Безупречные и падшие

Саундтрек: Metro Boomin & A$AP Rocky & Roisee — Am I Dreaming       Блейз родился в самую цветущую пору мая, как предвестник летнего зноя, принимающий в свои теплые объятия после студеной зимы.       Поместье Забини.       Майский ветер и сигаретный дым на балкончике обдувают Блейза, распахивая отвороты черной рубашки на мужском оголенном торсе. Рядом с ним в плетеном кресле сидит Дафна и глядит на закат с рассеянной дымкой в своих глазах и сигаретой между тонких пальцев. Она в самом деле стала много курить. Они с ней в уединении проводят вечер его дня рождения, пытаясь в праздник отвлечься от всего нависшего груза в их жизни. Гости уже ушли. Но Дафна и Блейз их даже толком не замечали, каждый пребывая в своих мыслях, сгущенных опасениями о будущем. Годы летели слишком быстро, словно приближая их к пропасти. И день рождения только напоминал о скоротечности времени.       Но сейчас Блейз просто наблюдает за Дафной, и это уже хорошо. Им даже не нужно было разговаривать, чтобы наслаждаться компанией друг друга.       С тех пор как они обменялись обетами с Ноттом прошло около полутора месяца. После своего «обещаю» — в ответ на требование отдать будущего ребенка — Дафна сама не своя поднялась с колен и спешно скрылась от них с Ноттом со словами, что ей нужно побыть одной, уложить всё в голове. Спровадив Нотта, Блейз не хотел обсуждать с ним осуществление предстоящего. Все вышло спонтанно и не по плану. Не так он планировал подготовить Дафну к неизбежному. Она вернулась домой раньше времени, хотя отправлялась на прогулку и пикник с Джесси и Дженной. Как выяснилось позже: вернувшись за ротвейлерами, с которыми Джесси хотела поиграть. Ее большая любовь к собакам явно передалась от Джонни.       С мыслями об этом Блейзу необходимо было позаботиться о мнении племянницы на свой счёт из-за кровавого зрелища, не предназначенного для детских глаз. Тут как тут Блейзу пришлось иметь дело с разъяренной свирепой Дженной, которая устроила младшему брату большой скандал на повышенных эмоциональных итальянских тонах и безапелляционно донесла о его выходке по каминной сети Корделии в Венецию. У Корделии, Дженны и Блейза состоялся серьезный разговор о том, какое наследие в клане Диллинджеров-Забини передается из поколения в поколение. Когда-то став с малых лет свидетелем жестокости матери-вдовы, Блейз теперь и сам перенял роль карателя. Напрашивался вывод по цепочке не учить Джесси ради своего оправдания, что то, чему она стала свидетельницей, было ради справедливости. Ведь то было из-за долго сдерживаемого гнева, переполненно выплеснувшегося фонтаном крови... в которой Блейз хотел замочить Теодора Нотта. Ему пришлось задуматься о том, какое влияние способен в качестве главы семейства оказать на будущее поколение Диллинджеров-Забини, если продолжит в том же духе решать проблемы.       Переходя к теме родового проклятия, Корделию впечатлила предусмотрительность Дафны на тот счёт, что вынудила Блейза и Теодора дать обет не решать конфликт с помощью смертельной дуэли. Но ее совсем не впечатлила идея отдать ребенка Дафны Нотту, ведь по ее словам это великое, ужасное и неизгладимое испытание для матери, которой Дафна станет. Корделия после своего объявления неприкосновенности Донателлы и Астории уверяла Блейза, что принять ребенка Дафны не станет для него чем-то непереносимым, оперируя своим собственным опытом, как любящая мачеха для Дженны. И Блейз был почти смирен стать отчимом, молясь о том, чтобы ребенок был похож на Дафну, а не на Нотта, которого он бы потом стер с лица земли... Однако планы изменились, когда Дафна поставила условием своей сговорчивости не сражаться за нее насмерть. В следствии своих миротворческих побуждений ей пришлось принять возникшее условие Нотта, лишь бы взять с невыносимого безумца обет навсегда отстать.       Семейное совещание клана Диллинджеров-Забини в своем неполном составе прервал домовой эльф Космо, обеспокоенный тем, что их леди Дафна прямо сейчас рыдает, спрятавшись в гардеробной. Получив от матери нравоучительный взгляд в духе: «что я говорила, сынок», Блейз с тяжестью выслушал ее заклинательные наставления разрулить всё максимально мирно — и скорее завершил звонок по камину. Под препарирующим его взором старшей сестры, прижимающей дочку к груди, Блейз склонился к растерянной маленькой племяннице, взял ее за ручку и поцеловал, пообещав ей с воскресшей на своих губах обаятельной улыбкой солнечного итальянца, что вовсе не плохой человек и будет стараться им не стать. Джесси переглянулась со своей мамой — та со вздохом ей кивнула. И девочка поверила своему дяде.       Сразу после Блейз торопливо направился к жене. У него кипела голова от всего этого стресса. Решалась вся дальнейшая судьба их семьи. И, чтобы прийти в себя, Блейзу нужно было успокоить и обнять свою малышку.       Он застал ее, как и сказал Космо, спрятавшейся в гардеробе в укромном уголке за завесой вешалок с одеждой. Дафна в самом деле рыдала, так душераздирающе навзрыд, что Блейз сперва опешил. Она стихла, как только услышала о его вторжении в свое убежище, пытаясь проглотить всхлипы и спрятать боль. Он остановился подле разделяющей их завесы одежды и впервые не знал, как ее утешить. Он хотел оставить себе Дафну любой ценой. Хотел ее живой. Хотел, чтобы она исцелилась. Хотел, чтобы она была счастлива. Блейз делал все возможное, подвергая свою собственную душу тяжким испытаниям. Но все шло по наклонной.       Он простоял так какое-то время, скрупулёзно и мучительно раздумывая, что ей предложить в утешение. Напомнить, что после того, что сотворил Нотт в Азкабане, такого опаснейшего для общества темного мага ни за что не оставят власти на свободе? Или в случае его избежания правосудия напомнить, что хоть она и дала обет отдать своего ребенка под полную опеку Нотта, сам Блейз ничего подобного не обещал... Но прежде чем он зарёкся о каких-либо возможных лазейках, Дафна сама выползла из-под вешалок на пол к его ногам — и вся в слезах припала к ним, схватившись ладонью за голень.       Будто пригвожденный ее страданиями к полу, Блейз смотрел на Дафну сверху вниз, в бессильном гневе ослабляя галстук и снимая запонки. Уже даже не зная, на кого ему гневаться за ее слезы. На Донателлу или Теодора, когда ему отрезали все пути свой гнев на тех вылить. Или, может, на судьбу. За всё то, что от его девочки требуют обстоятельства. Или... на себя. За то, что заставляет эти обстоятельства принять, не давая уйти из жизни. Знать, как Дафне тяжело, как больно сдаваться проклятию после всех стараний избежать своей родовой участи, и не иметь возможности существенно и гарантированно повлиять на ситуацию, — самое парализующе невыносимое чувство, что он испытывал.       Больше всего на свете Блейз не выносил слез Дафны. Когда она плакала, обхватив его ногу и уткнувшись лбом в штанину, он был моральным соучастником ее огромнейшей внутренней борьбы. Не было никого, кого бы он чувствовал столь остро, как ее. Хотя Блейз считал себя довольно проницательным человеком. Боль Дафны ощущалась несравненно ни с чьей и поражала в самое сердце. Он сполна сознавал, какая жертва от нее требуется ради их совместного счастья. Ей не хотелось жить, лишь бы не идти на эту жертву...       Ей. Не хотелось. Жить...       Смерть любимого папы. Трудные отношения с матерью и сестрой. Отвергнутость обществом. Ограничение возможностей заниматься любимым делом. Раскрытые раны прошлого, повторяющиеся в настоящем и неясной угрозой нависшие в будущем. В конце концов ей предстояло отречься от своей плоти и крови, чтобы остаться с любимым мужем. Всё это сломило бы любого. И все же с подрагивающих уст Дафны, приникших к брюкам Блейза, будто молитвой, слетали самозабвенные слова о том, что пожертвует ради него всем... ведь для нее нет большего счастья, чем быть его.       