***
Лёжа на крыше сарая через день после взятия крепости Тромсё, Хельга жмурилась от яркого света обманчивого горного солнца. Светило оно сильно, но не грело. Ее бледное лицо уже покрыл лёгкий загар, а кожа на руках была сухой, обветрилась. На невысокую крышу нежилого здания Хельга залезла, чтобы вырваться из утгардской суеты, вызванной событиями, произошедшими в прибрежной крепости. Эта весть разнеслась достаточно быстро, подняв на уши нортов и солдат союза во всех остальных крепостях и маленьких деревнях, куда гонцы успели донести сокрушающие дух новости. Нортхейм отрезали от внешнего мира, перекрыв выход к морю, и лишили запасов продовольствия, уничтожив склады в Тромсё. Вместе с плохими для жителей гор новостями пришла и другая беда — марейские солдаты начали медленно стягиваться к крепости, готовясь к осаде. Со стен ночью не было видно как в лесу, меж деревьев, словно светлячки быстро загорались и потухали фонари. Это марейцы осматривали территорию возле поля, чтобы решить, где именно начинать рыть окопы. Утгардские охотники поутру обнаружили много следов, оставленных солдатскими сапогами. Внимание солдат союза с того дня было сосредоточенно лишь на главных воротах крепости. Все думая и думая над словами вёльвы, Хельга уходила в себя, полностью сосредотачиваясь на рассуждениях. Оскорбительное слово — мутация. Хельге хотелось назвать свою исчезнувшую особенность как-то иначе, менее обидно. Ощущение незримых переплетений, связь с конкретным человеком, кровь, гены. Хельге биологию преподавали только полгода, сокращённым курсом, потому что кандидатская программа не была нацелена на изучение естественных наук. Хельга подняла с едва нагретой шершавой черепицы руку и опустила ее себе на лоб, чтобы закрыть глаза от ярких солнечных лучей. Моя кровь особенная, потому что семья отца очень-очень долгое время владела силой Атакующего титана ещё до титанической войны сто лет назад, — мысленно повторила Хельга, едва шевеля губами, вторя своим мыслям. — Я чувствую… Чувствовала усиленную связь, потому что у меня сильный ген, вызванный мутацией по крови. У Виктории, получается, тоже сильный ген, — Хельга нахмурила брови. — Или не сильный? Я же не знаю, снюсь ли ей я. Если исходить из предположения, что сны видела только я, то ее ген менее сильный… Пассивный. Тогда мой активный? Тьфу ты! Она резко выпрямилась и тряхнула головой. — Доминантный ген и латентный ген! — вслух произнесла и тут же смутилась. — Лучше не стало. Хельга вновь легла на крышу и повернулась на бок, чтобы обнять колени. Рецессивный, — вспомнила термин она. — У Виктории рецессивный ген семьи-клана Йевинн. А у меня все же доминантный, пробужденный активатором — нахождением на грани между жизнью и смертью. Щекой Хельга ощутила неровную поверхность крыши, ей стало неудобно. По логике той женщины, активатор для меня это… Деактиватор для Виктории, — она опять перевернулась на спину и сощурилась. — Что активировало мой ген, то подавило ген Виктории. То есть, если она на своём Парадизе попала в серьёзную опасность, то это заглушило ее и так рецессивный ген и разорвало нашу связь. Если это правда, то это крайне печально. Уголки губ Хельги дрогнули. Несколько лет игнорирования снов привели к тому, что стоило Хельге набраться жизненного опыта, чтобы для самой себя осознать своё отношение к этой связи, не посчитав себя умалишенной, и поговорить с более менее знающим человеком, так проблема решилась сама собой, оставив после себя лишь опустошение, граничащее с горечью и… Отторжением? Ведь если снов больше нет, то нет и смысла переживать из-за этого. Думать, анализировать и пытаться копнуть глубже не обязательно, если все вернулось на круги своя. Можно ведь просто отпустить мысли о Виктории и спать, наслаждаясь самыми обычными снами, без образа черноволосой девушки со