***
Пробуждение Чуе было обеспечено ощущением сухого языка, наполовину вывалившегося изо рта, ощущение стрельбы в голове, лёгкая тошнота и холод, ходивший по ногам. Дазай, видимо, решил устроить северный полюс в спальне: с трудом разлепив глаза Чуя разглядел открытые нараспашку окна, из которых в помещение врывался ветер вперемешку с мелким снежком. Занавески летали в пределах достигаемого пространства, рисуя причудливые линии своими ажурными краями. Рядом с подоконником стоял Дазай, опустошая пачку сигарет. Парень в кровати невольно загляделся, разглядывая широкую рельефную спину курящего Дазая. Он выпускал дымные клубы не в окно, а прямо в комнату, заполняя ее едким запахом. Почувствовав прожигающий взгляд на себе, Осаму развернулся. Встретившись напрямую с темными карими глазами, имеющими зелёные вкрапления вокруг зрачка, в голове начали складываться по кусочкам, подобно мозаике, события прошлого вечера. Слабость и сухость во рту выдали немалое количество алкоголя, выпитое на почти голодный желудок. Сколько бы Чуя не старался усердно закусывать, желудок нещадно сжимался, напоминая о провале. На шее защипало. Чуя протянул руку, чтобы потереть место ушиба, и тут же отдернул руку. Щеки начали гореть. Вчерашние ласки мелькали перед глазами слишком явно, слишком живо, и Накахару буквально парализовало. Теперь, когда из организма выветрились все токсины, притупляющие боль, Чуя ощутил на себе все грехи ночных утех людей старше восемнадцати — в спине кололо от ерзанья, ноги затекли, застуженная шея ныла. Парень чувствовал каждую косточку, каждый сустав воссоздавал постыдную картинку. О Господи. — Утречка, — хрипло произнес Осаму, немедленно прочистил горло. Сейчас он уже явно не находился в зоне комфорта, как было недавно. Под глазами залегли огромные синяки, волосы взлохмачены и торчат во все стороны, штаны, кое-как натянутые на бедра, опасно спадали. — Видимо, сильно ты вчера перепил, — вытянул Чую из омута размышлений тихий голос. Парень вздрогнул и увидел стоящего над кроватью Дазая, задумчиво разглядывавшего Чую, наполовину укрытого одеялом, — Я уже дважды спросил, как ты себя чувствуешь. — Как будто это имеет значение, — фыркнул Чуя, не узнавая свой севший голос. Дазай окинул его нечитаемым взглядом, весьма неопределенно махнул рукой, отходя от постели. — Ничего личного, но если какая-нибудь бешеная лисица обблюет мне чистую постель или ебнется в обморок в недрах дома, я умываю руки. — во время своей пылкой речи Дазай трагично растопырил пальцы, описывая весь ужас возможных событий. — Не обольщайся сильно — у тебя довольно посредственное холустье, да и кровать такая же. — Именно поэтому ты сопел в ней, как крот, всю ночь, раскинув свои конечности. Чуя раздражённо цыкнул, поднимаясь. Дазай, победно улыбнувшись, последовал за ним. Вот ведь ублюдок, понял, что манипуляция честью Накахары удалась, и он был уверен, что Осаму не побрезгует прибегнуть к такому грязному ходу вновь. Проковыляв на кухню, Чуя со стоном плюхнулся на узкий диван. Дазай тем временем замешкался, всё-таки решив накинуть на обнаженный торс какую-то одежду, нервно застёгивал рубашку. Он выглядел зашуганным, чересчур торопился, его движения были резкими и отрывистыми. — Ты голодный? — вдруг спросил Дазай, неловко подходя к грязному со вчерашнего дня столу, — К счастью, кому-то из парней хватило ума поставить скоропортящиеся продукты в холодильник. С упоминанием об еде к горлу подступил ком, обещая вывернуть и так пустой желудок наизнанку. — Меня тошнит. — Тогда сделаю кофе, а пока выпей, — в руки Чуе прилетел блистер. Сосредоточив оба зрачка на названии — теперь Чуя тщательно проверял любую вещь, которую ему давал Дазай, и пускай сейчас было совершено неразумно пытаться отравить парня, Чуя решил перестраховаться. Но нет. Чутье подвело, это оказался обычный аспирин. Порыскав на столе, Чуя отыскал бутылку боржоми и неторопливо выбил из упаковки две таблетки. Вкус солёной газированной