"Святые Небеса" и "Пекло Преисподней" (драбблы)

      Сочельник              Отвратительное настроение. Впрочем, когда оно у меня бывало нормальным, я уже и не помнил. Разве что в тот момент, когда едва не довёл Уокер до исключения? Да и то не слишком долго продержалось. Скандалы с сыном, косой взгляд, брошенные в порыве гнева слова, что всё знает. Ранило бы, но, кажется, шелуха отвращения, давно облепившая душу, уже почти превратилась в твёрдую скорлупу окаменелого ореха.       От головной боли давно не спасают зелья и порошки. В лазарет ходить без толку, амулеты постоянно использовать опасно. Порой кажется, что проще сложить крылья во время тренировок и разбиться. Но, видимо, я слишком труслив, чтобы совершить такой поступок. Либо всё ещё горю желанием отомстить той, кто счёл любовь слабостью. Или всё же вернуть своё положение? Противоречивые эмоции, решения и выводы. Я был бы совершенно не прочь просто покинуть школу, если бы было позволение. Но право на это дано лишь посмертно, либо… Либо с бунтом, который вот-вот созреет достаточно, чтобы гной скопившейся несправедливости в стенах школы, цитадели, замка Сатаны всё же хлынул наружу, погребая под собой Равновесие.       Стопка пергаментов подходит к концу, половиной этих перлов даже камин разжигать стыдно — никакого толка, только бесполезный перевод бумаги и чернил. Вот только работу никто не отменял. Уже были выговоры от руководства, что принципиально заниженные оценки даже не станут учитывать при допуске к экзаменам. Мне было совершенно плевать — уволить всё равно не смогут. Следующая кара — вырвать крылья и к смертным, доживать век, которого и так не слишком-то много осталось.       Тоскливый взгляд в окно и следом на очередной журнал табелей с именами этих посредственностей, мечущихся по школе с целью отстреляться и выпуститься, но не научиться чему-то полезному. Ещё немного и можно вернуться к себе, уделить время какому-то успокаивающему чтиву на сон грядущий, пока остальные будут развлекаться на рождественском пиру. Даже не помню, когда посещал его в последний раз. Кажется, ещё в годы собственной учёбы…       Раздался стук в дверь, заставивший вздрогнуть и вынырнуть из оцепенения:       — Войди.       Уокер шагнула в кабинет. Хмурая гримаса, тёмные крылья, укладка, какое-то снова избыточно откровенное платье, в которое её наверняка нарядила Мими. От одного вида чешутся руки. То ли придушить, то ли взашей вытолкать из кабинета. Однако, судя по всему, сама бы рада уйти…       — Могу я вас отвлечь?       — Ты уже этим занимаешься. Причём с момента зачисления в школу. — скривился я. — В чём дело, Уокер?       Она закатила глаза, преодолевая разделяющее вход в кабинет и преподавательский стол расстояние, продолжая держать руки за спиной. Не удивился бы, будь там камень, которым она готовилась приложить меня по голове за все нападки и попытки «восстановить справедливость». И всё же, нерешительно застыла, почему-то побледнев. Из-за спины показалась небольшая подарочная корзинка в рождественском стиле, вставшая перед моим носом на стол.       Я вопросительно вскинул брови рассматривая содержимое из разнокалиберных конфет. Девчонка продолжала упрямо молчать, подбирая слова. Наконец пролетел почти гневный вздох:       — По традиции «тайного Санты», которая есть в школе, мне выпало поздравить вас с Рождеством, ангел Фенцио…       Подняв глаза на Уокер, я удержал отпадающую челюсть силой воли, спокойно поинтересовавшись:       — Какой к дьяволу «тайный Санта»?..       Из-за закрытой двери послышался дикий хохот Ости и Мими, следом удаляющийся грохот шагов. «Шутка удалась…» — подумал я, видя, как Вики заливается краской. Прикрыла глаза, сдерживая готовые сорваться обиженные слёзы. Мне стало в какой-то момент одновременно смешно и жаль её. Непризнанные часто попадались на крючок «школьных традиций», которые придумывались либо в шутку, либо в издевательство. Причём в её случае даже непонятно: какой из двух вариантов был применён.       Стиснула зубы и руки в кулаки, гневно выпалив в полголоса:       — Кретины…       Я усмехнулся, рассматривая нездоровый румянец стыда на её щеках:       — Вне всяческих сомнений. — взгляд сместился обратно на корзинку. — Не удивлюсь, что второй частью этой забавы вы решили организовать мне содержимым этого подарка отравление, если не что-то похуже…       Уокер поджала губы:       — Вообще-то я принесла их с задания. И выбирала очень тщательно. — румянец прилил до такой степени, что могла лишиться чувств от смеси стыда, паники и волнения. — Правда, на свой вкус…       — Между цианидом и мышьяком? — насмешливо поинтересовался я.       