шрамом на половину лица. Можно забыть тень вечернего неба, что отражалась во мраке темно-голубых глаз, обрамлённых пушистыми длинными ресницами, и звонкий голос, что эхом стоял в ушах после пробуждения. Не скорбеть по исчезновению мимолетных видений, так будоражащих разум, а сосредоточиться на суровой реальности. Но Виктория тоже была подтвержденной реальностью. Пускай и невероятно далекой. И ее узы с Хельгой были сильнее расстояния, высоких стен, лишений, вражды и смерти. Оторвав с куртки торчащую темно-зеленую нитку, Хельга намотала ее концы на правый и левый указательный палец. Нить не натянула, руки согнула и держала близко друг к другу, чтобы нить провисала. Вообразив, что эта нить и есть ее связь с Викторией, Хельга несколько секунд раздумывала, визуализируя в голове образ своей родственницы. А затем резко дернула правую руку в сторону. Правый указательный палец, на который был намотан один из концов нитки, закровоточил, а сама нить натянулась. — Это я задыхалась кровью в пещерах, — прошептала Хельга, глядя на вытянутую нить, готовую разорваться от напряжения. — Что послужило укреплению связи. Уведя левую руку в сторону, символизируя предположительную травму Виктории, Хельга натянула нить настолько сильно, что та разорвалась. — Жаль, — выдохнула она и скомкала порванные нитки, а затем облизала порезанный палец. Хельга расстегнула стёганную куртку и верхние пуговицы бежевой рубашки, чтобы шея тоже немного загорела. Внезапно вспомнилась газетная статья, в которой описывалась одна порода собак — мопсов, история их появления и особенности. Эту газету принёс Эд, она была марейской, а значит в ней были и фотографии. Хельга показала ее друзьям. Кольт и Микаэла долго смеялись с нелепых смешных собачек с глупыми мордами, а вот Хельге до смеха тогда не было, ей было жаль этих несуразных собак. А сейчас так тем более. Она провела параллель с собой. Мопсов вывели в Хидзуру, путём долгого собачьего кровосмешения, что привело к мутации у изначальной породы и по итогу выдало этих уродцев. В семье клана было также. Элдийская кровь привела к особенной чувствительности. — Я мопс, — без иронии произнесла Хельга и повертела головой, избавляясь от этих абсурдных мыслей. Шутки шутками, но всему должна быть грань. — متى سنعود الى المنزل — внезапно произнёс прокуренный голос и говоривший прислонился к хлипкой деревянной балке. — Ես հոգնել եմ այստեղ հետույքս սառեցնելուց Хельга навострила слух. Замерла. Двое солдат Средневосточного союза остановились возле сооружения, на крыше которого она ныкалась. Переговариваясь на своём родном языке, солдаты общались сразу на двух наречиях. Хельга их совсем не понимала, но слушала, стараясь выцепить знакомое название или имя. — Դեսպան Թալհայի կողմից այլևս հրամաններ չկային, — ответил ему товарищ, о приближении которого свидетельствовали тяжёлые шаги. — Ես ուզում եմ տեսնել կնոջս Послышался усталый вздох. Повернувшись на живот, Хельга подползла к краю крыши. Из речи, больше похожей на шелест виноградных листьев и песочную бурю, Хельга не смогла узнать, что солдатам союза обещали выдать землю на юге Маре, после того как те разгромят основные силы марейской армии, обманным путём направленной к горам. Средневосточный союз от своих планов напасть с моря, пока все внимание сосредоточено на Нортхейме, не отказывался. — երեկ տեսա՞ր մեր Էմիլին — усмехнулся первый солдат. — Նա հարբել է պանդոկում ինչ-որ մորուքավոր տղամարդու հետ До Хельги с дуновением ветерка донёсся запах табака. Солдаты закурили. Она принюхалась, улавливая незнакомые травянистые и сладковатые нотки. — Молодой он ещё, — выдохнул мужчина на едва понятном всеобщем. Его акцент менял ударение в словах, из-за чего они звучали нелепо. — Но он священник! — последовал его говору товарищ, разведя руками. — Он устать, — солдат сделал затяжку. — Единый