воды показался глотком свежего воздуха в пыльном подвале. Чуя почувствовал себя лет на десять моложе, или по крайней мере на половину свежее. Тем временем Осаму возился с кофеваркой, которой, видимо, до этого никто толком не пользовался, потому что брюнет лихорадочно тыкал по всем кнопкам, и в конце концов кипяток полился прямо на руки парню. Громко матерясь, он со всей дури ударил по крышке машины, отходя от нее на приличное расстояние, как будто она могла брызнуть в него с такой дистанции, и засунул обожженный палец в рот, пытаясь успокоить ноющую кожу. А Чуя, тихо посмеиваясь над его оплошностью, забрал у горе-баристы право на варку кофе, и принялся колдовать над машиной. Он загрузил в отсек молотый кофе из пакета, который, в подтверждение слов Чуе об неиспользовании кофеварки, был доверху полон, закрыл крышку и подставил под приспособление кружку. Нажав на кнопку с надписью американо, в чашку полился черный кофе, пар от которого ударил в нос Чуе, заставляя прикрыть глаза от удовольствия. Он пил только крепкий черный кофе, обожая смаковать насыщенный дорогой вкус. Через некоторое время две кружки дымящегося кофе опустились на стол, Чуя с наслаждением принялся за свой. Дазай же с странным выражением лица сверлил напиток глазами. Он дотронулся кончиком языка до жидкости и тут же с отвращением скривился. — Гадость! Он же горький, как сера, — выплюнул Дазай, поднимаясь на ноги. — Может быть, для тебя сера — это еда повкуснее, но гурманам виднее, как пить напиток богов. — Пустой кофе — напиток извращенцев вроде тебя, а я нормальный, — пробурчал Дазай, вытаскивая из холодильника сливки и сахар. — Гурманы пьют чистый кофе ведь любые составные ингредиенты перебивают истинный вкус… Ты идиот? Зачем ты хранишь сахар в холодильнике? — Осаму лишь пожал плечами, обильно разбавляя кофе огромным количеством сливок и добавляя три ложки сахара с горкой. Чуя с широко раскрытыми глазами наблюдал за таким издевательством над своим творением, продолжая потягивать кофе. — Ты же вроде пьешь без сахара? — Вдруг спросил Чуя, вспомнив события прошлого визита родительского дома Осаму. Ведь для Кое было очевидным фактом, что Дазай пьет чай без сахара, следовательно, это что-то, но значит. — Чай сам по себе сладкий для меня, — протянул Дазай размешивая полученную бурду ложкой. — А кофе без него… — Прекрасно. — Отвратительно. — Извращенец. — Аналогично. Кстати говоря, как называется вид кофе, который я сейчас сделал? — Не скажу, — буркнул оскорбленный до глубины души Чуя. — Ну давай же, гуру в сфере кофеварения, просвети меня. — То, что ты создал, несомненно, называется «кал», кстати, имечко напиток позаимствовал от создателя. — Какой ты грубый, — притворно нахмурился Осаму, отпивая свой кофе. Какое-то время парни сидели в тишине, но лишь до того момента, пока напряжение между внезапно возникшей пропастью воспоминаний не стало точкой накаления. Первым начал говорить Дазай. — Что же… Что будем со всем этим делать? — Что ты имеешь ввиду? — Чуя едва не подавился остатками напитка, во все глаза уставившись на парня. У него и из головы вылетело, что теперь их отношениям будет весьма трудно вернуть хоть какой-либо статус. — Ты считаешь, я должен что-либо делать? — Да, точно, — теперь Дазай выглядел слегка смущённо. Он лихорадочно вертел в руках кружку, собираясь с мыслями. — Наверное. Нет, не наверное. Я не знаю, что это было вчера, честно, чувак… Я не должен был этого делать, не должен был подмешивать тебе ничего, но не сказал бы… — он осекся, прерывая поток каких-либо мыслей, и Чуя мысленно поблагодарил его за это. Своим сбитым извинением Осаму в очередной раз выбил его из колеи. На памяти парня это второй раз, когда Дазай говорил серьезно и без обиняков — Это по-свински, Осаму, но я аллергик, это могло плохо закончится, все дела, — пробурчал Чуя, не понимая, что должен ответить, — Давай просто больше не будем об этом говорить, ладно? Вообще, — Чуя запнулся, — О /всем/ — Ладно, — Дазай выглядел…разочарованно? Что он ожидал услышать? Он разом поник и распластался по стулу. — Слушай, я знаю, у нас было много…разногласий, — Чуя неоднозначно хмыкнул, — Но, может, мы и их забудем? — А? — Типа, знакомство у нас не заладилось, но, давай попробуем подружиться заново, или что-то вроде того? — Дазай начал чесать голову, сверля пол пронзительным взглядом. Он заметно нервничал. — Вроде того? — Может ты перестанет повторять за мной последние фразы и скажешь хоть что-нибудь? — Весело, — выдохнул Чуя. — Но я не вожусь с торчками, Осаму. — Вчерашний тест ни о чем не говорит? Я чист уже месяц. — Ты слышишь себя? Месяц, Осаму. А сколько месяцев подряд ты принимал до этого? Сколько раз ты гремел в больницу и сколько раз загремишь ещё? — Возмутился Чуя. Несомненно, даже не будучи профессором медицинских наук Чуя знал, что не бывает бывших наркоманов. Они ведь как землетрясения: молчат до определенного момента. А потом рушат все на своем пути. Без сожаления. Дазай закрыл глаза. Было видно, что он напряженно что-то обдумывает, он сморщил лоб, между бровями пролегла складка. Чуя отрывисто и глубоко дышал, наблюдая да молчаливым мыслительным изнасилованием. — Я не знаю, как долго продержусь в ремиссии, — честно начал Дазай, — Я вообще не знаю, что будет завтра. Но невыносимо пытаться, зная, что люди из моего близкого окружения в меня не верят. Если бы я тебя не знал, я бы подумал, что ты шутишь, но я вижу, с каким лицом ты на меня смотришь. Я знаю, что ты видишь во мне лишь безумного наркомана без царя в голове, но, ты думаешь, я хотел такой жизни? Хотел с малых лет знать на личном опыте, что такое «быть под кайфом»? Думаешь, хотел быть свидетелем смерти от этого «кайфа»? Это чертова яма, и мне кажется, я не смогу выбраться из нее сам. Я не прошу чего-то большего, но, пожалуйста, давай заново станем друзьями. Накахара чувствовал, что его накрывают с головой душащие слезы. Он оставался спокоен снаружи, но внутри полыхал пожар из чувств. Неподдельные эмоции, которыми поделился, такой ранее неуязвимый и самоуверенный Дазай, который сейчас буквально вымаливал Накахару быть его другом. Если бы Чуе сказали такое ещё несколько недель назад, он бы рассмеялся им в лицо. Но сейчас это правда. Это все по-настоящему. Маска равнодушия спала с лица Дазая и вдребезги рассыпалась. Вот она — точка невозврата. Уже ничего не будет, как прежде. Настоящий Дазай — искренний и невероятно честный, даже до смущения и до одури уязвимый и открытый. Оставалось только принять это. — Хорошо, но я за тобой наблюдаю, учти это, — Глубоко вздохнув, Чуя протянул ладонь, — Накахара Чуя. — Дазай Осаму, будем знакомы, друг, — фыркнул брюнет, важно пожимая руку, — И ещё… — Чт, — Чуя не успел ничего ответить, как Дазай внезапно протянул полусогнутый мизинец, а остальные пальцы сжал в кулаке. — Давай сюда свой палец, — улыбнулся Дазай. — Пинки промис? * Нам что, по пять лет? — хохотнул Чуя, протягивая свой. — Настоящие подружки прямо. — Ага, а теперь давай заплетем друг другу косички и включим Аш Два О* на плазме, и будем смотреть его до посинения, и кстати, не забудь напомнить мне позвать тебя на ночевку. — Тебе обязательно быть такой язвой? Но про ночевку я подумаю. — лукаво улыбнулся Осаму, и тут же получил локтем под ребро. — Уже говорил, забыли про это!***
— Выглядишь, как черт, Накахара, где шлялся всю ночь… Это…котенок?! — Йосано кинулась на переступившего порог Чую и выхватила из его рук переноску с бедным животным. Огай не погладил сына по головке за неопрятный внешний вид, но, немного пожурив, отдал все принадлежности для кошки и с охотой угостил чаем и обедом. Чую все ещё немного подташнивало, но он пересилил себя и расправился с тарелкой супа за несколько минут. Без лишних подробностей он рассказал о том, как они отметили удачное первое выступление, показал отцу видео оттуда, выслушал наставления и направился домой. После очередной встречи с Огаем настроение