***
— Спасибо тебе за такой танец. Это было очень… — Кароль мигом переводит тему. — И тебе спасибо. За такую чувственность и откровенность. Не выдерживают. Целуются. Нежно. Сладко. Чувственно. Потому что имеют слишком сильную власть друг над другом. — Дан… Подожди… — она пытается оторваться, хотя не очень получается. Не очень-то и хочется. — Тебе не кажется, что мы торопимся? — выдыхает ему прямо в рот. — А тебе не кажется, что мы и так слишком много времени потеряли? Он удивлённо смотрит на неё. Всё-таки такая наивная. — Мы оба, когда шли сюда, понимали, что рано или поздно это случится, так ведь? — Балан выгибает бровь. — Так чего ты сейчас бежишь? — Потому что я боюсь, Дан, — откровенно признается она, и мужчина удивлённо смотрит на неё. — Боюсь, что, если у нас опять не получится, я вновь себя уже не соберу, понимаешь? Я больше так не хочу! Она такая холодная. Дан всегда поражался этому. Минуту назад она его нежно целовала, а сейчас вновь в образе снежной королевы. — И что мы будем с этим делать? Он зол. Почему она не спросила, что он думает, что чувствует? Почему всё опять вертится вокруг неё? — Просто танцевать, — Тина разводит руками, на что Дан усмехается. — Просто танцевать у нас не получается, как ты видишь. И не получится. — Я не хочу наступать на одни и те же грабли, Дан, — срывается она, активно жестикулируя. — Ты уже на них наступила, — мужчина подходит ближе и пальцем тычет ей в грудь. — И я вместе с тобой, — яро смотрит на неё, — когда согласился на это. Приплыли. Они молчат в разных углах комнаты. Не знают, что со всем этим делать. — Дан, Тина, — в гримёрку врывается Монатик, — вот вы где, обыскался вас. Мы всей компанией участников собираемся в бар, отметить начало, так сказать. Вы с нами? — Дим, я… — Тина отнекивается, копошась в сумке. — С вами мы, с вами, — Балан встаёт с пола. Тина удивлено округляет глаза. — Дан, а ничего, что я тут… — она начинает возмущаться. Нашёлся тут, блин, главный. — Ничего, — чеканит он, прямо глядя на неё. Тине от этого взгляда аж холодно становится. — Поехали проветримся. Может, у тебя дурь всякая из головы выветрится.***
По дороге в бар вся компания веселится, пока Дан с Тиной сидят по разным сторонам автобуса. — Ребята, хочу выпить за всех нас, — Надя Дорофеева поднимает бокал шампанского, которое все решили распить до приезда в бар. — Мы все огромные молодцы, и сегодняшний эфир это показал. Сил нам, вдохновения и терпения. Этот сезон будет самым крутым, я уверена. За нас. Тина грустно улыбается, глядя на это веселье. Глазами ищет Дана. Он, как всегда, сидит в телефоне. Ничего не меняется.***
Все заваливаются в бар. Кайфуют и веселятся. Кароль подходит к барной стойке и заказывает какой-то коктейль. Ей так всё равно. Хочется просто напиться. После нескольких бокалов алкогольных напитков, к барной стойке подходит Дима Жук. — Скучаешь, Тиночка? — присаживается рядом. — Скучаю, Димочка, — она усмехается, подпирая голову рукой. — Пойдём потанцуем, — предлагает мужчина. — Танцевали сегодня уже. Хватит, — Тина залпом выпивает ещё один напиток. — Да ладно, чего ты, — Дима кладёт руку ей на колено, — пойдём потанцуем, расслабимся. Кароль смотрит на него с ухмылкой. Приподнимает бровь. Заигрывает, что ли? Интересно-интересно. — Ну, ладно, пойдём, — женщина слезает с высокого стула, чуть ли не падает и не может сдержать смех от неловкости ситуации. Она аккуратно придерживаться за Диму, не переставая смеяться. — Не пойдешь ты с ним никуда, — откуда ни возьмись появляется двухметровый Балан. — Дан, я, конечно, дико извиняюсь… — Жук пытается вставить хоть слово. — Уйди по-хорошему, очень тебя прошу. Мне с ней поговорить надо. Дима удаляется. Проблем ему совсем не хочется. — Зачем ты это сделал? Кто ты такой, чтобы мне указывать? — смеясь, смотрит на него. — Если бы не были дураками, то имели бы уже несколько детей. «Не имели бы» — проносится у неё в мыслях, но она никогда ему об этом не расскажет. Пока Кароль находится в ступоре, Дан время зря не теряет: хватает её за руку и тянет в уборную.***
