно. Очередные лужи разлетелись брызгами под его ногами, когда он вбежал на бульвар, лихорадочно вглядываясь в людей. Их были единицы: пожилая женщина, девушка с парнем, двое бизнесменов. Все они шли под зонтами, являя собой полную противоположность Наоки. А потом юноша заметил одиноко сидящую в стороне фигуру. Высокую, с русыми волосами, от воды ставшими прямыми и свешивающимися до плеч. — Этьен… – шепнул он, не помня себя. – Этьен! И побежал вперед, из последних сил справляясь с отравляющей сердце болью. Когда расстояние сократилось, он видел сквозь пелену дождя, как к нему повернулось такое родное и любимое лицо. Голубые глаза распахнулись, губы приоткрылись. — Наоки! Этьен поднялся и поймал юношу в свои руки, но от неожиданности не удержал, и Наоки без сил и с грудным стоном упал на колени прямо на влажную землю. Бледный, как снег, он дышал прерывисто и хрипло и даже не мог поднять головы. Черные волосы влажными струями спустились на лицо. — Наоки! – Этьен плюхнулся на колени рядом с ним, совершенно растерявшись и не зная, что делать. – Ты… Тебе же нельзя бегать! Но вместо ответа Наоки только лишь прижался к его груди, будто ища опору, и шепнул едва слышно, едва понятно: — Я бежал… к тебе… – его голос окончательно сорвался, сменяясь на тихие, солоноватые слезы, впервые нашедшие выход за все это время. — Наоки, успокойся, прошу тебя, – Этьен встал на ноги, поднимая юношу, которого пришлось практически нести до скамейки. Он обнял его, стараясь хоть как-то успокоить. – Нао, скажи, как позвонить в скорую. Давай вызовем врача. — Нет, нет, – помотал тот головой, еще сильнее вжимаясь в грудь художника. – Я думал, тебя не будет здесь. Два с лишним часа… Прости… — Главное, что ты здесь. Все остальное неважно. Этьен улыбнулся сквозь собственные слезы. Ему с трудом верилось, что Наоки сейчас был в его руках, что он все-таки пришел. Значило ли это, что теперь все будет хорошо? — Прости, – продолжал лихорадочно шептать юноша. — Нао, не нужно. Посмотри на меня, – Этьен приподнял его лицо, стараясь сконцентрировать внимание не на боли, а на чем-то другом. – Поехали к врачу. — Нет, просто… Я не могу бегать. Это пройдет… сейчас пройдет... — Тогда поехали домой и вызовем врача туда. — Нет… — Не спорь, – отрезал Этьен. Теперь он был полностью ответственен за Наоки, и даже если юноша сопротивлялся, нужно было взять все на себя. Отныне так будет всегда. Он подхватил его за талию и повел к стоящим у дороги машинам такси. Когда врач, у которого Наоки наблюдался уже несколько лет ушел, юноша все еще лежал в постели. Лицо по-прежнему было бледным, хотя дыхание выровнялось и боль отступила, может быть, по большей части из-за инъекции болеутоляющего. Этьен сел рядом на край кровати и взял руку Наоки в свою. — Вот теперь я и знаю, где ты живешь, – улыбнулся художник, поглаживая пальцы юноши. Квартира Наоки была маленькой, как и в большинстве японских домов. Крохотная кухонька и комната, которая совмещала в себе и спальню, и кабинет, и столовую. На стене над письменным столом висели приколотые рисунки манги. Замечая одного из знакомых героев, Этьен усмехнулся. — Никко. — Что? Откуда ты его знаешь? – удивился Наоки. — Все эти дни в Японии я читал твою мангу. Правда, мало что понял по-японски, но имя этого героя было написано на английском. — Ты читал мою мангу? — Чтением это сложно назвать, скорее смотрел картинки. Осталось только два тома. Наоки взглянул на их соединенные руки и замер, меняя тему. — Я не хотел, чтобы ты меня нашел. — Я уже это понял. Но то, что ты все же прибежал на встречу, говорит о том, что ты передумал? — Не знаю. Просто понял, что сойду с ума, если не увижу тебя. Прошел почти целый месяц… — Я не смог уехать следом за тобой. Не было ни документов, ничего. А потом решил, что нужно потратить еще неделю-полторы на то, чтобы закончить все дела к твоему возвращению. Я хотел, чтобы тебе было к чему вернуться. — Моему возвращению? – Наоки поднял на художника глаза. — Я вернулся за тобой, Нао. И это значит, что я никуда без тебя не уеду. — А Эми? — Эми съехала с нашей старой квартиры, теперь она живет в другом месте. Она отказалась точно его назвать. — Вы так и не помирились? — В тот день мы расстались окончательно. Наоки тяжело вздохнул. — Значит, я все-таки все разрушил. — Ты ничего не разрушал. Наши с ней отношения изначально держались только на теплой дружбе с моей стороны. И если бы не ты, то кто-то другой, так или иначе, показал нам это. Неужели ты действительно не хотел меня видеть из-за чувства вины? Наоки заерзал на постели, потупил взгляд. — Не только. Я не хочу причинять тебе страдания. Я обречен, Этьен. И я не хочу стать тебе обузой. Я хочу, чтобы у тебя было будущее, а со мной у тебя его не будет, потому что будущего нет у меня. В уголках карих глаз показались слезы. — А если я скажу, что ты мне нужен? Нужен любым, нужен такой, какой ты есть. Я хочу сделать тебя счастливым, несмотря ни на что. Ничего не изменилось, Нао. И мы с тобой от этого тоже не изменились. — Зачем я тебе такой? — Я по-прежнему