увеличилось в разы, ещё и котенок, видимо, привыкнув к ласковым рукам, в этот раз с большой охотой прыгнул в руки к Чуе. После очередной встречи с Огаем настроение увеличилось в разы, хотя Чуя все ещё чувствовал себя немного настороженно от такой смены в отце, ещё и котенок, видимо, привыкнув к ласковым рукам, в этот раз с большей охотой прыгнул в руки к Чуе. Мия (так, недолго думая, назвал кошечку Чуя) была великолепна: гладкая, лоснящаяся светло-рыжая шерстка с небольшим серым пятном ничуть не омрачала красоту животного, а лишь добавляла шарм. Она ласково мурлыкала все дорогу, а когда Чуя пизда палец в клетку, сначала шугалась, а потом осторожно подходила и облизывала фалангу кончиком языка. Чуе был приятен этот ласковый шершавый жест одобрения. Но сейчас кошка была перепугана — Йосано сжала Мию в объятиях, пытаясь погладить, но та шипела и царапалась, явно потеряв ориентацию в прострации. Ойкнув, когда кошка наконец расцарапала девушке руку, та ее отпустила, и она, растерянно оглянувшись по сторонам, кинула на Чую укоризненный взгляд, полный разочарования во всей человеческой расе, прошмыгунула на кухню и забилась под диван в худших чувствах. — Черт, кажется, он испугался. — Чуя посмотрел на Акико так, будто засомневавшись в умственных способностях девушки. Еду известно, что кошку в новую квартиру нужно приглашать со всей осторожностью, чтобы она привыкла к обстановке и смогла обжиться. Конечно, Чуя постарается загладить свою вину двойной порцией консервированных сардин, но теперь у второй обладательницы рыжей копны шерсти в этой квартире явно будет травма и гендерный кризис в придачу. — Это она, Мия. — только и выдавил Чуя, забегая на кухню. Йосано сложила руки в знак капитуляции. Он видел только маленький хвостик, торчащий из-под мебели и нервно дергающийся от каждого шороха. — Выходи, милая, — тихо произнес Накахара, опускаясь на корточки и посекундно произнося ее имя — ей нужно и его запомнить. — Ну же, Мия, кири-кири! * — Акико наблюдала за этим цирком, опершись о дверь, готовая в любой момент схватить вероломную кошку. — Мия… выходи, ну же! Кошка недоверчиво высунула нос, повела усами, видимо, учуяв хозяина, и осторожно выставила вперёд лапки. Чуя облегчённо вздохнул, когда котенок потерся о него боком, жестом приказывая себя погладить. — Она тебя любит. — изрекла Йосано, присаживаясь рядом на пол. — Похоже, девушки не в ее вкусе, — хихикнул Чуя, почесав пальцем шею Мии, услышав урчание. — Причем тут вообще гендер, — громко фыркнула Йосано, и кошка, видимо, узнав в ней недавнюю обидчицу, предостерегающе взьерошила шерсть, недобро сверкая глазами. — Просто твоя слащавая мордочка вызвала в ней больший интерес. Кстати, ты готов к сессии? Чуя как в пропасть канул. Со стоном он плюхнулся пластом, вспомнив про завтрашнюю сдачу. В колледже все было легче университета, особенно теория — ее было достаточно прочитать один раз, даже Рон Уизли бы запомнил. Но вот практика… Кончено, после выступлений и всех репетиций, которые пережил Чуя, это было меньшее из всех зол, но учителя в комиссии, люди совковых времен, требовали старых, как свет, мелодий, которые, наверное, ещё при Дзимму* на балах играли. Эти несложные вместе ноты были настоящей пыткой для Чуи, запоминающего любую мелодию по созвучным нотам. Ещё и Новый год на носу, думать об сдачах думать совершенно не хотелось, но дело даже не в празднике — за одну ночь в сознании Чуи поменялись взгляды на некоторые вещи. В частности и на людей. Дазай Осаму. Проблема на палочке. Чуя ни на йоту не понимал, что тот от него хочет. Устал играться, и наконец повзрослел? Отнюдь, утром он вёл себя.