***
— Дело о ногах стоит на месте. Нам не за что ухватиться, всех возможных подозреваемых опросили. — А что с мужем? — спрашивает Алексей, приседая на край стола и слегка нервно одёргивая подол своего пиджака. Вахтанг задерживает на нём подозрительный взгляд. Пока Максимов на диване дремлет, Пёс хитро крутится вокруг кресла Гнездилова в попытке выудить у него будерброд. Леонидов же выглядит раздражённым. Отдел давно был в курсе — ближется гон. Обычно течки Макса, которые тот всегда благополучно подавлял, пересекались с гонами Лёши. Леонову нередко удавалось наблюдать отключенные телефоны мужчин и их отсутствие на работе. Конечно, одному богу известно, подавлял ли течки в это время Максим, потому что омежьей сущностью он не хвастался и всем в лицо ею не швырялся, однако… сейчас запаха не было. Буквально ни намёка на взаимодействие этих двоих. Максимову словно вообще до гнезда было, гон у его альфы или изжога. И это не единственный такой случай. Второй раз подряд, и Леонов начинает сомневаться, что у мужчин всё в порядке. — Нет, жена подтвердила его алиби, — отвечает бета. — Вот. А я сразу говорил, что толку от этого альфача нет, — подаёт голос Игорь. Он вовремя дёргает хлеб с колбасой в сторону, когда замечает опасно приблизившуюся морду собаки. — А ну пошёл отсюда, слышишь? Иди, вон, к хозяину своему жратву просить. — Но ведь и как самоубийство мы это подать не можем. Что он, умер в баке, а ноги голуби доели? — Лёша, у тебя нормально всё? Альфа поднимает на Леонова взгляд, и тот пальцем тычет в сторону сопящего Максимова. Лёша морщится и взмахивает рукой. — А чё это сразу и не божем… — Гнездилов поднимается на ноги и отставляет перекус в сторону. — Смотрите сюда. Показываю для тупых, чтобы понятнее было. Прекрасно зная, на что способен Максимов в гневе, Гнездо подходит к нему как можно тише. Пока Пёс доедает его бутерброд, он сжимает ладонь в имитации края крышки мусорного бака и приседает возле спящего гаммы, на пол. — Лемонидов, спокойно. Смотрите, есть у нас бак, есть крышка люка. Возле мусора обычно кто гуляет? Правильно, бомжи и дикие сомбаки. Значит: наш Бредов идёт по дороге в дрищуху бухой, потом заваливается в мусорный бак. Вот так вот, только на живот, — он указывает на Макса. — Потом крышка люка, значит, захлопывается вот так, — Игорь кладёт ребро ладони на низ живота гаммы. — Рядом ещё ходят бешеные собаки, помним. И вот, короче, этим люком как верхнюю часть тела закрыло..! Не касаясь гаммы, Гнездо замахивается рукой, имитируя падающую крышку. Буквально в тот же момент его за руку с рыком кусает Пёс и зубами вцепляется в рукав рубашки. Громко сматерившийся Гнездилов вмиг будит мирно спящего Макса. Пока он в полном неведении оглядывает кабинет, Леонидов инстинктивно подрывается вперёд: больше, наверное, за собаку волнуется, чем за Игоря. Однако Пёс буравит глазами и его. Да ещё так яростно, что приближающийся гон Лёши по сравнению с этим будто ничего и не значит. — Сука, Максимов! — Пёс, фу, — Макс тянется к ошейнику напарника. Тот отцепляется только от прозвучавшего голоса гаммы — стоит увидеть мужчину, он подходит к нему и со скулежом укладывает морду ему на колени. — Опять свою бешеную псину на меня натравил! — истерит Игорь. — А это у него исключительно на тугомыслящих такая реакция, — мужчина приподнимает указательный палец. Пса лишь одаривает тяжёлым взглядом — собака закидывает лапу ему на ногу. — Надо больше умнеть… — Слышишь, ты, — Гнездилов поднимается с пола и уходит к двери. — На привязи давно пора его водить! — Обязательно, Игорёш, — он