безумно тебя люблю. Четыре года – это еще много. И я не хочу больше терять ни минуты без тебя. Давай вместе жить сегодняшним днем? Ты обещал научить меня этому, сенсей, – Этьен крепче сжал пальцы юноши в своих, заглядывая в глаза, будто в саму душу. Потом поднес руку к его щеке, стер стекающую вниз слезу, замечая, как приоткрываются сухие губы. — Быть сенсеем – это твое призвание, – Наоки поймал художника за запястье и чуть отвел в сторону от своего лица, разглядывая ладонь. – У тебя остались небольшие шрамы после тех осколков. — Ерунда. — Но зато линия жизни не повреждена, это главное. — Если что, ее всегда можно нарисовать заново. — Ну, конечно! – Наоки неожиданно улыбнулся. – Только художник может считать, что способен нарисовать все, что угодно. — Обещаю, как-нибудь мы обязательно это попробуем. Когда доберемся до студии и кисти с краской. — Не строй из себя волшебника, – усмехнулся Наоки. – Я люблю тебя не за это. Он сел на кровати, подогнув под себя одну ногу. Глядя на Этьена, сидящего рядом, Наоки не понимал, как мог отрицать, что хочет быть с этим человеком, пусть даже зная, сколько времени еще предначертано, но хотя бы так – до конца. Когда Этьен пересел к нему лицом ближе и обнял, Наоки даже тихо застонал от удовольствия. Находиться в крепких руках Этьена было настолько приятно, что Наоки готов был спрятаться в них навсегда и сидеть так, чувствуя, как эти руки защищают его от всего мира, загораживают собой, а под грудной клеткой художника гулко бьется любящее сердце. — Я не представляю, как теперь все будет, – шепнул он рядом с плечом Этьена. – Я до последнего хотел от тебя отказаться, но чувства оказались сильнее воли. Когда Ичиро-сан сказал вчера, что ты был у него, я думал, он смеется надо мной. — Вы все еще любовники? – деликатно уточнил Этьен, стараясь не показывать взыгравшей с новой силой ревности. — Уже нет. Хотя, признаться, вчера я попросил его о сексе, потому что не знал, как совладать со своими эмоциями. Это было безрассудно. Но он вернул меня на землю. Ичиро-сан всегда умел возвращать меня в реальность. — Да, видимо, я действительно понятия не имею о ваших отношениях. — Он замечательный друг: верный и надежный. Вот такие наши отношения, поэтому у тебя нет причин для ревности. Я же слышу этот тон твоего голоса: он всегда значит то, что ты начинаешь ревновать, – как ни в чем не бывало, сообщил Наоки. – Этьен, почему ты ждал меня так долго там, на бульваре? — Потому что не видел смысла идти куда-то еще. Мне казалось, что все потеряло свое значение. Я не верил, что ты придешь. — Я и сам не верил, – Наоки теснее прижался к Этьену. – Без тебя было очень плохо. — Теперь все изменится. — Я не уверен. — Я знаю это за нас двоих, поэтому только дай мне свое согласие. — Согласие на что? — Вернуть тебя себе. — Звучит так по-собственнически, – улыбнулся юноша. – Но, кажется, у меня нет сил сопротивляться. Наверно, если бы тогда я сам не уговорил тебя идти за Эми, а остался бы в твоих руках, то никуда бы не сбежал. — Мне не впервой бегать за тобой по аэропортам. — Ты злишься на меня? — За что? – тихо спросил Этьен, продолжая умиротворенно перебирать пряди волос Наоки. — За то, что я не сказал тебе о том, что болен, с самого начала. Я врал тебе. — Ты же собирался это сделать неоднократно. Только потом я вспомнил все моменты, когда ты хотел поговорить со мной о чем-то важном, а я тебя все время отвлекал. — Нет, на самом деле, если бы я действительно хотел, я бы сказал. Просто было слишком страшно, что ты от меня отвернешься или будешь испытывать чувство жалости. — Которое ты так не любишь, – закончил за него Этьен. – Давай прекратим думать об этом. Ты учил меня забывать прошлое. Где же доказательство твоих слов, сенсей? — Не называй меня так. Это мне еще многому нужно у тебя учиться. Этьен тихо засмеялся и поцеловал юношу в щеку, после чего Наоки мгновенно изловчился и поймал друга обеими руками за лицо. Губы прижались к губам, и они начали целоваться так неистово, будто выплескивали все, что накопилось за месяц разлуки в сердце. Наоки нетерпеливо срывал пуговицы с рубашки Этьена, пытаясь распахнуть ее на груди. Сам же запутался в вороте кофты, которую художник тянул вверх через его голову. В этих одновременных попытках выбраться из одежды, все же победили желание и Этьен, который склонился сверху, опрокидывая Наоки под себя и, не теряя времени, начал торопливо целовать его везде, куда попадал: в шею, плечи, ребра, грудь. Поцелуи перемежались с укусами и касаниями языка, так что Наоки уже представлял, каким «пятнистым» будет наутро его тело, но эта мысль только лишь заставляла улыбаться, пока улыбка не сменилась закатыванием глаз и бесстыдными стонами, когда его член оказался во рту Этьена, а пальцы друга скользнули между ягодиц, массируя и подготавливая к вторжению. Еще спустя минут пять Наоки откровенно царапался, оставляя на спине любимого розовеющие полосы, издавал то стоны, то гортанное рычание, цепляясь и руками, и ногами за Этьена, пока точка наслаждения не стала ослепляющей, оставляя