Когда Блейз наконец, будто оглушенный, отбросил в сторону галстук с запонками, то надломленно склонился к Дафне и взял ее на руки, осев вместе на пол. Он прижимал макушку Дафны к своей груди, как ребенка, и всячески напоминал, что всегда разделит с ней ее ношу и сделает всё, чтобы смягчить. Он зацикленно и старательно гладил ее по волосам и призывал не прятать от него свою боль. Ведь вместе — им будет справиться легче.       Они просидели в гардеробной казалось целую вечность до самой ночи, лелея свое хрупкое счастье в объятиях друг друга. Пока Дафна не уснула на его руках, и Блейз не отнес ее в постель. С укоренившейся мыслью, что для начала, чтобы иметь силы клятвы исполнить, нужно вернуть ей желание жить.       — Я хочу сделать что-нибудь безумное... — говорит Дафна, выпуская облако дыма своими алыми губами и отстраненно глядя на закат.       Солнце на горизонте опускается за кроны дубов.       Блейз, заинтересованно выгнув бровь, вглядывается в свою жену. На ее локти, лежащие на балконной ограде. На то, как волнистые светлые волосы ниспадают на ее оголенные лопатки. На то, как красный шелк струится и облегает женственные изгибы ее тела.       Блейзу нравится любоваться Дафной. Ее франко-английской эстетикой. Сдержанная, таящая в себе бурю чувств. Аристократка и бандитка. Холодная снаружи и горячая внутри. Иногда она раскалывалась и таяла. В его руках. Он и сам таял в ее. Будь они отражением друг друга. Мужским и женским обличием одной натуры.       Он любит ее с каждых сторон.       Неотрывный внимательный мужской взор дальше цепляет то, как лямка спадает с ее плеча, полуобнажая полную грудь с насыщенно-розовой ареолой и выпуклым соском, когда Дафна неспешно выпрямляется. Лениво поправляя лямку с сигаретой в руке, она обращает на Блейза свои туманно-небесные глаза.       — Странно, как кстати ты это... — загадочно улыбается ей он, облизав губы и взяв с женских рук сигарету, чтобы затянуться.       У Блейза имелся план, как смягчить для Дафны суровую действительность. Она слишком концентрировалась на плохом. Слишком переживала обо всем, над чем не имела контроль. Из-за тревожности ей было это важно — контролировать всё. Она не могла выйти никуда в свет, боясь нависших над ней общественного осуждения и клеветы. Она не носила свои красивые платья, кроме как в их владениях. Она больше не создавала одежду, потеряв всякое вдохновение после объявленного кутюрье Гринграсс всебританского бойкота. На неделе Блейз листал ее старый альбом с эскизами нарядов и нашел одно, которое его особо вдохновило. Он попросил мастеров в миланском ателье, работающих на ее держащийся на плаву в Италии модный дом, воплотить сильно зацепивший его эскиз в реальность. Саундтрек: Young Nudy, 21 Savage — Peaches & Eggplants       Поднявшись с плетеного кресла и затушив в пепельнице сигарету, Блейз выходит с балкона, подзывает Космо и просит продемонстрировать готовый наряд заинтригованной его таинственной задумкой Дафне. Эльф с энтузиазмом исполняет, щелчком пальцев материализовав готовый наряд на манекене, и замирает со сложенными у лица руками в ожидании радостной реакции меланхоличной леди Дафны.       Это было нечто необыкновенное. «Голое» платье в пол, полностью расшитое россыпью тысяч розовых кристаллов. С аксессуарами из того же прозрачного сверкающего материала в виде повязанной на голове банданы и длинных перчаток. И с довершающей образ локтевой накидкой из молочно-розоватого меха.       — Блейз, я никогда не планировала надевать нечто подобное, или хотя бы вносить в какую-либо коллекцию, это слишком скандально, — смущённо находит Дафна, заходя внутрь, пока сама разглядывает с тихим восторгом свою воплощенную, требующую смелости идею, но вскоре, прикусив губу, отводит взгляд в сторону. — Это была просто фантазия... — понуро шепчет она.       Космо удручённо отступает, обнадеженный вновь увидеть на лице хозяйки улыбку.       — Ох... прости, Космо! — замечает Дафна его разочарование и виновато опускает макушку, пробормотав себе под нос: — Мерлин, я расстраиваю эльфов...       Приблизившись к ней и взяв пальцами за подбородок, Блейз глубоко заглядывает Дафне в печальные глаза, словно в ее раненую душу проникает. Он желает хоть на какой-то миг осчастливить ее. Прогнать тревогу и грусть.       К счастью, Блейзу известна парочка верных способов.       Первым делом он притягивает к себе Дафну за талию, увлекая в медленный танец. Со взмахом палочки волшебника в граммофоне начинает мелодично играть пластинка.       Тихо ахнув, Дафна улыбается Блейзу в плечо. Ее нежные руки обнимают его за шею, пухлые губы скользят вверх по воротнику полураспахнутой рубашки и приникают к коже, умиротворенно спускаясь поцелуями от шеи по ключицам к твердой груди. Тепло ее глубокого дыхания, втягивающего его терпкий мужской аромат, дарит покой. Он чувствует, как она дышит им. Любит и нуждается.       Держа Дафну за талию и ладошку, Блейз уютно утыкается подбородком ей в макушку, так же глубоко вдыхает шелковисто-жасминовый аромат ее волос и оставляет на них долгий поцелуй. И это самое божественное чувство — дышать ею, любить и нуждаться в ответ.       Под спокойную музыку они наслаждаются мгновением своего большого маленького счастья.       — Что мешает воплотить фантазию в реальность? — Блейз продолжает тему, томительно поглаживая ее открытую поясницу. — Особенно когда серая реальность так и требует фантазийных красок, — мурлычет он и заискивающе добавляет ей на ушко: — Ну же, Даф, у меня день рождение. Сделай мне подарок.       Она с интересом смотрит на него из-под трепещущих ресниц, поводив по его широким плечам своими хрупкими руками с мысленным вопросом, какой именно сексуальный подарок он хочет от нее в этом платье.       В темных глазах Блейза загорается искорка, а уголок губ дерзко вздергивается, когда он поясняет:       — Сходи со мной в этом платье в свет.       У Дафны распахивается ее милый ротик от удивления: ходить в голом платье на публике явно за рамками ее целомудренного английского воспитания. Но в этом и была суть. Выйти за рамки. Освободиться. Обнажив клыки и когти, которые ей пытались подточить. Блейз же собирался ей их заострить.       Поводив рукой по спине Даф, он находит завязки на ее невесомом красном платье и, потянув за концы, распускает. Затем тягуче поочередно снимает лямки с ее плеч, заставляя шелк опасть к ее ногам и обнажить тело.       — Как на твой взгляд, детка, это достаточно безумно? — уточняет он, с чертовской ухмылкой кивнув на манекен, обтянутый роскошным мерцающим прозрачным платьем, со свисающей с согнутых локтей меховой накидкой оттенка клубничного молочного коктейля.       Дафна заманчиво, но все же с опаской прикусывает губу. И Блейз, подначивающе не отрывая от оголенного красивого тела жены обожающих глаз, закручивает ее в танце вокруг своей оси. Блейз знает толк в том, как соблазнять свою леди. С губ Даф слетает звучащий музыкой для его ушей смех той дерзкой девчонки, с которой воплощал самые страстные антисоциальные идеи. Вроде легендарных налетов на банки, ролевых игр и прочих преступных и пикантных вещей.