Девчонка коротко рыкнула, не глядя ухватив первую попавшуюся конфету, с остервенением прожевала и проглотила, нагло высунув язык и продемонстрировав, что ничего не припрятала. Я ошалело наблюдал, как она сложила руки под грудью, облокотившись бёдрами о парту:       — Между сливочной начинкой и шоколадной. — продолжая гневно сверлить книжную полку за моей спиной проговорила она. — Потерпите моё присутствие ещё десяток минут…       Я сглотнул:       — Не понимаю…       — А что тут понимать? Я ведь отравительница, да?.. Мышьяк, цианид, стрихнин, ртуть… В кармане ношу каждый день! –полные губы поджались в ниточку. — А время для того, чтобы убедились, что я не откинусь из-за этого яда. Хотя… погодите… Цианид действует через час! — она переместилась за парту и закинула ногу на ногу. — У нас ещё уйма времени…       Взгляд перемещался с девчонки на содержимое корзины с интервалом в секунду, кажется. По аудитории металась энергия кипарисов, прогретых солнцем. Девчонка была в бешенстве, а я впервые в её присутствии даже не находил слов. Рассмеяться было рискованно — если тут уже такая буря, то я опасаюсь, что её истерика выльется в светопреставление с битьём мебели и моим трупом, вылетающим в окно аудитории… «Дурёха…» — со вздохом подумал я, рассматривая пунцовую от стыда и сдерживаемых слёз девчонку.       Вытянув одну конфету из этого незапланированного подарка, я всё же для её спокойствия угостился, отодвинув корзинку к краю стола и возвращаясь к бумажкам, пряча глаза и усмешку:       — Верю, Уокер, убедилась?.. Иди… Мне тут только твоих гормональных всплесков не хватало. Работы по горло.       Рука уже почти ухватились за отложенное перо, когда по аудитории пролетел горестный всхлип. Я поднял взгляд на Вики, сжавшуюся за партой и спрятавшей полыхающее всеми оттенками пурпура лицо в ладонях. «Смахивает на дурную комедию из столичного театра… И что я должен делать?» — проносится в голове. Бежать с утешительными речами и попыткой сгладить давно назревавший конфликт — нелепо, просто остаться сидеть на месте, дать прореветься — не рационально, если в аудиторию кто-то вломится, объяснять, что эта буйная сама себя в тупик загнала — тоже не особенно хотелось.       И всё-таки этот плач, смахивающий на писк полевой мыши уши резал, да и не только их, признаться. Внутри мешались отвращение, жалость и стыд за свой несдержанный язык. Почему-то вспомнился единственный разговор с Ребеккой о её дочери ещё на заре отношений: «она ещё маленькая, но очень терпеливая: долго копит обиду, потом взрывается и…». А вот что было после этого «и», я уже не помнил за давностью лет.       Из-за скрывающих лицо рук слова прозвучали глухо, но я услышал:       — Я всё понимаю: мать поступила не очень честно. Но моя вина в чём? Я-то когда успела вам насолить?       «Никогда, но какое это имеет значение?..» — подумал я, внимательно рассматривая ссутуленные плечи и опустившиеся от обиды крылья:       — Не успела, но Ребекка приучила действовать на опережение. — неожиданно даже для себя пробормотал я.       Ладони от лица отняла, снова припечатав меня таким взглядом, что, будь это реализуемо, я бы уже отправился к праотцам в Небытие:       — Разве это справедливо?       — А ты встречала справедливость с момента попадания сюда хоть где-то?       — Нет… — вздохнула Уокер, — К дьяволу…       Шелест юбки, она решительно поднялась из-за парты, сжав руки в кулаки и сделала пару шагов в сторону двери, не рассчитав, что край платья зацепился за застёжку обуви. Я прикрыл глаза, слыша встревоженный визг и грохот от падения. Новая трель воя. «Шепфа, за что мне это?..» — вздохнул внутренний голос, пока я всё же вставал из-за стола, чтобы помочь ей подняться и выпутаться из перекрутившейся от падения юбки. Главное было не улыбаться. Во-первых, я прекрасно осознавал, что от этой судороги Вики вообще впадёт в истерический припадок, во-вторых всё больше ощущался приближающийся нервный срыв.       