Несколькими месяцами ранее...
С отъездом из Англии Дафны Гринграсс действующим Верховным поступило новое послание от их предшественников — на сей раз с координатами и датой, когда произошло вмешательство Теодора Нотта во время. При том с пометкой, что менять там ничего нельзя, если Малфой и Грейнджер не хотят рискнуть подвергнуть всю сегодняшнюю реальность непредсказуемым кардинальным изменениям. « ... Отсутствие Д. Гринграсс выльется большой ошибкой. Т. Нотт представляет собой катастрофическую глобальную угрозу не только для вашего окружения, но и для всего мира. Может, увидев воочию, вы поймёте весь масштаб серьезности», — говорилось в засекреченном послании Блэков в заключение. Один из Маховиков времени, изъятый из хранилища Ноттов, способен переносить в прошлое с лимитом присутствия в нем в пять минут. Другой же — более усовершенствованный экземпляр — позволяет находиться в прошлом неограниченное количество времени. А как показали новые исследования в Отделе тайн: десять лет — вовсе не минимальный предел перемещений Маховиков Теодора; эти два отличительных экземпляра из ноттовского хранилища, как выяснилось, имеют функцию настройки оборотов. Под руководством Грейнджер и Малфоя невыразимцы практически расшифровали механизм работы самой продвинутой модели Маховика, настроив минимальный прыжок в прошлое в пять лет. По ходу исследования невыразимцы всё больше убеждались в том, что Теодору Нотту — коллекционеру и создателю темных артефактов — удалось изобрести Маховик времени, открывающий возможность путешествовать так далеко в прошлое, как волшебник пожелает. Это великое открытие в истории магии. Но сам тот факт, что Теодор до недавнего времени обладал абсолютно новаторской моделью Маховика, наводит на огромные опасения, учитывая его более чем продвинутую вовлечённость в Темные искусства. Гермиона и Драко ничуть не сомневались, что в руках такого человека, как Теодор, это самая настоящая катастрофа. Может, он и гений... но безумный. Хотя не было никаких подтверждений тому, что он мог негативно повлиять на их настоящее. Скорее даже наоборот, со слов Блэков: внесённые Теодором изменения исправили то, что «им всем совсем бы не понравилось» в той другой версии бытия. Тем не менее, если и не повредив Времени, Теодор нанес непоправимый вред самому себе, слившись со своим прототипом из ныне измененного будущего. Вред, зреющий в горе-путешественнике во времени как сгусток наитемнейшей магии. В разных книгах трактуют эту разрушительную силу по разному. Самое точное, что удалось Гермионе вычитать, — это определение Тьмы. Но везде и всюду все покрытые тайной источники сходятся на одном и том же. Как особенно красочно описывалось в одном отысканном Гермионой фолианте: «Волшебник, как сосуд, переполнившись Тьмой до краев, извергнет сверхчеловеческую мощь страданий на мир и уничтожит его.» Поэтому Гермиона и Драко не сомневались в правдивости предостережений Блэков. Но поначалу все же не собирались рисковать путешествовать на такие большие промежутки времени, только чтобы, как близнецы выразились, увидеть всё воочию. «Сочельник 1995 года» — днем икс значилось в послании Блэков. А это ни много, ни мало пять лет назад. Даже с учётом того, что у невыразимцев не было намерений никак вмешиваться. Любое перемещение во времени дальше чем на несколько часов — уже риск. Подобные же неограниченные путешествия считались беспрецедентными и лишь с моделью Маховика времени Теодора Нотта стали возможными. Темный маг, коим Нотт являлся, способный на создание столь опасных артефактов, и без всякой Тьмы представлял собой чрезвычайную угрозу. Совсем недавно Гермионе и Драко на собственной шкуре пришлось в этом убедиться. И когда Дафну забрал Блейз в свою Италию на семейный остров, новым Верховным оставалось уповать на Пэнси. — Так и знала, вот так и знала! До чего Забини собственничество довело... В конце концов спрятал Даф на острове... — возмущалась Гермиона ещё в минувшее лето, расхаживая по гостиной английской резиденции Забини. Драко тогда улыбнулся и почесал за ушком ротвейлера, запрыгнувшего к нему на диван. Их мафиозный друг оставил им с Гермионой свое поместье вместе с ротвейлерами на попечение в качестве места жительства. Пока Драко и Гермиона между своей закулисной деятельностью в Отделе тайн занимаются планировкой и строительством собственного поместья, этот вариант пришелся как нельзя кстати (если не взирать на проблемы, возникшие с отсутствием Дафны). Ведь в больнице Святого Мунго Нотта залечивали таким количеством психотропных зелий, что ничего путного явно из этого не выйдет. Колдомедики проводили своего рода эксперименты над «подопытным», ведь единого успешного протокола лечения для пациентов с диагнозом доппельгангера до сих пор в колдомедицине выработано не было. — Вы должны понимать, что это довольно сложный процесс и результатов мы гарантировать не можем, — говорил целитель Нотта. — Особенно учитывая тот прискорбный факт, что пациент не настроен на путь выздоровления... Тут, помимо медикаментозного лечения, большую роль, если даже не главную, играет поддержка близких. В ответ на это Драко и Гермионе, облаченным в форменные мантии невыразимцев, оставалось лишь обменяться неутешительными взглядами. Их единственную надежду в лице Дафны, способной повлиять на Нотта, обрезал на корню Блейз, запретивший возлюбленной иметь с психом-бывшим дело без участия профессора Дженкинса. Да и сам Теодор повел себя несвойственно себе самопожертвенно, отвергнув поддержку Дафны. — ...Хотя с учётом того, что с каждым посетителем мистера Нотта, его состояние лишь ухудшается... честно говоря, даже не знаю, что способно поставить его на путь выздоровления. — Колдомедик в лимонном халате на секунду задумался, что-то припомнив. — По крайней мере одна белокурая дама повлияла на него просто ужасным образом.... нежели другая, после визита которой он хотя бы стал спать. — О ком это вы? — вежливо удивилась Гермиона. — Что за ужасно повлиявшая дама? — потребовал ответа Драко, отперев локоть от стойки приемной. Целитель попросил у привет-ведьмы журнал учёта посетителей, а получив и пролистав его, указал на имя, стоящее следом под строкой, где месяцем до того значилось имя Дафны: Время посещения: 1 августа 2000 года. 10:45 a.m. Имя посетителя: Донателла Гринграсс. В тот день невыразимцам так и не удалось узнать, зачем Нотта посещала мать Дафны. Это произошло после того, как Дафна покинула Соединённое Королевство, так что оставалось предположить, миссис Гринграсс прибыла по этому поводу. Колдомедик лишь уточнил, что женщину пришлось уводить в скорейшем времени, так как осужденный пациент отреагировал на нее очень негативно. Оскорблял мать бывшей невесты. Смеялся в своем репертуаре как настоящий безумец. И в конце концов Теодору, скрученному санитарами, вкололи ударную дозу седативных зелий. Саундтрек: Ashnikko feat. Kelis — Deal With It (feat. Kelis) Что же касается Пэнси, на которую Драко и Гермиона возлагали последние крохи надежды, (перед тем как решиться на путешествие в прошлое, дабы разобраться в первопричинах вмешательства Нотта во время)... Новоиспечённая молодая мамочка сидела в своей спальне на пурпурно-розовом велюровом кресле, неприступно и горделиво перекинув ногу на ногу, одной рукой держа малыша Пирса, пока кормила его грудью, когда Драко подсел рядом на соседнее кресло и выложил свой красочный план, как выдать ее замуж за Нотта. Много распинался. Нахваливал «совсем запутавшегося, наломавшего дров, одинокого и жизненно важно нуждающегося в ней и их общем ребенке бедолагу-старину Тео». А Гермиона стояла рядом и без энтузиазма поддакивала, ловя на себе сомнительные «он-сейчас-это-серьезно-или-белены-объелся?» взгляды Пэнси. Под финал своей сказочной тирады ещё уверял, что с Дафной у Нотта всё уже точно кончено, и его сердце свободно для нее единственной, обворожительной и исключительной — Пэнси Паркинсон. Тут уж Гермиона постыдилась раздавать поддакивающие кивки и отошла к окну, со вздохом сложив руки на груди. Поскольку всё это откровенное враньё. И каким бы искусным лжецом Драко не был, Пэнси все равно не купилась. После судьбоносных событий на Вестминстерском мосту Пэнси окончательно и бесповоротно прозрела. Ее использовали и бросили за ненадобностью. Никакой любви и в помине не было. И даже ее беременность от Теодора не воспрепятствовала тому всегда выбирать Дафну, спасая именно ее от взрывной огненной волны, разрушившей мост. Пэнси тогда чудом удалось аппарировать, за секунду прежде чем ее бы настигла смерть. Именно это и раскрыло ей глаза. Никакие слова не способны отразить истинные чувства, только поступки. И как могла теперь на прояснившуюся голову рассудить Пэнси по поступкам своих несчастных влюбленностей — любил ее по-настоящему только один человек. И это была Дафна. Но Пэнси все испортила, гоняясь за мужским вниманием. Всю себя посвятив угождению прихотей то Драко, то Тео — в жажде заполучить