Бог простить. И его, и нас. Речь могла идти только об одном священнослужителе — об Эмиле. Хельга не понимала, что именно с ним произошло. Оставалось лишь надеяться, что он жив и здоров, а ещё, что офицер Новак или младший офицер Шеппер начали его завербовывать. Когда солдаты ушли, Хельга спрыгнула с крыши на стог сена и приобняла себя за плечи, ёжась от холода и желая закрыться от всего. Медленным шагом она двинулась к окраине, к южным стенам крепости, проходя мимо старых каменных домов, вокруг которых росли на небольших кустах ягоды. Остановившись, Хельга сорвала горсть спелых алых плодов и съела. На вкус они оказались слишком кислыми, что заставило девушку скривиться. Хельгу ждали, но она не спешила, чтобы создать впечатление занятости. Марейскому командованию не обязательно знать, что она все утро пролежала на крыше, скучая по дому, Кольту и думая о Виктории. Но Хельга не бездельничала, как можно было подумать, глядя на ее досуг со стороны. Проснувшись еще до рассвета, девушка, кутаясь в куртку с лисьим мехом, отправилась осматривать водоотводы и особенно широкие канализационные люки, прекрасно зная, что все они ведут под землю — к туннелям, тянущимся десятками километров в разные стороны от крепости. Вот только подземный путь, ведущий к Рондане, был завален. Непроходимо завален, о чем Хельга знала, но все равно не теряла надежды, что под крепостью может быть лаз или какое-то ответвление, ведущее хотя бы к реке или рву под стенами. Одно было ясно — Хельгу Йевинн в день взятия Утгарда никто эвакуировать не будет, и ей самой придётся прорезать себе дорогу на правильную сторону. Становиться заложницей крепости она не собиралась. Ветер нагнал облаков, закрыв ими солнце. Хельга остановилась недалеко от стены и прикусила нижнюю губу. Предстоящая встреча с младшим офицером ее никак не радовала. Дыхание перехватывало от одной лишь мысли о новом приказе. Делая глубокие вдохи и выдохи, Хельга приводила себя в чувство и шла к стене. — Не спешим, Йевинн? — скривившись, проскрежетал Милош Шеппер. Он ждал Хельгу около двух минут, сидя на небольшом каменном выступе и всматриваясь в сторону Рондане. Рядом с Милошем, на бочке, лежал приличной ширины моток крепкой верёвки. Вжав голову в плечи, Хельга покорно извинилась за своё опоздание, не испытывая ни капли вины, на что Милош лишь фыркнул. — Энрик больше не выпускает нас в лес, — сразу сообщила Хельга. — Это все из-за взятия Тромсё. Он прям так и сказал. Всех новичков вдруг подозревать начал, а еще на выходе и входе из казарм у нас солдаты союза документы проверяют. Скрестив руки на груди, Милош некоторое время думал. Он предполагал, что так и будет, но оперативность нортов его удивила. Милош считал, что со дня взятия прибрежной крепости должно было пройти больше времени, прежде чем будут предприняты такие меры безопасности. По всей видимости, норты вновь поступали по указу Средневосточного союза, ведь дикарям такая организованная система была не присуща. — Туннели в Рондане завалены, пешком через лес нельзя… — рассудил он вслух. — Как поступишь, Йевинн? — Милош усмехнулся. — Приказ доставлять письма никто не отменял. — Извините, но я чисто физически не могу попасть в город, — уверенно ответила Хельга. — Все пути перекрыты. Милош мог подловить ее на том, что она перечит приказу, но глумиться над элдийкой ему надоело. Вытащив из внутреннего кармана два конверта, младший офицер Милош, со скучающим видом, протянул их кандидатке. Одно письмо предназначалось командиру Магату, подписанное аккуратным почерком и особой шифровкой, а второе, что очень странно, Ирме. Хельга не знала каким образом Порко удалось уговорить офицеров позволить ему отправить весточку своей подруге. Но факт был фактом — письмо в пожелтевшем конверте предназначалось Ирме Диттер. Быстро забрав письма, Хельга