Отпечатки сновидений

      Выстрел рассекает пространство комнаты своим гулким звуком, и Сара скатывается по стене от страха. Минуту она сидит неподвижно, все ещё не осознавая, что в ее лбу теперь не красуется дырка, и ничего не болит. Ей просто страшно. Каждая клеточка головного мозга пляшет внутри, разрываясь, разрушаясь. Больно, но не от пули, а от страха. Она трогает лоб. Пустота. Никакой пули. Да и как бы она могла его тронуть, если бы была уже мертва? Но почему тогда слышала выстрел? Куда он стрелял? Зачем вообще стрелял?       — О’Нил, это было бы слишком просто, — Эрик протирает дуло пистолета, выковыривая из стены пулю и вкладывая ее в ладонь девушки, — забери, пусть будет твоим талисманом. Я мог бы тебя убить, но тогда ведь не смогу использовать в своих целях, поэтому тебе придется ещё немного пожить.       Шмидт садится напротив на корточки, властно обхватывает рукой подбородок О’Нил и заглядывает в заплаканные глаза, ухмыляясь.       — Убей меня, пожалуйста…       Жалостливая просьба, что вызывает у мужчины неподдельный интерес. Только что хотела убить его сама, а теперь просит убить себя. Какая-то она странная.       — Так сильно испугалась, что рассудком поехала? Еще не время для твоей смерти, блонди. Через неделю мне понадобится твоя помощь. Если ты откажешься, то я застрелю Стефани. Можешь не пытаться перевезти ее в другое место, я все равно найду твою подружку, — он встаёт и делает несколько шагов назад, — до встречи, красотка. И расслабься что ли, а то, кажись, от напряжения у тебя мозг поплавился.       Шмидт покидает квартиру, а О’Нил утыкается носом в колени, громко плача. Что она за человек такой? Одни проблемы от нее. Аарона мучает своими выпадами, издевается над ним, причиняет одну лишь боль. Подругу защитить не может, а остальные просто мучаются из-за ее пребывания в этом мире. Какая у нее задача? Что она, черт возьми, должна сделать, чтобы все остались живы и здоровы, чтобы не умереть и самой? Как она должна себя вести, если мозг то и дело отказывается соображать, выдавая какие-то непонятные перлы? А организм стремительно отказывает, уходит в небытие, как и ее душа. И никто… Никто не может ей помочь. Даже застрелить не могут. Зачем? Зачем все отчаянно пытаются ее спасти? Она больше не хочет так жить. От этого больно всем ее близким.       Телефон давно дребезжит в кармане от звонков Хилла, а голова гудит невыносимыми ударами, больно. Вся ее жизнь в последнее время описывается только одним словом. Больно. Невыносимо. Разрывно. Отвратительно. Блондинка выходит из квартиры, вызывая себе такси. Зачем-то едет обратно к Аарону. Она не понимает, что делает. Совсем ничего не понимает. Все стало таким туманным и безразличным, что она готова откинуть кони прямо в машине такси. Открывает дверь в дом своим ключом и проходит в гостиную, где уже сидит Аарон, что мгновенно оказывается перед ней. Он что-то слишком эмоционально говорит, размахивает руками, подходит вплотную, целует, обнимает, а Сара лишь смотрит перед собой. Устала. Она устала, а сегодня стало отправной точкой. Хватит. Девушка больше не может притворяться счастливой и жизнерадостной.       — Сара, ты меня слышишь вообще? — Аарон обеспокоенно встряхивает ее, и она наконец-то обращает на него свой пустой взгляд, — где ты была? Стефани сказала, что тебя у нее не было. Что случилось? Маленькая, ты снова не брала телефон.       — Я хочу под одеяло к родителям, спрятаться в объятиях мамы или папы, нырнуть головой в их руки и громко плакать. Хочу быть пятилетней собой, впервые увидевшей жирафа. Хочу много спать и вкусно кушать, копаться в песочнице и делать куличики. Аарон, я больше так не могу, — она утыкается носом в его грудь и плачет навзрыд, громко, сильно, а он лишь крепко ее обнимает и нежно гладит по голове, продолжая слушать и испытывать каждое ее чувство на себе, — не могу и не хочу. Меня разрывает, ломает. Все кружится и вертится. Все болит. Разрывается на частички, а кожа покрывается странными корками. И никто… Никто не может мне помочь от этого избавиться. Я никогда не буду счастлива. Не рожу тебе детей и не выйду за тебя замуж. Мы не состаримся в один день…       Ее бросает в дрожь, а главарь драконов начинает учащенно дышать, пытаясь не заплакать от ее такого состояния и сам. Ей слишком больно, а ему больнее в два раза.       — Сара, маленькая моя, прекрати… Прекрати так делать! Прекрати пытаться сделать так, чтобы я тебя ненавидел за то, что ты оказалась в таком положении. Это не твоя вина, мы все преодолеем, — Хилл поднимает ее на руки и относит в спальню, ложится рядом с ней, укрывает их одеялом и сладко целует ее в губы, стирая слезинки, — ты родишь ребенка, станешь моей женой и мы состаримся в один день. Я буду рядом. Всегда.       Врет. Ничего такого не произойдет. Мужчина и сам прекрасно это понимает, но как ей сказать такое вслух? Получается, признать поражение и самому. Признать его перед ней.       — Ничего не будет, Аарон… Ничегошеньки. Это не победить. Оно меня убивает. Не надо врать самому себе. Я… Я. черт, — девушка хватается руками за рот, прикрывая его, но сил встать просто нет. Все болит. Дрожит. Слабость окутывает каждую мышцу.       Мужчина быстро приносит ей тазик, и она делает то, что так и просится выйти наружу. Несколько раз. Утирает рот локтем, снова опадая на кровать и утыкаясь носом в подушку. Устала. Ей нужно лечь спать. Вдруг она не проснется и ей станет легче. Было бы прекрасно умереть во сне. Никто и не заметит ее смерти.       Аарон относит тазик обратно в ванную комнату, смывает его содержимое в унитаз, а сам таз промывает под душем. Швыряет его на пол, пиная несколько раз. Сбивает со всех полок шампуни и другие баночки с различными жидкостями, пинает все это так, будто бы пытается выместить всю свою боль на каждом предмете. Но ему не легче. Совсем не легче. Он тарабанит кулаками по стене, окончательно сбивая все костяшки в кровь. Ему больно. Он больше не может видеть ее такой, но и уйти не в силах. Любовь слишком сильна. Уже слишком поздно. Аарон больше не сможет её отпустить, но и наблюдать за всем этим он уже не просто не может, он не знает, как не психануть в какой-то момент и не сделать ей случайно больно. Его нервы на пределе, а боль уже невозможно облегчить или унять. Она умирает. Каждый день приближает то, что он бы никогда не хотел видеть. Но так оно и будет.       Он выходит из ванной и видит уснувшую на его подушке любимую. Садится рядом. Несколько секунд смотрит, а потом проводит пальцами по любимым губам, по носику, по шее. Какая она красивая. Такая нежная и невероятная. Целует в губы, целует каждый пальчик. Рука самопроизвольно тянется к цепочке на своей груди и любовно оглаживает серебро, ощупывает ключик, а слезы готовы уже залить всю комнату, но он не позволяет. Закусывает язык до крови. Кажется, ещё одно нажатие, и он просто откусит целый кусок и проглотит его. Отвратительно видеть ее мучения. Знать, что она умрет, знать, что мозг отказывает, а тело уже практически на грани того, чтобы полностью стать неживым. Знать и не делать ничего. Даже не знать, что можно сделать. Смотрит ещё несколько минут, улыбаясь идиотской улыбкой. Как ему её отпустить? Как он может смириться с тем, что скоро ее не станет? Главарь драконов упадет в ту же минуту в приступе, умрет от инсульта в тридцать три, если увидит, как ее тело покидает последняя капелька жизни, а глаза больше не открываются. А если он и останется жив, то никогда не сможет прийти на ее могилку. Сойдёт с ума, когда глаза увидят любимое изображение родных черт не рядом с собой в виде живого человека, а на чёрно-белой могильной фотографии. Безжизненную, с пустым взглядом. Неживую. В земле.       