таким образом любовь — она потеряла собственное «я». И Пэнси больше не знала, кто она такая. Но однозначно решила покончить с мужчинами раз и навсегда, наевшись ими на всю жизнь по горло. Так гласила ее исповедь им, в конце которой Пэнси расплакалась. Гермиону после этого замучала совесть за попытку воздействовать на слизеринку, пусть и через Драко, который, в свою очередь, переходу Паркинсон окончательно на «розовую» сторону не придал особого значения. Он на этот счёт имел свое «экспертное» мнение, как ее бывшего, полагая, что Пэнси Паркинсон без мужской ласки — не Пэнси Паркинсон. Частенько Гермиона заходила к Пэнси, чтобы проведать и узнать нужна ли той с малышом какая-то помощь. Гермиона задаривала девушку книгами по родительству, выслушивала все «радости» материнства о том, сколько раз на Пэнси уже успел блевануть и помочиться этот «ноттовский дьяволеныш». Пэнси не могла определиться с тем, нравится ли ей быть мамой или нет. То она была вне себя от неземного счастья, давая Пирсу свою фамилию и гордясь тем, что сын принадлежит только ей. То Пэнси билась в паранои, что у нее не выйдет, не то чтобы вырастить ребенка в одиночку, а хотя бы добротно сменить подгузник. Такие мысли Паркинсон внушила мать, внезапно заявившаяся в гости повидать внука. Ее пассивно-порицающие слова — о том, что Пирс-то незаконорожденный, а его мамочка-то осужденная за покушение на убийство и отбывающая за то наказание в виде домашнего ареста — последней каплей толкнули Пэнси в послеродовую депрессию, перевесив на чаше весов неустойчивую эйфорию материнства. Гермионе на пару с Драко удалось отговорить ее сдаваться и отдавать Пирса на усыновление. Ведь в особо тяжёлые моменты Пэнси стала всерьез об этом задумываться, считая, что не справится должным образом с родительскими обязанностями. — Пэнси, ни у кого не получается сразу идеально, — в один из своих визитов к ней утешала Гермиона, поглаживая лежащую на кровати в позе эмбриона несчастную Пэнси по плечу. — Ты уже научилась на своих ошибках, не так ли? И быть мамой тоже научишься. — Брось, Пэнс, я тебя не узнаю, — сидя по другую сторону кровати, поддержал Драко и по-приятельски пихнул понурую девушку в бок локтем. — Когда это ты так легко сдавалась? Пэнси шмыгнула носом, что-то промычав. За Пирсом который день смотрел эльф-домовик Гунтер, и Пэнси за это время почти не кормила грудью, так что на шелковом белом ночном халатике проступили молочные дорожки, намочив весь верх. Заметив это, когда Пэнси разжала и вытянула свои голые ноги, Гермиона заставила брюнетку с недельным бардаком на голове встать с постели своим грейнджерским командным тоном и бодро повела ее — еле плетущуюся — за руку в ванную комнату. Как бы меланхоличная мамочка не упиралась, жалуясь на то, что у нее нет сил даже на то чтобы сцедить молоко, о какой пенной ванне вообще может идти речь. Но Гермиона заманчиво уточнила «расслабляющей пенной ванне» и в своей заботливой манере заверила, что поможет ей с банными процедурами и остальным... под провожающим их странноватым мужским взором серых глаз. Неопределенно потерев подбородок, Драко в тот момент наблюдал, словно за паранормальным явлением, как эти две ушлые девицы скрылись за дверью в ванной не успел он глазом и моргнуть, оставив его наедине с самим собой — не то заинтригованным, не то возмущенным. С Пэнси Паркинсон слезала частично искусственная змеиная кожа, и оттого она ощущала себя обезличенной, оголенной и беспомощной. Не было никакого другого образа, который она могла бы примерить на себя. Образ матери оказался совсем не таким лёгким, каким Пэнси себе его представляла; непосильной грузной шкурой он грозился совсем ее раздавить, как улитку без ракушки. Но что бы Пэнси ни говорила, Гермиона и Драко замечали, как она смотрела на своего сына с той же робкой нежностью, с какой украдкой поглядывала на единорогов в школе. И не сомневались, что у нее со временем ещё получится стать хорошей мамой. Именно тогда они единогласно и решили не пытаться больше сводить Паркинсон с Ноттом. Ничего хорошего ей от него не светит. Да и не заслуживает Теодор Нотт Пэнси и Пирса. Это привело невыразимцев в тупик и заставило воспользоваться советом Блэков в поисках решения взглянуть воочию на корень всех их проблем, дождавшись кануна Рождества и отправившись прямиком ровно на пять лет назад. К истокам, когда всё у Теодора Нотта пошло не так.***
Саундтрек: 070 Shake — Guilty Conscience Рождественская ночь 1995 года. Поместье Гринграсс. На вымощенную камнем извилистую заснеженную дорожку аппарирует пара замаскированных людей в черном из будущего — и сразу же движется к кованным воротам, украшенным еловыми венками, за которыми возвышается и переливается праздничными гирляндами родовое гнездо семьи Гринграсс. «Пряничный домик по-аристократски», — возникает у Гермионы ассоциации при виде жилища, в котором родилась и выросла ее лучшая подруга. Подойдя к воротам, Драко достает из заколдованного заклятием незримого расширения кармана спецмантии Отдела тайн для путешествий во времени, — в которые они с Гермионой облачились ради этой миссии, — нужный им для вторжения на частную территорию чистокровного семейства артефакт в форме замысловатого раскрытого замка́ и крепит его на железные прутья. Затем достает палочку и произносит заклятие на латыни. По воротам сеткой начинают расползаться бледно-голубые лучи, раскодирующие защитные механизмы родовой магии поместья. Когда магическая сетка потухает, невыразимцы беззвучно отворяют ворота элементарной Алохоморой. Драко убирает артефакт обратно к себе в карман. И они входят. Под покровом тихой снежной ночи бесшумными быстрыми шагами, благодаря заколдованным черным сапогам, двое проникают внутрь дома. Оглядываясь по сторонам, Малфой и Грейнджер дают друг другу знак и тут же с синхронными надавливанием на пуговицы спецмантий и накидыванием пониже капюшонов — становятся полностью невидимыми. В Отделе тайн хранят эту разработку в строжайшем секрете и используют в исключительных миссиях. И конкретно в этой для невыразимцев остаётся задачей первостепенной важности ни в коем случае не обнаружить себя. Во всем доме не горит свет. Предостережено передвигаясь в темноте, проникшим шпионам удается выйти на единственный источник света на первом этаже, которым оказывается приглушенное теплое свечение ёлочных гирлянд, исходящее из восточного крыла. Происходящее там приходится совсем не тем, что путешественники во времени ожидали увидеть. На расстеленном пледе возле огромной с утонченным вкусом украшенной ели под одеялом их вниманию предстают пятикурсники, нежно занимающиеся любовью... Нащупав невидимого Драко, Гермиона утаскивает его за пределы действия, скрывшись с ним за распахнутыми наружу высокими створчатыми дверями гостиной. — Значит, точно уверен, что мы правильно рассчитали время? — ни без иронии полушепчет Гермиона, недоверчиво посмотрев Драко в лицо — в точности, как и ее, сокрытое спецмаской, искажающей голос, и черными полосками стекол спецочков, позволяющих шпионам видеть друг друга в режиме невидимости. — Нотт пришел на приём в моем доме в эту ночь, до этого же он был у Дафны, — уверено находит заглушенным и не своим механическим мистическим голосом Драко. — Извини, но точное время, когда у него поехала кукуха, я рассчитать никак не мог. — Что ж, ну, тогда будем ждать, — решает Гермиона и, сконфуженно притаившись, довершает: — ...эм, когда они закончат. Блэки указали им именно этот промежуток времени, как тот, когда Теодор столкнулся с собой из будущего. И Драко в подтверждение припомнил, что именно в Рождественскую ночь, когда в мэноре в самом разгаре проходил праздничный прием, туда и явился Нотт уже со своим темным альтер-эго. Им с Гермионой оставалось выследить момент столкновения и слияния двух Теодоров Ноттов из разных времен в попытке найти хоть какую-то зацепку. Спустя долгие напряжённые и неловкие полчаса, показавшиеся невыразимцам вечностью, подростки наконец стихают. И Драко и Гермиона неспешно проходят внутрь гостиной, выжидая, когда Тео решит покинуть свою невесту. Не шибко приятное чувство вторжения в очень личное возникает у Гермионы. По сути ведь так оно и есть. О таких издержках профессии невыразимцев вряд ли предупреждают на собеседованиях на должность в Отделе тайн (пусть и их случай особенный). Сейчас им с Драко приходится наблюдать за очень интимной умиротворённой нежностью, которую юный Тео, нависнув над уснувшей девушкой в любовном ложе под ёлкой, к той проявляет. Через невесомые поглаживания красивого лица Дафны кончиками своих длинных пальцев. Через ласковые зачесывания ее жемчужно-белых волос, разбросанных по простыне. Через лёгкие безмятежные поцелуи, которыми он с обожанием осыпает ее губы, виски, скулы, щеки, шею... Такого чистого и непорочного Тео Нотта им жаловать не приходилось. Такого его знала только Дафна. И то до поры до времени... До поры до времени, что Малфой и Грейнджер