повертела их в руках, проверяя сургучные печати. Убедившись, она спрятала послания в карман своей стеганой зелёной куртки с лисьим мехом. — И что ты будешь делать? — с презрением посмотрел на Хельгу Милош. — Если не доставишь сегодня же эти письма, то перестанешь быть полезной, элдийка. Хельга скрестила руки на груди и прислонилась к ограждению. Уставившись на свои ботинки, она думала, хмуря брови. Быть полезной нужно, она обязана такой быть. Следуя логике, что она обязана военным, Маре и своему кандидатскому званию, нельзя было сказать, что в Утгарде Хельга сделала что-то из ряда вон. Ей приказали разузнать хотя бы что-то про вёльву — Хельга выяснила, что та принадлежит королевской крови, что еще нуждалось в подтверждении, ведь словам фанатичной колдуньи с натяжкой можно было верить. Приказали изучить крепость и влиться в общество местных разбойников — так Хельга и тут справилась, зарекомендовала себя как способного бойца и разведала месторасположение всех стратегически важных объектов. А еще она была хорошим курьером, точно доставляющим важные военные вести. Но все это было долгом грязной элдийки перед милостивыми марейцами, которая вмиг может стать вполне себе заменимой. В военном штабе была еще сотня таких же условных Хельг, готовых на подвиги и свершения, ради обещанного прощения за кровавое прошлое всех элдийцев. Осознавая, что про полезность Милош говорит вполне серьезно, кандидатка Хельга Йевинн сильно напряглась. Даже испугалась. От солдат батальона и гражданских ее отличала повязка, цвет которой мог вновь измениться, если военные решат, что она больше непригодна или есть кто-то получше. Обернувшись, Хельга уперлась руками в ограду и посмотрели вниз. Крепость высотой десять метров, а значит спрыгнуть, не убившись, не выйдет. Лицо Хельги приобрело серьёзное выражение. Если внимание военных союза сосредоточено на воротах, то она действительно может перелезть через стену и пройти по опушке леса с юга, огибая поле. Заметив настрой Хельги, Милош едва заметно кивнул, будто сам себе. От успешной доставки именно этих писем зависело очень многое. — Как передашь сообщение командиру Магату, — начал младший офицер. — Скажи ему прочитать его сразу же. При тебе. Хельга вопросительно посмотрела на военного. — Нам нужны связисты. Здесь. Иначе ничего дельного не выйдет во время атаки. В письме сказано, что ты можешь безопасно провести их через лес сюда, — надменно пояснил Милош. — Все уяснила? — Так точно, — быстро ответила Хельга. Доставить письма, привести в крепость группу связистов и все это нужно успеть до отбоя, чтобы не вызвать подозрений на проверке документов. Под стенами были сугробы, Хельга решила, что может спрыгнуть в них и отделаться вывихом или переломом. Под грозным взглядом военного ей казалось, что это правильный вариант и пожертвовать своим здоровьем ради армии и страны нужно, ведь жертва эта, в мировых масштабах, крошечная. Но ей было отвратительно от мысли, что ее жизнь ничего не стоит. Хельга сильно сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Надо. Должна. Обязана. — Знаешь, Йевинн. Вы, элдийцы, как собаки. Можете быть верными, покладистыми. Можете быть дикими, агрессивными. А ещё трусливыми, — серьезно произнёс Милош. — Но вас объединяет одно — вас можно дрессировать. Как говорится, кнутом или пряником, но мне больше нравится первый вариант. Хельга на него не посмотрела, продолжая пытаться выискать место, где снега на вид больше. — Есть элдийцы с целью или какой-то жалкой мечтой, которая служит им ориентиром и заставляет двигаться вперёд. Они послушнее, потому что знают, что им есть ради чего существовать. Хотя, как по мне, лучше вам вообще не существовать, — Милош усмехнулся, наблюдая за реакцией Хельги, которая отвернулась после неприятных слов. — Ты к этому типу не относишься. Да, ты