Не моя игра

— Я посмотрел ее анализы. Думаю, что первой можно изъять почку. — подвел итоги доктор, отчитываясь лидеру. Да, прошло всего лишь несколько дней после нашей памятной встречи, а мне кажется, что это было только вчера. И вот сейчас, я вновь стою перед тобой, в больничной палате, и ты пытаешься не смотреть на меня. — Ну что ж, почку так почку. — спокойно произнес бесстрашный. — Я думаю, вы можете приступать к работе, доктор. — сказал он и ушел. Как только хлопнула за ним дверь, доктор начал готовить приборы и препараты. Не могу точно сказать, что я чувствовала во время и после своей первой операции. Был ли страх? — Нет, не было. Опустошенность? — Нет. Мне было хорошо. Боль приносила забытье и избавление. Поэтому лёжа в больнице, я думала только об одном, я ждала только одного. Боли. Он приходил ко мне в палату, я знаю. Ко всем приходит. Первую неделю после операции врачи обязаны отчитываться о состоянии донора. Я не видела его, он пришел ко мне спящей. Поэтому я могу спокойно фантазировать о том, что может быть он задержался у моей койки, может быть он волновался. Эрик волновался? — Нет, это нереально. Лучше подумать о том, что сегодня меня отправят обратно в камеру, и сегодня же будет публичное наказание провинившихся. Интерес был единственным чувством, которое я испытывала к этим бедолагам. Это звучит жестоко, но это так. Неестественное спокойствие, полученное мной в больнице, удивляло меня и радовало. Я будто смирилась с неизбежностью своей смерти и смерти всех тех кто меня окружал. Поэтому, когда нас повели в общую камеру из нашей комнаты, я принимала все, как есть. Зайдя в довольно-таки просторный зал, я мысленно представила, как именно все будет проходить. Крови я не боюсь, но лишний раз наблюдать за чужими страданьями мне не хотелось. Поэтому я медленно начала пятиться назад, постепенно все дальше уходя от центра помещения. Появления карателей и жертв долго ждать не пришлось. Несчастные провинившиеся шли со связанными руками и опущенной вниз головой. Омерзительный процесс наказания начался чуть позже, когда бесстрашные выбрали одного из заключенных. Им оказался молодой парень, лет двадцати. Унизительные насмешки, которыми осыпали его охранники, он игнорировал, чем выводил их из себя. Повалив его на пол, они начали бить его по лицу, животу, ногам. Вскоре пол окрасился в темно-красный цвет. Казалось, что бесстрашные решили убить его прямо здесь и сейчас, никак не оправдывая свои зверства. Смотреть на избиение невиновного мне не хотелось. Поэтому я продолжила пятиться назад, прижимаясь к ближайшей стене. Вдруг я почувствовала, как чья-то сильная рука загородила мне путь. Быстро обернувшись назад, я увидела Эрика. — Не думал, что ты можешь выглядеть еще хуже. — после тщательного осмотра вынес приговор он. — Ты не выдержишь и двух операций, слабачка. -Мне нет дела до твоих раздумий и предсказаний на мой счет.- спокойно ответила я, пытаясь подавить в себе волну злости. — А вот дерзить не надо, куколка. Видишь того парня? — оскалившись, спросил он. — Ты же не хочешь оказаться на его месте? Смысла отвечать ему я не видела, поэтому я предпочла опустить голову вниз. — Что же ты не смотришь? Смотри! — больно схватив меня за волосы, он поднял мою голову, принуждая смотреть на то, как бесстрашные, смеясь и шутя, превращают человеческое тело в кровавое месиво. Вырвавшись из его рук, я отошла в сторону. -Как странно, я думала, что это именно ты руководишь и заправляешь этими жестокими и подлыми преступлениями. -не сдержавшись, съерничила я. — Это ведь ты мастер бить и насиловать слабых и безоружных женщин. Он резко повернулся ко мне, и я поняла, что задела его. Радоваться мне или бояться, я не знала. Мой бедный, измученный организм путался в определениях своих чувств. Я словно подбитая охотником птица, пыталась взлететь, когда крыло уже прострелено. Моментально очутившись за моей спиной, он толкнул меня вниз, опустив перед собой на колени. — В этом ты права. Насиловать, унижать, лишать выбора, независимости — это мой конек. — тихо произнес он. — И ты ведь думаешь, что с тобой этого не произойдет. По глазам вижу, что думаешь. Так вот, деточка, уясни раз и навсегда. Ты — не избранная, ты такая же как все они. Ты — неудачница. Если я сейчас тебя захочу, то возьму прямо здесь. И никто мне слова не скажет. И словно в подтверждение своих слов он потянул меня наверх. Как только я встала, он отошел назад. Прижавшись губами к моей шее, он медленно запустил руки под мою рубашку. Я вздрогнула и попыталась отстраниться, но он удержал меня, притягивая к себе. Его теплые руки не причиняли мне боли. Его пальцы, порхая по моей коже, наткнувшись на бугристый шрам от операции, замерли. Внимательно посмотрев на мое лицо, он большим пальцем провел по всей его длине. Я непроизвольно закрыла глаза, чувствуя незнакомую мне ласку. И тут же я поплатилась за свою доверчивость. Эрик надавил на больное место настолько, что я почувствовала, как кровь начала заливать его руку. Застонав от неожиданности, я тихо прошипела: — За что ты так со мной? — За то, что ты существуешь. -медленно, растягивая слова проговорил он. И развернувшись, вышел из зала. Зажимая одной рукой свою рану, а другой поспешно вытирая так не вовремя набежавшие слезы, я винила себя во всем. В том, что снова плачу, в том, что доверилась ему. Господь свидетель, как же мне хотелось избавиться от своих мыслей. Так, копаясь у себя в голове, я и не заметила, как закончилось наказание и заключенные начали выходить из помещения. Неожиданно я почувствовала резкий толчок и удар в правое плечо. Не успела я опомниться и возмутиться, как в левое плечо врезался кулак. Я, падая на колени, отлетела в стайку людей.Все еще не видя своих обидчиков, я попыталась подняться, когда почувствовала ослепляющий своей болью пинок. — Шлюха. — кто-то заорал и я скорее больше услышала, чем почувствовала, что на меня посыпались плевки. Бесстрашные быстро разобрались с начинающим принимать обороты конфликтом. Но мне казалось, что прошла вечность, прежде чем они разогнали толпу. Встав и отряхнувшись, я быстро заковыляла к остальным, не понимая, ради чего, зачем я это делаю. Может это судьба моя — быть чужой для своих. Все возможно. Но в голове еще долго звучало это режущее слух клеймо: — шлюха.