Опустился на колени, отцепляя кружево юбки от застёжки, поднялся, вздёргивая девчонку под подмышки на ноги следом за собой. Вытаращилась, словно на привидение, недоверчиво застыв, всхлипывая. Только глаза размером с блюдца, наивно хлопающие от внезапной заботы. Рука дёрнулась непроизвольно, смахнув прилипшую влажную от слёз прядку с пунцового лица. Уокер икнула, проследив за движением моих пальцев, приоткрыв рот.       Неожиданный рывок вперёд заставил чуть шатнуться. В рясу на спине вцепились тонкие пальцы, на груди стремительно расползалось влажное от слёз пятно. Девчонка продолжала реветь и не планировала останавливаться. Голова моя готова была разорваться от обилия «впечатлений» за прошедший час. Скатиться до того, чтобы успокаивать дочь бывшей любовницы… Оказывается, я и на такое способен. Со вздохом приобнял за плечи, неловко потрепав по каштановым волосам.       Обиженный то ли стон, то ли писк:       — Простите…       — За что?.. — я вскинул бровь, настороженно замерев.       Очередной всхлип и почти шёпотом произнесённое:       — За всё… Я буду лучше, правда…       — Ох, Уокер… И какого дьявола ты ведёшься на эти бестолковые шутки одноклассников, которые до истерик доводят? — назидательный тон, попытка вдолбить в голову, что доверчивость…       «Доверчивость… А ведь мы с этой дурёхой оба доверчивые. Только уровень последствий разительно отличается…» — невольно подумал я, стоически терпя слёзы. Ещё спустя десяток минут начала оседать истерика, следом энергия. Уокер вяло отстранилась, проведя руками по пунцовому теперь уже от слёз лицу. Дыхание выравнивалось неохотно, но всё же смогла взять себя в руки, подняв глаза и хрипло проговорив:       — Спасибо.       — Иди, а то банкет пропустишь… — отмахнулся я, всё же надеясь вернуться за стол, проверить остаток работ и получить право на передышку.       — Не пойду. — насупившись буркнула Непризнанная.       Я вздохнул, закатив глаза:       — Вики, это традиция…       — Угу, как с «тайным Сантой»… Только вот что-то вы туда не торопитесь. — усмехнулась она, зло смахивая со щёк последние влажные дорожки.       — Я уже своё отпировал. Хорошего понемногу. — криво усмехнулся я, разворачиваясь и собираясь вернуться к пергаментам.       Стремительное движение, взгляд снизу-вверх. Уже спокойная, немного настороженная. Уокер молчала, я нервно думал, как бы её спровадить. Её взгляд сместился ещё чуть выше и на губы наползла пакостливая улыбка. Проследив за ним, я обнаружил над нами связку омелы. Глаза расширились, предвкушая, что сейчас начнётся второй акт комедии, которая предшествовала этой находке.       По щеке скользнули девичьи пальцы, встала чуть ближе, невольно сжавшись от предчувствия взбучки. Я завороженно следил, как Вики приподнялась на цыпочки, потянувшись к моим губам. Не дотягивалась, разницу в росте никто не отменял. Вот только в голове почему-то гулом сквозняка пронеслось, что я немного разочарован тем, что всё прервалось. Склонился сам, находя приоткрытые чуть солоноватые после слёз губы. Невнятное осторожное движение поцелуя. Неожиданно выскользнувший язычок, пробежавший по нижней губе, увлёк от затылка до ступней волну жара.       «Какого хрена я творю?!..» — отстранённо подумал я, обхватывая обжигающее румянцем лицо младшей Уокер ладонями и углубляя поцелуй. Глухой грохот внутри набирал обороты от ощущения сплетающихся языков и последнего шага вперёд, когда девушка прижалась ко мне, накрыв тонкими ладошками мои, словно из опасений, что всё закончится. Изначально робкое движение горячих губ стало почти жадным, упрямым, уверенным. Мозг включился, когда Вики пискнула от укуса. Перестарался, увлёкшись и растеряв остатки терпения.       Отстранилась, проведя кончиком языка по припухшим губам, собирая алую выступившую капельку. Шумный вдох — только сообразила, что затаила дыхание. Снова хлынувшая к щекам кровь, стыдливо опущенные глаза… Вот только в улыбке стыда не оставалось.       — С Рождеством, ангел Фенцио… — стремительно обойдя меня, потянула дверь на себя, вылетая в пустой коридор.       Я сглотнул, чувствуя, что сердце всё ещё долбит где-то в горле и губы горят до безумия. Кружилась голова и невероятно хотелось то ли сквозь землю провалиться, то ли наоборот — взлететь. Мотнув головой и гоня порочные мысли, всё же вернулся за стол, бездумно таращась на какой-то неадекватный набор слов на пергаменте. Точнее… всё было более чем адекватно, просто моя голова не могла переключиться с произошедшего на работу, анализируя: перейти от достаточно грубых и жестоких шуток к поцелуям… Ещё и с той, кого я старательно пытался растоптать любым доступным способом…       «Незаслуженно…» — назидательно напомнило подсознание.       — С Рождеством, Вики… — глядя на дверь проговорил я недоверчиво.              Возрождение              — …Ты всегда побеждаешь…       От боли не вздохнуть. Не от той, что собственноручно воткнутый кинжал приносил, но от внутренней. В глазах последней любви читалась жалость в перемешку с отвращением. Я готов был к этому взгляду, готов был ко всему, судорожно вспоминая всё, что с ней было связано и не находя никакого отклика даже в самом себе. Любил? Кажется, всё-таки нет… Тупые надежды на то, что удастся приманить возможностями.       Затихающие удары сердца, которое она когда-то выдернула, истрепала и запихнула обратно, оглушали. Веки смежились и накатывал долгожданный покой. На остатках сознания, ускользающего в Небытие: крики, ругань, смех Мальбонте и удар силы, заставивший содрогнуться землю под моим телом. Всё становилось неважным. Да и было, пожалуй, не важным, совершенно. Память услужливо перекрыла дурные мысли последним светлым, что я успел провернуть и испытать: ветка омелы над головой, поцелуй солёных губ в сочельник, переполненный страхом взгляд Вики во время обряда, попытка удержать её жизнь, вспомнив в последний момент вопрос: «Я-то когда успела вам насолить?..».       Время замерло…       — Не умирай… — шёпот где-то невероятно далеко и одновременно близко.       Перед закрытыми веками в белой вспышке мечутся кадры прошлого. Какие-то пролетают со скоростью света, другие тянутся, словно резина. Приходит облегчение, и отступает всякая боль. Физическая, моральная. В зияющую дыру втекает толчками сила, энергия с привкусом и запахом молодых кипарисов. Грубый голос разрывает всё ещё пролетающие кадры воспоминаний, следом звонкий женский, полыхающий недовольством до дрожащих поджилок. Какие-то уговоры, увещевания.       Сгустившийся мрак, поглотивший остатки сознания.       Покой…       Вдох дался с колоссальным трудом и отозвался в грудной клетке сумасшедшей болью. Словно засыпанные песком глаза открылись со скрипом, созерцая облезлый потолок. Запахи сырости, плесени и, к моему удивлению, сухих поленьев и горящего дерева. Треск пламени, жрущего дрова. Ещё вдох — боль такая, что хочется застонать, вместо этого только едва различимый булькающий хрип.       «Рука онемела… Парализовало что ли?» — вяло проносится в голове.       Попытка пошевелить пальцами удаётся с третьего раза. Нет, просто прижаты были кем-то. В поле зрения появилась растрёпанная голова Вики. Я дрогнул, пытаясь высказать в цензурных выражениях всё, что думаю о том, что, до сих пор жив, однако… Однако медленно доходит, что мы оба в лагере, я лежу в какой-то оборудованной печью комнатушке в узкой постели, девчонка же сидит на полу, только голову рискнув расположить на край.       Морщится от затёкшей шеи — видимо задремала. Под глазами тени даже не серые, а чёрные от недосыпа, заострились и без того тонкие черты лица, потрескались и шелушатся губы. Всё же нервно улыбнулась, с хрустом поднявшись на ноги. Звук шагов — пропала из поля зрения. «Хорошо, что говорить пока не вышло… Отблагодарил бы гневной тирадой, которую не заслужила…» — вяло подумал я. Снова скрипнула дверь. Где-то рядом с головой стукнулся о ящик старый таз с прохладной водой. На лоб лёг край влажного холодного полотенца.       В ответ на моё довольное мычание тихая надтреснутая насмешка:       — Потерпите. Главное, что всё позади… Теперь только восстановиться и можно выдохнуть. — полотенце прошло по пересохшим губам, которые я незамедлительно облизал. — Пить пока нельзя. Придётся подождать. Это может быть опасным. Пока только таким образом. Хорошо? Моргните, если поняли…       «Я тебе инвалид что ли?..» — но глаза на всякий случай прикрыл.       Снова забытье…       Где-то на остатках разума улавливалось скольжение влажной ткани по плечам и груди, шее, лицу. Попытка сбить лихорадку. Собственная беспомощность основательно трепала нервы. Провалы в беспокойный сон перемежались с острой болью во время смены повязки. Голоса, периодически пробивающиеся сквозь пелену. Насмешливый мужской, нервный женский. Ссоры, ругань. Всё умолкало, но повторялось с периодичностью, кажется, вечерами.       