на простыни и на его животе прозрачно-белые капли. Наоки казалось, что он упал на постель с высоты потолка, спружинил и раскинулся на одеяле, чувствуя, как ноют после перенапряжения мышцы. Но его подвинули к стенке, не давая возможности распластаться на всей поверхности узкой кровати. Горячее тело прижалось к боку. — Заниматься с тобой любовью и раньше было потрясающе, но после такого воздержания... – Наоки закряхтел. – Этьен, я становлюсь озабоченным. — Почему же? — Потому что, – юноша забрался на Этьена, сел ему на бедра и, склонившись, поцеловал, – потому что хочу еще. — Вспоминая слова врача, тебе нужен отдых. — Секс тоже полезен для здоровья. Доказано научными исследованиями. — Откуда в тебе вдруг столько энергии? — И сам не знаю. Видимо, накопилось за весь месяц, – Наоки с довольной улыбкой заерзал на бедрах друга. – И вообще, теперь моя очередь. Поэтому я буду сверху, – заявил он, снова накрывая губы Этьена поцелуем. — Похоже на отпуск после усердных трудов. — Так ты по-прежнему будешь держать в секрете все, чем занимался? – мучился любопытством Наоки. На следующий день юноша решил устроить художнику что-то похожее на экскурсию, поэтому еще с утра повез его в Осакский замок, а потом предложил развлекательную часть программы, и теперь они ехали в такси к океанариуму. В последний раз Наоки был там еще подростком. — Нао, ты не позволяешь создать никакой интриги, – улыбнулся Этьен. — О, приехали! – оповестил юноша и протянул водителю деньги. Потом повернулся к Этьену и, замечая тщетные попытки открыть дверь, хлопнул его по руке. – Не ломай имущество. Ты же не в Европе. Здесь все автоматически. Последующие два часа, пока они медленно бродили по спиральному коридору аквариума, уходящего вниз на несколько десятков метров, Этьен наблюдал не столько за рыбами и другими обитателями флоры и фауны, сколько за Наоки. У него создалось умилительное впечатление, что он пришел сюда с подростком лет пятнадцати-шестнадцати, который с открытым ртом переходил от стекла к стеклу, то и дело расплывался в широких улыбках, показывая на что-нибудь пальцем и дергая Этьена за руку, и без устали повторял японское слово, которое Этьен уже выучил наизусть за первые пять минут пребывания здесь, потому что его выкрикивали все вокруг: от детей до взрослых. — Sugoi! – восхищенно воскликнул Наоки, заливаясь смехом при виде морского котика, остановившегося ровно напротив него и будто смотрящего юноше в глаза. – Посмотри, посмотри, посмотри! – Наоки дергал Этьена за рукав кофты. – Ух, ты! Смотри, как он умеет! Казалось, Наоки и не требовалось ответа. Как и кучке подбежавших к ним детей, которые окружили юношу и вместе с ним завопили в один голос. — Sugoiii!!! Этьен рассмеялся, глядя на эту сцену. Наверно, если бы у него когда-нибудь был ребенок, он был бы похож на Наоки. — Пойдем дальше! – юноша неожиданно оказался рядом, взял его за руку и повел за собой к огромному, просто невероятных размеров аквариуму, где плавали и гигантские скаты, и две китовых акулы с рыбами-прилипалами. — Ничего себе! – Этьен впервые в жизни видел что-то подобное. — Они похожи на привидений, – засмеялся Наоки, показывая на скатов. – Красиво, да? — Необыкновенно. Они сели на пустующий диванчик. Наоки откинулся назад на руки, с лица все еще не сходила улыбка. Глядя на аквариум, под негромкую спокойную музыку тело расслаблялось, и умиротворение заполняло сознание. Наоки видел, как в стороне от них стояла парочка и обнималась, и не мог скрыть, что чем-то им завидовал. Никто не будет обращать внимания, если обнимаются парень с девушкой. Но он любил вовсе не девушку. Его руки коснулось что-то теплое, и он посмотрел между собой и Этьеном: художник незаметно накрыл ладонью его пальцы. — Ты тоже думаешь о том, что, будь мы нормальной парой, могли бы никого тут не стесняться? Этьен улыбнулся уголком рта и кивнул. — Но за этим зданием есть колесо обозрения. Предлагаю потом прогуляться туда. — И еще выход к океану прямо за океанариумом. Так что, мы не останемся в долгу, – Наоки откинул назад волосы и снова устремил взгляд на медленно плавающих огромных рыб. — Знаешь, что удивительно: я думал мое признание в том, что мы с тобой вместе, вызовет скандал. Но вышло как-то все иначе. Многие журналисты написали статьи, одобряя то, что я не скрывал этот факт и был честен перед всеми, и теперь к галерее повышенное внимание. — Значит, Ролан сам же и наступил на свои грабли? — Так и есть. Когда мы вернемся в Париж, я открываю выставку своих картин, – Этьен не смог больше держать новость в секрете. Наоки повернулся к нему и распахнул глаза. — Твоя выставка? — Да. Я постарался за этот месяц, как только мог. Пятнадцать новых картин. — Ничего себе! И ты молчал? — Хотел сделать сюрприз. — А как она будет называться? — Нет, Нао, не жди, что я открою перед тобой все карты. Всему свое время. — Ну вот, – надулся Наоки, потом покосился на парочку, которая продолжала обниматься, и фыркнул. – Все, хватит! Пошли отсюда. Здесь потрясающе, но эти гетеросексуалы меня раздражают. У меня