как упырь, ничего нового, но в момент разговора о возможной дружбе он выглядел так серьезно… Особенно если учитывать, что ночью они не только целовались. Чуя благодарил всех богов, что возбуждение обоих не взяло верх и не произошло чего-то непоправимого, что бы навсегда поменяло их отношение. Но с другой стороны, он не знал, как нормально разговаривать и вести себя с Дазаем, не вспоминая событий рокового дня (а точнее, ночи). Интересно, Чуя любопытствует о том, хороший ли друг Осаму лишь из-за обретения сомнительной дружбы, или из-за досады, от которой хотелось рвать волосы, что собственные чувства в очередной раз втоптали в грязь. А чувства ли им правили? Чуя был под действием усилитей, а Дазай пьян в стельку. У Чуи возник разумный вопрос, откуда же у Дазая была Виагра. Несомненно, он ее купил, значит, как минимум был трезв. Накахара чувствовал, как кипит мозг, угрожая лопнуть. Что-то явно не сходится. И Чую это бесит. Немного поболтав о предстоящей сдаче с Йосано, выпросив у нее конспекты, Чуя позвал девушку на предстоящую вечеринку в честь нового года. Рюноскэ не без сопротивления согласился принести в жертву свою квартиру, взяв с парней обещание как минимум удержать на земле пол, и Тачихара пригласил добрую половину класса, наспех рассказав, что возьмёт с собой девушку, которая просто «Невъебенно охуенная и кайфовая, увидете — охуеете». Чуя на такое смелое заявление лишь фыркнул — собственные мысли даже близко ни о какой женщине не грезили. А ведь он пытался! Кое-как пережив сессию, получив свою незаслуженную и натянутую четверку, как потом съязвила Йосано — «за красивые глазки», он, под покровом ночи запершись в спальне с дюжиной салфеток, выключил везде свет, с головой нырнул под одеяло и открыл в ноутбуке любительское порно, изо всех сил глазея на грудастую блондинку в экране, которая прыгала на члене, как влитая, но совершенно не наблюдая не малейшего интереса ни в сознании, ни отклика в теле. А ее громкие стоны и размазавшаяся тушь по щекам, а затем и сперма, капающая с круглого личика, доставляли лишь дискомфорт от происходящего и немного раздражали. Девушка красива, но развратна. Незаметно для себя Чуя начал больше наблюдать за мужчиной, но кубики пресса на сухом животе лишь вызвали белую зависть, а вот лицо… Чуя словил себя на мысли, что не смотрит порнофильм, а лишь разглядывает черты лица и тела его участников: оценив скулы, запястья и спину жилистого парня, его бороду, а затем, отмотав в начало, любовался розовыми румяными щеками блондинки, огромные глаза, навыкате от накрывавшего ее возбуждения, круглая аккуратная грудь с затвердевшими сосками — все это лишь вызывало восхищение, но никак не вожделение или желание. Что за черт? Неужели Чую вообще перестали физически привлекать люди? Тут же парень отдернул себя. Один человек все же заставлял думать о большем. Хотя после повторного «знакомства» большего не приходилось ждать. Как бы Чую это не бесило, Дазай снова вел себя странно. Окружающий мир начал преподносить свои неожиданности, уже привыкшие выбивать бедного парня из колеи. Поэтому, когда после крайне удачно сданной сессии (Тачихара продолжал утверждать, что четверку парню натянули просто за красивые глазки), когда Чуя завалился к Акутагавам помогать готовить дом к новогодней ночи, застал Рюноскэ, витающего в облаках, почти не удивился. Но это немного настораживало. Всегда такой собранный, до этого весь день был рассеян, и Чуя готов был поклясться, что Рю едва не оплошал на экзамене и не лишился стипендии, когда в последний момент на практике чуть не опрокинул стойку синтезатора. Благо, рядом стоял Куникида, не особо коммуникабельный, но очень добрый парень из класса ребят, который, быстро среагировав, поправил штатив. — Эй, Аку, — осторожно позвал парня Чуя, когда Брюнет поднялся на стул, чтобы повесить под потолок гирлянду, и эта ошибка явно чуть не стоила Рюноскэ жизни: он вздрогнул, качнулся на стуле и, потеряв равновесие, шлепнулся на стоящий рядом диван. — Блять! Идиот, под ноги надо смотреть, — испугавшись на жизнь друга Чуя, подойдя поближе к раненому, со всей дури ударил его по щеке. — Приди в себя! — Прости, — неожиданно тихо издал Акутагава, потирая ушибленную скулу. — Почему у меня складывается впечатление, что ты где-то не