— Что ты делаешь? Зачем ты меня сюда притащил? Отпусти! — вопит она, но он не обращает внимание. — Что такое? — колко смотрит на неё. — Свидание тебе внезапное сорвал, да? — А может и так? — она усмехается. — Может, я пытаюсь свою личную жизнь без тебя устроить. Пытается побольнее уколоть. Знает, что это безоговорочно сработает. И оказывается права. Чувствует его, как всегда. Дан берёт её за шею и разворачивает к зеркалу. Тина пугается. Это отчётливо видно в её отражении. Обоим. Она видела его таким всего лишь несколько раз. Выводить его на такие эмоции трудно, но у неё иногда получается. Она любит такое его состояние. Боится признаться себе, что её до безумия заводит он такой. Она обожает в нём эту грубость. Хват на шее ослабевает, но лишь на секунду, чтобы усилить напор. Мужчина царапает нежную кожу и дышит ей прямо в ухо. — Ну и как? — он усмехается, смотря на них в зеркале. — Получается у тебя устроить свою жизнь без меня? Тина с трудом дышит. Его близость всегда действует на неё так. — Смотри на нас и скажи мне, получается ли у тебя без меня, — рука певца медленно опускается на грудь артистки и грубо сжимает её, отчего Тина издаёт глухой стон. — Вот так, да, — он дышит ей в шею, — вспомни всё, почувствуй и подумай, чего ты лишаешь себя. Лишаешь нас. Тина тяжело сглатывает, зажмуриваясь. Боится показаться слабой перед ним. Даже странно, почему. — Странно так, целовалась со мной, флиртовала с Жуком, а теперь вновь в моих руках, такая вся откровенная. Парадокс, правда? Тина закипает. Говорить про неё такое — перебор даже для него. Женщина мигом трезвеет. И наваждение как рукой снимает. Она разворачивается лицом к Дану и теперь уже его очередь бояться её взгляда. — Пошел ты в задницу, Балан, — нежные пальчики оставляют свою силу на щеке мужчины. Дан не успевает никак среагировать — слишком горький отпечаток остаётся на его щеке. Тина выбегает из уборной, забываясь, а Балан с ухмылкой рассматривает горечь обиды самой любимой девочки у себя на щеке.***
Утром у госпожи Кароль адски раскалывается голова. Она еле открывает глаза и обнаруживает, что проспала почти на два часа. Кое-как находит в себе силы спуститься на кухню и выпить стакан воды с лимоном в надежде, что это поможет. Ритуал прерывает звонок в дверь. Тина матерится, проклиная Орлова, который триста раз звонит в этот чертов звонок. — Иду я, Орлов, иду, — она открывает дверь, но там оказывается тот, кому она вчера влепила пощечину. Причём за дело. — Трубку тебя брать не учили? Сколько я звонить должен? — мужчина по-хозяйски заходит к ней домой. — Ты в курсе, что мы уже час как должны быть в павильоне и репетировать? — Дан, пожалуйста, давай ты не будешь читать мне нотации? И так хреново. — Пить надо было меньше вчера, Кароль, — строго произносит мужчина, на что женщина закатывает глаза. — Знаешь что, Балан? — она начинает возмущаться. — Я знаю, что у тебя есть двадцать минут на сборы, пока я заварю тебе крепкий черный чай и сделаю пару бутербродов. Давай вперёд! Тина несколько раз моргает. Это точно тот Балан, который вчера её оскорбил, и она ему за это дала пощёчину? — Тина, вернись в семью, — Балан щёлкает пальцами перед глазами. — Вперёд и с песней. «Вернись в семью» с его уст звучит так необыкновенно. Она всегда об этом мечтала. Смело.***
— Мы, кстати, вальс танцевать будем, — оповещает Дан Тину по дороге в павильон. Женщина давится едой от такой новости. — Тихо-тихо, ты чего? — Дан аккуратно бьёт её по спине. — Вальс — это не так страшно. — Какой вальс, Дан? Я не умею, — певица с испугом смотрит на него. — Всё ты умеешь, я, если что, научу.***