послушная, но все ещё непозволительно своенравная. Хельга напряглась, а Милош продолжил. — Не знаешь чего хочешь, да и не особо умом блещешь к тому же. Ты помешанная, Йевинн. Выполняешь приказы из страха, а не желания стать почётной марейкой или обладательницей силы одного из Девяти. И это неприемлемо для кандидатки в Воины. Их взгляды пересеклись. Голубые глаза Хельги распахнулись от ужаса. — Не трать мое время впустую, Йевинн! Сделай уже хоть что-нибудь! Прежде чем Милош успел сообщить, что спуститься можно и по принесённой им веревке, Хельга спрыгнула, ловко сгруппировавшись и утонув в одном из сугробов, мягко приземлившись. Из снега торчала лишь ее тёмная макушка. Милош присвистнул, его слова возымели нужный эффект. — Ну точно помешанная! — крикнул он ей вслед. Но… В таких отбитых людях армия как раз и нуждается. Пытаясь выкарабкаться из снега, Хельга зашевелила руками и смогла поднять их вверх. Один сапог застрял, поэтому девушке пришлось ещё задержаться, погребенной под снегом, чтобы ногой нащупать его и снова обуть. Лицо обжигал морозец и острые кусочки льда. Но сильнее снега жгла лишь обида. Хельга повелась на провокацию младшего офицера, который вновь забавлялся над дьявольским отродьем. Хельга в его глазах стала собакой, выполнившей команду за несуществующую кость — награду. Наполовину выбравшись из сугроба, девушка посмотрела на Милоша, наблюдавшего за ее потугами высвободиться из снежного плена. — Вечером вернусь, скину верёвку и буду ждать тебя с группой связистов, — громко сообщил он и, дождавшись подтверждающего кивка от Хельги, продолжил, более спокойным тоном. — Исполняй свой долг, Йевинн. Прикусив губу чуть ли не до крови, Хельга предприняла ещё несколько попыток вылезти из сугроба. Ей потребовалось около минуты, чтобы встать на ноги и быстрым шагом скрыться за ветками елей, что росли на опушке. Верёвка была, Хельга могла спуститься и по ней, но Милош спровоцировал ее специально, проверяя, сможет ли она действовать отчаянно и жертвенно. Каждый ее шаг и вздох в Нортхейме был проверкой. На верность в том числе. Ведь засланная шпионка-кандидатка вполне могла сдать своих же, перейдя на сторону врага, или дезертировать, сбежав в самую далекую нортскую деревню. Следуя своему привычному маршруту, Хельга бежала к городу, стараясь держать правильное дыхание, чтобы не задерживаться на передышки и отдых. Казалось, что девушка помнит каждую ель, каждый куст и замёрзший ручеёк. Она чувствовала, как быстро билось ее сердце, разгоняя кровь по венам. Хельга боялась стать непригодной, бесполезной для армии. Но отчаянные и опасные поступки в глазах военных делали ей имя, ведь сумасшедшая девчонка, готовая сигануть в самое пекло, станет эффективной боевой единицей. Хельга поймала себя на мысли, что за время, проведённое в крепости врага, она стала жёстче. Над кронами деревьев прозвучал отзвук выстрела, но Хельга не смогла понять с какой стороны стреляли. Запах хвои проникал в легкие, а слабые дуновения холодного ветра пронизывали через одежду и подмораживали вспотевшую спину. Выбежав на незнакомую поляну, Хельга замедлилась и растерянно огляделась. Нахмурившись, она завертела головой, перестав следить за тем, куда наступает, поэтому и не заметила как за одним из небольших кустов оказался овражек. Потеряв равновесие, Хельга повалилась в овраг с тихим охом, который затерялся в треске сухих ветвей и палок. Бесшумно подняться у неё не получилось, ветки стали ломаться еще сильнее. Хельга до скрежета сжала зубы, вставая с переломанного ею же куста, острые прутья которого впивались и чувствовались даже через тёплую одежду. Острое ухо Хельги уловило едва слышимый щелчок. И буквально через секунду пуля просвистела всего в паре сантиметров от ее лица. Хельга замерла, внутри все сжалось от ужаса, обратившегося в состояние