***

      Разумеется, они не совсем сошли с ума.       Выходя в таком скандальном наряде не совсем в свет, учитывая ходящие слухи, а на вечеринку в закрытое британское сообщество представителей БДСМ-культуры. Где дресс-код может и вовсе не предусматривать какого-либо наличия одежды. Где чопорные британские волшебники из высшего света снимали за закрытыми дверями свои холодные маски и проявляли свою подавленную страстность. Какими бы снобами и пуританами англичане себя снаружи не выставляли, сексуальная жизнь бурлит в Соединенном Королевстве едва ли меньше, чем во Франции. Всего-навсего за завесой внутриэлитной приватности. В конспиративном клубе мог состоять хоть сам министр магии и никто бы из членов сообщества не осудил и не разгласил его острых интимных пристрастий. Соблюдение секретности было прописано в кодексе при исключительно эксклюзивном членстве и закреплялось магической клятвой.       Место проведения одной из рядовых вечеринок, называемых БДСМ-балами, окутывает своей неоклассической элегантной обстановкой, которой способствует приглушенное освещение от волшебной золотой звёздной россыпи, парящей под высочайшим потолком, расписанным фресками. По огромному колониальному залу, изначально предназначенному для проведения самых пышных королевских балов, располагаются изысканные староанглийские вычурные диванные ложи-канапе в свете антикварных настольных подсвечников с красными свечами, применительно для игр подтекающих воском. За фортепиано в углу виртуозно играет пианист. А в центре — под великогабаритной хрустальной средневековой люстрой на цепях — сцена.       Ренессанс садомазохистических искусств. Тематический бал, на котором пары не танцуют, а устраивают эротические шоу.       В зале находится люди разной степени раздетости. От полностью по-министерски одетых до костюмированно-нагих. Из самых откровенных: дамы топлесс, чьи бедра как обматывают на греческий манер полотна пергаментного цвета, так и у некоторых вовсе обходятся без, ограничиваясь лишь незначительными оригинальными штучками, вроде волшебных футуристичных накладок на пах в паре с висюльками на соски из цепочек или бахромы, также в соло — ракушек, цветочных лепестков и других растений, органично прикрывающих Венерин холм; джентльмены же отличаются историческими и модернизированными набедренными повязками или доспехами. Кому-то на грудь капают алыми каплями воска с подсвечников. Кого-то хлестко стегают плёткой. Кто-то сидит в ногах или на коленях у своих Господина или Госпожи. Кого-то держат на цепи ошейника смирно, а кто-то таким образом со своим сабмиссивом театрально прогуливается по залу.       Но именно лорд и леди Забини приковывает к себе со своим появлением все взгляды.       Ведя по залу Дафну за руку, обернутую сияющей перчаткой, Блейз то и дело поглаживает ее ладонь и оглядывается, обволакивая своим уверенным взглядом. Чтобы как дать ей чувство защищённости, так и полюбоваться своей красавицей-женою.       Грозовые глаза Дафны с макияжем смоки-айз скрыты за прозрачной вуалью. Поверх жемчужно-белых волос, собранно-уложенных по черепу в винтажную прическу «холодные волны», голову украшает мерцающая бандана, как у танцовщицы из 1920-х вкупе с меховой накидкой, элегантно свисающей с локтей. Сияние белой кожи Даф усиливает обнимающие, как вторая кожа, дымчато-розовые кристаллы, собранные в единую материю платья по ее стройной высокой фигуре. Ярко-розовые соски венчают упруго-стоячие пышные груди словно камушки на общем фоне. Единственным очевидным прикрытием наготы — округлые точёные бедра обтекают стринги цвета розовой металлики с камушками топаза по бокам. По мере размеренного, грациозного шага ведьмы — настороженного, но готового идти до конца — под переливающимся подолом в пол виднеются в тон металлически-розовые босоножки на шпильке.       Блейз решил не отставать от своей сногсшибательной жены и облачился под стать эротично. В черное. Под брутальным френчем с удлиненными ассеметричными краями и самурайским наплечником — оголенный рельефный торс лорда Забини облегает прозрачная черная материя, в одном стиле с его леди вышитая из кристаллов. Завершают дерзкий киберпанк-образ мафиозного принца массивные сапоги и штаны из черной драконьей кожи.       Их быстро находят Грейнджер и Малфой, вышедшие из-за укромной темноты одной из укрытых красными занавесками ниш — в весьма недвусмысленно растрепанном виде. Одетые более классически, но не менее горячо и даже экстравагантно. Малфой в бордовом сюртуке на голый торс, на алебастровой коже которого выступает испарина, и в нефритового цвета брюках. Со стильной прически платинового блондина испорченно выпадает несколько прядок. У Грейнджер на голове ещё больший беспорядок из ее буйных кудрей, когда она, придерживаясь за плечо Драко, допоправляет бюст коричневого кожаного корсета своего горчичного платья с его вырезом от бедра, открывающим вид на чёрное кружево чулок ведьмы. Саундтрек: Timbaland feat. Keri Hilson, D.O.E. — The Way I Are       Четверка заводит беседу на нейтральные темы — только не о Теодоре Нотте и сопутствующим общему злодею проблемам.       Драко ещё раз поздравляет Блейза с его двадцатичетырехлетием в более торжественной манере, приятно удивленный их выходом с Дафной в свет. Гермиона восторгается смелым нарядом Дафны, спрашивая комфортно ли ей, на что та отвечает шаловливой улыбкой и тягучим «о да-а, детка», скользящим движением проведя ладонью в переливающейся на свету перчатке по изгибам своего тела. Приобнимая Дафну за талию, Блейз со своей фирменной ухмылкой красавца-плохиша получает от жены кокетливый поцелуй в щеку, оставивший на его безупречной темной коже отпечаток от блеска для губ.       Все же Блейз чувствует, что она не совсем искренна в своем комфорте и игривых манерах. Гермиона тоже замечает, своими умными карими глазами считывая просыпающиеся в лучшей подруге эксцентричные черты личности.       Словно Дафна старательно пытается возродиться, сыграв саму себя с тех отвязных времен, когда была свободна. Может, если она притворится, то вернёт саму себя... Но был один нюанс: в те их славные гангстерские времена Дафна особо не надеялась на счастливое будущее, а была больше настроена пуститься во все тяжкие. Сейчас же она не могла почувствовать себя свободной от мыслей о скором конце. Жизнь и смерть загнали ее в угол в своих обоюдно пугающих перспективах.       — ...Каким бы чудиком Дамблдор ни был, он все же как-то говорил одну дельную вещь, — вдруг припоминает Драко, отвлеченно хмуро обратив внимание на весьма скверно сплетничающих позади Дафны девиц, знакомых по Слизерину, и философски цитирует: — «Счастье можно найти даже в самые тёмные времена, если не забывать обращаться к свету.»       Гермиона часто кивает в поддержку, с любовью посмотрев на Драко и погладив жениха по плечу.       — Только сильно не безумствуй, Даф, — умоляет она, отлично зная характер лучшей подруги. Когда-то общий бунтарский дух ведьм породил их дружбу, но вместе с тем Гермиона не забывала, как однажды Дафна в своем бунтарстве чуть не пожертвовала собой ради нее, когда спасала от кентавров. — Помни, как бы там ни было с... — Гермиона колеблется, не желая портить праздник Блейза упоминанием нежелательных лиц. — ...с сама-знаешь-кем... — выкручивается она, — мы всегда придем на выручку.       — Спасибо, дорогие, но с каких пор мы боимся называть его имя, словно он чертов лорд Волан-де-морт? — наигранно посмеивается Дафна, развязно свесив с плеча Блейза локоть. — Тео, Тео, Теодор! Да-а, тот, кого я... что там по легенде: чуть не убила, не ограбила? Но н-а-адо же упекла бедного в психушку, из которой этот чокнутый пироман сбежал! — разглагольствует она нарочисто громче, с вызовом оглядываясь на шушукающихся за своей спиной девушек в золотых комбинезонах-кэтсьютах на голое тело в облипку с самой головы до ног. Тех в школьные времена можно было увидеть в блудливой компании Нотта. — И сколько всего за это время на свободе натворил?.. Но всем же плевать, что плохого делал этот сукин сын, подкупивший вас своим мрачным загадочным очарованием... Во всех его грехах люди продолжают винить меня! Какая я плохая девчонка, а! Просто сука, — сардонически усмехается Дафна, взяв бокал шампанского с витающего поблизости серебряного подноса ладонью с просвечивающейся сквозь сверкающую перчатку татуировкой цветочной куфии. — Подождите, это вы ещё не знаете, что я, негодяйка, ещё сделаю... — Она поднимает бокал с пожеланием здоровья: — Чирс! — И залпом его осушает.       