голодание по твоему тактильному контакту и поцелуям. Как только кабинка колеса обозрения, в которой они сидели, поднялась на несколько метров и скрылась от глаз обслуживающего персонала, Наоки тут же пересел на скамейку к Этьену, обнял и, опустив ресницы, выжидающе приоткрыл губы. Художник не заставил себя долго ждать, увлекая его в поцелуй. — Оборот колеса проходит в течение пятнадцати минут. Как считаешь, мы успеем? — Давай без экстрима, – засмеялся Этьен, понимая намек друга. – Тем более, ты хотел мне показать панораму города. — И океан, – мечтательно произнес Наоки и, прижавшись к боку друга, вытянул вперед руку. – Обожаю Осаку. В ней сочетается и городской хаос, и романтика. — Видимо, Осака очень похожа на тебя. — Сочту за комплимент. Я буду скучать по Японии. Это был первый раз за два дня, когда Наоки сам упомянул тот факт, что он уезжает во Францию с Этьеном. Обычно об этом говорил художник, а Наоки, по сути, так ни разу и не сказал прямо, что согласен покинуть родную страну. — Мы можем приезжать сюда иногда, если захочешь. Наоки ничего не ответил, только положил подбородок на плечо Этьена и смотрел перед собой на открывающуюся восхитительную панораму сочетаний города и синевы океана. Художник заговорил первым, озвучивая то, что уже давно хотел. — Знаешь, после того, как я узнал о том, что ты болен, многое встало на свои места. Пока мы не виделись, я постоянно думал о твоих словах и поступках. Раньше они казались мне основанными на твоем максимализме или упрямстве, как например твои слова о дне рождения – тогда я счел их прихотью, как и многое другое. А теперь я стал гораздо лучше понимать тебя, будто открыл совсем с другой стороны. Ты вовсе не своенравный, как мне казалось вначале. Просто это защитная реакция. — Каждый день рождения приближает меня к концу, поэтому я не отмечаю его уже несколько лет и хочу забыть о его существовании. У меня много червяков в голове – всех и не перечислить. Может быть, я просто пытаюсь бежать от правды, потому что до сих пор ее не принял – я не знаю. А иногда, наоборот, нападает такое смирение, что становится все равно. Я никогда ни с кем не говорил о том, что чувствую. Только с Ичиро-сан, но уже давно, – Наоки почувствовал, как напрягся Этьен после упоминания о мужчине. – Ичиро-сан очень помог мне тогда, поэтому он для меня такой близкий человек, и дело совсем не в том, что мы были любовниками. У тебя нет причин ревновать к нему, потому что вы совсем разные, и я испытываю к вам разные чувства, но вы оба мне очень дороги. Наоки посмотрел на Этьена и тихо выдохнул: — Я люблю тебя. Художник повернулся к нему, голубые глаза светились теплом. — Если ты захочешь поговорить о том, что чувствуешь, я всегда тебя выслушаю. — Да нет, – Наоки помотал головой и улыбнулся. – Теперь, я думаю, в этом нет необходимости. — Почему? — Потому что ты рядом, а это значит, что я все время буду думать о тебе. Этьен ответно улыбнулся и, поймав затылок Наоки ладонью, поцеловал. Мягкие, послушные губы открылись навстречу, как и всегда, превращая простой поцелуй в головокружительное удовольствие. — Так это значит, что ты все-таки согласен уехать со мной в Париж? – спросил Этьен, когда кабинка уже завершала три четверти оборота. — Разве ты еще не понял? — Хочу услышать это от тебя. Наоки усмехнулся, постучал пальцами по колену Этьена и, жмурясь от ярких лучей садящегося солнца, заключил: — Уважаемый месье Этьен де Мони, я, Наоки Рюзава, вручаю вам себя окончательно и безоговорочно, – юноша сложил вместе ладони и в духе японских традиций обручения поклонился. – Пожалуйста, позаботься обо мне. И его тут же крепко обняли, поцеловали в висок. — Спасибо, – раздался шепот рядом с ухом. — За что? Но на вопрос не ответили. — Люблю тебя. И обязательно позабочусь. Наоки тихо засмеялся в плечо друга: просто так, от счастья. — И я о тебе, – пообещал он, прежде чем отстраниться – они подъезжали к выходу. — Твой любимый чай, – Этьен протянул чашку Наоки, а сам лег рядом с ним поперек постели в своем номере отеля. — А фрукты принесли? — И фрукты, – Этьен махнул рукой в сторону столика. — Отлично. Витамины! – Наоки, лежа нагишом, закинул ногу на ногу и сделал маленький глоток чая. – Мне нужно восстанавливать силы после частого секса. Мясо поели, теперь время клетчатки. А чего ты в халат замотался? — Ну, не мог же я встретить горничную в чем мать родила. — Да уж, нечего ей на такую красоту пялиться. Восточные девушки просто помешены на европейцах. Могу поспорить, что она глаз с тебя не сводила. — Да нет, вполне приветливая девушка, – Этьен зажал сигарету между губами, чиркнул зажигалкой и, затянувшись, выпустил дым тонкой струйкой. – Когда вернемся в Париж, я хочу написать какой-нибудь японский пейзаж. — Соскучился по своим картинам? — Очень. Наоки отставил чашку на тумбочку и сложил руки на груди. Лицо его стало серьезным. — А мой портрет… Его уже не восстановить? Этьен медленно помотал головой. — Мне очень жаль. — Ну, значит, такая карма с портретами. Ничего страшного, – несмотря на то, что Наоки расстроился, ему