Был какой-то внутренний укол, что свой кошмар закончить не дали. Не позволили. Не понимал — зачем. С боем приходилось доказывать себе самому, что у девчонки какие-то свои цели. Вот только что ей от меня могло быть нужно, я не понимал. Периодически открывая глаза, заметил появившееся обшарпанное кресло в комнате, в котором она спала, поджав ноги и зябко кутаясь в крылья. Мелкая, тщедушная, растрёпанная. От редких сполохов огня в печи лицо Уокер казалось восковой маской с глубокими тенями под глазами, и уставшими морщинками, которые её молодости не соответствовали вовсе. Начинал обуревать стыд, что девчонка со мной возится, тратя силы и нервы.       Сознание пришло в сравнительную норму утром. Пустая комната, тепло от печки ещё прогревало помещение в достаточной мере, чтобы…       «Что-то спине тепло…» — я вскинул бровь, обнаружив ещё и обнимающую себя тонкую руку. Вздрогнув от неожиданности, разбудил Вики.       — Лихорадка была. Я не могла согреть иначе, пришлось действовать так. — пояснила она, убрав руку, — Не оборачивайтесь, пожалуйста.       Тепло пропало. Шелест одежды, которую она спешно натягивала. Пожалуй, впервые на моей памяти полностью соответствовала видом Непризнанным. Серая бесформенная хламида, опустившиеся от усталости крылья. Получив разрешение кое-как перевернулся на спину. Беглый осмотр её удовлетворил. В очередной раз обработав почти затянувшуюся рану, Вики вышла из комнаты.       «Какого дьявола творится?..» — попытка подтянуться на локтях обернулась провалом. — «Н-да, из тебя даже самоубийца, и тот не важный…». Усмехнувшись от собственных мыслей, я остался лежать, силясь понять, могу ли хоть что-то сделать самостоятельно. По всему выходило, что только головой помотать. Пересохшее горло требовало воды, но кувшин с ней был слишком далеко.       Уокер вернулась с какой-то похлёбкой и чистой кружкой. Сгрузив принесённое, наклонилась, подставляя плечо:       — Сейчас должно быть немного легче. Ухватитесь чуть выше локтя и нужно подтянуться. Я поправлю подушки. — усталая усмешка. — Есть лёжа не мудрая мысль: столько времени и сил угробить на то, чтобы затянуть ножевое, чтобы захлебнуться супом… Будет обидно.       — Что ты затеяла?.. — хрипло осведомился я, даже не пытаясь пошевелиться.       Она вздохнула:       — Это единственный вопрос, который вас мучает?       — Пока да. — поджав губы, всё же осторожно ухватился, как было велено.       Вики шатнулась от тяжести избыточно грузного для неё мужского тела, но устояла, уперевшись свободной рукой в стену. Короткие манипуляции с чахлой подушкой. Удалось подтянуться и всё же сесть, немного нервно оглядываясь. Она опустилась на край постели, перехватив плошку.       — Я ещё не до такой степени немощный, чтобы позволять женщине себя кормить с ложки. — ворчливо проговорил я.       Уокер закатила глаза:       — Неужели?.. Ради интереса вытяните руки перед собой. — я попытался, мгновенно поймав волну тремора и обессиленно приложившись затылком об изголовье. Непризнанная хмыкнула. — Глупости всегда наказуемы…       К губам поднесли кружку с водой, позволив напиться. Вода ударила в голову похлеще алкоголя. Желудок благодарно издал трель, позволяя уже более осознанно оглядеться по сторонам и рассмотреть свою неожиданную спасительницу. Уокер в глаза старалась не смотреть. Горячий наваристый бульон скользнул по пищеводу. Всё в тишине. Только порхающая в пальцах ложка, упорно растирающая в плошке куски овощей и мяса. От сытости снова начинало клонить в сон.       — Зачем ты всё же делаешь это? — тихо поинтересовался я, когда она вернулась в продавленное кресло, подобрав ноги под себя.       Усталое пожатие плечами:       — Мне так захотелось.       — Улетай в школу, пока есть возможность… Тебе нечего здесь делать. Не с ним. — я сглотнул, прикрыв глаза. — Убьют ведь.       Тихий смешок, пролетевший по помещению:       — После того, что я учудила, когда вы решили с собой покончить… Меня ещё на подлёте к школе пристрелят, а потом скажут, что с субантрой перепутали. — она качнула головой, зажмурившись и укрывшись крыльями. — Вам нужен отдых.       — Что ты успела натворить?       Ехидный хохот Уокер невольно вызвал улыбку:       — Перепугалась слишком, сила вылезла вовремя, мать от вспышки улетела в болото, Геральда снесло волной в дерево. Мамон, кажется, сам сбежал… Энди, честно сказать, не помню… может с демоном припустил. — кривая усмешка. — Словом, это было познавательно. Мальбонте счёл, что такое оружие массового поражения следует держать при себе. Я отказываться от такой экскурсии не стала. Да и… едва ли кто-то другой стал бы вас выхаживать.       — Вообще никто не стал бы. — отозвался я.       Причин не верить ей не было. Тем более, крики я ещё успел уловить, пока не отключился. Богатая фантазия рисовала произошедшее в ярких красках, снова роняя в сон. Тишина, разбавленная размеренным дыханием Уокер, треском дров и собственными излишне шумными вдохами. Голова отключалась напрочь. Почему-то начал опасаться снова впасть в беспамятство и лихорадку. Пугало, что девчонка тратит время на идиота, пытаясь выходить.       «Зачем тебе это нужно?» — недоверчиво мечется в подкорке утром, когда следует очередная смена повязки, которая теперь не просто приляпана на грудь, но перетянута прокипячёнными бинтами. Попытка встать, стоическая и неуверенная. Усталый хохот Уокер от того, что смахиваю на оживший труп. Огрызнулся очередной несуразицей, за что получил обиженный взгляд, но ни единого слова поперёк. Помогла вернуться в постель и ушла. Не появлялась вплоть до очередной попытки впихнуть порцию похлёбки. Закончив, снова ушла, стараясь больше не появляться сверх необходимого.       Острая нехватка её чувствовалась уже на вторые сутки. Самому себе было противно признаться, что к компании я привык. Как и к внезапной заботе, которую явно не заслуживал и ко всему остальному, включая разговоры, которые сам же в конечном итоге и сводил на «нет» неуместными оскорбительными репликами.       Из-за стены раздавался надсадный кашель. Я знал, как здесь спят прочие обитатели. Не удивительно, что кого-то всё-таки не обошла болезнь. Удивляясь собственному любопытству, всё же выбрался из постели, потирая рукой всё ещё дико болящее затянувшееся ранение от ножа. Спящий лагерь и этот дичайший кашель. Кажется, от него стены дрожали. Я приоткрыл дверь в запертую комнату, в ступоре рассматривая девчонку, сжавшуюся на полу поверх изодранного матраса, судорожно пытающуюся укрыться крыльями и согреться. В испарине и с ознобом, который ощущался до такой степени, что подрагивали тёмные перья.       Мутный взгляд из-под полуопущенных ресниц:       — Уходите. Вам только легче стало. Сейчас ещё подхватить эту дрянь и все труды насмарку… — хрипло проговорила она, словно птенец пытаясь забиться под собственное крыло.       — Ты горишь… — я тронул её лоб пальцами: — Уокер, что ты натворила?..       Усмешка:       — Помылась под водопадом. Не ожидала, что вода такая холодная… — она дрогнула, когда я попытался поднять её на руки. — Не стоит. Ранение ещё не…       — Тогда вставай и идём. Там теплее и явно удобнее, чем на этой подстилке. — попыталась вывернуться, но всё же поднялась, шатаясь, словно маятник. — Я ещё бессмертный пока. Едва ли поймаю какую-то дрянь простудного характера… Удивлён, что тебя зацепило.       Больной взгляд Вики прошёлся по моему лицу, но ничего не ответила. Попыталась в комнате забраться в кресло. Пришлось со скандалом загнать в постель. Излишне узкая койка простора манёврам не оставляла. Девчонка продолжала дрожать даже под ворохом одеял, щёлкая зубами и периодически всхлипывая от протекающих волн озноба. Отмахнувшись от бредовых стереотипов в собственной голове, улёгся рядом, утянув в объятия. Неловкость зашкаливала, но Уокер, кажется, уже уснула и едва ли что-то поняла. Дрожь сходила на «нет», кашель затих, превратившись в периодический сухой спазм. Она смотрелась слишком исхудавшей. После привычного здорового румянца и бойкого живого шила в заднице, сейчас выглядела предельно вымотанной.       Утром выясняется, что пайка одна на двоих. Сама не ела, но в меня запихивала. Острое желание самому себе свернуть шею стало почти неодолимым. Простыла элементарно от нехватки сил. Тем страшнее было наблюдать за бледностью, за её дрожью. Попытка подлить энергии ненадолго вывела из лихорадки, но хватило лишь на то, чтобы принять горячее питьё и снова уснуть. Насмешливый взгляд Мальбонте от смены положения того, кто за кем стал вынужден ухаживать, но пайки разделили, стало проще.       Забитый кашляющий комок под боком неожиданно распахнул глаза, рассматривая меня:       — Зачем?       — Возвращаю должок. — просто ответил я, солгав.       Поджала губы, отвернувшись. Снова попытка укрыться крыльями:       — Не стоило тратить время.       Я вздохнул, разворачиваясь следом и притягивая её ближе, обняв поперёк живота. Замерла, недоверчиво зажмурившись. Снова кашель, смахивающий на мышиный писк.       — Жаль, что для того, чтобы постичь истину, приходится проходить через боль. — проговорил я. — И ещё хуже, что ничего не исправить.       — Драматизируете. — ответила Уокер. — Для бессмертного слишком много патетики и философствования. Порой просто стоит начать действовать, а не купаться в сожалениях.       Лёгкий отголосок отогревающегося кипариса прошёлся по обонянию, и я спросил с лёгкой усмешкой:       — Как с попыткой спасти того, кто тебя прикончил в первый раз, в последний момент не решился на это во время обряда, а после предпочёл ещё и покончить с собой для спасения твоей матери? — рука на её животе напряглась почти бессознательно. — Повторю вопрос: зачем, Вики?       Девчонка втянула голову в плечи, стараясь сжаться:       — Я сочла это правильным. Этот мир не позволяет быть слабыми. Вы… по-своему доказали силу, доведя дело до конца. А тот поступок… — она осеклась, поджав губы и дёрнув головой. — Словом, я не знаю, кому бы вы сделали хуже.       — Иногда силы сражаться за свою правду заканчиваются… — тихо ответил я, уткнувшись лбом в её затылок. — Вот только не думаю, что теперь повторил бы тот шаг.       — Почему? — девчонка закашлялась, но быстро притихла в ожидании.       Ответ вертелся на языке, но было ли уместно вообще поднимать эту тему? С первого дня младшая Уокер вела себя как непосредственная причина моего нервного тика и внутреннего бешенства. Она же при этом становилась главным мотиватором быть внимательнее и присматриваться. Не проходило ожидаемых параллелей между ней и Ребеккой, не мелькало даже какого-то ощущения неправильности. Они были слишком разными в характере и поступках. Первая долго взвешивала, Вики же влезала во все переделки с острым чувством справедливости и желанием прогнуть мир под себя, даже если тот сопротивлялся.       И всё же почему-то в памяти отголоском прокатился привкус поцелуя солёного от слёз, вцепившиеся в сутану пальцы, отсыревшее после истерики пятно на груди. Я усмехнулся, решив отшутиться:       — «Тайный Санта» напомнил о себе поступками крайне вовремя. Такое пояснение тебя устроит?       — Вполне. — Уокер развернулась, испытующе рассматривая меня. — Что теперь будет?       Я вскинул бровь, размышляя: не пора ли убрать руку с её талии.       — Понятия не имею, о чем речь… Если ты о предстоящих стычках, то последние дни нам обоим было совсем не до выяснения обстоятельств похода на цитадель… — она чуть подалась вперёд, почти ткнувшись кончиком носа в мою щёку. — Понятно… ты не об этом…       Короткая усмешка, прикрытые глаза в ожидании действий. Уже не думая, правильно ли поступаю, осторожно тронул пересохшие губы своими, ловя ответ. Чуть улыбнулась, довольно замычав и углубляя начало чего-то нового. Тонкие пальцы скользнули в волосы, отводя их с лица. Остатки сознания упорхнули в никуда от резкого переката. Перекинутая нога помогла устроиться на моих бёдрах, нависшая девчонка упёрлась руками в подушку под моей головой, не рискуя тревожить грудь. Прерванный поцелуй получил продолжение, проскользнув языком между моих губ, исследовала неуверенно, почти робко.       Прервалась на секунду, отстранившись, стягивая серое бесформенное платье. Тонкая исподняя сорочка сбилась на бёдрах. Движение руки, погасившее подчинённой силой пару свечей, стоящих на ящике. Замерла, словно опомнилась, рассматривая и думая, кажется: какого дьявола всё это вообще затеяла.       Вздох:       — Если не хочешь…       — Уокер, это издевательство, ты в курсе?.. — задумчиво протянул я.       Вики хихикнула, знакомо залившись краской. Ладони жадно прочертили стройные ноги от колен к талии, улавливая нетерпеливое движение бёдрами, скользнувшее вперёд-назад по содержимому моих брюк. Стоило труда сходу не показать реакцию на привлекательную девицу, так нагло отвоевавшую сначала мою жизнь у Небытия, потом постель в самом культурном из этих смыслов, а теперь ещё и все мозги до кучи. Чуть прогнулась, отчего бретелька сорочки скользнула вниз. Сознание плавилось излишне стремительно, и я резко сел в постели, всматриваясь в голубые глаза, словно ища подвох, однако, кроме нарастающего желания не видел ничего ровным счётом.       Неожиданно ласковое скольжение тонких пальцев от висков к шее, плечам. Обволакивающее теплом, какое-то бережное. Нечто похожее, кажется, было где-то невероятно далеко в другой жизни. Не моей. Той, что была до глупой попытки свести счёты с жизнью, сбежать куда-то, где удастся избавиться от боли и разочарований. Прежде всего, разочарований в себе самом.       