— Петр Ефимович, поверьте, Вы о ней еще услышите! Она засияет, я обещаю.
Статный мужчина, облокотившись о спинку массивного кожаного кресла, сидит в своем кабинете, курит дорогую сигарету и читает очередной стих Юли, откровенно восхищаясь ее творчеством.
Кароль ерзает от волнения на подобном кресле перед Шелестом, словно перед самим Богом, умоляя его о пощаде
своей своей девочки. Ладони потеют, а дышать становится сложнее, несмотря на приоткрытое окно.
Куча бумаг на столе по делу Юли занимает все свободное пространство на поверхности, отдельной стопкой лежат стихотворения, написанные во времена, когда заключенная еще была на свободе. И знаете, они просто невероятны. Сразу видно, что их выдумала такая сука, как Санина: колкие фразу украшают каждое четверостишье, а проблемы, взятые за основу произведений, — заставляют задуматься, вводя в транс, перемешивая мысли в кашу.
— Я с радостью посодействую Вам, Тина. Отчасти отдайте должное своему отцу — его проигранные деньги знатно помогли мне в определенное время выжить, а сейчас помогают Вам и этой девушке.
С неприязнью Кароль наигранно улыбнулась, когда Шелест задел самые тонкие струны ее совсем детской и хрупкой души, спрятанной внутри, где-то за образом каменной леди и суперсексуальной надзирательницы.
— Спасибо огромное Вам, Петр Ефимович, думаю, освобожденная тоже захотела бы поблагодарить Вас лично, и если такая возможность действительно предоставится, если, конечно, Вы позволите — Юлия обязательно заглянет к Вам и изъявит благодарность. Никогда не сомневалась в Вашей поддержке литературы!
Златовласая как могла распиналась перед ним, только бы ничто не остановило мужчину, и он не передумал давать Саниной вольную.
Тина уже представляла, как они с
Юлечкой будут проводить вечера в ее маленькой уютной квартирке в центре Киева, как выпьют еще не одну бутылку шампанского.
— Литературы... Да, Вы знали, к кому обратиться, Тина. Что ж тут сказать — неплохие связи имеете, — громко смеясь, говорит Шелест, намекая на себя. — А девчонка Ваша... Передавайте привет, скажите, что повезло ей с надзирательницей, и пусть продолжает в том же духе, — он указал пальцем на стопку стихов, кивая головой. — Желаю ей наконец уже выпустить сборник! Такому добру нельзя попросту пропадать, пылиться где-то на верхних полках. Уверен, она станет наравне с величайшими людьми из этой сферы. Если книга все-таки удастся — куплю ее одним из первых.
— Обязательно! Она будет очень рада таким словам, а я их непременно передам.
— Ну, думаю, это дело, к счастью закрыто! Пусть девочка уже сегодня собирается домой. — встает с места и протягивает Тине руку для пожатия.
— Спасибо Вам еще раз, Петр Ефимович, спасибо! — Кароль протянула ему свою миниатюрную ручку в ответ, которая при пожатии тут же потерялась в огромной мужской лапе.
Она, кажется, еще сто раз поблагодарила Шелеста за освобождение Юли, пока собирала все документы Саниной обратно в папку, надевала пальто и завязывала на голове шарф. Только девушка коснулась дверной ручки, чтобы наконец удалиться из кабинета и скорее приехать к освобожденной с прекрасной вестью, как мужской голос ее прерывает:
— Подождите минутку, — Петр Ефимович тут же начал передвигать оставшиеся бумаги по столу в поисках чего-то необходимого и, когда наконец нашел нужное, обошел стол и приблизился к Кароль с непонятным конвертом, на одной из сторон которого красовалась бордовая восковая печать. — это передайте Вашей Юле от Костенко. То самое письмо, которое она отправила мне. Может, оно станет для девушки вдохновением.
***
— Санина, на выход! — голос охранника громом раздается по всему помещению, сопровождаясь эхом.
И, мать вашу, эту фразу Юля с нетерпением ждала с самой первой минуты заточения.
Она – вольная птичка.
Смело вышла из камеры, тут же встречаясь со счастливым взглядом Кароль, которая держала в руках два пакета со всеми изъятыми при заключении вещами: ее любимое алое платье, туфли на высоком каблуке, легкое пальто, подходящее к погоде того дня, когда Юля лишили свободы, женская сумочка со всем находящимся внутри и черная шляпа в тон пальто. Наконец-то она переоденется в нормальную одежду, будет чувствоваться себя обычным человеком, а не запертым в клетке зверем.
— Возьмите вещи, переоденьтесь, а после приходите ко мне в кабинет. Нам нужно кое-что обговорить, Юлия Александровна. Кое-что важное. — ухмыляясь, произнесла Кароль, с высокой горы наплевав на всех присутствующих. Чувство влюбленности, легкие покалывания внизу живота и нечто щемящее в грудной клетке — вот что сейчас было важно.
***
— Можно? — прошептала Санина, выглянув из-за двери в кабинет Тины.
— Там никого? — еще тише произнесла Тина.
— Как это? Я потенциальный преступник. — Юля продолжала шептать, глупо улыбаясь. Все еще не верила в происходящее.
— Иван, Вы можете быть свободны, и если не составит труда — сделайте нам по чашке кофе.
— Слушаюсь, Тина Григорьевна.
— Входите, Юлия Александровна. — Тина счастливо улыбалась Саниной в ответ. Просто потому что хорошо.
Блондинка тут же подорвалась с места, подбегая к Юле. Руки легли на теплые щеки брюнетки, а губы снова соединились в одно целое. И, кажется, это уже традиция Тины — в столь интимные моменты касаться лица брюнетки. Санина громко выдохнула носом, отпуская сумку прямиком на пол, отчего та с грохотом упала, а Юля притронулась руками к талии Тины, притягивая девушку еще ближе к себе.
— Я тебя поздравляю.
И не было объятий в жизни поэтессы крепче и теплее тех, что сейчас подарила ей Тина.
— Поздравляю, — шептала, словно мантру, Кароль на ухо, судорожно водя ладонями по спине.
***
За чашкой крепкого кофе Тина передала Юле все пожелания Шелеста и то самое письмо, в подробностях рассказывая о том, как лично договаривалась сегодня утром о свободе будущей украинской поэтессы.
— Ты знаешь, Санина, а я, наверное, и вправду буду скучать по тебе. По тебе и твоему острому языку.
— Приятно было вступать с Вами в ораторские поединки, Тина Григорьевна. — произнесла, после чего слизала кончиком языка каплю кофе с нижней губы. — Мне, наверное, пора. За последнее время накопилось много дел, и они требуют незамедлительных решений. Так что, извольте... — встает со стула, снимая с деревянной спинки черное пальто и шляпу.
Она навсегда покинет здание, в стенах которого останутся самые странные воспоминания из ее жизни. Где каждый уголок пропитан запахом женщины, чей образ еще не единожды придет к ней во сне.
Отныне чертов аромат Chanel N°5 принадлежит одной лишь Кароль.
— Я тоже буду скучать. — последнее из того, что сказала брюнетка, развернувшись корпусом к Тине. А после вышла, слегка хлопнув дверью.
