***
Просыпаюсь с головной болью и опухшим лицом. Во рту мерзко, в голове тоже. Тренировку решено прогулять, мама прикроет. Дома сидеть просто невыносимо, звоню Сэму — узнать насчет репетиции. Через час я уже у знакомого подъезда. Набираю домофон, никто не отвечает. Разворачиваюсь, иду прямо к местному хребту гаражей. Возле одного маячит знакомая фигура. Ускоряю шаг, заходим внутрь, с облегчением снимаю шапку: в гараже натоплено. Оборачиваюсь. Рэд. Моя пубертатная любовь. Вот он — стоит, подключает басуху к усилителю: немытые красные волосы до плеч, засаленная кожанка, грязнющие казаки с огромными бляхами. — Как че, малой? — Голос как всегда хрипло-похмельный. — Нормально, — почему-то даже смотреть на него сегодня больно. — А так не похоже. — Не выспался, вот и все. — А-а… Ну играть-то сможешь? — Смогу. Стискиваю зубы, достаю гитару, слышу как открывается дверь и обыкновенно веселый голос Сэма: — Всем пис! И потом уже к Рэду: — Матери почему не отвечаешь? — По кочану. Занят. — Знаю я, чем ты занят. Я смотрю на них: типичная семейная динамика двух соперников. Через пару минут приходит Алиса, скидывает куртку и молча садится за установку. Сэм смотрит на нее, потом на меня, хмурится, переводит вопросительный взгляд на Рэда. Тот пожимает плечами. Начинаем, как всегда, с распевки в виде парочки ранних битловских хитов. Я несколько раз пропускаю свои партии. Рэд делает мне замечание, я съеживаюсь, как всегда от его неодобрения. — Че дальше? Может, наше ч-че-нить? Равнодушно киваю. — Димон, ты ваще помнишь, что мы играем через неделю? Забудешь тут, как же. — Помню. — Ну а че тогда? — Рэд уже как будто злится. — Какая муха тя укусила? — Сказал же — не выспался, — даже не смотрю на него: знаю его злобное выражение. — Ну и не приходил бы тогда вообще, спал бы дома — воскресенье же, че приперся? Ничего не могу с собой поделать. Когда Рэд вот так начинает наезжать — просто не могу ему ответить. — Все, прости, я собрался. Рэд, как всегда, сразу сдулся: — Ну, другое дело, малой. Погнали. Отыграли обе две наших песни. Я старался, как мог, но в глаза все время лезло лицо этого мудака. Как блестели его глаза, когда я пел в общаге. Рэд, конечно, остался недоволен: — Короче, ты весь в прострации седня. Давайте пока по домам, до субботы надо будет минимум раза три все прогнать. Представил, как на выступлении он будет смотреть на меня с танцпола. — Да блядь, Димон! Ты слышишь? — Все я слышу. Меня предки не пустят стока репетировать. — Не ебет, чтоб был как штык. Придумай че-нибудь, соври там, что у девушки ночуешь, я хер знает. Все должно играться идеально — я позориться не собираюсь.***
Домой пришел — пиздец. Отец вернулся раньше, мать почему-то не смогла соврать что-то внятное — короче, он узнал, что тренировка прогуляна. Хорошо хоть не узнал из-за чего — гитару бы опять раздолбил. Обошлось относительно лайтово: получил пару подзатыльников, молча выслушал простыню ора о том, что у меня даже на спорт мозгов не хватает и тэдэ. Обыкновенная отцовская опера. Ушел в свою комнату, закрылся. Лег на кровать, в глаза бросился Алисин плакат. Сережин гораздо лучше. Да блядь. Перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку. Провалялся так, пока не позвали ужинать. — Сына, ты не списывался с Сережей насчет четверга? Чего-то он мне не отвечает. О господи боже. — Нет еще. А надо? — А ты ЕГЭ как сдавать собираешься? После ваших занятий мне даже Алла Евгенньна написала, мол, какой ваш Дима молодец, наконец-то за ум взялся. — Ну вот, видишь — уже взялся. — Ну что видишь? Как взялся — так и… разовзялся. Короче. Занятия продолжаем однозначно. — Ну а что, если мы с этим… Сережей просто не сошлись? — Куда не сошлись? Чего еще придумываешь? Я видела, как вы там сидели — душа в душу. — Ну мам. — Что мам? Что за блажь? Где я тебе в середине декабря нормального репетитора еще возьму? И чтобы сам к нам катался, да еще и за такие деньги? — Значит, дело в деньгах? — И в них тоже. Все. Накладывай мясо. Я понял, что этот разговор окончен.***
Дистанционка сделала свое дело — режим сбился совершенно. Днем я подключался к урокам и тупо спал, по ночам пытался заниматься и даже тихонько играть. Большую часть времени безуспешно отгонял навязчивые мысли. Пытался даже чето почитать, чтобы забыться. Отношения с отцом все более напряженные (хотя когда вообще они были расслабленные). На репетицию во вторник удалось отпроситься по-честному: отец пришел такой уставший, что просто махнул рукой. В среду я соврал, что иду на тренировку, взял для вида спортивную сумку, позвонил Сэму — попросил захватить для меня старую гитару. Домой пришел весь взмыленный: на этот раз мы выложились по полной, Рэд от переизбытка чувств приобнял меня за плечи. И у меня от этого даже не побежали мурашки. Уже лежа в кровати, я придумывал, что делать с последней репетицией; трясся и гадал: придет этот гад завтра или нет. И не знал, что из этого будет хуже.