Обеспокоенные, Драко и Гермиона обмениваются с держащим экспрессивную жену за талию Блейзом многозначительно настороженными взглядами.       Ранее невыразимцы в своей таинственной манере упоминали, что могут в конечном итоге пустить все министерские силы на арест Теодора с его последующей ликвидацией. Но, ссылаясь на некую его связь с Отделом тайн, предупреждали, что толку от этого может не быть. Однако Малфой и Грейнджер определенно что-то мутят.       Дафна явно сдерживает порыв бросить в сторону этих куриц опустошенный бокал, пассивно-агрессивно впившись пальцами в стекло с такой силой, что кажется, то вот-вот лопнет. Длинные пальцы Блейза отвлекают Дафну, с успокаивающей лаской поглаживая ее с левого боку, где на открытых рёбрах алыми чернилами по фарфоровой коже на итальянском увековечена ода в честь их любви и единения.       — Детка... веди себя хорошо, — хрипит Блейз Дафне на ушко и с пожуривающей ухмылкой притягивает вплотную к себе за талию, спустившись ладонью к ее заднице и плутовски похлопав в форме «ой-смотри-накажу».       И она, промурлыкав что-то невнятное, стихает и кладет макушку мужу на плечо. Ее разомленные, проясняющиеся от бушующего в них шторма, глаза с глубинной пасмурной поволокой поднимаются на строгое задумчивое лицо Блейза, контрастирующее с игривыми жестами мужчины.       У него возникает тревожное чувство дежавю, словно Дафна была способна устроить драку, какие раньше затевала с Пэнси в гостиной Слизерина. Но эта роковая ведьма задабривающе начинает поглаживать блистающий черными кристаллами пресс Блейза своими изящными руками, — в идеальном сочетании обернутыми розовыми, — и целовать его в шею, шепча сердечные слова извинения:       — Прости, малыш, это твой день.       Пока Блейз прожигает этих тупых сучек уничтожающим взглядом, от которого в свое время смолкал весь змеиный факультет. И от которого те тут же ретируются, явно не желая попасть в черный список мафии.       До его ушей также дошли разговоры сплетниц о том, что одна из них слышала от своего отца аврора об участии мафии в разгромном уничтожении Азкабана, с надумкой будто гангстеры тогда освобождали кого-то из своих. Несмотря на то, что в хрониках прямым виновником фигурировал Теодор Нотт, чьим мотивом значилось якобы «вызволение своего отца Пожирателя с использованием фамильного ноттовского темного артефакта, где из-за неудачного стечения устроенного побега прогремел взрыв и разгорелся разрушительный пожар», — эти идиотки романтизировали проступок темного мага, ссылаясь на его благородные сыновьи чувства. Додумывали, словно там схлестнулись итальянские клановые и ноттовские силы из-за Дафны, делая в своих глазах именно ее косвенно виновной в многочисленных павших жертвах. Вторая из девиц с видом посвященной в великую тайну вставляла, что всё началось ещё с Херефордшира, где в своем же родовом поместье убили Майлза Блетчли, который по ее достоверным данным, — собственно как подружки Блетчли, — был с Теодором Ноттом за одно правое дело.       Блейз делает вывод, что Дафна тоже расслышала эти фантасмагорические бредни, из-за чего и так сорвалась. Они старались минимизировать слухи с помощью прямого указа своих покровительствующих друзей-Верховных — не упоминать имя Дафны в трагедии, но, похоже, это просто невозможно. Слухи ползли, как зараза. Одна теория о том, что произошло с Азкабаном и графством Херефордшир, безумнее другой.       Оберегающе притянув Дафну к себе ладонью за затылок, Блейз целует ее в макушку через бандану и, поправив ее кристальные концы, которые сам же жене завязывал, приглушенно усмехается на ее выходку.       — Никакая ты не негодяйка, Даф. Ты моя хорошая девочка... — ласково протягивает он, нежно погладив по открытой спине. — Может, разве что разыграла сценку в духе странноватой стервочки. Уф, зато как горячо... — Блейз подзадоривающе щипает ее за задницу.       И Дафна усмехается ему в грудь, поластившись об ту щекой. Своей ладошкой обхватывает Блейза под френчем за пояс и в целом расслабленнее устраивается в его объятиях.       Блейз знает: ей больно и грустно, но она оценивает его юмор в такой сложной ситуации.       В попытках заглушить затягивающую ее душу бездну отчаяния, Дафна стремится взглянуть ей в лицо и высмеять, чтобы побороть страх. Блейз предложил Дафне способ вместе посмотреть ее страхам в лицо. Не прятаться под их гнетом, а бросать вызов. Ведь хотел, чтобы Дафна снова пришла в себя. Он подумал, что если сейчас ей станет привычней среди сплошь и рядом полуобнаженных волшебников, будучи самой в откровенном наряде, то сможет вновь носить на публике любимые ей платья. Сможет делать повседневные вещи с прежней уверенностью. Сможет легче выдержать предстоящие испытания, если раскрепостится.       Тем не менее раскованность Дафны все ещё не слишком естественная и практически надламывается, когда они запоздало замечают в дальнем углу старшее поколение. Саундтрек: Ultra Sunn — Keep Your Eyes Peeled       В одной из лож свой вечер проводят Люциус и Нарцисса.       — О, черт, ну, не-ет... — стонет Драко, тоже завидев родителей. — Я же говорил им не приходить сюда, когда я здесь!       — Не говори... неловкая ситуация, — соглашается Гермиона, поправляя свою прическу в стиле «только-только после жаркого любовного сражения».       Дафна старается прикрыться меховой накидкой, в иррациональном опасении, будто Люциус и Нарцисса могут донести на ее «неподобающее леди поведение» Донателле, но у нее толком ничего не выходит, и она заходит за спину Блейзу.       — Да что вы прям как нашкодившие детишки, — закатывает глаза Блейз, наблюдая смущенных Дафну, Гермиону и Драко. Хотя последний скорее выглядит находящим неудобным тот факт, что его аристократы, как все обычные предки не вяжут свитера или не собирают хлам в подсобке, а состоят в элитном БДСМ-сообществе. — Мы уже не дети, а такие же взрослые. Ну, или составьте что ли график посещений, — позабавившись, советует он лучшему другу.       Нарцисса приковывает к себе восхищенные взгляды своим образом небесной царицы из серебряного, играющего на свету, ослепительного платья от Гринграсс: с капюшоном, как у девы Марии накрывающим макушку, и с выгодно подчёркивающим эффектную грудь ведьмы бюстье. Пока сидит на коленях у Люциуса, чья ладонь в кожаной перчатке по-хозяйски покоится у жены на бедре под вырезом платья.       Малфои проводят время в компании трепетно собравшихся вокруг себя волшебников.       — Такое впечатление, что мистер и миссис Малфой тут признанные звёзды сцены... — отмечает Дафна, все же с крохой любопытства выглядывая из-за широкого плеча Блейза, украшенного металлическим авангардным наплечником.       — Я слышал, что в их возрасте тяга к БДСМ-практикам только обостряется на пике, — с лёгкой светской ухмылкой находит Блейз, приятно чувствуя ладони Даф на своем плече. К сожалению Драко, готового от замечания друга схватиться за голову в своей участи иметь столь неординарных сексуальных родителей, которым по всей видимости неведома такая вещь как старение. — Безукоризненная генетика, да и, что там говорить, богатство — делают свое дело, сохраняя красоту и здоровье, Драко. Мы и сами когда-то на их месте дай Мерлин окажемся, будем ещё шарахаться от своих отпрысков, — позволяет себе Блейз на миг замечтаться о благополучном семейном будущем.       Но его мечтания развивают гонимые отложенные мысли о том шатком положении, в котором они с Дафной для создания семьи находятся.       