***
— К королю! К королю! — подхватили несколько рядом стоящих нищих. Через секунду уже вся площадь была в курсе появления на их территории чужака и скандировала свой клич в едином порыве. Самаэля подхватило человеческой массой, словно морской волной, и повлекло в пучину. Не успел демон задуматься о том, на сколько кусков его сейчас разорвут, как толпа поставила его перед огромной бочкой, служащей настоящим троном оборванному проходимцу в крестьянской куртке. При столкновении со взглядом Самаэля глаза нищего округлились от удивления, но демон только понимающе хмыкнул. — Добрейшего вечерочка, Матье. Не ожидал, что наша следующая встреча произойдёт при таких обстоятельствах. На бочке в блеске и славе (если такие слова вообще применимы к кучке опустившихся бомжей) в самом деле восседал тот самый заморенный жизнью крестьянин, подобравший на дороге в Динь опасного на вид бродягу. Теперь же от измученности земледельца не осталось и следа. Отупевшее уныние сменилось жизнью и энергией, худоба стала ловкостью и вёрткостью, слабость — жилистостью. Старый тяжеловоз превратился в матёрого жеребца; крестьянин отложил мотыгу и взял в руки кинжал, чтобы отныне рубить не колосья, а головы. — В чём вы обвиняете этого пройдоху? — спросил Матье, не желая, похоже, признавать знакомство с пленником. Демон сжал губы в тонкую нитку, ему уже порядком надоел этот непрерывный поток оскорблений. — Мы захватили его прямёхонько на месте преступления, — заявил христорадник, вцепившийся Самаэлю в руку, словно клещ, — он показывал фокусы на главной площади, не заплативши при этом подать. Он — вор и обманщик! Суда, король, мы требуем справедливого суда и высшей меры! — Суда! Суда! — с энтузиазмом подхватила толпа. Самаэль нарочито вздохнул, постаравшись, чтобы это у него получилось как можно заметнее. Не для толпы, конечно, — для Матье. — Ну вот, — с досадой пробормотал демон, — стоило выйти из-под власти одного короля, как тут же угодил под власть другого. — Что ты там мямлишь? — спросил Матье, наклонившись вперёд, — Говори в полный голос, оправдывайся. Ведь тебе, надо думать, не понравится, ежели мы тебя вздёргнем. — Да, — согласился демон, — не хотелось бы. Но, если такова моя судьба, позвольте мне напоследок посочувствовать несчастным рабам, которые меня здесь окружают. Поднялся нешуточный ропот. Жажда крови нахального чужака достигла критической отметки, и Самаэля тут же разорвали бы на части или закидали камнями, если бы Матье не поднял руку, призывая своих подданных к спокойствию. — Как смеешь ты обвинять в подобном бесчестье жителей самой свободной части города? Самаэль поразился. Стоило королю этой сточной канавы произнести свой наполненный праведным негодованием вопрос, как в толпе ощутилась значительная перемена. Жители грязного свинарника, тараканы из вонючего отстойника преобразились. Их лица посветлели, окрасились печатью достоинства. Каждый из этих несчастных, обездоленных, никчёмных, опозоренных и униженных людей вдруг сделался вольным горожанином, презирающим мещанский быт. И ей-богу, Самаэль признавал за ними это право, данное им самой жизнью. — Вы говорите о свободе, но указываете мне на какую-то подать. Как же это совместить? Гул человеческой массы стал тише. Кажется, прежде нищие не задавали себе этого вопроса. А Самаэль тем временем продолжал: — Вы зовёте меня вором и обманщиком, но разве это не делает меня одним из вас? Или я не во Дворе чудес, этом оплоте всех свободных душ, не подчиняющихся не только властям, но и условностям? Несколько взглядов, наполненных опасным сомнением, устремились на Матье. Тот едва заметно сглотнул, но быстро взял ситуацию под контроль. — Он оскорбил нас и пытается задурить нам головы! Он — прихвостень Шармолю, лижущий ему ботинки за право выступать без оплаты места и без опасности со стороны стражи! Что его за это ждёт?! — Смерть! — рявкнула толпа, поддавшись аффекту. — Он руководит вами, словно