здесь? — продолжал допрос Чуя. — Все в порядке, правда. — Нет, не все в порядке, — взорвался возмущениями Чуя, — Мой бро хотя бы попытался ударить меня в ответ, или обматерил бы, а ты только извиняешься и нюни разводишь, отвечай, кто ты и куда дел моего друга?! — Чуя, перестань визжать, — взмолился Акутагава, поднимаясь с мебели и разминая колени, — Я просто переутомился, и всё. — Чушь, — фыркнул парень, продолжая сверлить парня недовольным взглядом, — Я не собираюсь общаться с лжецом. Вроде твои слова, правда? — Тц, ты невыносим… Просто, — Акутагава развернулся, подняв упавшую на пол гирлянду, и пошел к другому концу комнаты, чтобы повесить ее там, но запнулся об нее и едва не грохнулся снова, — Блять, просто, наверное, всё идёт не так, как мне бы того хотелось? — Например? Рюноскэ отвернулся, теребя в руках украшение, изучая такие интересные проплешины в старой стене. — Возможно, мне кто-то нравится… — промямлил Рюноскэ, выдержав паузу. Лицо Чуи стремительно вытянулось. — Тебе что? — Ты, блять, слышал, я не буду это повторять. — Нет, лучше тебе повторить, потому что я не помню, чтобы ты вообще когда-то говорил «люблю» не про свою сестру, — парировал парень. — Кто она? — Я, — Акутагава закусил губу, стараясь собрать по кусочкам застрявшее в горле предложение, нахмурив брови. — Или он? — Накахара Чуя! — Ха, я так и знал, что ты друг Дороти*! — Накахара победно задрал подбородок, притягивая к себе парня и, обхватив его за плечи, уткнулся своим лбом в чужой, не прерывая зрительный контакт. — Чья бы корова мычала… — Охренеть, ты даже не отрицаешь! — Ты достал! — Кто он?! Я его знаю?! — Чуя, остановись! — Акутагава пытался отлепить от себя обнимавшего его парня, но безуспешно: Чуя мертвой хваткой сцепил руки в замок за спиной Рюноскэ, одновременно гарцуя по кафелю. — Нет уж! Ты не каждый день мне рассказываешь, что в кого-то втюрился. Колись! Я же все равно узнаю, — Акутагава начал всерьез беспокоиться за сохранность координации, потому что Чуя начал кружить несчастного по комнате в чем-то отдаленно напоминавшем вальс, только потерявший около семидесяти процентов своей хореографии. В конце концов ноги Рюноскэ запутались, и он грохнулся оземь, увлекая за собой Чую. Чуя неловко покачнулся, падая прямо на парня, на мгновение сталкиваясь своим лицом об чужое. Не теряя хватки, Чуя приподнял голову, не торопясь слезать, а лишь распластавшись прямо на опешившего Рюноскэ и, отрезая ему пути к отступлению, прижал запястья Акутагавы к полу. — Твой парень уже может начинать ревновать? — Мудак, слезь, блять! И у меня нет парня! — Но в перспективе!.. — Не успел Чуя договорить, как Акутагава извился всем телом и скинул с себя написавшего парня и, на последок пнув его несколько раз встал, отряхнув одежду и ретировался из комнаты. — Эй, Аку-чан, я не отстану! — Помни, что квартира моя, и я могу тебя выгнать. — Неа, я знаю, что ты меня любишь, — нагло улыбнулся Чуя, чуть ли не по пятам следуя за Рюноскэ. — И никакой я тебе не Аку-чан! — Он из нашей группы? — Рюноскэ резко остановился, и Чуя врезался в спину парня. Брюнет раздражённо развернулся. — У меня в руках коробки с пивом, и если они сейчас упадут, — он показательно маневрировал коробкой, и верхняя банка опасно накренилась, — И если что-то разольётся, я заставлю тебя языком вылизывать все до капли. — Так точно, капитан Ривай*! — Чуя в жесте притворного восторга приставил кулак правой руки к сердцу, в левую завел за спину. Акутагава закатил глаза. — Если ты пытаешься меня подстебать за мое чистоплюйство, у тебя не выйдет, — отрезал Акутагава, выуживая из коробки жестянки с алкоголем. — Нет, сэр, я просто провел параллели, — видя на лице Акутагавы недоумение, Чуя пояснил, — Вы с Аккерманом охренительно похожи. Типа, темные волосы, огромные синяки, мрачный характер, гомосексуальная ориентация… — Накахара, я тебя сейчас воспитывать буду, как твой Ривай Эрена, — Решив, видимо, исполнить угрозу в действие, покрасневший Акутагава направился к хохочущему парню, держа в руках уже пустую, но не менее внушающую своими габаритами коробку — Я.