"это то, чему я тебя учил?"

Пока Осмысловские воевали на поле семейной битвы, Родион воевал с Бергичем, который неожиданно возник на «рабочем месте». — Я просил тебя не пить, — строго напомнил врач. Меглин, напуганный тем, что его образ сейчас рухнет, поспешил выпроводить товарища в коридор, пока его сосед Юрий с трудом продирал глаза от водки. — Зови, если что! — Крикнул он вдогонку. Меглин рукой показал, что понял, и покорно выбрел вслед за Бергичем. Разговор был ясен и очевиден. Непонятно было лишь то, как Бергич его нашёл. — Это было не сложно… — усаживаясь на ступеньки, протянул он. — Стеклов прилетел, едва я тебя выпустил. Пришлось ему врать, что ты не в себе, бредишь… — Обратно? — Временно… Родион не особо спорил, что удивило врача. Так просто отдать свою свободу… он явно что-то задумал. Но что? Андрей Стеклов был готов рвать и метать. «Сотрудничество» Меглина и его дочери лишь для слепого дурака носило сугубо рабочий характер. Он знал свою дочь, её повадки и нетерпение указов… он знал её, как знал и то, что прямо сейчас, пока бородатый сумасшедший на свободе, он её теряет. Устранить Меглина — поспешное и неправильное решение. В конце концов они… товарищи… но умеет ли Меглин дружить? Судя по его отношениям с его собственной головой, дружба явно не его конёк. Родион с лёгким сердцем вернулся в больницу. Теперь он тут гость, а не часть плесени на советском кафеле. И рубашка теперь у него вызывает скорее радость, и еда стала вкуснее, и люди вокруг добрее. Предвкушение свободы манило и дурманило его так сильно, что он едва не столкнулся лицом к лицу с Есенией, что подобно урагану влетела в больницу. — Где он? — Кто? Никогда было до конца не ясно: играет ли Бергич, выгораживая Меглина, или же правда не понимает очередной выходки товарища. — Его палата пустая! — Голос Стекловой срывался на крик. Она приехала сюда за ним, чтобы снова сотворить ту великую силу любви, а его не оказалось. — Конечно, пустая… — Он сбежал. — Сухо заключила девушка, не дожидаясь ответа врача, которому её поспешные выводы были даже на руку. Неуверенно кивнув, сделав озадаченное лицо, Бергич принялся перебирать бумаги на столе. Меглин почти не дышал. Плотные стены кабинета главврача не позволяли слышать деталей, которые были сейчас важны: мужчина даже не знал, что с ним случилось, а, стало быть, как вести себя прямо сейчас. Прятаться, слившись с толпой или играть дурачка. Есеня едва ли не с ноги открыла дверь кабинета и широкими шагами, несвойственными ей, направилась на выход. Найти Меглина — идея фикс, ради которой она сейчас готова сотворить что угодно. Майор вздохнул с досадой. — Обнять её что ли хотелось, — выкуривая последнюю сигарету из портсигара протянул он позже, сидя с Бергичем на веранде. — Родион… ты меня поражаешь. Откуда эта человечность, Меглин? — Жалко девчонку, — словно оправдываясь, произнёс мужчина. — Она же искать будет… — И найдёт! Слова произвели на сыщика неожиданный эффект: он вытянулся, точно страус, и широко распахнул глаза. — Как найдёт? — Нормального человека найдёт… — с трудом поднимаясь, вздохнул врач. — А я ненормальный… Слова Меглина прозвучали то ли вопросом, то ли утверждением, но обоим стало совершенно ясно, что Бергич прав: трогать Есеню сейчас — калечить её психику. Поэтому докурив сигарету, товарищи отправились по делам: Бергич спасать мир от психов, а Меглин — психов от Бергича. Пока каждый в доме душевнобольных занимался своим делом, Есеня пыталась разобраться с мужем. Порывы отчаяния девушки приводили к страстному сексу, за который ей было стыдно. Это не Женя был под ней, это не его она целовала и хватала за руки — всё это был Родион. Он стоял перед глазами, за ней… он брал её за волосы и нежно целовал в шею. Это был её Родион, такой, каким, наверное, знала его только она. Её день рождения — отправная точка её новой жизни. Внешний вид Меглина говорил о том, что вся жизнь вокруг живёт по его правилам, согласуя с ним малейшие детали. Есеня не ждала ничего особенного от близости с сыщиком, но только он коснулся её тела руками, она поняла, что ошибалась. Ни Женя, ни один другой мужчин не мог быть так внимателен к ней, как Родион. Весь его страх потерять её, сделать больно, ранить отражался в его прикосновениях и поцелуях. Это был лучший подарок в тот день. Лучший, потому что последний… В тайне от жены, Осмысловский сделал тест ДНК, который наверняка бы растоптал его, будь он открыт. Женя держал его едва ли не под подушкой, выжидая день, когда сможет вскрыть его и кинуть в лицо Стекловой. Он не знал результатов, но отчего-то в душе были подозрения, что эта задумчивая темноволосая девочка вовсе не его дочь. Хотя для чего это показывать Есене? Чтобы сломить её совсем? Раздавить? — Это было охуенно, — воскликнул Женя, закуривая сигарету. Есеня по привычке стала собирать волосы в пучок, как вдруг вспомнила, что, едва узнав о смерти Меглина, лишилась длинных локонов. Её передёрнуло. Женя заметил резкое движение, но снова промолчал, не желая втягиваться в ссору. Это его дочь и точка. — Мне кажется, мне нужно отдохнуть, — задумчиво глядя в одну точку, проговорила Есеня. — От меня? — От всех вас… — Это как-то связано с тем, что Меглин снова овощ? Зачем? Зачем ты это говоришь… Женю пронзило ударом тока, едва этот вопрос слетел с его губ. Ну что нужно ему ещё? У них кольца на пальцах, дочь в детской, свой дом и куча бабок… ну неужели он не простит жене каких-то воспоминаний? — Да. Не хочу стать такой же, — Есеня улыбнулась, поцеловала мужа в лоб и ушла из спальни. Осмысловский тяжело переваривал происходящее, пытаясь понять, что происходит.