трёт глаз. Кивает на руку, на которой, он уверен, ни капли крови. — Скорую вызвать? — Пошёл ты! Дверь после Игоря отчаянно хлопает. — Чё он натворил-то опять? — Знаменитые версии Гнездилова. Давно пёс тебя так оберегает? — спрашивает Леонов, кивая в сторону Пса. Максимов взглядом сталкивается с Лёшей. Гляделки длятся секунд десять, наверное, в ожидании того, что кто-то из них откроет рот, но, видно, не судьба. Максимов отвечает мыльно и шутя, и отдел вновь возвращается к работе. Макс едва заметно втягивает воздух. Чувствует родной запах сильнее предыдущего: у Леонидова ближется гон.***
В заслуженный выходной гаммы он отправился на УЗИ. Там как раз и можно было посмотреть, что вообще такое сейчас заставляет его так мучиться, и как оно себя чувствует. — Ну вот, товарищ Максимов, — говорит альфа в халате, параллельно скользя датчиком по животу гаммы. — Всё у Вас отлично. — А, конкретней, «отлично» — это как? — Аномалий развития у плода не видно, никаких осложнений нет. Беременность проходит очень даже хорошо, — он смотрит на экран. — Токсикоз на исходе, поэтому при его окончании Вам станет значительно легче. Ешьте продукты, содержащие белки — для ребёнка полезно будет. Но не переедайте. Скоро появится сильный аппетит, малыш после Вашего плохого самочувствия будет требовать кушать. — Тошниловка то есть прекращается, я так понимаю? — К тринадцатой неделе должна полностью исчезнуть. А если нет, то это плохой знак — сразу к нам. Мужчина делает скрининг, и временем позже гамма сидит с чёрно-белым фото в руках. Маленькое скрюченное создание, едва различимое на фоне, вызывает определённо смешанные чувства. На деле Максимов тупо пялится, не отслеживая в голове каких-либо мыслей. Просто смотрит вперёд. Только потом до него доходит: у него на все сто процентов внутри растёт настоящий, живой ребёнок. Будто до этого происходящее казалась ему шуткой. — Что насчёт Вашего альфы? Максим ещё с полминуты смотрит на снимок перед собой. — А? — Ваш альфа. Вы рассказали ему? Макс вспоминает очередной недавний срач с Леонидовым на почве ревности, и его настроение становится менее радостным. — Расскажу. — Максим… — Время сейчас… не то, — отвечает Макс и сморщенно салфеткой вытирает гель с живота. — Истерит, как может. — Ну-ну, товарищ Максимов. Как будто Вы не знаете, как альфы реагируют на беременность своей второй половинки, — усмехается врач и отъезжает к медсестре в стороне, что рассматривает распечатанную бумажку с сердечными ритмами малыша. — Не могу говорить абсолютно за всех, но Ваш альфа, я уверен, будет только в восторге от этой новости. У Вас сильно скачет настроение сейчас и, поверьте, будет скакать до конца беременности. Гораздо лучше будет, если Ваш молодой человек будет знать о положении и поддержит Вас. Максим на это не отвечает. Поправив одежду и окликнув устроившегося в углу Пса (тот уже привык к врачу и перестал лишний раз вскакивать), мужчина с тяжёлым вздохом поднимается на ноги и прощается с врачом. По дороге домой он перекусывает пюрешкой. Максимов замечает, как проходящие мимо альфы рефлекторно принюхиваются. Видно, не соврал Леонидов про запах: ко второму триместру усилился. Не сказать сразу, конечно, что такой медведь с бородой — беременный гамма; поэтому запах и удивляет. Ведь если беременные, то сразу хрупкие, стройные, нежные. Ведь такие, как он — альфы, да и только. А ведь внутри Макс приятно удивлён. Удивлён и рад, что подарит этому миру жизнь. Что одиночество ему в любом случае больше не грозит.***