нетерпеливо выжидают, пока Нотт не наласкается с Дафной. Ведь так и случается. Когда он поднимается с пола, — заставив шпионов отвести глаза от своей наготы, — и принимается одеваться. Тео идёт к столу, берет пергамент и перо и, начеркав на нем пару предложений, идёт обратно к Дафне, чтобы оставить записку на своей подушке. Прежде чем покинуть ее, Тео склоняется над спящей девушкой и напоследок ещё раз целует. Она почти просыпается, заворочавшись и сонно отвечая на его поцелуй с очарованным трепетом. Когда Дафна проводит ладонью по его щеке, несвязно и тихонько лепеча Тео его имя в губы, он осторожно отстраняется, чтобы совсем не разбудить. И она со сладким зевком вытягивается и откидывается на подушках, одолеваемая погружением дальше в сон. Поправив съехавшее одеяло блаженно растянувшейся блондинке, он натягивает то повыше на блестящее от испарины девичье обнаженное тело. Его руки нехотя отстраняются от нежных изящных изгибов Дафны, и Тео со спокойной душой идет в сторону выхода. Драко и Гермиона в торопях читают записку, в которой говорится о том, что отправился он на метле в свое поместье за забытым рождественским подарком Дафне. И с осадком удивления невинной причине его ухода покидают дом Дафны, чтобы аппарировать в следующее намеченное место. Саундтрек: Rezz, EDDIE — Time Родовое гнездо Ноттов встречает их не так празднично, как Гринграссов: поместье никак не украшают рождественские атрибуты. Кованые ворота выше и неприступней. Когда Драко устанавливает на них артефакт, магические нити сначала начинают как надо опутывать железо, но затем словно ослабевают, замелькав. И вот вовсе потухают. Невыразимцы пробуют снова и снова, но результата никакого. У Ноттов тут стоит сверхмощная защита. — Черт, папаша Нотта свое дело знает, — ругнувшись, приходится признать Драко. — Отец говорил, что Леонардо Нотт искусный Темный маг... Очевидно и защиту своего поместья обеспечил первоклассную. Не подступишься... — Это мы ещё посмотрим, — Гермиона решительно поднимает палочку перед собой, сосредотачиваясь. Для ручной раскодировки понадобится время, но она так просто не сдастся. Иначе они зря решились на всё это путешествие во времени. Проходят минуты за минутами, и Драко начинает поглядывать в небо, пока Гермиона колдует над воротами. Все они — и Нотты, и Гринграссы, и Малфои — живут в одном графстве. На метле облететь Уилтшир не займет много времени. И Тео с минуты на минуту будет здесь. С его появлением на горизонте в ночном небе Драко отвлекает Гермиону, чтобы она активировала функцию невидимости на своей мантии, и сам тоже сливается с мрачным пейзажем ноттовских владений. Всё ещё лишь на полпути к взлому защиты ненаносимости имения Гермиона суетливо ускоряется, заметив, как Тео на метле влетает в открытое окно на первом этаже. Защита действительно оказывается мощной и почти неподступной, но Гермиона прилагает все усилия, чтобы найти лазейку в магическом коде. Когда инициативу пытается перехватить у нее Драко, она сбивается, так что приходится начинать заново. В своей самоуверенной манере она не даёт ему шанса попробовать, твердя, что почти разобралась, ему же придется начинать с самого начала. Ей нужна лишь ещё пара минуток. А время идёт. Боясь упустить важные детали с происходящих событий сейчас в доме, Гермиона экстремально напрягает свой мозг. В подтверждение ее опасений оттуда доносятся отголоски поднявшейся ругани. И она в скоростном режиме отметает кучу вариаций раскодировки. В конце концов у Грейнджер наконец получается взломать защиту владений Пожирателя Смерти. За чем проходит около пятнадцати минут с прибытия Тео, так что становится очевидным, что полной картины им уже не увидеть. Оперативно проникнув в дом, невыразимцы быстро находят источник скандала. В гостиной разворачивается следующая сцена: Донателла Гринграсс с растрёпанной элегантной прической и в роскошном бордовом вечернем платье заходится на краю софы в душераздирающих рыданиях, взявшись за свою светловолосую голову. Пока Леонардо Нотт что есть силы кричит на сына. В этот самый момент по неистовому лицу Тео, на котором спектрально отпечатываются сразу страшный гнев, жуткий шок и раздирающее неверие, ясно лишь одно: по меньшей мере весь его мир за эти минуты перевернулся с ног на голову. Саундтрек: Ghostemane — The Singularity Гермионе от Дафны уже известно, что у миссис Гринграсс и мистера Нотта был роман, который любовники долго хранили в секрете. Так что складывается впечатление, что они с Драко пропустили не так уж и много... Хотя на самом деле упустили одну из самых ключевых деталей. — ЧТОБЫ Я ТАКОГО БОЛЬШЕ ОТ ТЕБЯ В ЕЕ АДРЕС НЕ СЛЫШАЛ, ПОНЯЛ МЕНЯ, ТЫ, НЕБЛАГОДАРНЫЙ МЕЛКИЙ ГАДЕНЫШ! — Седеющий высокий темноволосый мужчина с суровыми огрубелыми чертами лица и характера стоит перед ними в рубашке графитового цвета, расстегнутой до середины широкой мужественной груди, в шаге от того, чтобы схватиться за палочку и направить ее на собственного сына. — А то что?! УБЬЕШЬ МЕНЯ?! — нарывается побледневший Тео и, исступлённо глядя на отца в упор, широко разводит руками в бесстрашном жертвенном жесте. — НУ, ВПЕРЁД! ДАВАЙ, ИСПРАВЬ СВОЮ ПРОКЛЯТУЮ ОШИБКУ! ПОХОРОНИ МЕНЯ С ЕЕ ТРУПОМ, ТАМ... ГДЕ ВМЕСТО НЕЕ, ДОЛЖНЫ ГНИТЬ ВЫ. — Его голос, надрывным криком сотрясающим мэнор, озвучивает те немыслимые пренебрежение, отторжение и боль, плескающиеся в его озлобленных светло-зелёных глазах. — Но вы, уроды, как давились своей поганой убогой жизнью в тайне, так и будете дальше давиться! Ничего не изменится... Нас как не касалось, ТАК КАСАТЬСЯ — И НЕ БУДЕТ! — кричит он с подступающими слезами, что яростно в себя проглатывает. — ЯСНО ТЕБЕ ЭТО И ТВОЕЙ ШЛЮХЕ?! ОНА ВООБЩЕ НИКТО! НИКТО!!! Нотт-старший вне себя от леденящего гнева, отражающегося в его ожесточенных темно-зелёных глазах, хватается за палочку на столе, где стоит ваза с цветами, и лихорадочно направляет на сына, посылая в него Круциатус. Тео сгибается пополам, не издавая ни звука, но сотрясаясь всем позвоночником. Пытка длится недолго, потому что вмешивается Донателла, прервавшая свои рыдания и поднявшаяся с софы. — Остановись! Я сказала, ХВАТИТ! — женщина хватает взбешенного мужчину за предплечье, отводя направленную палочку от упавшего на колени в агонии юноши в сторону. — Так ничего не решить, Леонардо! — А как нам теперь всё это решить?! — рявкает он. — Что будет дальше, ты подумала вообще прежде чем ему рассказывать?!.. Мы договаривались, никто не должен был знать этого никогда, Дона! — Пусть знает! — яро и с некими наболевшими слезами ему в противовес вскрикивает она. — Пусть и моей Дафне расскажет, если пожелает! Сил моих больше нет это выносить! Будь что будет! Ведь это ТЫ виноват во всем, Лео! Мы вообще не должны были скрываться, всё твоя грязная потаскуха... Пэтти! — истерично выплевывает миссис Гринграсс с отвращением ласкательное имя его покойной законной жены — Патриции Нотт. От былых завидных хладнокровного изящества и богемной отстраненности аристократки не остаётся и следа. — ...Грязная потаскуха здесь только ты! — сквозь сжатые зубы с всепоглощающей ненавистью цедит Тео, опираясь на пол и с тяжестью в дрогнувшем от судорог теле поднимаясь, чтобы с отвращением и злобой в каждом последующем слове нагнетающе выплюнуть: — Убийца! Лживая дрянь! И самая паршивая мать на свете, врагу бы такую не пожелал! Не то что бы... Леонардо с вскипевшей запредельной яростью было снова заносит над сыном палочку, но Донателла вцепляется в ладонь мужчины, в край ошалевшая от всех этих оскорблений. И с вздымающейся в нервном припадке грудью, перебивает своим надломленным, заходящимся смехом, воплем: — О, Я БЫ ТАКУЮ ГНИЛЬ, КАК ОНА, УБИЛА БЫ ЕЩЕ ДО ТВОЕГО РОЖДЕНИЯ! Будь только у меня эта упущенная возможность, — Донателла мстительно и вздорно оскаливается, — нам бы не пришлось с твоим отцом сводить с ума эту твою мамочку, чтобы эта больная бестолочь ничего не соображала... что впрочем тоже пришлось весьма отрадно! Ведь умирала дряннушка Пэтти, к слову, МУЧИТЕЛЬНО И ДОЛГО. У миссис Гринграсс из ее остервенелых серых глаз текут затравленные слезы, а изо рта потоком льются такие жестокости, что шокируют даже взрослых наблюдателей, не то чтобы пятнадцатилетнего парня, чьей покойной матери предназначены все эти кровожадные бесчеловечные слова. Вышедшее из под контроля состояние Донателлы, видимо, начинает по-настоящему беспокоить ее любовника. Поскольку мистер Нотт тащит брыкающуюся, бьющуюся в истерике миссис Гринграсс за собой в сторону камина. Силой затолкав туда блондинку, он зачерпывает едва заметно дрогнувшей ладонью Летучий порох — и назначает локацию для перемещения по каминной сети голосом, заглушенным хрипящими воплями отчаянно-фальшивого превосходства Донателлы: о том, что Дафна-то между прочим знала о их романе с его отцом, так что если Тео решит всё рассказать ее дочери, то пусть имеет в виду, что реагировать та будет разумнее него, но а если так вообще узнает всю правду, возможно, даже