Безупречные и падшие

Саундтрек: 21 Savage, Metro Boomin — Runnin       Святое Мунго.       Сообщество волшебников значительно продвинулось за время недолгого управления Верховных Блэков. Психически больные преступники уже не мотали сроки в Азкабане, их держали в новом специальном закрытом отделении магической больницы. Проще говоря — в психушке.       «Преступник на особом учёте». Именно так значится здесь Теодор Нотт. На особом учёте он потому, что его медицинской картой помимо мафиози интересуются ещё и невыразимцы.       Не так давно палату безумного темного мага-подрывника с доппельгангером — каким тот прославился в узком кругу мед-персонала — едва не убив посещала Куфия. Теперь же, после его пробуждения из комы, к новой палате, где решетки стоят на окнах и двери, невыразимцами был приставлен усиленный конвой. Из смены в смену, день и ночь, Теодор Нотт круглосуточно находится под надзором. Главный целитель, находясь с коронованным мафиозным принцем по одну трубку на связи, сегодня получил извещение о его личном прибытии.       У входа в палату камерного типа Кобру встречают дежурные невыразимцы, впустив его одним немногословным кивком в своем таинственном репертуаре. Как только поступила новость о том, что Нотт вышел из комы, Блейз готов был приставить к нему пару своих ребят. Но Грейнджер и Малфой настояли на столь усиленной охране, невольно привлекающей к персоне Нотта излишнее внимание. Никому ведь не видано, чтобы к психзаключенным приставляли столь неординарную первоклассную охрану в лице самих невыразимцев. Это показалось Блейзу немного странным, тем не менее друзья никак не объяснились.       — Да уж, видок у тебя паршивый, — пренебрежительно комментирует Блейз, только увидев психопата в белой робе.       Теодор сидит за столом, сильно сгорбив спину, с руками, прикованными цепью к креплению на столешнице. Его опущенная темноволосая голова медленно, будто механически, поднимается к посетителю. Сначала являя застывшую улыбку на словно бы специально растянутых веревками губах, а уже затем зеленые глаза — полузакатанные, жуткие и стеклянные от лекарств, которыми его накачали.       Самый что ни на есть настоящий маньяк.       Блейз отодвигает стул напротив, одаривая Тео хладнокровным взглядом. На челюстях мафиозного босса двигаются желваки, когда тот, пожевывая во рту жевательную резинку, преспокойно присаживается.       — Ну, так что? — сложив кисти, покрытые золотом, вместе на столе, надменно бросает Забини ему сразу в лоб. — Каков план?       — Пла-а-ан? — огрубевшим голосом протягивает Теодор, изучая посетителя, будто сквозь пелену перед глазами.       — Ты в психушке, тебя двадцать четыре на семь караулят невыразимцы, — начинает Блейз, елейно осматриваясь по сторонам. — Стоит же только в твоей голове хотя бы закроиться мысли о побеге, как тебя накачают такой ударной дозой психотропных зелий, что ты едва шевелить языком сможешь... что в принципе и без того частично сделали, — рассудительно заключает он, оценив полусумасшедший заторможенный видок заключённого. — Так что ж думаешь делать? — Губы Блейза трогает усталая ухмылка. — Ты ведь на этом просто так не сдашься, не так ли?       Нотт запрокидывает голову, издав протяжный потусторонний полухрип-полусмешок, после которого вдруг впивается в Забини пронзительным взглядом исподлобья и твердит:       — Рано или поздно я сам вам понадоблюсь... ты ведь это и так знаешь. — Он растягивает губы в кривой сволочной ухмылке и, склонившись с сопроваждающим лязком цепей, вкрадчиво проговаривает: — Ей я понадоблюсь...       На совершенном лице Блейза появляется едкая «и-не-мечтай» улыбка. В любом случае об этом они ещё поговорят. Он поудобнее усаживается на стуле, откидывая полы кожаного плаща и расставляя пошире ноги в массивных ботинках.       — Так же, когда она пришла прострелить тебе голову? — сардонически парирует Забини. — Не знаю, в курсе ли ты, но твоя последняя выходка привела к тому, что Дафна едва сдержалась, чтобы не убить тебя, — безрадостно ведает он.       Тео забвенно улыбается.       — Но не убила же...       — То есть, ты считаешь, это вполне себе нормально, что она хотя бы пыталась убить тебя? — Блейз ставит локти на стол, пытаясь разглядеть в психопате хоть каплю от него прежнего. — Вдумайся, Нотт, — постучав себе пальцем по виску, раздражённо проговаривает он, — до чего ты ее довел. Дафна. Хотела. Убить. Тебя... Не я. Дафна, — ещё раз подчеркивает он, понизив интонацию почти до шепота. — Твое гребаное альтер-эго, возможно, обесценивает весь кошмар этой ситуации, но уж где-то глубоко внутри ты должен осознавать, что натворил настолько ужасные вещи, что даже принятие за нее смертельного удара от Пэнси не выкопает тебя из той ямы, в которую ты... себя закопал — не только в глазах Дафны, но и вообще в жизни. Саундтрек: A$AP Rocky — Canal St. (Feat. BONES)       Ни разу не моргнув за время жестоко-правдивых слов противника, Теодор невидящим взглядом смотрит на с убийственной невозмутимостью выжидающего от него какой-то реакции Блейза — и никак не реагирует. Но уже через мгновение, пару раз моргнув и зловеще ссутулившись, заходится скрипучим совсем невеселым, протяжным скорбящим смехом:       — А-аа-аха-хха-хаа.       — А хочешь знать, до чего ещё ты, сукин сын, ее довел? — не пошевелив ни одним мускулом, ожесточенно продолжает наседать Блейз. Он четко прослеживает, как залезает под кожу монстру, в чьей оболочке решил прятаться Теодор Нотт. — По ночам она не спит, потому что боится увидеть во сне то, как ты убиваешь всех, кто ей дорог... Было время она принимала зелье сна без сновидений. — Смех Нотта болезненным аккомпанементом служит его рассказу. Голос Блейза не повышается, а наоборот понижается, становясь тише и пугающе-вкрадчивей. — ...Она много спала от этих зелий. Так много, что я боялся, что однажды приду... а она так и не проснется.       Нотт перестает смеяться и поднимает голову, вперив в Забини свой сумасшедший взгляд, в котором на сей раз помимо всего прочего поселяются пресловутая одержимость и... страх.       — Однажды так и было... — произносит Блейз каким-то не своим севшим безжалостным голосом. — Она почти не проснулась. И мне пришлось уничтожить все зелья сна без сновидений. На время Дафне стало лучше. Она наконец смогла выходить из дома и общаться с друзьями, перед которыми испытывала вину за то, что натворил ты, — с неприкрытой злобой выделяет он, глядя Нотту в лицо, напоминающее лик спятившего мученика. — ...Но потом Дафне пришлось идти на рейд твоего поместья, — сглотнув и потерев ладонью челюсть, заставляет себя проговаривать Блейз более отстраненно. — Твои домовики устроили сцену, показали ей твои чертовы рисунки... И Дафне показалось, что ты преследуешь ее, как призрак, даже будучи в коме, — пересказывает он ее слова. — Поэтому она хотела покончить с тобой раз и навсегда... прекрасно зная, что всё ещё связана с тобой... И ты не представляешь в каком ужасе от самой себя она была, когда поняла, что собиралась сделать...       — Это Дафна, — наклонившись вперёд, вновь проникновенно напоминает Блейз, будто ее имя имело мистическое священное значение, а Нотт мог абстрагироваться от его слов, но он тому не позволял, одним именем Дафны вызывая в памяти ту светлую девочку, которую они знали с детства. — Ты знаешь, как близко к сердцу она всё воспринимает, какая нежная у нее натура... Такие вещи не проходят от нее бесследно.       — ...Мне удалось уговорить ее пройти психотерапию, — спустя мгновение угнетенного молчания омраченно сообщает Блейз, прослеживая, что Тео с каждым его словом всё больше цепенеет, только маниакальные зелёные глаза заметно поглощает заглушенная запредельная боль. — Каждый день стал для нее борьбой с демонами, которыми ее заразил ты. Я... делаю всё, что в моих силах, чтобы разделить эту борьбу с ней. И я, черт возьми, не допущу, чтобы ты попытался сделать что-то ещё... — угрожающе предупреждает он. Неистовая решительность во взгляде Забини, за которым стоит фамильное могущество, отчётливо даёт понять, что пощады в случае чего от него ждать не придется. — Когда ты уже и так сделал более чем достаточно, чтобы окончательно сломать ее... Но ещё что-то подобное связанное с тобой ей просто не вынести, какой бы сильной Дафна не была.       Закончив на этом свою речь, Блейз издает мрачный хриплый выдох. Весь этот разговор нужен был ему не просто, чтобы надавить на, вероятно, несуществующую совесть Нотта... Была определенная цель. И Блейзу удалось достучаться до него. Он никогда не видел Теодора до сего таким...       ...несчастным.       Хотя несчастным его видел довольно часто. Но чтобы настолько — никогда. Словно вся его жизнь исчерпала себя.       — Сломать ее... — повторяеет он за Забини как-то очень странно. — Сломать? — парадоксально, чуть ли не смехотворно спрашивает Нотт, будто сам у себя.— СЛОМАТЬ!? — прикрикивает он бесовски и, в голос рассмеявшись, ещё раз: — Слома-а-ать!       Тут-то он резко перестает. В неморгающих ошалелых от всего сказанного глазах Тео зияет беспросветное фатальное осознание, будто пронзившее его в самое сердце.       А по щеке... скатывается полная скорби одинокая слеза.       На лице Блейза застывает расчётливая безэмоциональная маска. В этот драматичный момент его рука поднимается в подзывающем жесте, обращённом к стеклу в стене слева больничной камеры. Через мгновение дверь отворяется и появляется Дженна. Искуснейший Легилимент из ныне живущих. На позднем сроке беременности, сестра Блейза любезно согласилась уделить время, чтобы залезть к Теодору в его больную голову и попытаться найти ответ на разгадку с проклятием, связывающим его с Дафной. Теперь, когда Блейзу удалось расшатать тщательно проработанный механизм самообороняющейся психики Теодора, они расчитывают, что Дженне будет легче прорваться через барьер не только в виде Окклюменции, которой Нотт владеет в совершенстве, но и через доппельгангера, который, как броня, защищает свою более уязвимую часть души.       Дженна встаёт рядом, откидывает на спину копну длинных косичек и сосредоточенно наводит свою палочку. Пока Тео все ещё уничтожено смотрит, будто сквозь Блейза, опустошенными безумными глазами в никуда, в то время как с его щеки ему на ладонь падает слеза... И эта слеза приводит его в чувства, едва Дженна добирается до самого сокровенного в его на мгновение незащищённом сознании.       Блейз выжидает, меряя психопата проницательным взглядом. Подозрения, что Нотт оправляется от его психологической атаки, возникают, когда Дженна начинает вновь и вновь проговаривать заклинание губами. Когда же Теодор и вовсе начинает коситься на Дженну недобрым взглядом, становится очевидно, что свои секреты он так просто не выдаст. Саундтрек: BONES — .223       В конце концов Дженна опускает палочку и, раздосадованно взглянув на брата, отрицательно мотает головой. Все же благодарно ей кивнув, Блейз отпускает сестру. Когда дверь за Дженной закрывается, Теодор, проводив беременную девушку глазами, обращается к Блейзу с вновь взыгравшем на губах дьявольским оскалом:       — А ты крут... Хитро придумал. — Он подловивше покачивает пальцем, звякнув цепью наручников. — И только не говори мне, что эта дура Паркинсон в таком же виде ходит...?       