Ай! Стой! Ну все, прости меня, отец, я согрешил, — Удар за ударом картона сыпались на голову горе-шутника, который отчаянно закрывался. — Прости… Ай! Прости! — Чуя со смехом выхватил коробку из рук Акутагавы и отфутболил подальше в угол комнаты. Нераспакованные продукты, купленные Тачихарой немного ранее, мозолили глаза, и Чуя направился прямиком к ним, не смотря на разгневанного Акутагаву, который, глубоко задумавшись о чем-то, покусывал губу и напряжённо морщил брови. Явно что-то не так. Чуя анализировал всех общих знакомых, вспоминал их общение с Акутагавой, пока внезапно перед лицом ясно не сложилось дважды два. Конечно. Это было очевидно. — Это ведь Ацуши, верно? — выпалил Чуя раньше, чем подумал, но не пожалел: бледная шея парня тут же пошла алыми пятнами, и Рюноскэ не успел перевести воздух и открыть рот, как закашлялся. Удушающий кашель настигал Аку в моменты чрезвычайной паники. — Занятно, — хмыкнул Накахара, похлопывая парня по спине. — Тебе так тяжело ответить, или ты чего-то боишься? Я же твой лучший друг. — Именно, Накахара, — резко перебил его Рюноскэ, поднимаясь со стула. — Лучшие друзья делятся всем, что лежит на душе, и это несправедливо. — Я…что? О чем ты? — непонимающе уставился на него Чуя, растерянно хлопая глазами. — О том, Чуя, — вздохнул Рюноскэ, — Что с тобой что-то происходит. И я не понимаю, почему ты молчишь. Ты не отвечаешь на звонки, спишь целыми днями, орешь и стонешь, или что это там было, — на этих словах Чуя сжал губы, надеясь, что Акутагава никогда не узнает, что это было на самом деле. — И ты думаешь, что мне будет приятно? Я давно просил тебя приехать, но ты, блядь, постоянно пропадаешь на работе! Я же знаю тебя, как облупленного, и что работа у тебя 4 раза в неделю, из которых два выходные, выходит, ты просто обрубаешь со мной контакты. И со мной, и с Ацуши, и с Тачихарой. А как только я в кого-то влюбляюсь, я обязан этим делится. — закончив свой монолог, Акутагава поспешил к пакетам с рождественской едой, в сердцах стукнув дверью. Чуя поник. Самообман вышел боком. Если Акутагава это заметил, значит, все плохо. Последнее время Чуя чувствовал, как тонет. Беспощадный и безапелляционно. Панические атаки настигали все чаще, выводило из себя абсолютно все, от упавшего на пол сэндвича до неровно поставленного лотка. Сил не было абсолютно, отнимали скиллы даже переписки в соцсетях, и когда Чуя это понял, тут же отключил телефон. Сколько бы тонн сахара Накахара не добавлял в свой черный кофе горечь не уходила, и тогда в край сознания проникла мысль, что дело не в сахаре. В ушах звенело, живот сводило, время от времени накатывала тошнота, потому что желудок отказывался принимать даже ложку карри. Утомляло даже «доброе утро», ласково брошенное Йосано, но даже оно оставалось проигнорировано, на что девушка обижалась, и как бы больно Чуе не было, глядя на то, как она поджимает губы и выходит из чуевской спальни, такая расстроенная и скисшая, утаскивая Мию на завтрак, он, глотая слезы, отворачивался к стене и ненавидел себя ещё больше. А причин для ненависти было предостаточно, но Чуя почему-то не мог составить список. Давил колледж, давила противная погода, давило слишком трепетное и слишком понимающее окружение. Все были слишком заботливыми, а Чуя на из фоне был бесчувственным животным, что только и делало, что царапалось. Чуя корил себя за то, что так легко читается. А когда ему хватило дури накричать на отца по телефону, потому что тот обещал отправить сыну посылку на пятнадцать минут позже, чем на то рассчитывал парень, а ни в чем неповинная Мия осталась на целый день без еды из-за обозленного юноши, он понял, что пора что-то делать. На ум пришли таблетки. Интернет представлял каталог нейролептиков и антидепрессантов, и Чуя, теряясь в этом разнообразии, ткнул пальцем в первый попавшийся и пошел