***
Секунды смертельно медленно превращались в минуты, а те, в свою очередь — в часы. Заключенная и представить не могла, как сможет продержаться в этом помещении три года своей жизни. «А может это и к лучшему», — подумала Юля. Видимо, стадия принятия неизбежного уже наступила. Впервые за несколько часов она встала с койки, упираясь взглядом в пустую ободранную серую стену напротив. — Нужно держать себя в форме, Санина. Кто знает... Может, чудо действительно существует... С этими мыслями брюнетка поспешила встать на ноги и наконец-то обратила внимание на алюминиевую миску, что стояла на вмонтированном в дверь столике. В посуде находилась непонятная каша, будто в одной кастрюле вместе сварили овсянку и перловую крупу, а после приготовления повар забыл слить лишнюю воду. Желудок, что уже почти сутки не чувствовал сытости, наконец пополнился едой, хоть и на вид данную массу сложно было назвать человеческой пищей. Пустая тарелка с неприятным грохотом приземлилась обратно на маленький столик в двери, а Санина, разворачиваясь на девяносто градусов, в который раз за минувший день уловила взором желтоватую раковину. — Ну-ка, удивите меня, скажите, что в каждую камеру проведена вода. Я буду аплодировать правительству стоя. — Бурчит под нос Юля, прокручивая вентиль к стене. Чуда не произошло. И пусть качество борца за справедливость иногда засыпает в личности Саниной, но сегодня, кажется, настал этой черты характера звездный час. Глухим сильным стуком разнеслись по коридору удары Юли кулаком по двери. Тарелка свалилась на пол, а из-за отсутствия реакции работников учреждения Санина посчитала отличным вариантом долбить по металлу еще и ногой. — Чего ты разошлась, дура? — крикнул один из охранников, подходя к камере, — рожаешь или что? — Да нет вроде, время еще не пришло, — выплевывает в ответ брюнетка, напрягая связки. — Чего тебе? — окошко открывается, а в нем девушке удается разглядеть полное лицо мужчины лет сорока с седоватой короткой бородой и усами; козырек его кепки создавал тень, перекрывающую верхнюю часть лица. — Не могли бы позвать Тину... Григорьевну, кажется. — Ты чего, не отошла еще от свободы, мадам? Тут не бюро исполнения желаний. — Она сама сказала обращаться к ней, если появится проблема, так что имею право, уважаемый, — обхватывая длинными пальцами железные прутья в окне, с раздражающей улыбкой уверенно проговаривает Санина. — А мне она говорила, что я круто трахаюсь, но это ж не значит, что сказанное — правда. — Побойтесь Бога и действующей власти, товарищ, иначе за такие слова поселитесь в соседней камере.***
— Одиннадцать часов вечера, пора домой, Кароль. Жаль только, что тебя там уже давно никто не ждет. Не можешь завести даже кота, ведь и он не продержится с тобой ни дня — выскочит из окна или в приоткрытую дверь при первой же возможности. — разговоры с собой — как неотъемлемая часть жизни одинокой, чертовски привлекательной женщины, в которой, кроме красоты, не видят ничего. Никто не пытался копнуть глубже, а оно, поверьте, того стоит. Закрывает кабинет на ключ и, виляя бедрами так, что края пальто кофейного оттенка при этом то распахиваются, то смыкаются снова, закрывая вид на идеальные ноги, идет к выходу, дабы в который раз за свою жизнь вновь сесть в машину, полчаса по ужасным дорогам ехать домой, опять-таки зайти в просторную квартиру, заварить чай, снова вспомнить об одиночестве, опять успокоиться себя тем, что еще попросту не пришло время, смыть макияж, наново благополучно забыть об уже остывшем чае, в который раз лечь в холодную постель, уснуть, а потом вновь проснуться и прогнать вышеперечисленное еще раз. — Побойтесь Бога и действующей власти, товарищ, иначе за такие слова поселитесь в соседней камере, — улавливает чуткий слух Кароль, когда светловолосая приближается к камере той, мысли о которой заполняли голову сегодня не один раз. — Бояться здесь нужно только меня, Юлия Александровна. Что за вечерние переговоры? — Да вот, мужчина не верит мне, что Вы сами решили обращаться к Вам при необходимости. — Неужели? Даже дня не успело пройти, а у Вас, Юлия Александровна, уже что-то стряслось... Я вся во внимании. А Вы, Иван, можете быть свободны, — лучезарно улыбаясь мужчине, вымолвила Кароль. — Видите ли, Тина Григорьевна, некоторое время назад я нашла за потребность умыться и, может для Вас это будет диковиной, решила попробовать добыть немного воды из крана. Обычно она льется во-о-он из того носика, — Юля указала пальцем на смеситель, не отводя глаз от блондинки, — однако, что-то пошло не так, или здесь это является нормой, но ни одной капли воды оттуда не вылилось. Все, что вылезло из той трубочки — паук. — А Вы думали, что попали в Швейцарию, Юлечка? В лучшую тюрьму мира? В ответ брюнетка лишь, не прекращая улыбаться, помотала головой из стороны в сторону. Поманив указательным пальчиком с идеальным красным маникюром в тон помаде, Тина приблизилась лицом к окошку, и Юля повторила ее действия. Резким движением блондинка всунула руку между прутьев, схватит Санину за воротник, и потянула девушку к себе. — Это Союз, милая. И в камере из тебя вытрясут всю дурь. — медленно и с расстановкой прошипела Тина, внимательно осматривая каждый миллиметр лица заключеннной. Доброжелательная надзирательница уступила свое место вновь восторжествовавшей суке.