Он карикатурно показывает руками на живот, но Блейз не реагирует на его попытку отвлечься от темы.       — Это проблема, — находит Нотт, словно старается зацепиться за эту менее глобальную проблему его жизни, и зацикленно напевает: — Проблема-проблема-проблема...       — Хочешь я скажу тебе, блядь, настоящую проблему?! — свирепо выплёвывает Блейз, когда его терпение подходит к концу. — Проблему, когда Дафна думает, что не заслуживает счастья? Из-за тебя. Когда она думает, что обречена и недостойна быть со мной, — прорычавши зло выговаривает он как самое абсурдное, что мог себе вообразить. И тем не менее Дафне приходили такие мысли в самые темные моменты. — Тоже из-за тебя... — со страшной ненавистью и змеиным шипением вторит Блейз.       У Нотта начинает предательски подрагивать челюсть, изумрудные радужки глаз темнеют, наливаясь гневом, на контрасте с совершенно невменяемой улыбкой на его губах. Но Забини безжалостно и неумолимо не перестает вываливать на психопата всё то, с чем им приходится иметь дело по его милости:       — ...Потому что ты столько раз причинял ей боль и приправлял потом любовью, что теперь Дафна не может не отождествлять эти две вещи... — В глазах Блейза смертельная злоба, а руки сжимаются, чтобы не достать из кобуры пистолет и не закончить то, что хотела сделать Дафна. — И порой мне приходится различать... когда ее желание быть наказанной связано с тем, что она хочет этого как сабмиссив, или же с тем, что думает, будто этого заслуживает... — заключает он суровым стальным тоном, оглушительно и доходчиво доносящем противнику его полную вину.       Нотта потряхивает, как озверевшего животного. Сквозь явную боль его грудная клетка высоко вздымается и опадает, а потом начинает надрывно сотрясаться, когда психа пробирает на грубый раскатистый смех, полный страданий. От такого смеха у нормальных людей кровь стынет в жилах. Есть что-то в Теодоре в этот миг сверхъестественно отчаянное и злое. Он словно бы сатанеет от всех этих слов о Дафне.       Но Блейз уже знает, что это лишь защитная реакция. Теодор смеется, лишь бы только не заплакать...       И Забини его ни капли не жаль.       Если бы словами можно было убить, то Нотт бы уже был мертв.       Свести с ума откровениями о том, насколько он травмировал Дафну. И наблюдать теперь, как его выворачивает на изнанку, лишь крохотная отрада, потому что гангстер всеми силами сдерживается, чтобы не прикончить врага.       Поднявшись резко из-за стола, Кобра не желает больше внимать, как Нотт патологически смеётся, и, взметнув полами своего кожаного плаща, выходит из палаты. Следом заходят колдомедики, чтобы вколоть пациенту, доведенному до припадка, очередную дозу седативных препаратов.       Смех Теодора страшным отголоском ещё звучит по коридорам психотделения, постепенно сходя на низкие скрипящие звуки и хрипы гнетущей безысходности, когда Блейз с суровым выражением на своем красивом лице покидает Святое Мунго.       «Ха... ха...»

***

Саундтрек: Izzamuzzic, Jemma Johnson — Hymn For The Weekend (Original Mix)       Поместье Забини.       Посреди ночи камин в главных покоях мафиозного принца вспыхивает ярким зелёным пламенем, и Блейз ступает из него тяжёлыми ботинками на ковер. Ему удаётся бесшумно попасть в спальню. Сняв одежду, Блейз ложится к Дафне в постель и притягивает ее к себе. Ладонь девушки накрывает его обхватившую ее вокруг талии сильную руку.       Он знает, что она не спит крепко, а только дремлет.       Для Блейза, наверное, никогда не станет обыденностью вот так спать с его любимой Дафной в одной постели. В его постели. Ведь они с ней так долго мечтали об этом... Так долго, что паре до сих пор с трудом верилось в то, что мгновения их хрупкого счастья не развеятся в одночасье.       — Я был в Мунго, — раздаётся его бархатистый баритон у уха Дафны. И она, тут же разворачиваясь в мужских объятиях, обращает на Блейза свои небесные глаза. — У Дженны не вышло, — с сожалением хрипит он.       Дафна смиренно вздыхает. Хотя была не в курсе изощренных методов Блейза, она не питала особых надежд, что у Дженны что-то выйдет. Нотт уже давно жил через призму Оклюменции. Скрывая собственные чувства и, вероятно, воспоминания, не только от окружающих, но и от самого себя.       В этом он настоящий мастер.       Дафна решает не зацикливаться на неутешительных мыслях по совету своего психотерапевта и выгибается навстречу Блейзу, прижимаясь к его крепкому телу позади себя.       — Малыш, ты всё ещё не передумал, м? — соблазнительно воркует она.       Блейз сдавленно стонет и, с досадой зарывшись лицом в шелк ее жемчужно-белых волос, стоит на своем:       — Нет, пока не пройдешь полный курс у профессора Дженкинса никакого БДСМ, детка.       После их сессии при друзьях Блейз задумался, что Дафна делала все исключительно по его прихоти. «Я сделаю всё, как ты захочешь. Мерлин, я помешалась. Помешалась...» — проскальзывали ее слова. Вдобавок его ревность, вызванная ее прошлым с Пэнси и Теодором, подавила трезвый взгляд на вещи. Хотя Дафна и уверяла, что ей всё понравилось, несмотря на первые мгновения смятения и смущения перед друзьями, Блейз был недоволен тем, что не оговорил с ней подобное стечение обстоятельств заранее. А потом ее покушение на Нотта и последующее раскаяние. Дафна испугалась самой себя. Гадости, что настрочила про нее Скитер, здорово распыляли процесс ее самоуничижения. И однажды, после эмоционального срыва, Дафна просила Блейза наказать ее... И он заподозрил, что на этот раз она просит об этом по другой причине. Потому что считает, будто заслуживает боли...       Тогда Блейзом и было принято решение, что им стоит воздержаться на время, пока они не разберутся с ее ментальным здоровьем. Блейз объяснил Дафне, что садомазохизм не должен распространяться за пределы постели. Его умозаключения повергли ее в замешательство, заставив убеждать, что желала наказания исключительно ради удовольствия. Ведь ее эмоции всегда приходят в норму, когда Блейз делает это с ней твердой рукой.       Для Дафны нет ничего слаще, чем быть в полной власти Блейза Забини. Она ведь его так любит.       Ему же нужно быть уверенным в том, что за ее мазохизмом не стоит саморазрушение, которому Дафна последнее время была подвержена. Учитывая ее чувство вины. Передозировку усыпляющими зельями. И покушение на убийство того, от кого все ещё зависит ее жизнь.       — Я ненавижу эти сеансы психотерапии, — бурчит Дафна, натянув на них повыше одеяло, словно в желании закутаться с Блейзом в кокон, спрятавшись с ним от всего мира. — Я просто не могу откровенно обсуждать свои личные переживания с абсолютно посторонним человеком... И как этому Дженкинсу вообще в голову пришла та нелепая идея, будто мне нужна парная терапия с... — Дафна, задохнувшись, даже произносить его имени не желает, не то чтобы пытаться решить их проблемы с глазу на глаз. — Это... это точно меньшее, в чем я нуждаюсь.       Тревога в ее тоне побуждает Блейза крепче сжать девушку в своих объятиях. Порой Дафна бывает такой беззащитной и ранимой, и ему нестерпимо хочется ее от всего защитить. Сокрыть, как драгоценную жемчужину, от всего мира на дне океана. Чтобы никто не посмел ее обидеть. Особенно после всего, что ей пришлось пережить.       И он защитит. Никто не посмеет больше причинить Дафне боль.       — Но ты же чувствуешь себя лучше, Даф, не так ли? — ободрительно находит Блейз, пощекотав ее животик и ласково поцеловав в плечо. Как только Дафна стала пить зелья, выписанные профессором Дженкинсом, ее суицидальные выходки сошли на нет и настроение стало стабильнее.       — Ты заставляешь меня чувствовать себя лучше, Блейз... — Дафна томительно выдыхает, переплетя с ним пальцы.       А этот хитрец, проснув сзади колено между бедер девушки, начинает в деталях описывать ей на ушко, что с ней сделает, как только она поправится.       От ощущения, как Блейз между делом надавливает своим коленом ей между ног, побуждая ее тереться об него, Дафна закусывает губу и с заглушенным стоном изнывающе утыкается лицом в подушку.       Стоит же ее светловолосой макушке подняться от нехватки воздуха, Блейз притягивает лицо возлюбленной указательным пальцем за подбородок и заглядывает своими красивыми кофейными глазами ей словно в самую душу. Вселенная по сравнению с глубиной его властного обольстительного взгляда — ничто. Когда он склоняется и начинает целовать ее столь уверенно и всепоглощающе, проникая внутрь своим талантливым языком, Дафна млеет от макушки до самых кончиков пальцев.       Поиграв немного с ее язычком, Блейз ухмыляется сквозь поцелуй, когда ощущает дрожь нетерпения Дафны. Он обожает, когда его девочка так изнемогает по нему. А изнемогает она всегда во время их близости. Ущипнув блондинку за сосок, он сильней врезается коленом в ее нежное место и бесстыдно потирается им вдоль лона.       Дафна сладко стонет Блейзу в губы, искусно пососав язык мужчины. И чувствует себя такой распутной, потому что не может сдержаться и подмахивает ему, усиливая контакт с требующим ласк клитором.       С голодным рыком перевернув возбужденную девушку на живот, Блейз наваливается на нее сверху своим мускулистым телом. Горячее мужское дыхание, разбавленное доминантными порыкиваниями, опаляет кожу на шее и затылке Дафны, когда Блейз задирает ее сорочку и любовно проводит своими большими ладонями по изящным изгибам обнаженного девичьего тела. Искушая томно постанывающую, извивающуюся и выгибающуюся ему навстречу Дафну своими дерзкими эротическими фантазиями на будущее, он внезапно убирает колено с ее намокшей раздразненнной киски.       Чтобы, подхватив ладонями упругую теплую грудь, поступательно медленно взять ее сзади. В ответ Дафна, вильнув бедрами, как кошка, прогибается и отдается Блейзу целиком и полностью. Как может только любимая женщина.       Поначалу Блейз в процессе с любовью покрывает чувственное тело Дафны бережными поцелуями, словно она была хрустальной. А потом — точными как у пантеры гибкими движениями — мастерски втрахивает ее в матрас.       — Я выпорю тебя... своим ремнем. И ты кончишь на мой член... Как сейчас, детка... Но сильней... Как ты умеешь, — с плутовской ухмылкой мурлычет он ей на ушко, ощущая сокращения горячей нежнейшей плоти вокруг себя. Ее оргазм, соками растекшийся по его пульсирующему органу, не оставляет Блейзу шансов отстать. И он — с невероятно сексуальным стоном, обласкавшим слух Дафны, переходящим в несвязное бормотание на итальянском, — изливается в девушку.       О, каков бессовестный гангстер — этот божественный итальянец.       Переполненная чувством нежности к нему, Дафна заходится протяжным вожделенным страстным завыванием, в оргазменных спазмах расплываясь под тяжело дышащим Блейзом, в то время как он блаженно водит носом по ее чувствительной шее. До боли прикусывая губу, она не может выкинуть из головы его слова, пока любимый, словно крыльями, накрывает ее спину, закутав в свой неповторимый мускусный аромат.       Вот это мотивацию он ей придумал...