и встанет на ее сторону. На этих словах, озадачивших наблюдателей, с вспыхнувшими зелёными языками пламени пара любовников исчезает в камине. Саундтрек: Ghostemane — Nihil В мертвой тишине, оглушающей после всплесков надрывных криков, Тео продолжительное мгновение просто остолбенело стоит, будто его настигло убивающее проклятье. Стоит так в трансе, как живой мертвец, но не падает. Пустота кричит в его бездонных зелёных глазах громче всяких слов. Он не двигается с места, словно не знает, что вообще ему делать дальше, как поступить со свалившейся информацией. Парализованный знанием, как выстрелом пронзившим его насквозь. Но потом вдруг в один непредвиденный момент разворачивается, выходит из гостиной — и в вестибюле начинает подниматься вверх по лестнице. Движения его такие автоматические, безэмоциональные и потерянные, в точности как у призрака, как если бы Тео умер и тут же наполовину воскрес. И лишь когда он доходит до своей комнаты, немного оцепенело постояв посреди спальни, то позволяет себе медленно и сломленно осесть на пол. Руками судорожно взяться за голову и уткнуться лбом в поджатые колени, как маленький мальчик. Задрожав всем туловищем и начав раскачиваться на полу. А спустя минуту гнетущей тишины — тихо заплакать. Невыразимцам, следовавшим за Тео, приходится какое-то продолжительное время выжидать, с тяжестью переваривая увиденное, пока он плачет тут один. Его заглушенные рыдания прекращаются, только когда Тео своими покрасневшими поблеклыми изумрудными глазами натыкается на колдографию на прикроватной тумбе. Проследив за направлением его взгляда, Драко и Гермиона узнают в кадре Дафну, чарующе улыбающуюся спасительной улыбкой на фоне леса и речки в развевающимся на лёгком ветерке белом летнем платьице. Вот Тео смотрит на нее, и вот уже стремительно собирает в чемодан вещи из шкафа. У него явно возникают намерения уйти из дома, но их обрывает в одночасье возникший из темноты комнаты зловещий низкий мужской голос: — Не иди к ней. Как ошпаренный, Тео отрывается от чемодана, дернувшись в сторону и повалившись на пол от увиденного перед собой. В углу комнаты стоит он сам. Только старше. Мужчина лет тридцати пяти-сорока. Почему-то с ног до головы мокрый, в прилипших к телу рубашке и брюках. С неуравновешенным и одержимым взглядом, в котором проскакивает столь сильно ощутимое страдание, что всем сразу понятно, — у этого человека случилось что-то непоправимо трагичное. И вне всякий сомнений — волшебник этот так же, как и мальчишка на полу, является Теодором Ноттом. — Не рассказывай ей, — неприкаянно и уверенно проговаривает он, наступая из темноты на окаменевшего с ошарашенно расширенными глазами Тео. — Не смей рассказывать ей, ты понял?! — Теодор из будущего в горестном порыве хватает пятнадцатилетнего себя за грудки и, как зацикленный, настойчиво трясет. — ПОНЯЛ?! ПОНЯЛ МЕНЯ??! ОТВЕЧАЙ! Не смей... рассказывать... ей. Сморгнув, Теодор отпускает самого себя и отходит на пару шагов, будто опомнившись, что делает. Воздух странным образом сгущается и застывает в спальне. Подросток Тео все ещё не может вымолвить и слова, дезориентированный и едва дышащий. Его вниманием заторможенно завладевает Маховик времени, блеснувший на груди у своего двойника, и сам его повзрослевший возмужавший внешний облик. У притаившихся Гермионы и Драко на глазах разворачивается потрясающе ужасающее зрелище, как взаимодействуют два прототипа одного человека из разных временных промежутков. По коже Гермионы пробегают мурашки от того, как Время с этого момента практически ощутимо начинает меняться, в пространстве, словно нечто искажается, и она нащупывает руку Драко рядом от себя. Когда он сжимает ее ладонь в ответ, невыразимцы отступают дальше на максимально далёкое в радиусе слышимости происходящего расстояние. Ступая по очень тонкому лезвию оказаться замеченными и ещё невесть как повлиять на ход вещей. — Ей нельзя знать, — тоном адекватнее пытается втолковать Теодор из будущего вкрадчивым манипулирующим голосом. — Это всё разрушит. Всё. — ...Она мне нужна сейчас, — поборов аномальный шок, с трудом выговариет Тео охриплым от пролитых слез беспомощным полушепотом. — ...Очень нужна. — Я знаю... Я это помню, — с понимающим видом прискорбно выдыхает взрослый Теодор, оглядываясь по сторонам своей подростковой спальни. — Но ещё она будет нужна тебе, когда станешь мной. Если же она всё узнает... то не выдержит и сломается. И не говори много со мной, это крайне опасно. Мне пришлось так рисковать, являясь сюда, потому что я... ее потерял. Но верну. Без вариантов верну, понимаешь? А м-моя дочка... с большей вероятностью уже не родится, потому что я прямо сейчас, к черту, меняю Время, ты хоть понимаешь?! Но я всё сделаю. Весь мир будет гореть, я весь свой ад на него спущу, если понадобится, уяснил? Но ее надо вернуть. И хрен с ним, даже если это сломает тебя... проклятье, меня! — исправляется он, зайдясь чёрствым болезненным смехом, в этом ненормальном безумном разговоре с прошлым собой. Затихнув, мужчина сосредоточенно приближается и соприкасается лбами с собственной младшей версией со словами: — Я покажу, что будет с твоей гребаной жизнью, если не послушаешь и побежишь сейчас к Дафне плакаться, как сделал я... и что нужно сделать, чтобы всё изменить. Гермионе хочется схватиться за голову от вскипевшей в ее напряжённом теле досады, когда Теодор из будущего применяет магию мысленных образов к Тео из прошлого, внедряясь в его разум и показывая всё то, что невыразимцы сюда явились выяснить. И скорее всего именно такое близкое контактирование между ними и привело к слиянию двух Ноттов. Догадки Гермионы подтверждаются, когда спустя долгие затяжные минуты Теодор из будущего прекращает контакт с прошлым собой — и начинают происходить те самые непредсказуемые последствия, о которых предупреждалось в учебниках. У подростка Тео после увиденного не только травматично смещается с оси весь привычный ему мир, но и, судя по всему, именно в этот роковой поворотный момент раскалывается душа. Ему передаётся этот обезумевший опостылевший взгляд от себя из будущего. Тело взрослого Теодора же ликвидируется по законам путешествий во времени из-за открытого взаимодействия двух воплощений одного человека. От пришельца из будущего остаётся лишь упавший на пол Маховик времени и искра света, молнией ударившая пятнадцатилетнего Тео по голове — вселяясь в юношу отголоском души, как побочным эффектом. Саундтрек: Ghostemane, Parv0 — I duckinf hatw you Это зрелище поистине уникально, и Гермиона впитывает в себя каждый момент с научным интересом. После этого она как минимум обязана написать отчёт, чтобы внести свою лепту в исследования путешествий во времени. Структурирование мыслей Грейнджер прерывается, когда она отвлекается на дальнейшее изменение поведения Тео. Любящего парня, которого они до этого видели у Дафны дома, больше не узнать. А если и остаётся что-то от него прежнего, то спрятана эта первоначальная личность Тео Нотта так глубоко во мраке, что невидно просвета. Скатившись по стене, Нотт убивается смехом. Он психопатично смеётся и, хватаясь за голову, мотает ей из стороны в сторону, точно загнанный зверь в неком сокрытом споре или борьбе внутри себя. Срываясь на крик, словно его сердце разрывает на части. Затем смех (неисправимости). КРИК (непереносимой душевной боли). Снова смех! (мрака осознания) КРИК... (тотальных поражения и покинутости). И заканчивая всё тихим, монотонным, безысходным смехом... На это страшно смотреть. В какой-то момент он подрывается с места к прикроватной тумбе, берется за колдографию Дафны и, недолго посмотрев на нее в глубоком отчаянии, с животным ревом швыряет об стену. Рама трескается, а стекло разбивается, осколками рассыпавшись по прекрасному улыбающемуся лицу Дафны. Его метающийся осатаневший взгляд падает на комод, где стоят другие колдографии, на которых изображены Блейз и сам Тео с мётлами в руках на стадионе Хогвартса примерно курса третьего обучения, а также все они втроём лет одиннадцати, где Дафна в образе феи с крыльями обнимает мальчиков за плечи, стоя между ними. Все счастливые. С улыбками до ушей. Гермионе становится жутко. У нее возникает скребущее тревожное чувство, что человек ведь сейчас сходит с ума, что именно с этим сумасшедшим типом придется иметь дело столько лет Дафне, которая, зная его хорошую сторону, в неведении причин кардинальной перемены в своем женихе, того ещё и не скоро забудет. А забыла ли вообще? Особенно жутко становится, когда Нотт резко перестает смеяться, совсем смолкнув, принимается разжигать камин и методично сжигать в нем колдографии с комода. Спустя несколько минут оглушительной тишины просмотра Теодором с пироманским наслаждением за тем, как горят и тлеют колдоснимки с счастливыми воспоминаниями с его другом и невестой, поднимается он уже как-будто совсем другим человеком. Почти таким же призрачным, что и после скандала с матерью Дафны и своим отцом, но куда более сосредоточенным и хладнокровным. В какой-то мере даже мстительным. С проскальзывающей в остекленелых зелёных глазах несвойственной пятнадцатилетнему возрасту отчётливой неподдельной зрелостью... По дороге подобрав Маховик времени и положив его в карман, Теодор выходит из комнаты. Он как робот идёт к лестнице; наблюдатели следуют за ним, но останавливаются, отступая на пару шагов, потому что объект слежки вдруг тормозит и замирает. Опасения, что он их как-то заметил, повисают неопределенной угрозой на пять с половиной напряжённых секунд. По истечении которых Тео разворачивается на пятках и возвращается обратно в комнату, не взглянув в сторону невидимых шпионов. Там он встаёт над разбитой колдографией с Дафной, вероятно, забыв сжечь и ее тоже. Но, постояв над ней так с минуту, он, на удивление, делает противоположное. Тео поднимает разбитую рамку с пола, подносит палочку к осколкам стекла и восстанавливает заклятием. Затем ставит целую и невредимую колдографию с Дафной из леса на прикроватную тумбу и покидает комнату. Невыразимцы, проследовав за ним на выход из дома, провожают Нотта в спину, когда он взлетает на своей метле. И сами тут же покидают территорию владений Ноттов, предварительно восстановив целостность ее защиты.