Дафна это чутко замечает, опоясывая погрузившегося в себя Блейза обеими руками сзади и символично положившись щекой на его левую лопатку — там, где расположена их парная татуировка. Он отрадно улыбается краем губ, опустив взгляд на ее скрещенные ладони на своем торсе. Поглаживающие мужской пресс тонкие дамские руки переливаются в роскошном сочетании их светлой и темной кожи, словно в обертке из черно-розовой кристаллической дымки. Помимо того Дафна, потянувшись на носочках своих босоножек на шпильке, целует Блейза в щеку, оставляя на его красивой коже очередной любовный след от блеска для губ, и шепчет на ушко сладкие обещания, что зацелует его сегодня до умопомрачения. Везде. Ох, как зацелует.       Драко тем временем закатывает глаза на оправдания своих специфических неудобств от неувядающего либидо Люциуса и Нарциссы.       — Ой, я бы на тебя посмотрел, застань ты свою мать здесь, скажем... за выгулом парочек горячих итальянцев-пассивов на привязи.       Залюбленный, зацелованный Блейз, купающийся в ласках своей девочки, мечтательно пропускает колкость Драко мимо ушей.       Не то бы возразил, что его мать не доминатрикс, как многие себе воображают. По крайней мере, насколько он знает, не в большей степени, чем Гермиона с ее командирской манерой себя вести. Не то бы ещё подколол, что этот стереотип о его матери — все равно что ограничить Гермиону ролью Госпожи Грейнджер, наказывающей Пэнси. Ведь и Дафна, хоть и более завуалированно, была той же леди-босс со своим упрямым нравом. Властным умным женщинам требовался ещё более властный умный мужчина. А покойного отца Блейза, который был самим воплощением мужества, никто не мог переплюнуть для Корделии. В сравнении с ней любой мужчина казался пассивом. Львица среди шакалов всегда остаётся одинокой без своего льва.       Поклонники лорда и леди Малфой умоляют чету устроить им сцену, если посудить по их сложенным в молитве рукам и пылким аплодисментам, когда Люциус вальяжно достает свою знаменитую трость из-за дизайнерского крепления на ремне и начинает в угоду публике хищно скользить ее змеиным набалдашником по стройной ноге Нарциссы — томительно вверх по внутренней стороне ее красиво раскрывающегося алебастрово-белого бедра, а своими дразнящими губами по вытянувшейся лебединой шее Нарциссы, разомленно задышавшей через раскрывшиеся влажные алые губы и в полном доверии и покое положившей мужу голову на плечо, накрыв кистью затылок Люциуса поверх традиционно собранных ею самой черной лентой платиновых волос.       До них доносится чья-то красочная восхваляющая реплика, что сабмиссив явно сейчас учащенно «задышала» не только этими своими накрашенными в стиле ретро полными нежными губами, но и теми, к которым стремится трость доминанта. Ещё одна реплика содержит в себе оды крутым блэковским бедрам Нарциссы, — обладательницами которых женщины древнего чистокровного рода являются, — их отличительному плавному красивому изгибу за счёт королевской осанки, знаменующему тонкую талию, будто дамская фигура на протяжении всей жизни ношения корсета мышечной или даже генетической памятью запомнила выгнутое положение, выставляющее все прелести Нарциссы в самом выгодном свете на радость мужских — да и некоторых женских тоже — глаз.       Пока не начали петь оды великолепным грудям его матери, Драко спешит удалиться:       — Та-ак, ладно, уходим... — Берет за руку Гермиону, убедившись, что зрелище предстоит не для его глаз.       Плод любви Малфоев уже не в том возрасте, когда родители бы прощали ему такую шалость как подсматривание. Вечер для Драко с Гермионой на этом закончен.       Распрощавшись со сконфуженно быстро линяющими друзьями подшучиваниями о законченном детском времени и наступлении взрослого часа, Блейз на пару с Дафной ещё насмешливо машет им вслед на прощание:       — Поиграли, детки, и в постельку пора. Но не унывайте, вот поженитесь, тоже станете взрослыми!       — А мы пока прибережем для вас значки для вступления в подклуб брачных парочек! — присоединяется к его шуткам Дафна, артистично облокотившись о мужа, согнув ногу в коленке и помахав блестящей ручкой, как актриса кабаре.       А Блейз стоит, скрестив руки на поясе, и скалится, как самый знойный гангстер.       Они с ней чутка сошли с ума или просто пытаются повеселиться, «обращаясь к свету в темные времена»... Сложно сказать. Дамблдор со своими мудростями и причудами тоже был немного сумасшедшим.       Драко и Гермиона на ходу отвечают им подколотыми улыбочками и синхронно поднятыми средними пальцами.       — Юмористы... — сарказничает Драко с ностальгией, уходя чинно перекинув руку через плечо хихикнувшей Гермионы, весело показавшей им язык. — Не задерживайтесь там, — велит он, указав в зону с видом на своих родителей, перед тем как скрыться с Грейнджер за углом в сторону выхода.       Шально посмеявшись, Блейз и Дафна увлеченно и сговорчески переглядываются между собой... И задерживаются. Так и оставшись стоять поодаль от старших волшебников, так, чтобы не попасться им в поле зрения, но и понаблюдать за гармоничной парой. В конце концов они тут, чтобы сделать что-нибудь безумное.       К тому же от Нарциссы не так-то легко отвести глаза...       Это было привилегированно особенное зрелище увидеть, как Ледяная леди английского волшебного Королевства тает в нужных руках, превращаясь в них в маленькую льдинку, плывущую в талых водах своей высвобождающейся чувственности. Раздвинутые длинные ноги и большая грудь Нарциссы, аппетитно вздымающаяся в пышно приподнятом глубоком декольте, так и манят взоры. И Люциус с гордостью демонстрирует свою ведьму на любование круга счастливчиков, как свое главное редчайшее сокровище. Хвастать роскошной женой определенно в характере Люциуса Малфоя. Удовольствие на его лице от возжелающей реакции публики на утонченную чувственность Нарциссы — неописуемое. Ведь является тем самым избранным, кто способен обнажить страстность этой леди, сняв с нее неприступную маску. Ее Господином.       Лорд Малфой вдвойне наслаждается прелестями Цисси, которыми на зависть всего Соединенного Королевства обладает. Ведь, к сожалению местных издавно грезящих о его жене старых и даже молодых лордов, Нарцисса не овдавела — Люциус не сгинул в Азкабане, как все остальные Пожиратели в недавно отгремевшей катастрофе. Малфои с каждым годом после минувших постигших их ужасов войны назло всем только хорошеют. Ещё и хвастают своими нерушимыми крепкими брачными узами. Показывая тем самым метафорические «средние пальцы» злопыхателям.       Любовь побеждала. А как общеизвестно — у Малфоев есть достоинство, которое их оправдывает: они любят друг друга. Их отношения можно было назвать образцовыми. Их несокрушимость вдохновляет.       Блейз с пониманием, занятно изогнув уголок губ, улавливает, как Дафна оказывается зачарованной своим кумиром детства — в неосознанном диссонансе, хочет ли она быть с нею или быть ею... Нет смысла винить Дафну, все они были в свое время так или иначе очарованы Нарциссой. На памяти самого Блейза: ещё до устоявшейся дружбы с Драко они с Теодором принимали приглашения на дни рождения наследника Малфоев, лишь чтобы поглазеть на его красивую маму. Великолепие этой женщины не видел разве что только слепой и глухой, или же ослепленный ненавистью под раздачей ее разящего высокомерного превосходства, проявляющегося в ответ на бестактность.       — Люциус Малфой — самый большой грёбаный счастливчик по жизни... — покачав головой в шляпе, поражается удачливости скользкого волшебника какой-то дымящий сигарой джентльмен поблизости. Как и все прибывая в эстетическом наслаждении от созерцания страстной пары.       Остаётся загадкой, что предшествовало славе Люциуса и Нарциссы в высшей БДСМ-тусовке, раз местная публика так жаждет выступления Малфоев, как профи своего дела. Короля и королевы сей декадентской сцены.       