Глаза всё-таки намокают, а слезы предательски стекают вниз по щекам, когда в его голове возникает такая картинка. Он один. Его дом опустеет. Хилл больше не увидит любимых голубых глаз, сравнимых только с океаном, с его глубиной и невероятной красотой. Не услышит и голоса, что своими нежными и задорными нотками будит всех бабочек в его животе, заставляет каждый орган содрогаться и оживать. Не почувствует ее тепло рядом с собой, такую нежную и приятную кожу, что хочется трогать безотрывно и много целовать. Не ощутит вкус ее губ на своих, никогда более не сможет их поцеловать, провести язычком по ним, а волосы… Он больше не ощутит этот невероятный аромат шоколада, который теперь ассоциируется у него только с ней. Он останется совсем один, если она умрет. И это будет так глупо. Так невыносимо, что он точно сойдёт с ума. Аарон уже представляет, какой будет его жизнь, если ее не будет рядом: он либо умрет сразу же, либо сопьется и умрет, либо застрелится в один прекрасный день, больше не выдержав жизни без нее.       Слезы уже намочили все лицо, сделав его липким и стянутым, а руки, кажется, сделали в матрасе две огромные вмятины от сильных сжатий и разжатий. Он встаёт и вытаскивает из-под кровати бутылку с виски. Открывает крышечку без особого усилия и делает глоток, разом отпивая практически половину. Вдыхает немного воздуха, давая организму возможность принять такое количество за раз. Вторым глотком осушает всю оставшуюся жидкость и ложится рядом, крепко прижимая ее к себе. Он ее не отпустит. Пусть проклятие заберёт его. Не ее. Она обязана жить и радоваться жизни. Засыпает.       Сара начинает ворочаться, а в ее разум вторгается видение, разрушая сладостный сон.       Все та же местность. Снег. Хлопья летят вниз, медленно опадая на землю. Касаются лица блондинки, оставляя после себя мокрые следы, тут же обдающиеся ветром и не сильно пощипывающие кожу. Очертания постепенно превращаются в привычную атмосферу, однако ни драки, ни каких-либо людей поблизости нет. Пустота. О’Нил видит лишь бетонное полуразрушенное здание с огромными окнами без самих рам. Это, скорее, просто бетонные очертания. Ни стекла, ни рамы нет. Одно такое окно привлекает ее внимание странным блеском, как будто бы кто-то поджёг там спичку или зажигалку. Тело самопроизвольно начинает движение вперёд, и девушка уже не понимает, каким образом поднялась наверх и оказалась именно по ту сторону того окна на пятом этаже. Сара — наблюдатель. Она видит странную конструкцию, практически такую же как пулемет, но чуть меньше. Похоже на снайперскую винтовку, хотя она не разбирается во всем этом. Позади ощущается лёгкое дуновение ветра и сквозь нее проходит мужская фигура, принимающая лежащее положение перед этой конструкцией. Что-то набирает в телефоне, а потом делает выстрел. Ее тело получает адскую боль в районе сердца, и она навзничь падает на бетон, хватаясь руками за место боли. Кровь. Мужчина зачем-то встаёт и проходит рядом, забирает какой-то предмет с пола, и тогда О’Нил замечает его лицо. Эрик. Шмидт ложится обратно перед винтовкой и делает ещё один выстрел, а она растворяется в болевых ощущениях, и картинка теряет свою четкость. Вспышка света.       Все внутри снова воротит. Рядом улавливается явный запах алкоголя, исходящий от Аарона. Снова пил… И этот запах доставляет ей ещё больше отвратительных ощущений, окончательно приближая уже знакомый во всех видах рвотный рефлекс. Минута, и она уже в ванной. Обнимает любимый унитаз и делает то, что стало привычной процедурой. Каждый день по несколько раз на дню. Смывает все следы и промывает рот, пытается улыбнуться своему отражению, но ей даже противно на себя посмотреть. Слишком сильно устала. Опротивела собственная фигура. Глаза улавливают разбитые баночки с шампунями и другими средствами, а руки поднимают уцелевшие и ставят их на места. Он психанул вчера. Кровь на стене тому доказательство. Ей больно, потому что любимый мучает себя. Истязает, сбивает руки в кровь, а потом напивается. Она его убивает своим поведением. Включает воду в душевой, раздевается и вдруг ощущает руки Аарона на своей талии. Она не закрывается. Он так попросил. Боится, что сделает что-нибудь с собой, а она лишь выполняет его просьбу. Он слишком мало от нее требует, и исполнить это — сущий пустяк.       — Опять что-то приснилось? — запах виски ударяет ей в голову, одурманивая. Судя по тому, как сильно от него несёт алкоголем, выпил он не меньше половины бутылки. Снова.       Сильные руки крепко прижимают к себе любимое тело, а губы скользят по венке на шее, к ключицам, покрывая каждый миллиметр мягкими поцелуями, чувственными, не пошлыми. Он пробует ее на вкус, смакует, наслаждается, а она откидывает голову на его плечо, прикрывая глаза. Как же сильно она его любит.       — Да, видела место, из которого стрелял Шмидт в тот день. Мне кажется, там его убежище. Или что-то типа такого, там было слишком много его вещей, и он очень хорошо ориентировался в пространстве. Быть может, мы навестим это место? — Сара разворачивается лицом к мужчине, припадая к его губам своими, ласково целуя. Ей хочется его радовать, а не доставлять боль каждым своим действием.       Хилл снимает с себя всю одежду, чуть отстраняя любимую в сторону. Она завороженно наблюдает за тем, как он изящно снимает каждую вещь, аккуратно, подобающе педанту, складывает ее на тумбочку и одним лёгким движением разворачивает девушку к себе спиной. Проводит пальцами по позвоночнику, и О’Нил содрогается от удовольствия его прикосновений к своей коже. Она даже не сопротивляется, а просто наслаждается. Кто знает, быть может, это ее последний раз с ним.       — Примем душ вместе? — заталкивает ее в кабинку, припечатывая спиной к стене, — а потом поговорим о твоём сне. Ты безумно сексуальная без всего, я не могу удержаться.       Струйки воды стекают по двум горячим телам, заполняя их ещё большим желанием. Они не могут устоять друг перед другом. Она возбуждает его даже в таком разбитом состоянии, даже со странными отметинами на теле — любая. Он ее любит такой, какая она есть, пусть даже покроется всякой фигнёй, пусть ее будет рвать каждые пять минут, — плевать. Мужчина готов убирать за ней, приносить ей еду, даже помогать ей выполнять привычные дела, связанные с душем и другими гигиеническими процедурами, но пусть она только живёт. Она нужна ему. Он не сможет без нее.       — Ты ведь не дашь мне спокойно помыться, верно? Неужели я тебе нравлюсь такой? — Сара аккуратно гладит его по спине, щипает кожу, приятно оттягивая вверх, ощущая его мышцы и силу. Ее мужчина. Целиком и полностью.       — О’Нил, помолчи немного, я хочу наслаждаться не твоим голосом, а твоим телом, — Аарон приподнимает ее за ягодицы, заставляя обвить бедрами свою талию и мучительно медленно входит в нее на всю глубину, одновременно кусая поочередно каждый из сосков, — ты волшебная, восхитительная, невероятная, — шепчет на ушко, отрываясь от груди, — Мне абсолютно не важно, как ты выглядишь, я люблю твою душу, а тело — приятное дополнение. Маленькая, не смей себя не любить.       Несколько рваных толчков, доставляющих девушке эйфорию, чувство приятной электрической энергии, что распространяется по всему организму, и она лишь может улыбаться. Неужели бывает такая любовь, когда любят не за внешность, не за красивые ноги или аппетитный зад, а за состояние души, за то, какой ты человек? Сара сама любит именно так, однако она никогда и не думала, что ее смогут полюбить так же. Аарон в ее глазах идеал, мечта, и она обладает этой мечтой, имеет над ним власть, а он над ней. Такая необычная любовь, когда абсолютно полностью растворяешься в человеке, не обращая внимания на все трудности, когда любовь — это и есть единственная возможность все забыть, отдаться ей и стать по-настоящему близкими, ощутить друг друга, как никогда рядом. Любовь — их спасение. Жаль, что она не спасет от проклятия.