Нахер любовь. Я не хочу никого. Я не хочу любить. Я буду тупицей, я бомба замедленного действия. Тик-тик, тик-тик. Почему я ничего не чувствую. Целый миллион разных причин, по которым я должен притворяться, что я в порядке, но это не так. Я не то, что ты хочешь, сука, я всего лишь засечка. Я залез в свои легкие, это все, что у меня есть. Когда я научусь отказываться от всего этого? Когда я пойму, что для меня никогда не будет вечности, мое послание будет доставлено мне. Объединяюсь с демонами вместо того, чтобы пытаться победить их, смотрю малышке в глаза и говорю: «принимай или уходи». Я держу в тайне.... Может быть, тогда она тоже не станет демоном, и мы сможем жить в другой реальности. Рассчитывай на меня, если нужно испортить все, испортить все.
Никогда не бывало Магии 11 уровня. А у меня все получилось. Разве я не должен быть счастлив? Разве я не заслужил? Мне было пятнадцать, и я следовал за своими мечтами. Отец ненавидел всех и все, таблетки затуманивали его разум, когда он тыкал пальцем мне в лицо. Он прямо говорил мне, что впустую трачу время. Трачу время, ТРАЧУ ВРЕМЯ ВПУСТУЮ. — Ghostemane, Parv0 «I duckinf hatw you»
Саундтрек: Gorillaz feat. Popcaan — Saturnz Barz — Вот и его конечный путь, — Драко сбрасывает чары невидимости за пределами ворот, взглянув на часы на руке, обернутой черной кожаной перчаткой. — Да, совсем скоро он будет у меня дома... Перед ним является Гермиона, также снявшая с себя чары. — Как тебе такое? — выдыхает он всё накопившееся напряжение. — Думал, у меня чудная родня, на девяносто процентов состоящая из преступников, манипуляторов и безумцев. Но это... Эти две семейки однозначно превзошли Малфоев и Блэков. Мы хотя бы любим друг друга. А тут, как я понимаю, эта помешанная женщина не только изменяла с отцом Тео, но и убила его мать... Перед этим же ещё и свела с ума... — Думаю, надо проследить за ним ещё и в Малфой-мэноре. — Гермиона задумчиво прокручивает в голове всё, что им удалось увидеть, приходя к выводу, что узнали они недостаточно, если вообще ничего. — ...А смысл, Гермиона? — Драко, дернув бровью, как-то неоднозначно оглядывается по сторонам. — Я там был и помню, что ничего полезного Нотт не рассказывал. — У нас нет ответов, Драко, — поясняет она. — Только ещё больше вопросов... Наверняка ты тогда выпивал на празднике и многое упустил из виду. — Коснувшись его сомнительного лица руками через маску, Гермиона принимается с уверенностью убеждать напарника: — Я чувствую, милый, должна быть ещё какая-то зацепка. — Ты ведь не сдашься, Ангел, да? — обречённо вздыхает он, взяв ее ладонь со своего лица и хмуро устремив свои серые глаза, скрытые черными стеклами очков, в небо. И Гермиона упрямо качает головой.***
Рождественский прием 1995 года. Малфой-мэнор. Малфои в отличие от своих соседей по графству празднуют с размахом. Без стеснений и не таясь, славившиеся пышными пиршествами белокурые аристократы собирают свой избранный узкий круг друзей и родственников. Ступив в двери дома, практически невозможно не заразиться праздничным настроением. Хозяйке поместья удалось создать сказочную атмосферу, украсив каждый уголок замка великолепным декором на мотив ледяного королевства. Невыразимцы следуют по мэнору за Теодором невидимой тенью. Проходя мимо шикарного бального зала, Гермиона замечает, как там танцуют пары, а над ними под потолком, который трогает верхушка громадной белоснежной рождественской ели, кружат зачарованные снежинки. Нотт явно в поисках ровесников немного плутает, на своем пути опрокинув в себя с летающих по воздуху серебряных подносов несколько бокалов шампанского. Когда же ему попадается в коридоре второго этажа бросающаяся в глаза своими гармоничными тематическими дворянскими одеждами чета Малфоев, Нотт направляется в их сторону. — Здравствуйте, Нарцисса, — светским тоном приветствует он, как будто не у него четвертью часа назад раскололась душа. Также отвесив формальный, не слишком дружелюбный, какой-то даже напряженный кивок в сторону Люциуса. — Не подскажете, где Драко? — Миссис Малфой, — чванливо поправляет его Люциус. — Что за моветон, юноша? Стоит поговорить с Леонардо о том, что пара лишних уроков этикета его сыну не помешали бы. Теодор окидывает лорда Малфоя суровым взглядом, полным подавляемой враждебности. От такого недетского напора Люциус даже вскидывает свою трость, в жесте угрожающе спрашивающем: «какие-то проблемы?» — Здравствуй, Теодор, рада видеть тебя у нас, — сглаживающе гостеприимно улыбается Нарцисса, покосившись на мужа, как бы говоря, ну, Рождество же, остынь. — А, Драко с друзьями устроил свою молодежную вечеринку этажом выше... Титто! — взывает хозяйка мэнора, вскинув указательный палец в воздухе, призывая друга сына подождать. Секунду спустя перед ними материализуется эльфийка, и Нарцисса велит ей: — Титто, будь добра, отведи гостя к Драко. Когда Титто в приглашающем услужливом поклоне просит Теодора следовать за ней, тот напоследок кланяется леди в реверансе: — Благодарю, миледи. Вы сегодня замечательно выглядите, Нарци... ох! Excusez-moi! — осекается он и, покосившись на ее супруга, в сердечных извинениях прикладывает ладонь к груди, чтобы исправиться: — ...Просто обворожительны, миссис Малфой. — Сам эталон галантности Теодор протягивает руку, Нарцисса со словами благодарности вкладывает свою в белой ажурной перчатке, и он почтительно целует даме ладонь. — Ну, с Рождеством вас! Люциус ворчит молодому человеку вслед, когда тот с любезной улыбочкой откланивается: — Что за невоспитанные мальчишки пошли, не в курсе, как надо обращаться к замужней леди с первого раза...? И Драко с ними дружит? Не заостряя более на школьном приятеле сына внимание, Малфои тут же продолжают свой разговор. И Драко на секунду задерживает Гермиону, чтобы подслушать, о чём это говорят в стороне ото всех гостей его родители, когда должны быть в самой гуще празднества, как порядочные хозяева. До невыразимцев доносятся приглушённые обрывки фраз о том, что Темный Лорд планирует в скорейшем времени освободить Беллатрикс и братьев Лестрейндж из Азкабана за верную службу. У Нарциссы по этому поводу наблюдается неопределенная реакция, когда Люциус со смешком злорадствует, мол, Бродяге не долго осталось бродить на свободе; стоит Беллатрикс выйти — чокнутая ведьма первым делом покончит с кузеном, как с гнилой веткой, которую, по его мнению, давно пора обрубить, дабы не позволить прогнить всему блэковскому древу. Дальше они не слушают взволнованный ропот Нарциссы, боясь упустить главную цель из поля зрения, и поспевают за Ноттом. Саундтрек: Rae Sremmurd — Come Get Her Домовик Малфоев приводит Теодора в одну из многочисленных гостиных мэнора, в которой сейчас празднует Драко Малфой в своей компании. Слизеринского принца, сидящего в кресле у журнального столика, в бутылочно-зеленом свете роскошных люстр окружают парни и девушки с его факультета. На коленях блондина сидит Пэнси в открытом облегающем бархатном коктейльном платье, в котором елово-зелёный верх модным решением обходится одним рукавом и плавно по изгибу талии девушки, оголяя живот, переходит в насыщенно-красную мини юбку. Рука Малфоя находится на оголенной спине Паркинсон, пока он разговаривает с одним из игроков квиддичной сборной Слизерина. С появлением Теодора же — и у Пэнси, и у Драко на лицах проступает обоюдное удивление. Путешественники во времени находят удобный угол обзора: Гермиона приближается многим ближе, чем Драко, которому лучше держаться подальше от прошлого себя. Между тем Теодор, обменявшись с Драко рукопожатиями, спрашивает, может ли он у него остаться на время зимних каникул. Пэнси и Драко на это изумлённо переглядываются. И