Малфои забирают всё внимание на себя, и им даже не приходилось выходить на сцену, чтобы взбудоражить многих искушённых обывателей лишь лёгкой прелюдией с тростью. Об их сексуальных талантах в закрытом сообществе ходят легенды. Кто-то со стороны примечательно говорит, мол, Малфои стали вести себя скромнее после отгремевших военных событий, тем самым освободив садомазо-трон. Кто-то же считает, что Люциус и Нарцисса ведут себя скромнее, потому что заметили друзей сына, не очевидно, как им кажется, указывая на Дафну и Блейза.       От этих витающих по залу разговоров многие вновь обращают внимание на лорда и леди Забини.       Дафна сильнее берется за галантно согнутый локоть Блейза. Он вскидывает подбородок в заносчивой отстраненности, подавая ей при робком взгляде на себя пример.       Хотя Дафне вовсе и не нужно подавать пример аристократической манеры держаться в обществе. Это у нее тоже врождённое.       В своем классическом амплуа Снежной королевы, покрытой сегодня одним только розовым инеем, внешне Дафна никак не выдает бурлящей внутри себя парадоксальной смеси из остроты ощущений и смущения от того, в каком откровенном виде сейчас предстает. Со стороны наследница рода Гринграсс выглядит так, словно способна заледенить своим морозным сиянием. Глаза ее видятся сквозь блеск вуали — осколками льда, взирающими как с вершины Олимпа. В тандеме со жгучими кофейными глазами по-благородному надменного Блейза, с его титулом мафиозного принца — само олицетворение мужской красоты в черном одеянии с космической пылью, акцентно подчёркивающей его оголенный торс Апполона, — они, должно быть, представляют из себя ту ещё парочку плохишей-аристократов. Некоторые же в кавычках просвещенные ещё думают о них, как о злодеях, препятствующих «правому делу» Теодора Нотта.       Блейзу же достаточно того факта, что они с Даф смотрятся чертовски хорошо вместе. Чтобы быть спокойным как королевский питон, вне себя от умеренного блаженства собственного холодного великолепия. Мнение общественности для него не авторитетно. Его репутация никогда не будет кристально чистой. В конце концов он босс мафии.       В то же время на их величавом контрасте: тайно уязвимая Дафна тактильно передает свои внутренние волнение, стеснение и стыдливость чувствующему ее Блейзу. И, чуется ему, беспокоит Дафну явно не только внешний вид, а скорее то, какого мнения о ней будет даже столь лояльная публика со всеми теми распущенными Ноттом вокруг ее персоны подлыми слухами с вагоном и маленькой тележкой множащихся додумок. Блейзу лишний раз хочется придушить его. За то, что соткал вокруг Дафны паутину из ограничений методом самого эффективного манипулирующего чувства — стыда. Чтобы она пряталась и боялась проявляться в невыгодных для него качествах своей яркой свободолюбивой личности. Потому что Нотт хотел, чтобы она посвятила всё своё существование только ему одному. Если же нет — то внушить, что предпочтение своих желаний делает ее плохой. Всё, чтобы контролировать ее через стыд и страх.       — Ты не сделала и не делаешь ничего плохого, чтобы стыдиться, Даф, — наклоняясь к ее уху, скрытому за гламурной банданой, произносит он. — Нет места стыду, если от твоих действий никому не плохо. А глядя на тебя... — Блейз оглядывает жену с обольстительной улыбкой и, закинув в рот жевательную резинку, с плотским аппетитом прикусывает губу, — ...может стать плохо только от зависти или возжелания, детка. Посмотри вот на папашу Драко, — рассуждает он, небрежным кивком указав на того. — Пожиратель Смерти, вложивший немалый вклад в разрушение стольких судеб, его осуждает практически весь волшебный мир, а он продолжает испивать все лучшие соки из этой жизни... С вновь обретенным достоинством восседает, как победитель, со своей завидной женой-спасительницей у себя на коленях. И ведь действительно, — примечательно хмыкает он, — если посмотреть с такой стороны, сравнив с судьбой остальных Пожирателей, несомненно — победитель.       Бархатный голос Блейза, обладающий естественным сексуально притягательным богатым тембром, льется в уши приникшей к его телу и с затаенным дыханием слушающей Даф, варьируясь от искусительного до наставительного.       — Так что расправь плечи и излучай свою красоту. Не для того красота была дана, чтобы прятать. Ты, жемчужина моя, украшение этого мира, — Блейз с нежностью касается ее носа указательным пальцем, вызывая у Дафны ту самую наикрасивейшую, что он видел в своей жизни, счастливую улыбку. — ...прятать которое просто против природы. А стыдиться уж — все равно что признаться в преступлении, которого не совершала, но за которое тебя непременно накажут. Бери пример с той же Нарциссы, не подстраивайся под стандарты — диктуй свои, хитря, где надо. Ты же так любишь наряжаться, детка, я знаю... — мурлычет Блейз, с дуновением своего морозно-мятного дыхания воодушевляюще поцеловав ее в уголок губ и крепче обняв за талию. — Так позволь себе. Ведь надень ты хоть мешок из-под картошки, Даф, если винишь себя за свою красоту, беря ответственность за чужую реакцию, всегда найдется тот, кто воспользуется этим да ещё и обвинит... Неси в мир себя, как ты это умеешь, — с гордостью — и тогда никто не посмеет осудить. А если даже рискнут... — Блейз, сверкнув глазами и пожевывая резинку, жёстко поигрывает двигающимися желваками на своих высоких скулах, — ...поверь, ты способна испепелить их своей красотой и силой. И, помни, даже если против тебя будут все, на твоей стороне всегда буду я. Твоим щитом и оружием. Так что тебе не нужно прятаться, Даф... Если понадобится, — вкрадчиво, с ноткой угрозы довершает он, коснувшись большим пальцем ее подбородка, — ...детка, мы сделаем так, что прятаться будут все остальные.       Блейз зацепляет невероятно серьезный взгляд на поднявшихся на него расчувствовавшихся глазах Дафны. Два туманных осколка неба за блестящей вуалью очаровывают его своей могущественной красотой. Ее мерцающая в перчатке ладонь с благоговейной лаской касается его лица, проводя длинными пальцами по играющей скуле. По челюсти к шее. И медленно вниз по сильной груди, взявшись указательным пальцем за одну из его серебряных шейных цепочек.       Дафна обводит Блейза всего с ног до головы красноречивым взглядом, в котором читается, как безумно покорена его умом, сердцем, красотой и мужественностью. Второй ладонью тянется к его руке и, переплетя пальцы вместе, поглаживает обручальный перстень на безымянном пальце своего лорда.       — Я хочу, чтобы ты наслаждалась... — дополняет он, в ответ на прикосновения Даф чарующе заскользив ладонью от ее талии к бедрам. — И всякие жизненные вызовы встречала с насмешкой и оборачивала в свою пользу. Саундтрек: Travis Scott — MODERN JAM       Блейз, поглаживая задницу Дафны, с дьявольским намеком кивает ей на пустующую сцену, как на способ «сделать что-нибудь безумное». Превзойти чету Малфоев, например, сместив горячих старичков психосексуальной сцены. В качестве инструмента освобождения от оков стыда, сдерживающих ее потенциал вместе со способностью получать удовольствие от жизни. Компенсировать страх перед демонстрацией своей привлекательности в наиболее располагающей обстановке. Выступлением в игровой форме выработать свободу самовыражения, независимость от рамок и гармонию со своими духом и телом.       Да, Блейз многое продумал. Чтобы Дафна не боялась своей сексуальности после нанесенной ей травмы. Чтобы не боялась жить.       — Ты услада для глаз, моя дорогая, — воркует Блейз, кокетливо проведя носом по щеке Дафны. — Это будет прекрасно, — соблазнительно нашёптывает он между россыпью маленьких поцелуев на ее очень эрогенной шее. С заигрывающими поглаживаниями ягодиц в заманчивом обхвате своих больших ладоней. — Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо... — Поцелуи Блейза переходят в лёгкое посасывание бьющейся жилки на ее шее. — Всегда. При любых обстоятельствах.       