в аптеку, где трясся, как осиновый лист, вспомнив, что на форуме говорилось, что таблетки от депрессии выдают только по рецепту. Но все прошло как по маслу: молоденькая фармацевтка, растерянно покосившись на упаковку, протянула огромную банку успокоительного за поразительно низкую цену. По началу Чуе было и правда легко: он лежал в кровати целый день, иногда прогуливая колледж из-за полного отсутствия желания подниматьсья с кровати, да и вообще шевелиться было невмоготу. Друзья трезвонили, и несколько раз приезжали, обеспокоенные игнором, но их уже выгоняла Акико, решившая, что так лучше. В тот момент Чуя был как никогда благодарен чуткой девушке. Кошечка тоже волновалась — приходила и ложилась на живот, скручиваясь в клубок, и недовольно мурчала, пытаясь ободрить хозяина. Но Накахаре и так было хорошо. С первой принятой строго по инструкции дозой было легко, почти невесомо, будто полтергейст выполз из тела парня и витал над кроватью, все тело стало жить своей жизнью, а в голове была каша, кажется, тогда он бы и на вопрос «Как тебя зовут» бы не ответил. Чуя просто лежал и пялился в одну точку, забив на еду и воду, почти не покидая постель. Запах в комнате был отвратительно затхлый, и когда сил стало хватать на то, чтобы поднять свою тушу с простыней, Чуя распахивал огромное окно, пропуская в комнату морозный воздух, и жадно глотал его. Но эту молчаливую идиллию разрушило привыкание. Стало быть, парня начало отпускать, больше не было той прекрасно благовольной эйфории, которая выбросила его из реальности на две недели. Сил стало больше, но раздражал каждый шорох, а желудок постоянно урчал, напоминая о своем существовании. Взбесившийся Чуя, поняв, что в холодильнике повесилась мышь, а Йосано в общежитии нет, заглянул в бар, выудив оттуда энергетик, сделал несколько глотков и отложил его, сетуя на стянувшийся желудок. Через час Накахара потерял сознание, и болезненно корчился на полу, пока Мия прыгала вокруг, слизывая слезы с щек Чуи, которого трясло, как от сильного прихода, а сам парень горел. Ещё через полчаса парня вырвало желчью, и тогда тело перестало так бунтовать. Это состояние пассивной агрессии беспокоило Чую по сей день, и когда парень получил вопрос в лоб, это начало раздражать лишь сильнее. Хотелось закрыть рот Акутагаве ладонью, сказать, что он неправ, что он ошибся, и вообще сейчас всем нелегко, но это было бы эгоистично и цинично пренебрегать чужим внимание даже сейчас. Поэтому оптимальным вариантом было молчать, что Чуя и делал, положив руку на плечо Рюноскэ, стараясь не смотреть в глаза. Он бы не выдержал. — Чуя? — голос брюнета вывел парня из транса, и он тяжело вздохнул. — Я буду все тебе рассказывать. Извини. Я поступаю как мудак. — Будешь? А сейчас все нормально? — Уже — да, — врать плохо, но, по крайней мере, если немного повысить норму антидепрессантов, жить можно, так что почти правда. — Отлично. Я с тобой, — Рюноскэ слегка сжал кисть на своем плече и сбросил ее. — И да, это он. Ответ на твой последний вопрос, — цокая языком на появившуюся коварную улыбку друга, он добавил, — И не смей ничего вытворять, иначе обналичу твои секретки, Амиго! — Как бы не так, капрал! Завязавшийся вновь спор прервал дверной звонок, который, впринципе, был сделан лишь для галочки, потому что в следующую минуту дверь была бесцеремонно распахнута, а в нее ввалились ребята, которые были приглашены на праздник. Среди них шел и улыбающийся Накаджима, и Чуя невольно расхохотался, сопровождаемый осуждающим взглядом Рюноскэ. Хорошо, что хотя бы в компании друзей ему не тоскливо. — Ты и впрямь похож на Леви, — добавил Чуя на ухо Акутагаве после того, как переобнимал всех новоприбывших, — У тебя даже свой высокий блондин есть… — в эту секунду в солнечное сплетение парня прилетел кулак, и Чуя охнул и, продолжая ухмыляться, начал бить парня в ответ. Ацуши, стоявший рядом, ринулся разнимать сцепившихся клубок тумаков и оскорблений. Этот вечер будет долгим.