***

Саундтрек: Nelly Furtado — Maneater       Январь 2000 года.       Малфой-мэнор.       С вестибюля раздаётся стук в главные роскошные парадные двери.       Гермиона, выходя из малой столовой, отзывается на него и спешит встретить желанную гостью. Двери распахиваются и перед ней предстает Дафна. В артистичной театральной позе оперевшись рукой о дверной косяк, Гринграсс поправляет французский берет, сидящий на ее идеальных блондинистых локонах, и подмигивает подруге:       — Личный стилист-модельер к услугам семейства Малфоев и их невестке!       — Т-с-с, Даф, — Гермиона, обернувшись за спину, прикладывает указательный палец к губам, — мы с Драко ещё ничего не говорили о нашей помолвке...       Дафна изящно прикрывает свой алый ротик пальцами с красными ногтями и, изобразив жест застегивания губ на замок, выбрасывает воображаемый ключик.       Сегодня Дафна в образе гламурной кутюрье, роль которой она собирается на себя официально примерить. В белой свободной поэтичной рубашке и стильных черных брюках, переходящих в корсет, Дафна выглядит утонченно и со вкусом, точно пришла прямиком из своего ателье. С недавних пор она начала работу над основанием своего модного дома. По рекомендациям ее психотерапевта — погружение в хобби должно благоприятно повлиять на душевное состояние. Особенно учитывая тот факт, что ее особо опасного бывшего перевели из палаты в отделение для психически нездоровых преступников.       — Скорее проходи, Дафна, — улыбается Гермиона, обнявшись с подругой. — Нарцисса в предвкушении.       Из-за Скитер, очернившей Дафне репутацию, ей было невероятно сложно зарекомендовать свой бренд. Первое время Дафна готова была сдаться. Никто не желал сотрудничать да и вообще даже рассматривать коллекции одежды от начинающего модного дома, лишь услышав его название «Гринграсс». Тогда Драко порекомендовал пошить одежду для его матери, которая как раз хотела обновить свой гардероб.       Один только выход в свет Нарциссы Малфой способен был породить новые тенденции в мире моды. Она задаёт модный курс для многих женщин магического сообщества. Аутфиты леди Малфой подробно разбираются в Ведьмополитене популярными фэшн-экспертами. За женой Люциуса Малфоя активно следят, как за ведущей светской львицей высших слоев британского и французского обществ.       Стоит Нарциссе только показаться в одежде от какого-либо бренда, как все от уилтширских леди до рядовых министерских работниц тут же подхватывают за миссис Малфой, мгновенно скупая желанную модель с полок магазинов. Одна только ее прическа, демонстрирующая темно-каштановые и платиновые пряди, как символическую принадлежность к Блэкам и Малфоям, считается культовой. Ведьмы могут прийти в салон красоты, сказав одно только: «мне, пожалуйста, в стиле Нарциссы Малфой» — и парикмахеры их тут же поймут.       Нарцисса Малфой была модной иконой.       Для Дафны, как начинающей кутюрье, нельзя было сыскать более лучшего и выгодного дебюта, как одеть саму Нарциссу.       С взмахом палочки Дафны в замок вкатывается большая тележка с тканями и вешалками с кое-какими набросками. Дафна завозит свои материалы в дом с тем же грандиозным предвкушением, которое она в себе несла раньше, одевая их банду для ограблений.       Провожая Дафну к Нарциссе, Гермиона не может не радоваться стабилизирующемуся состоянию подруги.       — Я так рада, что ты держишься так хорошо, Даф.       Телега заворачивает за угол. На эффектно-красных губах Дафны появляется счастливая улыбка, а в штормовых глазах отражается мгновение глубокой задумчивости.       — Я то медленно умираю, то заново возраждаюсь, Гермиона, — делится волшебница своими мыслями на этот счёт. — Очень надеюсь, что эта фаза возрождения продлится дольше предыдущей...       Гермиона с пониманием кивает и треплет Дафну по плечу на повороте за угол коридора.       Они приходят в комнату отдыха, выполненную в королевском староанглийском антураже, — одну из излюбленных хозяевами родового гнезда. Люциус и Нарцисса пьют полуденный чай за маленьким круглым столиком на двоих. Пока муж читает Ежедневный Пророк, Нарцисса листает каталог с дизайнами интерьера. Вернувшись из ежегодного медового месяца, миссис Малфой была преисполнена воодушевлением о новой главе в их жизни и решила затеять масштабный ремонт мэнора. Люциус был не против, однако его лицо кривилось всякий раз, когда Нарцисса спрашивала, что думает Гермиона о том или ином цвете отделки.       — Добрый день, мистер и миссис Малфой! — бодро здоровается Дафна, затормозив свою тележку взмахом палочки.       А Гермиона проходит вглубь и не знает, стоит ли ей оставаться. Ответ приходит, когда Дафна, обменявшись с Нарциссой приветствиями, просит Гермиону ассистентировать ей.       — Хочу предупредить, мэм, что вас могут раскритиковать, — со вздохом предупреждает Дафна и нервно усмехается. — Я же сейчас что-то вроде Черной вдовы на минималках...       — О, не переживайте, дорогая, — любезно успокаивает Нарцисса. — Меня подобные вещи вообще не волнуют. Я дружу с Корделией много лет и меня никогда не пугала ее репутация, а уж подобные мелочные слухи подавно. К тому же я видела, в каких необыкновенных образах вашу гангстерскую четверку освещали в газетах. И когда Драко сказал, что заслугой тому вы, мисс Гринграсс, я подумала, что моему гардеробу не мешает новое веяние моды, которое исходит от такого талантливого модельера.       Когда Дафна начинает снимать с возвышающейся на круглом выступе Нарциссы мерки, а затем прикладывать к белой фарфоровой коже женщины различные ткани, им в процессе приходится выслушивать модные предпочтения Люциуса Малфоя касательно гардероба жены. Нарцисса же, в свою очередь, на претенциозные слова своего мужа закатывает глаза и шепотом твердит Дафне, чтобы та не слушала и делала, как посчитает нужным.       Между делом, помогая Дафне закреплять наброски на Нарциссе, Гермиона блуждает в своих воспоминаниях о недавнем разговоре с Драко. Саундтрек: 070 Shake — Microdosing       — Маховики времени, которые мы изъяли из ноттовского поместья, имеют способность перемещать исключительно в прошлое... Один поворот — десять лет назад, — рассуждал Драко, рассхаживая по кабинету Гермионы в Отделе тайн и потирая длинными пальцами свой точеный подбородок, когда она его вызвала, едва только сама успела прочитать засекреченное письмо от Блэков. — Следовательно Нотт из предполагаемого будущего перемещался в какой-то момент нашего прошлого.       — По их словам, нам не понравится будущее, которое он изменил... — Гермиона скрупулёзно прокручивала у себя в голове слова Блэков из письма, пытаясь обрисовать из них более полную картину. — Это может значить, что мы живём в изменённой вторичной реальности, Драко. И, если Нотт видел самого себя из будущего... Это объясняет его безумие. Чрезвычайно важно, путешествуя во времени, ни в коем случае не встретиться со своим прототипом, это приведёт к непредсказуемым последствиям... — со знанием дела рассказывала Гермиона.       — А ты хоть раз сталкивалась? — Драко остановился, изучающе посмотрев на нее. — Ты говорила, что пользовалась Маховиком, перемещающим тебя всего на несколько часов... А тут Нотт перемещался на десятилетия.       — Нет, я чётко следовала правилам, — заверяла Гермиона, как опытная путешественница во времени. — Нам нужно понять, в какой момент он переместился. С какого момента он повлиял на ход вещей и что изменил...       — Он бы сам изменился, так ведь? — уточнял Драко, и Гермиона кивнула. — На пятом курсе, я полагаю, — припоминал он. — До Рождества они с Дафной были не разлей вода. А потом его как будто подменили. И он делал всё, чтобы оттолкнуть ее.       — Пятый курс... Это значит, что прототип Нотта из первичного будущего пришел тогда к пятнадцатилетнему нынешнему Нотту, переместившись оттуда как минимум на десять лет назад, — быстро соображала Гермиона с дедуктивным блеском в глазах. — Думаю, в том будущем случилось что-то ужасное, и Нотт был вынужден предупредить самого себя, кардинально поменяв мировоззрение себя нынешнего.       — Хочешь сказать, Нотт намеренно столкнулся с самим собой?       — Если он с того Рождества, как ты говоришь, резко поменял тактику поведения, то да. Его отношение изменилось к Дафне. Значит, причиной путешествия во времени из будущего была она... Он ведь не стал бы вмешиваться в военные события, да? — взволнованно надеялась Гермиона.       — Нет. Тео никогда по-настоящему не поддерживал Темного Лорда. Он бы не стал склонять чашу весов в его сторону.       — Тогда без всяких сомнений он сделал это из-за Дафны, — пришла к выводу Гермиона. — Что-то в первичном будущем вынудило Нотта вернуться на пятый курс. Умышленно нарушить правила путешествий во времени, встретившись с пятнадцатилетним собой, что повлекло раскол его души... Смею допустить, именно по этой причине и возник доппельгангер. Что же могло такого произойти в том будущем, что он пошел на такое?       Гермиона погрузилась в раздумья.       — Значит, того первичного будущего, из которого пришел прототип Нотта, теперь нет? Он не сможет снова вернуться? — уточнял Драко.       — Нет, когда ты отправляешься в прошлое и меняешь хотя бы незначительную вещь, уж тем более встречаешься с самим собой, той реальности, в который ты до этого жил, в первоначальном виде уже не бывать, — объясняла Гермиона. — Путешествия на такие огромные промежутки не проходят бесследно. Нотт действительно мог поменять уклад жизни в бесчисленных сферах, повлияв всего на одну крошечную деталь. Так работает эффект бабочки... — На лице Гермионы появилась тревога от неизвестности. — Мне не даёт покоя мысль, что наша реальность в каком-то смысле воплощена Теодором Ноттом. И что раньше существовала какая-то другая, которая по словам Блэков нам бы уже не понравилась... Откуда они это знают? И что нам теперь делать с этой тайной? Как объяснить Дафне, что она должна как-то сдержать катастрофу, которую Нотт из себя представляет? Не имея при этом возможности сказать правду? И что собственно за катастрофу он вообще из себя представляет?       — Меня больше интересует, почему Блэки хотят быть на его стороне, если ей не удастся «сдержать ад внутри него», — говорил Драко. — Они либо на его стороне, либо нет... А так, выходит, они встанут на его сторону, только если совсем уж хреново станет?       — Скорее всего, под этим «адом» подразумевается его доппельгангер. Это довольно редкое явление среди волшебников. Достаточно слабо изученное. Думаю, стоит засесть в библиотеке и по этому поводу тоже... Саундтрек: Lady Gaga, LSDXOXO — Alice (LSDXOXO Remix)       Погруженная глубоко в свои мысли и воспоминания, Гермиона выпадает из разговора. Дафна уже справляется практически без ее помощи, моделируя на Нарциссе с помощью магии свою задумку. Они с ней так легко находят общий язык, что даже не замечают, как Гермиона остаётся в стороне. Грейнджер же никогда не удавалось столь легко разговаривать с Нарциссой на типичные женские темы. О моде. Доме. Светских приемах. И дизайне интерьера.       