Он завораживает томно прикрывшую веки Дафну, нажимая на самые чувственные нотки в ее теле.       Талантливые пальцы Блейза, пробираясь поверх сияющего платья, облегающего округлости Дафны, нащупывают вложенный им между прелестей жены перед выходом из дома потайной перламутрово-розовый кристалл — и с волнующе-расслабляющим смещающим нажимом гипнотически кружат вокруг. Заставляя Дафну учащенно задышать ртом и положиться щекой на его плечо. Ее ладонь продолжает покоиться на мужской груди в поисках опоры, которую Блейз ей даёт.       В момент их традиционно-грандиозных сборов в гардеробной, когда Дафна делала свою винтажную прическу и макияж, сидя на пятках раздетой на мягком стуле перед туалетным столиком, Блейз подобрался к ней сзади. Почти готовый в обтягивающем торс своим мерцанием лонгсливом и кожаных штанах с болтающимися на ремне серебряной пряжкой в форме кобры и стильно свисающей цепью. Сам невозмутимость с идеальной осанкой и хорошими манерами — отодвинул в сторону полоску ее стринг. Взял со столика ее любимое розовое масло для тела в матовом стекле и капнул между шелковистых гладких половинок ягодиц, раздвинутых из-за женской сидячей на пятках позы. Затем разлил масло в своих ладонях и, стоя позади, начал скользить ими по всему телу Дафны, как по статуэтке. От шеи, спины и талии до груди, живота, бедер и задницы. Уделяя особое художественно вырисовывающее круги внимание полным грудям с взбухшими сосками.       Многие ведьмы подкрашивали пигментированные части тела для подобных мероприятий — соски, рот, половые губы, — но у Дафны после его действий они были такими раскрасневшиеся заласканными, что никакой краски не требовалось. Такими же сочными, как бутоны со спелой заостренной пикой, ее ареолы и были весь последующий вечер, когда бы Блейз не опустил на красивую грудь Дафны взгляд.       В итоге ещё больше засиявшая кожа Дафны была на ощупь как молочный шелк с запахом жасмина и роз.       За годы совместной жизни это уже вошло у них в привычку: обмениваться обязанностями по уходу за кожей друг друга; Забини нравилось ухаживать за собой, а за любимым человеком вдвойне. Блейз обожал их маленькие косметические ритуалы, когда Дафна по утрам садилась на него верхом в ванной комнате или за туалетным столиком и с внимательной заботой наносила на его лицо сыворотки и крема. И он, дождавшись своей очереди, проделывал с ней то же самое. В каждом бережном касании наизусть знакомых любимых черт лиц, в каждом откровенном взгляде было столько любви, что почти всегда уход за кожей переходил в занятия любовью. Или после банных процедур, когда Дафна разносила по мышцам Блейза лосьоны или масла и в итоге постоянно отвлекалась на ласки его члена. И он следом в долгу не оставался.       В этот раз Блейз, как бывало делал и раньше, простимулировал своими умелыми длинными пальцами маленькое скользкое колечко мышц в углублении мягких женских округлостей. В процессе не отрывая через зеркало интимного зрительного контакта с возбуждённо облокотившейся о столик и выгнувшейся в пояснице Дафной. Блейз сохранял свои филигранные спокойствие и хладнокровие, словно опытный хищник перед тщательно спланированным нападением, когда добавил к ее готовящемуся образу от себя секретный ингредиент в виде погруженной внутрь тела жены конусообразной «перчинки».       Он отстранился, чтобы с благопристойным, высоконравственным видом лорда-эстета полюбоваться ее очаровательной увлажненной задницей, украшенной розовым кристаллом анальной пробки. И, важно прохрипев, как эксперт над произведением искусства, отвесил ей удовлетворенный шлепок. Дафна очень нежно застонала и ещё сильнее зазывно прогнулась в спине, касаясь приподнятой, выталкивающей пробку, задницей мужской пряжки ремня, в надежде, что Блейз заменит ее своим членом. А он — сунул ту обратно на место да поглубже, чем вызвал у нее гортанный стон и попытки соблазнить себя трением ягодиц об эрегированный член через ребристо-кожаные брюки. В довершение, с тронувшей его губы хитрой ухмылкой змея-искусителя оперевшись сзади по обе стороны от заведённой Даф руками, лишь по-джентельменски скромно поцеловал свою тяжело дышавшую леди за ушком. И вопреки эрекции продолжил собираться, застегивая свой звякнувший ремень со змеиной пряжкой и цепью. Как ни в чем не бывало.       Неудовлетворенная, Дафна шепотом тогда обозвала его чёртовым инкубом. На что получила от расслышавшего Блейза в ответ обнажившийся распутный, демонический оскал и обещание ответить за свои слова.       Ещё с того момента перед выходом ему удалось планомерно переключить ее с внешних переживаний, погрузив во внутрь — в эротические. Им обоим нужно было это. Отвлечься от минувших и грядущих испытаний жизни. Чтобы просто не сойти с ума от всего безостановочно и только нарастающе наваливающегося со всех сторон давления.       Краски их ядреной сексуальности окрашивают сцену, являя восхождение новых звёзд на субкультурный престол доминанта и сабмиссива. Когда Блейз со своей мощной грацией пантеры ведёт изящную, блистательную Дафну за руку по ступенькам и — под затаившейся и очарованной красотой их пары публикой — также красиво укладывает ее туловищем лицом вниз на уровне своего пояса на обитую черной кожей магически видоизменяющуюся под потребности шикарную гибкую скамью. Под освещением роскошной люстры и в окружении греческих колонн они устраивают настоящую театральную эротическую постановку, возводящую секс в разряд искусства.       Дафна — артистка. Блейз переплетен с ее родственной себе душой невероятно тесно, интуитивно чувствуя, что придется по вкусу им обоим. Он был ее спутником по жизни, начиная с юной дружбы, тайной влюбленности и заканчивая зрелой любовью, чтобы наверняка знать, как Дафна расцветает от любого проявления искусства — украшения бытия. Будь то танцы, мода или эротика. Она подобна шипастому экзотичному цветку, который цветет в солнечной роще на радость глаз окружающего мира, а не в теплице — единолично для коллекционера-садовника. Ее чувства искусны, но созидательны только в условиях творческой свободы.       Блейзу приходится бороться с ослепляющим подсознательным желанием спрятать ее от всего несправедливого мира. Укрыв как от плохого, но так и от хорошего. Этот порыв свойственен скорее его темной стороне. Потому в ясном уме Блейз всегда хотел и хочет, чтобы Дафна не чахла в теплице, а цвела на солнце. Была свободна. Творила.       Он обещал Джесси, что не станет плохим...       Это было чертовски трудно, когда по пути на сцену до Блейза смутно дошли приглушенные мужские обсуждения, в которых Дафну назвали злым роком для рода Ноттов. Красивой, но убийственной невестой. Делитантной черной недовдовой. Криминальному боссу потребовалось немало усилий, чтобы не запомнить их лица и потом не послать наемных убийц.       «Это род Ноттов стал злым роком для Дафны. И дай Мерлин она бы стала успешной в своей убийственности и похоронила Теодора Нотта... Однако она была слишком добра.»       Блейзу сводило скулы от этого нависшего, все никак не рассеивающегося облака ноттовской фамилии над Его женой. Которое более того проклято ожидает к двадцати пяти годам пополнения... Но которое он сейчас вопреки показательно и публично намеревается развеять.       Расставив ноги на ширине плеч, Блейз остаётся какое-то мгновение стоять позади Дафны в воцарившейся тишине обостренного зрительского внимания. Его руки собственнически оглаживают утонченную фигуру наклонившейся белокурой ведьмы, задирая сверкающий подол платья по ее длинным ногам — расставленным ровно паралельно мужу позади себя.       