Нотт повторяет свой вопрос в категоричной форме, мол, да или нет. — Вы же с Дафной планировали провести каникулы вместе, — озадаченно возникает Пэнси, перекинув руку Драко через плечо. — Планы поменялись, — коротко отвечает Нотт, отведя пустой немигающий взгляд. Но все же решает удовлетворить любопытство однокурсников ложью, чтобы, видимо, закрыть на этом тему: — Она уехала во Францию, ясно? Больше они ему вопросов не задают, поскольку знают, что без Дафны Тео остаётся только проводить праздники со своим отцом, на что у него — как общеизвестно в их узком кругу — нет никакого желания. Малфой даёт свое согласие, и Нотт плюхается на черный кожаный диван слева. Следующая треть часа проходит за тем, что Теодор молчаливо пьет сидр и наблюдает за обстановкой. Как Пэнси, сидя на коленях у Малфоя, хвастает своим платьем слизеринкам. — Даф подарила, правда, миленькое? У нее талант. — Пэнси манерно красуется перед девушками, соблазнительно проводя ладонями по своей фигуре — от шеи к декольте с вырезом в форме соединенных круглых скобок на ложбинке своих упругих грудей. Дальше спускаясь по талии, оголенной с правого боку, и заканчивая показ на своих женственных крутых бедрах, обтянутых красным бархатом. Гермиона прослеживает, как Нотт окидывает аппетитную фигурку Пэнси из-под полуопущенных век заинтригованным, замышляющим недоброе взглядом, между делом тягуче перекатывая на дне фужера сидр. — Красивое... — соглашается Трейси Дэвис, стоя рядом с Миллисентой Булстроуд. — Повезло же тебе, Пэнси... Мне Даф вот нарядов не дарит, — с каплей проскальзывающей зависти в своем приторном голоске добавляет она. Пэнси дразнливо показывает ей кончик своего языка и вворачивает, что всё потому, что Трейси душная соседка по комнате, обменявшись с Миллисентой ехидными смешками. Малфою быстро наскучивает их девчачий трёп, и он прогоняет Пэнси со своих колен хлопком по бедру. Поправив короткий подол платья, Пэнси со смиренной обидой надувает губы и перелезает на журнальный столик, устроившись на нем в красивой позе, как украшение, между чем пропускает пару бокальчиков. Драко же тем временем собирает вокруг себя шайку своих слизеринских подхалимов, увлеченно с ними заведя беседу о себе любимом. Какие только позы Пэнси не принимает, пританцовывая на столике в ритм с играющей музыкой, как только не вертит своей шикарной сочной задницей, в попытке вновь завладеть вниманием Драко. Наблюдающей за рождественской малфоевской тусовкой невыразимке приходит мысль, что слизеринки скорее всего посещали одни и те же танцевальные классы. Поскольку в сексуальных танцах Пэнси проскальзывает что-то от движений Дафны. Помимо того, Гермионе интуитивно кажется, что и Теодор это в Пэнси проницательно прослеживает. Он один совсем не вовлечён в компашку Малфоя и их болтовню, вместо того отдавая предпочтение своему напитку и танцовщице у себя перед носом на столике. — Погоди, ты говоришь о той хорошенькой пуффендуйской крошке? — уточняет Майлз Блэтчли, отвлекаясь от любования Паркинсон. — Она чистокровная? — Оказывается, да, — ухмыляется Малфой, поднося к своим изогнувшимся губам фужер. — Знал бы, давно бы с ней позани-и-мался в библиотеке... — Драко, многозначительно шевельнув бровями, получает от своих дружков громкие овации. — Уж очень похожа на Грейнджер... — вставляет он. — А кто не хотел бы проучить эту грязнокровку, пускай и косвенно через другую лохматую зазнайку. Слизеринцы разрываются хохотом, когда их заводила, — каким был на змеином факультете Драко Малфой, — начинает имитировать половой акт с пышноволосой девушкой, а в частности то, как он хватался бы за ее гриву. Гермиона флегматично моргает, силясь на всё это не закатить глаза. Но терпит поражение и все же выразительно их закатывает под черными очками, развернувшись к своему Драко, который стоит подальше в сторонке, опершись плечом о колонну со скрещенными на груди руками, и смотрит на себя почти с диковинным отвращением. Он поворачивает к Гермионе голову и, указав на себя, покручивает пальцем у виска, как бы говоря, прости, Ангел, идиотом был. Начиная понимать, почему Драко был так против, чтобы она видела этот эпизод из его мудацкого прошлого, Гермиона покачивает головой и возвращает внимание к их объекту слежки. Пока почти все слизеринцы улюлюкают подвигам Малфоя в постели, Теодор продолжает исподтишка поглядывать на Паркинсон, которая сначала смеётся вместе со всеми, слезая со столика, чтобы обнять сидящего в кресле, как на троне, Драко сзади за плечи, и в шутку короновать его. Но потом слегка пьяной, но грациозной походкой Пэнси плавно отходит к книжным стеллажам, принимаясь там вальяжно расхаживать с бокалом шампанского. И от внимательных и одновременно безучастных глаз Теодора не скрывается то, как она, уставившись в книжные корешки, пытается выровнять сбивчивое дыхание... и не заплакать. Пэнси стирает рукавом одну предательскую слезинку и вновь разворачивается с дежурной ухмылкой на своих алых губах, непринужденно облокотившись сзади на полки. От рассматривания собственного маникюра Пэнси отвлекает Теодор, а точнее то, с каким притягательным магнетизмом он на нее смотрит. Стоит им встретиться глазами, и Теодор манит Пэнси к себе пальцем. Гермиона тонко считывает, как Пэнси словно что-то на подсознательном уровне подозревает в его намерениях, но не придает значению, когда размеренной горделивой походкой с бокалом в руке приближается к дивану и присаживается рядом. Саундтрек: Don Krez, Ghostemane — Boomerang — Знаешь, Малфой и Гринграсс... — начинает он, нацеленно указав фужером на первого, — одной масти. Могли бы потягаться за кубок Тщеславия, Нарциссизма и Эгоцентризма. А нам, как самым большим фанатам, осталось бы только за них поболеть да отзеркаливать их ебучее звёздное сияние. Пэнси мгновение обрабатывает его слова в голове, просканировав Нотта с ног до головы, как инопланетянина, свалившегося с небес, — и развязно хмыкает: — Ты у Блейза упоролся, что ли, хах, Тео? Ты же ведь не прав... По крайней мере насчёт Даф. Она только о тебе и говорит. Что, к слову, меня уже порядком достало. Тео то, Тео это! Мерлин, как будто мне правда интересно, что у вас там с ней и как... — Пэнси претенциозно прокашливается и переключается: — В общем... я к тому, что Дафна любит тебя. Все это видят вокруг. С каких пор перестал видеть ты? — Недостаточно любит, раз в ее сердце есть место для кого-то ещё, — хладнокровно утверждает он. — О, ты ревнуешь ее? К кому?.. Ко мне, а? Да? — загорается этой идеей Пэнси, с интригующей ухмылкой закусив губку. — Что, нет? Ну и ладно. Она меня всё равно тоже любит, чтоб ты знал! — Пэнси надувает губы в показательном памятном поцелуе, коварно хихикнув. Девичий смех со стороны отвлекает Пэнси от Нотта. — ...А ты его ревнуешь? — Теодор кивает на Малфоя, улыбающегося с флиртующими с ним девушками, и криво усмехается: — Хотя, чего я спрашиваю, конечно, да. Его слова находят подтверждение в том, как Пэнси одним только своим авторитетным убийственным собственническим взглядом главной школьной суки разгоняет собравшихся вокруг Малфоя девиц, побоявшихся от рук Паркинсон остаться без волос. Драко над этим бессовестно смеётся, как первый школьный мерзавец, отсалютовав своей верной подружке фужером с шампанским, которое они тайком стащили с главного бального зала: — За тебя, Пэнс! Что б я без тебя делал... И он залпом осушает фужер под тяжелым взглядом выразительно фыркнувшей, с демонстративной обидой закинувшей ногу на ногу и скрестившей руки на своем объемном бюсте Паркинсон. Тео наклоняется к уху по-королевски насупившейся Пэнси и обольстительным низким хриплым голосом приговаривает: — Хочешь предскажу будущее, м? Он выпьет всю твою кровь, будет трахаться налево и направо без любви. Но втайне... будет мечтать о недоступной звёздной девочке. Знаешь такую, а, Пэнс? Вижу, что знаешь. Вот и у Дафны есть такой звёздный недоступный мальчик, к которому она, пока сама того не осознавая, питает всякие там типа, блин, высокие чувства! Минуту помолчав в той же обиженной деловитой позе, Пэнси принимается неоднозначно разглядывать перед собой вблизи лицо Теодора, словно знает, что он прав, но все равно пытается делать вид, будто не понимает о чем он. Или о ком. — Ты у нас что, в прорицатели заделался, а, Нотт? Трелони отдыхает. Иди проветрись, вид у тебя неважный. — Неважный?.. Малышка, знаешь, где вид никак нельзя назвать неважным... — он задирает свой черный свитер и, смутьянски оскалившись, указывает девушке на свой пресс, — здесь. И... пониже. Надо же у бесстыжей-то Пэнси, выразительно возмущенно ахнувшей, расшириваются глаза и проступает на щеках румянец. Гермиона присматривается повнимательнее. И да, точно, это румянец. — Ты сегодня какой-то странный, Нотт... — отмечает Пэнси и отводит взгляд, видимо, постеснявшись глазеть на суженого подруги. — Красуешься? На тебя не похоже. Теодор расплывается мрачно-чарующей улыбкой, опустив свитер и пожав