необъятной леденящей бездны. Казалось, что время остановилось и секунда длилась вечностью. Но совладав с собой, Хельга ринулась вперёд, не распрямляя спины, чтобы не показаться на глаза стрелявшим, ведь никто не будет ждать, пока она покажет армейский жетон и представит себя по имени и званию. Стреляли свои — ей это было очевидно. Столкновение с марейским патрулем было столь же опасным, как и встреча с дикими зверьми. Сбылось одно из опасений Хельги. Она боялась, что сослуживцы откроют по ней огонь, не признав. До Рондане Хельга бежала, не оглядываясь, все еще испытывая едва ли не парализующий ужас. Кто бы мог подумать, что все обернётся именно так.***
Патрульный отряд из шести солдат разбился на две группы, чтобы быстрее прочесать территорию по обе стороны реки. Из-за ночного снегопада замелась тропинка следов вчерашних патрульных, поэтому элдийские солдаты потеряли ориентир и заплутали. Солнце все еще светило высоко в небе, благодаря чему опасений остаться в холодном лесу, после наступления темноты, пока не было. В любом случае, они могли бы вернуться обратно в Рондане по собственным следам. В группу, возглавляемую рядовым Блэйком, входил и Кольт. Он шёл вторым, медленно плетясь за Блэйком, который внимательно вглядывался в снег, чтобы ненароком не наступить в капкан или ловушку. Замыкал своеобразный строй рядовой Грюнт, державший наготове заряжённую винтовку. За все время пребывания в Рондане, он успел пристрелить больше десятка нортов, с которыми сталкивался во время патрулирования. — Меня вот все одна мысль гложет, — выдохнул холодный воздух Грюнт. — Такая, поганая немного. — Лучше тогда и дальше держи ее при себе, — предупредил товарища Блэйк. — Не надо ничего лишнего говорить. При кандидате. Кольт никак не отреагировал. Он понимал, солдаты из элдийского батальона опасались, что он может на них донести, но подобный поступок был не в характере Кольта. — Так как раз кандидата это и касается, — произнёс Грюнт, покосившись в сторону елей, покрытых толстым слоем снега. — О чем Вы хотите поговорить? — спросил Кольт, не оборачиваясь. — Да успокойся ты уже. Все свои тут! — добродушно рассмеялся Блэйк, стараясь разрядить обстановку. — Все ж мы элдийскому племени принадлежим, на «ты» с нами говори, на «ты». Кольт лишь кивнул, мысленно соглашаясь, что с одной стороны это будет правильнее. Лучше не возводить между собой и сослуживцами такие границы. — Ты не подумай, Кольт, это не претензия в твою сторону, — начал Грюнт, подбирая слова. Гадко на душе у него было. — Просто понимаешь, у меня есть сын, примерно твоего возраста. Я малого в кадеты отдал, когда тому семь лет стукнуло. — Возможно, мы с ним обучались вместе, — сказал Кольт, пытаясь уловить в тоне Грюнта опасные нотки. — Не скажешь, как его зовут? — Рóман его зовут, — хмыкнул Грюнт. — Вот только какой все равно смысл, если он ничего не достиг и не смог? Ему этот наш-ваш Магат так и сказал, что непригоден он… — Возможно, оно и к лучшему, — тихо ответил Кольт, вспоминая парнишку по имени Роман. Да, он был с ним знаком. — Что твой сын сейчас дома, в тепле и безопасности, а здесь именно я. — А? — не до конца понял его Грюнт. Блэйк остановился и развернулся к товарищам, выражая обеспокоенность. Ему начало казаться, что назревает конфликт. — Все, Грюнт, хватит. Кольт правильно говорит, твой сын сейчас в порядке, дома сидит, батьку ждёт. Вот воротишься к нему скоро, с жалования мяса домой возьмёшь, — натянуто улыбнулся Блэйк. — Ну сам подумай. Печально посмотрев на Грюнта, Кольт не нашёлся с ответом. Нечего тут больше говорить, но его начала гложить недосказанность. Слишком много детей травмировалось физически, проходя подготовку, будучи кадетами. И еще больше ранилось душевно, когда военные грубо отсеивали непригодных, избрав в кандидаты кого-то другого. Кольту было