Блейз методично надевает на руки черные кожаные перчатки, не отрывая плотоядных глаз от выставленной изысканной задницы Даф, ухоженно словно светящейся изнутри, чтобы обострить ощущения, когда будет шлёпать ее.       Левую ладонь в перчатке по-хозяйски кладет на ее талию. Указательным пальцем правой проводит вдоль позвоночника, выгибающегося вслед за невесомым томительным прикосновением, пустившим по коже открытой женской спины мурашки, и останавливается на пояснице. Выдерживает паузу, вырисовывая потирающие круги у копчика. И с размахом пускается в искусный садистический пляс над алеющими после первого же шлепка атласно-кремовыми полушариями, разделенными полоской стринг. Волнуя погруженную между них вглубь анальную пробку.       Размеренно дыша, Блейз не сбавляет набранного жёсткого темпа, меняя амплитуду и размах шлепков от хлестких до сотрясающе увесистых. С каждым разом заставляя покрывающий и сковывающий Дафну лёд трескаться. Защитная оболочка холодности сходит, являя публике ее истинное лицо, так что невооружённым глазом можно увидеть нежность Даф. Ее спина изгибается с кошачьей гибкостью. С раскрытых, как лепестки роз, губ слетают мурчащие постанывания. На ангельском лице отображается полное единение с моментом, словно в затмении. Ее искренняя чувственность исключает любой намек на пошлость. Ее сексуальность выражается натурально и от того красиво.       По залу — под аккомпанемент тихих мягких вздохов и стонов Даф — с эхом разносятся звуки шлепков мужской ладони в кожаной перчатке о приподнявшийся навстречу зад всё больше раскрепощающейся сладострастной ведьмы. В этом раскалённом моменте Блейз желает подчинить ее себе так сильно, что это пугает его. Его доминантный аппетит ещё никогда не был таким... диким. Он хочет контролировать каждый ее вздох, каждый стон, каждый оргазм. Каждую когда-либо оплодотворенную яйцеклетку...       На лице Блейза не сменяется его привычная царственная невозмутимость, пока внутри разрастается пожар собственничества. Он хочет продемонстрировать всем, что Дафна — его. Чтобы каждый при взгляде на нее помнил, что это жена гангстера и шутки с миссис Забини плохи. Хлестая ее — по одной половинке задницы, по второй — с такими, как крутые броски кобры, точностью и нарастающей интенсивностью, что Дафна, часто хватая губами воздух, переходит на несдержанные тонкие стоны и всхлипы.       Мышцы на ее порозовевших ягодицах приходят в движение. Заводное... Или в попытке снять жар. Блейз в любом случае в перерыве массирующе разминает их в своих сильных руках.       И продолжает в том же духе, верно погружая свою сабмиссив в психоделическое пространство, где существует только ее выставленная напоказ чувствительная задница. Его удары по ней. И наслаждение, которое наступает отлегающим от груди камнем переизбытка неутоленной жажды Дафны контролировать всё, что Блейз в моменте перенимает на себя. Происходит обмен психофизической властью. Тело больше словно не принадлежит Дафне, и ей не требуется нести за него бремя ответственности. Блейз освобождает ее и одновременно заковывает в пределах своей покровительствующей власти.       Когда Блейз начинает ребром ладони монотонно и с точностью вбивающими движениями постукивать по розовому кристаллу, приоткрыв большим пальцем другой руки одну половинку ягодиц и с силой впившись в нее остальными четырьмя, Дафна с раскаляющемся по венам эйфорическим чувством вытягивает шею, максимально развратно выгибается в пояснице, чем ещё сильнее оттопыривает свой разгоряченный красивый зад.       И, раскрыв свой чувственный рот, ярко кончает от порки.       Блейз замирает над Дафной, не отводя от нее маниакально пожирающих глаз. Его грудная клетка тяжело вздымается. Подбородок вздергивается в гордой манере от того безумно изумительного зрелища, что из себя представляет его малышка.       Повязанная сверкающей банданой макушка блондинки запрокидывается, сквозь вуаль виднеются ее затуманенные в экстазе небесные глаза. Наряд делает распаленную, оргазмирующую ведьму буквально блестящей, возвеличивая данный ей женский шарм и подчеркивая естественное внутреннее свечение ее кожи с проступившей испариной.       Блейзу кажется, что он женился на чертовой богине. Он начинает понимать Люциуса Малфоя с его пристрастием демонстрировать свое господство над Нарциссой. Когда ты в ее власти, когда она — редкое сокровище, которое хотят у тебя отнять, нет ничего лучше демонстрации того, что она из всех выбрала тебя. Поистине гордиться своей женщиной, окутав ее уверенностью в себе, любовью и заботой, как лучшими оберегами, — удовольствие богов.       Нежнейше-страстные стоны Дафны звучат со сцены самой эротичной мелодией, которую Блейз с взыгравшей дрянной ухмылкой под конец довершает финальным аккордом — звучным размашистым шлепком по ее плавно виляющим бедрам.       И пророкотавшими над ее ухом словами:       — Из тебя надо дома вытрахать с любовью всю боль, да, детка?       В ответ на гипнотический кивок Дафны Блейз сжимает ее ладонь с обручальным кольцом поверх своей. Его серебряная пряжка ремня в форме кобры давит на ее задницу, оставляя на нежной коже соответственный отпечаток, когда Блейз внушительно вжимает в нее свой затвердевший тяжелый член, стянутый под кожаными брюками. У Дафны подкашиваются колени и шире расходятся для него бедра. И его изогнувшиеся в коварном многообещающем оскале губы, скользнув по ее уху, отстраняются.       Блейз выпрямляется.       Возбуждённый, властный и отходяще злой. Утробно дыша, рьяно снимает с ладоней кожаные перчатки. Его удовлетворяет вид пылающих подрагивающих бедер Даф с меткой кобры на ее отшлепанной заднице. И он, выровняв дыхание за их успокаивающим поглаживанием, оправляет прозрачное платье, облегающее ее прекрасное тело, как розовая звёздная пыль.       Горячая итальянская кровь в концентрации с хладным английским этикетом немного подостывает в жилах Блейза. Дафна так порадовала его сегодня.       Его злость на недалекую ведомую общественность, на весь род Ноттов, на Донателлу, на Асторию, в конце концов на судьбу, сводящую Дафну с ума... притупляется.       Кто бы что ни говорил про нее с Теодором Ноттом, что бы ее с ним не связывало — ни в прошлом, ни в будущем, — Дафна выказывает свои всецелые любовь и преданность Блейзу Забини. Неважно, чьего ребенка ей придется выносить. Носит она его фамилию. На ней его метка кобры. Его кольцо. И все это знают и видят.       Его съедающее потайное беспокойство на тот счёт, что любовь к ее плоти и крови перевесит любовь к нему... подутихает.       Такие взаимные любовь и преданность, как у них, способны на многое.       Как у Малфоев, кто бы что не говорил у них за спиной, мечтая о крахе богемного союза: Люциус и Нарцисса под куполом оберегающей друг друга любовной защиты отражали шквал бед. Будучи и сломленными жуткими перспективами друг для друга. И заочно казненными невыполнимой задачей для Драко. И разделенными заточением Люциуса в тюрьму со страшным одиночным пребыванием Нарциссы в штаб-квартире Пожирателей Смерти, в каковой превращался Малфой-мэнор. И униженными в своем же доме. И безоружными в отчаянных поисках своего сына по школьному замку во время ключевых военных действий. И что только еще не пережившими. Но в конце концов вышедшими победителями.       Так и Блейз настроен с Дафной пережить всё. Назло всем. И ещё показать с ней свои «средние пальцы» злопыхателям.       Его зрелый взор устремляется в зал с налетом исконно мужского самодовольства. Ведь мастерски довел свою приглушённо стихающую ведьму до редкого в своем роде оргазма, даже пальцем в нее не проникнув.       По залу проносится всё нарастающий шквал громких оваций.       В свой дебютный БДСМ-вечер мафиозная чета срывает целый хор аплодисментов на славу впечатленной публики.