*** *Неделю спустя*

      Жизнь такая стремительная штука. Закроешь глаза и не замечаешь, как пролетает целая неделя. Вот, вроде бы, вчера была только суббота, а сегодня уже очередная пятница, и неделя вновь подходит к концу. Жизнь стремительна, и время никого и никогда не жалеет. Особенно Сару. Ей стало значительно хуже за это время, и Аарон уже не знает, как реагировать на каждый новый выпад с ее стороны, а стало их уже слишком много. Но участились не только выпады, но и странные изменения в организме. Корок стало гораздо больше. Теперь не только на одной руке, уже обе, а особенно локти, полностью покрыты этими странными омертвевшими корками. Рвота происходит через каждые два-три часа. И О’Нил иногда даже просто не может встать с кровати. И все началось три дня назад. Такое отвратительное состояние настигло ее три дня назад, а почему он так и не понял. Резко стало хуже. Она потеряла сознание, а проснулась вся в поту и горячая, как раскаленные угли. А потом… Потом ее несколько раз рвало, а любая его попытка поднять ее с кровати, заканчивалась тем, что она вставала и тут же опадала на пол, как тряпичная кукла. Последние три дня стали для него ужасающими, а для нее мучительными.       Сейчас она спит, а Аарон сидит рядом, вспоминая в мельчайших подробностях отвратительные картины, что ему пришлось увидеть за эту неделю. Никому такого не пожелаешь. Даже врагу. Картинок было много, но больше всего запомнилась одна. Самая страшная. Самая ужасная. Непонятная. Следы от нее до сих пор красуются на руках любимой в виде маленьких ранок.       Дрова в камине медленно обхватываются огнем, а по гостиной расходится треск. Приятный на слух, красивый звук — звук домашнего уюта и быта, звук их с Сарой любимого занятия — смотреть на языки пламени и говорить часами, обнимаясь. Он в том самом свитере, который она купила ему два дня назад. Белоснежный, с причудливым оленем на груди. Смешной, но ему нравится. Вещь была куплена ради забавы, а он носит ее с любовью. Он все делает с любовью, когда это касается ее.       — Я всегда мечтала научиться стричь. Мне хотелось стричь своего молодого человека, но после неудачной попытки над Майклом, он запретил мне этим заниматься, — Сара резко вставляет какую-то фразу, и Аарон улыбается ее необыкновенному виду. Безумно красивая.       Сейчас светится от счастья, а глаза горят волшебным огнем. Она крепко к нему прижимается, а их руки сплетены. Обыкновенный вечер вдвоем. Прекрасный вечер настоящей семьи. Почему-то мужчина классифицирует их отношения уже как семейные.       — Хочешь попробовать на мне? Я не против. Если что схожу в салон, там исправят. Да и не сложно меня подстричь, нужно лишь немного покороче, — мужчина встряхивает головой, предоставляя девушке обзор на свою шевелюру, что немного отросла за последний месяц и требует стрижки.       У блондинки загораются глаза пуще прежнего. Она начинает трепать волосы любимого, осматривая их рост, то, под каким углом надо стричь, и как ровнять. Она убегает в спальню, что-то разыскивает в своей полке прикроватной тумбы и возвращается с ножницами и расчёской.       — Садись сюда, — указывает ему рукой на стул, открывая попутно футляр с парикмахерскими ножницами, — ты ведь сможешь долго сидеть без движений?       — Хоть два часа, — Хилл садится на предложенное ему место, пока девушка за его спиной что-то вытворяет с ножницами, увлекаясь на некоторое время.       Он поворачивает голову и видит, что ее пальцы в крови, а на запястье красуется небольшой порез. Неглубокий, однако крови из него вытекает достаточно. Всего минута. Он отвернулся всего на минуту, а она уже что-то с собой сделала. И самое главное — зачем? Не успевает мужчина подняться, как ножницы летят мимо него, попадая в стол. Девушка судорожно стирает кровь с рук, ещё больше раздирая раны. Вся ее одежда покрывается кровью, а выглядит она безумной. Вся эта картина выглядит ужасно. Зацикленная Сара и много крови.       — Она не останавливается. Аарон, я ее знаю, как так вышло. Они сами… Они на меня напали… Я не виновата, — Сара практически плачет, по-прежнему пытаясь стереть кровь с рук, обтирая их то об ноги, то он живот, то друг об друга. Какое-то сумасшествие. Фильм ужасов не сравнится с тем, как сейчас выглядит это действие. Это гораздо страшнее и непредсказуемее.       Главарь драконов перехватывает ее ладони и настойчиво ведёт в ванную, где стирает всю кровь и обрабатывает раны. Только тогда Сара успокаивается, шумно выдыхая ему в грудь. Плачет. Дрожит. Всхлипывает и крепко его обнимает. Страх сковывает все ее мысли.       — Ты зачем себя порезала, маленькая? — он целует ее в нос, пытаясь улыбнуться, но выходит это криво. Вся ситуация выглядит ужасно. И ее взгляд. Безумный, будто бы это была не она.       — Я не помню, вот хоть убей, но не помню. Я взяла ножницы, открыла упаковку, а дальше что-то щелкнуло, и потом ты уже смываешь с моих рук кровь. До этого момента ничего не помню. Что со мной? Голова ужасно гудит, все болит. Ой, я сейчас вырву, кажется, — и девушка склоняется над ванной, вырывая.       Долго откашливается, пока Аарон смывает все огромной струёй воды. Он помогает ей принять нормальное положение, вдруг обжигаясь об ее кожу. Горит.       — Черт, Сара, ты вся горишь! — он перехватывает ее на руки и относит в спальню, укладывая на кровати. Размешивает в стакане жаропонижающее и отдает блондинке, что дрожащими пальцами кое-как забирает стакан и осушает его залпом.       Она покраснела, лицо стало бледным, а синяки под глазами стали каким-то необыкновенно большими. Что-то очень сильно влияет на ее организм и хочет добить ее окончательно. Что-то очень сильное и необъяснимое. Оно забирает из нее жизнь, и каждая такая пытка приближает ее к неминуемому концу. Их пальцы переплетаются, и Хилл чуть выдыхает, когда ощущает нормальную температуру ее кожи, а потом видит, как она засыпает.       — Аарон, мне так хорошо сейчас, — Сара просыпается и потягивается, выводя любимого из своих воспоминаний.       Она встаёт с кровати и начинает кружиться по спальне, постепенно приближаясь к шкафу. Находит там рубашку возлюбленного и облачается в нее, улыбаясь собственному отражению. Ей и правда гораздо лучше. О’Нил ощущает себя легко и хорошо, и ей хочется танцевать и много смеяться, но только с ним.       — Температуры, вроде, нет, — Хилл обвивает ее сзади за талию руками после проверки температуры, прислоняя к себе и сладко целуя в шею, — точно хорошо себя чувствуешь?       — Прекрасно! Я хочу танцевать, потанцуй со мной, — блондинка включает на телефоне музыку, увлекая любимого за собой на середину спальни, — пожалуйста.       Главарь драконов совершенно ничего не понимает, но и не отказывается. Он ловит ритм, обхватывая любимую за талию обеими руками, а она складывает свои ладони ему на плечи. Медленная и мелодичная музыка заполняет спальню, и пара движется ей в такт, счастливо друг другу улыбаясь. Аарон просто надеется, что ее наконец-то отпустило, и она стала чувствовать себя лучше, что больше эти приступы не повторятся, и девушка придет в норму. Все наладится. Все будет как и прежде. Они смогут жить счастливо и долго. Без проклятия. Сара же ему нагло врёт в глаза. Ничего не прошло, кроме слабости. Она просто устала смотреть на него такого разбитого, полностью опустошенного и лишённого какого-либо веселья. Все болит, и даже сейчас ей хочется сорваться с места и вырвать, но она сдерживается и улыбается ему. Пытается подарить последние мгновения, наполнить их счастьем. Таким мнимым, но хотя бы счастьем, а не болью.       — Что за сообщения приходят на твой телефон каждую минуту? Кто там такой настойчивый? Он забыл, что у тебя есть парень, — Аарон смеётся и берет телефон Сары в свои руки, но девушка быстро его перехватывает, вспоминая, от кого эти сообщения. И это явно не понравится ему.       — Спам, — она улыбается, а внутри все сжимается после прочтения имени отправителя. Шмидт. Он обещал объявиться через неделю, попросить ее выполнить какое-то дело, а иначе он застрелит Стефани.       Однако блондинка все предусмотрела ещё три дня назад и купила Стефани и Майклу путевку в Мадрид. Ее подруга всегда мечтала побывать в этом солнечном городке Испании, насладиться прекрасными видами и посетить какой-нибудь футбольный матч. Стефани — ещё та фанатка футбола. Она знает всех игроков «Реала» и не пропускает ни одного матча по телевизору. А Тёрнер просто любит этот мужской вид спорта, поэтому они оба безумно обрадовались такому ее подарку. Правда, пришлось придумывать повод такому, как выразился Майкл, роскошному подарку. Девушка решила преподнести это как презент к началу их совместной жизни. Стефани как раз переехала окончательно к дракону неделю назад. И в ту же ночь счастливые и жизнерадостные они улетели отдыхать на целых две недели, сообщив ей о своем отъезде, а вчера прислали целую серию красивых снимков с футбольного матча.       Шмидту нечем ее терроризировать. Просто нечем и некем. Разве лишь Вишней, но об этом бы знал Аарон. Вишня последнюю неделю не отходит от своей девушки, они ходят на свидания и выглядят совершенно счастливыми, однако Сара слышит каждую ночь, как любимый звонит другу и рассказывает ему обо всем, что происходит с ней. И каждый раз его рассказы заканчиваются каким-нибудь выплеском эмоций: то вазу разобьёт, то уронит что-нибудь в гостиной, то выпьет половину своего бара, то ещё что-нибудь сделает от мучительной боли внутри него. Из-за нее, поэтому она была просто обязана притвориться, что ей хорошо. Не сработало. Им помешали.       — Врешь, О’Нил, что там? — Хилл отбирает телефон и настойчиво отходит назад, начиная проглатывать текст смс-сообщений, медленно охреневая и злясь.       Эрик: Какая ты оказалась предусмотрительная, О’Нил. Как было остроумно отправить друзей заграницу. Не надо было говорить тебе о том, что буду трогать твою подружку. Что ж, в этот раз победа за тобой, однако я не отступлю. Я приготовил тебе и твоему мужчине один маленький сюрприз. Думаю, вам понравится. Расскажешь потом? Мы так давно не виделись. Я соскучился по тебе, блонди. Ты такая смелая была в прошлый раз, пришла с пистолетом, пыталась меня застрелить. Такая секси, признаться честно, я никак не могу выкинуть этот твой образ из своей головы. Знаешь, даже жаль будет тебя убивать. А вот Хилла нет. Ждите сюрприз, он будет неожиданным и очень классным. Я как представлю ваши лица в этот момент, мне прямо безумно классно на душе становится. Вы такие милые, вас так и хочется разрушить. Однако я бы всё-таки предпочел оставить тебя живой и забрать себе. Как смотришь на то, чтобы стать моей? Уверен, такого мужчины, как я, в твоей жизни ещё не было. Подумай, если согласишься, то милости прошу. Нужно только написать о своем согласии. Тогда, возможно, я и Хилла пожалею.       — Аарон…       — Сара, какого хрена? Объяснись, — Аарон не даёт ей никакого шанса договорить свою первую фразу, обращая требовательный и строгий взгляд на нее.       Что за общение с их главным врагом за его спиной? Что за тайная встреча с пистолетом? Главарь драконов открывает ящичек с носками, проверяет его содержимое и шумно выдыхает. Пистолета нет. Отлично, Сара забрала его в тайне от него и пыталась застрелить Шмидта? Смелый, но очень глупый поступок. Там ещё и патронов не было. А она, наверняка, не проверила магазин. Надеялась, что все хорошо. И он ещё теперь смеет присылать ей какие-то сообщения. Быть может, пора его самостоятельно застрелить? Но сначала ему нужны объяснения.       — Неделю назад я не к Стефани ходила, а к нему. Хотела его убить, но прокололась с пистолетом… Он что-то опять говорил о своих делах, хотел переманить меня на свою сторону и предупредил, что появится через неделю, то есть сегодня. Сказал, что попросит что-то выполнить, а если откажусь, то убьет Стеф. Я купила ей с Майклом путевку три дня назад, и они уехали. Он остался ни с чем, а к Вишне не так просто подобраться. Я не стала тебе говорить, знала, что ты психанешь, — она садится на одно из его колен, стыдливо опускает взгляд на руки любимого и ласково начинает тереться щекой об его, — прости… Прости, что я такая дура. Я и так делаю тебе слишком больно, ты бы точно тогда его застрелил. Мне его не жаль, я не хочу, чтобы ты пачкал свои руки в его крови.       Три дня назад она купила путевку своей подруге и Тёрнеру, и в это же время с ней начала происходить какая-то ересь. С ее телом. Это не может быть совпадением. Она снова что-то изменила. Снова что-то стало не так в будущем, и это таким образом отразилось на ее организме. Вишня абсолютно точно говорил именно о таком влиянии. Они изменили слишком многое, и это не останется незамеченным. Им не победить проклятие. Оно заберёт ее с собой, потому что Сара решила сыграть с ним в злую шутку. Она раз за разом изменяет все события, и это влияет не только на будущее, но и на ее организм. Она собственноручно загоняет себя в могилу, сама того не осознавая.       Он должен был сообщить ей о том, что каждое такое воздействие плохо сказывается только на ней. Он должен был сделать это раньше, а сейчас уже слишком поздно. Именно поэтому он примет то самое предложение о сделке по обмену оружием, назначенной на тридцать первое декабря, и вся эта потасовка произойдет. Может быть, этот факт всё-таки даст ей шанс на жизнь. Хотя он уже не надеется. Успел увидеть то, как она мучается, и как ей больно. Ему даже в один прекрасный момент показалось, что смерть и правда стала бы ее освобождением, но он не готов её отпустить. Поэтому сделке быть, а сейчас мужчина не станет ее ругать. Не хочет тратить их время на бессмысленное выяснение отношений. Он хочет, чтобы они наслаждались друг другом, а не ругались.       Поэтому он просто сладко целует ее в губы и прижимает к себе, шепча на ухо слова о любви, а потом смотрит в глаза, широко улыбаясь.       — Ты идиотка, Сара. Прости, но это так. Не надо меня защищать. Больше не делай так. Никогда. Я могу сам. И не связывайся с ним никогда, — мужчина начинает набирать сообщение в телефоне возлюбленной, отвечая на выпад Шмидта.       Сара: Ещё раз напишешь моей девушке, и я застрелю тебя лично. Она не будет твоей, потому что ты, черт возьми, псих. Ты пытаешься застрелить ее любимых, а потом предлагаешь стать ей своей? Идиотизм. Я заблокировал твой номер. Напишешь с другого, и мои парни достанут тебя из-под земли. Хватит играть. Пора действовать.       Возвращает телефон блондинке и ещё раз целует ее, перебрасывая через себя и нависая сверху. Он запускает руки под ткань своей же рубашки, начиная гладить ее по животу, но останавливается, ощущая, как по всей спальне распространяется едкий дым. Такой дым он ощущал лишь тогда, когда они с Ви поджигали бумаги с черной бухгалтерией совместно со складом. Оборачивается, и видит, как пол спальни заволокло дымом, что идёт из гостиной, откуда-то с первого этажа. Спускается, и глаза мгновенно выцепляют подожженную входную дверь. Это и есть сюрприз?       Поры дыма становятся для О’Нил отравляющими. Она вдыхает несколько раз воздух, и ядовитые вещества проникают в ее организм, отзываясь болью и резью в животе, а потом потерей сознания. Ее буквально заносит в какое-то странное пространство. Она чувствует, как все тело медленно ослабевает, а мозг превращается в какую-то кашу. Голова будто бы опадает и отделяется от всего тела, а в разуме возникает картинка. Слишком непонятная.