хотелось подбодрить друга. – Будешь писать меня по отдельности. Руки уже есть. Этьен поймал юношу за ладонь и прижал ее к своей щеке. — До сих пор не могу поверить, что история с портретом повторилась точь-в-точь как раньше. — Ну, у меня никаких историй не было, поэтому, когда ты как следует научишь меня живописи, обещаю написать твой портрет. — Маслом? – с сомнением повел бровью Этьен. – Это очень сложно. — Я уже говорил тебе, что буду прилежным учеником. Наоки сел на кровати и потянулся через художника к столику с фруктами. — Хочешь что-нибудь? — Клубнику. — Жаль, что малины нет, – усмехнулся Наоки. – Теперь это твой фетиш, разве нет? — Только если она в твоих ладонях. — Ха, ты еще не пробовал новую фишку Наоки Рюзава! – юноша засмеялся и хитро посмотрел на друга, потом развернулся к нему лицом, устроился рядом и показал ягоду клубники. – А теперь фокус! Он зажал зубами одну часть ягоды и потянулся к губам Этьена с лукавым взглядом. Как только у Наоки все время получалось делать такие, казалось бы, простые вещи, так, словно он был их изобретателем – Этьен понятия не имел. Но он очень быстро принял правила игры. Так же быстро, как все переросло из простого флирта в уже более интимные и взрослые развлечения. — Большенемогуясейчас… Этьен! Вскрик, впившиеся в плечи художника пальцы, разведенные ноги. — Быстреескореенуже-е-е-е! Нетерпеливые движения бедрами навстречу ласкающему рту, слизывающему сок от истертой клубники с возбужденной плоти. Голова мечется по подушке, черные волосы перепутались. Тело прошивают волны дрожи, когда еще одна прохладная ягода клубники прижимается к такому интимному месту и исчезает наполовину. — С ума сойти-и-и!.. Очень скоро Наоки больше не в состоянии сдерживаться, поэтому утягивает Этьена к себе. Через несколько судорожных вздохов уже изгибает спину, лежа на боку, и чувствует, как прижимается к нему сзади грудью Этьен, как стучит сердце любимого. Отбрасывает назад голову. Черные расширенные зрачки смотрят прямо на Этьена, чьи губы ловят очередной стон. Наоки вцепляется пальцами в смятое одеяло под собой, подставляет шею под поцелуи. Темп увеличивается, наслаждение нарастает, температура тела подскакивает до финального толчка. Опустошение. Приятная усталость. Бусинки пота на теле. — И что ты скажешь горничной, когда наутро она увидит, во что мы превратили одеяло? — Скажу, что мы пробовали приготовить клубничный мусс. — В следующий раз готовкой заниматься будем у меня дома. Пусть там и узкая кровать, зато белье свое. Наоки согнул одну ногу в колене и ближе прижался боком к Этьену, ища тепла. — Надо в душ. И больше не говори мне, что ты скромный. После недавно со мною проделанного – теперь в жизни не поверю в твою скромность, – Наоки усмехнулся, звонко чмокнул Этьена в плечо и похлопал его по бедру. – Мыться! Оправдываться перед горничной, правда, не пришлось. Наоки еще утром утащил Этьена гулять по Осаке. Ему хотелось поделиться с другом атмосферой родного города, пока была такая возможность, ведь скоро он уедет и неизвестно когда сюда вернется. Они перекусили в одном из японских ресторанов, а после обеда Наоки повел Этьена к себе домой. Он уже решительно собирался паковать чемоданы, но оставаться одному не хотелось. — Пока я буду складывать вещи, можешь посмотреть мою мангу. У меня даже есть раритет: рисунки, которые я рисовал, когда мне было семь лет. — Ты так давно начал этим увлекаться? – Этьен закрыл за собой дверь маленькой скромной квартиры и снял обувь, прежде чем переступить порог. — Ага, еще с детства. Правда, рисовал далеко не так профессионально. Получались какие-то каляки-маляки. Это теперь смотришь на них – и душа радуется от ностальгии. — Тогда порадуй и меня своими каляками, – засмеялся Этьен и поймал Наоки за талию. Поцеловал в затылок, потом развернул в своих руках и накрыл поцелуем его губы. — Только не придирайся, сенсей, – заулыбался Наоки и, выпутавшись, начал искать в ящике письменного стола нужную папку. Но его поиски не увенчались успехом, потому что в дверь позвонили. Наоки удивленно посмотрел в сторону прихожей. — Кто это может быть? — Вряд ли я дам ответ на твой вопрос, – пожал плечами Этьен и сел на постель, закинув ногу на ногу. – Так ты собираешься открывать? Наоки спохватился и заторопился босиком к двери. К его еще большему удивлению на пороге стоял Ичиро. Юноша понятия не имел, что мужчина мог делать у него в районе в свое рабочее время. — Так все-таки ты дома? – кивнул мужчина, снял темные очки, убрал в карман пиджака. — А как ты тут оказался? — Попросил водителя завезти к тебе. Я звонил тебе два дня, но ты так и не взял трубку. — Черт, – Наоки почесал затылок. Признаться, о существовании телефона он вообще забыл за последние дни. Мобильный наверняка валялся где-нибудь на столе все то время, пока он был с Этьеном. — У тебя все нормально? Ввиду последних событий я начал волноваться, – Ичиро запнулся, замечая вставшую позади Наоки высокую фигуру светловолосого мужчины. – Господин де Мони? Наоки, видимо, не слышав, как подошел