Идея для танца приходит им сразу же, да и движения оказываются для них не слишком сложными. Всё идёт гладко, но. Но без чувств. Из-за этого трудно. Очень. До вечера они проводят время в павильоне, понимая, что технически всё прекрасно, но вот со стороны эмоций… — Тин, надо с этим что-то делать, — мужчина присаживается на пол, вытирая пот со лба. — Хорошо поработали сегодня, чего ты? Она так искренне удивляется, что Дан не понимает, она играет или нет? — Серьёзно так думаешь? — он поджимает губы, глядя на неё. — Думаю, что очень устала и хочу домой. Доберусь сама. Спасибо за работу, Дан. Она просто собирается и уходит. Дан не может поверить. Она, блин, серьезно?***
Он ещё полчаса сидит на полу, втыкая в одну точку. Она сегодня так стойко держалась. Холодно. Отстранённо. Будто их вообще ничего никогда не связывало. Будто и в правду только танцуют вместе. Балан тяжело вздыхает. Неужели так будет всегда? Неужели у них всегда будет такой бег друг от друга и бесконечные качели? Неужели они не могут просто быть счастливым, как все нормальные люди? Не могут. Потому что они ненормальные.***
Дан гуляет по павильону. Домой совсем не хочется. Там пусто и никто не ждёт. В одной из гримёрок горит свет. Странно. Уже довольно поздно, и мужчина думал, что в павильоне один. Любопытство берёт верх, и Дан открывает дверь. На полу с бутылкой виски сидит Святослав Вакарчук. Мда уж. — Слава? — Балан не ожидал увидеть такой картины. — Дан? — Вакарчук также удивлен. Он переводит взгляд на бутылку и грустно усмехается. — Прости, пожалуйста, я сейчас не в самом лучшем состоянии. Балан смотрит на Славу и понимает, что он — его отражение. У него в душе всё точно также. — Плевать, я в таком же состоянии, — Дан присаживается рядом. — Можно я глоток сделаю? — мужчина кивает в сторону бутылки. — На, — Вакарчук без лишних слов протягивает ему виски. — Я думал, ты не пьёшь, если честно. Дан усмехается. Иметь в жизни Кароль и не пить — что-то немыслимое. — Что у тебя случилось-то? — интересуется Дан. — С женой мы разводимся, похоже, — грусти в его голосе почему-то нет. — А почему, если не секрет? Если не хочешь, можешь не отвечать, конечно, просто я… — Наш брак изжил себя. Мы больше не вдохновляем друг друга, а наоборот. Это такое ужасное чувство, Дан, — Слава тяжело вздыхает. — Когда ты смотришь на человека и не видишь то, во что был влюблён раньше, не испытываешь прежних чувств. И ты ничего не можешь с этим поделать. Просто смотришь, как твой любимый человек меняется, меняется, а ты никак не можешь этого изменить. Вы становитесь другими, чужими друг для друга, хотя когда-то клялись в вечной любви. Терять любимых страшно. Страшно терять их именно так. Дана чуть ли не пробивает на слезу от такого монолога. Страшно терять живых любимых людей, которые просто меняются. — А чего тогда пришли на проект? — Пытались спастись, но, судя по всему, не очень получается. Дан усмехается. Оказывается, они с Тиной не одни пришли спастись. — Всегда знал, что мы похожи с тобой, но чтобы прям так. Для нас с Тиной этот проект — точно такой же шанс. — Да ладно, — Вакарчук чуть ли не давится алкоголем. — Я думал, ваш роман — это только заголовки прессы и ничего больше. — Ты многого не знаешь, друг мой. В своё время мы очень хорошо скрывались. А сейчас всё опять идёт в никуда… Вот так вот и бегаем друг от друга, а судьба всё сводит и сводит, сводит и сводит. Говорят, открыться проще незнакомому человеку. Сегодня Дан убедился в этом на собственном опыте. — Если сводит, значит, не просто так. — Я даже не знаю, хорошо это или плохо, — честно признаётся Дан. В первую очередь себе. Он осознаёт, что устал. Устал бегать за ней, устал понимать её, устал бороться за них. Просто устал. Он хочет просто быть счастливым и ни о чём не думать. Разве он так много просит? — Ты веришь в вас? — шёпот Вакарчука прерывает его мысли. И, как ни странно, он понимает, что верит. Верит в них всем сердцем. — Если веришь, значит, всё ещё будет. Потому что, когда мужчина теряет веру в отношения, — это самое страшное. А если ты веришь, значит, не всё ещё потеряно.***