Несмотря на то, что Нарцисса была очень мила с ней, Гермиона чувствовала, что вкусы у них совершенно разные. Из-за этого Гермиона не решалась высказывать своё мнение касательно ремонта. Тем более учитывая пассивное неодобрение со стороны Люциуса. Больше всего Гермионе не хотелось потерять симпатию Нарциссы. Эта женщина была справедливой и доброй, но ей явно не понравилось, какую дерзость Гермиона позволила себе на первом их ужине. «Мой муж непростой человек, Гермиона, я знаю. Но именно поэтому вести с ним разговоры на такие провокационные политические темы не самая лучшая идея. Он такого не терпит», — вежливо говорила девушке Нарцисса, иными же словами в крайне мягкой форме сделала предупреждение, чтобы та не смела дерзить ее дражайшему супругу.       С тех пор Гермиона старалась не заходить на опасные темы разговора, только чтобы не расстраивать маму Драко. В разговорах с ней Гермиона хоть и чувствовала себя комфортно, все равно была крайне аккуратна. Потому что ей было очень важно мнение Нарциссы о себе. И, даже когда вроде бы бояться было нечего, Гермиона все равно опасалась, что как-то ее разочарует. Окажется недостаточно хорошей для Драко в ее глазах... Мало того, что Пэнси натолкнула ее на мысли, будто она недостаточно подходит Драко.       И теперь Гермиону выбивает из колеи понимание, что, вероятно, она никогда не сможет говорить с Нарциссой так легко, как Дафна. Аристократки обсуждают новые веяния французской моды, а также обмениваются идеями дизайна касательно грядущего ремонта Малфой-мэнора, пока Гермиона блуждает где-то в своих мыслях, помогая Дафне с нарядом миссис Малфой.       Люциус Малфой, попивая чай, за изучением газеты едва заметно со снобизмом усмехается тому, насколько Грейнджер отстранена от текущей светской дамской беседы.       — Ну вот, оно и готово! — воодушевленно хлопнув в ладоши, завершает работу над платьем Нарциссы Дафна и восхищается женщиной: — О, миссис Малфой, вы просто королева! — Гринграсс придается ностальгии, как в детстве была чуть ли не влюблена в безупречную маму Драко.       Нарцисса была, можно сказать, ее кумиром. Раньше Дафна думала, что ее ждет похожая судьба, что и у этой женщины. К тому же нельзя было сыскать более лучшего примера для подражания для растущей маленькой будущей леди, чем ее величество Нарцисса Малфой. Ведь у неё было всё. Несравненная красота и большое сердце. Благородство и слава. Любовь всей жизни. И главное крепкая любящая семья.       — Давненько я не носила столь возвышенных эффектных авантажных вещей, — польщенно улыбается Нарцисса, восторженно крутясь перед зеркалом. — По-моему, это просто бесподобно. Вам дорога в высокую моду, мисс Гринграсс... Как тебе, дорогой? — затем интересуется она у мужа.       Газета Люциуса давно отложена. Блондин с наслаждением и нежностью, изящно изогнув бровь, разглядывает свою красавицу-жену. Лишний раз Малфой убеждается, что очарование и прелесть Нарциссы не перестанут радовать его глаз — и не только глаз — никогда. Эта женщина пленила его пожизненно. Его женщина.       Дафна, сложив от переполняющего энтузиазма ладони у лица, едва не пританцовывает от восторга; начинающая кутюрье вместе с остальными любуется великолепием королевского шарма Нарциссы, которое ей так прекрасно удалось подчеркнуть.       Стройную фигуру Нарциссы обтекает тончайшая серебристая ткань, изысканно-сверкающая платиновой вышивкой на манер витиеватых узоров инея, что венчают пышные груди глубоким декольте, тонкую талию, женственные бедра и спускаются ниже красивейшим морозным узором до колен. Дальше по длинным ногам леди Малфой струится, а также облегает руки — полупрозрачная ткань, где местами рассыпана звёздная пыль из кристаллов. С рукавов, оголяющих плечи, а также частично со спины и плавным переходом с изгиба женской талии дождем спадают длинные нити, инкрустированные мельчайшими вкраплениями платины.       Вкупе с пепельно-белыми локонами, лежащими ниже плеч, и морозно-шоколадными, закрученными изящной платиновой диадемой-венцом, — Нарцисса источает эстетику Снежной королевы, но вкупе с ослепительной нежной улыбкой дамы скорее добрейшей души сказочной феи-крестной.       Дафна, затаив дыхание, ждёт сурового вердикта мистера Малфоя, пока тот просит супругу лучше продемонстрировать ему свой образ: «покрутись-ка, ma cheri» — что Нарцисса с грацией перед благоверным и делает.       Люциус, можно сказать, был модным экспертом, чьего критичного мнения в адрес своего гардероба многие боялись. Малфои были теми ещё стилягами. Их совместные выходы в свет в свое время считались легендарными. У Дафны, кажется, даже завалялось несколько вырезок с колдоснимками четы Малфоев с обложек модных журналов.       — Произведение искусства, — изрекает Люциус наконец. Затем мужчина поднимается с места, галантно притягивает хихикнувшую мелодичным сопрано Нарциссу к себе за талию с элегантным па — и с гордостью уточняет: — Ты — произведение искусства, моя сногсшибательная леди.       Дафна обнадеживающе вздыхает, не получив «экспертной» оценки своей работы. Но по крайней мере зато ей показывает большие пальцы Гермиона.       — ...И мисс Гринграсс отлично удалось подобрать огранку моему бриллианту, — все же не скупится на комплимент мистер Малфой, при этом спеша увести любимую за собой куда-то за руку из гостиной.       — Не уходите, мисс Гринграсс, я сейчас спущусь с каталогами дизайнов интерьера... — оставляет за собой Нарцисса на повороте, когда ее стремительно утягивает за собой муж. — Поможете нам с Гермионой подобрать какую-нибудь концепцию, — добавляет она под недовольное фырканье Люциуса и, подгоняемая им в спину тростью, вворачивает: — Да что ты так спешишь, Люциус...       Но под мужским плотоядным голодным взглядом Нарцисса быстро смягчается и позволяет себя увести.       До чего идеальная пара...       О их любви, прошедшей через столь многое, включая войны, можно слагать самые красивые легенды. Саундтрек: Doja Cat — Get Into It (Yuh)       — Уф, вот это да, — плюхнувшись на диван, утирает пот со лба Дафна, когда родители Драко скрываются из поля зрения. — Я так не переживала, даже когда Ж.А.Б.А. сдавала... Ты тут небось каждый день как на экзамене, а, Герм?       Гермиона присаживается напротив подруги, с толикой облегчения, что Дафна так проницательно разделяет ее переживания.       — Не уверена, что впишусь когда-нибудь в эту семью, — грустно вздыхает Гермиона.       — Ты уже сказала Драко, что не собираешься оставаться здесь жить? — спрашивает Дафна, облокотившись о спинку софы.       — Пока нет... Но, думаю, он догадывается. Хотя сейчас у нас полно других забот... — прикусив губу, уклончиво заходит на тему их деятельности в Отделе тайн Гермиона. Дафна и Блейз знали, что невыразимцы не смогут со всем делиться из-за множеств магически скрепленных обязательств сохранять секретность.       — Он пойдет за тобой куда угодно, я уверена, — ободряюще находит Дафна. — Это лишь стены, пускай и родовое поместье... Но, поверь, ты для Драко на первом месте, Гермиона.       В ходе беседы домовики подают им чай и начинают прибираться в комнате. А Дафна с Гермионой разговариваются уже за кружечкой чая.       — Не так давно я была у Пэнси... — решает признаться Гермиона. С Драко она пока эту тему обсудить не успела. Все обсуждения напарников занимал Теодор Нотт и послание Блэков. — Ну, по поводу ее проблем с инструкторами по управлению гневом, — поясняет она, откладывая чашку. — И она мне поведала, что якобы Драко должен соскучиться по... своим специфическим сексуальным предпочтениям. А я... хоть и разделяю их в какой-то мере, — задумывается Гермиона. — Но все ещё не очень понимаю, как далеко готова зайти.       Дафна, покачав белокурой головой, поминает Пэнси тем словом, прежде чем углубиться в ситуацию подруги.       — Мне кажется, тебе не стоит переживать на этот счёт, — заверяет она. — Драко не такой заядлый игрок. Пэнси как-то рассказывала, что он просто любит экспериментировать. Думаю, вам с ним как раз и стоит немного поэкспериментировать, чтобы определиться с границами.       — ...Вообще я не понимаю, как мне может нравиться такое, — говорит Гермиона, откинув от лица прядь. — То есть я же... вечная командирша и люблю контролировать даже мельчайшие детали своей жизни. А тут он... И я просто хочу отдать ему весь контроль. Это так странно...       Дафна делает глоток чая из фарфоровой кружки, прекрасно понимая о чем говорит подруга. В этом они с ней схожи. Упрямые, своенравные, гордые.       — Именно от этого контроля и устаешь, — размышляет Гринграсс, поставив чашку на блюдце. — Именно поэтому ты хочешь покориться. Но не абы кому. Только когда появляется тот, кому ты можешь всецело доверять, кто в силах этот контроль на себя взять, только тогда отдать его на время — величайшее благо. Прелесть в том, что контроль этот распространяется лишь на постель. БДСМ — это как отпуск на Мальдивах посреди рабочего дня, — объясняет она с играющей на губах лёгкой улыбкой, — возможность отдохнуть от ноши на своих плечах, на душе...       В этот момент для Дафны внезапно становится ясно, что Блейз ошибался. Она хотела быть наказанной не потому что думала, якобы заслуживает этого. Ей хотелось быть наказанной, чтобы побывать в чистилище, в которое он ее погружал с каждым своим приказом, шлепком. Адреналин. Сабспейс. Как глоток новой жизни. И ее сознание очищалось. Ее перегруженная мрачными мыслями голова переставала анализировать действительность, которая вводила ее в меланхолию. Но вместо этого Дафне приходилось искусственным образом очищать свой разум с помощью зелий профессора Дженкинса.       Оставалось убедить в этом Блейза. Саундтрек: Halsey — Whispers       Позже приходит Нарцисса с каталогами. И Гермиона, вздохнув, принимается их изучать вместе с аристократками. У Дафны с Нарциссой оказываются схожие вкусы, и Гермиона не осмеливается высказать свое мнение на счёт тех или иных дизайнов интерьера, несмотря на то, что Нарцисса участливо интересуется, что она думает. Девушка лишь аккуратно делится, что ей по вкусу современный стиль, в котором Нарцисса столь дивно и уютно всё обустроила в Шато-де-Блэк. На что леди Малфой, благодарно улыбнувшись, отмечает, что в Малфой-мэноре царит многим другая эстетика. Замок приемлет только классику, допустимы разве что фантазийная неоготика и благородный, но смелый неоклассицизм, нежели экзотичный ар-деко блэковского французского шато.       