художник, обернулся. — Думаю, теперь вам не стоит волноваться за Нао. Я беру всю ответственность за него на себя, – уверенно сказал Этьен. По губам Ичиро скользнула усмешка. — Так, значит, вы все же встретились, – он перевел взгляд на юношу. – И что ты теперь думаешь делать, Нао? — Я уезжаю с Этьеном во Францию. Навсегда. — Ясно, – прищурился мужчина и ступил за порог. – Тогда позволь мне пройти. Наоки отступил назад, растерявшись, а Ичиро продолжил: — И у меня к тебе еще одна просьба. Пожалуйста, оставь нас вдвоем на минут десять-пятнадцать. Прогуляйся пока на улице. — Что?! – Наоки загородил собой Этьена. – Что это значит? Я никуда не пойду. — Нао, я просто хочу поговорить с господином де Мони. — Говори при мне. Теперь все, что связано с нами, касается нас двоих! — Я не собираюсь делать ничего плохого, Наоки. — Нет! – заявил юноша и почувствовал, как ладони Этьена ложатся на его плечи. — Нао, пожалуйста, оставь нас на десять минут, как просит Ичиро-сан. Мы поговорим, и ты вернешься. — Но… — Пожалуйста. Все в порядке, Нао, – Этьен аккуратно подтолкнул его к двери. — О чем вы собираетесь говорить без меня? – не унимался юноша, хоть и надевал свои кеды. — Ни о чем плохом, – заверил Ичиро. Наоки еще стоял с полминуты и мерил обоих мужчин недоверчивым взглядом. В итоге сдался и вышел за дверь, захватив с собой ключи. «Отлично, и о чем они будут говорить?! Да еще за моей спиной! Выгнали из моего собственного дома!» - возмущался Наоки, поднимаясь на крышу дома, чтобы подождать, пока пройдут эти злополучные десять минут. — Присядем? – предложил Ичиро, когда они остались вдвоем. — Конечно. Мужчина сел на стул у рабочего стола Наоки, поправил полы пиджака. Этьен присел на кровать напротив. — Значит, Наоки уезжает с вами? — Так и есть, – кивнул художник. – И если вы хотите отговорить его от этого, я не позволю это сделать. — Этьен, вы неправильно меня поняли, – мужчина потер переносицу. – Я хотел поговорить с вами о Нао. Не стану скрывать, что мне будет сильно его не хватать. Наоки много значит для меня, он стал мне практически сыном. Но я не собираюсь отговаривать его. Я всегда говорил, что он должен слушать свое сердце. Мальчик никогда не влюблялся прежде, поэтому представляю, какая мешанина была у него в голове. Это были вовсе не те слова, которые ожидал услышать Этьен, поэтому теперь вдумывался в каждое слово. — Так вы не были против наших отношений? – предположил художник. — Разве я могу быть против счастья Наоки? Это было бы глупо. Просто хочу рассказать вам историю мальчика, о которой вы возможно еще не слышали. Этьен согласно кивнул. — Наоки когда-нибудь рассказывал про то, как мы познакомились? — Да, немного говорил. — Мы общались с ним уже около года, когда он узнал о том, что его болезнь ведет к такому исходу. Тогда ему было около двадцати. Он носил растрепанную прическу, яркую одежду и вокруг него была сотня друзей, подруг и поклонников. Одним словом, Наоки радовался жизни и излучал эту жизнь. В тот день, когда он вернулся от врача, мы должны были встретиться. Мы договорились, что я заеду за ним к девяти вечера, но он позвонил и сказал не приезжать. Его тон еще тогда меня насторожил. Несмотря на его просьбу, я все равно приехал. И очень вовремя: я нашел Наоки на полу, наглотавшимся таблеток. Он принял почти целую упаковку снотворного. Врачи еле откачали его, он несколько дней провел в реанимации. А когда пришел в себя, я знал, что единственное, что могу для него сделать – это даже не обеспечить хорошими врачами, дорогими препаратами и комфортабельной больничной палатой, а, прежде всего, убедить его жить дальше. Не знаю, как мне это удалось. Я просто заверял его, что, несмотря на диагноз, у него еще много времени, которое он должен прожить, пользуясь каждой минутой. Что он должен научиться жить настоящим. Что он должен еще многое сделать в своей жизни. Попробовать то, что не пробовал. Познать то, что не знал. И каким-то образом он поверил. Он принял это. И стал жить дальше. — Значит, поэтому он называет вас Ангелом-Хранителем? – тихо спросил Этьен. — Видимо, да, – усмехнулся мужчина. – Его сестры тогда не было рядом, она жила в Париже. А родители даже не узнали, что произошло. Эми узнала только по факту, родители не знают до сих пор. Я специально кинул ему некий вызов, и поэтому он решил ехать в Париж. У него есть талант относительно рисования, и я хотел, чтобы он развил его в себе по максимуму, пока может. Это вовсе не значит, что мне не нравится его манга. И это был далеко не первый вызов, – улыбнулся Ичиро, – учитывая его характер, не так и трудно предугадать его реакцию и шаги. — Почему вы решили мне все это рассказать? — Потому что, – мужчина снова стал серьезным, – теперь я хочу повторить свой вопрос, который уже успел вам задать. Этьен, после всего услышанного, после того, как вы узнали, что Наоки не так силен духом, как кажется, раз решил покончить со всем суицидом, вы все еще готовы прожить с ним его оставшееся время? Разделить не только радость любви, но и его конец? Этьен чувствовал, как