Наполовину укутанный в плед гамма на диване доедает квашеную капусту — гадость жирная, но Лена говорит, что полезно. Пёс рядом медленно укладывает голову на ногу мужчины и молча смотрит телевизор — снова какая-то стрельба и бесконечные погони. Токсикоз закончился, по туалетам Максим летать, как тарзан, перестал. Полицейский благословил второй триместр за спокойствие душевное. Он не хотел думать, какой кошмар его ждёт позже, как будут проходить роды и как не схватить инфаркт от схваток, которые врач ему обещал буквально с рукой на сердце. В такой лёгкий вечерок совсем думать не хотелось — только расслабленно лежать в тишине, пока Лёша снова задерживается на работе, и ни о чём не волноваться. К чёрту волнение, он имеет право отдохнуть после ежедневных блевков и «полезной» дряни. Хотя пюрешки оказались не такими уж и плохими. Гамма бросает пустую тарелку в раковину (нежно, как бы не разбить) и заваривает себе чай с ромашкой. Кофе ему пить запретили — слово Жаровой и тысяча угроз в подарок, в таком духе. А из-за частого агрессивного поведения Максимов теперь с травами на «ты». После них накатывала приятная усталость, особенно после дня на работе, поэтому даже спорить с Лёшей не оставалось сил. За окном стемнело, тусклый свет в уже не холостятской квартире совсем не давит на глаза. Макс задерживает взгляд на Псе, которого клонит в сон, потом на плитке знакомых таблеток-подавителей. О своих он уже успел забыть — течки не случались, жизнь вообще в этом плане шла, как по маслу. Он останавливается на том, что это лёшины, и с кружкой уходит к окну. Приоткрывает окно, чтобы впустить свежего воздуха, и лениво топает к дивану. В последний раз они проводили гон альфы вместе во второй месяц спиногрызовынашивания, когда благодаря волшебным передачкам Лены токсикоз временно отходил назад. Когда живот начал потихоньку расти, Максимов больше не соглашался — находил какие-то отмазки, заставляя бедного Лёшу пить подавители и сидеть мучиться. Макс теперь понимает, почему Лёша так яростно ревнует его ко всему живому. Конечно, за недоверие было обидно, но происходящее альфу оправдывает. Он хочет быть уверенным, что его — это правда его, что чувства у них всё ещё взаимные и он больше не муж-идиот, цепляющийся за любые попытки защитить свою вторую половину. Макс был не похож на Лену. Лёша просто не хотел повторять уже произошедшее и снова оставаться в меньшинстве. За это альфе только по лбу. Знал бы он на самом деле, что гамма изменяет ему, разве что, с собственным дитём в утробе… Наверное, посмеялся бы. — Лёша приходил жаловаться, что у тебя течки прекратились. Максимов, ради бога, поговори с ним по-человечески, пока я не запретила вам обоим вход в лабораторию, — всплывают в голове слова Лены сегодня в отделе. Максим вдруг думает, что рассказать о беременности он готов чуть больше, чем раньше. Если что, рядом Пёс. Мужчина ставит чашку с чаем на столик и прислоняется к спинке дивана, нахмуренно зевая. Его слабо клонит в сон. Пёс уступает ему место и устраиваяется под кухонной стойкой, и Максим тихо дремлет, сложив руки на груди.***