Гермионе хочется ответить, что в таком случае замок не приемлет ее, но прикусывает язык. Нарцисса-то права. У нее шикарный вкус, и разбирается леди в дизайнах интерьера явно как профи.       Просто этот дом не для Гермионы Грейнджер...       В какой-то момент бурного обсуждения богатой палитры расцветок и разнообразий настенных покрытий Гермиона просто незаметно для собеседниц удаляется, решив, что лучше проведет время в библиотеке за изучением информации о доппельгангерах, чтобы лучше разобраться, какую угрозу несёт в себе Теодор Нотт.       Дафна же сама того не ожидая так втягивается, что не замечает как проходит время. У Нарциссы в порыве ремонтной лихорадки появляется желание тут же заказать всё необходимое, и она, поблагодарив Дафну за помощь, спешит за покупками.       Собирая свои материалы, Дафна уже намеревается уходить, как замечает, что в гостиной помимо нее у заснеженного окна стоит Люциус Малфой. Скрестив руки за спиной, в одной из которых держит трость, мужчина смотрит через окно на свои владения, пока их осыпает снегопад, — и неожиданно завязывает разговор с гостьей:       — У моего сына дурной вкус, мисс Гринграсс. На наглядном примере сегодня я убедился в этом ещё раз. Сперва он приводил в дом ту разнузданную девицу — мисс Паркинсон, — по-отечески негодует он. — Но это ещё ни в какое сравнение не шло с тем, кого он привел на этот раз.       Малфой досадно покачивает своей длинноволосой платиновой головой, наблюдая за вьюгой.       — Гермиона — потрясающая, мистер Малфой, — вступается за подругу Дафна, убирая последние рулоны ткани в свою телегу взмахом палочки. — Драко с ней очень повезло. И главное — он счастлив.       Люциус поворачивается и, сведя брови на морщинистом лбу, предпочитает игнорировать сей озвученный факт.       — Недавно я встречался с вашим отцом, мисс Гринграсс, — начинает он, и Дафна замирает, встрепенувшись. — Мы с ним побеседовали о наших сбившихся с пути детях... И, должен сказать, Гилберта серьезно беспокоит ваше текущее положение.       — Что вы хотите этим сказать? — настораживается она. — И мы с Драко вовсе не сбившиеся с пути...       Люциус саркастично усмехается, мол, как же не сбившиеся.       — В газетах пишут о вас не самые лестные вещи, — лениво протягивает он, прямо как Драко. Или же, будет вернее сказать, скорее принц перенял этот величавый «вам-повезло-что-я-с-вами-разговариваю» тон у короля. — ...Ваш отец беспокоится.       — Что ж, передайте ему, что домой я не вернусь, — Дафна укладывает нитки и ставит руки в бока, проверяя ничего ли она не забыла.       — Я не играю роль посредника, мисс Гринграсс, — возражает Люциус, стряхивая пылинки со своего жилета. — Я обратился к вам по другому поводу.       — По какому же, сэр? — Дафна порядком не понимает, чего папаша Драко от нее хочет.       — Как вы знаете, я в курсе возникшей между вами и Тео Ноттом... дилеммой. И у меня есть для вас решение, — заявляет он с блеснувшей в серых глазах хитрецой.       — Сэр? Саундтрек: Apashe — Good News       Люциус достает из внутреннего кармана жилета некую очень старую на вид книгу и, повертев ею перед собой, поясняет:       — Это единственный в своем роде экземпляр и называется он «Древнейшие ритуалы Священных двадцати восьми».       Сердце Дафны пропускает удар. Она с придыханием не отрывает глаз от книги в ветхом переплете с потемневшими почти коричневыми страницами.       — Ох, и где вы ее только достали? — изумляется девушка. Как рассказывала Гермиона, она обыскала всю библиотеку Малфоев и так и не нашла разгадки, как снять это чертово проклятие.       — Мы с Цисси заглядывали в наше поместье в Нидерландах, там как раз и запылилась эта книжонка, — Люциус скучающе сдувает пыль с обложки. — Но это не суть важно...       — И что же вам нужно, мистер Малфой? — сомнительно выгибает бровь Дафна. Она не дура, Малфои никогда не делают одолжений без выгоды для себя. По крайней мере Малфой-старший уж точно.       Показная скука тут же сходит с лица Малфоя, уголок его губ изгибается в коварной улыбке, когда он выдает:       — Вы выйдете за моего сына.       От шока и абсурдности у Дафны глаза на лоб лезут.       — Да вы должно быть шутите? — не сдерживается юная ведьма от насмешки, приложив руку ко лбу в «да-вы-из-ума-выжили» жесте. И вот же, значит, как пытается ей «помочь» отец, лишь бы только дочь не водилась с «бандитом» Забини: вступает в сговор с этим скользким волшебником. — Драко и Гермиона мои друзья! — приводит Дафна железный аргумент всей абсурдности. — Я уж лучше за Нотта выйду.       Малфой недовольно, но терпимо поджимает челюсти.       — Я знал, что вы откажетесь. Как жаль. Как жаль... Припоминаю, до меня доходили слухи о неком романе между вами двумя на шестом курсе... — У Люциуса всплывает в памяти то нелегкое время, когда Северус Снейп докладывал Нарциссе — а она в свою очередь ему в Азкабан — чуть ли не о каждом вздохе Драко (из-за его самоубийственной миссии по убийству директора). — ...Вы, мисс Гринграсс, идеально подходите семейству Малфоев. Из вас с моим сыном получилась бы великолепная пара, — каверзно предаётся лорд Малфой своим мечтам. — Тем более, вы друзья. А как известно, l’amitié est une preuve de l’amour, — мудрствует он на французском языке, но, проглядывая всё нарастающее раздражение приятельницы сына, тут же капитуляционно вздыхает: — Ну что ж, тогда так и быть, я попрошу о меньшем. Ваша сестра...       Фыркая от нелепости фантазий мужчины, Дафна подняла бы их на смех, если бы пренебрежительные слова в адрес сестры не заставили ее закипеть от ярости. На шестом курсе же у них с Драко был один только фарс и ничего более, а именно небольшая вендетта с ее стороны, чтобы побесить Пэнси, Тео и немного Блейза. Длинная история...       — Моя сестра — не меньшее, — проговаривает старшая Гринграсс с неприязнью. — Астория не утешительный приз. Она достойна самого лучшего. Более того, она помолвлена с Эдрианом Пьюси.       — Le mieux est l'ennemi du bien, jeune dame, — со светской улыбкой вновь приводит аристократ французскую пословицу. Лорд Малфой явно гордится своими французскими корнями. — К тому же ваш отец любезно поведал мне, что ваша сестра не особо счастлива от своего кандидата в мужья. Более того, — в тон дерзкой собеседнице твердит Люциус, — судя по всему, не исключает возможности выйти за Драко.       Постукивая носком туфли по полу, Дафна пытается сформулировать правильный отказ. Малфой так искусно выбил ее из колеи своим абсурдным предложением о замужестве с Драко, чтобы Дафна посчитала сводничество с Асторией более приемлемым вариантом в обмен на книгу, содержимое которой должно спасти ей жизнь.       Как по-малфоевски хитро...       Только вот Дафна не купится. Для такой аферы она слишком хороший друг.       — И как я, по-вашему, должна выполнить такие условия? Вы что, думаете, Драко послушает меня, если я вдруг скажу ему, что моя сестра лучшая партия для него? — неверяще усмехается она, поставив руки в бока.       — Я больше ставлю на мисс Грейнджер, — подло улыбается он, как если бы... у хозяина поместья имелись свои «уши» во время разговора девушек. Домовики, подававшие чай... — Она должна к вам прислушаться. Скажем... вы поведаете ей нечто отталкивающее о Драко. Уверен, вы что-нибудь придумаете, мисс Гринграсс.       — Нет, — без колебаний отказывается Дафна, покачав белокурой головой. У нее в мыслях не укладывается, как у мистера Малфоя могла возникнуть такая низкая идея, будто она станет разлучать своих друзей. — Я ни за что на это не пойду, сэр.       — В таком случае... — протягивает Люциус, отходя в сторону камина и направляя руку, в которой держит книгу, к огню. — Этот единственный в своем роде экземпляр... чьим автором, кажется, значится сам Салазар Слизерин... сгорит в огне, так и не найдя своего применения...       — Стойте! — Дафна вскидывает перед собой ладонь и, шагнув вперёд, взмаливается: — Что-угодно другое. Любые деньги... я не знаю, что ещё вам нужно... Но разлучать друзей я не могу... — едва не плачет она.       — К сожалению, мисс Гринграсс, я довольно состоятельный человек, — мрачно отмечает Люциус. — И ничего другое мне от вас не нужно. Моя единственная потребность на данный момент — это сохрание чистоты моего рода.       — Но я не могу... не могу так поступить. Пожалуйста, отдайте мне эту книгу, я прошу вас, — умоляет Дафна со слезами на глазах.       Люциус разочарованно поджимает губы.       — Это ваше последнее слово? Если да — то я сожгу ее, — он безжалостно кивает на книгу.       Слезы скатываются по ресницам, когда Дафна прикрывает глаза, сдавленно кивая, что да — это ее последнее слово. И тогда у нее на глазах этот несгибаемый в своем упрямстве человек выбрасывает, вероятно, ее единственный шанс на спасение в объятия языков пламени, напоследок издевательски вставив ещё одно изречение на французском:       — Eh bien... Jouis de la vie, elle est livrée avec une date d`expiration... Surtout dans votre cas.       Задохнувшись от подобных слов, Дафна невольно подрывается с места, пытаясь достать воспламенившуюся книгу из камина. Она не чувствует боли от ожогов, за секунды покрывших ее кожу. Дафне почти удается достать из пламени горящую книгу, но мужские руки оттаскивают ее от камина. И блондинка оказывается на полу с обожженной рукой, маниакально наблюдая, как страницы книги горят и тлеют.       Дафна не замечает, как в комнате появляется Нарцисса и, обескураженная, пытается помочь девушке с ожогами, ругаясь на мужа. Но едва Дафна оказывается на ногах, — досмотрев, как книга окончательно обращается в пепел, — как сбегает от Малфоев. Она обречена. Шанс на свободу упущен. Перед глазами всё плывет, рыдания вырываются из груди, когда кто-то останавливает ее за локоть по дороге к выходу.       — Что, черт побери, случилось? — спрашивает Драко, в шоке глядя на ее руку, на которой появляются волдыри.       Из-за пелены слез перед глазами, нервного срыва и внешней схожести Малфоев она сперва путает Драко с его кошмарным отцом и чуть было не замахивается с горяча для удара.       — Твой отец — самое настоящее зло! — обиженно выпаливает Дафна, когда взгляд проясняется, и, всплеснув руками, отталкивает друга со своего пути. — Вот, что случилось!       Но Драко останавливает ее, требуя объяснений. Его отец, может, далеко не самый добрый волшебник и способен на многие злодеяния, но он не стал бы поджигать Гринграсс.       — Так, успокойся, я тебя в таком виде не отпущу, — отрезает Драко и, схватив Дафну за здоровую руку, ведёт всхлипывающую девушку за собой. Ему не особо сейчас нравится отец, но смерти Люциусу он точно не желает. А именно смерть непременно ждёт Малфоя-старшего, если Гринграсс сейчас вся в слезах и обоженная вернётся к Забини — со словами, что Люциус Малфой самое настоящее зло.       Кобра же его убьет.