игрушками в кукольном театре… — начал было Самаэль, но держащий его за руку христорадник ловко запихнул промеж челюстей бедного демона ту самую тряпку, которой совсем недавно были завязаны его глаза. «Дело — дрянь», — промелькнуло в уме Самаэля, — «быть мастером манипуляции с заткнутым ртом в разы сложнее. Того и гляди в Геенну отправят посредством пенькового галстука». Но, кажется, сиюминутная смерть узника не входила в планы короля нищих. Знаком подозвав к себе того из конвоиров Самаэля, который был грабителем, Матье отдал ему какой-то приказ. — В палатку Бабета его, — объявил разбойник христораднику, снова вцепившись в свою жертву. Через несколько минут Самаэль был доставлен по указанному адресу, что, однако, произошло не без труда — продираться сквозь человеческую массу оказалось сложнее, чем бороться с девятым валом. В какой-то момент демон даже ощутил приступ благодарности к своему эскорту, без которого его давно бы уже или разорвали, или затоптали. Втолкнув пленника в драный шатёр, оба конвоира вышли, и Самаэль первым делом вытащил кляп из своего рта. — Что за мерзость, — с досадой выплюнул демон, держа тряпку двумя пальцами и на вытянутой руке, — ну вот нельзя было никак без ветоши, побывавшей невесть где, а? Могли бы и чистую тряпку использовать. Должны же найтись в этом месте хотя бы несколько квадратных сантиметров чистой ткани? В другом конце шатра засмеялись. — Для уличного артиста ты что-то больно брезглив. Неужели я не солгал, и нам в самом деле попался шпион главного диньского прево? Самаэль разжал пальцы и выронил ветошь на землю. — Не имею чести знать мсье главного прево, но ведь это не имеет никакого значения, потому что разбойничьему королю этого города Бабету отчего-то захотелось моей смерти. Быть может, Бабет пояснит мне за мою вину? Последняя фраза сопровождалась Очень Многозначительным Взглядом, заставившим Матье отступить на шаг назад. — Какую телегу ты чинил на главной площади, тележник? — спросил Бабет, обличительно ткнув пальцем в лжеца. Самаэль добродушно усмехнулся. — Скрипящую телегу мещанского быта и печали, мой король. Она слишком заржавела, и её срочно требовалось смазать добрым маслом смеха. Матье против воли улыбнулся, но тут же снова надел маску судьи. — За такое в нашем городе полагается платить. И чем прибыльнее место, тем выше подать. Не думаю, что главная площадь тебе по карману, а, тележник? Показывай деньги. Есть тебе чем уплатить? Самаэль попытался вывести разговор из формального русла. — Крест честной! Дружище, для чего ж ты меня так терзаешь? Те несколько недель, что мы не виделись, не дали мне никакого капитала, всё по-прежнему. Мои доходы исчисляются тем, что ты на мне видишь. Бабет засмеялся. — До чего же ты любишь лгать. Никаких капиталов, говоришь? А у конного патруля для меня, как и для всего города, немного другие сведения. С этими словами Матье сунул в лицо своего пленника лист дешёвой жёлтой бумаги, на которой было изображено, собственно, лицо Самаэля и надпись «разыскивается». Демон присвистнул от удивления, он уже успел забыть об ограбленной таверне. — Кто ты? — без малейшего намёка на шутку в голосе потребовал Бабет, — Одинокий бродяга или отбившийся от тулонской шайки? Ты чем-то насолил Монпарнасу и потому был вынужден бежать из Тулона, так? О, если это правда, то я даже догадываюсь, чем именно ты был неугоден. В любом случае смотри: мне ничего не стоит отдать тебя на милость уголовного суда. Придётся выбирать между верёвкой бродяг и верёвкой добропорядочных граждан. Самаэль слушал предположения Матье с улыбкой, всё его существо смеялось над тревогами бандитского главаря. «Кто ты? Кто ты?» Века бегут, а вопрос не меняется, впрочем, как и ответ. Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Медля с ответом, демон молчал, но и Бабет впал во внезапную задумчивость. — Всего несколько его слов, — бормотал бандит в замешательстве, — несколько слов, и вся толпа, вся площадь повиновалась, словно овца. Если бы он продолжил ещё хоть с минуту, они бы, пожалуй, меня бы вздёргнули, а его провозгласили своим вождём. Монпарнас — идиот, если мог убить его, но предпочёл лишь изгнать. Продолжая размышлять об этом, Бабет перевёл взгляд на узника и вздрогнул всем телом, отшатнувшись, хотя сам не смог бы объяснить себе, отчего. В личности, в фигуре пленника скользило что-то огненное, отчётливо опасное. Это не было видно невооружённым глазом, этому не было названия, но Бабет чувствовал это каждой клеточкой своего тела и каждым фибром души. Встряхнувшись, словно мокрый пёс, бандит попытался взять себя в руки. — Ну? — рявкнул он как можно более угрожающе. Самаэль облизнулся, словно перед ним стоял огромный торт, а вовсе не дрожащий человек. — Я тот, кто мог бы свергнуть тебя одним движением языка; тот, кому ничего не стоит раздавить тебя одним пальцем и обратить в прах за одну секунду. Ты — таракан предо мной, которого я милую лишь потому, что он так забавно бегает под стеклянным колпаком. Бабет сжался. Каждое слово демона втаптывало его в землю, и унизительнее всего было понимать — это всё не пустые оскорбления, а истинная правда. — Дьявол, дьявол… — шептал, трясясь, несчастный разбойник. — Да, — безжалостно продолжал Самаэль, — я мог бы уничтожить тебя, но… Не стану. Я не желаю тебе зла, друг Матье. На этом моменте демон благодушно улыбнулся, разведя руки в стороны. У Бабета отлегло от сердца. — Я предлагаю тебе быть моим союзником, оставляю за тобой твой фарсовый статус. Мне нужно только второе место в иерархии диньских нищих и полная свобода. Как, дружище, ты согласен? Будучи не в силах издать хоть один звук, Бабет кивнул. — Вот и славно, — обрадовался демон, — а теперь представь меня своим подданным. И не трясись так, ты мне нравишься. Мы будем хорошими друзьями.***
Рин громко выругался, приземлившись на что-то мягкое. Это мягкое тоже выругалось, хоть и более приглушённым голосом. — Немедленно стащи с меня свою задницу! — потребовал Лайтнинг, и Окумура, коротко хихикнув, стремительно повиновался. — Это какой-то неправильный портал, — заявил эсквайр, осматривая поросший травой холмик, — он должен работать совсем не так. Это должно быть похоже на переход из одной комнаты в другую, а не на падение откуда-то с неба. Такое ощущение, что мы шагнули с потолка на пол. — Не учи учёного. Мефисто виднее, как там оно должно работать, — сказал Лайтнинг, поднимаясь с земли и отряхивая одежду, — Главное, чтобы портал привёл в нужное время и место. Произнося эти слова, Лайтнинг по примеру Рина осматривался, но никакой вменяемой информации пустой холм не давал. Радужный рыцарь задумчиво почесал затылок. — Может и правда портал какой-то неправильный… Неужели надул нас поп? — Смотрите! Лайтнинг подошёл к краю холма, на котором уже стоял Рин, и поглядел вниз, куда тот указывал. Примерно в километре от них раскинулся город. — Ну и как мы станем его там искать? — спросил Окумура тоном, наполненным скепсисом, — будем бегать по улицам и спрашивать, не видел ли кто клоуна в белых шароварах и сиреневых лосинах? Так нас в дурку сдадут. Или что там в Средневековье делали? На костёр? Лайтнинг ответил не сразу. — Мда, наверное, стоило почитать что-то про средневековую Францию, прежде чем сюда тащиться, — наконец, изрёк он. — Ну охренеть! — взвыл эсквайр, — Я знаю о Средних веках только по Assassin's Creed! И то играл не я, а Конекомару! Вы тоже, судя по всему, не блещите, а ещё мы понятия не имеем, как возвращаться домой без Мефисто! Портал ведь только в одну сторону! — Заткнись! — рявкнул Лайтнинг, — хорош устраивать девчачьи истерики! Сначала нужно убедиться, что портал действительно только в одну сторону. Для этого нам нужно спуститься в город и попытаться открыть с помощью ключа любую дверь. Дальше будет действовать по обстоятельствам. Пошли. Оба экзорциста начали медленно спускаться с холма.