Новый поцелуй, чуть потянула нижнюю губу зубками, притягивая за плечи неуверенно. Слишком робкая для своего характера, словно боится сделать что-то не так, как следовало бы. Руки исследуют изгибы, не решаясь пробраться под ткань сорочки, скользнуть по обнажённой коже. И мне тоже немного страшно от мысли, что могу навредить больше, чем уже успел. Но пересохшие губы уже стали влажными и горячими, чуть припухшие от поцелуев, приоткрываются в попытке втянуть тёплый воздух натопленной печью комнаты.       Выгибается от дорожки поцелуев, убегающих вниз по шее, от ласкающих спину и крылья рук, подставляясь всё больше. Рой мурашек, увлекаемый от чуть прикушенной ключицы.       Вздох и она поддела моё лицо ладонями, поглаживая щёки большими пальцами:       — Больше не делай так, ладно?       Я загипнотизировано кивнул:       — Никогда.       Улыбка, которую я видел впервые, и осторожно поддетая сорочка улетела на пол, открывая худощавое после недосыпа и отсутствия питания тело, которое безумно захотелось согреть. Приоткрывшиеся тёмные крылья от скользнувших по спине ладоней. Вики зажмурилась, полностью отдавая инициативу, я же, словно безумный, исследовал поцелуями тонкую кожу шеи, поглаживал бёдра, снова и снова порывисто прижимаясь к припухшим губам Непризнанной.       Легко отклонилась, повинуясь движению рук, и дыхание обожгло полукружия груди. Упругие поднявшиеся от возбуждения соски, поочерёдно обхваченные губами, отвердели почти до остроты. Игра на нервах от сжатия до лёгкого укуса, от ласки языка до сдавленного от удовольствия стона, едва пальцы жадно сомнут аккуратную девичью грудь. Мутный взгляд из-под полуопущенных ресниц почти дурманит. Ловкие пальчики справляются со шнуровкой свободных брюк, освобождая тело окончательно.       Немного испуганный взгляд, шумно тянет носом воздух, вжимаясь лбом в мой лоб, ища в глазах обещание, что вреда ей больше не причиню. Опускающиеся длинные ресницы скрывают глаза цвета речных льдов. Плавное направляющее движение и жар печи перестаёт быть ощутимым из-за того, что скапливается под кожей. Обрывистый стон от обхватывающих тугих стенок плоти почти оглушает. Пересыхают в мгновение ока губы, и сжавшие девичьи бёдра ладони, начинают задавать нужный обоим темп.       Овившиеся вокруг плеч руки с узкими запястьями ищут и находят опору. Чуть улыбается, кусая нижнюю губу, опускаясь медленно и до предела, кружа голову тем, как цепляется за нужную сейчас опору. Шумное дыхание и первые отголоски нового ощущения собственных желаний. Упирается коленями в постель, находя собственный ритм, обжигая дыханием губы, лаская пальцами лицо и… «Черт возьми, сколько дерьма я тебе сделал, чтобы ты пошла на такой шаг…» — отчаянно проносится в мыслях, когда руки бережно удерживают почти невесомое тело.       Чуть увеличивается скорость, но положение неудобное. Осторожный перекат и тёмные крылья раскрываются снова, свешиваясь с краёв узкой постели. Тёплые чуть влажные от возбуждения ладошки скользят от лопаток вниз, замирают на пояснице, подсказывая темп, и она изгибается навстречу моим толчкам, обхватывая в замок за пояс ногами. Чуть быстрее и всё менее сдержано. Стоит огромного труда замедлиться и не навредить. Стоны тихие, почти невесомые, улетают в плечо, опасаясь шуметь излишне.       Голубые глаза Вики смотрят иначе, заглядывают в душу и разум улетает от этого сверкающего искрами взгляда, от румянца, уже виденного мной, приоткрытые губы манят снова в них впиться и отказать себе в этом порыве едва ли выйдет. Ноготки входят в спину до ровных неглубоких лунок, когда подхватываю её колено, чуть изменяя угол. Новый ритм и слуха касается почти жалобный писк. Закатываются голубые глаза и мне чудится, что она воспламеняется изнутри. Пульсирующие стенки сжимают в подступающей разрядке тисками, срывая остатки разума к дьяволу.       Ещё быстрее, до звука несколько пошлых ударов вспотевших тел. Вымученная улыбка, закушенная нижняя губа. Поцелуй, которым силится заглушить стоны приближающегося оргазма. Но не выходит… Финальная волна жара на аккордах затихшего в стенах крика и тяжело дышащая Вики уткнулась лбом в моё плечо.       Прохладные пальчики зарылись в мои волосы, успокаивающе поглаживая. Она улыбалась…       Она улыбалась мне…