***

Саундтрек: Halsey — The Tradition       — Я не знаю, Драко, он меня в этот заговор не посвещал, — открещивается Нарцисса от причастности к — как всегда ничем хорошим не обернувшейся — затее Люциуса.       Домовики Малфоев залечили ожоги Дафны и дали ей успокоительное. После чего она рассказала всё собравшимся Драко, Нарциссе и Гермионе. Миссис Малфой уже порядком раз десять извинилась за своего мужа. Расхаживая из стороны в сторону, Драко был очень зол на отца за попытку манипулировать его жизнью. А Гермиона, сидя на подлокотнике дивана и приобняв Дафну за плечи, сдерживала внутри огромную обиду.       Весь день она ощущала себя невписывающейся, чужой, нежеланной в этом доме. Невзирая на гостеприимство Нарциссы и любовь Драко, она не чувствовала себя здесь как дома. И с каждым днём всё больше в этом убеждалась. Отец Драко стойко хотел выжить Гермиону. По крайней мере раньше Люциус не выказывал этого открыто, но сегодня его намерения раскрылись. Весь этот завуалированный негатив и неодобрение от хозяина поместья Гермиона интуитивно на себе ощущала. Она стала слишком много думать о том, как себя подать, чтобы соответствовать. Ведь она любила Драко и на подсознательном уровне желала нравиться родителям жениха. Гермиона так старалась ради него... Перебарывая саму себя, чтобы ужиться в его доме, чтобы будущие родственники оценили ее по достоинству. И из-за этого Гермиона забывала свою философию, что она сама по себе никому не должна ничего доказывать. Она такая какая есть. Ее отличия и есть ее особенности. А здесь Гермиона переставала быть собой.       Когда Драко и Нарцисса заканчивают сетовать на Люциуса, а Дафна, грустная и поникшая, смотрит в одну точку, Гермиона решает больше не держать всё в себе и расставить все точки над «i».       — Нарцисса, вы меня простите, — тихо заговаривает Гермиона, несколько раз моргнув и взглянув на эту прекрасную женщину. — Но я должна признаться, что, как бы я не старалась... я не стану вашей невесткой мечты. Я не люблю выбирать отделку для мебели или подбирать дизайны интерьера... — распрямив спину, выговаривается Грейнджер. — Во многом наши вкусы с вами расходятся. И при всем моем уважении к вам я не хочу вмешиваться в ремонт дома... — она обращает свои карие глаза, наполнившиеся слезами, на Драко, с замиранием слушающего ее, и заканчивает: — ...дома, в котором никогда не смогу жить.       Ненадолго воцаряется молчание.       — Гермиона... Я не подозревала, что ты так переживаешь из-за ремонта, — ахнув, присаживается напротив девушки Нарцисса. — Дорогая, ты не должна переживать на этот счёт совершенно. Люциус давно привык, что раз в несколько лет я занимаюсь подобным. А уж тем более после последних событий в этом доме... Но, если тебе показалось, что он раздражён, будто я меняю дом под тебя... я с ним поговорю. И сегодняшний инцидент тоже непременно обговорю, — покровительно обещает миссис Малфой, накрыв ладонь Гермионы своей. — Ох, он меня послушает...       — Дело не в этом, Нарцисса, — сморгнув слезы, Гермиона переводит взгляд вновь на Драко, с болью слушающего ее откровения. — Скажи, Драко, — просит она, надеясь, что он поймет.       Драко, прокашлявшись, понимает ее и глухо говорит матери:       — Мы с Гермионой помолвлены, мама.       Лицо Нарциссы озаряет счастливая улыбка, но почти тут же сникает, когда женщине на ум приходят слова Гермионы о том, что она никогда не сможет здесь жить. По традиции испокон веков Малфой-мэнор заселяли молодожены. И раз Гермиона эту традицию поддерживать не желает, то это может означать две вещи: либо будущие мистер и миссис Малфой разрушат семейную традицию, либо Драко придется искать другую невесту.       Нарцисса поднимается с места и отходит с тихим сочувственным вздохом, чтобы дать им возможность всё обсудить лично. Дафна же, пораженно раскрыв рот, наблюдает за друзьями и их полными противоречий взглядами, обращёнными друг на друга, и не планирует давать тем возможность принять собственное решение, когда сегодня стольким пожертвовала ради них.       — Нет! Вы не можете! — восклицает Гринграсс на Гермиону и Драко, которые безмолвно решают свою судьбу в эту минуту. — Не говорите, что собираетесь всё разрушить, когда я упустила свой единственный шанс на спасение... ради вас, дурни!       Неужели Люциус Малфой так блестяще продумал все шахматные ходы? Неужели даже в случае проигрыша — он получит своё? Стоило ли Дафне друзьям всё рассказывать? Их окутала сеть скользких манипуляций этого старого змея.       — Иди домой, Дафна, — хмуро возникает Драко, только их подруга никуда уходить не собирается, когда он подходит к Гермионе и касается ее лица своей ладонью, заботливо стирая большим пальцем слезы.       Гермиона наклоняет голову, прикрыв веки и понежившись щекой об его ладонь с каплей горечи.       — Мы сделаем как захочешь, Ангел, — успокаивает он.       Она качает головой, снимая его ладонь со своего лица и сжимая ту в своей кисти.       — А как хочешь ты, Драко? — Гермиона не станет пренебрегать его желаниями.       — Всё чего я хочу — это тебя, — убежденно отвечает он, наклонившись к ней ближе, чтобы соприкоснуться с любимой невестой лбами. Его волчий взгляд погружает Гермиону в их собственный мир.       — Я думаю... ты должен лучше подумать, чего хочешь еще, Драко... Милый, я люблю тебя, — с чувством произносит Гермиона, поцеловав его в уголок губ. — Но я не хочу, чтобы ты забывал и о себе.       Взаимодействие своих друзей вызывает у Дафны собственные ассоциации. Гринграсс до глубины души поражает насколько Гермиона тонко чувствует Драко.       Как Блейз чувствует ее.       Насколько Гермиона заботится о Драко, когда могла бы просто поглотить его сильные чувства к себе. Но вместо этого она даёт Драко возможность разобраться в себе.       Как Блейз заботится о Дафне, когда мог бы даже и не задумываться в том здорово ли ее желание быть сексуально наказанной. Но вместо этого он дал Дафне время на то, чтобы ее мысли пришли в порядок, и она могла всё трезво оценить.       Гермиона не станет питаться чувствами Драко, когда они так уязвлены.       Как Блейз не стал, когда Дафна не понимала, что с ней происходит и чего она хочет от жизни.       Только сейчас Дафна, несмотря на сложности, начинает более менее понимать, и она надеется, что Драко тоже поймет.       С такими ангелами-хранителями они не могут не стать сильней.