Разговор со Славиком хорошо влияет на Дана. Они ещё несколько раз перекидываются словами и желают друг другу удачи. Репетиции проходят хорошо, но всё также холодно. — Тин, говорю тебе ещё раз, технически всё прекрасно, эмоций — ноль. Готовься, что жюри могут сделать на этом акцент, чтобы потом тебе не было обидно. Я тебя предупредил. Тина, вроде, это понимает, но признавать не хочет.***
Балан оказывается прав. В прямом эфире судьи делают на этом акцент. Особенно Катя Кухар, которая чуть ли не доводит Тину до слёз своими замечаниями, хотя та держится очень стойко. Если честно, её вера в то, что они пройдут, улетучивается.***
— Тина, ты что? Расстроилась из-за комментариев? — Только не надо говорить, что ты предупреждал, окей? — она со злостью смотрит на него. Дан аж удивляется. Любимая девочка надела маску. — Я и не собирался. Малыш, ты чего? — Балан, конечно, знал, что Тина всегда остро реагирует на критику в свой адрес, потому что хочет, чтобы всё всегда было идеально, но чтобы прям так. — Ты дрожишь вся, бедная. — Дан, а если мы не пройдем дальше? — смотрит на него заплаканными глазами. — Что, если мы вылетим, и это будет из-за меня? — Тиииинаа, чего ты раскисла? Всё будет хорошо. Мы пройдём дальше честно-честно, — он вытирает слёзы с лица. — У нас такая фан-база, что, даже если мы выйдем абсолютно неподготовленными, они всё равно за нас проголосуют, — оба усмехаются, понимая, что это абсолютная правда. — Так что выше нос. Уверен, у нас долгое будущее в этом проекте.***
На церемонии оглашения результатов Тина еле стоит на ногах и как можно крепче держит руку Дана. Она хочет быть с ним ещё. Здесь и сейчас в этом проекте. Она не может его потерять, хотя ей очень страшно. Страшно быть рядом и не понимать, что будет завтра. Маша Ефросинина называет её имя, а затем и имя Дана, и она выдыхает, поднимая голову вверх. Балан хватает её на руки и крутит со всей силой, на которую способен, говоря ей: «Я же говорил, что всё будет хорошо», на что она мягко улыбается, надеясь, что с его спиной всё будет хорошо. Дан отвозит её домой, но сам остаться не решается. Его и не приглашают. Тина очень устала и единственное, что хочется, — спать. — Спасибо за то, что терпишь меня такую. Спокойной ночи, — устало произносит женщина. — Что значит «терпишь», Тина? Я люблю тебя. Да, я резок, прости мне это, но мои чувства к тебе никуда не делись. Женщина блаженно прикрывает глаза. — Спасибо тебе за это, — Кароль накрывает его руку своей. — Я очень устала и хочу спать. — Набирайся сил, милая.***
Через несколько дней к Тине заезжает Орлов. — Ну что там у вас? Продвигаетесь? — Паша выкладывает на стол фрукты. — Мы поцеловались, а потом поссорились. В напряжении у нас всё. — Как всегда, понятно, — Орлов тяжело вздыхает. — Что у вас не ладится-то? — Я боюсь, — женщина прячет глаза. — Здрасте, приплыли, чего ты боишься? Тем более рядом с Даном. — Я боюсь, что, если у нас не срастётся, я себя больше не соберу, понимаешь? — совсем шёпотом произносит Тина, пытаясь не расплакаться. — Ты же не сможешь без него, родная. И сама это понимаешь. Зачем лишаешь себя счастья, которое так долго ждала и которое заслуживаешь? — Я смогу, я справлюсь, я сильная. — А он тебе нужен для того, чтобы ты хотя бы иногда чувствовала себя слабой. Чтобы он позволял тебе это. Тина со слезами на глазах улыбается Пашке. Её любимый философ. — Пааашкааа, — Тина льнёт к другу в объятия. — Спасибо Вселенной за тебя. Орлов улыбается, крепче обнимая любовь всей своей жизни. — Что танцуете хоть на этой неделе? — усмехается мужчина. — Румбу, — тянет женщина. — Танец страсти, у-ля-ля…***