горько стало во рту: от этих слов, от их осознания, но он все же с полной уверенностью кивнул: — Я готов. Я его люблю – и этого более чем достаточно для того, чтобы пройти через все вместе. Не думайте, что я легкомысленный. Я тоже прошел через многое, чтобы сейчас ценить то, что имею. И… – Этьен чуть наклонил голову, – спасибо вам за заботу о Наоки. Теперь я начинаю понимать ваши отношения. Казалось, этот ответ был приятен бизнесмену. Он достал из внутреннего кармана пиджака свою визитку, протянул ее художнику. — Если что, звоните мне. Несмотря на расстояние, я всегда готов ему помочь. Поэтому если будет нужно, не думайте о скромности или гордости. — Спасибо, – Этьен встал с кровати, вслед за ним поднялся и мужчина. Они пожали друг другу руки. — Наоки заслужил быть счастливым. Теперь все в ваших руках. Думаю, нам пора возвращать его, он наверняка уже рвет и мечет. И словно в подтверждение его словам в дверь раздался сильный стук, затем нетерпеливый поворот ключа. Наоки влетел в комнату, оглядывая двух мужчин в поисках возможного ущерба. Не заметив ничего противоестественного, прищурился и уточнил: — Вы закончили? — Да, поэтому покидаю вас, – первым ответил Ичиро. – Когда вы улетаете? — Послезавтра. — Хорошо. Тогда еще загляну попрощаться. Когда они остались одни, Наоки присел на край стола и требовательно посмотрел на Этьена. — О чем вы говорили? — Даже и не сомневался, что это будет первый твой вопрос. Этьен прикурил сигарету. — Вполне логично. — Говорили о тебе. — Что именно? — Я пообещал твоему другу заботиться о тебе. Наоки нахмурил лоб. — И это все, о чем вы говорили десять минут? Этьен усмехнулся, подошел к юноше вплотную и заглянул в серьезные глаза. — Ичиро-сан беспокоится о тебе. Поэтому мы просто поговорили, тебе не о чем волноваться. Он действительно к тебе очень хорошо относится. — Я знаю, – вздохнул юноша. – Просто надеюсь, он не сболтнул тебе чего-нибудь лишнего. — А тебе есть, что еще от меня скрывать? Наоки отвел взгляд в сторону. — Из глобального теперь ты все знаешь. — Больше никаких скелетов в шкафу? – улыбнулся художник. Юноша помотал головой и обнял его за шею. — Ну, в прошлом еще есть парочка, – неохотно признался он. — Главное, чтобы не было в настоящем. А теперь – собирайся. Подумай, что нужно взять с собой, но не вези много. Если что, купим все в Париже. — Да у меня не так уж и много одежды. Самое основное – взять все для моей манги. Теперь же придется сотрудничать с издательством дистанционно. — Помочь чем-нибудь? — Нет, вот тебе папка, – Наоки вручил ему свои старые рисунки. – Приятного просмотра. Наоки только спустя две недели узнал, что папка с его детскими рисунками улетела вместе с ними в Париж. И то совершенно случайно. Юноша нашел ее в студии Этьена гордо стоящей на стеллаже, будто какая-то грамота, которой хвалился художник. В студии они по-прежнему бывали часто и иногда даже оставались здесь на ночь, но много всего изменилось. По возвращению Наоки ждали несколько сюрпризов, первым из которых был тот, что сразу из аэропорта они приехали не в галерею, а к небольшому особняку, в котором он уже один раз бывал. Этьен перенес на ступени все их вещи, большая часть которых принадлежала Наоки, потом достал ключи и, взяв юношу за руку, повел за собой. — Зачем мы сюда приехали? – не понял Наоки. — Теперь это наш дом, – с улыбкой ответил художник, толкая тяжелую дверь. Внутри многое поменялось, начиная от планировки и цвета стен, заканчивая современной мебелью. Бывшая комната Этьена стала значительно больше прежней и превратилась в уютную светлую спальню с широкой кроватью и легкими прозрачными шторами кремового цвета. Теперь это был их настоящий дом. Второй сюрприз заключался в том, что теперь Наоки являлся официальным студентом факультета изобразительных искусств университета, где преподавал Этьен. Оказывается, художник договорился о зачислении Наоки с деканом, которым был еще старым другом его отца. Он сделал это сначала из-за того, чтобы не возникло проблем с проживанием юноши в другой стране, но, как выяснилось, Наоки был рад представившейся возможности учиться. Третий сюрприз, который ждал Наоки, должен был состояться как раз сегодня – выставка работ Этьена. Юноше пришлось дать художнику обещание, что он не увидит развешанные внизу картины до того момента, пока сам Этьен его не отведет. И, глотая в себе искреннее любопытство, Наоки нетерпеливо ждал этого дня. Этьен оказался прав: его заявление об их отношениях в прессе вызывало больше позитива, нежели негатива. Многие издания хвалили искренность Этьена, его готовность признать факт, который чаще всего скрывают. И, так или иначе, к его работам вернулось повышенное внимание. Катрин объясняла это тем, что многие творческие личности являются представителями нетрадиционной ориентации, просто не говорят об этом вслух, вот и поддержали Этьена в его признании. Одним словом, если Ролан хотел испортить репутацию своего бывшего ученика, то получилось все с точностью да наоборот. — Черт, я так нервничаю, – Наоки в двадцатый раз за