плечами, затем придвигается к ней ближе и закидывает руку на изголовье дивана рядом с Пэнси. — А хочешь знать, что будет потом? Он бросит тебя, потому что ты слишком удобная и непрезентабельная для него, — продолжает он внезапно с такой маниакальностью, словно от этого зависит жизнь. — И ты останешься обескровленной, выпитой им до дна. Но все равно... любить его не перестанешь, ведь ничего, кроме этой проклятой любви, не знаешь. Пэнси вся в дрожащем протесте уязвимо хлопает своими драматичными черными ресницами, неотрывно смотря на него и совсем не узнавая. Не то ударить его хочет, не то выплакаться в жилетку. А он, посмеиваясь, иронично качает головой. — Нельзя так, Пэнс. Нельзя ни от кого ждать всепоглощающей любви, особенно от людей, которые в первую очередь любят самих себя. Надо брать с них пример. Так же находить замену. Только так есть шанс их переиграть... — Нотт с чертинкой, пляшущей в его ядовито-зелёных глазах, подносит ладонь к приоткрытому чувственному ротику Пэнси, и, проведя по ее нижней губе, придвигается к девушке на интимное расстояние. — Давай их переиграем... Саундтрек: Ghostemane — Inside Его коварный рот почти накрывает ее, но по загипнотизированному лицу Пэнси вдруг пробегается отрезвляющий разряд. И она перекрывает путь к своим губам ладонью, всеми пятью пальцами, заострёнными красными ногтями, отодвинув от себя лицо жениха лучшей подруги. — И что это ты, мудила, делаешь?! — лихо царапнув Теодора по щеке, рычит Пэнси с дерзко вскинутой бровью. — Не знаю, что у вас с Даф случилось, но ты... да ты с ума сошел, если думаешь, будто она способна предать тебя, идиот. Ты сейчас хочешь опередить не ее в этом воображаемом предательстве, а лишь свои бредовые домыслы! И, кстати, не сомневайся, Дафна об этом узнает! — грозно предупреждает она, указав двумя пальцами на свои губы и Нотта. Пэнси почти удается на этом с гордостью и достоинством уйти, сохранив свою верность подруге. Только вот Нотт молниеносно хватает ее за предплечье, останавливая, и с выражением смешанных безвыходности и мстительности на своем лице — склоняется к ее уху, чтобы едва слышным шепотом приняться что-то говорить. Нечто такое, от чего черные глаза Пэнси наполняются потрясенным недоверием. Когда он заканчивает и отстраняется от ее уха, Пэнси в отрицании мотает головой, но по ее распахнутым большим глазам видно, что своим неким загадочным откровением Теодор очень сильно задевает ее, глубоко укалывая по больному. — Нет... — неестественно с надрывом улыбается она. — Нет... Пэнси оборачивается на Драко, который ведёт непринужденную беседу с их однокурсником Вейзи. И задерживает на возлюбленном осознанный, полный муки взгляд. — Поверить не могу... Этого не может быть... — О, ещё как может, дорогуша. — Он сглатывает и смутно усмехается. — Думаешь, стал бы я просто так бросать ее на Рождество? — Докажи, — требует она на таком полном серьезе, что даже улетучивается образ легкомысленной кокетки. — Докажи, что видел себя из будущего, Тео. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не смотрит в почти опустевшей гостиной, он в доказательство ей наполовину достает из кармана брюк Маховик времени. — Но-но как же так... — обескураженно лепечет Пэнси, прикрыв рот ладонью. — Это безумие какое-то! Я должна поверить в это...? Ты утверждаешь, что в будущем создал этот Маховик сам? И я останусь одна? А Даф... Тео подносит к ее губам указательный палец, призывая к молчанию. — Тише, ты не останешься одна, обещаю. Я позабочусь о тебе... — с меланхоличной лаской воркует он. — Мы с тобой всё исправим, а заодно и отомстим. Всего того никогда не случится. Пэнси впитывает в себя его чуткие слова, словно воплощенную мечту, которую не мог превратить для нее в жизнь Драко. — Как? — одурманенно спрашивает она, уже готовая на всё с открытым нараспашку сердцем. — Вот так. — Тео наклоняется к Пэнси и целует ее в губы по-французски, сексуально и с чувством, запустив ладонь брюнетке в волосы у виска и склонив ее голову набок, чтобы углубить развязный поцелуй и не оставить ей путей отступления. Со стороны, если присмотреться, видно, как в мрачных чертах его лица проскальзывает вероломное смакование своей победы. Он ее соблазнил. Невооружённым глазом Гермиона прослеживает, как Нотт ловко заманивает явно эмоционально нестабильную, но хорошо это скрывающую Пэнси в свои сети через единение с ней за счёт занесения Дафны и Драко в один разряд плохишей-сердцеедов, приправив главное блюдо дозированными откровениями, чтобы скормить. Хотя ведь, очевидно, роль главного плохиша решил взять на себя именно он. Не обделенный природным очарованием, Теодор облачился маской чуткости с Пэнси и вооружился своими знаниями из будущего, как джокером — из колоды своих козырных карт. Умно. Подло. И грязно. Он должно быть считает себя злым гением. Как бы Гермиона ни старалась, ей не удалось услышать ни слова из того, что Нотт нашептал Пэнси на ушко. Концентрация Грейнджер достигла таких высоких градусов, что приходится напоминать себе дышать, настолько выматывает фильтрация потока вранья и манипуляций Нотта от голых фактов. И факт номер один отдается у нее болью за Дафну, которую сейчас предали эти двое, к тому же ещё и бросив одну на Рождество. И факт этот куда весомее сомнительного факта номер два, предполагающего под собой некую цель, что преследует Теодор за счёт своей Вендетты. Никакой жалости Гермиона к нему у себя не находит, более того ей даже лезут шальные мысли в голову, проклясть его как-нибудь похуже прямо тут в отместку за Дафну. Гермиона более чем уверена: ничего из того, что ее лучшей подруге предстоит пережить, та не заслужила. Из всего этого Гермиона может сделать очевидный вывод, что Дафна в том другом будущем больше не отвечала взаимностью на чувства Нотта, и он слетел от этого с катушек на пример того, как недавно в настоящем. Ни к чему хорошему это по всей видимости не привело, вот Нотт и решил переиграть свою роль, вмешавшись во Время. Но все же многое ещё оставалось загадкой... Его тактика и детальные мотивы. От размышлений Грейнджер отвлекает измененный шепот ее напарника, раздавшийся у ее уха: — Дальше ничего полезного нам точно не услышать, пойдем отсюда. — До этого ты говорил так же, и вот выясняется, что, возможно, Пэнси что-то известно, — едва слышно отзывается она. — Так что останемся до конца. И не подходи так близко, Драко, это небезопасно для тебя, — напоминает Гермиона, слегка подтолкнув его назад.Я все время возвращаюсь назад, но на этот раз я не вернусь. Я погружался во всю твою ложь. Думаю, ты права, я теряю рассудок. Но я лучше предпочту безумие, чем пустоту внутри. Мне так сильно не везло, и ты хочешь поиметь меня. Я знаю, ты хочешь меня внутри, но я не поддамся чувствам на этот раз. Ты встретилась со мной взглядом, и тогда я обратил свою печаль в ненависть. Написал малышке, и она ответила, Теперь у малышки болят коленки. Вы все будете трахаться с кем попало, А я не трахаюсь с кем попало, да. — Ghostemane «Inside»
Саундтрек: Kim Dracula — Paparazzi На диване в это время Тео после поцелуя с Пэнси, тяжело дыша, опускает голову ей на плечо, пока она витает где-то в облаках. Этим жестом ещё больше ее растрагивая. — Страшно представить, какой одинокий я без нее... — задушенно признается он, спрятав лицо в изгибе шеи Пэнси, неуверенно погладившей его по каштановым волосам, как беззащитного мальчика, о котором вдруг стало некому позаботиться. Около минуты спустя Тео без эмоций поднимает голову с плеча девушки, опустевшими изнуренными глазами уставившись в сторону. На какую-то долю секунды наблюдателям кажется, что он вновь готов, как спятивший, зайтись хохотом. Или заплакать. Но он берет себя в руки и концентрирует поплывший взгляд на Пэнси, участливо и заботливо погладившей его по щеке. — Ты ведь тоже без него одинока, не так ли? — Нотт с наигранной слабой улыбкой кивает в сторону Малфоя. Пэнси, сглотнув, печально осматривается вокруг, лишь бы не отвечать, и замечает, что на них давно обращает внимание попрощавшийся со своими приятелями Драко. Приподняв бровь в любопытном замешательстве, он вальяжно закидывает одну ногу ботинком на колено другой и затейливо прокашливается. — Я что-то пропустил, не так ли? — протягивает он насмешливо, указывая на Нотта и Пэнси. С затаившейся полунадеждой Пэнси выжидает от своего бойфренда хоть какого-то подобия ревности. Но не дожидается. — Как всё-таки наверное невъебенно круто быть тобой, а, Драко? — панибратски заговаривает с приятелем Теодор, расслабленно закинув Пэнси левую руку на плечо. — Все эти сучки вьются возле тебя... Трахаешься с одной, — он ласково гладит Пэнси по лицу тыльной стороной правой ладони, — ...