Макс просыпается от жара у шеи. Двигает плечами, приподнимая грудь, и чувствует, как его придавливают к матрасу. Гамма с трудом разлепляет глаза: Лёша над ним рывком стягивает с себя пиджак, отбрасывая в сторону, опускает руку на шею под ухом Максимова, большим пальцем надавливая на щёку, и губами касается его губ. — Лёша, — с послесонной хрипотой зовёт мужчина и ёрзает на месте, когда свободная рука Леонидова проезжает по спине. — Лёш, стой. Альфа отцепляется буквально на мгновение — Макс ловит в тёмных от гона глазах середину между злостью и похотью, и ему становится не по себе. Не то чтобы он не мог скинуть любимого сердцем мужчину на пол. Просто омежье нутро затихает под альфой: требует контакта после долгой разлуки и (от Макса добавлено) тупняков Алексея в попытках понять, что с Максимовым вообще такое происходит. — Жарко — не могу, — полушёпотом говорит Лёша и щекой скользит по недлинной колючей бородке гаммы. — Макс, мне очень хреново. — Таблетки дерьмо? — Дерьмо. Леонидов глубоко и требовательно целует мужчину под собой, вдыхает запах, приподнимаясь на секунду — он правда скучал. Пока Максимов слегка растерянно колеблется между тем, чтобы прекратить и тем, чтобы продолжить, альфа имитирует толчок в бедро. Макс чуть воздухом не давится. — Лёша, твою мать... Максимов рывком поднимается на колени, оставляя между лицами грёбанные сантиметры. За щёки фиксирует голову возлюбленного и наклоняется для поцелуя. С Максом всегда выходит нежнее, неторопливее. С ним Лёша просто не смеет чувствовать себя зверем — мужчина рядом может и треснуть, и сам трахнуть, если понадобится. Гамма всегда отстранённый и недоступный, всегда притягивающий внимание к себе, всегда желанный: альфа уверен, такой пары у него не было и не будет больше никогда. Макс рядом с ним, на диване, неуклюже завёрнутый в плед, и для Лёши подавители на стойке — подорожник при ножевом в сердце. Леонидов оттягивает воротник водолазки гаммы и прикусывает кожу на шее, целует, согревая горячим дыханием. Максимов осторожничает, ловит руки Лёши в кулаки, хмуро предупреждая быть аккуратнее, и Леонидов обещает. Он разворачивает мужчину спиной к себе, стаскивает с него мешающую водолазку и носом проводит по сильной спине. Максимов сегодня не привычно тихий — как бы соседка на ночь глядя от звуков за стенкой не наплела полиции, что мужчин здесь пытали бандиты.***
Совсем раннее утро не даёт полицейским вставать. На нешироком диване Леонидов впервые за последнее время чувствует себя расслабленно. Альфа внутри наелся и спит — не посылает ни намёка на недовольства после приятной ночи, и Лёша только сонно смотрит в стену. Пёс за закрытыми дверьми скулит и лапами толкает стекло. Вчера в порыве страсти Лёша сам не понял, как ловко проскочил мимо собаки и умудрился запереть её в коридоре, наедине с пыльными полками книг. За это он ещё собирается извиняться. Он чувствует движения за спиной и поворачивается к проснувшемуся Максу — тот одаривает его многозначительным взглядом и прячет лицо в футболке на альфе. В его собственной, кстати, футболке. — У нас выходной, — говорит Лёша. — У нас? — У нас обоих. Ничего больше не знаю, — он слышит хмык со стороны гаммы и обнимает его, за плечо наклоняя ближе к себе. Умиротворённый Максимов — восьмое чудо света, и Лёша, закрыв глаза, щекой прислоняется к голове своего мужчины. Утренние и до тошноты сладкие объятья не дарят Максу ничего, кроме долгожданного уюта — оказывается, словами не передать, как ему нужны были такие тёплые ощущения. Любой порыв пойти на работу сразу исчезает, стоит ему подумать, как комфортно в кольце рук его альфы, поэтому решение приходит единогласно. — Лёш, а ты... хотел ребёнка? Ну, в браке с Леной не задумывался, нет? Леонидов мешкается с ответом. Похоже на ревнивую уловку, но Лёша думает, что гамме оно сейчас и незачем. — Всегда хотел. И с Леной, и до Лены. — Тогда поздравляю. — М? — Ты отец, Лёш. — М? Виснет минутное молчание, пока до Лёши доходит смысл сказанного, и он с взволнованным видом приподнимается на локте. — ... Чего-чего?