полчаса подошел к зеркалу в прихожей и поправил узкий галстук. – Такое впечатление, что это моя собственная выставка, а не твоя. — Хмм, доля правды в этом есть, – хитро отозвался Этьен и обнял его сзади. — Доля правды? — Забудь. — Как я выгляжу? Этьен скользнул взглядом по белой рубашке с обстрочкой, сшитой, будто по индивидуальным лекалам. Черные зауженные брюки подчеркивали стройные ноги юноши. Темные волосы, убранные у висков невидимками, придавали элегантность. — Идеально. Строго и стильно. Этьен крепче обвил руками талию друга и поцеловал чуть выше ворота рубашки в шею. — Хочу соответствовать тебе. В дверь постучали, и к ним заглянул Марсель. — Вы уже в полной боевой готовности? — Да, только теперь надо как-то оторвать Наоки от зеркала. Он уже полчаса на себя налюбоваться не может, – пошутил Этьен, за что получил легкий толчок локтем под дых. — Тогда, может, пока не приехали гости, вам спуститься вниз? – намекнул блондин. — Да-да, сейчас, – подмигнул ему Этьен и положил подбородок на плечо Наоки, глядя на юношу в зеркальное отражение. – Прогуляешься со мной вниз? Наоки замер, бросил взгляд на Этьена в том же зеркале. — Это то, о чем я думаю? Время пришло? — Да. — Класс! Наконец-то! – оживился Наоки, дергаясь с места и устремляясь к двери. – Тогда скорее идем смотреть твои картины! Этьен еле успевал за ним. Конечно, он не так представлял себе знакомство Наоки с выставкой, но такая ситуация только лишь забавила. Спустившись по лестнице на первый этаж, юноша схватился за перила и обернулся. — Ты идешь? — Пытаюсь успеть за тобой, – усмехнулся Этьен и, поравнявшись, поймал Наоки за руку. – Теперь идем. Наоки сделал всего пару шагов, поднял голову и тут же застыл. Перед ним висела одна из работ Этьена. Ровно посередине стены, на самом видном месте, будто была на этой выставке особенной, основной. Даже по размерам она превышала другие картины. — Не может быть, – Наоки растерянно повернулся к Этьену. – Как? Ты же говорил… Он потерялся в словах, помотал головой и заторопился ближе. Он действительно не понимал, как Этьен смог восстановить разрезанный в клочья портрет, на котором был изображен сам Наоки. Но вот он – висел прямо перед ним, нетронутый, будто и не было того ужасного утра в студии. — Ты сказал, что его не удалось восстановить. — Не удалось. Но я написал заново. Наоки не верил своим глазам. — По памяти? — Да. — Ну у тебя и память! — Только на то, что дорого сердцу. — Но как ты отважился? Я думал, что после повторения той истории, ты больше никогда не возьмешься за портреты. — Мы сами строим свою жизнь, разве нет? И совпадения остаются всего лишь совпадениями, если хочешь идти вперед. Я обещал тебе написать твой портрет и подарить – вот он. Обещание сдержано. Наоки развернулся и благодарно обнял друга. — Спасибо, Этьен. Если бы ты знал, как он много для меня значит. — Надеюсь, не больше, чем его автор. — Автор – это вообще отдельная тема, – улыбнулся юноша и поднял лицо, разглядывая губы художника. – Знаешь, Ичиро-сан был прав: мне стоило жить только ради того, чтобы встретить тебя. Он ведь рассказал тебе, когда вы оставались одни в Осаке, да? Можешь не отвечать. Я уверен в том, что ты знаешь, что я хотел сделать с собой. Этьен положил ладонь на затылок юноши и поцеловал в висок. — Сейчас только одно имеет значение: мы живы и мы вместе. И еще эта выставка, – Этьен заглянул другу в глаза. – Я посвящаю ее тебе, Нао. Потому что все эти картины я написал только благодаря тебе. — «Моей музе» – так называется твоя выставка? — Откуда ты узнал? — Случайно увидел, – Наоки дотянулся до губ художника и быстро поцеловал. – Я счастлив быть твоей музой. Теперь настала очередь Этьена поймать губы юноши и запечатлеть долгий, любовный поцелуй. — Тогда, моя муза, пора встречать гостей. — Но мы еще не досмотрели остальные работы, – Наоки недовольно нахохлился. – И я еще не успел тебя поблагодарить полностью. Он обратно притянул Этьена к себе за шею, быстро скользнул языком между губ, чувствуя, как ему сразу начинают отвечать. — Еще пару минут, – шепнул он, когда они оторвались друг от друга. – Только пару. Я хочу посмотреть картины прежде, чем кто-либо их увидит. — Хорошо, – согласился Этьен и, приобняв юношу за плечо, показал рукой на самую крайнюю слева. – Эта тебе хорошо знакома. — Конечно, мои ладони с малиной, – засиял Наоки, потом перевел взгляд на следующую. – Мой силуэт под дождем. А эта новая… Это наш пикник на крыше? — Угадал. Свечи и небо. Наоки перевел взгляд на другую работу, где была изображена улица. — Что-то знакомое. А, вспомнил! — Мы гуляли с тобой по ней, там же сидели в маленьком уютном кафе и пили латте с корицей, а потом целовались у колонны, прячась от глаз прохожих, – загадочно шептал ему на ухо Этьен. Это были моменты их жизни. Каждая из картин. Начало всего. Конец прошлого. Воспоминания, пойманные художником, наполненные чувственностью и нежностью. И Наоки был бесконечно благодарен за то, что Этьен смог сделать эти моменты вечными. Впервые ему хотелось верить в такое понятие как «вечность».