— Какую постановку будем ставить в этот раз? — интересуется Тина, разминаясь. Дан не знает, как начать разговор, потому что у них всё ещё напряжено. — Тина… Румба — это страсть, это эмоция, это секс, в конце концов. Балан усмехается, замечая, как она краснеет при слове «секс» Его это всегда поражало. На сцене всегда такая секси гёрл. А в жизни маленькая наивная девочка. — Здесь твой холод, как на вальсе, не прокатит. Здесь надо работать над эмоциями, даже если у нас с тобой в отношениях не всё гладко. — Я это понимаю, — она смотрит в пол и заламывает пальцы. Сегодня настроение «стесняшка» Балан подходит ближе, приподнимает подбородок и заставляет посмотреть на себя. — Мне нужен твой взгляд, как тогда, в клубе. Мне нужна страсть в твоих глазах. Тина сглатывает. В этих глазах страстный двойной рай. Это её диагноз. И лечению это всё не подлежит.***
После нескольких часов изучения базы румбы к ним заходит Владимир Завадюк. — Ребята, привет. Как у вас дела? — Твоими молитвами, Зава, — колко отвечает Балан, на что Вова закатывает глаза. — Рад за вас. Что танцуете? — Румбу, — тихо оповещает его Кароль. — Воу, будет жарко. Какие идеи для постановки? — Завадюк потирает руки. Рейтинги взлетят. А-ля у-лю. Пара рассказывает идею для поставки и, слушая их, его вдруг осеняет. — Ребята, пилон, — выкрикивает он. — Что? — оба округляют глаза. Что ему опять в голову взбрело? — Тина, на пилоне танцевать умеешь? — Владимир загорается. — Ну, умею, — Кароль до сих не понимает, что он хочет. Балан округляет глаза. Почему он раньше об этом не знал? В кровь сразу же ударяет желание и возбуждение. Чёрт возьми, ну почему она всегда на него так действует? Продюсер прилагает свою версию постановки, и Дана с Тиной такой расклад радует. Они хотят попробовать нечто подобное. Они хотят пойти на такое откровение в виде танца. — Только чур свою часть на пилоне я буду репетировать сама, — выкрикивает женщина. — Тина! — строго произносит певец. Мало того, что он узнал о её таком умении только сейчас, так она его ещё и лишает возможности посмотреть на неё на пилоне во время репетиций. Ну не обалдела ли часом? Но для Тины это своего рода эксперимент. Сделать всё, чтобы удивить его. И она уверена, что у неё получится.***
Они пашут и днём, и ночью. Для них этот танец сложный. Своеобразный экзамен на откровенность. Который они обязаны сдать друг другу. Особенно тяжело им даётся момент у своего рода стены: Дан прижимает её к поверхности, слишком желанно смотря на неё. Оба не выдерживают. Слишком для них. Как дышать и танцевать дальше даже на репетиции они не понимают. — Дан, пожалуйста, — Кароль не выдерживает его натиска. — Смотри на меня, Тина. Хочу видеть страсть в твоих глазах. Будь откровенна здесь и сейчас. Она злится на него. Потому что он держится. У него на это есть силы. А она слабая рядом с ним. И её это бесит. Привыкла всё контролировать, а вот свои эмоции рядом с ним контролю не поддаются.***
Отдельно Тина самостоятельно ставит свою часть на пилоне. Переживает, потому что очень хочет, чтобы это зацепило Дана. Ответочка, my darling. Откровенность на откровенность. Страсть на страсть. Он не устоит, она знает.***