***

Саундтрек: Call Me Karizma — Serotonin       Последнюю неделю Гермиона провела на площади Гриммо у Гарри. Ей не хотелось расставаться с Драко, но умом она понимала, что должна дать ему время наедине с самим собой. Иначе он потеряет себя. Как бы она не скучала по жениху, ночами тоскуя по его объятиям и кутаясь в его рубашку, пахнущую столь родным мужским запахом, разбавленным одурманивающим французским парфюмом Драко, — Гермиона знала, что поступает правильно.       Встречи с Драко в Отделе тайн были сродни тому, как если бы у напарников был служебный роман, и возлюбленным приходилось таиться. Только не от посторонних, а от самих себя.       Первое время она заставала Драко в его кабинете Верховного за бумагами совсем отчужденным и потерянным. Во время совместных обсуждений он слушал Гермиону, но мало высказывался сам, лишь задумчиво глядел в свой свиток и что-то записывал. В такие моменты Гермиона просто не могла быть в стороне. Девушка участливо накрывала мужскую ладонь своей, ласково обхватывала блондина за затылок и трепетно прижималась к виску Драко губами, приговаривая, как его любит.       — Я всегда буду рядом, — клялась она, обнимая сидящего за столом молодого мужчину сзади за широкие плечи, обтянутые черной рубашкой. — Я всегда с тобой, Драко.       Драко изучающе смотрел на нее и, поводив своей острой челюстью, убеждался, что этой блестящей ведьме нужен волшебник с целью. А он знал, что способен на многое. Очень многое. Только вот какой бы сильной их любовь не была, без общей цели — пути возлюбленных расходились. Вспомнить хотя бы, как они делали друг друга сильней, когда их связывала общая цель.       Несокрушимые. Могущественные. Идеальный союз... Дракон и Ангел.       Славные времена.       Он скучал.       Драко и Гермиона были созданы для совместных приключений. Они могли вершить историю вместе. Им только нужен был правильный курс.       И, кажется, он этот курс нашел.       Помимо всего прочего послание Блэков все ещё требовало решения, но пока новые Верховные были в тупике. Чтобы невыразимцы могли сосредоточиться на своей секретной деятельности, Драко для начала нужно решить проблему на личном фронте. Потому что то, как взаимодействуют они сейчас, — никуда не годится.       Когда они с Гермионой сталкивались в лифте, Драко невзначай делал всякие незначительные рутинные вещи, вроде попровлял фамильные запонки или же галстук, но при этом не спускал с невесты своих властных серых глаз, от чего у нее кружилась голова и разливался жар между ног. Бывало он нажимал одновременно с Гермионой на панель лифта, соприкасаясь с ней пальцами и не сразу отстраняясь. А ещё опирался ладонью о стену возле головы Грейнджер и как бы непринужденно поправлял другой рукой эти свои дурацкие красивые платиновые волосы. И Гермионе хотелось кинуться на него прямо в этом чертовом лифте, чаще всего заполненном, помимо них, и другими людьми, которые не могли не ощутить это сексуальное напряжение, что искрилось между невыразимцами. Порой оно доходило до таких градусов, что Гермиона вылетала из лифта и ещё долго не могла сосредоточиться на работе.       И самое главное, последнее время, когда они встречались взглядами, Драко смотрел на нее отчего-то так интригующе таинственно... Заставляя Гермиону гадать, что же ее Дракон задумал.

***

Саундтрек: Iggy Azalea, BIA — Is That Right       Поместье Паркинсонов.       Возникнув в камине в угасающих языках ярко-зеленого пламени, Гермиона оглядывается по сторонам на предмет катастрофы.       Посреди дня Гермионе пришел запрос от Пэнси Паркинсон о встрече. В письме Пэнси писала о некой «катастрофе» и что ей срочно нужна помощь Гермионы. Так что Грейнджер, бросив все дела, тут же примчалась сюда.       Шаги Гермионы эхом разносятся по поместью Пэнси, пока она исследует его в поисках катастрофы. Пэнси была мягко говоря довольно эксцентричной особой, но того, что ее тут ожидало, Гермиона все равно никак предугадать не смогла бы.       Поиски приводят Гермиону на кухню, откуда доносятся девичьи негодования. Там, за барной стойкой из красного дерева, Пэнси что-то делает, нагнувшись над духовым шкафом, — в одной только большой мужской футболке с хард-рокерским принтом, скрывающей ее бедра и оголяющей красивые стройные ноги. А рядом с девушкой причитает старый эльф:       — Госпожа ничего не умеет, позвольте Гунтеру сделать.       По кухне разносится запах горелой выпечки. Пэнси со злости отбрасывает поднос с обгорелыми маффинами и, крутым яростным пинком захлопнув дверцу духовки, падает на пол, разразившись горькими слезами.       Гермиона неуверенно подходит к заходящейся в истерике беременной Пэнси, краем глаза замечая, с каким пренебрежением смотрит на свою хозяйку домовой эльф.       — Пэнси, что... что случилось? — коснувшись ее плеча, немного озадаченно спрашивает Гермиона.       Пэнси зажимает голову между своих ладоней и мотает ей из стороны в сторону, упираясь локтями в расставленные голые ноги. Она все не перестает рыдать. И тогда Гермиона повторяет свой вопрос домовику, и тот осуждающим тоном рассказывает:       — Госпожа пожелала свежей выпечки, но ей не понравилось ничего, что наготовил Гунтер, — эльф указывает на барную стойку и стол в столовой, заполненные разнообразными блюдами с кексами, пирогами, круассанами, штруделями и множеством прочим.       Пэнси обиженно бурчит что-то себе под нос о том, что мать оставила ей одного единственного самого неумелого плохоготовящего эльфа.       — Не вина Гунтера! — задирает нос домовик. — Госпожа Пэнси то желает кокосовой начинки, то земляничной, то вообще томатной!       Гермиона вздыхает, начиная понимать, что судя по всему это и есть та самая «катастрофа», из-за которой Пэнси ее позвала. Когда Гермиона сказала этой несносной девчонке, что та может обратиться к ней в случае чего, она не имела в виду такие пустяки. Только вот Пэнси то пустяком совсем не считала. Тут уж какой степени отчаяния надо быть, чтобы Пэнси Паркинсон самолично встала у кухонной плиты...       — Ну-ну, будет тебе, Пэнси, — снисходительно успокаивает Гермиона, неловко погладив ее по вздрагивающим плечам. — Это из-за беременности твои вкусовые рецепторы немного шалят.       Вот уж странные дела.       Гермиона помогает всхлипывающей Пэнси, ноющей о том, как ей теперь хочется бананово-тыквенного пирога, подняться, и отводит в столовую, смежную с кухней, на бордовый диванчик-канапе. Нос у Пэнси весь красный от рыданий, а глаза такие жалобные и заплаканные, что Гермиона даже не знает, как быть в этой ситуации. Надо бы отругать Пэнси за то, что вызвала по такому несерьезному поводу. Но интуиция говорит Гермионе, что под капризами беременной женщины кроются более серьезные причины такого неустойчивого поведения. Скорее всего Пэнси очень одиноко в своем заточении с этим ворчливым эльфом. Хоть Пэнси, благодаря Драко, и отделалась наименее строгим наказанием, должно быть, ей все равно не менее легко переносить его в ментальном плане. Учитывая, что все от нее разбежались, как от цунами.       — Тыквенно-банановый пирог, говоришь? — уточняет Гермиона, подавая ей со столика салфетку.       И эта некогда злая ведьма, шмыгнув носом и поправляя края футболки на своем восьмимесячном животе, по-детски кивает.       Отправившись на кухню, Гермиона берется за продукты, вываленные на кухонной столешнице большой кучей. На все про все у нее уходит совсем немного времени, и вот уже запах гари сменяется на аппетитные ароматы. Достав из духовки готовый пирог с весьма своеобразной начинкой, Гермиона разрезает его на кусочки и подаёт кушанье Пэнси. Она, видимо, пока выбирала из всевозможных вариантов, так проголодалась, что набрасывается на пирог как с голодного края. Или же он ей очень приходится по вкусу. В любом случае Пэнси уплетает стряпню Гермионы за обе щеки.       Пока гостья сидит рядом и, подперев подбородок рукой, наблюдает за первоклассной стервой, которая сейчас ест ее еду, выглядя такой беззащитной и уязвимой, какой Гермиона в жизни никогда не рассчитывала Пэнси Паркинсон увидеть. Сделала ли это с ней беременность? Или же в Паркинсон всегда сидела эта несчастная девчонка, которая только сейчас смогла пробиться через всю ту сучью броню.       — Пэнси, почему ты позвала меня? Неужели и правда из-за того, что не могла приготовить то, что хотела?       — А кого мне ещё было звать? — невесело усмехается ведьма, грустно положив в рот кусочек. — Все меня ненавидят, Грейнджер.       Гермионе напрашивается вопрос, почему тогда именно новая девушка твоего бывшего, которую ты по стереотипам должна ненавидеть... Но кажется ей, что знает ответ: Пэнси в таком отчаянии, что готова обратиться за помощью к человеку, который ненавидит ее меньше всех и при этом придет на помощь.       — Дафна вот не ненавидит тебя, Пэнси, — находит Гермиона, — я думаю, ей просто не хочется тебя больше знать.       Пэнси огорченно замирает, опуская вилку обратно в тарелку. И Гермиона начинает сожалеть, что ее слова утешения прозвучали так жестоко. Ведь, если помнить признания из письма Пэнси Дафне, первая по-своему любила вторую.       — ...Черт, это так вкусно, что я на мгновение забыла, что моя жизнь разрушена, — говорит Пэнси, запихивая к себе в рот побольше пирога, чтобы отвлечься.       — Мне показалось, ты была воодушевлена своей беременностью...       — Я воодушевлена... — моргнув, кивает она. — Но от того, что я дам кому-то жизнь, моя собственная жизнь не перестанет быть разрушенной. Я просто посвящу ее кому-то другому... — Пэнси, задумываясь, рассеянно устремляет в сторону взгляд и снова кладет кусочек пирога в рот, дополняя: — Впрочем ничего нового для меня.       — Тебе нужно обрести себя, Пэнси, и тогда тебе не придется «посвящать себя» кому-то, — мудро советует Гермиона.       — Тебе не понять, ты — Гермиона чертова Грейнджер. Ты вся в себе. В своей гениальной голове. И тебя в этом поощряют. Блестящая девочка в партнёрстве с Золотым избранным мальчиком спасает мир. А потом грабит банки с нашим Слизеринским принцем... Но, нет, корона не слетает с ее лохматой головы, а только ещё больше укрепляется... Да Драко потерян в тебе, ты хотя бы в курсе? — заявляет Пэнси. — Едва ли он не посвятил себя тебе...       По лицу Гермионы Пэнси прослеживает, что попадает в самую точку.       Поразмыслив секунду над проницательными словами Паркинсон, Гермиона заверяет ее:       — Я не использую его, Пэнси. Я люблю Драко, — с огромным трепетом произносит она. — ...