***
В последний раз он видел Луи осенью. Через несколько дней апрель. Гарри знакомился с новыми людьми, ходил в кофейню и библиотеку. Он перестал покупать цветы для Изабеллы — у него просто не было времени). И ему уже не было больно. Или он просто хотел верить в это. Хотел верить в то, что ему всё равно, что Луи тоже всё равно. Казалось, он скоро вовсе перестанет скучать. Встретит кого-нибудь милого и смешного, но он продолжал рисовать Луи: на парах в тетради — смешного и мило улыбающегося. Рисовал в парках, сидя на скамейке и выводя каждую линию. И, может быть, иногда, совсем редко, до сих пор смеялся с его носа. Рисовал в мастерской — на большом холсте. Там Луи был не такой как всегда. Он не смеялся, лишь уголки губ были немного приподняты. Глаза были закрыты. На этом портрете Луи был уставшим. Луи на этом портрете чувствовал боль. Признавал её. Был слабым, что делало его безмерно сильным. Луи на этом портрете был таким, каким его любил Гарри — настоящим.in
4 декабря 2020 г. в 23:44
Квартира без рисунков Гарри казалась пустой.
Луи оборвал их с бежевых стен ещё 2 месяца назад, потому что вдруг понял, как сильно скучает. Белоснежные листы летали вокруг, когда он разрывал их на куски, словно отрывки воспоминаний.
Этот Гарри нарисовал, когда они были на первом настоящем свидании, и Луи испачкал листы Гарри мороженым. Тогда неуклюжий романтик подумал, что это конец, но Гарри улыбнулся и стало ясно, что это только начало.
Тот, который весел около книжной полки, был подарком после первой ссоры.
А на этом... на этом был просто Луи. Он тогда краснел каждые 5 секунд, потому что видел, как с другой стороны кофейни на него сосредоточенно смотрит высокий кудрявый парень, который ругался с женщиной в огромных очках, когда Луи видел его в библиотеке за несколько дней до этого. В углу был номер.
Синяки на бледном лице Луи выделялись слишком сильно. Гарри бы никогда не нарисовал его таким. Таким слабым.
Он был зол на Гарри первое время. Считал, что во всём виноват художник: его характер, его эгоизм. Потом он был зол на все рисунки Гарри, потому что в них было вложено слишком много л.... слишком много всего. Потому что Гарри никогда не будет полностью его — Луи всегда приходилось делить своего любимого с искусством, которое тот любил так искренне, так честно и так чисто. Потом он был зол на самого себя. Даже смотреть в зеркало было невыносимо.
Он почему-то вспомнил, как в один из четвергов у Гарри закончилась бумага.
— Луи! — Гарри резко повернул голову на парня, который сидел, облокотившись на витражную стену.
— Что?
— Я буду рисовать на тебе!
— Ты будешь делать что? — Луи нахмурился, отрываясь от книги, которую читал.
— Иди сюда и встань на место мольберта, — Гарри засуетился, а потом вытащил из какого-то ящика коробку с красками.
— Нет, ни в коем случае. Через полтора часа мне надо в университет. Я не успею заехать домой, — Луи снова уткнулся в пожелтевшие страницы. Он тогда читал "Алиса в Зазеркалье".
Гарри замер посредине мастерской с коробкой в руках.
— Извини, — он опустил голову. — Тогда я съезжу в магазин. Будешь уходить, зак...
Луи вздохнул, откладывая книгу в сторону, и встал, попутно стягивая с себя майку.
— Ладно... — он улыбнулся, заступая на голубой ковёр.
В ответ Гарри улыбнулся так, словно Луи только что завоевал для него целый мир. Ну, или купил сыр.
И это стоило того. То, что Луи опоздал почти на половину пары и завалился в огромную аудиторию с яркими цветами, нарисованными на его шее, и каждый решил прокомментировать это — стоило того, чтобы увидеть, как Гарри ему улыбается и высовывает кончик языка, когда выводит очередной лепесток.
Каждый день он начинал с мысли о том, что вот сейчас он наконец извинится, вернётся. Но разве может быть что-то глупее? Что ему сделать? Позвонить? Написать? Прийти?
Как будто его кто-то ждёт.