женишься на другой. И даже помечтать не забываешь о запретном... — Теодор беззаботно присвистывает, но излучает собой некий вызов, на который Малфой лишь скучающе проводит языком по переднему ряду зубов под своей верхней губой. Но Слизеринский принц все же хотя бы хмыкает, проследив, как озабоченно заблестели глаза Пэнси на словах о женитьбе и запретном, тогда как сам предпочитает слышать только первую часть из слов Нотта. — Так сложно устоять, да, Драко? Ты ведь не против, что я...? — Теодор переигранно предупредительно, словно соблюдая этикет, кивает на прикусившую до боли губу Пэнси, уже спускаясь рукой по ее милому личику к шее и дальше проводя ладонью по вздымающимся налитым холмикам груди. Пообводив и подразнив проступающие женские пухлые ареолы, его скользкая ладонь, движущаяся всё ниже, останавливается, когда доходит до края коротенького красного бархатного подола платья Пэнси. И Теодор вновь поднимает глаза на Малфоя в немом вопросе, мол, ну, так что, можно? Уставившись на того на пару с Пэнси каверзно и в какой-то степени пытливо. — Посмотрим, — лениво протягивает Драко с лояльными, но в то же время притязательными нотками, словно проводит неформальный кастинг на роль любовника своей подружки. Поудобней устраиваясь в кресле и оглядевшись по сторонам опустевшей гостиной. Ему и невдомёк, что Драко Малфой из будущего сейчас смотрит на него с осуждением со своей невестой. Уголок рта Нотта ползет в сволочной ухмылке, когда его проворные длинные пальцы забираются к Пэнси под подол между слегка расставленных стройных ног — и начинают там двигаться. Она с истомным вздохом откидывает макушку на его руку, лежащую на изголовье, но при том не спускает пристальных глаз с Малфоя. — А вот думал ли ты, Драко, что в одночасье... — увлекательным тоном вещает Теодор, непереставая хозяйничать рукой в трусиках у сексапильно выгнувшейся в спине и пикантно застонавшей Пэнси, — ...можешь всё потерять? В прямом смысле всё. Всех твоих поклонниц и поклонников на Слизерине, ублажающих твое королевское эго. Репутацию твоей фамилии в обществе. Эту по уши влюбленную угодливую приспешницу... — он с нежной улыбкой проводит по шее Пэнси носом, оставляя на ней очень эротичный поцелуй, и возвращает хитрый взор к другу, сощурившему свои светло-серые глаза в безмолвном «к-чему-это-ты-клонишь» вопросе. — Скажем, будешь женат на Гринграсс младшенькой и жизнь твоя с этой занудной малявкой будет полным отстоем, ха! Скажем, потеряешь даже свою шикарную милую маму... Видел ее, кстати, сегодня, такая красивая и добрая, — мечтательно разглагольствует он. — Мне бы такую. — Какого Салазара ты несёшь?! — нахмурившись, обрывает Драко в замешательстве от внезапных странных порывов самого закрытого типа из его окружения. — Про мою маму хочешь говорить, трахая ее пальцами? — рычит он и, махнув кистью на постанывающую Пэнси, предупреждающе наводит на Нотта указательный палец. — Прояви уважение. — Отец твой гордился бы тобой, дружище, — сардонически ухмыляется Теодор. — Вы, Малфои, требуете к себе уважения, когда сами никого, кроме себя, не уважаете. Драко делает вид, что начинает терять интерес, хотя все же по нему видно, что речь и поведение раскрывающегося по-новому загадочного Теодора Нотта его заинтриговывают, как любопытное зрелищное кино с неожиданными поворотами, вкупе ещё и с сексуальными действиями с Пэнси в главной роли. Саундтрек: kelis — KILLSHAKE (0Ni Remix) — Я к тому клоню, Драко, что вся жизнь может однажды разрушиться. Бывают такие моменты, когда думаешь, что ты властелин мира, у тебя есть всё, что нужно, но тут БА-А-М! — театрально восклицает Нотт, вместе с чем сильнее толкается пальцами между горячих бедер Пэнси, чем вырывает из ее распахнутых хватающих воздух губ похотливый податливый стон. — И кто-то берет и выбивает почву у тебя из под ног, которая оказывается-то и была просто зыбучим песком, и все это время рушилась сама собой, засасывая в пропасть... А бывает, ты наоборот забираешь у кого-то всё, просто потому что вдруг остался ни с чем — од-и-ин, — драматично замирает он и с полуодержимым выражением на своем скалящемся лице подводит: — Думаю, я могу быть обоими этими персонажами. Я же все потерял, и я же все обратно любой ценой верну... — ...Пэнси хочешь у меня отобрать, что ли? — усмехается Драко недоверчиво на его эксцентричные философствования и даже напутственно поднимает за это дело свой фужер: — Ну, удачи тебе, приятель. Я бы на это посмотрел... Тебе же потом знатно влетит от Гринграсс, а заодно и за компанию с ней от Забини. И Малфой, отпив из фужера, действительно на это смотрит. Как Теодор, вытащив пальцы из возбуждённой жгучей брюнеточки, подминает ее под себя на диване, устраивается между ее мягких оголённых бедер и закидывает женские ножки к себе на плечи. Гермиона на этом решает отвернуться, ощутив руку Драко из настоящего на своём запястье. Они с ним отходят чуть дальше, когда раздается символичный треск ткани в руках Теодора на зелёном верхе платья Пэнси, подаренного Дафной. В страстных стонах плывущей в сексуальном забытьи Пэнси — когда ту начинает трахать Нотт — Гермионе слышится отчётливое желание угодить. Оглянувшись на Паркинсон, она видит это и по ее глазам, направленным на Малфоя, в которых читается едкий вопрос с оттенком глухой внутренней боли: доволен ли он, такую ли он хочет ее видеть, ценит ли, как она старается. Ее запрокинутая голова елозит затылком по коже дивана, когда Драко степенно поднимается с кресла и, начав поглаживать Пэнси по коротким черным волосам, упирается одним коленом в диван напротив Теодора, орудующего над ее гостеприимным жарким лоном. Гермиона тут же отворачивается, отлично предугадав его намерения. На заднем фоне в подтверждение слышится звук расстегиваемой молнии. Она чувствует, как ее за руку тянет невидимый Драко в стойком желании увести, но она профессионал и останется до конца, как бы это не было неловко и неприятно для нее лично. Раз Пэнси что-то знает о путешествии во времени Нотта из будущего, нужно проследить и за ней. Чутье не подводит Грейнджер снова: спустя оргазмы Нотта, Паркинсон и Малфоя происходит нечто ещё примечательное. Пока Слизеринский принц убирает с лица упавшие ему на лоб платиновые пряди, восстанавливая дыхание, и отпирает колено с дивана, чтобы застегнуть брюки, пряча в них член, Теодор что-то колдует над распластавшейся между ними Пэнси. Гермиона из-за неудобного ракурса не может толком разглядеть движений его палочки, чтобы понять, что Нотт с Пэнси сразу после секса втроем сделал. Но, если это то, что ей кажется, — считай у невыразимцев снова ничего нет. — Ты... что только что сделал? — дублируются ее мысли через Драко, который, только застегнув молнию на брюках, замечает последнии мановения палочки Теодора. — Да так, ничего, — убирая палочку, он пожимает плечами и тоже поправляет брюки. — М? Ой... — Пэнси приходит в себя, оглядев свое порванное платье и приподнявшись на локтях. — Он сейчас над тобой палочкой махал, ты не заметила, что ли? — подозрительно выкладывает ей Малфой. Пэнси, хихикнув, подтирает большим пальцем уголок своих распухших губ с растершейся помадой и колко подмечает: — Я заметила, только как надо мной махал палочкой ты, Дрей. Он закатывает глаза на ее каламбур и решает докопаться до вновь отчуждённо погрузившегося в себя Нотта, требуя от него ответа, что конкретно тот сейчас сделал с его ведьмой. От этих покровительных слов Малфоя Пэнси просто плывет, забывшись в романтических грёзах. В порванном и задранном платье встав на диване коленками, она льнет к Драко всем телом, как змея, обвивая его руками за шею и сентиментально прижавшись к торсу парня щекой и оголенной грудью — с умиленными словами, какой он всё-таки джентльмен. — Ничего я не делал, чего ты завелся, — бросает Теодор, застегивая ремень на брюках. — Просто проверил... принимала ли она концентрацептивное зелье. — Что-то было непохоже. — Всё хорошо, Дрей... — заверяет его Пэнси разомленным забвенным поцелуем в щеку, затем разворачивается и притягивает к себе за шею Тео, игриво и немного заторможенно проведя по его густой шевелюре. — Это будут веселые зимние каникулы, правда, мальчики? Напряжение тут же спадает от озорного тона этой шалуньи. Троица слизеринцев обменивается заговорщическими заведенными взглядами и со смешками аппарирует с многобещающих слов Драко в его покои за продолжением их секс-вечеринки. С их исчезновением путешественники во времени согласованно на этом решают перемещаться обратно прямо отсюда. Эта гостиная находится во владениях Драко и точно сейчас пуста в настоящем времени. Драко избегает смотреть Гермионе в глаза, но и она не спешит, вместо того накидывая на них цепочку Маховика времени. Только после настройки Маховика, Гермиона поднимает макушку, чтобы мельком взглянуть на Драко перед собой, но тут же оказывается под влиянием его взора, скрытого за черными очками и все же каким-то образом пронзительно осязаемого. Пара волшебников замыкается друг на друге, пока происходит обратное перемещение во Времени, предчувствуя, что им предстоит серьезный разбор полетов с личной подоплёкой. Перед тем, как они отправятся к Пэнси за ответами уже не как гости, а как невыразимцы.