невероятно жаль тех, у кого не получилось дослужиться до звания кандидата в Воины, но вместе с этим он осознавал, что все не могут быть наравне друг с другом. Он оказался сильнее, быстрее, умнее, ловчее и способнее всех других. Оказался лучшим. Грюнт пожал плечами и взглянул на Кольта, который теперь выглядел виноватым. — Я знаю, что это может казаться несправедливым, — ответил Кольт. — Но? — Грюнт явно ожидал продолжения фразы. — Это все, что я хотел сказать, — покачал головой Кольт, но все же добавил. — Но не думаю, что ты смог бы со спокойным сердцем отпустить своего сына на войну, как бы почетно это не было. — Может быть ты и прав, — нехотя начал соглашаться Грюнт. — Но меня прям коробит, что ты весь такой кандидат кандидатский, а мой сын самый обычный простак, который ничего не добьётся и помрет, так и не отмывшись от клейма грязного элдийца. — Я думаю, что Роман гордится тобою, — произнёс Кольт, глядя на Грюнта. — Ты ведь образцовый солдат. — Это откуда тебе знать? — уголки рта Грюнта опустились. — Рассказал кто? — и посмотрел на Блэйка. Кольт напрягся. — Извини, я что-то не то сказал? — Чтобы стать «образцовым» солдатом, мне пришлось больше сотни людей уложить, — процедил Грюнт. — Это вас учат, что убивать это нормально, полезно и каждый порядочный Воин должен начинать утро с пары-тройки умерщвленных врагов, но обычных элдийских солдат на это не науськивают. Вот тебе правда, кандидат. Нам дают винтовку и посылают в самое пекло! Лицо Кольта приняло огорчённый вид. На миг он действительно почувствовал себя виноватым перед Грюнтом и всеми кадетами за то, что он оказался лучше них, но быстро отбросил эти мысли, сменив их уверенностью и здравой оценкой всех своих заслуг и приложенных усилий, ведь Кольт достиг всего честным трудом и упорством. Но спорить с солдатом и пытаться доказать ему свою позицию смысла не было. — Меня и стрелять никто толком не учил, — сокрушенно продолжил Грюнт. — Сказали: «пли!» и заставили бежать в лоб на врага. Я в тот день, в свой первый раз, стольких своих ещё загубил, — его голос дрогнул. — Ты кого-нибудь убивал, кандидат? — Нет, — покачал головой Кольт, ощущая нарастающую тревогу лишь от одной мысли, что ему действительно придётся лишить кого-то жизни. — Но я знаю, что я буду обязан это сделать, — и добавил с твёрдой уверенностью. — А сможешь ли? — едко уточнил Грюнт. От ответа Кольта спас Блэйк. — Тихо! — он прижал палец к губам. — Не шевелимся. Кольт обернулся в сторону, куда смотрел Блэйк. Белая военная форма почти сливалась со снегом, из-за чего утгардский охотник не приметил солдат, стоящих в пятидесяти метрах от него. По правде говоря, самого охотника было тоже заметить не просто, ведь пушистые еловые ветви закрывали обзор. Охотник спрятался в кустах и прицелился из лука, выжидая добычу. — У тебя есть прекрасный шанс доказать нам, что сможешь, надежда элдийского племени, — шикнул Грюнт и всучил Кольту свою заряжённую винтовку. — Бери его на прицел и стреляй. Блэйк промолчал, предполагая и допуская такой исход событий. Уж лучше кандидат впервые убьёт кого-то при соплеменниках, чем покажет слабину при марейцах. У Кольта задрожали пальцы. Он впервые по-настоящему ощутил вес холодной винтовки, способной уносить жизни, а не только сбивать головы манекенам. — Если у тебя сейчас не получится, то все будет кончено, — прошептал Блэйк. Кольт выдохнул, успокаивая себя. Они правы. За смерть врага его похвалят, не даром же кандидатов учат, что за границей Маре можно убивать всех. Военных и гражданских. Прицеливаясь, на секунду Кольт задумался, как бы на его месте поступила Хельга. Чтобы она сказала, осудила бы или наоборот, уверила, что так будет правильнее. В любом случае, кандидат в Воины должен отбросить всю человечность, когда это потребуется, и совершить действие, доказывающее его преданность