Настаёт день третьего эфира, и оба очень сильно переживают, хоть и стараются этого не показывать. Потому что сегодняшний танец — первая такая прямолинейность на аудиторию. — Охринеть, — это единственное, что вырывается из уст Дана, когда он видит слишком нескромный наряд Тины. Просто кусочек красивой ткани, прикрывающий самые откровенные части тела. Она, конечно, выглядит соблазнительно, спору нет, но, чёрт возьми, это слишком. В таком виде её не должна видеть вся страна. В таком виде её должен видеть только он. — А тебе не кажется, что это слишком? — он облизывает губы, глядя на неё. Тина ухмыляется, видя его реакцию. Веселье только начинается. — Ну, у нас же сегодня откровенный танец, откровенные мы, поэтому и наряд должен соответствовать, — Тина цокает, стреляет глазками и оставляет за собой стук каблуков. Балан в шоке. Что она, блять, творит?***
Песню они тоже выбрали соответствующую. «River» Как только мелодия заполняет пространство, Тина приступает к выполнению своей части на пилоне. Ярко. Откровенно. Соблазнительно. Дан с бокалом в руках, сидя на стуле, еле сдерживает себя, чтобы не открыть рот. Как хорошо, что они придумали такую постановку, где он сидит, пока Кароль танцует. Иначе его нужно было бы ловить. Он, конечно, знал, что Тина способна на многое, но чтобы прям так… Она умудряется ещё и наблюдать за его реакцией. Играет, кокетка. Закусывает губу, пока камеры не видят, и горячо стреляет глазами прямо в него. Ему хочется сказать ей пару ласковых, остановить этот чертов эфир и увести её в гримёрку. Потому что он не может просто так сидеть и смотреть, как его любимая женщина извивается на пилоне специально для него. Но это, какого-то черта, видит вся страна. А он ничего не может сделать. Вынужден просто смотреть и глотать слюни. Что за несправедливость, чёрт возьми? Наконец-то Тина заканчивает эту пытку для обоих, и Балан вспоминает, что ему ещё и танцевать надо. Плевать, что он не помнит после такого представления ни одного движения. Ему хочется одного — прижать её к стене и посмотреть в эти бесстыжие глаза. Что по счастливой случайности и оказывается движением танца. Дан от накативших эмоций так сильно сжимает её шею, отчего Кароль с трудом приходит в себя. Но ей даже нравится такая грубость. Она этого и добивалась. Дальнейшая часть танца для обоих проходит, словно в тумане. Но Дан всеми силами старается показать ей, что она ещё получит. Он груб, зол и откровенен. Его прикосновения к ней достаточно грубы и с явным натиском. Но это, чёрт возьми, так заводит. Они путаются в движениях и танцуют из последних сил, но техника особо никого не волнует. Все в шоке от напора, яркости и открытости. Зал визжит, и пару, если честно, это сбивает. Им и так тяжело. Последнее движение — между ними всего лишь несколько сантиметров и Тина, смотря в его затуманенные от желания глаза, прикладывает пальчик к мужским губам. Этот шаловливый палец Дан хочет прикусить. Но пока нельзя. Маша Ефросинина, мечтающая пригласить хоть кого-то из этой пары на свой «Экзамен», не упускает возможность подколоть партнёров. Дан с Тиной с трудом выслушивают судей, которые просто теряют дар речи от увиденного, получают самый высокий балл за вечер, что не мудрено, и кое-как отнекиваются от коллег по цеху. Оба просто мечтают сбежать от людей и стать смелее друг с другом. — Что же ты творишь, Кароль? — грубо произносит мужчина, утягивая её за собой в гримёрку. — Что же ты творишь? — Понравилась тебе откровенность, да? — женщина облизывает губы, ухмыляясь. Дан не выдерживает. Затаскивает, наконец, в гримёрку, прижимает к стене и страстно целует. Наконец-то. Как он держался весь танец, не понимает. — Ненавижу тебя, бестия, слышишь? — не может насытиться ею. Целует без остатка. — Специально же это сделала, да? Вывела меня. Сначала холод, потом пожар. И так всегда. Ещё и пилон этот чертов. Не знал, что ты способна на такое. Бестия, чёрт возьми, бестия. Он не может от неё оторваться. Она от него тоже. И на таком бешеном адреналине и нереальных эмоций оба понимают, что не смогут друг без друга. Baby, stand and deliver. Like a river.