И именно поэтому я взяла для нас с ним паузу, чтобы он мог разобраться в себе. В том чего хочет он, а не в том, чего хочу я...       Минуту Пэнси исследует ее с ног до головы, словно проверяя на искренность.       — Вы же с ним невыразимцы? — недоверчиво напоминает она, подперев под себя ногу и положив на свой круглый живот тарелку с почти доеденным пирогом. — А Драко любит власть.       — Он любит скорее не саму власть, а признание, — поправляет Гермиона. — Драко любит, когда его ценят.       — Тщеславный ублюдок, вот-вот! — в своей манере поддакивает Паркинсон, откусив от пирога большой кусок и с набитым ртом начинает эмоционально перечислять качества Драко: — Такой до ужаса остроумный, артистичный... злой гений. Ах, помнишь, Грейнджер, хотя бы те невероятно популярные во всем Хогвартсе нашего четвертого курса значки «Поттер-вонючка»? Так это всё идея Драко. Он придумывал, а я помогала. Мерлин! — Пэнси отрезъвляюще бьёт себя по щекам, пытаясь перестать идеализировать Малфоя. — ...Безусловно, он плох. В чем же он плох, Грейнджер, ах, расскажи мне!.. Из Драко плохой невыразимец?       Гермиона неодобрительно покачивает головой на ее поведение и вносит свои наблюдения в психологический портрет Драко Малфоя:       — Хоть он и потрясающе справляется с обязанностями невыразимца, Драко не удовлетворяет быть «невыразимым»... Ему хотелось бы, чтобы его заслуги не оставались в тени как принято в Отделе тайн... А я хочу, чтобы он следовал своей мечте, — со вздохом признается Гермиона, не заметив, как начала вести с Пэнси разговоры по душам. Особенно о Драко.       — Он мечтал стать профессиональным игроком в квиддич, — прожевав и придаваясь воспоминаниям, тоже увлекается беседой Пэнси. — Драко любил летать. Квиддич был его страстью. Ничто не воодушевляло его как полеты. Но всё портил Поттер, — с проскользнувшей едва заметной старой былой неприязнью выговаривает она. — Драко ненавидел, что не мог быть лучшим в любимом деле. Тем более из-за Поттера. Его это очень ранило, ты знаешь... — рассказывает она, ковыряясь вилкой в пироге. — А с событиями шестого курса так у Драко вообще опустились руки. Его больше почти ничего не радовало... Он перестал летать, хотя так любил.       У Гермионы между бровей залегает складка. Сколько же забрала у них эта война. По обе стороны.       — Теперь же, похоже, его радуешь ты, Грейнджер, — хмыкает Пэнси, потупив взгляд на вилку и начав разглядывать на ней нанизанную тыквенно-банановую начинку. — И как только мне может это нравиться?.. — полушепотом задается между тем беременная ведьма вопросом, а потом снова поднимает свои черные глаза на Грейнджер. — Когда так долго мечтаешь о ком-то, как Драко мечтал о тебе... Не трудно потерять себя в этом человеке. И если Драко потерялся в тебе, как я когда-то потерялась в нем, то, поверь мне, для него никакие «паузы» не помеха. Он со всем разберётся... Мои мечты, может, и рухнули, как с Эвереста, разбившись больше чем вдребезги... надеюсь, хотя бы его воплотятся, — тихонько проговаривает она и зачем-то мазохистически хочет донести до Гермионы, с натянутой улыбкой на губах пробормотав: — ...Драко от тебя не отступится.       — Я от него тоже, — твердо уверяет Гермиона. Она слышит боль в голосе Пэнси и ничего не может с этим поделать. Гермиона действительно от Драко не отступится. Он — ее. Навеки. На этих мыслях, засмотревшись на принт на футболке Пэнси, она вдруг спрашивает: — ...Это что, футболка Драко? Саундтрек: Billie Eilish — GOLDWING       Опустив взгляд на себя вниз, Пэнси прикусывает нижнюю губу. Грейнджер догадывается судя по всему по тому, что на футболке изображена любимая рок-группа Драко, которую он слушал в Хогвартсе. И Гермионе становится некомфортно и ревностно из-за того, что бывшая Драко всё ещё носит его вещи. А Пэнси, заметив это, на удивление, совсем не скалится от коварства... Ей самой становится неудобно, будто ее застукали за чем-то очень личным.       — Наверное, мне уже стоит идти... — отведя взгляд от старой вещи Драко на его школьной подружке, прокашливается Гермиона и начинает вставать с места.       — Постой! — восклицает Пэнси, в порыве схватив Гермиону за руку. — Не уходи так скоро, Грейнджер...       — Мы с тобой не подруги, Пэнси, — поджимает губы она, покосившись на руку Паркинсон, вцепившуюся в ее. — И никогда ими не станем.       У Пэнси в уголках глаз скапливаются капельки слёз, когда она, посмотрев на футболку на себе, скрепя сердце предлагает Гермионе:       — Я-я... отдам ее тебе, хочешь?.. Я отдам его футболку, хорошо? — И, отпустив ладонь Гермионы, собирается снять с себя футболку Драко, точно от сердца отнимая. — Только посиди со мной ещё немного...        Гермиона не настолько готова поддаться чувству собственничества, чтобы забирать вещь, которая даже ей лично самой не принадлежит. Она останавливает чуть ли не плачущую Пэнси, готовую стянуть с себя одежду своего столь все ещё обожаемого бывшего, лишь бы не остаться снова одной. Взяв Паркинсон за предплечье и сев обратно на диван, Гермиона мотает своей кудрявой головой и успокаивает девушку:       — Не нужно, Пэнси. Успокойся, ладно? Я не заберу всё, что тебе от него осталось. Я не бессердечная. Я понимаю, что ты чувствуешь. Но ты должна постараться двигаться дальше... То, что ты оступилась, не значит, что твоя жизнь кончена, Пэнси. И, поверь, тебе не нужно быть любимой, чтобы быть особенной... — проницательно уверяет Гермиона. — Ты будешь особенной, если будешь сама себя любить.       Такова философия Грейнджер. Когда ты влюблен в самого себя и небезосновательно, ты способен излучать эту любовь. Не только брать её от других, но и дарить ее. Каждый день Гермиона делилась с кем-то своей нескончаемой энергией, которую излучала, потому что любила себя. Гермиона напитывала себя знаниями, как солнечными лучами, чтобы озарить ими других. Тех, кому повезло меньше. Кто не умеет любить себя достаточно, чтобы постоять за себя и чтобы постоянно совершенствоваться. Когда просто знать всё оказалось недостаточно, маленькая Гермиона на первом курсе научилась дружбе от Гарри и Рона. Когда просто дружить оказалось мало, чтобы любить, она научилась этому чувству у Драко.       Некоторые могли посчитать Гермиону Грейнджер несколько самодовольной надменной ведьмой. Высокомерной всезнайкой. Но Гермиона не обращала на это внимания, потому что знала, что эти качества приносят пользу, вытекая из ее знаний. Помимо того она была доброй и справедливой. Умела дружить и любить. А остальное разве важно?       — Да я... я идеальна, Грейнджер, — с запинкой возражает Пэнси, собрав в кучу остатки от своей гордыни. Вздернув голову и утерев сжатым кулачком себе нос.       — Ты не можешь быть идеальной в неидеальном мире, Паркинсон, — твердит ей Гермиона. — Никто в самом деле не хочет идеальную девушку или парня.... потому что они ненастоящие. — Под изумленным, хлопающим густыми ресницами взглядом Пэнси, она подносит ладонь к своим губам и, как бы «по секрету говоря», ведает: — ...Они только притворяются такими.       Пэнси смотрит на Гермиону совершенно по-новому, бегая большими глазами по ее лицу. Она зачарованно смотрит в умные глаза Гермионы, в карих радужках которой простирается целая вселенная. На россыпь созвездиями усыпанных под веками темных веснушек. На ее чувственные губы, обрамлённые изгибом лука купидона... И не может сдержать спонтанного порыва, чтобы не прижаться к губам этой чудесной девушки своими.       Теперь-то Пэнси понимает, почему Драко зовёт Грейнджер «Ангелом»...       У Гермионы широко распахиваются глаза, когда она чувствует полные губы Паркинсон на своих. Ее тело замирает. Челка Пэнси щекочет ее скулы. Что-то внутри отзывается на первый в жизни поцелуй Гермионы с девушкой. Подобно бокалу хорошего вина, Пэнси целует ее опьяняюще. Очень нежно, дерзко и изысканно. А ещё от углубившегося поцелуя с Пэнси чувствуется странный тыквенно-банановый привкус пирога, который Гермиона приготовила для нее.       Отстраняясь от припухших губ Гермионы, Пэнси гладит волшебницу по щеке кончиками пальцев, заостренными алыми ведьминскими ногтями, пока у той открывается и закрывается рот в недоумевающем шоке.       Пэнси очень искренне улыбается, когда ласково заправляет упавшую на лицо Гермионе кудряшку ей за ухо и хрипло произносит:       — И почему ты такая хорошая?       — Я?       Щеки Гермионы заливаются очаровательным румянцем, она опешивши изучает брюнетку перед собой. Чернющие блестящие кошачьи глаза Пэнси заволакивает неподдельная страсть. Впервые школьная злодейка видится ей столь пленительно красивой. В Хогвартсе Паркинсон была отнюдь не первой красавицей, но перед ней меркла любая другая. Есть в этой чертовке нечто цепляющее, что мальчишки и даже девчонки не могли устоять перед темной принцессой Слизерина.       Ее оружие в том, что она — чертовски горячая.       Пэнси очаровывает своей раскрепощенной сексуальностью и ярко выраженной харизмой.       — Ты, Грейнджер... — кивает Пэнси с кокетливой полуулыбкой и соблазнительно проводит кончиком ногтя от нижней губы Гермионы вниз по ее подбородку. — Кто уводит у кого-то парня, а потом приходит готовить тому пирог? Только Гермиона Грейнджер, — усмехается она беззлобно и иронично. — Наиумнейшая ведьма поколения... с наиплохейшей ведьмой в городе, — волнительно прикидывает она, прикусывает свою пухлую губу и, держа Гермиону за подбородок, вновь тянется к ней за невесомым поцелуем, словно не верила, что девушка перед ней реальна.       Девичьи губы, едва соприкоснувшись, тут же размыкаются. И Гермиона — не дожидаясь, когда Пэнси вновь столь потрясающе во всех смыслах клюнет ее в губы — вдруг отпрянывает.       В голове Грейнджер настолько не укладывается произошедшее, что она, подорвавшись с места, в полном смятении не находит ничего лучше, кроме как сбежать. По ее телу расходятся непонятный жар, концентрируясь на пылающих губах и щеках, за которые Гермиона, выбежав на крыльцо, в жгучем потрясении хватается ладонями. Ветер обдает ее разгоряченную кожу, отбрасывая кудри за спину. Потерянный ход вещей постепенно восстанавливается в ее голове. До Гермионы начинает доходить: она поцеловалась с Пэнси, мать ее, Паркинсон! Бывшей своего жениха...       И тут с зацелованных уст Грейнджер срывается как гром среди ясного неба возникшее лихорадочное, словно у нашкодившей девчонки, опасение:       — Мерлин мой, что же скажет Драко?!