Родине. Приклад уперся в плечо. Кольт прищурил один глаз. Охотник был взят на прицел. Медлить и колебаться нельзя. Кольт глубоко вдохнул. И спустил курок. Звук выстрела эхом разнёсся над высокими деревьями, распугивая птиц. Охотник замертво упал, а из его расколотого черепа на снег полилась кровь, вперемешку с размозженными мозгами. Из-за сильного гула в ушах слова Блэйка и Грюнта слышались неразборчиво, будто говорившие были невероятно далеко от него. Кольт опустил винтовку, едва не выронив, и протянул ошарашенному Грюнту. — Я не думал, что у тебя получится, — проговорил тот, поражаясь решительности кандидата. — А знаешь, наверное хорошо, что здесь ты, Кольт, а не мой сын. — Ну, все, хватит, — с пониманием сказал Блэйк. — Оставим его пока. Идём, — решив, что Кольту следует сейчас остаться наедине самим с собой. Лишь когда Блэйк и Грюнт отошли на достаточное расстояние, чтобы дать Кольту прийти в себя, он смог судорожно выдохнуть и тут же закашлялся от подступающей тошноты. Пошатываясь, Кольт приблизился к ближайшему дереву и сел в снег. Закрыл лицо руками и сильно сжал виски, чувствуя, как пульсирует кровь в венах. Мысли Кольта спутались и он не мог отделаться от ощущения, что сделал что-то невероятно ужасное и непростительное. Но при этом поступил, как и полагает поступить настоящему кандидату в Воины Маре. Противоречия одолели его вместе с отвращением к самому себе. Кольт убил врага своей страны, безликого человека без имени и прошлого — так следует думать, чтобы не сойти с ума. Кольт пустым взглядом смотрел в одну точку перед собой, успокаиваясь и смиряясь с тем, что теперь он убийца. Белый снег поблескивал на солнце. Широкие ветки и еловые иголки скрывали от Кольта тело убитого врага, лежащее в пятидесяти метрах от него. Кольт прекрасно отдавал себе отчёт в том, что он унёс жизнь человека. И от этого кристально-ясного понимания ему было хуже всего. Образцовый солдат не должен сострадать врагам. Но внезапно все чувства притупились. На их место пришла удушающая пустота, спасая от саморазрушающих мыслей. Кольт запрокинул голову и посмотрел на небо, пробивающееся голубыми полотнами через острые вершины деревьев. Облака медленно плыли на восток. Ничего не изменилось. Зелёные елки не стали синими, вода не превратилась в лаву, а элдийцев не перестали считать грязнокровками. Перелом на душе Кольта никак не изменил этот огромный мир, отчего ему почему-то стало проще. Кольт зажмурился и до крови прикусил нижнюю губу. Да, теперь он убийца, но вместе с этим все еще способный кандидат, справившийся с очередным испытанием. Заботливый брат и верный друг, а еще до сих пор хороший человек, познавший всю тягость, вес и последствия своих поступков. Внезапно что-то зашуршало в кустах в метрах двадцати от Кольта. Вовремя среагировав, он вскочил и снял с плеча свою винтовку. На перезарядку потребовалось меньше пяти секунд. В этот раз медлить и жалеть никого уж точно нельзя. Кольт выстрелил на звук. Шорох в кустах прекратился на пару мгновений, но затем нарушитель побежал, продолжая ныкаться за заснеженными ветвями и, создавая шум. Стрелять вслед Кольт не стал, полагая, что спугнуть норта было достаточно. Услышавшие выстрел, Блэйк и Грюнт бегом вернулись к месту, где оставили Кольта. — Что случилось? — на выдохе спросил Грюнт. — Все в порядке? Кольт несколько секунд смотрел в сторону кустов. Разглядеть хоть что-то, кроме слепящей белизны снега и темно-зелёной хвои, у него не получалось. — Ничего, — твёрдо ответил Кольт. — Просто очередной нортский враг. — Ты его грохнул? — уточнил Блэйк. — Спугнул, возможно ранил, но этого достаточно, — добавил Кольт. — Мы можем продолжать патрулирование. Ведь если задержимся здесь еще хоть на минуту, то только попросту потеряем время.До начала осады крепости Утгард оставалось меньше недели.